ой обруч. Фандорин тряхнул головой, похлопал глазами, даже постучал себя ладонью по темени, но ни тошноты, ни боли, ни головокружения не было. Более того, куда-то исчезла усталость, мышцы наполнились упругой, звенящей силой, хоть снова хватай шпагу, и еще неизвестно, чья теперь возьмет. Новообретенная, волшебная легкость во всех членах за день не ослабела, а, пожалуй, даже окрепла. И это было очень кстати - ночь обещалась быть бурной. Сердце блаженствовало, потому что в соседней комнате спала О-Юми. В конце концов, разве не это главное? Разум же блаженствовал, потому что у Эраста Петровича снова был план, и на этот раз настоящий, отлично продуманный и подготовленный, не то что давешнее ублюдочное творение больного мозга, которое едва не стоило ему жизни. Просто чудо, что он уцелел! Когда победительный Булкокс рухнул на своего поверженного противника, никто из зрителей не понял, что произошло, и уж менее всех изготовившийся к смерти Фандорин. Он спихнул тяжелую тушу англичанина и приподнялся, вытер лоб (по которому стекал холодный пот) рукой (по которой стекала горячая кровь). Достопочтенный лежал ничком, вывернув кисть, все еще сжимавшую эфес шпаги. К лежащим уже бежали врач и секунданты. - Ранены тяжело? - крикнул доктор Штайн, присаживаясь на корточки. Не дожидаясь ответа, наскоро ощупал вице-консула. На порезы махнул рукой ("Это подождет") и занялся Булкоксом. Пощупал пульс, приподнял веко, присвистнул: - Апоплексия. Разве можно столько скакать и метаться при этаком полнокровии! Мистер Цурумаки, ваша карета просторней. Отвезете его домой? Я с вами. - Конечно, отвезу, по-соседски, - засуетился Дон и взял достопочтенного под мышки, избегая смотреть на Фандорина. В консульство Эраста Петровича доставил майор Раскин, бледностью не уступавший вице-консулу. Был предупредителен и заботлив, принес извинения за грубость, явившуюся следствием недоразумения - очевидно, всерьез встревожился за сохранность своей "чугунной башки". Но титулярный советник о майоре и не думал. Молодого человека била дрожь - не от облегчения и не от расстройства нервов. Фандорин был подавлен явной предвзятостью Рока, который вновь, уже не в первый раз, спасал его, приходил на помощь в отчаянной, безнадежной ситуации. Это же надо - чтоб удар хватил Булкокса именно в тот момент, когда побежденному оставалось жить не долее секунды! Наверное, скептики найдут этому рациональное объяснение, скажут, что от мстительного предвкушения англичанину, и без того запыхавшемуся, вся кровь бросилась в голову, из-за чего в мозгу лопнул сосуд. Но сам-то Эраст Петрович знал: его снова сохранила счастливая звезда, она же Судьба. Но для какой такой цели? И долго ли это будет продолжаться? x x x У ложа окровавленного страдальца собралось все население консульства: и вконец пожелтевший от горя Всеволод Витальевич с Обаяси-сан, и кусающий губы Сирота, и всхлипывающая Софья Диогеновна, и даже служанка Нацуко, которая, впрочем, все больше пялилась на Масу. Картина была трогательная, даже душераздирающая, чему немало способствовала девица Благолепова, которая призывала немедленно, "пока не поздно", послать на фрегат "Посадник" за священником, но О-Юми произвела свои волшебные манипуляции, и мнимый умирающий чудодейственно ожил. Сел на кровати, потом встал и прошелся по комнате. Наконец, заявил, что он, черт подери, голоден. Тут выяснилось, что никто в консульстве еще не завтракал, - все знали о поединке, волновались за Эраста Петровича, так что кусок не лез в горло. Наскоро накрыли стол, прямо в доронинском кабинете - для конфиденциального, стратегического разговора. Немного поговорили о дуэли, а потом переключились на Дона Цурумаки. Очнувшийся рассудок титулярного советника жаждал реабилитации. План составился моментально, под ростбиф и глазунью. - Он уверен, что я лежу пластом и не скоро встану, стало быть, в гости меня не ждет. Это раз, - говорил Фандорин, орудуя вилкой. - Охраны у него на вилле никакой, он много раз говорил, что никого не боится. Это два. У меня сохранился ключ от ворот, это три. Вывод? Нынче ночью нанесу ему визит a l'angiez <по-английски (фр.)>, то есть без п-приглашения. - Цель? - прищурился Доронин. - У нас будет a little friendly chat <Маленький дружеский разговор (англ.)>. Думаю, нам с Доном найдется, о чем потолковать. Консул покачал головой: - Думаете его запугать? Вы уже имели возможность убедиться, что японский акунин смерти не страшится. Да ведь вы его и не убьете. Эраст Петрович вытер губы салфеткой, отпил красного вина, взял ломтик филиппинского ананаса. Давно, очень давно не ел он с таким аппетитом. - Что ж мне его пугать? Он не девица, а я не п-привидение. Нет, господа, все произойдет иначе. Сирота, могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Письмоводитель кивнул, не сводя глаз с вице-консула. - Отлично. Не тревожьтесь, ничего противозаконного совершать вам не придется. В дом проникнем я и Маса. Ваша задача - с вечера засесть на холме, что возвышается над поместьем. Это отличный пункт для наблюдения, который к тому же виден и отсюда. Как только в доме погаснут огни, вы подадите сигнал. У нас найдется цветной фонарь? - Да. Остались от Нового года. Есть зеленый, есть красный, есть синий. - Пускай синий. Мигнете трижды, несколько раз подряд. Маса будет ждать сигнала на крыльце. - Больше ничего? - расстроился Сирота. - Просто подать сигнал, когда в доме погаснут окна? - Больше ничего. Свет там гасят, когда уходят слуги. Дальнейшее я беру на себя. Всеволод Витальевич не выдержал: - Как вы любите таинственность! Ну хорошо, проникнете вы в дом, но что дальше? Эраст Петрович улыбнулся. - У Дона есть потайной сейф. Это раз. Я знаю, где он находится - в библиотеке, за книжными полками. Это два. А еще я знаю, где найти ключ к сейфу - на шее у Дона. Это три. Я не намерен пугать Цурумаки, я всего лишь одолжу у него к-ключ и посмотрю, что в сейфе, а Маса тем временем подержит гостеприимного хозяина на прицеле. - Вы знаете, что у него в сейфе? - спросил Доронин. - Нет, но догадываюсь. Цурумаки как-то говорил, что хранит там золотые слитки. Солгал, я уверен. Нет, там что-нибудь поценнее золота. Например, некая схема с змеевидными письменами. А возможно, найдутся документы еще более интересные... Внезапно консул повел себя странно: сдернул с носа свои синие очки, замигал от яркого света, рот зажил какой-то собственной жизнью - стал дергаться, кривиться, в тонкую губу впились зубы. - Если вы что-то важное и найдете, то не сможете прочесть, - сказал Всеволод Витальевич глухо. - Вы же не знаете японского. Да и от слуги проку будет немного. Знаете что... - Он запнулся, но не более чем на секунду, после чего продолжил уже вполне твердым голосом. - Знаете что, я пойду с вами. В интересах дела. Надоело быть зрителем. Мучительное и постыдное занятие. Эраст Петрович знал: проявить сейчас хоть малейшее удивление - значит, нанести консулу тяжкую обиду, поэтому ответил не сразу, а как бы обдумав предложение с точки зрения целесообразности: - В интересах дела будет лучше, если вы останетесь здесь. Если моя экскурсия закончится скверно, то что с меня взять - мальчишка, дуэлянт, авантюрист. Капитан-лейтенант на мне и так уже к-крест поставил. Другое дело вы - столп йокогамского общества, консул Российской империи. Брови Всеволода Витальевича выгнулись сердитыми пиявками, но здесь в разговор вмешался Сирота. - Я пойду, - быстро сказал он. - А то что же? Подам сигнал, а после так и буду на холме сидеть? Довольно глупо. - Если в историю попадут мой помощник и письмоводитель, я все равно пропал! - закипятился Доронин. - Так уж лучше я сам... Но Сирота проявил непочтительность - перебил начальство: - Я не в счет. Во-первых, я - наемный работник, из туземцев. - Он криво усмехнулся. - А во-вторых, я сейчас же напишу прошение об отставке и помечу его вчерашним числом. В этом письме будет сказано, что я не желаю более служить России, потому что разочаровался в ее политике по отношению к Японии, или что-нибудь подобное. Таким образом, если мы с господином Фандориным, как вы выразились, "попадем в историю", это будет преступный сговор мальчишки-авантюриста (прошу извинить, Эраст Петрович, но вы сами себя так назвали) и полоумного туземца, уже уволенного с русской службы. Не более того. Сказано было веско, со сдержанным благородством, и дискуссия на этом закончилась. Приступили к обсуждению деталей. x x x Вернувшись к себе, Эраст Петрович увидел, что О-Юми лежит в постели еле живая. В лице ни кровинки, глаза запали, ступни обмотаны тряпками. - Что с тобой? - закричал он в ужасе. - Ты заболела? Она слабо улыбнулась: - Нет. Просто я очень-очень устала. Но это ничего, это пройдет. - А что у тебя с ногами? - Стерла. Он опустился на колени, взял ее за руку, взмолился: - Скажи мне правду. Где ты была прошлой ночью? Куда уходила сегодня? Что с тобой происходит? Правду, ради Бога, правду! О-Юми ласково смотрела на него. - Хорошо. Я скажу тебе правду - всю, какую смогу. А ты обещай мне две вещи: что больше ни о чем не будешь спрашивать и что тоже расскажешь правду. - Обещаю. Но ты первая. Где ты была? - В горах. Трава масо растет только в одном месте, на южном склоне горы Тандзава, а это в пятнадцати ри отсюда. Мне пришлось наведаться туда два раза, потому что настой нужно заваривать дважды, и он должен быть совсем свежим. Вот и вся моя история. Теперь говори ты. Я вижу, ты что-то задумал, и мне тревожно. Плохое предчувствие. Пятнадцать ри - это без малого шестьдесят верст в один конец, сосчитал Фандорин. Немудрено, что она еле жива! - Проскакать тридцать ри за ночь! - воскликнул он. - Ты, должно быть, загнала лошадь до полусмерти! Его слова почему-то развеселили ее, О-Юми зашлась тихим смехом. - Все, больше никаких вопросов, ты обещал. Теперь рассказывай ты. И он рассказал: про поединок, про то, как у Булкокса от злости лопнула жила в мозгу, про Дона Цурумаки и про предстоящую операцию. Лицо О-Юми делалось все взволнованней, все печальней. - Какой ужас... - прошептала она, дослушав. - Ты о своем Алджи? - немедленно взревновал Фандорин. - Ну поезжай к нему, напои своим отваром! - Нет, я не о нем. Мне жаль Алджи, но с одним из вас должна была случиться беда, и лучше с ним, чем с тобой, - рассеянно ответила она. - Ужасно то, что ты задумал. Не нужно ночью никуда ходить! Это добром не кончится! Я вижу это по тени на твоем виске! - она протянула руку к его голове, а когда Эраст Петрович улыбнулся, с отчаяньем воскликнула. - Ты не веришь в нинсо! Они еще долго спорили, но Фандорин был непреклонен, и в конце концов обессиленная О-Юми уснула. Он вышел, боясь нечаянным движением или скрипом стула нарушить ее сон. Остаток дня прошел в приготовлениях. Из спальни не доносилось ни звука - О-Юми крепко спала. А поздно вечером, когда Маса уже сидел на крыльце, глядя в сторону темных холмов над Блаффом, Эраста Петровича ждало потрясение. В очередной раз проходя мимо спальни, он приложился ухом к двери. На сей раз ему послышался легкий шорох. Он осторожно приоткрыл створку. Нет, О-Юми все еще спала - с кровати доносилось ее тихое мерное дыхание. Ступая на цыпочках, он подошел к окну, чтобы прикрыть его - со двора тянуло прохладой. Посмотрел на серый силуэт противоположного дома и вдруг замер. Там, у дымохода, что-то шевельнулось. Кошка? Очень уж велика. Сердце заколотилось, как бешеное, но Фандорин не подал виду, что чем-то встревожен. Наоборот, лениво потянулся, закрыл окно на все задвижки, медленно отошел от окна. Выйдя в коридор, перешел на бег. Это крыша "Клуб-отеля", соображал Эраст Петрович, туда можно вскарабкаться сзади, по пожарной лестнице. Пригнувшись, перебежал вдоль ограды к соседнему зданию. Минуту спустя был уже наверху. Коленом оперся о мокрую от дождя черепицу, потянул из кобуры "герсталь". Где-то близко, на противоположном скате, зашуршали легкие шаги. Уже не таясь, Фандорин бросился вперед, думая только об одном - не поскользнуться бы. Достиг конька, выглянул - в самый раз, чтобы увидеть на кромке черную фигуру в облегающем черном костюме. Снова человек-невидимка! Титулярный советник вскинул руку, но выстрелить не успел: ниндзя спрыгнул вниз. Расставив ноги пошире, Эраст Петрович съехал вперед головой по черепице, ухватился за водосток, свесился. Где ниндзя? Разбился насмерть или шевелится? Но сколько он ни вглядывался, никого внизу не углядел. Невидимка испарился. x x x - Омаэ иканай. Хитори ику <Ты не идешь. Я иду один. (искаж. япон.)>, - сказал Фандорин слуге, вернувшись в консульство. - О-Юми-сан мамору, Бакару? <Защищать О-Юми. Понял? (искаж. япон.)> И Маса понял. Не отрывая глаз от холма, на котором рано или поздно должен был мигнуть синий огонек, кивнул. Повезло все-таки Эрасту Петровичу со слугой. Еще час, а может, и полтора, титулярный советник сидел у окна в форменной фуражке, курил сигары и, как уже было сказано, блаженствовал телом, сердцем и разумом. Следят? Пускай. Лозунг нынешней ночи - быстрота и натиск. На четвертой сигаре в комнату заглянул Маса. Пора! Оставив слуге нехитрую инструкцию, Фандорин вышел на крыльцо. Да, сигнал. Над Блаффом (а казалось, что на краю неба) несколько раз вспыхнула и погасла маленькая синяя звезда. На синем небе Попробуй-ка разгляди Синюю звезду. Вересковая трубка Подхватил заранее приготовленный велосипед, спустил с крыльца, бегом прокатил по дорожке. За воротами прыгнул в седло, приналег на педали. Попробуйте-ка, последите! Чтобы сбить с толку возможных соглядатаев, повернул не направо, в сторону Блаффа, а налево. Мчался на полной скорости, то и дело поглядывая в зеркальце. Но сзади, на освещенной набережной, не мелькнуло ни одной черной тени. Может быть, немудрящая хитрость и удалась. Как известно, простые уловки - они самые верные. Уловка и в самом деле была из разряда детских. У окошка вместо вице-консула теперь сидел Маса - в фуражке, с сигарой в зубах. Если повезет, подмену заметят нескоро. Для верности, не сбавляя темпа, Эраст Петрович сделал большой круг по Сеттльменту и въехал в Блафф с другой стороны, через реку Оокагава. Каучуковые шины с чудесным шелестом скользили по лужам, из-под колес разлетались брызги, жизнерадостно посверкивая в свете фонарей. Фандорин чувствовал себя ястребом, летящим над ночными улицами. Он видит цель, она близка, и ничто не способно помешать этой стремительной атаке. Держись, акунин! Сирота поджидал в условленном месте, на углу переулка. - Я смотрел в бинокль, - доложил письмоводитель. - Свет погас тридцать пять минут назад - везде кроме одного окна на втором этаже. Слуги ушли в дом, что находится в глубине сада. Пятнадцать минут назад последнее окно тоже погасло. Тогда я спустился с холма. - На террасу смотрели? Я говорил, он любит разглядывать з-звезды. - Какие сегодня звезды? Дождь идет. Фандорину понравилось, как держится письмоводитель. Спокойно, деловито, безо всякой ажитации. Очень возможно, что истинное призвание Кандзи Сироты - не протирать локти о канцелярское сукно, а заниматься ремеслом, требующим хладнокровия и любви к риску. Только бы не скис, когда дойдет до настоящего дела. - Ну, милости прошу к столу. Кушать подано, - весело сказал титулярный советник, жестом показывая на ворота. - После вас, - ответил в тон Сирота. Он определенно держался молодцом. Замок и петли были хорошо смазаны, во двор удалось проникнуть без скрипа. Исключительно повезло с погодой: пасмурно, темно, все звуки приглушает шум дождя. - План помните? - шепнул Фандорин, поднимаясь по ступеням. - Сейчас входим в дом. Вы ждете внизу. Я поднимусь на... - Я все помню, - так же тихо ответил замечательный письмоводитель. - Не тратьте зря времени. Дверь в доме не запиралась, что составляло особый предмет гордости хозяина и было сейчас очень кстати. Фандорин бесшумно взбежал по ковровым ступенькам на второй этаж. Спальня располагалась в конце коридора, рядом с выходом на террасу. "А славно будет, если проснется", подумалось вдруг Эрасту Петровичу, когда он левой рукой тянул дверную скобу (в правой был зажат револьвер). Тогда можно будет с полным основанием, а не из одной лишь недостойной мстительности стукнуть мерзавца рукояткой по лбу. Подкравшись к кровати, Фандорин даже нарочно вздохнул, но Дон Цурумаки не пробудился. Он сладко почивал на мягкой перине. На голове вместо фески белел ночной колпак с бюргерской кисточкой. Шелковое одеяло мирно поднималось и опускалось на широкой груди миллионщика. Сочные губы были приоткрыты. Из-под ворота сорочки поблескивала золотая цепь. "Сейчас точно проснется", подумал Эраст Петрович, примериваясь кусачками, и уж занес руку с револьвером. Сердце выстукивало оглушительно-победительную барабанную дробь. Щелкнул перерезанный металл, цепочка скользнула по шее спящего. Он блаженно замычал и перевернулся на бок, В ладони у Фандорина лежала колючая золотая роза. "Крепче всего спят не те, у кого чистая совесть, а те, у кого ее отродясь не бывало", философски сказал себе вице-консул. Спустившись вниз, махнул Сироте рукой в сторону кабинета-библиотеки, где некогда застиг на месте преступления князя Онокодзи, упокой японский Бог его грешную душу. Пошарил лучом фонарика по задвинутым шторам, по высоким шкафам с глухими дверцами, по книжным полкам. Вот она, та самая. - Посветите-ка. Передал фонарик письмоводителю. Минуты две ощупывал корешки книг, деревянные стойки. Наконец, когда нажал на увесистый том "Священного Писания" (третий слева на предпоследней полке), что-то щелкнуло. Потянул стеллаж на себя, и тот открылся наподобие двери. За ним, в стене, поблескивала стальная дверца. - На скважину, на скважину, - нетерпеливо показал Эраст Петрович. Шипастая розочка поерзала-поерзала и вошла в отверстие, как рука в перчатку. Прежде чем повернуть ключ, титулярный советник тщательно осмотрел стену, пол, плинтус на предмет электрических сигнализационных проводов - и точно, под обоями нашупалась толстая, твердая нитка. Второй раз попадать в один и тот же капкан было по меньшей мере неприлично. Опять пошли в ход кусачки. Чик - и сигнализация была разъединена. - Сезам, откройся, - прошептал Эраст Петрович, чтобы подбодрить Сироту. Луч фонаря что-то начинал подрагивать - похоже, нервы канцеляриста уже не справлялись с напряжением. - Что? - удивился японец. - Что вы сказали? Кажется, арабских сказок он не читал. Раздался тихий звон, дверца распахнулась - и Фандорин сначала зажмурился, а потом вполголоса выругался. В железном ящике, ослепительно посверкивая в электрическом свете, лежали слитки золота. Их было много, они напоминали кирпичную кладку. Разочарованию Эраста Петровича не было предела. Дон не солгал. Он действительно хранит в сейфе золото. Как глупо, как по-нуворишески! Неужто операция была затеяна впустую? Еще не веря в столь сокрушительный провал, он вынул один слиток, заглянул в щель, но в следующем ряду тоже поблескивал желтый металл. - На месте преступления, - раздался сзади громкий, насмешливый голос. Титулярный советник резко обернулся. Увидел в дверном проеме плотный, приземистый силуэт, а в следующее мгновение люстра под потолком вспыхнула, и силуэт обрел цвет, форму, фактуру. Это был хозяин дома, все в том же дурацком колпаке, в халате поверх ночной сорочки, но из-под халата виднелись брюки совсем не пижамного фасона. - Господин дипломат любит золото? - улыбнулся Цурумаки, кивнув на слиток в руке Фандорина. Лицо миллионщика вовсе не было сонным. И еще одна примечательная деталь: на ногах у него были не домашние туфли, а ботинки, зашнурованные аккуратнейшим образом. Ловушка, похолодев, понял Эраст Петрович. Лежал в кровати одетый и даже обутый. Ждал, знал! Дон хлопнул в ладоши, и отовсюду - из-за штор, из дверей, даже из стенных шкафов повылезали люди, одинаково одетые в черные куртки и черные хлопковые штаны. Слуги! А Сирота говорил, что они все ушли! Слуг было не меньше дюжины. Одного, жилистого, кривоногого, с по-обезьяньи длинными руками, Фандорину случалось видеть раньше - кажется, он служил кем-то вроде дворецкого или мажордома. - Какой позор для Российской империи, - поцокал языком Цурумаки. - Вице-консул ворует золото из чужих сейфов. Камата, дзю-о торэ. Фраза, сказанная по-японски, была обращена к длиннорукому. Дзю - это "оружие", торэ - значит "возьми", Камата - имя. Титулярный советник вышел из оцепенения. Вскинул руку, направил "герсталь" в лоб хозяину. Камата немедленно застыл на месте, остальные "черные куртки" тоже. - Мне терять нечего, - предупредил Эраст Петрович. - Прикажите своим людям выйти. Немедленно, иначе... Дон уже не улыбался, смотрел на титулярного советника с любопытством, будто пытался угадать - блефует или вправду может выстрелить? - Выстрелю, можете не сомневаться, - уверил его Фандорин. - Лучше смерть, чем позор. А если уж все одно умирать, то с вами веселей. Вы такой интересный экземпляр. Сирота, встаньте слева, вы загораживаете господина Цурумаки. Письмоводитель повиновался, но, видно, от волнения, встал не слева, а справа. - Вам отлично известно, что я пришел сюда не за золотом. - Дон шевельнулся, и Эраст Петрович предостерегающе щелкнул предохранителем. - Стоять смирно! А этих всех - вон! Но тут случилось непонятное. Даже невероятное. Верный соратник титулярного советника, письмоводитель Сирота с гортанным криком повис на руке у Фандорина. Грянул выстрел, пуля отсекла длинную щепку от дубового паркета. - Вы что?! - крикнул Эраст Петрович, пытаясь стряхнуть свихнувшегося японца, но к вице-консулу в два длинных прыжка уже подлетел Камата, завернул руку за спину, а следом кинулись остальные. Секунду спустя обезоруженный и беспомощный Фандорин стоял, распластанный у стены: его держали за руки, за ноги, за шею. Но Эраст Петрович не смотрел на черных слуг - только на предателя. Тот подобрал с пола револьвер, с поклоном передал Дону. - Иуда! - прохрипел титулярный советник. - Трус! Подлец! Сирота спросил хозяина о чем-то по-японски - кажется, попросил разрешения ответить. Цурумаки кивнул. Тогда изменник повернул к Фандорину бледное, похожее на окоченевшую маску лицо. Но голос был твердый, без дрожи: - Я не трус, не подлец и тем более не предатель Иуда. Совсем наоборот, я верен своей стране. Раньше я думал, что можно служить двум странам, не теряя чести. Но господин капитан Бухарцев открыл мне глаза. Теперь я знаю, как Россия относится к Японии и чего нам ждать от русских. Фандорин не выдержал - отвел глаза. Вспомнил, как Бухарцев разглагольствовал о "желтой опасности", и даже не считал нужным понизить голос, а ведь в коридоре стоял Сирота... - Это политика, - перебил Эраст Петрович. - Она может меняться. Но предавать тех, кто тебе доверяет, нельзя! Вы - сотрудник российского консульства! - Уже нет. Как вам известно, я подал прошение об отставке и даже написал, почему именно не желаю больше служить России. И это тоже была правда! - Неужто почетнее служить этому убийце? - кивнул Фандорин на Дона, используя последний свой аргумент. - Господин Цурумаки - искренний человек. Он действует на благо моей Родины. И еще он сильный человек. Если верховная власть и закон вредят интересам отчизны, он меняет власть и исправляет законы. Я решил, что буду помогать ему. Я не сидел ни на каком холме, я пошел прямо к господину Цурумаки и рассказал ему о вашем плане. Вы могли причинить ущерб Японии, и я вас остановил. Чем дальше говорил Сирота, тем уверенней становился его голос, тем ярче блестели глаза. Тишайший письмоводитель обвел многоумного Фандорина вокруг пальца и, кажется, еще смел этим гордиться. Эраста Петровича, разгромленного по всем статьям, включая даже и нравственную, охватило злое желание хоть чем-то испортить триумф поборника "искренности". - Я думал, что вы любите Софью Диогеновну. А вы и ее предали. Больше вам ее не увидеть. Сказал - и тут же раскаялся. Это, пожалуй, было недостойно. Но Сирота не смутился. - Совсем напротив. Сегодня я сделал Соне предложение, и оно принято. Я предупредил, что, если она за меня выйдет, ей придется стать японкой. Она ответила: "С тобой хоть папуаской". - Лицо новоприобретенного врага Российской империи расплылось в счастливой улыбке. - Мне горько, что мы с вами так расстаемся. Я глубоко уважаю вас. Но ничего плохого с вами не случится, господин Цурумаки обещал мне это. В сейф нарочно положили золото вместо документов, представляющих государственную тайну. Благодаря этому, вам не будет предъявлено обвинение в шпионаже. А подавать в суд за попытку грабежа господин Цурумаки на вас не станет. Вы останетесь живы, не попадете в тюрьму. Вас просто вышлют из Японии. Здесь вас оставлять нельзя, вы слишком активный человек, и к тому же озлоблены из-за ваших погибших друзей. Он обернулся к Дону и поклонился в знак того, что разговор на русском окончен. Цурумаки прибавил по-английски: - Сирота-сан - настоящий японец. Человек чести, который знает, что долг перед Родиной превыше всего. Идите, друг мой. Вам незачем тут находиться, когда придет полиция. Низко поклонившись своему новому господину и слегка кивнув Фандорину, Сирота вышел. Титулярного советника держали все так же крепко, и означать это могло только одно. - Полиция, конечно, явится слишком п-поздно, - сказал Эраст Петрович хозяину. - Вор погибнет при попытке убежать или оказать сопротивление. Для того вы и услали прекраснодушного Сироту. Я такой активный человек, что меня не просто нельзя оставить в Японии. Меня нельзя оставить в живых, верно? Улыбка, с которой Цурумаки выслушал эти слова, была полна веселого удивления, словно миллионер не ожидал услышать от пленника столь тонкое и остроумное замечание. Повертев в руке "герсталь", Дон спросил: - Самовзводящийся? И без курка? - Без. Просто жмите на спусковой крючок, и вылетят подряд все семь пуль. То есть шесть, один заряд уже потрачен, - ответил Фандорин, внутренне гордясь собственным хладнокровием. Цурумаки взвесил револьверчик на руке, и титулярный советник приготовился: сейчас будет очень больно, потом боль станет тупее, потом совсем пройдет... Но "герсталь" полетел на пол. Эраст Петрович удивился лишь в первое мгновение. Потом он заметил, что карман халата у Дона оттопыривается. Ну разумеется: было бы странно, если бы грабителя застрелили из его же собственного револьвера. Словно в подтверждение догадки рука хозяина опустилась в тот самый карман. Дело явно шло к развязке. Вдруг Камата, не сводивший глаз с титулярного советника, встрепенулся, повернул свою костистую, в грубых морщинах физиономию к двери. Откуда-то извне доносились крики, грохот. Прибыла полиция? Но отчего шум? В комнату вбежал еще один чернокурточник. Поклонился господину и Камате, что-то залопотал. - Цурэтэ кои <Приведите (япон.)>, - приказал Цурумаки, не вынимая руки из кармана. Слуга выбежал, и полминуты спустя в библиотеку ввели под руки растерзанного Масу. Увидев Фандорина, тот закричал что-то отчаянным голосом. Можно было понять лишь одно слово: "О-Юми-сан". - Что он говорит? Что он говорит? - дернулся в руках своих стражников вице-консул. Судя по лицу хозяина, известие ошеломило его. Он что-то спросил у Масы, получил ответ и вдруг сделался очень сосредоточен. На повторные вопросы Фандорина не обращал внимания, лишь яростно тер черную бороду. Маса же все пытался поклониться Эрасту Петровичу (что было непросто исполнить с завернутыми за спину руками) и повторял: - Моосивакэаримасэн! Моосивакэаримасэн! - Да что он все бормочет? - в бессильной ярости вскричал титулярный советник. - Что это значит? - Это значит: "Мне нет прощения!" - вдруг взглянул на него Цурумаки. - Ваш слуга рассказывает очень интересные вещи. Говорит, что сидел у окна и курил сигару. Что ему стало душно, и он приоткрыл створку. Что раздался свист, его что-то кольнуло в шею, и больше он ничего не помнит. Очнулся на полу. Из шеи у него торчал какой-то шип. Бросился в соседнюю комнату и увидел, что О-Юми-сан исчезла. Кровать была пуста. Эраст Петрович застонал, хозяин же спросил Масу еще о чем-то. Получив ответ, дернул подбородком, и фандоринского вассала немедленно выпустили. Он полез за пазуху и достал оттуда что-то вроде деревянной иголки. - Что это? - спросил Фандорин. Дон мрачно разглядывал шип. - Фукибари. Эту дрянь смазывают ядом или каким-нибудь другим зельем - например, временно парализующим или усыпляющим - и выстреливают из духовой трубки. Любимое оружие ниндзя. Увы, Фандорин-сан, вашу подругу похитили "крадущиеся". Именно в эту минуту Эрасту Петровичу, совсем уже было приготовившемуся к смерти, ужасно не захотелось умирать. Казалось бы, что ему за дело до всего на свете? Если жизни осталось на несколько секунд, имеют ли какое-нибудь значение неразгаданные головоломки и даже похищение любимой женщины? Но жить хотелось так, что, когда рука Дона зашевелилась в зловещем кармане, Фандорин крепко стиснул зубы - чтоб не взмолиться об отсрочке. Отсрочки все равно не дадут, да если б и дали, убийцу просить ни о чем нельзя. Вице-консул заставил себя смотреть на руку, что медленно тянула из кармана черный, поблескивающий предмет и, наконец, вытянула. Это была вересковая курительная трубка. Когда прочитал, Как пo-латыни "вереск", Стал курить трубку. Сцепление двух рук - Мне нравится ваш Сирота, - задумчиво сказал Дон, чиркнув спичкой и выпустив облачко дыма. - Настоящий японец. Цельный, умный, надежный. Мне давно хотелось иметь такого помощника. Все эти <он обвел трубкой свое черное воинство> хороши для драки и прочих простых дел, не требующих дальновидности. Сирота из другой, куда более ценной породы. К тому же он отлично изучил иностранцев, особенно русских. Это для моих планов очень важно. Чего Фандорин ожидал менее всего - так это внезапного панегирика в адрес бывшего консульского письмоводителя, и потому слушал настороженно, не понимая, к чему клонит Цурумаки. А тот попыхтел трубкой и в той же неторопливой манере, словно рассуждая вслух, продолжил: - Сирота дал вам очень точное определение: храбр, непредсказуем и очень везуч. Это крайне опасное сочетание, потому и понадобился весь этот театр. - Он кивнул в сторону сейфа, откуда струилось волшебное сияние. - Но теперь все меняется. Вы мне нужны. И нужны здесь, в Японии. Никакой полиции не будет. Дон отдал по-японски какое-то приказание, и Эраста Петровича никто больше не держал. Чернокурточные выпустили его, поклонились хозяину и один за другим вышли из комнаты. - Потолкуем? - жестом показал Цурумаки на два кресла у окна. - Скажите вашему человеку, чтоб не тревожился. Ничего плохого с вами не случится. Фандорин махнул Масе - мол, все в порядке, и тот, с подозрением покосившись на хозяина, неохотно вышел. - Я вам нужен? Зачем? - спросил Фандорин, не торопясь садиться. - Затем, что вы храбры, непредсказуемы и очень везучи. Но еще больше я нужен вам. Вы ведь хотите спасти свою женщину? Так сядьте и слушайте. Вот теперь вице-консул сел, второй раз приглашать не пришлось. - Как это сделать? - быстро проговорил он. - Что вам известно? Дон почесал бороду, вздохнул. - Рассказ будет долгим. Я не собирался перед вами оправдываться, опровергать всю ту чушь, которую вы про меня навоображали. Но раз нам предстоит общее дело, придется. Попытаемся восстановить прежнюю Дружбу. - Это будет непросто, - не удержался Фандорин. - Знаю. Но вы умный человек и поймете, что я говорю правду... Для начала давайте внесем ясность в историю с Окубо, ибо началось все именно с нее. - Цурумаки смотрел собеседнику в глаза спокойно и серьезно, будто решив снять свою всегдашнюю маску веселого бонвивана. - Да, министра устранил я, но это наши внутрияпонские дела, до которых вам не должно быть никакого дела. Я не знаю, Фандорин, как воспринимаете жизнь вы, а для меня она - вечная схватка Порядка и Хаоса. Порядок норовит разложить все по полочкам, прибить гвоздиками, обезопасить и выхолостить. Хаос разрушает всю эту аккуратную симметрию, переворачивает общество вверх дном, не признает никаких законов и правил. В этой извечной борьбе я на стороне Хаоса, потому что Хаос - это и есть Жизнь, а Порядок - это Смерть. Я отлично знаю, что, как все живущие, обречен: рано или поздно Порядок возьмет надо мной верх, я перестану барахтаться, превращусь в кусок неподвижной материи. Но пока я жив, я хочу жить во всю силу, чтоб вокруг меня дрожала земля и рушилась симметрия. Прошу прощения за философию, но я хочу, чтобы вы правильно понимали, как я устроен и чего добиваюсь. Окубо был само олицетворение Порядка. Одна голая арифметика и бухгалтерский расчет. Если бы я не остановил его, он превратил бы Японию во второсортную псевдоевропейскую страну, обреченную вечно плестись в хвосте у великих держав. Арифметика - наука мертвая, потому что она берет в учет лишь вещи материальные. Но главная сила моей Родины в ее духе, который не поддается исчислению. Он нематериален, он всецело принадлежит Хаосу. Диктатура и абсолютная монархия симметричны и мертвы. Парламентаризм анархичен и полон жизни. Падение Окубо - это маленькая победа Хаоса, победа Жизни над Смертью. Вы понимаете, что я хочу сказать? - Нет, - ответил напряженно слушавший Фандорин. - Но продолжайте. Только, пожалуйста, п-перейдите от философии к фактам. - Что ж, к фактам так к фактам. Думаю, мне можно не вдаваться в подробности операции - вы неплохо в них разобрались. Я воспользовался помощью сацумских фанатиков и некоторых высокопоставленных чиновников, которые смотрят на будущее Японии так же, как я. Жаль Сугу. Яркий был человек, далеко бы пошел. Но я на вас не в претензии - взамен вы дали мне Сироту. Для русских он был мелким туземным клерком, я же из этого семечка выращу замечательный подсолнух, вот увидите. И, может быть, вы с ним еще помиритесь. Трое таких друзей, как вы, я и он - это большая сила. - Трое друзей? - повторил Эраст Петрович, сжимая пальцами подлокотники. - У меня было трое друзей. Вы всех их убили. Физиономия Дона расстроенно вытянулась. - Да, это получилось очень неудачно... Я не приказывал их убивать, лишь забрать то, что не должно было попасть в чужие руки. Я, конечно, виноват. Но лишь в том, что не запретил их убивать, а "крадущимся" чем меньше возни, тем лучше. Вот вас трогать я запретил, потому что вы мой друг. Поэтому князька умертвили, а вас нет. Титулярный советник вздрогнул. Это было похоже на правду! Цурумаки не желал его смерти? Но если так, то вся выстроенная схема летит к черту! Эраст Петрович наморщил лоб и тут же восстановил логическую цепочку: - Ну да. Избавиться от меня вы решили позднее, когда я рассказал вам о предсмертных словах Онокодзи. - Да ничего подобного! - обиженно воскликнул Цурумаки. - Я все устроил самым лучшим образом. Взял с Булкокса слово, и он обещание выполнил, потому что он джентльмен. Потешил свое самолюбие, покрасовался, поунижал вас перед публикой, но не изувечил и не убил. - Неужели... неужели припадок был инсценировкой? - А вы думали его что, гром небесный поразил? Булкокс - человек честолюбивый. Зачем ему скандал с убийством? А так и честь спас, и карьере не повредил. Схема все-таки рухнула. Никто не собирался убивать Эраста Петровича, да и счастливая звезда, оказывается, ни при чем! Новость произвела на титулярного советника изрядное впечатление, и все же сбить себя с толку он не дал. - А откуда вы узнали, что у меня и моих друзей имеются опасные для вас улики? - Тамба сообщил. - К-кто? - Тамба, - как ни в чем не бывало пояснил Цурумаки. - Глава клана Момоти. Фандорин окончательно перестал что-либо понимать. - Вы говорите о ниндзя? Но постойте, ведь, насколько я помню, Момоти Тамба жил триста лет назад! - Нынешний - его потомок. Тамба Одиннадцатый. Только не спрашивайте, откуда он узнал про вашу затею - понятия не имею, Тамба никогда не раскрывает своих секретов. - Как выглядит этот человек? - не в силах сдержать нервную дрожь, спросил Эраст Петрович. - Трудно описать, он меняет облик. Вообще-то Тамба - коротышка, меньше пяти футов, но умеет прибавлять себе рост, у них есть для этого какие-то хитрые приспособления. Старый, щуплый... Ну что еще? Ах да, глаза. У него совершенно особенные глаза, их не спрячешь: смотрит, будто насквозь прожигает. Лучше в них не глядеть - заколдует. - Он! Это он! - вскричал Фандорин. - Я так и знал! Рассказывайте дальше! Вы давно имеете дело с ниндзя? Дон помолчал, озадаченно всматриваясь в собеседника. - Не очень. Связал меня с ним один старый самурай, ныне покойный. Он служил князьям Онокодзи... Клан Момоти - очень ценный союзник, они способны совершать настоящие чудеса. Но иметь с ними дело опасно. Никогда не знаешь, что у них на уме и чего от них ждать. Тамба - единственный человек на свете, которого я боюсь. Видели, сколько в доме охраны? А раньше, сами помните, я преспокойно ночевал здесь один. - Что между вами произошло? Не хватило денег расплатиться? - недоверчиво усмехнулся Фандорин, оглянувшись на сейф, набитый слитками. - Смешно, - мрачно признал Цурумаки. - Нет, я всегда платил аккуратно. Я не понимаю, что произошло, и это меня тревожит больше всего. Тамба повел какую-то собственную игру, с неясными мне целями. И эта игра странным образом связана с вами. - Что? В каком смысле? - Да не знаю я, в каком смысле! - раздраженно крикнул Дон. - Им что-то от вас нужно! Иначе зачем бы они стали похищать вашу любовницу? Вот почему я не передаю вас полиции. Вы - ключ к этой интриге. Как вас повернуть, чтоб шкатулка открылась, я пока не знаю. Да и вы тоже не знаете. Так? Выражение лица титулярного советника было красноречивей любого ответа, и сторонник Хаоса кивнул: - Вижу, что так. Вот вам моя рука, Фандорин. Ведь у вас, европейцев, принято скреплять договор рукопожатием? Короткопалая лапа миллионщика повисла в воздухе. - Что за д-договор? - Союзный. Мы с вами против Тамбы. Ниндзя украли О-Юми и убили ваших друзей. Они убили - не я. Мы нанесем по ним упреждающий удар. Лучшая оборона - нападение. Ну же, давайте руку! Мы должны доверять друг другу! Но вице-консул так и не сделал встречного движения. - Какое может быть доверие, если вы вооружены, а я нет? - О Господи! Да возьмите вашу игрушку, она мне не нужна. Лишь подобрав с пола свой "герсталь", Эраст Петрович окончательно поверил, что все это не изощренная уловка с целью что-то у него выпытать. - Что за упреждающий удар? - осторожно спросил он. - Тамба думает, что я не знаю, где его искать. Но он ошибается. Мои люди, конечно, не синоби, но тоже кое-что умеют. Мне удалось выяснить, где логово клана Момоти. Фандорин рванулся из кресла: - Так что ж мы теряем время? Скорее туда! - Не так это просто. Логово спрятано в горах. Мои лазутчики знают, где именно, но проникнуть туда трудно... - Далеко от Йокогамы? - Не очень. На границе провинций Сагами и Каи, близ горы Ояма. Отсюда два дневных