, и ни одного лишнего. Я уверена, что бодхисатвы говорят между собой одними хокку. - Прочти, - попросил заинтригованный Эраст Петрович. - Пожалуйста, прочти. Она полуприкрыла глаза и нараспев продекламировала: Мой ловец стрекоз, О, как же далеко ты Нынче забежал... - Красиво, - признал Фандорин. - Только я ничего не понял. Какой ловец стрекоз? Куда он забежал? И зачем? Мидори открыла глаза, мечтательно повторила: - Доко мадэ итта яра... Как прекрасно! Чтобы до конца понять хокку, нужно обладать особенным чутьем или сокровенным знанием. Если бы ты знал, что великая поэтесса Тие написала это стихотворение на смерть своего маленького сына, ты не смотрел бы на меня с такой снисходительностью, верно? Он замолчал, потрясенный глубиной силы и чувства, внезапно открывшейся в трех простых, будничных строках. - Хокку подобно телесной оболочке, в которой заключена невидимая, неуловимая душа. Тайна спрятана в тесном пространстве между пятью слогами первой строки (она называется ками-но-ку) и семью слогами второй строки (она называется нака-но-ку), а потом меж семью слогами нака-но-ку и пятью слогами последней, третьей строки (она называется симо-но-ку). Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял? - Лицо Мидори осветилось лукавой улыбкой. - Сейчас попробую. Хорошее хокку похоже на силуэт прекрасной женщины или на искусно обнаженную часть ее тела. Контур, деталь волнуют куда больше, чем целое. - А я предпочитаю целое, - заявил Фандорин, положив руку ей на колено. - Это потому что ты мальчишка и дикарь. - Веер больно шлепнул его по пальцам. - Человеку утонченному достаточно увидеть краешек Красоты, и его воображение вмиг дорисует остальное, да еще многократно улучшит его. - Между прочим, это из Пушкина, - проворчал титулярный советник, дуя на ушибленные пальцы. - А твое любимое стихотворение, хоть и красивое, но очень уж грустное. - Настоящая красота всегда грустная. Эраст Петрович удивился: - Неужели? - Есть две красоты: красота радости и красота печали. Вы, люди Запада, предпочитаете первую, мы - вторую. Потому что красота радости недолговечна, как полет бабочки. А красота печального прочнее камня. Кто помнит о миллионах счастливых влюбленных, что мирно прожили свою жизнь, состарились и умерли? А о трагической любви сочиняют пьесы, которые живут столетия. Давай выпьем, а потом будем разговаривать о Красоте. Но поговорить о Красоте им было не суждено. Эраст Петрович поднял чарку и сказал: "Я пью за красоту радости". "А я японка и пью за красоту печали", - ответила Мидори и выпила, он же не успел. Ночь разорвал бешеный крик: "ЦУМЭ-Э-Э!!!". Откликом ему был рев, исторгнутый множеством глоток. Рука Фандорина дрогнула, сакэ пролилось на татами. Дрогнула рука, Вино пролилось на стол. Злая примета. Большой костер Редко, но бывает, что встретится женщина, которая сильнее тебя. Тут так: не пыжиться, не выпячивать грудь, а наоборот - прикинуться слабым, беззащитным. Сильные женщины от этого тают. Сами все сделают, только не мешай. В деревне проклятых синоби имелся всего один предмет, представляющий интерес для ценителя женственности, - семнадцатилетняя Эцуко. Конечно, не красавица, но, как говорится, на болоте и жаба принцесса. Прочее женское население Какусимуры <Спрятанная деревня (яп.)> (название для деревни Маса изобрел сам, потому что синоби ее никак не называли) состояло из старой ведьмы Нэко-тян (тоже еще кошечка! <нэко-тян по-японски значит "кошечка">), беременной жены рябого Гохэя, одноглазой Саэ и пятидесятилетней Тампопо. Две сопливые девчонки, девяти и одиннадцати лет, не в счет. Первый день Маса к намеченной добыче не приближался - поглядывал издалека, составлял план действий. Девушка была славная, вызывающая интерес. Работящая, ловкая, певунья. Ну и вообще любопытно - как оно там у итиноку, женщин-ниндзя, все устроено. Если она может в прыжке три раза перевернуться или взбежать по стене на крышу (он сам видел), то какие же фокусы выделывает в минуты страсти! Будет что вспомнить, о чем людям рассказать. Сначала, конечно, следовало выяснить, не принадлежит ли она кому-нибудь из мужчин. Не хватало еще навлечь на себя гнев одного из этих дьяволов. Маса посидел часок на кухне у Кошечки, похвалил ее рисовые колобки и все что надо разузнал. Жених имеется, звать его Рюдзо, очень хороший мальчик, но уже год как учится за границей. Вот и пускай учится. Теперь можно было браться за дело. Пару дней Маса потратил на то, чтобы подружиться с предметом. Никаких томных взглядов, никаких намеков - Будда сохрани. Ей без жениха скучно, он тоже тоскует вдали от дома, среди чужих людей, а возраст у них примерно один и тот же, так неужто не найдется тем для разговоров? Понарассказал про йокогамские чудеса (благо Эцуко в гайдзинском городе еще не бывала). Приврал, конечно, но это чтоб интересней было. Потихоньку вывернул на диковинные постельные обыкновения гайдзинов. У девушки глазки заблестели, ротик приоткрылся. Ага! Хоть она и синоби, а кровь-то живая. Здесь он окончательно уверился в успехе и перешел к предпоследней стадии - начал выспрашивать, правда ли, что женщины-итиноку вправе свободно распоряжаться своим телом и что самого понятия измены мужу или жениху у них не существует? - Разве может изменить какая-то ямка в теле? Изменить может только душа, а душа у нас верная, - гордо ответила Эцуко, умница. Ее душа Масе была совершенно ни к чему, вполне хватило бы и ямки. Он немножко поканючил, что никогда еще не обнимал девушку - очень уж застенчив и неуверен в себе. - В полночь приходи к расщелине, - шепнула Эцуко. - Я тебя, так и быть, обниму. - Это будет милосердный поступок, - кротко молвил он и заморгал часто-часто - от растроганности. Место для свидания было выбрано отменное, надо отдать девушке должное. Ночью тут ни души, до ближайшего дома добрые сто шагов. Дозорных в Какусимуре не выставляли - зачем? На той стороне расщелины под землей "поющие доски": если кто наступит, начинает ухать филин, далеко слышно. В тот-то раз, когда с господином лезли по веревке, и знать не знали, что деревня готова к встрече гостей. С Эцуко произошло все быстро, даже слишком. Изображать неопытного мальчика, чтоб посильней ее распалить, не понадобилось. Так налетела из кустов - прямо с ног сшибла, и минуту спустя уже охала, сопела и вскрикивала, подпрыгивая на Масе, как кошка, дерущая когтями собаку. Ничего такого особенного в итиноку не оказалось - девчонка как девчонка. Только ляжки каменные - сдавила так, что на бедрах, похоже, останутся синяки. А выдумки никакой. Нацуко, и та будет поинтересней. Эцуко счастливым голосом лепетала что-то, гладила Масу по ежику волос, ластилась, а он не мог скрыть разочарования. - Тебе не понравилось? - упавшим голосом спросила она. - Я знаю, я не училась... Дзенин сказал: "Тебе не нужно". Зато знаешь, как здорово я карабкаюсь по деревьям? Как настоящая обезьяна, Показать? - Ну покажи, - вяло разрешил Маса. Эцуко вскочила, подбежала к мертвой сосне и, с невообразимой скоростью перебирая руками и ногами, полезла по обугленному стволу. Масе в голову пришла поэтическая мысль: живое белое на мертвом черном. Он даже подумал, не сочинить ли хокку про голую девушку на сгоревшей сосне. Уже и первые две строчки сложились - пять слогов и семь: Черная сосна. Трепещущей бабочкой... Что дальше-то? "Девушка на ней"? Слишком в лоб. "Взлетела вверх любовь"? Это шесть слогов, а нужно пять. В поисках вдохновения он перекатился поближе к сосне - вставать было лень. Вдруг сверху донесся странный, чмокающий звук. С тихим стоном Эцуко сорвалась с дерева, упала наземь в двух шагах от Масы. Окоченев от ужаса, он увидел, что на белой спине, из-под левой лопатки торчит толстая оперенная стрела. Хотел кинуться к ней, посмотреть, жива ли. Эцуко была жива. Не переворачиваясь и не поднимая головы, она пнула Масу ногой, так что он кубарем отлетел в сторону. - Беги... - донесся сдавленный шепот. Но Маса не побежал - ноги дрожали так, что вряд ли сумели бы удержать тяжесть тела. Ночь наполнилась шорохами. На темном краю расщелины возникли пятна - одно, второе, третье. С того места, где у синоби находился потайной подъемник, на кромку обрыва полезли черные люди. Их было много, очень много. Маса смотрел на них, лежа в высокой траве, и не мог пошевелиться, охваченный ужасом. Один из черных подошел к лежащей ничком Эцуко, ногой перевернул ее на спину. Наклонился, в руке у него сверкнул клинок. Вдруг девушка приподнялась, раздался хрип, и теперь лежал уже он, а Эцуко стояла с мечом в руке, со всех сторон окруженная таинственными пришельцами. Белая среди черных, пронеслось в голове у Масы. Звон металла, ругань, вопли, потом белая фигурка исчезла, а люди в черном яростно, с хрустом, рубили что-то лежащее на земле. Маса явственно услышал девичий голос, выкрикнувший: - Конгодзе! Один из убийц подошел совсем близко. Нарвал пучок травы, стал вытирать лезвие. Слышалось шумное, прерывистое дыхание. Тусклый свет луны на мгновение просочился сквозь неплотную тучу, и Маса разглядел капюшон с дырками вместо глаз, патронташ через плечо, черную куртку. Люди Дона Цурумаки, вот это кто! По примеру синоби закрыли лица, чтоб не белели в темноте! Как им удалось миновать "поющие доски"? Неужто прошли подземным ходом? Но кто им его показал? На четвереньках Маса отполз в чащу, вскочил, побежал. "Черные куртки" времени зря не тратили. Сзади донеслась приглушенная команда, и палая хвоя заскрипела под быстрыми шагами. Скорей к домам, поднять тревогу! Люди Дона не станут разбираться, кто синоби, а кто нет, положат всех подряд. Когда до первой из хижин оставалось каких-нибудь двадцать шагов, Масе не повезло - налетел в темноте на сук, разодрал щеку, а самое скверное, что не смог сдержать крика. Те, сзади, услышали и догадались, что обнаружены. - ЦУМЭ-Э! <В атаку! (яп.)> - рявкнул командный бас. В ответ грянул многоголосый рев. - Нападение! Нападение! - заорал и Маса, но почти сразу же заткнулся, поняв, что только зря подвергает себя опасности. Атакующие так ревели, так топали, что обитатели Какусимуры не могли этого не слышать. Теперь, если хочешь жить, нужно было очень быстро соображать. Поэтому к домам Маса не побежал, спрятался за дерево. Полминуты не прошло - мимо пронеслась толпа "черных курток", на бегу рассредотачиваясь полумесяцем, чтобы охватить весь остров. Цепочкой, с интервалом в пять шагов, загорелись воткнутые в землю факелы. Огненный пунктир пересек весь лес, от края до края. - Огонь! Затрещали густые залпы. Было слышно, как пули ударяются в деревянные стены, как с визгом летит щепа. Хэ, какая беда! Как спасти господина из этого ада? Сейчас "черные куртки" изрешетят три первых дома, а потом возьмутся за жилище Тамбы. В отчаянии Маса заметался между сосен, а сам видел, что ему нипочем не проскочить через освещенную полосу и оцепление. Хруст веток. От расщелины прихрамывая бежал человек. Черная куртка, черный капюшон - видно, отстал от своих. Маса налетел на него сбоку, сбил с ног одним ударом, а потом для верности прижал шею упавшего коленом и подождал, пока хрустнет. О шуме можно было не тревожиться - пальба стояла такая, что закладывало уши. Содрал с трупа штаны и куртку, надел. Лицо прикрыл колпаком - очень кстати, что люди Дона решили воспользоваться такой полезной штуковиной. Пока возился, стрельба закончилась. Насквозь прошитые пулями дощатые стены были все в черных точках, как маковый кекс, которым Масу угощала Нацуко. Светло было, почти как днем - столько вокруг горело факелов. Стрелки входили в дома по одному, держа карабины наготове. Потом потянулись обратно - по двое: волокли мертвецов и клали на землю. Командир, наклонившись, заглядывал в лица. Маса насчитал девять больших тел и четыре маленьких. Двух взрослых недоставало. - Здесь нет Тамбы, - громко сказал командир. - И гайдзина тоже нет. Они в доме, что над пропастью. И отошел, но недалеко, всего на несколько шагов. Внезапно одно из тел ожило. Мужчина (Маса узнал говорливого, обходительного Ракуду), по-кошачьи выгнувшись, прыгнул командиру на спину, блеснул нож, но предводитель "черных курток" оказался ловок - дернул головой, уклоняясь от удара, опрокинулся назад, покатился по траве. Ему кинулись на выручку со всех сторон, на земле зашевелился бесформенный черный спрут с множеством торчащих рук и ног. Пользуясь суматохой, еще одно тело, на сей раз маленькое, тоже зашевелилось. Это был восьмилетний Яити. Он привстал, покачнулся, потом встряхнулся. Двое "черных курток" хотели схватить мальчишку, но он прошмыгнул между расставленных рук, вмиг вскарабкался на дерево. - Держи! Держи! - заорали преследователи. Грянули выстрелы. Яити перелетел на соседнее дерево, потом на следующее. Перебитый пулей сук обломился в его руках, но чертенок уцепился за другой. Тем временем с Ракудой, наконец, покончили. Двое "черных курток" остались лежать на земле. Остальные оттащили мертвого синоби в сторону, помогли своему командиру подняться. Тот сердито оттолкнул услужливые руки, сдернул с головы капюшон. Блеснул револьвер, наставив свое длинное дуло на скачущего по деревьям мальчугана. Дуло описало короткую кривую, исторгло огненный плевок - и Яити камнем свалился вниз. Маса так и застыл с разинутым ртом, пораженный не меткостью стрелка, а блеском его гладко обритого черепа. Этого человека он уже видел, несколько дней назад! Бродячий монах, ночевавший в деревенской гостинице вместе со "строительной артелью" Каматы, вот кто это такой! И все стало окончательно ясно. Предусмотрительный человек Дон Цурумаки. Не стал полагаться на верного, но недалекого Камату. Приставил к отряду соглядатая, который, не обнаруживая себя, все высмотрел, все разнюхал. Видел побоище на горе, приметил, где вход в подземелье, где подъемник... Чистая работа, ничего не скажешь! Монах (теперь Маса про себя называл командира "черных курток" только так), видно, побоялся, что кто-то еще из убитых ниндзя оживет. Вынул из ножен короткий меч и принялся за работу. Клинок тринадцать раз поднялся, тринадцать раз опустился. У стены дома выросла пирамида из отсеченных голов, больших и маленьких. С мечом Монах управлялся ловко, чувствовался хороший опыт. Перед тем, как приступить к завершающей части штурма, командир велел отряду построиться в шеренгу. - Потери пока небольшие, - говорил Монах, пружинисто шагая вдоль строя. - Двоих убила голая девка, двоих - оживший мертвец, один расшибся, сорвавшись с подъемника. Но главная опасность впереди. Будем действовать строго по плану, разработанному господином Сиротой. План хороший, вы сами видели. Господин Сирота предполагает, что дом главаря оборотней полон ловушек. Поэтому - предельная осторожность. Ни шагу без команды. Ясно? - Вдруг он остановился, вглядываясь в темноту. - Кто там? Ты, Рюхэй? Поняв, что замечен, Маса медленно шагнул вперед. Что делать? Подойти или пуститься наутек? - Все-таки поднялся? Кости не переломал? Ну, молодец. Встань в строй. Большинство "черных курток", последовав примеру командира, сняли капюшоны, но кое-кто, благодарение Будде, оставил лицо прикрытым, поэтому никто Масу не заподозрил, только сосед по шеренге покосился и слегка толкнул локтем в бок - но это, надо думать, вместо приветствия. - Двадцать человек оцепляют поляну, - командовал Монах. - Держать карабины наготове, не зевать. Если кто-то из синоби попытается прорваться, класть на месте. Остальные со мной, в дом. Не толпиться, в затылок по двое! В оцепление Маса не захотел, пристроился к тем, кто полезет в дом, но в первый ряд попасть не вышло, только в третий. План штурма, видно, и в самом деле был разработан до мелочей. Длинная сдвоенная колонна рысцой добежала до поляны, на краю которой темнело бревенчатое жилище дзенина. Двадцатка оцепления заняла места по краю поляны, воткнула факелы. Остальные, вытянувшись длинной темной змеей, двинулись вперед. - Карабины на землю! - приказал командир, не сводя глаз с дома, хранящего зловещее безмолвие. - Обнажить кинжалы! Он немного отстал от передних, остановился, словно в нерешительности. Не хочет лезть на рожон, понял Маса. И правильно делает. Ракуда (который за свою геройскую смерть наверняка поднялся на следующую ступень в цикле перерождений) рассказывал, что в случае опасности дом господина Тамбы становится похож на ощетинившегося ежа - для этого нужно нажать какие-то секретные рычаги. Времени у обитателей дома было достаточно, так что "черных курток" ждет немало сюрпризов. Передернувшись, Маса вспомнил, как в ту ночь под ним наклонился пол и он ухнул в темноту. Монах - человек осмотрительный, тут сильно вперед лезть ни к чему. И сразу же, будто в подтверждение этой мысли, началось. Не дойдя какого-нибудь шага до крыльца, один из двух передних вдруг исчез. Как сквозь землю провалился. То есть, собственно безо всяких "как" - взял и провалился. Сто раз Маса проходил по этому месту, а понятия не имел, что внизу спрятана яма. Раздался истошный вопль. "Черные куртки" сначала шарахнулись от зияющей дыры, потом сгрудились вокруг нее. Маса привстал на цыпочки, посмотрел через чье-то плечо вниз. Увидел пронзенное острыми кольями, еще дергающееся тело. - Еле удержался, на самом краешке! - дрожащим голосом говорил уцелевший из первого ряда. - Амулет спас! Амулет богини Каннон! Остальные угрюмо молчали. - Построиться! - рявкнул командир. Обходя страшную яму, из которой еще доносились стоны, стали подниматься на крыльцо. Обладатель чудесного амулета вытянул вперед руку с кинжалом, голову вжал в плечи. Миновал первую ступеньку, вторую, третью. Пугливо шагнул на террасу, и в тот же миг из толстого бруса, окаймлявшего навес, выпал изрядный кусок. Глухо шмякнул стоящего по темени - тот без крика рухнул лицом вниз. Из раскрывшейся ладони выскользнул амулет в крошечном парчовом мешочке. Богиня Каннон хороша для женщин и для мирных занятий, подумал Маса. Для мужских дел лучше подходит амулет божества Фудо. - Ну, что застыли? - крикнул Монах. - Вперед Бесстрашно взбежал на террасу, но дальше не сунулся, поманил рукой: - Давай, давай! Не трусить! - Кто трусит? - пробурчал здоровенный детина, протискиваясь вперед. Маса посторонился, давая храбрецу дорогу. - Ну-ка, пропустите! Рванул входную дверь. Маса болезненно скривился, но ничего ужасного не произошло. - Молодец, Сабуро, - похвалил смельчака командир. - А обувь снимать не нужно, не в гости пришел. Открылся хорошо знакомый Масе коридор: три двери справа, три слева, в конце еще одна - за ней мостик в пустоту. Увалень Сабуро топнул ногой по полу - опять ничего. Переступил через порог, остановился, почесал затылок. - Куда сначала-то? - Давай направо, - велел Монах, тоже входя в коридор. Следом, теснясь, полезли остальные. Перед тем, как войти, Маса оглянулся - к крыльцу выстроился длинный хвост из "черных курток", в багровом свете факелов поблескивали обнаженные клинки. Змея, засунувшая голову в пасть тигра, подумал фандоринский вассал и передернулся. Конечно, он всей душой за тигра, но сам-то являет собой чешуйку на теле змеи... - Пошел! - подтолкнул командир доблестного (а может, просто туповатого) Сабуро. Тот открыл дверь первой комнаты справа, ступил внутрь. Вертя башкой, сделал шаг, другой. Когда его нога коснулась второго татами, в стене что-то звякнуло. Из коридора Масе было не видно, что там произошло, но Сабуро удивленно ойкнул, схватился руками за грудь и перегнулся пополам. - Стрела, - прохрипел он, оборачиваясь. В самом деле - из середины груди у него торчал металлический штырь. Монах прицелился револьвером в стену, но стрелять не стал. - Самострел, - пробормотал он. - Пружина под полом... Сабуро кивнул, словно полностью удовлетворенный этим объяснением, по-детски всхлипнул и завалился на бок. Перешагнув через умирающего, командир быстро простучал рукояткой стены, но ничего не обнаружил. - Дальше! - крикнул он. - Эй, ты! Да-да, ты! Пошел! Боец в капюшоне, на которого он показал, помедлил всего секунду и подошел к следующей двери. Из-под маски доносилось приглушенное бормотание. - Доверяюсь будде Амида, доверяюсь будде Амида... - разобрал Маса священное заклинание тех, кто верит в Путь Чистой Земли. Молитва была хорошая, в самый раз для грешной души, алкающей прощения и спасения. Поразительнее же всего то, что в комнате, куда предстояло войти последователю будды Амида, на стене висел свиток с изречением великого Синрана <Синран (1173-1263) - основатель секты Дзедо, относящейся к направлению Пути Чистой Земли.>: "Даже хороший человек может возродиться в Чистой Земле, а уж дурной тем более". Какое удивительное совпадение! Может быть, свиток распознает своего и спасет? Не спас. Комнату молящийся пересек без приключений. Прочитал изречение, почтительно поклонился. Но тут Монах приказал: - Сними свиток! Посмотри, не спрятано ли за ним какого-нибудь рычага! Рычага за свитком не оказалось, но, шаря по стене рукой, бедняга оцарапал руку о невидимый гвоздь. Вскрикнул, лизнул языком кровоточащую ладонь, а минуту спустя уже корчился на полу - гвоздь оказался смазан ядом. За третьей дверью была молельня. Ну-ка, чем угостит пришельцев она? Держась не слишком близко к Монаху (чтоб не вызвал), но и не слишком далеко (иначе ничего не увидишь), Маса вытянул шею. - Ну, кто следующий? - позвал командир и, не дождавшись добровольцев, схватил за шиворот первого подвернувшегося, выпихнул вперед. - Смелей! Весь дрожа, боец открыл дверь. Увидев алтарь с горящей свечкой, поклонился. Войти в обуви не посмел - это было бы кощунством. Скинул соломенные дзори, шагнул вперед - и запрыгал на одной ноге, обхватив руками ступню. - Шипы! - ахнул Монах. Ворвался в комнату (сам-то он был в крепких гайдзинских сапогах), выволок раненого в коридор, но несчастный уже сипел, закатывал глаза под лоб. Стены в молельне командир простучал сам. Рычагов и тайных пружин не нашел. Выйдя в коридор, крикнул: - Осталось всего четыре двери! Одна из них приведет нас к Тамбе! Может быть, именно эта! - Он показал на дверь, замыкающую проход. - Цурумаки-доно обещал награду тому, кто первым войдет в нору старого волка! Кому хочется получить звание десятника и тысячу иен впридачу? Желающих не нашлось. По коридору будто прошла незримая граница: в дальней его части было просторно, там стоял командир, один-одинешенек; зато в ближней, теснясь, жалась целая толпа человек в пятнадцать, да еще с крыльца напирали. - Эх вы, трусливые ящерицы! Обойдусь без вас! Монах толкнул дверь в сторону, выставив вперед руку с револьвером. Увидев черноту, отшатнулся, но сразу же взял себя в руки. Засмеялся: - Глядите, чего вы испугались! Пустоты! Ну, остается только три двери! Кто-нибудь хочет попытать удачу? Нет? Ладно... Открыл дальнюю дверь слева. Входить не спешил. Сначала присел на корточки, махнул рукой, чтоб поднесли лампу. Осмотрел пол. Ударил кулаком по татами, только потом наступил. Так же сделал еще один шаг. - Палку! Ему протянули бамбуковый шест. Монах потыкал в потолок, в стену. Когда в углу доски отозвались гулким звуком, немедленно открыл огонь. Грянул выстрел, второй, третий. На светло-желтой поверхности появились три дырки. Сначала Масе показалось, что командир переосторожничал, но затем вдруг раздался скрип, стена качнулась, прямо из нее лицом вперед вывалился человек в черном наряде ниндзя. В стене темнела выемка - потайной шкаф. Не теряя ни секунды, Монах перекинул револьвер в левую руку, выхватил меч и рубанул упавшего по шее. Содрал маску, поднял голову за косичку. Рябая физиономия Гохэя пялилась на своего убийцу яростно выпученными глазами. Выкинув трофей в коридор, прямо под ноги Масе, командир стер с локтя потеки крови, осторожно заглянул в выемку. - Ага, что-то есть! - азартно объявил он. Нетерпеливым жестом подозвал одного из бойцов, только что снявшего капюшон: - Синдзо, ко мне! Глянь-ка, что там. Лезь! Сложил руки ковшом. Синдзо наступил на них ногой, верхняя половина его туловища скрылась из виду. - А-а...! - донесся сдавленный вопль. Монах проворно отскочил в сторону, а Синдзо кулем рухнул вниз. В переносице у него засела стальная звездочка с остро наточенными краями. - Отлично! - сказал командир. - Они на чердаке! Ты, ты и ты - ко мне! Стеречь ход. В дыру больше не соваться, не то снова сюрикэном кинут. Главное, чтоб синоби отсюда не вылезли. Остальные, за мной! Тут где-то должен быть и ход в подвал. А Маса знал, как попадают в подвал. В соседней комнате, второй справа, такой хитрый пол - не успеешь чихнуть, как уже в подвале. Сейчас бритоголовый, наконец, свое получит. Но Монах и тут не сплоховал. Не поперся сразу, как Маса, а опять сел на корточки и долго рассматривал деревянные доски. Потыкал в них шестом, что-то сообразил, удовлетворенно крякнул. Потом с силой надавил кулаком - пол возьми и качнись. - Вот и подвал! - ухмыльнулся командир. - Троим стоять у двери, глаз не спускать! У последней двери густо стояли "черные куртки". Открыли створку, выжидательно уставились на своего хитроумного предводителя. - Та-ак, - протянул он, шаря взглядом по голым стенам. - Что тут у нас? Ага. Не нравится мне вон тот выступ в углу. Зачем он нужен? Подозрительно. Ну-ка. - Не глядя, Монах протянул руку назад, ухватил за рукав Масу. - Иди, простучи его. Ох, до чего же не хотелось идти простукивать подозрительный выступ! Но как ослушаешься? Да Монах еще и поторопил: - Что топчешься? Живей! Ты кто, Рюхэй? Сними ты этот колпак, он теперь не нужен, только смотреть мешает. Все равно пропадать, подумал Маса и сдернул капюшон - все равно стоял к "черным курткам" и их командиру спиной. Мысленно взмолился: "Тамба-сэнсэй, если вы сейчас подглядываете через какую-нибудь хитрую щелку, не сочтите меня предателем. Я пришел, чтобы спасти своего господина". На всякий случай подмигнул подозрительной стенке - мол, свой я, свой. - Это не Рюхэй, - послышалось сзади. - Разве у Рюхэя такая стрижка? - Эй, ты кто? А ну повернись! - приказал Монах. Маса сделал два быстрых шага вперед. Третьего не получилось - ближний к сомнительному выступу татами оказался фальшивым: одна солома, а под ней ничего. С отчаянным воплем Маса провалился под пол. Увидел прямо над собой блеснувшую полоску металла и зажмурился, но удара не последовало. - Маса! - прошептал знакомый голос. - Chut ne ubil! Господин! Живой! Бледный, с нахмуренным лбом. В одной руке кинжал, в другой маленький револьвер. Рядом Мидори-сан - в черном боевом наряде, только без маски. - Здесь больше оставаться нельзя. Уходим! - сказала госпожа, прибавила что-то по-гайдзински и все трое кинулись прочь от прямоугольной дыры, откуда вниз лился мягкий желтый свет. В самом углу подвала темнело что-то вроде желоба, внутри него Маса разглядел две джутовые веревки - наверно, это и был выступ, показавшийся Монаху подозрительным. Господин взялся за одну из веревок и волшебным образом взлетел вверх. - Теперь ты! - велела Мидори-сан. Маса ухватился за шершавый джут, и тот сам потащил его к потолку. Было совсем темно и немножко тесно, но полминуты спустя подъем закончился. Сначала Маса увидел дощатый пол, потом веревка вытянула его из люка до пояса, а дальше он уже выкарабкался сам. Огляделся, понял, что попал на чердак: с двух сторон косо нависали скаты крыши, через зарешеченные оконца (одно спереди, другое сзади) просачивался тусклый свет. Поморгав, чтоб лучше видеть в полумраке, Маса разглядел три фигуры: одну высокую (это был господин), одну низенькую (Тамба) и одну среднюю (краснолицый ниндзя Тансин, который у сэнсэя вроде главного помощника). Из люка выпорхнула Мидори-сан, и деревянная крышка захлопнулась. Кажется, здесь собрались все уцелевшие обитатели Какусимуры. Первым делом следовало посмотреть, что творится снаружи. Маса сунулся к тому из окошек, в котором плясали багровые отсветы. Приник. Огненный бордюр из факелов охватывал дом полукругом, от обрыва до обрыва. Меж языков пламени торчали силуэты с ружьями наперевес. Туда соваться нечего - это ясно. Маса перебежал ко второму окошку, но там и вовсе было худо - раззявилась черная пропасть. Что же получалось? С одной стороны бездна, с другой - ружья. Наверху небо. Внизу... В полу, на дальнем конце чердака, желтел освещенный квадрат - лаз, обнаруженный Монахом в третьей слева комнате. Там "черные куртки" с кинжалами наголо. Значит, вниз тоже нельзя. А если совсем вниз, в подвал? Маса перебежал к подъемному устройству, приоткрыл люк, из которого вылез всего пару минут назад. Снизу доносился топот, шум голосов - враги уже шуровали в подземелье. Это означало, что скоро они доберутся и до чердака. Все кончено. Спасти господина невозможно. Что ж, тогда долг вассала - умереть вместе с ним. Но сначала оказать господину последнюю услугу: помочь ему уйти из жизни с достоинством. В безвыходной ситуации, когда ты со всех сторон окружен врагами, единственное, что остается - лишить врагов удовольствия видеть твои предсмертные муки. Пусть им достанется лишь равнодушный труп, и твое мертвое лицо будет взирать на них с превосходством и презрением. Какой способ предложить господину? Будь он японцем, все было бы ясно. Кинжал у него есть, времени для приличного сэппуку вполне достаточно. У Тансина на боку висит короткий прямой меч, так что корчиться от боли господину не пришлось бы. Как только он коснулся бы кинжалом своего живота, верный Маса тут же отсек бы ему голову. Но гайдзины не делают сэппуку. Они любят умирать от пороха. Значит, так тому и быть. Не теряя времени, Маса подошел к дзенину, который шептался о чем-то со своей дочерью, одновременно занимаясь каким-то непонятным делом: вставлял одна в другую бамбуковые палки. Вежливо извинившись за то, что прерывает семейный разговор, Маса сказал: - Сэнсэй, господину пора уходить из жизни, я хочу ему помочь. Мне говорили, что христианская религия почему-то запрещает самоубийство. Прошу вас перевести господину, что я почту за честь прострелить ему сердце или висок, это уж как он пожелает. Тут к ним приблизился и сам господин. Помахал револьвером, проговорил что-то. Лицо у господина было мрачное, решительное. Должно быть, ему пришла в голову та же идея. - Объясни ему, что открывать огонь не нужно, - скороговоркой сказал дочери Тамба по-японски. - У него только семь патронов. Даже если он ни разу не промахнется и застрелит семь "черных курток", это ничего не изменит. Они испугаются, прекратят обыск и подожгут дом. До сих пор они этого не сделали, потому что хотят предъявить Дону мой труп и надеются найти какие-нибудь тайники. Но если сильно испугаются - подожгут. Скажи, что я попросил тебя перевести, потому что мой английский слишком медленный. Отведи его в сторону, отвлеки. Мне нужна еще минута. Потом действуй по уговору. По какому такому уговору? На что Тамбе нужна минута? Пока Мидори-сан переводила его слова господину, Маса не спускал глаз с дзенина. Тот кончил возиться с бамбуковыми палками, стал просовывать их в узкий чехольчик, к которому был прикреплен большой кусок черной ткани. Что за диковинное приспособление? Флаг, это флаг! - вдруг догадался Маса, и все ему стало ясно. Глава синоби хочет уйти из жизни красиво, с развернутым знаменем своего клана. Для этого и тянет время. - Это знамя Момоти? - шепотом спросил Маса у стоявшего рядом Тансина. Тот помотал головой. - А что же? Невежа оставил вопрос без ответа. Тамба поднял ткань с вставленными в нее бамбуковыми стержнями, накинул на плечи, пристегнул, и стало видно, что никакой это не флаг, а подобие широкого плаща. Затем дзенин молча протянул руку, и Тансин вложил в нее обнаженный меч. - Прощай, - сказал сэнсэй. Синоби ответил словом, которое Маса этой ночью один раз уже слышал: - Конгодзе. - И торжественно поклонился. Тогда Тамба вышел на середину чердака, потянул шнурок на вороте, и странный плащ сложился, вплотную обхватил его тело. - Что сэнсэй намерен делать? - спросил Тансина Маса. - Смотри вниз, - буркнул тот и, опустившись на четвереньки, прижался лицом к полу. Пришлось последовать его примеру. В полу, оказывается, были проделаны смотровые щели, сквозь которые просматривались и коридор, и все комнаты. Повсюду сновали "черные куртки", а посреди коридора блестел башкой Монах. - Не нашли? - орал он, нагнувшись к дыре в полу. - Простучать каждый сяку! <Сяку - мера площади (0, 033 кв. м)> Там обязательно должны быть тайники! Оторвав голову от щели, Маса взглянул на Тамбу - и вовремя. Дзенин нажал ногой какой-то рычаг, откинулся еще один люк, расположенный над коридором. Прямой, как копье, старик спрыгнул вниз. Маса опять ткнулся носом в пол, чтоб ничего не пропустить. Ах, какое это было зрелище! Дзенин приземлился между Монахом и двумя "черными куртками". Те-то лишь разинули рты, а бритоголовый ловкач шарахнулся в сторону, рванул из-за пояса револьвер. Только куда ему было против Тамбы. Короткий взмах меча, и по полу покатился сверкающий колобок, из перерубленной шеи ударила струя крови. Не оборачиваясь, старый синоби выкинул назад левую руку, слегка коснулся носа одного из бойцов, и тот деревянно, не сгибаясь, грохнулся на пол. Второй присел на корточки, закрыл голову руками, и Тамба его не тронул. Чуть наклонился и сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей, разгоняясь, побежал к распахнутой двери, за которой была пропасть. За ним с криком ринулась целая гурьба преследователей. Маса пришел в восхищение. Как придумано! Дать последний бой на мостике, над бездной. Во-первых, никто не нападет сзади, а во-вторых, до чего красиво! Опять же ружей у "черных курток" нет, оставлены снаружи. Ох, и покрошит их старый Тамба напоследок! Рядом раздался шорох. Это вскочил Тансин, бросился к оконцу. Хочет видеть последний бой своего господина, сообразил Маса и со всех ног кинулся следом. Через решетку мостик был виден, как на ладони. Выглянула луна, и деревянный настил засеребрился над черной бездной. Вот дзенин стремительно выбежал на серебряную дорожку, полы его плаща растопырились, будто перепончатые крылья летучей мыши. С разбега, мощно оттолкнувшись ногой, Тамба прыгнул в пропасть. А как же последний бой - чуть не вскричал Маса. Сначала зарубил бы десяток-другой врагов, а потом можно и камнем с обрыва. Но Тамба не упал камнем! Столпившиеся на мостике "черные куртки" взвыли от ужаса, да и у Масы на лбу выступили капельки холодного пота. И было от чего... Глава клана Момоти превратился в птицу! Огромный черный ястреб парил над долиной, рассекая лунный свет и медленно снижаясь. В чувство Масу привел хлопок по плечу. - Теперь нужно быстро, - сказал Тансин. - Пока не опомнились. Мидори-сан и господин, оказывается, уже лезли через люк на крышу. Нужно было догонять. Под ногами заскрипела черепица, в лицо дунул свежий ветер. Маса обернулся к пропасти, чтобы еще раз взглянуть на волшебную птицу, но ее уже не было - улетела. Последние несколько шагов проползли на животе, чтобы не увидели "черные куртки" из оцепления. Зря осторожничали - на поляне горели факелы, но дозорные исчезли. - Где они? - шепотом спросил Маса. И догадался сам: бросились в дом. Еще бы! Командир убит, главный ниндзя превратился в ястреба. Если б не видел собственными глазами, нипочем бы не поверил. Оцепления не было, да что толку? Прыгать вниз - ноги переломаешь, тут кэна <Кэн - мера длины (1, 81 м).> четыре. Но Мидори-сан взмахнула рукой перед самым коньком крыши, и пустота тихонько зазвенела. От дома в темноту был протянут тонкий прозрачный канат. Сняв пояс, Мидори-сан перекинула его через канат, завязала узлом, показала господину, как продеть локти. Но сама обошлась без лямки - просто взялась руками, оттолкнулась и одним махом пронеслась над поляной. Господин тоже медлить не стал: покрепче взялся за пояс, и улетел, только зашелестело в воздухе. Настала очередь Масы. Тансин в секунду приготовил ему лямку, подтолкнул в спину. Нестись через пространство, над освещенной поляной, над пылающими огнями оказалось жутко, но приятно. Маса едва сдержался, чтобы не взвизгнуть от восторга. Правда, закончился полет не лучшим образом. Из темноты навстречу вылетел ствол сосны, и, если б господин не подхватил своего слугу на руки, Маса расшибся бы в лепешку. И так-то стукнулся лбом - искры полетели. К стволу была приделана маленькая деревянная площадка, спускаться с нее пришлось, нащупывая ногой сучки. Лишь спрыгнув на землю, Маса увидел, что Тансин остался на крыше - отсюда, с другого конца поляны было видно его черный силуэт. Блеснула сталь, что-то зашуршало в воздухе. Мидори-сан подобрала и потянула к себе прозрачную веревку. - Зачем он перерезал канат? - воскликнул Маса. - Залезут на крышу, увидят веревку, догадаются, - коротко ответила госпожа. - А Тансин спрыгнет. Только договорила - на крышу снизу полезли люди, много. Увидели застывшего на самом краю синоби, загалдели, бросились к нему. Однако Тансин съежился, подпрыгнул, перевернулся в воздухе и мгновение спустя был внизу. Мячиком перекатился по земле. Вскочил на ноги. Но к нему уже бежали и из дома. - Быстрей! Быстрей! - зашептал Маса, сжимая кулаки. Ниндзя в несколько скачков достиг середины поляны, но в лес бежать не стал - остановился. Не хочет наводить преследователей на нас, догадался Маса. Тансин выдернул из земли факел, потом второй и ринулся навстречу врагам. "Черные куртки" отпрянули от двух бешено крутящихся языков пламени, но тут же снова сомкнулись вокруг синоби. Вот на ком-то вспыхнула одежда, еще один с воем отбежал в сторону, пытаясь сбить огонь с горящих волос. Пламя металось над толпой, жалило, рассыпало искры. Нужно было скорей уносить отсюда ноги, а Маса все смотрел, как красиво умирает Тансин. Огненная смерть в обрамлении сверкающих клинков - разве может быть что-нибудь прекрасней? Господин тянул Мидори-сан в чащу, показывал в сторону расщелины - должно быть, к подъемнику. Пришлось объяснить дочери человека-птицы, что через подземный ход уйти не получится. Монах наверняка оставил на дне расщелины часовых - те не дадут спуститься, застрелят. - Лучше отсидеться здесь, в лесу, - закончил Маса. Но Мидори-сан с ним не согласилась: - Нет. "Черные куртки" упустили отца и теперь во что бы то ни стало должны найти твоего господина. Без его головы они не посмеют явиться к Дону. Закончат искать в доме - снова станут прочесывать лес. - Что же делать? Госпожа хотела ответить, но тут в важный разговор не ко времени встрял господин. Утянул Масу в сторону, сказал на своем ломаном японском: - Мидори-сан уводить. Ты. Поручать. Я здесь. Еще чего! Маса и слушать не стал. Буркнул: - Как это я ее уведу? Я не Тамба, по небу летать не умею. Для наглядности помахал руками, как крыльями, но господин, конечно, не понял. Разве ему, безъязыкому, что-нибудь втолкуешь? "Черные куртки" сгрудились у тела Тансина, шумели, о чем-то спорили. Многие из них убиты, в том числе и командир, но осталось еще больше. Тридцать человек? Сорок? С устным счетом у Масы всегда было хорошо