ой. Я подозревал, что позже будет исполнена песня из фильма <Четыре танкиста и собака>. И это уже было бы свыше моих сил. Я решился и резко встал, немедленно треснувшись головой о потолок уазовского салона. - Уй, блин, - сказал я и добавил еще несколько слов. - Вот именно. Доброе утро, - сказал усатый мужчина в спортивном костюме, перестав петь. - Леша, - протянул он мне руку. - Костя, - ответил я, держась левой рукой за макушку. - Очень приятно. - Мне тоже. Раз ты проснулся, то я пошел обедать, - заявил Леша. - Обедать? - Я изумленно посмотрел на часы: пять минут первого. Это называется хорошо выспаться. - Погоди, ты уходишь, а я что буду делать? - Работать, - сказал Леша. - Вот экран, вот точка сигнала. Пока она не движется все в порядке. Если эта дура шевельнется, хватай рацию и вызывай вторую машину. У нас здесь наблюдательный пункт, а во второй машине как раз все убийцы и сидят. - Убийцы? - Они самые. Снайперы и всякие там костоломы. Задание понятно? Я не слишком уверенно кивнул. В голове был легкий туман после сна, усугубившийся от удара. Бока ныли, и причиной тому было не слишком удобное ложе. Короче говоря, чувствовал я себя достаточно отвратно. - Может, я не справлюсь тут один? - опасливо предположил я. - Справишься, - оптимистически заявил Леша. - Тут даже идиот справится. К тому же скоро мой напарник явится, - И вряд ли что-то случится сейчас. Игорь сказал, что Филин скорее всего явится к вечерне, когда народу больше. А сейчас в церкви пусто. И он ушел, оставив меня перед мерцающим пультом, от созерцания которого у меня вскоре заболели глаза. Рядом с сиденьем стояла начатая бутылка минеральной воды, которую я одолел в три глотка. Мне стало немного получше. Во всяком случае, ощущение помойки во рту пропало. Почти пропало. В кармане плаща я отыскал пару пластинок жевательной резинки, закинул их в рот и стал медленно жевать пахнущий мятой комок. Будем считать, что я сел на диету. Напарник Леши в конце концов действительно явился, но к тому времени я понял, что <скоро> в этой машине - понятие растяжимое. Я просидел в компании неподвижной точки почти полтора часа, прежде чем дверца <уазика> открылась и внутрь забрался толстяк в коричневой кожаной куртке. Он представился Альбертом и сказал, что теперь и я могу передохнуть. Альберт был очень любезен. Я вылез из машины и потянулся. Светило солнце, и, хотя тепла от него ждать не приходилось, в целом погода меня устраивала: спокойный безветренный день в конце октября. Что еще нужно, если перед этим ты проспал почти двенадцать часов, а потом без толку пялился на экран чертова прибора. Из-за крыш соседнего двухэтажного дома виднелись купола Успенской церкви, тускло блестевшие на солнце. Это зрелище не вызвало у меня благостных мыслей о вечных истинах. Я поискал взглядом вторую машину, не нашел ее и понадеялся, что стоит она в правильном месте, чтобы вовремя перекрыть пути отхода от храма. Также я вспомнил, что мой <Шевроле> остался стоять на гостиничной автостоянке. По предложению Гарика. Я мысленно выругал приятеля, но, проинвентаризировав содержимое своих карманов, понял, что смогу вполне безболезненно для бюджета кататься по Городу на такси. Чем я и занялся. Сначала я отправился в ресторан <Комета> и набил желудок, компенсируя пропущенный завтрак. Потом поехал в библиотеку. Оказалось, что еще не все копии готовы, мне пришлось прождать час с лишним, зато ушел я оттуда с кипой листов отксерокопированных публикаций о Валерии Анатольевиче Абрамове. Я теперь был надолго обеспечен увлекательным чтением. То есть я надеялся, что это чтение будет увлекательным. Из библиотечного вестибюля я позвонил Гарику в ГУВД. - Мне сказали, что ты отправился гулять по городу, - строго сказал Гарик. - Особо не увлекайся. Мало ли с кем столкнешься. А еще лучше - возвращайся-ка ты к церкви, в машину. - Я уже свое отдежурил, - попытался возразить я. - Дело не в дежурстве, - сказал Гарик. - Хотя и в этом качестве ты там пригодишься. Когда ты сидишь в машине, я знаю, что ты делаешь и где находишься. Я знаю, что с тобой ничего не случилось. - Какая трогательная забота, - фыркнул я. - Вот приезжай сейчас к церкви, я тоже приеду. И кое-что тебе покажу, от чего у тебя пропадет охота иронизировать. - В голосе Гарика звучало обычное чувство превосходства человека, обладающего информацией, над человеком, такой информацией не обладающим. - Что-то свежее? - попытался я расколоть Гарика, но тот был строг и сдержан. - Приедешь - узнаешь, - коротко ответил ой. - Давай, шевелись, через полчаса встретимся в машине слежения. - Пригнал бы ты мой <Шевроле>, - предложил я. - А то я уже все пятки стоптал от пеших прогулок. - И про <Шевроле> я тебе тоже расскажу, - многозначительно пообещал Гарик и повесил трубку. Его слова интриговали. Я сел в такси и поехал обратно, листая попутно полученные в библиотеке материалы. <Как стать таким известным и состоятельным человеком, как вы?> - спросил наш корреспондент у нашего знаменитого земляка бизнесмена и банкира Валерия Абрамова. <Нужно работать двадцать четыре часа в сутки и думать не об известности и не о будущем богатстве, нужно думать о развитии своего дела, тоже двадцать четыре часа в сутки>, - ответил Валерий Анатольевич. <А когда же спать, если работать двадцать четыре часа в сутки?!> - удивился орреспондент. <Спать будете, когда станете известными и богатыми!> - заразительно рассмеялся Валерий Анатольевич, а на прощание подарил нашему корреспонденту набор сумок с символикой своей корпорации>. Потрясающе интересная информация. <Валерий Абрамов признан лучшим бизнесменом девяносто пятого года по итогам опроса в деловых кругах города и области...> С ума сойти! <Вчера В. А. Абрамов и мэр города присутствовали на открытии очередного супермаркета сети магазинов <Вавилон 2000>, создаваемой корпорацией господина Абрамова. В своей речи мэр сказал...> Изумительная речь. Фонтан красноречия. <Господин Абрамов официально опроверг слухи о нестабильном финансовом положении своего банка, приведенные на прошлой неделе газетой <Городские вести> в статье <Вавилон падет?>. Его слова подтвердил представитель Центробанка...> Ничего особенного. <Валерий Абрамов выступил спонсором гастролей Аллы Пугачевой в нашем городе...> Памятник ему за это поставить. <Валерий Анатольевич, кем собирается стать ваша дочь? Связаны ли ее планы с бизнесом?> - <Моя дочь совершенно свободна в выборе профессии. На прошлой неделе она, кажется, собиралась стать дизайнером одежды. Меня смущает то, что месяц назад она так же уверенно говорила о своем желании быть телеведущей кулинарного шоу>. - <Она хорошо готовит?> - <Нет, она хочет стать ведущей, чтобы научиться готовить...> Чушь какая-то. <Валерий Анатольевич, это правда, что вам предложен пост вице-премьера в правительстве России?> - <Я не хотел бы это комментировать>. - <Но вы переезжаете в Москву?> - <Да, я переезжаю в Москву, но это не связано с занятием правительственного поста. Просто <Корпорация <Вавилон 2000> так разрослась, в том числе и территориально, что управлять ею удобнее из столицы...> - Приехали, - сказал водитель такси. - Это точно, - согласился я и полез в карман за деньгами. 32 - Во-первых, ты опоздал, - сказал Гарик, когда я влез в салон <УАЗа>. - А во-вторых, что это у тебя за бумажки? - Это очень личное. - Я спрятал досье на Абрамова под плащ. - Это письма от любимой женщины. - Вот твои письма от любимой женщины. - Гарик кинул на сиденье передо мной перетянутую резинкой пачку конвертов. - Изучи и прими в качестве руководства к действию. Девка с ума сходит... - Может, уже сошла? Сначала она со мной попрощалась и собралась с мужем в Питер, а теперь... - Ну, это твое дело, - махнул рукой Гарик. - Так это вся твоя новость? - Я взял Ленкины письма и взвесил их в руке: солидная пачка. - И что там с моим <Шевроле>? - Значит, так: во-первых, по поводу вчерашнего разгрома в твоем номере. Это ФСБ, можешь не сомневаться. Вчера после обеда к моим ребятам, что сидят у твоего дома, подошли двое, показали удостоверения ФСБ и сказали, что они теперь тоже занимаются этим делом. Спросили, где тебя можно найти. Мои и ляпнули, что ты в такой-то гостинице отсиживаешься. - Хорошие у тебя работники, - сказал я. - А если Филин сделает себе такую книжечку и подойдет к твоим орлам? Может, они его еще и проводят ко мне? И что это за засада, которую видно невооруженным взглядом? Люди из ФСБ подходят к твоим, треплются с ними... Это уже справочное бюро, а не засада! - Не ори, - попросил Гарик. - А то привлечешь внимание к нашей машине. Нам это надо? Не надо. Я уже убрал тех двоих. Они вправду облажались, тут я с тобой согласен. Но и воевать с ФСБ я не нанимался. Моя задача - выцепить Филина, что я и делаю. Пытаюсь делать. Моя задача - защитить тебя от Филина, потому что тот наемный убийца, гад и так далее... А что касается ФСБ - я не в курсе. Я не знаю, что у вас там происходит и с какой стати ты их заинтересовал. Я не знаю, может, у них действительно есть основания... - Врываться в мой номер и устраивать обыск? - засомневался я. - Гарик, ты же знаешь, что когда для этого действительно есть основания, это делается с ордером на обыск. И те, кто тот обыск проводят, не вылезают потом в окно. - Не знаю, не знаю, - проворчал Гарик. - Это ты так говоришь. Они могут все по-другому представить... - Могут, - согласился я. - Но они не решаются действовать официально. Это значит, что они боятся проиграть. - Тебе? - усмехнулся Гарик. - Это уже мания величия, Костя. Я бы тебе посоветовал пересидеть здесь до отьезда в Москву. Завтра едешь, да? - Я кивнул. - Вот и посиди. Я буду спокоен за тебя, а ты мне поможешь и будешь в курсе дел с Филином. Идет? - Ты не сказал, что с моим <Шевроле>, - напомнил я. - А это твой <Шевроле>? Или... - По доверенности. Что с машиной? - Такая история, - вздохнул Гарик. - Ты же знаешь, мы <Оку> твою проверяли, как только все это началось. Искали мину или еще какую гадость. Искали, но ничего не нашли. Оставили ее стоять у подъезда. А вчера я решил, что нужно точно так же <Шевроле> проверить. Отдал своим ребятам распоряжение... А они слегка напутали. Не только <Шевроле> проверили, но и <Оку> по второму разу. - Ну и? - не выдержал я. По лицу Гарика было понятно, что с машинами что-то не в порядке. - Кто-то поставил радиомаяк на <Шевроле>, - сказал Гарик. - Не такой, как у нас здесь, а помощнее. Тебя можно было бы вести в городской черте. Во всем Городе. - Это лучше, чем мина, - заметил я. - Возможно. На <Оке> обнаружился аналогичный радиомаяк. Тебя обкладывают, Костя, и обкладывают серьезно, - сделал вывод Гарик. - Вопрос только в том, кто это делает, Филин или ФСБ? - Я бы предпочел не таскать за собой ни Филина, ни ФСБ, - ответил я. - Не люблю, когда дышат в затылок. - Тогда пользуйся общественным транспортом или ходи пешком, - посоветовал Гарик. - Так что, остаешься здесь до завтра? Даешь сотрудничество правоохранительных органов и частного сектора? Тем более что тебе не придется скучать на дежурстве - чтением тебя обеспечили. - Он с ухмылкой кивнул на пачку Ленкиных писем. - Да уж, - буркнул я, не уточняя, что меня больше интересует чтение другого рода. То, что было у меня за пазухой. 33 Через тридцать часов я был готов вдребезги разбить проклятый экран, распотрошить электронные внутренности прибора, поотрывать провода и бить, ломать, крушить, пока не будет уничтожена последняя микросхема в этом издевательски мигающем аппарате. Точка не двигалась, и это сводило меня с ума. - Не дергайся, - советовал меланхоличный Альберт, отрываясь от чтения автобиографии Билла Гейтса. - Мы так иногда неделями сидим. С чего, думаешь, меня так разнесло в талии? Малоподвижный образ жизни. И не пялься ты на эту точку, глаза испортишь. Если она начнет двигаться, сработает звуковой сигнал, и ты сам собой подскочишь на месте. Я кивнул, но пять минут спустя снова стал гипнотизировать взглядом неподвижную точку в центре экрана. В голове у меня засела глупая надежда, что именно сейчас, именно в момент, когда я смотрю, это случится: точка начнет двигаться, завоет дурным голосом звуковой сигнал, Альберт заорет в рацию, что объект двинулся к выходу... То-то будет веселье. Я понимал, что наивно ожидать захвата Филина прямо перед моим отъездом в Москву. Это был бы слишком шикарный, а потому невозможный подарок. Тем не менее я сидел и смотрел в ярко-желтую на синем фоне точку и ждал. Потом начинал понимать, что это не я ее гипнотизирую, а она меня. Я чувствовал легкое головокружение, боль в глазах и отворачивался в сторону. Но через некоторое время все начиналось сначала. Ожидание настолько захватило меня, что я не мог читать библиотечные материалы о Валерии Абрамове и Ленкину лирику. Во всяком случае, я надеялся, что там лирика, а не повторенное десять тысяч раз: <Ты испортил лучшие годы моей жизни>. Я добросовестно пытался начать чтение, я отсаживался от экрана, поворачивался к нему спиной, закрывал на несколько секунд глаза, чтобы сосредоточиться, а затем брал в руки очередной отксерокопированный лист... И не понимал смысла напечатанного там текста, потому что не текст интересовал меня в данный момент. Меня интересовало - что там, на экране? Не шевельнулась ли точка? Вдруг она шевельнется в следующую секунду, а я сижу спиной к экрану и отреагирую слишком поздно? Вдруг звуковой сигнал сломается, и уткнувшийся в книгу Альберт пропустит момент начала движения? Вдруг, вдруг, вдруг... Я даже чувствовал какое-то покалывание кожи в районе затылка: тоска по отсутствующим там глазам? Наконец я издавал досадливое восклицание и поворачивался к экрану, откладывая в сторону бумаги. Альберт поднимал глаза от книжных страниц, видел меня вновь уставившимся в одну проклятую точку, вздыхал и снова говорил что-то вроде: - Не дергайся. И не пялься ты на эту точку. Глаза испортишь. Все будет хоккей, не волнуйся. Мы так иногда неделями сидим - и что? Главное выждать... - И так далее. И тому подобное. Время шло, я ждал, я ждал, я ждал. А Альберт дочитал свою книгу. - Четыреста страниц, - сказал он. - И ничего не запомнил. Как будто дыра в голове. Все вошло и все вышло. Может, старею? - Значит, - отозвался я на его жалобы, - мы провели время с одинаковой пользой. Точка, словно дразнясь, едва заметно подрагивала. Но движения не было. - Ну ты и сволочь, - сказал я ей. - Стерва ты рыжая. Она мне не ответила. Побоялась, гадина. - Не переживай, - сказал Альберт, глядя на мое общение с экраном. - Она со мной тоже не разговаривает, не только с тобой. Это должно было меня утешить, но действительно меня утешил только приезд Гарика. Он обещал подвезти меня до железнодорожного вокзала, раз мои <Ока> и <Шевроле> оказались непригодными к употреблению. - У тебя недовольное лицо, - отметил Гарик, когда я выбрался из <УАЗа> на улицу. - Плохо провел время? Я ничего не сказал ему в ответ. Я просто устал, такое со мной иногда случается. Не хотелось говорить, не хотелось объяснять. Хотелось сесть на заднее сиденье <жигуленка>, доехать до вокзала, потом добраться до вагона и сразу же завалиться спать. Звонили к вечерне колокола Успенской церкви, и этот звук отдавался в моей голове долгим тяжелым эхом, летавшим от одного виска к другому, словно мой череп был пустым пыльным чердаком. - Я и не надеялся, что он выберется в эти дни, - сказал Гарик. - Все равно спасибо тебе, что подежурил. - Не за что, - вяло произнес я. - У меня к тебе просьба - не убивайте его сразу. Пусть он объяснит кое-какие вещи. - Какие именно? - заинтересовался Гарик. - О чем ты хочешь с ним поговорить? - Кто поставил <жучок> мне на машину? Какие условия имел в виду Артур? Достаточно интересные темы для разговора, - сказал я, - по крайней мере, для меня. - Условия? - не понял Гарик. - Ты о чем? - В письме, которое перехватили, были слова насчет непременного соблюдения условий контракта при моей ликвидации, - сказал я, едва не поперхнувшись словами <моей ликвидации>. - Я спросил у Бороды, что такое <условия> при таких контрактах. Борода пояснил, что это не просто убийства, а убийства с какими-нибудь дополнительными штуками. - Поясни, - попросил Гарик. - Ну, например, не просто зарезать человека, а перед этим подробно объяснить ему, кто и за что распорядился его убрать и сказать, что завтра будет вырезана вся его семья. Или заснять убийство на видеокамеру, а потом кассету отдать заказчику, чтобы тот мог любоваться зрелищем. Убить человека на глазах его семьи. Убить каким-нибудь изощренным способом. Вот это они называют <условиями>. - Милое дело, - покачал головой Гарик. - И, значит, на твой счет тоже есть какое-то условие? - Видимо, Артур поднапряг свою фантазию. - Я попытался усмехнуться, но продолжающийся внутри моей головы колокольный звон вызвал лишь гримасу боли. - Неплохо бы Артуру впаять по полной катушке за эти дела, - мечтательно произнес Гарик. - Организация преднамеренного убийства... Только вот Рома совершенно некстати отбросил копыта. Ладно, - посмотрел он на меня, - постараемся взять Филина живым и постараемся выбить из него показания против Артура. У меня будет много способов повлиять на чистосердечное признание этого гада. Ему и так светит пожизненное, а если его еще и оставить в кабинете на пару минут с друзьями тех ребят, что погибли на складе... Пожизненное может и не понадобиться. - Это все хорошо, - сказал я. - Но это все равно напоминает дележ шкуры неубитого медведя. Вернусь из Москвы, расскажешь, чем дело кончилось. - Договорились, кивнул Гарик - А у меня к тебе просьба: оставь свою пушку здесь, не тащи ее в Москву. Мало ли что... - Согласен. - Я достал из кармана плаща <ТТ> и вложил в ладонь Гарика. - Я все равно не собирался затевать там перестрелку. В Москву для этих целей нужно ехать с автоматом. - С ручным пулеметом. И лучше на бронетранспортере, - добавил Гарик. - Ну что, поехали? Я согласно кивнул, подхватил свою сумку и зашагал к <жигуленку> Гарика. Колокола молчали, и в воздухе разлилась настоящая благодать беззвучия, которую не нарушало, а лишь подчеркивало хлопанье голубиных крыльев да сдержанное собачье тявканье за одним из заборов. Церковь располагалась вдалеке от центра Города, поэтому вокруг преобладали одноэтажные деревянные домики, создававшие иллюзию патриархальности и покоя. Рядом с одним из таких домиков стоял <УАЗ> с аппаратурой для слежения, так что лично у меня иллюзии не было. - Будет время, - сказал Гарик, пристегиваясь ремнем безопасности, - посмотри там в магазинах видеокассету <Спайс герлз> в Стамбуле>. Дочь очень просит. - Само собой, - кивнул я, подумав о том, как, должно быть, счастливы те люди, которые ездят в Москву исключительно за кассетами <Спайс герлз>, не пытаясь попутно раскрыть несколько сцепившихся в клубок преступлений... - Запиши, - сказал Гарик. - А то ведь забудешь. Записывай, не ленись - <Спайс...> Стоп, - внезапно сказал он, и его рука с ключами от машины застыла, не донесенная до замка зажигания. - Что? - спросил я и повернулся к Гарику: тот уставился в зеркало заднего вида, что-то там пристально рассматривал и будто сомневался. Затем сомнениям пришел конец. - Черт! - резко выкрикнул Гарик и вылетел из машины, прежде чем я успел что-либо сообразить. Но потом я все-таки сообразил и тоже выскочил из <жигуленка>. Выскочил и увидел распахнутую дверцу <УАЗа>, вытаращенные глаза Альберта, высунувшегося из машины. Рот Альберта был широко открыт, но я не сразу понял, что Альберт не просто старается продемонстрировать свои гланды, он орет. В руке у Альберта была намертво зажата рация, и он орал попеременно то в нее, то в сторону приближающегося Гарика. В обоих случаях он орал одно и то же. Альберт выкрикивал два слова, которые не требовали абсолютно никаких комментариев. Альберт вопил: - Он идет!!! 34 Гарик с силой толкнул его в плечо, заставив Альберта, во-первых, влететь внутрь <УАЗа>, а во-вторых, заткнуться. Потом он отобрал у Альберта рацию, посмотрел на экран, задумался на секунду, а затем сказал в рацию: - Он идет к воротам. Дайте ему выйти. Бейте уже за воротами, чтобы вокруг не было народу. Сейчас он подходит к воротам, сейчас... поравнялся. Остановился. Продолжает движение... Мне, кажется, пора. Да, - негромко сказал Гарик, безо всякого пафоса, без нервных выкриков и суперменского самодовольства. Он сказал <да>, и в следующую секунду я увидел его обращенное ко мне бледное лицо. - Пойдем посмотрим, - сказал он, выскочил из машины и пошел в сторону церкви. А потом побежал. И я кинулся за ним. Метров через пятьдесят Гарик выхватил из наплечной кобуры пистолет, а я запоздало сообразил, что смогу показать Филину разве что кулак. Будем надеяться, что он впечатлится. Улицы и переулки в этой части города были такие же маленькие, кривенькие, как и сами домики, что окружали нас со всех сторон. Мы бежали сначала прямо, потом повернули направо, потом снова прямо и выбежали к воротам Успенской церкви - наверное, это длилось не больше пятнадцати-двадцати секунд, но мне показалось, что я бежал марафонскую дистанцию, не в смысле усталости, а в смысле затраченного времени. Крики стали доноситься от церковных ворот, еще когда мы с Гариком туда бежали. Оказавшись на месте, мы увидели, кто кричит и почему. И увидели тех, кто не кричал, а победоносно улыбался. Человек пятнадцать сторонних зрителей стояли у церковных ворот, оттесненные туда милиционерами в штатском, которые энергично размахивали автоматами Калашникова и громко кричали в толпу какие-то слова, видимо, с целью заставить ее успокоиться. Результат был прямо противоположным - все новые зеваки подходили из церкви и из соседних домов. Навстречу Гарику выбежал какой-то парень с автоматом и с радостной улыбкой во всю физиономию. - Ну, - сказал Гарик. - Что у вас здесь? Милиционеры расступились, и мы увидели лежащего на земле невысокого перепуганного мужчину, который дрожал мелкой дрожью не то от страха, не то от боли в простреленной ноге. Он был бледен и тихонько поскуливал. Заломленные назад руки уже были заботливо закреплены в запястьях наручниками. - Вот, - Гарику протянули конверт. Очевидно, тот самый, что лежал в тайнике храмового подсвечника. - Оружие? - спросил Гарик. - Нет, пустой был, - сказал улыбающийся милиционер. - Ему Михалыч из винтовки аккурат в колено заделал, только он из ворот вышел. Даже рыпнуться не успел, скотина! - Последовал сильный удар носком ботинка в плечо лежащему. Ему было лет сорок на вид - наметившиеся залысины на лбу, седые волосы на висках, обмотанная коричневым шарфом шея, старомодное синее пальто. Он не был похож на убийцу. Я посмотрел на Гарика. Тот нахмурился, сжал губы и присел на корточки рядом с раненым. - Осторожнее, товарищ капитан, - сказал улыбающийся милиционер и на всякий случай ткнул лежащего в ухо стволом автомата. - Кто его знает, что он выкинет... Гарик не обратил внимания на это предупреждение. - Зачем ты взял конверт? - спросил он у лежащего на асфальте мужчины. Тот уставился на Гарика так, как будто ему явился ангел, слетевший с небес и пообещавший избавление от всех земных страданий. - Это не я! - выговорил дрожащими губами он. - Это не я, мне сказали... Мне сказали, я и взял. Он мне деньги заплатил, чтобы я взял... Не я, честное слово! - Где он? - тихо спросил Гарик. - Где вы с ним встретитесь? - Там, - лежащий мотнул головой. - Там, где продовольственный магазин. Там он меня будет ждать... - Как он выглядит? - В очках он, в черных таких... В зеленой куртке... Подстрижен коротко... Гарик резко поднялся. Так же резко подтащил к себе за рукав улыбающегося милиционера: - Этого, - кивок на лежащего, - немедленно в больницу. Записать его показания. Составить словесный портрет Филина... А сейчас... Он посмотрел на меня, и я кивнул. Гарик сорвался с места, словно гоночный автомобиль, никак не комментируя свои действия и не отдавая никаких приказов, но тем не менее человек пять милиционеров, окружавших раненого, столь же стремительно последовали за ним. Ну и я тоже. Давно я так быстро не бегал. Быстро - это когда встречные прохожие с испугом отскакивают в сторону, крутят пальцем у виска, матерятся, но уже глядя тебе в спину, потому что ты пронесся мимо. Брызги луж, несущихся под ноги, холодный воздух, проглатываемый широко раскрытым ртом. Я вижу перед собой спину Гарика и выкрикиваю по слогам, чтобы не сбить дыхание: - Га-рик! Мой пи-сто-лет! Гарику не до меня, он мчится в направлении продовольственного магазина, исполненный надежды, что Филин все еще там, что он все еще ждет посланного за конвертом человека. Коротко постриженный человек в зеленой куртке и солнцезащитных очках. Профессиональный убийца. Мой убийца. Гарик не обращает на меня внимания, но усатый милиционер, бегущий чуть впереди меня, расстегивает на ходу кобуру и протягивает мне пистолет. Сам он летит вперед с <Калашниковым> наперевес. Продовольственный магазин находится на перекрестке узких грязных улочек, возле него толпятся люди, усталые мужчины, вернувшиеся с работы, и не менее усталые женщины с полными сумками. Люди входят и выходят из магазина, торопятся, чтобы успеть сделать покупки и вернуться домой к вечернему телесериалу. И тут появляемся мы, и это сразу же становится убийственнее любого телевизионного шоу. Вид мчащихся к магазину угрюмых мужиков с оружием в руках заставляет людей броситься врассыпную, и у нас есть пара секунд, не более, чтобы найти в толпе его - коротко стриженного убийцу в зеленой куртке. Прежде чем он растворится. Не знаю, кто его заметил. Просто бегущие впереди резко сворачивают вправо, мы бежим уже не к магазину, а влево от него. Меня бросает в сторону, спины бегущих передо мной на миг исчезают, и я успеваю захватить взглядом зеленое пятно в нескольких десятках метров впереди. Он движется быстро, смещаясь то вправо, то влево, намеренно врезается в группы прохожих, теряя на этом скорость, но избегая выстрелов в спину. Мир сужается до топота ударяющих в землю ног и стиснутого в руке пистолета. Нет ничего, кроме безумной потной гонки, кроме желания поймать зеленое пятно в прорезь прицела и нажимать, нажимать, нажимать... Кто-то из милиционеров не выдерживает и палит из <Калашникова> короткой очередью в воздух. На Филина это впечатления не производит, зато все вокруг оглашается истошными воплями гражданского населения... Восторженно визжат дети. Внезапно зеленое пятно пропадает - исчезает в узком проулке, куда, вероятно, сразу двоим и не пролезть. Гарик машет рукой, чтобы трое милиционеров обошли с другой стороны и подстраховали нас, перекрыв проулок. А сам Гарик кидается дальше, выставив вперед ствол пистолета, ссутулившись и, вероятно, надеясь на удачу. За ним - еще один милиционер, дальше - я. Слева - покосившийся забор, нависающий над проулком. Справа - глухая бревенчатая стена какого-то сарая. Проулок должен неизбежно вывести Филина на встречу с теми тремя, и назад дороги не будет, сзади у него - мы. Я взвожу курок. Почва под ногами то проваливается вниз, то вздымается вверх. Все время кажется, что при следующем шаге ты либо зацепишься одним плечом за гвоздь в заборе, или ударишься другим плечом о стену. Будто узкая горная тропа. На которой так хорошо устраивать засады. Я успел только подумать об этом, а Филин успел это реализовать. Он выскочил словно из-под земли, словно из стены сарая, словно упал с неба... И он сразу начал стрелять. 35 У него был пистолет с глушителем, издававший хлопок вроде тех, что сопровождают вылет пробок из бутылок с шампанским в новогоднюю ночь. Казалось, что Филин за несколько секунд откупорил целый ящик шампанского. Гарик тоже выстрелил, потом упал, я вытянул руку с пистолетом, но милиционер загородил мне линию огня, правда, ненадолго - он тоже упал, повалился лицом вниз, выронив автомат... Как только его спина перестала маячить передо мной, я нажал на курок, еще не видя Филина, но зная, что он там, впереди, в узком промежутке между забором и стеной, и тоже целится в меня... Восемь пуль ушли в этот промежуток, восемь шансов убить врага и выжить самому. Когда рука перестала дергаться от отдачи, а палец замер на курке, нажимать который стало бесполезно - тогда я увидел его. Филин стоял в нескольких шагах от меня, вполоборота, в банальной куртке, вероятно, пошитой в Китае. Очков на нем уже не было. Зато пистолет в его руке был, и ствол смотрел мне в лицо. <Ну что ж, вот так и умирают>, - подумал я, чувствуя кожей, как медленно тянется время, чувствуя, что это мои последние секунды, в которые надо успеть сделать что-то важное, но только сил на это уже нет, и ствол пистолета в руке Филина сейчас взорвется огнем, отправляя свинцовое послание мне в череп... Что-то случилось. Время двигалось медленно, словно больная черепаха, и я разглядел поверх пистолетного дула, как выражение лица Филина чуть изменилось. Если бы я рассматривал его на пару секунд подольше, я мог бы сказать точнее, но тогда мне показалось, что лицо выражало охватившее Филина удивление. А потом он нажал на курок. Я инстинктивно сжался и отпрыгнул в сторону, хотя прыгать было особенно некуда. Я ударился плечом об забор, сполз по тому же забору вниз и замер, сидя на корточках, в ожидании второго, третьего и четвертого выстрелов. Столько, сколько понадобится, чтобы убить человека. Чтобы убить меня... Однако я не дождался выстрелов. Я открыл глаза и не увидел никого перед собой. Никого, кто стоял бы на ногах. Я видел лежащих на земле Гарика и милиционера. И я не видел Филина. Я схватил с земли автомат, передернул затвор и медленно пошел по проулку дальше, держа палец на спусковом крючке. Я еще не верил в то, что я остался жив, но инстинкт подсказывал, что надо взять автомат, догнать Филина и убить его. Догнать и убить. С удовольствием. Но тут возникла одна маленькая проблема - я не видел больше Филина. И не мог понять, куда же он подевался. Словно провалился под землю. Словно его и не было. Но на самом-то деле он был, и худшим доказательством тому были тела Гарика и милиционера, через которые я только что перешагнул. Пока не время было драматически склоняться над ними, пускать скупую мужскую слезу и шептать слова прощания. Прежде надо было пришить эту сволочь. Напряжение давило на меня, словно стокилограммовый рюкзак за плечами. Мне все больше хотелось не идти, а ползти по-пластунски, вдавить свое тело в землю, врасти в нее, общаясь с миром посредством автомата. Вероятно, таково ощущение войны. И я был на войне. И я едва не нажал на курок, когда навстречу мне выскочили трое милиционеров - с лицами столь же напряженными и страшными, как, вероятно, и у меня самого. Ссутулившиеся так же, как и я. С пальцами, помещенными на спусковые крючки. Мы были словно братья. Правда, не слишком удачливые. - Не стреляй, свои! - прохрипел первый милиционер, не переставая держать автомат направленным на меня. Я отвечал тем же. - Где он? - Хер его знает! - ответил я сквозь зубы. - Подстрелил двоих наших... А потом пропал. - Из-под земли достанем! - пообещал милиционер, оглядываясь кругом и не понимая, куда мог исчезнуть Филин. - Он точно за тебя не рванул? - Нет, - решительно сказал я. - Он был вот здесь, между нами. Справа - стена, слева - высокий забор. Оглядев и то, и другое, милиционер опускает ствол автомата и чешет в затылке. Это помогает - он начинает остервенело пинать доски забора, пока не находит одну, которая отходит в сторону, открывая проход внутрь. В образовавшейся щели видны облетевшие деревья, сваленные в кучу дрова... - Займись капитаном, - говорит мне милиционер, после чего ныряет в щель. Двое других следуют за ним, держа автоматы наперевес. Война продолжается. А я бросаюсь назад, к Гарику и тому, другому, неизвестному мне по имени милиционеру. Я стараюсь не думать о том, живы они или мертвы, стараюсь, но у меня это не очень получается - слишком много крови на телах, слишком неподвижны они, слишком бледны лица. Я хватаю Гарика под мышки и волоку по проулку туда, откуда мы примчались несколько минут назад - охотники, не знающие, что им уготована участь дичи. Я тащу Гарика, и мои пальцы чувствуют какое-то неудобство, что-то твердое ощущается мною поверх тела Гарика. Бронежилет. И я тащу его еще быстрее, обливаясь потом так же, как Гарик обливается кровью. На улице полно народу, ревут моторы машин, в том числе милицейских. Ко мне бросаются на помощь, у меня принимают тело Гарика. Другие люди бросаются по проулку, чтобы вытащить тело милиционера... Я смотрю им вслед, вытираю пот со лба, и чувствую, что смертельно устал. И еще: кажется, я опоздал на поезд. 36 Я уехал в Москву на два с половиной часа позже, чем первоначально планировал. Мой билет пропал, пришлось покупать место в следующем поезде. И хотя это оказалась верхняя боковая полка в плацкартном вагоне, я согласился и заплатил. Это был проходящий поезд, он останавливался на городском железнодорожном вокзале лишь на десять минут. Люди в вагоне уже спали, я быстро забрался на свою полку, положил голову на сумку и уставился в грязный пластик багажной полки, нависавшей надо мной, как Филин навис над моей жизнью. Довольно странно - я уже давно знал о его существовании и о полученном им заказе на мою жизнь, но не испытывал особого страха. До сегодняшнего дня, до того момента, когда я увидел этого человека во плоти, и сомнений больше не осталось: это не дурная шутка, не ошибка и не ночной кошмар. Это реальный убийца, реально нажимающий на курок. До сегодняшнего дня можно было прикидываться храбрецом, втайне надеясь, что информация неверна, что Филина не существует в природе или что он, испуганный перестрелкой на складе, сбежал из города... Теперь надежд нет. Я видел этого человека, я видел его прищуренные глаза, я видел пистолет в его руке. И то, что он промахнулся сегодня, ничего не меняет. Будет завтра, будет послезавтра. Когда-нибудь он снова вот так встанет передо мной. Мой убийца. Избегать этого события бессмысленно. Нужно просто быть к нему готовым. Что ж, я буду готовым. Часть третья ОСТАВЬ НАДЕЖДУ 1 Такси было желтым, таксист был русским, на бортах красовалась реклама кока-колы, из радиоприемника доносился самоуверенный голос какого-то негра, исполнявшего хип-хоп с обилием ненормативной лексики. И все равно это был не Нью-Йорк. Это была процветающая, обновленная, развивающаяся и еще Бог знает какая - Москва. Город напоминал старую выцветшую фотографию, которую наспех подретушировали цветным фломастером на переднем плане и снова повесили на стенку. Фон остался прежним, но это уже никого не волновало. - На Полянку, - сказал я таксисту, швыряя сумку на заднее сиденье. - Поехали, - согласился он и включил счетчик. Я никак не мог прийти в себя после поезда и стал дремать, едва прикоснулся спиной к сиденью. Таксист понял это так, что мне скучно, и попытался меня разговорить. Лучше бы он этого не делал. - Давно в Москве последний раз были? - громко спросил он, перекрывая музыку. - Угу, - сказал я и снова закрыл глаза. - Правда, похорошела Москва? - жизнерадостно поинтересовался таксист. - Расцвела просто... - Ваша фамилия Лужков? - осведомился я, желая подремать и злясь на таксиста за его неуместные разговоры. - Почему Лужков? - не понял он, но тут же повернул разговор в намеченное русло, - Лужков молодец, да? Храм Христа Спасителя видели? - На картинке. Хотите, мимо поедем? Посмотрите... - Не стоит. И вообще, я атеист. Таксист явно разочаровался во мне. На Полянке он остановил машину и назвал мне сумму, которая была почти в два раза больше показаний счетчика. Ну конечно, Москва слезам не верит. Она верит наличным деньгам. Лучше, если они бледно-зеленого цвета. Такси уехало, а я остался. Где-то здесь неподалеку жил Олег Булгарин, последний из той четверки, которую в начале девяносто шестого года подобрал себе в помощники Николай Николаевич. Последний, с кем я должен был переговорить, прежде... Прежде чем прийти к окончательным выводам и представить эти выводы Ольге Петровне Орловой. При том, что общая картина уже имелась у меня в голове. Однако пройти мимо еще одного участника событий было бы глупо. Поэтому я был в Москве, поэтому я прошел метров двести по Полянке, потом свернул направо и шагал, пока не увидел искомую цифру на белой табличке, прикрепленной к стенке. Попасть внутрь оказалось сложнее. Точнее, внутрь я так и не попал. Я ограничился разговором по переговорному устройству с некоей женщиной, которая назвалась булгаринской домработницей. Я, в свою очередь, представился человеком, купившим у Булгарина прежнюю квартиру и приехавшим, чтобы дооформить какие-то документы. Домработница предложила поискать Булгарина в его офисе и продиктовала адрес. На этот раз я не стал шиковать в такси, а отправился на метро. Две пересадки, тысячи торопливых людей, проносящихся мимо и выглядящих в мраморных коридорах минутными гостями, тогда как неподвижно застывшие у стен нищие - хозяевами. Потом эскалатор выбросил меня наверх, а наверху, как только я вышел из здания метро, мой взгляд уперся в двадцатиэтажную башню из стекла и бетона. Где-то там, среди сотен офисов, был и офис фирмы Олега Булгарина. Продажа какой-то сантехники. То ли финской, то ли итальянской. Самое подходящее занятие для бывшего офицера ФСБ. В вестибюле на меня сурово взглянула охрана, но я назвал фирму, в которую направляюсь, назвал имя ее директора и номер офиса, после чего охрана сочла, что я не представляю общественной опасности. Меня пропустили. Я поднялся на нужный этаж и сразу понял, что Москва куда более опасный город, чем может показаться поначалу. Я шел по коридору, когда из распахнувшейся двери выскочила длинноногая блондинка в короткой юбке. Зажав мобильный телефон между плечом и щекой, она смерила меня оценивающим взглядом, а затем сверкнула черными глазами, ухватила меня за рукав и с криком <Леван, вот приехали за прайс-листами по унитазам!> потащила в комнату. Такого я вытерпеть не мог. - Ну уж нет, - сказал я и слегка шлепнул девушку по руке. - Никаких унитазов. - Как? - изумилась она и едва не выронила телефон. - Вы разве не... - Нет, это не я. - А что же вам нужно? - продолжала изумляться она, как будто все появлявшиеся на этаже мужчины в верхней одежде обязаны были интересоваться прайс-листами на унитазы. - Мне нужен Булгарин, - сказал я. - Олег Петрович?! - Она почтительно захлопала ресницами и убежала в глубь офиса. Еще некоторое время оттуда раздавались ее громкие реплики: <Я-то думала, это за унитазами! А это совсем наоборот!> Минут через пять в коридор выглянул гораздо более серьезный человек: низкорослый и широкоплечий парень лет двадцати. Хороший костюм парадоксально сочетался с неоднократно сломанным носом и тусклым взглядом профессионального вышибалы. - Это вы к Олегу Петровичу? - холодно осведомился он. Я подтвердил. - Сумку оставьте здесь, - последовал приказ. - Документы у вас есть? - Я показал, а он, к моему удивлению, переписал паспортные данные. Ценный кадр. Надо будет похвалить его Булгарину. - Будете обыскивать? - поинтересовался я. - Много чести, - презрительно буркнул парень - Проходите. Пр