Я нередко сравниваю американскую армию с германской армией, - заметил Лот, - американских генералов с генералами вермахта. Отличия, разумеется, имеются. Наши генералы были воспитаны в вековых тевтонско-прусских традициях, принадлежали к военно-дворянской касте, им чужд был всякий внешний демократизм, они были чопорными военными роботами в высоких тесных раззолоченных воротниках. У нас в вермахте их недаром называли "золотыми фазанами" в отличие от нас, офицеров - "серебряных фазанов". Американские генералы - это бизнесмены, менеджеры, директора в мундирах, которые не прочь поболтать о демократии, о звездно-полосатом флаге защиты свободного мира и идеалов западной культуры, а в сущности, генералы - всегда генералы. На протяжении десятилетий, - продолжал Лот, - генерал учится казарменному конформизму, бездумному выполнению приказов, воздержанию от всякой инициативы и критики. Учится скрывать свои пороки и всячески подавлять свою индивидуальность в соответствии с золотым армейским правилом: если хочешь повелевать, научись сначала повиноваться. До генеральских звезд доживает только тот, кто умеет ладить с начальством, не рискует ни на войне, ни в мирное время в карьеристских баталиях, тот, кто научился не думать собственной головой за долгие годы в младших офицерах. При этом генерал Мидлборо всерьез заботится о своей популярности и репутации. Подобно генералу Лемницеру, несмотря на свои солидные годы, он повторно сдал норму парашютиста-десантника. На словах генерал за мир, а на деле - за "хорошую", большую войну любого, пусть глобального, масштаба, которая бы достойно увенчала его карьеру, лишь бы она не угрожала жизни и благополучию его самого и его близких. Что думает генерал-майор Трой Мидлборо о войне и мире? Официально - исповедует официальную военную доктрину. Неофициально - он по-прежнему за "массированное возмездие", то есть за тотальный термоядерный удар в случае советского нападения или даже за превентивный удар, пока русские не стали слишком сильными. Генерал Мидлборо, - сказал Лот, - отказывается признать, что время упущено и теперь ни одна из сторон не может выиграть ядерную войну. В первое же столкновение та и другая стороны потеряют по меньшей мере по пятьдесят миллионов человек. Большая война бесперспективна, но генералитет крепко держится за свои права и привилегии, за эту дойную корову - доходную военную экономику. Американский парадокс двадцатого века - это то, что именно перспектива бесперспективной большой войны открыла генералам и адмиралам двери в элиту правителей США! Я с интересом выслушал Лота, острым резцом своего недюжинного ума нарисовавшего яркий и не слишком лестный портрет генерала Троя Мидлборо, типичного армейского генерала. Но от меня не укрылись и горько-ироничные нотки в голосе Лота. Не считает ли Лот, что для него, не потомственного, не стопроцентного американца, закрыты пути к большой карьере? Не потому ли он так строго, так беспощадно судит типичного американского генерала? Лот остановил машину у главного офицерского клуба военной базы Форт-Брагга. Через пять минут мы встретились с генералом Троем Мидлборо. Генералу я, кажется, нравлюсь... 12 декабря. Я поговорил по телефону с Лотом, и он все устроил; меня пошлют в мою старую команду. Наша команда "альфа" может действовать на расстоянии до 2500 миль вдали от собственных сил, может руководить повстанческим отрядом до 1500 бойцов. В нашей 7-й группе спецвойск в Форт-Брагге 48 таких команд, и еще 12 - типа "Бета" (штабных). 13 декабря Я узнал сегодня, что существует две категории работников ЦРУ - "белые" и "черные". "Белые" - это постоянный состав (кабинетные начальники, штабисты, ученые и техники, специалисты, эксперты). "Черные" - это переменный состав (исполнители, "зеленые береты", шпионы и диверсанты). Выходит, Лот - "белый" разведчик. А я - "черный", Так сказать, негр разведки. Над этим стоит поразмыслить. Когда я играю черными в шахматы, почему-то всегда проигрываю Лоту. И верно, "черные" всегда проигрывают "белым" в разведке. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ОПЕРАЦИЯ "ВЕЛИКИЙ МЕДВЕДЬ" Ни Джин, получивший вместе с офицерским званием должность Экс-оу, начальника штаба команды, ни его новый командир - Флойд Честертон не знали, куда они летят и на какую землю будут прыгать. Из встречи с генералом Троем Мидлборо стало ясно, что их операция сверхсекретная, а положение в мире чрезвычайное: месяц назад ураганом пронесся карибский кризис, никто не знал, что будет через неделю. - Есть ли у вас просьбы, пожелания? - спросил у Джина генерал после короткого напутствия. - Я хотел бы, если это возможно, сэр, лететь на задание со своей прежней командой. Этих людей я знаю. - Что вы на это скажете, капитан? - Не возражаю, сэр, - поддержал Джина капитан Честертон. - Будет так, - генерал велел адъютанту вызвать старшего офицера по кадрам. - Где я смогу сменить куртку? - спросил в приемной Флойд Честертон у подчеркнуто важного адъютанта. - Где хотите, сэр, - развел руками тот. - Вас еще не учили вежливости?! - Я не думал, что это вас обидит, сэр. Джину понравилась резкость нового командира, и "фруктовый салат" на груди Честертона тоже импонировал ему. Он был благодарен капитану за поддержку в кабинете генерала, и ему вдруг захотелось сказать этому мужественному человеку что-то приятное. - У вас, кажется, все имеющиеся в природе знаки отличия? - сказал он. - Отсутствует почетная медаль конгресса. У нас ее пока что носит только один человек: Роджер Хью Донлон. - Чем же он отличился? - Говорят, это действительно отчаянный человек. Но главное - счастливчик. Среди мертвецов можно было бы подыскать и похрабрее... Я тоже счастливчик. Меня так и прозвали на фронте - Лакки - счастливчик. Так что, Джин, зовите меня Лакки. Всю дорогу в машине Флойд молча смотрел в окно. Иногда он закрывал глаза, то ли думая о чем-то, то ли что-то припоминая. Он не дремал, а просто отключался. На аэродроме незадолго до посадки командир неожиданно сухо произнес чуть ли не речь. - Прыгать будем по шесть человек из двух люков. Этим достигается наименьшая площадь рассеивания. Если мы точно выйдем на ди-зи, - а наши летчики, как правило, на цель выходят точно, и нас не подведут данные зондирования и метеосводки, - разброс группы должен быть не больше, чем четыреста пятьдесят ярдов, и никто не угодит на деревья. На то, чтобы всем собраться, уйдет десять-пятнадцать минут. - Вас понял, Лакки, - Джин подтянулся с тошнотворным, сосущим чувством, впервые ощутив дыхание опасности. - Вы, надеюсь, тренировались в прыжках на деревья? - Нам случалось прыгать. - Удовольствие не из приятных? - Чего уж там... - Что говорят ребята? - Сидят на пятисотфунтовых бомбах и ждут посадки. - Они о чем-то вас спрашивали? - Их смутило арктическое белье, выданное перед полетом. - Кто из них самый храбрый? - Думаю, что Бастер - Бак Вуд. - А самый надежный? - Берди... Стиллберд. - Долговязый такой... Левое плечо тянет? - У вас наметанный глаз. К ним подошел бортмеханик. - Все в ажуре, сэр. - Благодарю. У нас еще есть время... Скажите, Джин, если это, конечно, не тайна, каким ветром вас занесло сюда? Вы ведь врач. Не так ли? Из семьи с приличным доходом. На кой вам черт прыгать в черную дыру люка? - Это длинная история, - отмахнулся Джин. - А время на исходе, не правда ли? - Честертон замолчал. Они молча обогнули толстопузый "Си". - Ведите людей на посадку! - спокойно приказал Флойд - Слушаюсь. Первым, кого увидел Джин, был джамп-мастер24: плечистый человек, с крючковатым, с римской горбинкой носом, с широкими, массивными плечами и серо-голубыми глазами. - А ну, веселей! - прикрикнул он на десантников, медленно ползущих по трапу - В вашем возрасте я был гуттаперчевым и переходил на спор через площадь на руках.. Они летели на высоте свыше двадцати пяти тысяч футов. Под ними менялись только формы и цвет облаков, но и об этом никто не знал, так как шторы на всех иллюминаторах самолета были плотно задраены. Компасы лежали где-то в контейнере, и невозможно было определиться. Как ни прикидывали, а арктическое белье путало карты любых предположений Берди трижды с загадочным видом выходил в туалет и возвращался оттуда повеселевшим. Бастер спал почти весь полет. В последнюю тридцатиминутку его разбудил бортмеханик. - Бутерброд, кофе? - предложил тот. - Храню живот перед прыжком. Главное - пустой живот, - не открывая глаз, пробормотал Бастер. - Нужно подкрепиться! - настаивал бортмеханик. - Убирайся! - наконец-то проснулся Бастер. Сонни играл с Тэксом в "лавитора". Они плавно бросали друг другу раскрытый "спринг-найф". Тот, кто не ловил нож за ручку, проигрывал доллар. Это кончилось тем, что они поссорились и съездили друг другу по роже. Им пригрозил джамп-мастер, и спорщики присмирели. Доминико сидел за Джином, крайним справа. Он был бледен. Джину казалось, что его мутит от страха. Черные подглазники итальянца теперь особенно резко подчеркивали его матово-бледное лицо. Джин и Флойд то дремали, то говорили о чем-то отвлеченном. После снижения до высоты 1200 футов самолет начало бросать из стороны в сторону - это летчик менял курс, сбивая с толку наземные радары. - Прыгать будем с тысячи футов, - сказал Флойд, вытянув ноги поудобней. - Интересно, где вы были, Джин, в это время в прошлом году? - Играл в кегельбане, построенном миллиардером Аристотелем Онассисом. Это напротив его же казино в Монте-Карло. - А я лежал в госпитале после ранения в Лаосе. Меня подстрелили солдаты Патет-Лао В госпитале всегда хорошо лежится после того, как снимут швы... Розовый рубец еще тянет, он кажется непрочным, но его края уже схвачены намертво. В такое время неплохо подружиться с медсестренкой. У меня была самая красивая - Банни. Я ее называл Блэк Банни - Черный Кролик. Она была мне по пояс и говорила так, словно полоскала воду в горле. - Вы, оказывается, лирик, Лакки. - Нет. Мне просто было тогда хорошо. Наши палатки стояли входом к морю. Дул бриз. Мои соседи - все ходячие. И мы с ней встречались... Солдат, Джин, живет на войне от ранения до ранения, от отпуска до отпуска, от женщины до женщины. - Флойд посмотрел на часы. Джин заметил, что они были крупные, с толстой секундной стрелкой, фосфоресцирующие, на широком золотом браслете, охватывающем широкое запястье. - Я прыгаю в левый люк. Вы - в правый. Кто у нас радист? - Мэт... - Он прыгает вслед за мной, четвертым. Вы - предпоследним. Впереди зажглась красная сигнальная лампочка. На металлических скамьях стихли разговоры. У Джина засосало под ложечкой. Что это, страх?.. Возможно. Джин еще не знал, как бывает страшно в боевой обстановке. Зато про все это знал Лакки. Он знал, что страшно всегда: и перед прыжком в бездну, и перед высадкой на чужой берег, когда черная полоска земли неумолимо надвигается на тебя в ночи. Страшно, когда бредешь по клочку чужой земли, не зная, заминирована она или нет, и когда в сплошной мгле продираешься сквозь чужой лес и каждый черный ствол кажется тебе притаившимся врагом, и когда ты лежишь на спине, подняв над собой ножницы, перед тем как прорезать первую дыру в колючках "концертины". Потом страх пропадает. Стоит только увидеть противника и войти с ним в соприкосновение. Страшно до. Иногда и после. К этому не привыкнешь. Это можно или пересилить... или не пересилить. - Хук-ап! - скомандовал джамп-мастер. Все встали и зацепили карабины выбросных фалов за стальной трос над головой. Джамп-мастер проверил, правильно ли у всех зацеплены карабины. Они были зацеплены правильно. Самолет вышел на ди-зи, но пролетел дальше, совершил крутой вираж и вновь вернулся в район выброски. Он продолжал вводить в заблуждение наземные радарные посты противника. От резкого снижения у всех заломило в ушах. Инструктор поднял руку: пять растопыренных пальцев - осталось пять минут. Люки открыты. К их бортам плотно придвинуты контейнеры. В темном полукруге люков, словно трассирующие пули, тянутся и гаснут красные искры выхлопных моторов. Флойд Честертон, Мэт, Берди, Бастер, Сонни - у правого люка. Джин, Дуче, Тэкс и остальные - у левого. Под левым плечом у всех - автомат Ар-15. За спиной - основной парашют. На груди - запасной. Руки лежат на груди. Правая рука у кольца запасного парашюта. Инструктор поднял три пальца: самолет вышел на прямую. Осталось три минуты. Сто восемьдесят секунд они еще будут стоять, плотно прижавшись друг к другу. Их еще объединяет палуба самолета. Один палец, как перст божий, поднят в воздух. - Одна минута! - выкрикнул джамп-мастер. Мало ли что случается с человеком. То у него не хватает сил переступить порог люка, человек выключается от страха или зажмется вдруг неожиданно. Тогда баунсэр резко толкнет его в спину и скажет: "Пошел!" Ко всеобщему удивлению, джамп-мастер еще раз проскочил вдоль строя десантников, проверяя, все ли правильно зацепили карабины вытяжных фалов за трос. - Проверьте свой карабин! - крикнул он Джину. Джин поднял голову и увидел, что карабин его вытяжного фала отцеплен. Инструктор поглядел в сторону Доминико, но ничего не сказал, пристегнул карабин Грина. - Реди, готовьсь! - скомандовал баунсэр. На переборке погас красный свет и зажегся зеленый. Джин скомандовал: - Доминико, вперед! Тот, как обреченный, вышел из-за его спины, протиснулся к люку и, не дожидаясь команды "гоу!", шагнул в дыру люка. - Так бывает! - почесав крючковатый нос, на ухо Джину прокричал инструктор. - Шагнет человек в дыру па десять секунд раньше срока, а встретишься с ним уже после войны. "В третий раз меня хотели убить!" - подумал Джин. Сразу же все соединилось в одну стройную цепь: нож, просвистевший над ухом, пятидесятиграммовый заряд Ку-5 в бутсе, отстегнутый карабин. Кто стоял за спиной Доминико? Чак... или, может быть, действительно Красавчик, - не все ли теперь равно... - Гоу! - крикнул вышибала. Сначала полетели вниз тюки, потом начали прыгать люди. "Подбородок к груди! - вспомнил Джин. - Локти прижаты к бокам. Ноги вместе. Ну!" - Попутных ветров, малыш! - послышалось ему. Первым ощущением были удар в грудь и звон В ушах. Потом мощный поток воздуха перевернул, завертел, завинтил его и сунул под хвост самолета. Потом он выпал из этого потока и свободно полетел вниз. "Откроется или нет?" - это была единственная мысль, лихорадочно работавшая в мозгу. Томительные секунды хаоса, и по-прежнему только одна мысль: "Откроется или нет?" И вот долгожданный хлопок парашюта над головой. Джин поднял голову: над ним парил белый купол. Ощущение полного счастья, покоя и равновесия овладело им, и сразу же вокруг проявились луна, лес, снег. "Снег! Значит, мы где-то на севере. Но где?" Чувство счастья сразу же пропало. Его вытеснила тревога. Джин огляделся и увидел, как среди раскрывшихся зонтов парашютов чье-то тело камнем падало вниз. Видимо, не сработали ни запасной, ни основной парашюты. "Кто это? Берди, Бастер, Сонни, Мэт?" Одно мгновение, и кого-то не стало. Джин почувствовал, как у него начали мерзнуть щеки. Выдохнул воздух: идет пар изо рта. "Согни ноги в коленях, расслабь мышцы бедер, вытяни вперед носки бутсов". Он упал в сугроб. Выбрался из него. Отстегнул карабины на груди и на ножных обхватах, погасил парашют и зарыл его. Потом он вынул транзистор, поймал позывные радиобуев, спрятанных в контейнерах, определился на местности и двинулся к месту сбора. Они собирались, как положено, с предосторожностями. У них был выработан цифровой пароль - девятка. Предположим, видны силуэт или тень на снегу. Кто это - свой или чужой? Короткий свист. Тебе ответили правильно, ты выбрасываешь четыре пальца. Он показывает - пять. Сумма цифр правильная. Значит, свой, значит, не засада. Их выбросили на большую поляну в лесу. По глубокому целинному снегу двигаться было трудно, собирались около двадцати минут. Пришли все, кроме Доминико, Мэта и Флойда Честертона. Доминико выбросился раньше срока... Он мог упасть на лес, его парашют раскрылся, но ясно, что он все равно не придет. "У кого же не раскрылся парашют, у Мэта или Флойда?" - гадал Джин. Вскрыли контейнеры, раздали всем лыжи, НАЗ (носимый аварийный запас), подбитые оленьим мехом парки, капюшоны на беличьем меху, арктические теплые брюки лучшей фирмы "Кинг оф зи норз" - "Король севера". Уже распределили взрывчатку и "стерилизовали" ди-зи, зарыв контейнер из стеганого авизента с ватой, а Мэта и Флойда все не было. Наконец-то вдали обозначилась фигура человека. Он шел прямо на них, чуть покачиваясь и припадая на левую ногу... Это был Мэт. Он молча подошел к Джину, протянул ему золотой браслет командира и пакет... - Это был мешок с костями, - сказал Мэт. - Парашют командира не раскрылся. Я зарыл его и сделал зарубку на кипарисе. - На чем? - перебил его Тэкс. - Я работал в этих краях: на аляскинском кипарисе. Джин не слышал слова Мэта. Он почему-то вспомнил слова Флойда: "Я тоже счастливчик. Меня так и звали во Вьетнаме - Лакки - счастливчик". Затем он вскрыл пакет и прочел боевой приказ: "В связи с обострившимся международным кризисом Вооруженные Силы США по приказу верховного главнокомандующего - президента США приведены в состояние боевой готовности э 1. Учитывая особую важность арктического района, начальник объединенного комитета начальников штабов генерал Максуэлл Тейлор приказал приступить к операции "Великий медведь". Согласно плану операции ваша команда А-234 десантирована на территорию Советской России - Чукотский п-в, 65ь северной широты, 160ь восточной долготы, квадрат 2413, карта масштаба 1: 200 тыс. Приказываю: 1. Выйти в район узкоколейной ж. д. азимутом 135ь - Энтурмино - Эймелен и в ночь на 13 декабря заминировать ее зарядом Ку-5 весом 35 фунтов. 2. Следуя далее по азимуту 25ь, выйти в район гидроэлектростанции (река Кымынейвеем), данные спутника "Сэмос-52", и вывести ее из строя любыми средствами. 3. 19 декабря в р-не Северного полюса состоится встреча подводных лодок "Скат" и "Морской дракон", вооруженных ракетами "Поларис". Они вышли: одна из Пирл-Харбора, другая из Нью-Лондона, штат Коннектикут. В указанное время необходимо выходить в эфир, служа радиомаяком для подводных лодок..." Далее следовало несколько пунктов, примечание и подпись: генерал-майор Трой Мидлборо, командующий военной базой Форт-Брагга. - Вот тебе, Мэт, и аляскинский кипарис! - проговорил Джин. Утро так и не наступило. Они шли без привала вот уже четыре часа подряд. Казалось, должен был уже забрезжить рассвет, но рассвет не наступил и в полдень. Над снегами, над черными елями и низкорослыми соснами царила полярная ночь. Джин об этом крае знал только понаслышке. Где-то он читал о том, что природа и климат Чукотки во многом сходны с климатом Аляски: холод, бесприютность, вечное белое безмолвие. Грин и Берди били лыжню по очереди. Вернее, в основном работал Джин. Когда он выбивался из сил, выходил вперед Берди, сухощавый, долговязый, но жилистый. Кроме них, эту тяжелую работу могли делать и Тэкс с Бастером, но Джин выслал их вперед, головным охранением. Так случилось, что Флойд Честертон погиб. Доминико, если он остался жив, на ди-зи не вернулся, Мэт нес на себе рацию ПРУ-10, проклиная свою "шарманку", но благодаря бога за то, что ему достались сравнительно легкие батареи. Сонни видел до этого лыжи только в кино. Он обливался потом, наступал сам себе на ноги, падал с лыжни, кряхтел, виновато оборачивался, но шел, стараясь не отставать от других. Остальные несли взрывчатку, пулемет, весивший свыше тридцати фунтов, и диски. Тот, кто хотя бы раз в жизни долго бил лыжню, знает, как трудно идти по целине впереди других и, чуть откинув назад корпус, на прямой ноге, попеременно вытаскивать лыжи из глубокого снега. Нужно иметь сильный пресс, железные ноги, а главное - терпение. Вскоре Джин научился определять направление, не глядя на компас. Ветер в этом краю дул с севера" и поэтому летящий снег обметал северную сторону деревьев. Был тридцатиградусный мороз, полярная ночь, чужая земля, и за каждым кустом, на спуске или подъеме, их могла подстерегать засада. В примечании к боевому приказу было сказано: первый привал сделать через четыре часа среднего хода. Настало время короткого отдыха. - Советую не садиться, - объявил Джин. - Можете снять "комбет-пек" и для настроения выпить "джи-ай-джина". - Вы, сэр, лучший в мире человек! - воскликнул Берди. - Но формулировка "выпить для настроения" все же расплывчата. - Ты что-нибудь знаешь об этих местах? - спросил Джин у оживившегося вдруг Берди. - Только то, что по этому лесу бегает страшный тундровый волк... - Во дает! - сказал Бастер. - И откуда это вы все знаете, мистер Всезнайка? - язвительно процедил Тэкс. - Любознательные канадцы в отличие от тупых техасцев, странствуя по свету, не закрывают глаза, - скороговоркой выпалил Берди. - Это все, что ты знаешь, Берди? - спросил Джин. - И еще я где-то прочел, что северное сияние похоже на гигантские разноцветные шторы. - Во дает! - вновь восхитился Бастер. - Все занимаются не своим делом, - сказал Мэт. - Я, кубинец, гибну в снегах. Ты, Берди, прирожденный ученый, а лезешь в "зеленые береты". Берди отстегнул флягу, выпил и, уже ни к кому не обращаясь, сказал: - Я, кажется, забыл шприц. Распечатав несколько пакетов с рационом "Си" и наскоро подкрепившись, десантники "обработали" место привала и снова двинулись в путь. В небе послышался мощный гул авиационных моторов. Самолетов еще не было видно, но тревожный рокот надвигался издалека, усиливался, невольно прижимая людей к земле. Вскоре на большой высоте появились реактивные бомбардировщики. Они летели на север, оставляя в звездном небе белые шлейфы. Джин посчитал: десять звеньев. Десять троек. Белые шлейфы расползлись, сплелись, начали таять и наконец растворились. Гул самолетов затих, скрип лыж возник снова, но теперь он казался более тревожным. - Это наши самолеты, - проговорил Бастер. Все молча переглянулись. "Неужели началось? - подумал Джин. - Неужели доигрались?" Мутный ужас захлестнул его, когда он подумал, что сейчас делается в мире, если ЭТО уже началось. - Да, это наши, - прошептал Сонни и вдруг крикнул: - Ребята, неужели?.. - Молчать! - скомандовал Джин. - Мы должны идти вперед. Следите за небом. Нам страшны вертолеты. Вертолеты не заставили себя долго ждать. Сначала откуда-то слева послышалось несколько одиночных выстрелов. Впереди было озеро. Джин остановился и сверил азимут: они вышли точно. Как быть? Идти указанным курсом - при свете луны, по открытому месту, - тогда в случае обнаружения никому не уйти. Обходить озеро - огромный крюк и прямое нарушение боевого приказа, в котором сказано: "Выйти в район узкоколейной ж. д. азимутом 135ь - Энтурмино - Эймелен". Джин вынул карту и подсчитал, что примерно в двух ходовых часах должен лежать поселок Энтурмино. Джин оттолкнулся сразу двумя палками и пошел по просеке курсом на озеро. - Когда они начали пересекать озеро чуть левее центра, из-за леса появились три вертолета. - Ложись! - скомандовал Джин. Эта команда была тотчас же передана по цепочке. Десантники вдавились в снег, раскинув ноги, не освобожденные от лыж. Вскоре вертолеты оказались чуть ли не над головами. На их фюзеляжах ясно виднелись красные звезды. "Звезды" начали кружить над ними, почему-то не стреляя. Джин закрыл глаза. Ему вспомнилось сафари, охота на льва в саванне. ...Они охотились с вертолета. Затравленный и беспомощный лев бежал, не понимая, что за чудище гонится за ним. Он кидался из стороны в сторону, пытался путать следы, поднимал голову, закидывая львиную гриву, то рыча, то воя. Но куда бы он ни бежал, рокочущее чудовище висело над ним. Наконец-то его выгнали на лысый пятачок. И теперь уже они были, как говорится, один на один. Джин спросил у летчика: - Стрелять? - Как хочешь, - буркнул Кейвин. Вот уже год он возил людей, этих зажравшихся туристов, и ему опротивели те "смельчаки", что лупят по несчастному зверю, сам" находясь в полной безопасности. - Какое же это сафари? Сафари - это когда не знаешь, кто кого убьет - ты зверя или он тебя. Однако он ничего не сказал Джину. - Не буду стрелять, - сказал тогда Джин. - Папа Хем никогда бы не выстрелил. Из-за его спины тогда выстрелил толстый голландец. Он выстрелил почти в упор! Лев упал не на спину, как обычно, а мордой вперед, словно он не был убит, а просто пытается вдавиться в землю. Точь-в-точь как теперь он, Джин. С той только разницей, что тогда лев лежал в саванне, а он теперь лежит в снегу. Лев ничего не мог вспомнить, ни о чем не пожалеть. А может быть, и лев вспоминал что-то и жалел о чем-то?.. Он поднял голову: вертолеты уходили прочь. Что это, разведка? Возвращение домой после боя, когда все патроны израсходованы? Или летчики ночью не увидели их? Тогда зачем же они кружили?.. Десантники поднялись и пошли. Уже не разговаривая ни о чем, не задавая друг другу вопросов. Снег скрипел однообразно, назойливо, до рези в ушах. Снег отливал голубизной. Потом голубизна пропала, небо побелело, снег стал сахарным, надоедливо сахарным, до тошноты. Сонни уже идти не мог. Его тащили по очереди. Потом он сказал: - Дальше не могу. У него пересохли губы, на щеках, ближе к носу, появились следы обморожения. Он дышал со свистом, ноги у него стали ватными, он не мог ступить и шагу. Тогда Джин приказал сделать носилки. Пока Мэт и Тибор их мастерили, был перекур. Берди допил свой запас "джи-ай-джина" и крикнул Тибору: - Алло, мадьяр! - Чего тебе? - Подойди-ка! Берди расстегнул на морозе брюки, снял набрюшник и сказал: - С возвратом. Это мамин сувенир. Моя мама - кассирша из "Армии спасения". - Закусывать нужно, - огрызнулся Тибор, - Возьми! - сказал Берди, - Это самая крепкая кожа в мире. Стяни этим ремнем носилки, Сонни тебе потом свечу поставит. - Постучи по дереву, болтун! - Тибор рассердился, но набрюшник взял. Впереди послышался знакомый посвист: длинный и два коротких, сквозь передние зубы. Это вернулись из охранения Бастер с Тэксом. - В полумиле - одноколейка. Охраны никакой, - доложил Бастер. - По дороге нас кто-то обстрелял и исчез, лесник, что ли. Бастер чувствовал себя, судя по всему, как дома. - Бастер чокнулся, - сказал Джину Тэкс. - Я своими глазами видел вооруженных эскимосов. Человек шесть. Они стояли за стволами деревьев в сорока шагах. Стояли и смотрели на нас узкими глазами. И не двигались. - Это ему померещилось от страха, - сказал Бастер. ...Ку-5 похожа на замазку. Из нее можно лепить лошадей и бабочек. Ее можно взять в рот и жевать, как жевательную резинку. Ее можно забросить на дно реки, она там пролежит хоть год - ей ничего не сделается. Ку-5 - пластик с особым нравом - мрачное орудие взрыва. Прилепи этот пластик к стальному рельсу, вставь капсюль-детонатор, пусть только он сработает - и ты увидишь, что таится в этом мирном пластике. Все было сделано как нужно: они заминировали железнодорожное полотно, поставив вместе с Ку-5 взрыватель МЗД (мину замедленного действия). Замаскировав минированный участок снегом, отошли в лес. Через час, когда они были от железной дороги на расстоянии примерно двух миль, до них донесся звук взрыва. Потом пошел слабый снег и мороз ослабел. На длинном конце веревки, за спиной у Бастера, болталась разлапая ель. Он шел замыкающим. Ель в такт шагам раскачивалась, заметая лыжню. Снег припорашивал следы ели. Однообразное движение - шаг за шагом, вот так и нужно идти, не спеша, враскачку. Джину невольно вспомнились слова Лакки: "Так и будем жить, пока не убьют или не ранят, от госпиталя до госпиталя, от отпуска до отпуска, от женщины до женщины". "Рановато, брат, ты начал себя жалеть, - с неудовольствием подумал о себе Джин. - Все только начинается... Подумаешь, холодно, Чукотка, ночь, безмолвие. А джунгли лучше?" "Лучше... Лучше кто угодно, только бы не русские". "Это почему же?" - продолжал он внутренний диалог. "Не знаю. Странный край, странные люди: стоят за стволами - и не стреляют". Где же хотя бы белые совы, или олени, или тундровые волки, черт возьми! За спиной только хруст, хруст и ощущение, что что-то должно случиться. Вдруг вскрикнул Тэкс: - Они! Это они! Джин остановился. Поглядел вправо - никого. Впереди - никого. Тэкс упал в снег, изготовился к стрельбе. Наконец Джин увидел их. - Левее холма! - крикнул он. - Градусов двадцать. Ориентир: группа елей. Оттуда (Джин это четко слышал) по-русски прозвучала отрывистая команда: - Огонь! - Ложись! - скомандовал Джин. - Огонь! У него за спиной заработал легкий пулемет-браунинг. Это стрелял Тибор: пятьсот пуль в минуту. Меж стволов заметались тени, и сразу же безмолвный лес ожил, наполнился криками, руганью, стонами, лаем собак, проклятьями. Русских много! Они были в белых маскхалатах и шли со всех сторон. Джину показалось, будто он лежит в центре вертящегося карусельного круга. И снова чья-то команда - Взять живьем! Прямо к нему шел человек в собольей шкуре, в меховой шапке с длинными ушами: чуть сплюснутое желтое лицо, широкие скулы, узкие лезвия глаз. Джин выстрелил в него в упор. Очередь! Еще одна! Соболья шкура эскимоса задымилась. Желтая кожа на скулах человека собралась в складки - он улыбался. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. РУССКАЯ "ПАРИЛКА" Под ногами по-прежнему поскрипывал снег. Издалека доносились шум автомобильных моторов, неразборчивые русские команды. За спиной скрипел снег под ногами конвоиров. Джин старался определить по этому звуку, сколько человек сопровождают его. По меньшей мере трое, казалось ему. Изредка спины его касался ствол карабина и слышался грубый голос - "лефт" или "райт" - тогда он поворачивался влево или вправо. Он старался считать эти повороты, считать шаги, но вскоре сбился и был на миг охвачен паническим чувством полной дезориентации в пространстве. Задубевшая на морозе прорезиненная ткань мешка, надетого ему на голову, жгла щеки. Виски сжимала полоска пластыря, которым ему заклеили глаза. Сжимая зубы, борясь со страхом, Джин шел вперед в полной пустоте и темноте. Все же несколько раз ему показалось, что по лицу его скользнул свет, то ли свет прожектора, то ли свет ручного фонаря. - Стоп! - рявкнул голос сзади. Он остановился. Проворные руки снова - в который раз! - обыскали его одежду. - Апстерз! - скомандовал голос. - Вверх! Он поднял ногу и опустил ее на вибрирующую ступеньку. Он качнулся. - Иванчук, поддержи гада, а то свалится, - сказал кто-то по-русски. Сильные пальцы впились в локоть. Джин стал подниматься по качающемуся трапу. Он насчитал двенадцать ступеней, когда снова послышалась команда "стой", и вслед за этим сильный удар сапогом в зад сбросил его на металлический пол. - Эй вы, полегче! - крикнул Джин. - Не имеете права так обращаться с американским гражданином! - Чего он орет, этот Джек? - пробасил кто-то рядом. - Жалуется на тебя своему президенту, - сказал человек, отдававший команды на английском языке. Раздался хохот. Джина взяли за ноги и оттащили в сторону. В течение десяти-пятнадцати минут в непосредственной близости от его головы стучали кованые сапоги, он чувствовал, что мимо волокут какие-то тяжелые предметы, шла торопливая спорая работа, иногда откуда-то издалека и снизу доносились матюки. Промерзший металлический пол, казалось, прожигал его тело даже через арктическое белье. Вдруг в какой-то момент Джин перестал чувствовать холод, дрожь прекратилась, тело охватило странное, почти блаженное оцепенение, и словно наяву он увидел обеденный стол в вашингтонском отеле "Уиллард", гигантского красного лобстера, украшенного яркой зеленью, булькающее в медной чаше горячее прованское масло, сверкающий прибор, крахмальную скатерть... Вяло прошла через мозг мысль, что это, должно быть, начинается "холодная эйфория", предвестник глубокого обморожения. Джин собрал все силы, скрипнул зубами, напружинил мускулы. Несколько мгновений ему казалось, что он плывет в ватном море, продирается на поверхность из ватной удушающей глубины. Он выплыл на поверхность в тот момент, когда захлопнулись двери люка и в самолете наступила тишина. Тихо, опять же как сквозь вату, загудели реактивные двигатели. Что было силы Джин заголосил песню из "Ревущих двадцатых": "Приходи, я жду, мой грустный беби!" Мгновенно ему ответил рев нескольких голосов. Тэкс: "Боже, благослови Америку!.."; Берди: "Вперед, солдаты Христа"; Мэт: "Ада-Ада"; Бастер: "Я увидел тебя ровно в семь"; Сонни: "Мы победим"... Джин повеселел, услышав голоса товарищей. Значит, все ребята здесь, в этом самолете, должно быть, лежат связанные так же, как он, и с мешками на головах. - Сайленс! - проорал сверху голос. И по-русски: - Молчи, скотина! Сильный удар ногой в ребра. Джин закричал на одном дыхании. - Ребята! Мы - мирные геологи, сбившиеся с пути в ледяной пустыне, потерявшие свое геологическое оборудование из-за аварии вертолета, вооруженные автоматическим оружием на случай схватки с медведями и взрывчаткой для взрыва торосов. Мы должны протестовать против бесчеловечного обращения и требовать... На него посыпались удары. Прямо в ухо оглушительно закричал голос человека, говорящего по-английски: - Еще один звук, гад, и мы заткнем тебе горло кляпом! Тяжелый кулак опустился на голову Джина. - Bloody bastard! - прорычал Джин и замолчал. Он был доволен, потому что дал понять ребятам, что они должны в любом случае держаться этой дурацкой легенды. Неожиданно его окутал поток теплого воздуха. Стало легче дышать. Оглушительно заревели и засвистели реактивные двигатели. Самолет тронулся. Он очень быстро вырулил на взлетную полосу, остановился, рев усилился, самолет рванулся вперед. Через несколько секунд Джин почувствовал привычную чудовищную реактивную тягу и понял, что они уже в воздухе. Сколько времени продолжался полет, определить было невозможно. Размягченный теплом, Джин погрузился в полудремотное, полубредовое состояние. Ему виделись футбольное поле, белые рубашки и черные шлемы товарищей по команде. Все они суетились, передавали мяч, собирались в кружок, рассыпались по команде, рвались вперед, пытаясь обойти красного гиганта лобстера, стоявшего на хвосте в центре поля, но это почему-то было невозможно. Еще одно усилие, еще, еще, еще одна комбинация - все тщетно. Лобстер, слабо пошевеливая клешнями с застрявшими в них хвостиками спаржи, стоял несокрушимо в центре поля. Наконец Джин решил идти на таран. Выставив руки, как это делают дети, играя в авиацию, и изрыгая жуткий реактивный вой, он бросился вперед, ударил лбом в пышущий жаром медный хвост гигантского моллюска. Потом его несли. Впереди он видел узкую спину отца; задирая голову, наблюдал подбородок и нос Ширли Грант. Он улыбался. Кто бы мог подумать, что у Ширли хватит сил так легко и непринужденно нести тело двухсотфунтового парня? - Привет, Ширли, - сказал Джин. - Должно быть, видимся в последний раз. В лучшем случае меня ликвидируют, в худшем - соляные копи Сибири на всю жизнь. - Не грусти, я жду, мой грустный беби, - ответила Ширли. Выгрузка захваченных диверсантов происходила без особых церемоний. Двое солдат брали за ноги и за плечи связанных людей и, слегка раскачав, бросали прямо на бетон аэродрома. Ожидавшая внизу команда ставила пленных на ноги и опять же без строгого соблюдения протокола, а именно пинками в зад, загоняла их в закрытый фургон. Когда погрузка в фургон закончилась, с пленных сняли мешки и содрали пластырь с глаз. В слабом желтом свете зарешеченной лампочки Джин увидел бледные, в кровоподтеках, лица своих ребят. Хуже всех выглядел раненый Бастер. Он морщился от боли, скалил зубы в мучительной гримасе, однако, встретившись взглядом с Джином, подмигнул ему: "Зеленый берет", мол, до конца!" Мэт что-то шептал, еле-еле шевеля губами. Кажется, он молился. Тэкс, повернув к Джину свое узкое лицо, злобно и затравленно усмехнулся. Сонни улыбнулся Джину, смущенно хмыкнул, поднял глаза к потолку. Берди, он сидел рядом с Джином, Притронулся к нему плечом, меланхолически присвистнул. - Похоже, что нам крышка, ребята. - Молчи, - сказал Джин. - Мы геологи. - Как же, как же, - печально подтвердил Берди. - С приездом, джентльмены! - по-английски сказал советский офицер, сидящий возле двери, между двумя автоматчиками, у которых оружие было взято наизготовку. - Где мы? - спросил Джин офицера. Офицер засмеялся. - Вы на территории Советского Союза. - Мы требуем встречи с американским послом, - сказал Джин. Офицер засмеялся еще веселее. - Я всегда считал, что американцы люди с юмором. Он был молод, этот офицер, и его живое черноглазое лицо было бы даже приятным, если бы не мелькавшее временами в глазах выражение неумолимой жестокости По-английски он говорил совершенно правильно, но с тем отчетливым русским акцентом, который был знаком Джину с колыбели. Лица солдат, одетых в толстые серые шинели и теплые шапки-ушанки с красными звездочками, были гораздо менее выразительны, чем стволы их автоматов. "Автоматы Калашникова, - определил Джин. - Десантный вариант с откидным прикладом". Фургон тронулся. Сначала он ехал довольно медленно, часто поворачивая, потом началось быстрое движение по прямой - должно быть, вырвались на шоссе. Примерно через полчаса скорость стала меньше, потом фургон остановился. Снаружи послышались неясные голоса, стук и скрип. Фургон двинулся вперед и метров через пятьдесят остановился окончательно. Распахнулись двери. Влажный и какой-то весенний по запаху воздух хлынул внутрь. Открылся кусок светлеющего неба и в нем редкие предрассветные звезды. Автоматчики спрыгнули вниз. - Выходите! - сказал офицер и показал на Джина. - Вы первый. Джин с трудом, подталкиваемый Берди, поднялся на ноги, сделал несколько шагов и спрыгнул вниз. Еле-еле ему удалось сохранить равновесие и не повалиться боком на асфальт, которым был покрыт весь четырехугольный двор, замкнутый со всех сторон кирпичными стенами с четырьмя этажами узких зарешеченных тюремных окоп. Тут же в спину ему уперся автомат, и его повели по двору к освещенной открытой двери, возле которой стояло навытяжку несколько солдат. Краем глаза Джин успел заметить, что сопровождавший их офицер подошел к другому, видно, старшему, и, взяв под козырек, коротко отрапортовал. Камера была покрашена ровно в белый цвет и освещена слепяще ярким светом. Больше всего в ней поражала полная целесообразность, отсутствие каких-либо лишних деталей, идеальная тюремная камера - и все: четыре белых стены, белый потолок, стальная, привинченная к полу скамья, унитаз. Больше здесь взгляду не на чем было остановиться. Здесь Джину развязали руки. Он сразу стал сгибать и разгибать их, пытаясь расшевелить затекшие и посиневшие пальцы. Минут через десять в дверях снова показались солдаты в хаки, и один из них поставил перед Джином на скамью металлическую миску с какой-то бурдой и положил кусок черного хлеба. Бурда оказалась свекольным супом, отдаленно напоминавшим то, что няня называла борщом. Что касается хлеба, то он имел совсем особый вкус. Тем не менее Джин съел все до последней крошки, помечтал о сигарете и вдруг поймал себя на том, что его покинуло ощущение безвыходности. "Может быть, меня обменяют, как Фрэнсиса Гари Пауэрса. Говорят, что обмен такого рода - дело довольно обычное между двумя супердержавами. В конце концов даже после кубинского провала был обмен пленными... Но пока что я