- Ты  опять? - укоризненно заметил Денис. Он лихо расправился с ножкой,
оставив на тарелке лишь голую косточку.
     -  Ищи  того,  кому  это  выгодно,  -  мне  не  понравился  собственный
оправдывающийся  тон. - Тем более,  что в этом занюханном Кирьят-Шенкине  ох
как нелегко выжить в условиях жестокой конкуренции.
     - Ой, мамочка, тебя послушать, так все  лавочники друг друга перерезать
должны, - вставила моя разумная дочь.
     -  Ничего не должны! - парировала я. У каждого лавочника  свой ареал. К
ним из другого района за молоком в десять вечера никто не пойдет. Если они и
захотят  что-либо  сделать,  так подожгут супермаркет.  А от убийства  у них
клиентов не прибавится...
     -  Мам! А я вчера мимо "Космоса"  проезжала,  так  он закрыт. Там пожар
был.
     - Вот, пожалуйста... - я приняла слова дочери как лишнее доказательство
своей правоты.
     "Космос", огромный супермаркет, по которому можно было блуждать часами,
был построен  на выезде из Ашкелона, и с его открытием появилась  присказка:
"Он сказал: "Поехали!"". Новоявленные  Гагарины  толпами бродили  по суперу,
набивая брюхо никелированных колясок разной снедью на неделю.
     Там можно  было купить  все: от  хлеба и  молока до  верхней  одежды  и
компьютеров.  Если  брать  много,  то можно  было получить  ощутимую скидку,
подарки  и  даже  выиграть  в лотерею полет  в  Таиланд. Рядом располагалась
обширная  стоянка  и променад  с  кафетериями. Так  что  бедным  лавочникам,
действительно,  надеяться было не  на  что.  Мне  на  память пришел один  из
романов Эмиля  Золя, из эпопеи "Ругон-Маккары"  о таком же монстре-магазине,
душителе  мелкого   частника  и  предметом  эротического  обожания  женского
населения Парижа.
     Мои размышления прервала Элеонора:
     -  Валерия,  вечно  ты  криминал ищешь.  Причем  тут  владельцы  мелких
магазинов? Проводка где-нибудь перегорела или еще что-нибудь прозаическое...
     Денис отложил в сторону вилку и улыбнулся:
     - Тем более, что Тишлер принимал участие в его строительстве.  Тебе это
ни о чем не говорит, дедуктивная ты наша?
     Это было уже слишком. Я прямо задохнулась от негодования.
     -  Хватит вам надо мной  смеяться! Да, у меня  не  хватает  выдержки не
лезть туда, куда нормальный  человек носа не сунет. Но я же, в конце концов,
оказываюсь права. Ты вспомни!
     -  Мамочка, да не злись ты так, - Дарья пыталась  сбить пламя,  - Денис
шутит, никакая ты не дедуктивная.
     Взрыв  хохота  потряс нашу  маленькую  компанию.  Элеонора  тряслась от
смеха,  вытирая  слезы.  Моя  злость  куда-то испарилась,  а  Дарья  сидела,
переводя взгляд с одного на другого.
     - Денис, объясни мне, что это вы?
     - Все в порядке, Дашка, все хорошо. Мама не дедуктивная, ты права, - он
потянулся ко мне и влепил мне звучный поцелуй в щеку.
     В разгар  веселья в дверь  позвонили, и  в  столовую  вошел Суперфин. В
руках он держал красочный пластиковый пакет с надписью "Космос". Увидев это,
мы снова зашлись от смеха.
     -  О! Рад вас видеть, - сказал он, недоумевая, что может  быть причиной
столь бурного веселья. - Элеонора, у вас божественный цвет лица.
     Эдвард  порылся в  свертке, и  на столе оказались баночка красной икры,
полоски лосося в  вакуумной  упаковке, бутылка полусухого  вина и  роскошная
роза. Розу он немедленно с изящным поклоном преподнес Элеоноре.
     - Скажите,  Эдвард,  - осведомилась моя дочь вполне невинным голосом, -
вы эти продукты в "Космосе" купили?
     - Да, - кивнул он.
     - Так он же сгорел!
     - Нет, только отдел постельного белья. Там стоит  загородка. А  что?  -
спросил он. - Вам нужно было постельное белье?
     - Нет, спасибо, - серьезно ответила Элеонора, - у нас есть.
     Воцарилось  непривычное молчание. Денис встал,  вытер губы салфеткой  и
сказал:
     - Собирайтесь, дорогие дамы, я отвезу вас домой.
     - Что, уже? - заныла Дашка.
     - Уже. Про школу вспомни.
     Ночью,  лежа в приятной полутьме,  освещаемой только  ароматизированной
свечой, я спросила Дениса:
     - И что ты об этом думаешь?
     - О чем?
     - Ты знаешь, о чем я говорю...
     - Мама -  взрослая  женщина.  И  потом, она же сказала,  что у нее есть
постельное белье.

        x x x
     К Тишлерам сопровождать Суперфина  пришлось  мне. Элеонора не  на шутку
расхворалась, чувствовала себя разбитой. Но, скорее всего ей было  неприятно
поступаться принципами. Она, державшая траур по мужу долгие  годы, не  могла
смириться с таким попранием устоев. Но Суперфину нужен был сопровождающий. И
выбор снова пал на меня, как самую свободную.
     Семья  разбогатевшего подрядчика жила на  самом краю  Кирьят-Шенкина, в
огромной трехэтажной вилле. Из всех окон открывался прекрасный вид на море и
старинные развалины крепости крестоносцев. Перед входом в  виллу раскинулась
ухоженная  зеленая  лужайка,  на  которой   шли  приготовления  к  какому-то
представлению.  Ставились  декорации,  изображающие   восточный  дворец.  По
лужайке были разбросаны шелковые  и бархатные подушки, а  сам  вход на виллу
украшали тяжелые драпировки.
     Зазвучала  очень  знакомая  музыка,   и  из  дверей,  как  из-за  кулис
выпорхнули  четыре танцовщицы,  одетые  более чем скромно.  Они кружились по
лужайке и вдруг замерли на месте.
     Под  аркой восточного дворца  стоял  высокий  мужчина в  черном  пышном
парике и  тюрбане,  украшенном  павлиньими перьями.  От  шеи  до пят он  был
закутан в  шелковый плащ.  Музыка  зазвучала  снова и певец  начал исполнять
куплеты Ирода Антиппы из рок-оперы "Иисус-Христос - суперзвезда".
     Этот  голос  невозможно было  не  узнать. Пел  Леон Ковалло собственной
персоной.
     Резким  движением  певец  сбросил плащ,  и  по  публике  пронесся  стон
восхищения.  На нем  была надета набедренная повязка из золотистой  ткани, а
ноги до колен оплетали высокие сандалии.
     Он  пел  и танцевал  в быстром чарльстоновском  ритме, девушки слаженно
кружились  по лужайке, и, когда  стих последний  звук,  публика  разразилась
громкими аплодисментами.
     -  Дорогой,  -  к мужу подошла  Клара  и  поцеловала  в  щеку,  -  тебе
понравился мой подарок?
     Беньямин Тишлер,  в пиджаке рисунка "птичья  лапка",  стоял  у  входа и
раскланивался с гостями. Он обнял жену и растроганно произнес:
     - Какая ты у меня выдумщица!
     Мы с Эдвардом подошли, поздравили и прошли вовнутрь.
     В салоне с окнами от пола до потолка был устроен фуршет.
     Разные  красивые  вкусности,  выполненные,  несомненно,  рукой опытного
мастера  своего  дела,  заполнили  собой  всю  поверхность большого  резного
буфета. Рядом, на  двух столиках, теснились бутылки. Всю эту красоту венчала
птица, выполненная из резной тыквы и баклажан. Было стильно.
     Около буфета оживленно  разговаривала  группа  гостей,  накладывая себе
бутербродики с воткнутыми  в них  палочками.  Хотя я  знаю  многих в городе,
некоторые приглашенные были мне незнакомы.
     Покрутив  немного головой, я  заметила  роскошную  блондинку  Кристину,
беседующую  с импозантным мужчиной в роговых  очках. Кристина была  в чем-то
воздушно-голубом, с неизменной ниткой жемчуга на шее. Ее собеседник жмурился
как кот,  глядя  на  нее. Кажется, я видала  его на похоронах Вольфа.  Дама,
любительница классической  музыки, сменила тон волос с красного на бурый,  и
откусывала  слойку,  изящно оттопырив  мизинец.  Рядом с  ней  стоял  Леонид
Горелов, злой гений Кристины, и скучающе оглядывался.
     В   салоне  появился  Леон   Ковалло.  Он  успел  переодеться  в  белый
костюм-тройку и сейчас принимал восхищения гостей.
     Положив немного  закуски  на тарелочки,  мы  с  Суперфином  присели  на
массивный кожаный  диван, и я  принялась  разглядывать  африканские маски, в
изобилии развешанные по стенам.
     - Посмотрите, Валерия, - мой спутник показал на старинные часы, стоящие
в углу, - это же настоящий Буре!
     Часы были высотой с  рослого мужчину, и маленький Суперфин вряд ли смог
дотянуться  до верхней  крышки.  Корпус красного  дерева  сиял  приглушенным
блеском натурального воска.  Циферблат  из потемневшей бронзы тускло  мерцал
сквозь   разрисованное   узорами   стекло.   Римские  цифры   на   нем  едва
проглядывались.  Массивный  маятник  мерно  качался  из  стороны в  сторону.
Боковые стенки часов украшали резные фигурки ангелочков с песочными часами и
завязанными глазами.
     Эдвард  встал, и подошел поближе.  Восхищению  его не  было предела, он
подозвал    меня   и   стал   показывать    различные    детали   орнамента,
гирьки-противовесы.
     - Этим часам без малого триста лет, - раздался неожиданно голос сзади.
     Мы обернулись. Виновник торжества стоял возле нас и улыбался.
     - Их, как реликвию  передавали в нашей  семье от  отца к  сыну.  И даже
существует предание: если часы остановятся, то в семье происходит несчастье,
вплоть до  смерти  домочадцев. Поэтому заводить их  - первейшая  обязанность
главы семьи.
     -  А  если глава в  командировке  или в отпуске?  -  влезла я в мужской
разговор.
     -  В нашем  доме  всегда был тот,  кто  заводит  часы! Они  никогда  не
оставались без  присмотра. Если  бы вы  знали,  скольких  трудов мне  стоило
вывезти их из России! Сколько я заплатил на таможне!..
     -  Какие интересные  маски! -  восхитилась я,  показывая на одну, особо
оскаленную.
     - Это мы привезли из Кении. Прекрасная страна, я вам скажу.
     В   салон  вдруг  зашел  человек,  внешность  которого   совершенно  не
соответствовала общему стилю вечера.  Одетый в поношенный свитер и  потертые
брюки, он нес тяжелую сумку, набитую письмами.
     - Вы будете Беньямин Тишлер? - спросил он нашего собеседника.
     - Да, - кивнул он, - простите...
     - Распишитесь здесь, вам заказное письмо,  - почтальон протянул Тишлеру
большой казенный конверт и журнал записей.
     Хозяин дома расписался, получил конверт с большими красными печатями на
нем и нахмурился. Еще раз  извинившись перед  нами, он удалился, вскрывая по
дороге письмо. Но путь ему преградила супруга.
     -  Господа!  - громко и  весело обратилась  Клара Тишлер к гостям. - Мы
подготовили вам маленький  сюрприз.  Сейчас мы  поднимем бокалы за  здоровье
новорожденного, а потом сюрприз...
     Гости  восхищенно захлопали в ладоши.  Две  официантки в накрахмаленных
фартучках обнесли всех присутствующих шампанским.  Беньямин раскланялся, его
расцеловали  женщины и  в результате ему пришлось  вытирать  лицо от  помады
большим носовым платком.
     -  Дорогие гости, - продолжала тем  временем Клара,  - для того,  чтобы
увидеть  наш  подарок, давайте немного прогуляемся до моря. Те, кто  захочет
остаться, пожалуйста, есть еще много еды и вина.
     - Надолго прогулка? - спросила одна дама капризным голосом.
     -  Примерно, часа  на  полтора,  - ответил  Тишлер. Разорванный конверт
нелепо торчал у него из подмышки.
     -  Тогда  я,  пожалуй,  останусь, - сказала  недовольная дама.  -  Я  в
вечерних туфлях.
     Не  пожелали идти еще несколько пожилых  гостей,  и поэтому в  путь  мы
отправились ввосьмером:  чета  Тишлеров,  Леон с  Кристиной, Мика Перчиков с
Гореловым и мы с Суперфином.
     Выходя с  виллы Тишлеров, я оглянулась. Показалось мне это или  нет, но
маятник швейцарских часов не двигался.
     Спустя  пятнадцать минут мы вышли на  берег моря, к марине - порту  для
яхт. Я сняла свои туфли и шла босая по песку. Женщины мне завидовали.
     - Смотрите! - гордо сказала Клара. - Нравится вам наша красавица?
     - Где, которая?
     - Вот она, давайте подойдем поближе.
     Яхта,  действительно,  была  великолепна. Белоснежная,  с полированными
поручнями и  надраенными латунными деталями, она  издали производила сильное
впечатление. На борту стояли двое моряков, готовые к приказам хозяина.
     - Ну что ж, пошли... - пригласил нас довольный виновник торжества.
     Как назывались все эти штучки, я не знала, так как отношусь к абсолютно
сухопутному  типу гомо сапиенсов, и этому есть  обоснование: много лет  тому
назад, будучи в нежном возрасте, я простояла, перегнувшись через поручень на
прогулочном судне из Гагр в Пицунду.  Мне было не до красот Черного моря - я
кормила  рыб  содержимым  собственного желудка и потому в этот раз с опаской
поднималась по сходням на борт яхты "Океания".
     Внутри было еще красивее.  В течение получаса раздавались только  охи и
возгласы. Мы разбрелись по судну, заглядывая во все уголки.
     Всю  ширину палубы  трехэтажной  яхты  занимали  три  каюты  с круглыми
иллюминаторами. Деревянные  панели отсвечивали тусклым лаком, вниз  вели две
маленькие  ступеньки, а на стене висела реклама кока-колы в стиле "Pin-Up" с
крутобедрой  девицей.  Между  каютами   возвышались  две  мачты,   опутанные
канатами,  веревочными  лестницами  и  прочим  рангоутом.  На  самой  высоте
примостилась металлическая тарелка.
     - Что это? - спросила я одного из моряков, показывая пальцем вверх.
     - Радар, госпожа.
     А  какой великолепный был штурвал! Мне тут же захотелось  схватиться за
отшлифованные  ручки  и,  нахмурив  брови,  вести  судно  вперед,  навстречу
приключениям.   Я  бы  поглядывала  левым   глазом   на  показания   компаса
(обязательно  с  ударением  на  втором  слоге),   заключенного  в  блестящую
металлическую коробку, а под капитанским мостиком раздавался бы звон рынды -
судового колокола, призывающего экипаж к обеду.
     - А что внизу?
     Там душевые и туалет. И еще машинное отделение, -  ответил мне Беньямин
Тишлер, оказавшийся поблизости.
     -  Машинное отделение? -  удивилась  я. -  Тогда для чего мачты?  Мы не
пойдем под парусами?
     - Нет, - засмеялся он. - Раскрыть паруса - довольно  трудоемкая работа,
а мы походим полчасика по акватории и вернемся. Нас гости ждут.
     Не позволив  разочарованию влезть  в душу, я спустилась  с капитанского
мостика и пошла обследовать яхту дальше.
     Над  каютами,  на  верхней  палубе,  был  натянут  тент  и  расставлены
пластмассовые  кресла. На  столе  нас  ждали  напитки  и небольшая  закуска.
Кристина  уже  сидела  с  томным  видом,  а  мужчины  суетились  возле  нее.
Показалось мне или нет, но на мгновение она утратила свою вальяжность, когда
зыркнула на меня сквозь полуопущенные веки.
     Стемнело, и на яхте зажглись разноцветные гирлянды огней.
     Тишлер не успевал отвечать на вопросы  гостей, мой спутник даже вытащил
записную книжку и заносил туда данные о тоннаже,  водоизмещении и скорости в
узлах.
     А потом мы шли по Средиземному морю, наслаждаясь соленым запахом моря и
свежестью ветра.  Не было  слышно ничего, кромке  криков чаек и шума волн за
бортом.
     - Вам нравится, Валерия? - спросил меня Суперфин.
     - Все отлично! Жаль, что Элеонора не пошла вместо меня.
     - Ничего, - хохотнул он, - в следующий раз возьмем ее.
     -  Простите, Эдвард,  я  вас покину, -  сказала  я и пошла вниз,  в  ту
сторону, где, как мне казалось, я заметила туалет.
     Но вместо туалета попала в небольшую каюту. В одном углу стоял диван, а
в другом, привинченный к полу стол.
     - Здесь есть кто-нибудь? - спросила я, оглядываясь. - Где туалет?
     Сделав  несколько   шагов,  я  очутилась  возле  стола.  На  нем  лежал
разорванный  конверт  и несколько бумаг. Конечно, мои глаза стали машинально
читать эти  документы, но ничего интересного  в них не было. Какие-то отчеты
по строительству, расход стройматериалов и подобная скучища.
     Я уже собиралась выйти из каюты,  как получила удар по голове, в глазах
потемнело, и сознание покинуло меня.

        x x x
     Вы представляете  себе  жуткое ощущение,  когда  хлебаешь  носом  воду?
Соленая вода бьет по  носоглотке, и  хочется залезть в  нос  всей пятерней и
выковырять эту жидкость, так некстати залившую дыхательные пути.
     Кашляя и  отплевываясь, я пыталась сообразить, что со мной происходит и
где я нахожусь. "Спокойно, Валерия, -  говорила  я себе. - Ничего страшного,
вода  теплая,  это не Красное море,  где средняя  температура 19 градусов  и
водятся акулы." То, что эти акулы на людей не нападают, меня не успокаивало.
Помню,  как вся  купающаяся публика выскочила в Эйлате из  воды, лишь увидев
небольшой остроконечный плавник, резавший воду.
     Пришлось скинуть туфли и сориентироваться по огням, горевшим на берегу.
Я не могу определять расстояние, поэтому бросила это бесполезное занятие  и,
не поддаваясь панике, принялась грести брассом, как лягушка в болоте. Иногда
я посматривала  по сторонам,  надеясь увидеть  или  услышать  приближающийся
спасательный катер  или вертолет, но ничего подобного не было -  кроме огней
на берегу, никаких признаков жизни.
     "Только  бы  не акулы, не  водовороты, не судороги!..."  - твердила  я,
загребая  изо всех сил, а огни все не  приближались.  Мне мешали миниюбка  и
бюстгальтер, поэтому я его отстегнула  и выкинула, а юбку скатала валиком на
талии. Плыть стало легче.
     Мне помогал  ветер - он дул к берегу. Когда я делала очередной взмах, я
чувствовала, как он толкает меня в спину.
     Наконец, я стала  различать кромку берега и  строения  на берегу,  а на
горизонте  показались  силуэты  многоэтажных  зданий.  Из  последних  сил  я
принялась отчаянно  грести вперед,  волны выросли и приходилось  нырять  под
них.
     Вдруг  меня  что-то обожгло за ногу.  Я заорала и  отпрянула.  Огромная
медуза  с  капюшоном  в полметра,  качалась  прямо передо  мной.  Ее  тонкие
щупальца колыхались на волнах.
     Ну  вот,   боялась   акул  и  водоворотов,  а  наткнулась   на  мерзкую
кишечнополостную тварь.
     -  Эй! Кто здесь?!  - услышала я  крик.  Я стала  орать, что есть мочи,
перекрывая шум  волн. И спустя некоторое  время  ко мне приблизилась  лодка.
Весла осторожно плюхались об воду.
     Тут  я  поняла,  как устала,  и силы  покинули  меня.  Моему  спасителю
пришлось втащить меня в лодку, ухватив за волосы.
     Что  было потом  я  с трудом  представляю  себе. Помню лишь,  что  меня
щекотали  колкие усы моего  спасителя, делавшего мне  искусственное дыхание.
Как я ранее  опасалась, из моего горла хлынули  остатки праздничного ужина у
Тишлеров.
     Открыв глаза, я увидела над собой бородатое лицо.
     - Ну что, живая? - спросило лицо по-русски. - Ты откуда, русалка?
     - С яхты... - прошептала я. - А ты?
     - А  я морж... Правда, при воде плюс 28 градусов трудно быть моржом, но
я стараюсь. Звать-то тебя как?
     - Валерия.
     - А я Сергей, будем знакомы.
     Тут я сообразила, что моя юбка  до сих пор собрана  валиком  на талии и
попыталась ее раскатать,  но  она  не поддавалась. Да  и верхняя часть тела,
прикрытая лишь  мокрой вечерней  блузкой, была не  комильфо.  Я  вскочила  и
принялась поправлять одежду. Лодка от моих движений угрожающе закачалась.
     - На  вот  полотенце,  -  засмеялся  Сергей. - Раз об  одежке  думаешь,
значит,  совсем  оклемалась.  Ей-богу,  русалка,  только без хвоста.  Выпить
хочешь?
     На  это я лишь отрицательно замотала головой.  И  тут же охнула. Голова
болела нестерпимо.
     - Дай, гляну, - мой спаситель пощупал  мне голову, отчего я сморщилась,
и присвистнул, - ну, мать, хорошенько же тебя приложили по башке. Как только
ты выплыла? Кто это сподобился?
     Речь  у  него  была  странная,  да и  сам  он  выглядел, как  сибирский
кряжистый старовер, случайно оказавшийся на обетованной земле.
     -  Если  бы  я  знала...  -  пожала  я плечами, и  это  движение  снова
отозвалось  молниями  в голове. Чтобы  уменьшить  боль,  я  стала  осторожно
поворачивать шею и вглядываться в темноту.
     Осмотревшись, я увидела странные ящики, громоздившиеся на  носу шлюпки.
На одном из них лежал какой-то черный предмет. Взяв их в руки, я поняла: это
были наушники.
     - Зачем это тебе? У тебя радио есть?
     -  Эхолот,  - серьезно  ответил мне Сергей.  - Я рыбу  ищу. И плаваю  в
одиночестве, чтобы тихо было. И без мотора. А ты пробовала косяки слушать?
     - Нет, не доводилось.
     - Очень  интересное занятие. Они там  шепчутся внизу, щелкают, свистят.
Дать тебе?
     - Лучше дай телефон. У тебя сотовый есть?
     Схватив телефон, я колебалась, набрать номер Дениса  или домашний,  и в
конце концов, набрала свой. Пока шли вызывные гудки, я спросила Сергея:
     - У тебя машина есть? Сможешь меня довести.
     - Смогу, - кивнул он.
     Наконец, моя дочь ответила сонным голосом:
     - Алло, кто это?
     - Дашенька, прости, родная, ты спишь?
     - Да, мам, ты где?
     - Не волнуйся, просто я хотела узнать, все ли с тобой в порядке?
     - Я сплю.
     - Вот  и хорошо, я скоро буду. Запри  дверь и  вытащи ключ из  замочной
скважины, чтобы я сама смогла отпереть дверь.
     - А я уже вытащила. Бай, мамуля...
     Пока  я  разговаривала  с  дочерью, Сергей  напряженно  всматривался  в
темноту.
     - По-моему, приближается судно. Небольшое. Что ты хочешь, покричать им,
или...
     -  Или...  - перебила я его. - Давай не  будем показывать  вида, что мы
здесь, а тихонечко приблизимся к ним.
     - А ты уверена, что именно с этой посудины свалилась?
     - Не свалилась, а скинули меня оттуда.
     - Вот те на! - удивился он. - И за что?
     - Было  бы за  что - вообще бы  убили, -  попыталась  я отшутиться,  но
старая шутка вышла невеселой.
     Голова понемногу прояснилась, и я повеселела.
     -  Знаешь, Сережа, по принципу бритвы Оккама,  никакой другой  посудины
здесь просто быть не должно.
     - Это еще что за фрукт такой?
     - Не фрукт, а философ средневековый, из Англии.
     Сергей тем временем греб, осторожно опуская весла в воду, чтобы не было
ни  малейшего всплеска. На его лице застыло сосредоточенное выражение, будто
он пытался  понять,  что  он тут делает и  куда  плывет  вместо того,  чтобы
слушать рыбьи косяки.
     - И чем же он знаменит, твой Оккам?
     - Он  придумал постулат,  в  котором все  непонятные  вещи  объясняются
просто и доступно. И  нечего огород городить, -  я  невольно  заразилась его
манерой разговаривать. - Вот, например, если тебе вечером в дверь постучали,
то это не королева Виктория пришла, а соседка за солью.
     - Ничего себе, -  ухмыльнулся он, - стану я думать, что ко мне королева
за  солью  заявится.  Что-то  ты  не  то  говоришь -  видно,  головой крепко
стукнулась.
     - Именно то, что и  хотела сказать, -  разозлилась  я.  - Не понимаешь!
Если  недалеко  от нас ходит какое-то  судно,  то, скорее  всего, это  то, с
которого меня выкинули, а не  другое. Я же не могла далеко уплыть. Поэтому я
и предлагаю тихонько подплыть и послушать, о чем они там говорят.
     - Что мы там услышим?  - возразил Сергей. - Они же в каютах сидят. Вон,
холод какой.
     - Давай мы твой эхолот приспособим. Вдруг получится.
     Мой  спаситель  даже  весла  в  сторону  отставил.  Посмотрев  на  меня
подозрительно, он буркнул:
     - Нет, крепко тебя по голове  приложили. Ну, подумай, как мы сможем его
использовать? Он же для рыб!
     - Если  ты  немых  рыб  слышишь, то  людей  и подавно. Ну,  пожалуйста,
Сережа, чего тебе стоит?
     - Ладно... - буркнул он и шлепнул веслами по воде.
     - Тише  ты, - прошипела  я, сильно понизив голос,  хотя в этом не  было
никакой необходимости, - на корабле услышат.
     Осторожно  гребя,  Сергей приблизился к яхте. Мы пришвартовались  около
самого  ее  борта, в кромешной темноте. На  судне  горели  только лампочки в
центральной каюте. Палуба была погружена во мрак. Ничего не было слышно.
     - Доставай свой аппарат, - прошептала я.
     Он  открыл  крышку  ящика,  надел  наушники  и принялся крутить широкую
пластмассовую ручку.  Его лицо  напряглось, потом Сергей  выдохнул  воздух и
неожиданно громко сказал:
     - Ничего не слышно...
     - Да тише  ты! -  рявкнула  я на  него шепотом и  стянула  с его головы
наушники. - Дай мне!
     Но кроме треска, мне тоже ничего не удалось услышать.
     - Граненый стакан нужен, - прошептал мне мой попутчик, ухмыляясь.
     - Что?
     - Полезная вещь  в  хозяйстве.  Если хочешь  знать,  что  у  соседей за
стенкой  делается,  возьми  граненый  стакан  и  приложи к  стенке.  Не хуже
мембранного резонатора сработает. Опять же выпить можно...
     - Тебе все шуточки шутить, а мне  позарез надо узнать,  кто меня в воду
скинул.
     - Тогда лезь туда.
     - Куда?
     - Туда, - он показал пальцем вверх. И не бойся, я тебя подстрахую.
     Задрав голову, я посмотрела на борт яхты, примерно трехметровой высоты.
     - Неплохо бы... - я пробовала  предложение и так и эдак... Но,  в конце
концов, отрицательно покачала  головой. - И как ты себе это представляешь? Я
что, как кошка полезу?
     Сергей ничего не ответил и, кряхтя, полез под лавку.  Оттуда он вытащил
здоровенный  пук веревки  и  начал  его разматывать.  Моему взору  предстала
натуральная веревочная лестница с тройным якорьком на конце.
     - Вот тебе и кошка...
     - И для чего ты это с собой возишь? - удивилась я.
     -  Люблю, понимаешь,  спускаться на дно  и прогуливаться,  -  и  тут же
переменив тон, спросил вполголоса: - Так ты лезешь или нет?
     - Я... я боюсь...
     - Плыть не боялась, а залезть  пару шагов не можешь? Эх ты... "Я узнать
хочу,  кто меня  скинул..."  -  передразнил он меня. - Не скинул,  а сама по
пьяной лавочке свалилась!
     - Ну,  знаешь!..  -  разозлилась я.  -  Давай сюда твою пеньку. А когда
страховать снизу будешь, не подглядывай особенно.
     - Больно  надо, - ответил  Сергей и добавил: "Все равно в такой темноте
ничего не видно".
     Мой  спутник размахнулся, покрутил над головой якорьком  и забросил его
на  борт яхты. Подергав несколько раз за лестницу и удостоверившись, что она
надежно закреплена,  он  сделал приглашающий жест рукой и  почему-то добавил
по-немецки:
     - Битте...
     Делать  было  нечего.  Вздохнув,  я  крепко  ухватилась  за  веревочные
перекладины,  дернула  пару  раз  для порядка  и,  поставив ногу  на  нижнюю
ступеньку, стала  подниматься. Что  только я не  говорила себе в эти минуты,
только чтобы не  смотреть  вниз и  не  думать  о  том,  что ждет меня,  если
свалюсь,  и  что  ожидает,  если  меня схватят  наверху. В голове  крутились
обрывки фраз, как то: "Взявшись за гуж, полезай в кузов..." Мало представляя
себе, что  такое гуж, я крепче хваталась за веревочные ступеньки, а мои руки
и ноги были изодраны в кровь и саднили.
     Наконец,  уставшие пальцы нащупали  полированный  борт яхты. Сделав еще
пару движений, я перевалилась через перила, и упала на дощатую палубу. Через
несколько секунд Сергей оказался рядом со мной.
     - Давай, веди... - прошептал он.
     - Это, кажется, там, - я поднялась с колен, оправила, как могла, юбку и
осторожно двинулась вперед. Сергей ступал за мной.
     Мы  приблизились  к  освещенному  иллюминатору и заглянули  внутрь. Вся
компания  сидела  за столом  и  бурно  переговаривалась.  Время  от  времени
кто-нибудь  хватался за сотовый телефон  и подносил его  к  уху. Из каюты не
доносилось ни звука.
     Почувствовав прикосновение к плечу, я вздрогнула.
     - Дверь с правого борта немного приоткрыта, - тихо сказал мне Сергей. -
Если мы обойдем яхту, то сможем что-то услышать. Хочешь?
     Кивнув  в  ответ, я по стеночке двинулась вслед  за  ним. Пройдя  вдоль
левого  борта и обогнув нос,  мы подошли к  двери. Тихонько расширив  щелку,
через  которую доносились  звуки,  мы  притаились возле нее. Видно ничего не
было, зато голоса доносились отлично.
     Мика Перчиков говорил быстро и невнятно, словно жевал кашу:
     - Что с нами будет? Что будет? Нас же всех обвинят в ее исчезновении! А
может, и в чем-нибудь похуже!
     - Успокойся, Мика, - оборвал его резкий голос Клары Тишлер. - Перестань
впадать в панику!
     - И  все же,  куда  она  могла деться?  - спросил Горелов. -  Может, ей
захотелось вплавь добраться до берега? Отсюда, в принципе, недалеко...
     -  В вечернем костюме?  -  я  узнала  мягкий голос Кристины. - Валерия,
конечно, дама экстравагантная, но не до такой же степени!..
     -  Мне  бы  хотелось  узнать,  скоро  ли  прибудет  полиция? -  спросил
Суперфин.
     - Я уже вызвал, - быстро ответил Тишлер. - Они должны быть тут с минуты
на минуту.
     - Ну, как по-твоему, - задышал мне в ухо Сергей, о котором я совершенно
позабыла, - кто из этих трепачей скинул тебя за борт?
     - Не знаю... Все такие обеспокоенные. Полицию вызвали.
     - Полиция - это хорошо. Сейчас они  приедут на мотоциклетах и  сразу во
всем разберутся, - серьезно ответил мне мой спутник.
     - Прекрати! У меня голова кругом идет, а тут ты со своими шуточками!
     - Кто здесь? - голос Клары Тишлер раздался у самой двери.
     Мое инкогнито  должно  было  быть  вот-вот  нарушено.  Привыкнув  брать
инициативу в  свои руки, я рывком распахнула дверь и вошла в ярко освещенную
каюту.
     Зрелище  было, как  на  картине  Репина "Не ждали".  Жаль  только,  что
электрический  свет  так  резанул   меня  по  глазам,  что  я  непроизвольно
зажмурилась и не смогла отметить первую реакцию сидящих за столом.
     -  Где ты пряталась? - подалась  мне навстречу  Клара. -  Мы  тут с ума
сходим, а она на яхте в прятки играет!
     Отстранившись от нее, я сухо ответила:
     -  Простите,  госпожа  Тишлер, но,  говоря со  мной на  русском  языке,
постарайтесь  обращаться   ко  мне  на  "вы".   Это   иврит  позволяет  себе
панибратство.
     - Она еще лекции тут нам будет читать! - удивился Горелов.
     - Подожди, Леня, - оборвал его Беньямин. - Пусть Валерия расскажет, где
она была все это время. Нам нужно подготовиться к вопросам полиции.
     За моей спиной открылась дверь, и один из матросов сказал,  обращаясь к
Тишлеру:
     - Извините, господин Тишлер, мы обыскали все углы, никого нет.
     - Спасибо, не надо... Можете идти. Это недоразумение.
     - Ничего себе  недоразумение! - вскипела я, хотя  хотела держать себя в
рамках. - Меня бьют по голове, выбрасывают за борт, а потом называют все это
невинным словом "недоразумение"!
     Мика Перчиков вскочил с места:
     - Я говорил! Я знал! Я предчувствовал!
     -  Сядь,  Мика, - снова  рявкнула на него Клара, а Леон потянул его  за
полу куртки.
     - Валерия, дорогая,  -  спокойным голосом произнес Суперфин,  - если ты
уверяешь, что тебя выбросили в море, то как ты оказалась снова на яхте?
     - И вы мне не верите? - я была поражена. От  кого, но от без пяти минут
мужа Элеоноры я такого не ожидала. Он же должен был мне  верить, несмотря ни
на что! - Меня подобрал Сергей.
     - Какой Сергей? - вопрос раздался одновременно с нескольких сторон.
     - Когда я очутилась в воде, он меня подобрал. Он был на лодке. Потом он
забросил кошку с лестницей на яхту, и мы с ним поднялись, - я вытерла  рукой
мокрый лоб. - Да что я вам рассказываю, он все сейчас подтвердит.
     Выскочив за дверь, я осмотрелась: Сергея нигде не было видно. Нехорошее
предчувствие  охватило  меня.  Бросившись  к левому  борту, я  схватилась за
перила и перегнулась через них. Лестница исчезла...
     -  Держите ее!  - истерически  завизжала  Кристина.  - Она сейчас снова
спрыгнет!
     Тут же  рядом со мной оказались матросы и вежливо, но  крепко взяли под
локотки.
     - Оставьте меня! Я не какая-нибудь самоубийца! Мне тоже нужно дождаться
полиции,  -  я пыталась освободиться от  крепких  объятий матросов,  но  они
отпустили меня только тогда, когда ввели в каюту и усадили за стол.
     Мы были совсем уже близко от берега и  причала с ощетинившимися яхтами.
Матросы принялись резво готовиться к швартовке, а вся наша  компания  сидела
за столом, и в каюте висела гнетущая тишина.
     На  причале нас уже ждали.  Две темно-синие машины  с надписью "Police"
были припаркованы у самой кромки воды,  а полицейские стояли возле них. Один
из полицейских подошел к Тишлеру и, представившись, спросил:
     - Это вы вызывали полицию?
     - Да, я, но произошло недоразумение...
     - Какое недоразумение?
     Тут вмешалась Клара Тишлер:
     -  Мы совершали прогулку на яхте,  и нам показалось, что одна из  наших
гостей пропала.
     - Как пропала? - нахмурился полицейский.
     -  Ну, она  не пропала,  просто гуляла по яхте и не отзывалась на  наши
крики, а  мы подумали, что она упала за борт. Поэтому мы  и вызвали полицию.
Вот и все.
     Все наперебой принялись говорить нечто похожее. Только мы  с Суперфином
молча стояли сзади.
     -  Мне  бы хотелось  взглянуть на  даму,  которая "пропала",  -  сказал
полицейский.
     Небольшая  горластая  толпа  расступилась, и я  оказалась перед  взором
блюстителя закона.
     - Как ваша фамилия? - строго спросил он.
     - Валерия Вишневская.
     - Госпожа Вишневская, вы подтверждаете то, что здесь было сказано?
     Все  разом умолкли. Испытующе посмотрев на моих  недавних попутчиков, я
кивнула:
     - Подтверждаю. Это была глупость с моей стороны.
     - И где же вы были, когда вас звали?
     - В туалете на  нижней  палубе. Меня тошнило,  и я  все  время блевала.
Поэтому и не смогла ответить. У меня морская болезнь.
     - А почему вы босиком? Где ваши туфли?
     - Упали в  море. Я  их сняла, чтобы легче  было  ходить  по  палубе,  и
держала в руке. Тут яхту качнуло, они упали вниз, а я побежала в туалет.
     -  Понятно, - кивнул полицейский. - Ну  что ж, инцидент исчерпан. Всего
хорошего, господа.
     Как  только   полицейские  машины  отъехали  от  причала,  вокруг  меня
образовалась  пустота.  Никто  не поблагодарил меня  за вранье, все отводили
глаза и сторонились  меня, как  прокаженной. Только Суперфин взял  меня  под
руку и, махнув рукой, позвал такси.
     - Отвезу вас домой, Валерия.
     Сил отнекиваться у меня не было.  Мне было  уже наплевать  на  то, что,
может быть,  это  он сбросил меня  с яхты. Я села на  заднее  сиденье, он  -
вперед, и через десять минут я уже была дома.
     Сняв  с себя волглые тряпки, бывшие пару часов назад выходным костюмом,
я рухнула в постель  и  забылась  тяжелым  сном.  Мне  снилась темная  вода,
шершавая  лестница,  по  которой  мне  пришлось  лезть  высоко-высоко.  Вода
прибывала, а лестница не кончалась...

        x x x

     Наконец-то, я выбрала время отнести Лине ее блокнот. Решив, что не буду
благими  намерениями  мостить  дорогу в ад, я  собралась  и поехала  в тихий
городок, позади северного Тель-Авива.
     Улица петляла,  надеясь заморочить меня  окончательно,  стояла  сильная
жара, воздух звенел от стрекотания кузнечиков и вибрации машинок для стрижки
газонов, и вокруг сладко пахло свежесрезанной травой.
     Лина  только что  проснулась.  Открывая  дверь, она округлила  глаза  и
спросила:
     - Это ты? Заходи... А который час?
     - Уже десять, дорогая. А ты все еще спишь?
     -  Ага,  - кивнула она и зевнула. - Еще  бы  не спать,  когда  тебе  по
телефону стихи читают до пяти утра.
     - И кто же это такой неуемный? Не дал девушке поспать?
     Лина назвала фамилию  одного известного барда,  приехавшего  к  нам  на
гастроли, и пошла варить кофе.
     То,  что  пышный  рой  поклонников  окружает  мою  приятельницу,  я  не
сомневалась, так как  за право интервьюироваться у нее сражались  не  только
барды, но и члены кнессета, кинозвезды и прочие миллионеры.
     - Бедный  бард,  -  посочувствовала я  незнакомцу,  -  попался в сети к
жестокой обольстительнице.
     - Да ну тебя, Валерия. Садись, я тебе кофе налью.
     - Не, мне чаю, - возразила я. - И побольше - жара на улице.
     Вытащив из сумки потрепанный блокнот, я протянула его Лине.
     - Здорово! - обрадовалась она. - А я-то думала, где я его посеяла?
     В ее руке оказалась длинная изящная трубка, которую Лина набила табаком
из пестрого пакета и затянулась. Клубы ароматного дыма поползли по кухне.
     - Я тебя не узнаю! - удивилась я. - А где твои пахитоски?
     - Так стильно, - ответила она и выпустила еще дыма.
     Отпив немного  кофе,  Лина  вяло полистала  блокнот  и  отложила  его в
сторону.
     - Все не то, Лера, не то...
     - Что именно?
     - Начальство давит, требует статью  о Вольфе. А что  я там напишу?  Кто
его  убил? Тебе известно?  Вот и мне нет. А  писать "знайте, каким он парнем
был" мне неохота. Я вот лучше  с  Виктюком покалякаю  -  он опять  здесь  со
своими "Служанками".
     - Конечно, заезжих варягов интервьюировать веселее...
     - Кстати, о Виктюке... Ты видела мой альбом? Этапы большого пути?
     - Нет, покажи...
     И я тихо вздохнула в уголке, надеясь, что пронесет и альбом окажется не
таким огромным.  Мне надо  было бежать, а тут предстояло выслушивать: "А это
мне двенадцать лет", "А тут весь наш класс на выпускном вечере"...
     Но я  ошиблась.  Про  класс,  любимых в армии и двоюродных  тетушек там
ничего  не   было,  а   были   собраны   фотографии,   которые  можно   было
охарактеризовать  фразой:  "Лина  и  ..."  Вместо многоточия назовите  любую
физиономию,  мелькающую  на  экране  двух  государств,  и  вы  поймете,  что
рассмотрение альбома оказалось занятием довольно занимательным.
     Здесь  были все: маститый сатирик умильно  улыбался  своей собеседнице,
держа под  мышкой  потертый  портфель, элегантный  ведущий  клуба  анекдотов
поддерживал Лину под локоток,  певец, муж бабушки, из-под козырька от солнца
таращил  круглые глаза, поэты  и  писатели,  звезды театра  и  кино, деятели
большой политики - всем Лина находила точные и убийственные характеристики.
     - А вот и местные партайгеноссе, - ткнула она пальчиком на разворот.
     Обычная протокольная  фотография:  кто-то  пожимает кому-то руки, сзади
стоят мужчины различной толщины,  но  все при костюмах. Фотография большая и
народу  на ней было изображено  человек  тридцать.  Вольф  стоял на переднем
плане и самодовольно усмехался. А сзади... Я пригляделась.
     - Лина! - позвала я. - Глянь, я не ошибаюсь?
     Она наклонилась и ахнула:
     - Так вот где я его видела!
     Без  усов и в  пол-оборота на меня смотрел  мой  новый  знакомый Эдвард
Суперфин.

        x x x
     Элеонору надо было спасать! Суперфин  оказался  наглым лжецом, если, не
дай Бог, не более! И какие гнусные планы он вынашивает, чтобы...
     Подожди, Валерия, ведь  его  не было, когда  убили Вольфа. Он  прилетел
только  через неделю. Ничего это не значит,  он, подлый паук, расставил сети
по  всему  миру.  У него  исполнители везде, и он  прилетел позже только для
того, чтобы лично  удостовериться в свершившемся... Это по его приказу убили
Вольфа, украли деньги  из  бельгийского фонда, покушались на  Додельзона.  И
самое  главное,  сбросили меня в  море с  яхты.  Он, как профессор Мориарти,
раскинул  свои щупальца.  Нет, не  щупальца. У  пауков  щупальцев не бывает.
Значит,  паутину. Представив  себя  и  всех  остальных  несчастными  мухами,
запутавшимися в паутине коварного Супера, я едва не разрыдалась.
     Кто  же мне поможет вывести его на чистую воду? Борнштейн? Но ему нужны
доказательства. А фотография Суперфина не доказательство. И  то,  что он  на
яхте был. Ну и что? На свадьбе-то  его не было! Что я скажу  Элеоноре? Как я
посмотрю  ей  в  глаза? А  Денис? Он же просто  разозлится  так,  что бросит
меня...  Он так  любит  свою мать. Хотя я  предупреждала... Суперфин  мне не
понравился с самого начала. Уж больно он весь такой гладкий и обтекаемый: не
ухватишь,  не  поймешь,  он говорит правду или врет  как сивый мерин. Почему
сивый? Он брюнет с сединой. Не мерин, Суперфин...
     Тут  я осознала, что стою  на улице,  на самом солнцепеке, и размахиваю
руками. Прохожие шли мимо, не очень-то  и удивляясь. Может, у меня наушник в
ухе и я  по  мобильнику  говорю. Но голову  стало  печь, и  я,  озираясь  по
сторонам, поискала глазами свою машину.
     В машине было жарко, как в аду, и я, чертыхаясь,  включила кондиционер,
а потом, немного остыв, решила съездить к  себе в контору, чтобы там немного
подумать и разобраться "кто есть ху?"
     В конторе меня  ждал сюрприз.  Возле входа  в  нашу "Воронью  слободку"
прогуливался Сергей и с любопытством разглядывал прохожих.
     - Сережа! - закричала я. - Что ты тут делаешь?
     - Тебя поджидаю, - лениво ответил он,  - у тебя  на двери написано, что
прием с девяти, вот я и пришел...
     - Но уже полдень!  Я могла бы совсем не придти. И вообще, как ты узнал,
где я работаю?
     - Дочка твоя сказала.  Я, вообще-то, домой к тебе хотел  идти,  но  она
меня  не  пустила,  сказала, что  в  такое  время  ты  обычно  на  работе, и
объяснила, как добраться.
     Мне оставалось только мысленно порадоваться за свою умную дочь, которая
не  пускает разных чужих дядек  в дом, а предусмотрительно посылает их в мою
контору, чтобы я с ними разбиралась сама.
     -  Ну, хорошо, -  согласилась я. Смерч  подозрительности,  бушевавший в
моей  груди из-за Суперфина, перекинулся  на Сергея.  -  А как ты узнал  мою
фамилию и номер домашнего телефона?
     -  Фамилия твоя  на  двери  висит. Не пиши, если не  хочешь, чтобы  все
читали. А телефон... Ты  же сама домой звонила. Вот он в памяти мобильника и
остался.
     Мы  уже  поднимались по  обшарпанной лестнице на второй этаж.  Войдя  в
комнату, я предложила Сергею сесть и задала свой главный вопрос:
     - Скажи, пожалуйста,  мой любезный спаситель, какого черта  ты сбежал с
яхты?
     - А что мне  оставалось делать? Ты жива-здорова. Раз они уже звонили  в
полицию,  значит,  второй  раз  тебя за  борт не  выкинут,  побоятся.  А мне
светиться недосуг. Еще визы лишат.
     - Ох, непростой ты, Сережа, турист, чует мое сердце, - я подхватила его
интонацию   разгова