м, спросил Пастух. -- Так точно, -- опять с натугой, теперь оттого, что опять раздвигал и поднимал бревна, отозвался Артист. -- С Богом! -- подал сигнал Пастух, берясь обеими руками за рычаг из титанового сплава. Патрули встали перед камерой наблюдения, закрепленной над дверью. За массивной сталью чуть слышно клацнул электрозамок. Боевики вышли из поля зрения камеры и потянули дверь на себя. Боцман пробежался пальцами по клавишам. Цепь, идущая от телекамеры над дверью в каземат, разомкнулась, и на монитор диспетчера пошла запись с видеокамеры: пустой проход, спокойно, но бдительно несущий в своей норе службу часовой. А в реальности часовой, машинально проводивший взглядом патрулей, повернулся в ту сторону, откуда они пришли, и увидел, как из-за поворота выскользнули Артист и Док. Его рука, державшая рукоять настороженно взведенного АКМ, сжалась, его губы чуть округлились, набирая воздух для возгласа... Это было последнее движение в его жизни, потому что в тот же момент Пастух налег на рычаг, бревна перед Боцманом приподнялись и разошлись. Тут же в щель просунулся глушитель на стволе его "каштана". Три пули, выпущенные за 0,18 секунды, разворотили часовому кости между виском и ухом. Двое боевиков, бывшие в этот миг по обе стороны порога, услышали вверху шум раздвигаемых бревен. Они подняли головы и начали задирать стволы своих ПМ. Но в них уже стреляли Артист и Док, которым не нужно было больше обращать внимание на часового. Боевики еще не успели упасть, а Боцман уже спрыгнул вниз и, распахнув дверь, бросился через проходную комнату внутрь, к диспетчерской. Благодаря плану и уточнениям Мухи он ориентировался в подземелье так, точно прослужил тут не один месяц. Внутри все оставалось по-прежнему: сработала психология тюремщиков, которые чисто формально заботятся об обороне, уделяя основное внимание предотвращению побега. Когда Боцман ворвался на центральный пост, диспетчер, успокоенный благополучно окончившейся проверкой, возился в выдвинутом ящике письменного стола. Он доставал журнал, чтобы записать в отчет о дежурстве известие о преждевременно проснувшихся кротах. Грохота башмаков Боцмана он почти не слышал из-за больших закрывавших уши наушников. Да и то, что слышал, мог бы принять за шаги возвращавшихся патрулей. Но чутье служаки сработало -- когда Боцман миновал порог, диспетчер настороженно повернулся к нему. Ему хватило секунды, чтобы понять, что случилось, и потянуться к пистолету на поясе. Но иногда секунда -- это слишком долго. Боцман на бегу перехватил "каштан" за глушитель и теперь, как дубиной, дотянулся им до лба охранника. Удар получился так силен, что того отбросило, и он упал на пол вместе с вращающимся креслом. "Вот что его подкузьмило, -- машинально отметил Боцман. -- Кресло. Был бы стул, он бы успел достать ствол. А так подлокотники помешали. Цена комфорта". Боцман только успел убедиться, что оглоушенный охранник жив, как появился Пастух. Он оставил возле Боцмана кофр с электронными прибамбасами, а сам поспешил дальше -- в глубь подземелья. Тут же появился и Артист. -- Живой? -- спросил он, видя расстроенную гримасу Боцмана. -- Живой-то живой, -- ответил тот огорченно, снимая с беспамятного охранника микрофон и наушники. -- Но этот тоже упертый. Вряд ли он нам что-нибудь скажет. Да и врезал я ему вроде сильновато. -- Что-нибудь скажет, -- не согласился Док, появляясь из-за спины Артиста и доставая из аптечки какие-то тюбики. -- Все всегда что-нибудь да говорят. -- Нам всего-то и нужно узнать, как они вызывают сюда Гнома, -- утешил Боцмана Артист. -- Как тут вообще и где Муха... -- Вроде бы тихо. -- Сев на место диспетчера, Боцман осваивал переключатели и всматривался в черно-белые мониторы над пультом. -- Одни спят, другие службу несут. Мухи нигде не видно. Ну если они и его зомбировали... -- Тихо, Боцман, тихо, -- возясь со связанным языком, урезонивал его Док. Он знал, что после схватки легкий треп -- лучшая разрядка. К тому же он четче, чем друзья, понимал суть экспериментов Гнома-Полянкина и не испытывал мистического страха перед угрозой корректировки личности. -- Каким бы ни было внушение, но если сам "внушатель" -- Гном -- будет у нас, мы все сможем выправить. Все выправим. Что бы ни случилось с Мухой, Гном для нас сейчас -- самый нужный человек. И вообще: не забывайте лозунг французской революции. -- Это который "Свобода! Равенство! Братство!"? -- уточнил Артист. -- Нет. -- Сделав "языку" укол. Док легонько похлопал его по щекам. -- Тот, который: "Граждане! Встретив что-нибудь непонятное, будьте особенно осторожны. Это может быть произведением искусства!" -- Ишь... -- помотал головой Артист. -- А как те три "произведения" -- в проходе? Может, им чем помочь? -- Там все, им уже не поможешь, -- с рассеянной философичностью отозвался Док. -- Они свое отжили. Не повезло. -- А ты говоришь "искусство", -- непримиримо, но уже отойдя от азарта и ажиотажа боя, отозвался Боцман. -- Худо дело, ребята. Я все ихние помещения просмотрел. Нету здесь Мухи. -- Может, где он, там просто телекамеры нет? -- с надеждой спросил Артист. Остальные, включая вернувшегося Пастуха, промолчали. Нечего им было сказать. Артист не хуже их знал: тот, кто хоть однажды видел Муху в деле, уже ни за что из поля зрения его не выпустит. Тем более там, откуда он уже однажды удрал. Глава двадцать третья. Полный облом ...В лазурном море, оставляя белые пенистые следы, петляли скутера, кудрявые от вечнозеленой растительности скалы коричневыми щербатыми откосами нависали над пляжем, а Принцесса стояла на просторном балконе, переполняя своей роскошью строгий купальник... x x x Когда я пришел в себя, все вокруг дребезжало и грохотало. Меня будто засунули в железную бочку и расстреливали из гранатомета. Я даже не слышал дроби, которую выбивали мои зубы. Руки мои были стянуты за спиной, а ног я не чувствовал вовсе. Только боль в голове и жуткий холод... Как понял гораздо позже, я лежал на поддоне в транспортном самолете. Естественно, он летел. Куда-то. Он летел очень долго, так что я успел несколько раз качнуться на зыбких качелях бреда, то забываясь, то снова приходя в себя, пока не очнулся окончательно. Сил дрожать уже не было. Я просто пребывал внутри замерзшего до полной потери чувствительности тела и думал о том мужике, которого оставил тысячу лет назад промерзать в багажнике. "Боже, -- думал я, -- дай мне выпутаться сейчас, и я больше никогда не вляпаюсь! Я никогда никого больше и пальцем не трону. Вот расплачусь с теми, кто меня мучает, и больше -- никогда!.. А все-таки слишком уж пунктуально Ты воздаешь за каждую мою оплошность -- не может быть, чтобы он тогда лежал в багажнике целые сутки!" Через вечность с небольшим мое тело-скафандр кто-то поднял, несмотря на то что тряска и грохот вокруг продолжались, и куда-то потащил. Очень было страшно: если моим плечом или ногой заденут какой-нибудь косяк, то моя конечность с хрустом отвалится, и через образовавшуюся дыру холод доберется до мозга, в котором еще пульсировала теплая боль, эта слабо скулящая боль -- единственное, что осталось от меня живого. Несущие говорили между собой до того невнятно, что я не мог понять ни слова. Впрочем, не очень и пытался. Больше внимания приходилось уделять дыханию: ребра так задубели, что грудная клетка совершенно перестала раздвигаться. Воздух приходилось откусывать по чуть-чуть, обсасывать, а потом осторожно глотать. Но тряска и грохот, кажется, кончились совсем. Потом вдруг вокруг стало светло и тепло, боль осталась, но сделалась упоительно живой. "Боже, -- думал я, смакуя эту боль, -- спасибо за то, что Ты наконец-то сделал меня мазохистом!" Потом меня пытались отвлечь от этого удовольствия, тормоша, раздевая и протирая какой-то едкой и вонючей гадостью. Потом мне вливали в глотку не менее противное обжигающее пойло. Но я совершенно не сопротивлялся, понимая, что не заслуживаю больше права на сопротивление. Я обязан терпеть все, к чему Он меня приговорил. И видимо, я правильно себя вел, потому что вскоре мне было даровано сладкое и нежное покачивание в лазурных водах рядом с манящим, но недосягаемым телом Принцессы. Потом палачи попытались все это у меня отобрать. И я начал осторожно, стараясь не перешагнуть невзначай пределов необходимой обороны, сопротивляться: боясь наказания, я все-таки отваживался сжимать разбухшие веки. Меня били по щекам, но я упрямо жмурился, пока не услышал голос При. Она звала на помощь, и я вскинулся, пытаясь ее разглядеть. Обман, опять обман! Ее нигде не было. А подняться мне не дала тяжесть на плечах. -- ...Куда я его потащу, обмороженного?! -- резко гаркнул кому-то, кто стоял за моим изголовьем, бородатый горбоносый мужик, стоявший у изножья старозаветной кровати с высокими трубчатыми железными спинками. Заметив мой взгляд, горбоносый осекся и, бросив: "Вон, лупает глазами ваш поросенок!" -- ушел в распахнутую дверь. Зря он это сказал. Если уж ты чувствуешь, что раздосадован, то лучше не выпуливать свою энергию в крик, а сосредоточиться на молчании. Я вспомнил все. Одно его слово, словно включив во мне некую реакцию, в мгновение ока привело меня в чувство. Одно-единственное слово. Но какое! Поросенок. Так называют человека, которого берут с собой на акцию, чтобы там его и оставить, мертвого, как ложный след. Ай да покупатели! Они не только само оружие купили, но в качестве бесплатного, а возможно, оплаченного приложения -- и того, кто им якобы воспользовался. Понятно, почему негодовал горбоносый: обмороженный, неспособный самостоятельно передвигаться человек смотрелся в этом амплуа слишком уж подозрительно. Это обнадеживало. Я, пока мне не вкололи чего-то еще, задрал голову, стараясь увидеть того, кто стоял у моей головы. Разглядел. Каток. Подполковник Катков в парадном мундире при всех регалиях. А орденов-то у него, орденов... "Это просто такая полоса, -- успокаивал я себя, обмякая. -- То везло и везло, а теперь -- не везет. Все-таки Он мне уже очень много дал: Принцессу, приключения, деньги. А теперь дает другим. Все справедливо. Видимо, я где-то переусердствовал, превысил, посвоевольничал. Вот Он и осерчал. Но, похоже, еще не потерял надежды. Потому что, если бы Он махнул на меня рукой, меня бы уже поджаривали. Но Он зачем-то оставил меня в живых и позволяет им меня мучить. Наверное, хочет, чтобы я что-то понял. Примем за основу, что я должен понять нечто. Каток..." Тут я уплыл в беспамятство, но и там, в беспамятстве, помнил: Каток! Зачем Он пересек меня с ним? Допустим, что есть только два варианта. На ангела этот тип -- Катков, Артемов, неважно -- никак не похож. Значит, он -- от Его Оппонента... В младые годы меня изрядно напичкали атеистическим фанатизмом. Сами рассуждения о Боге и Дьяволе я привык считать... неприличными, что ли? Это настолько в меня въелось, что до сих пор вслух я не отважусь произнести нечто более откровенное, нежели: "В этом что-то есть". Зато про себя я давно понял: воюя за свою жизнь, непременно нужно отдавать себе отчет, на чьей ты стороне. Без этого своих от чужих не отличишь и будешь болтаться, как дерьмо в проруби. Не говорю, что я уже все усвоил в этой области. Но мне легче: думаю только за себя. В силу невеликого ума действую методом "тыка". Сделал -- посмотрел: ага, прошел номер. Значит, правильно. А если вслед за действием тебе врезали, значит, не туда полез. Это порой очень болезненно, но и наглядно. Вот и сейчас, стоило мне сосредоточиться на попытке понять Его волю при данных обстоятельствах, сразу боль в измочаленном теле куда-то отступила, а в мыслях начал наводиться порядок. Вспомнилось зачем-то, что кличка Каток может быть не только от фамилии, не только от того, чем асфальт вминают и накатывают. Но и от очень скользкого места. -- ...с этими горцами. В бою ему цены нет, но как закусит удила, так несет, что ни попадя. Ты, Муха, в сознании? Понял, о чем он сказал? -- Каток говорил участливо. Ему б сейчас белый халат на плечи -- и готов киношный отец-командир, пришедший проведать израненного героя. Только наручники, которыми прикованы мои руки к железной раме кровати, в эту пастораль не вписываются. -- Муха, ты в себе? Или как лучше -- по имени? Олег? Нехай так. -- Пи-ить, -- сказал я сипло. Мол, ты сначала мне дай, а уж потом я на тебя буду реагировать. Пока он булькал чем-то за моей головой, я попытался сформулировать контрольный вопрос. Если я Его понял правильно, то Каток сейчас начнет меня искушать. Хотя на кой искушать поросенка? С поросенком все просто: приволоки на место и всади пулю. Значит, другой вариант. Оппонент будет мучить. За грехи. Понимая это как расплату. За умыкнутые у Гнома штучки-дрючки, например. Логично? Но непрактично: поросенок после пыток никого ни в чем не убедит. Бессмыслица. -- На. Осторожно... -- В стакане, который поднес к моим губам Каток, оказалось вино. Божественно вкусное, с кислинкой. Пропустив через шершавое горло несколько глотков, я ощутил себя на вершине блаженства. Понял это как знак: я на правильном пути. -- Ну что, Олег, способен побеседовать? -- Непременно. Почем винцо брали? -- Ситуация такая. Ты действительно планировался на роль поросенка. Собственно, ты сам в нее влез -- тогда, в Шереметьеве. Когда вместо того, чтобы спокойно отвезти то, что тебе дали, занялся самодеятельностью. Видишь, я с тобой откровенен... -- Спасибо за доверие. Постараюсь оправдать. -- Не дерзи. Ты мне нужен, но дерзости я не люблю. Выбор, Олег, у тебя невелик. Либо поросенок... И не обольщайся: приведем тебя в порядок, доставим на место без всякого твоего участия. Как в лучших домах. Кстати, официально ты уже давным-давно в Тбилиси -- по всем документам прилетел тем самым рейсом, с которого сбежал. Помнишь? Десятки свидетелей видели, как ты проходил регистрацию и паспортный контроль в Шереметьеве, есть и те, кто видел тебя здесь, в зале прилета. А кто тебя видел в Москве в декабре -- январе? А никто. Так что выбирай. Второй вариант такой... А чтоб ты убедился, что хоть я и веду свою игру, но козырями не пренебрегаю, послушай. Он достал откуда-то диктофон и нажал кнопку. "Олег, любимый, у нас все в порядке. Елена и Света со мной. Пока мы у Девки. Нам такое пришлось пережить... -- Я услышал, как При всхлипнула. -- Но сейчас все хорошо. Они говорят, что дальше все зависит от тебя. Боцман поправляется. Мне дали задаток для тебя -- сто тысяч. Они в надежном месте, которое ты мне показывал... Постарайся, милый. Я очень тебя люблю, очень скучаю... Все?" Щелчок, как топор по нежной ниточке. -- Понял? Пока твои бабы еще не заложницы. Просто они у Девки в гостях. Там подходящие условия для сестры Принцессы, специалисты. Ты сам в это дело влез, чем усугубил и их ситуацию. Что ты влип -- твоя собственная заслуга. Никто тебя не тянул торговлей оружием заниматься... Ну ладно, ладно. Чего уж теперь. Но классно мы к тебе этого Шмелева подвели, да? Ты ведь до последнего мгновения ничего не понял. САИП не любит ультиматумов и умеет ждать своего часа. Итак, теперь ты мне нужен. Говорю подробно, чтобы ты понимал логику и видел, чего хочу я. Это тебе поможет мне поверить. Во-первых, не по важности, а по порядку: ты у нас уже несколько дней. Все, что мог и знал, ты нам рассказал. Ты об этом помнить не можешь, психотропами тебя Гном накачал под завязку. Но главное -- секретов от нас у тебя уже нет. Каток, говоря, внимательно следил за мной. Этим он похож на Пастуха. Кстати, а на кой При мне о Боцмане сообщила? Тот тоже, говоря, думал не о том, что говорит, а о том, как его воспринимает слушающий. А последнее слово "все?" у При прозвучало иначе, чем прочий, плаксивый, текст. Прозвучало так, точно она много раз повторяла одно и то же и это ей до смерти надоело. Стало быть, она с Катком заодно. Вот почему нас с ней оставили в покое, пока готовились другие составляющие операции... Что-то меня повело, мысли начали расплываться. Каток увидел, как у меня закатываются глаза, и заботливо дал еще отхлебнуть вина. -- Успокойся. Ничего страшного, ребята твои в безопасности, баба твоя от тебя без ума. Все тебя ждут... Во-вторых... Ты следишь за моей мыслью? Ты достаточно опытный исполнитель, такого расходовать на одну дезинформацию глупо. Ты прошел такой отбор, что от тебя может быть гораздо больший прок. В-третьих, ты психически здоров. Несмотря на склонность к рискованным авантюрам, у тебя нет скрытых суицидальных мотивов, как меня заверили специалисты. Перспективен, короче. В-четвертых, и в главных на сегодня: ты хорошо управляешься с той самой установкой, которую "продал" черножопым. Мы тут попробовали хронометраж, оказалось, что у нас сейчас нет под рукой человека, который бы надежно укладывался в то время, которое показал на испытаниях ты. Не выяснил пока, откуда у тебя этот навык, но это и неважно. Все понял? Резюмирую: если ты фордыбачишь -- смерть, как поросенку. Имя твое оглашается как имя наемника-террориста, следствие, естественно, работает и с твоей матерью, и с твоими друзьями, которым очень, очень трудно будет доказать свою непричастность. Естественно, все твои накопления-квартиры конфискуются, мать в нищете. Впрочем, она вряд ли такую твою славу переживет. С Принцессой тоже в этом случае придется кончать, потому что она слишком много знает о твоей связи со мной. И до сих пор, кстати, от тебя без ума. Чем это, интересно, ты ее так завлек? Неужели ей нравится зверский секс? Короче, ты хорошо все понял? Ситуация-то простенькая... А вот другой вариант, не поросячий. Ты мне помогаешь устранить одного хорошо охраняемого типа. Имеешь с этого гарантию полной неприкосновенности после операции и еще сто тысяч долларов. Ты понял? У Принцессы уже твой задаток в сто тысяч, и еще сто. Затем, если мы сработаемся, тебя ждет интересная и очень выгодная работа на меня. С правом ухода на пенсию, когда пожелаешь. Выбирай! -- А чего тут выбирать? И так все ясно, -- прохрипел я. -- Попить дайте. Я так и лучился радостью: Каток меня искушал, значит, я сразу понял Его правильно. Конечно, с Ним бывает непросто. Но уж если ты сумел на Его волну правильно настроиться, Он всегда вместе с проблемой даст и ее решение. Всегда. Нужно только за первым разглядеть и второе. Без выбора. -- Вижу, что мы не ошиблись в тебе, -- удовлетворенно расслабился Каток. -- За что я вас, солдат фортуны, уважаю, -- не разводите антимоний. Деньги на бочку -- и кончен базар. Я знаю, с кем они "не ошиблись". Принцесса видела меня насквозь. И мою тревожность, и тоску по деньгам, и, само собой, неодолимость тяги к ней самой. Вот только о Нем они, включая Принцессу, ничего не знали. В их системе координат такого фактора не было. Что и давало мне шанс. -- Кого надо устранить? -- спросил я. -- Еще пить. -- Пожалуйста. Это неважно кого. Не Ельцина. Но тоже одного из предателей, президентствующего в одном из обломков Советского Союза. Ради личной власти раздоры и нищету плодит, людей в тюрьмы сажает. Очень, кстати, непопулярен в народе. Распихал оппозицию по тюрьмам... -- Каток заметил, что я чуть поморщился, и поспешил уточнить: -- Знаю, что для тебя подобное -- мура, но это нельзя не учитывать при подготовке операции. Поддержка местного населения многое решает. Ты, к слову, склонен недооценивать морально-политические факторы, а зря. Я вот присягал СССР, и я этой присяге верен. Да, при этом я умею выгадывать и личную пользу. Но это -- вторичное. Главное -- верность присяге. Ладно, вот тебе еще таблетка. Отсыпайся пока, набирайся сил. Времени у нас в обрез. -- Подполковник, -- спросил я, чуть-чуть играя немощность, -- какое число? -- Седьмое февраля. Почти трое суток, -- понял он, что меня интересовало. -- Но ничего серьезного. Без сотрясений и переломов. Все, что ты украл у Гнома, уже на месте. Отдыхай спокойно. x x x Погружаясь в дрему, я успел заказать своему подсознанию вопрос: насколько я должен рисковать? И очнулся с четкой фразой на языке: -- Пусть сами разбираются. -- Что? -- спросил Каток. -- Кто разбирается? С чем? -- Не знаю... Приснилось что-то, -- ответил я сразу и вполне искренне, а потом вспомнил, и понял что это и есть ответ. Это покушение -- не моя игра. Горцы решают свои проблемы так, как им суждено. Не мне в их дела соваться. Тут Он лучше знает. А вот Каток и его козни -- моя проблема. Ба, а кто это с ним рядом, кто к нам пришел? Юрий Юрьевич к нам пришел. Стоп! Меня везли на самолете. Значит, и он летел с самого начала, голубок. -- Ладно, не важно, -- сказал Каток. -- Хотя и в жилу... Вы знакомы, но познакомьтесь заново: майор Лапиков Василий Николаевич. -- Привет, -- ощерился Лапиков. -- Ну и как тебе Принцесса? Ротиком она... -- Майор! -- прикрикнул Каток, и Лапиков, погано щерясь, умолк. А он, похоже, ревнует всерьез. С чего бы это, если она с ними? Впрочем, я бы на его месте тоже все равно ревновал. Зато на своем мне не до этого. -- Встать можешь? -- участливо спросил Каток. -- Попробую... Наручников уже не было. Я осторожно, демонстрируя муки и героическое их преодоление, сел и краем глаза заметил, что наручники остались на месте, на спинке кровати, просто их расстегнули. Машинально поерзал ягодицами по мятой простыне: все вроде бы на месте. Все-таки моя система заначек -- "авось сгодится" -- себя оправдывает. Кто всерьез осматривает раненого поросенка? Никому-то это не надо... Встал, не стесняясь своей наготы. Головокружение все еще ощущалось, но быстро проходило. Юрий Юрьевич, он же майор Лапиков, смотрел на меня прищурясь. Молчал, демонстрируя, что работать будет с тем, с кем ему приказано. Интересно, за сколько майор подчиняется в таких делах подполковнику? Если мне, бывшему лейтенанту, двести кусков отвешивают, то уж майору никак не меньше полумиллиона пообещали, а? Или у них уравниловка? Все равно: откуда такие деньги? Не от "Резо-гарантиии" ли? Ладно, все тайное рано или поздно проясняется. Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе. Как говорит При, из школы запомнилось. "Принце-ес-са", -- мысленно обратился я к ней и невольно заулыбался. -- Что? Приятно вернуться в строй? -- хмуро порадовался за меня Каток. Человек-загадка. Он не крутил и не лукавил, каждое сказанное им слово было искренним. Но то, что он недоговаривал, полностью меняло смысл произнесенного. И гадать бесполезно. -- Ладно, одевайся, Олег, и -- на инструктаж. Они вышли, а я, чувствуя затылком наблюдение за собой, постепенно осваивая собственное тело, от которого порядком успел отвыкнуть, принялся плавно натягивать солдатское белье, потом камуфляж. Повезло: шмотье было всего на размер-другой больше, чем надо. Я и без зеркала знал, каким доходягой с тонкой болтающейся в просторном воротнике шеей сейчас выгляжу. Это было бы просто прекрасно, если бы я таким просто выглядел, если бы на самом деле я был полон сил... Но, к сожалению, я таким доходягой и являлся. Как сейчас моя форма соответствовала моему содержанию -- так ей этого еще никогда не удавалось. И совершенно я не помнил, что со мной происходило в эти дни. В памяти все было подряд: проложенная в снегу дорога, взрыв, пшикающий мне в лицо Шмелев, самолетный грохот и холод, а потом все, я -- уже тут... Что с ребятами? Почему При сказала о Боцмане? И почему ей позволили о нем сказать? Или -- велели? Голова пухла и кружилась. Дверь в мою камеру была распахнута, сквозь нее доносился гомон мужских голосов. Прежде чем выйти на люди, я пару раз присел и поизгибался. Нет, ныне я не боец. Пошел на голоса, придерживаясь стенки, но стараясь не переигрывать. Свет тут, в большой, метров в двадцать пять, комнате был ярок, так что я вполне естественно прищурился, как бы маскируя неуверенность движений. Никаких окон. Подвал? Сидело вокруг стола, вместе с Катком и Лапиковым, человек десять. Все приумолкли, оглянувшись на меня. Ба, сколько знакомых лиц. Тут и Барсик, которого я запомнил по встрече в казематах у Гнома. Мой сувенир здорово перекосил ему рожу. Тут и две дамы -- Лариса Курбанова и Зоя Матвеевна Каткова. Еще какие-то знакомые рожи. Все в камуфляже. У всех глаза блестят предвкушающе. -- А вот и Олег, позывной Муха, -- представил меня собравшимся Катков. -- Наш стрелок-наводчик ПТУРСа. Садись, Муха, где тебе удобнее. Начинаем. Руководит операцией Чапай. -- Он кивнул на Василия Лапикова, и тот встал, развернул на столе карту. Ксерокопия плана города. Названия замазаны. Но не Москва, хотя речка имеется. Судя по пунктирчику со стрелками, показывающими направление движения объекта, мосты, с которыми вечно в таких операциях масса проблем, здесь особой роли не играют: полкарты занимает лесной массив. Или парк. -- Итак, -- уверенно начал, откашлявшись, Чапай, -- сегодня девятое февраля. Восемь пятнадцать. Сверили часы? Начало операции приблизительно в двадцать три -- двадцать три тридцать. Выдвижение на закрытую позицию, -- он обвел кончиком ручки какой-то значок -- то ли строение, то ли памятник в глубине парка, примерно в километре от пунктира маршрута, -- к двадцати двум сорока пяти. Базу покидаем в двадцать один тридцать. Помимо нашей группы, вспомогательно-страховочной, действует основная, состоящая из местного населения. Она сосредоточивается тоже в двадцать два тридцать вот здесь, справа по ходу движения объекта. За десять-пятнадцать минут перед проездом объекта, как положено, охрана проверяет трассу. После их осмотра, по сигналу, основная группа занимает огневую позицию здесь. Мы одновременно -- вот здесь, справа и дальше по ходу движения объекта. Объект находится в бронированном "мерседесе". "Мерседес-600", 1995 года выпуска. Салон -- бронированная капсула. Конструкция колес дает возможность машине двигаться и после поражения шин стрелковым оружием. Такой "мерседес" мы проверяли на подмосковном полигоне: "мухи" и другие РПГ разносят его вдребезги. Если умело целиться, впрочем. Далее. Объект сопровождают два-три джипа. Эти машины тоже укреплены броней, но кустарно. Легко нейтрализуются гранатами из подствольника. Даже с ослабленными, не кумулятивными зарядами. Трасса представляет собой отлично освещенный прямой участок бульвара вдоль лесопарковой зоны. Прожектор, установленный вот здесь, на границе сквера, где будет находиться основная группа, не только высветит цель, но и ослепит охрану. Прилегающий к трассе рельеф города сложный, много горбатых улочек... Машины с бойцами первой группы курсируют по крутым закоулкам здесь и здесь, мы -- здесь. -- Лапиков водил ручкой по карте, явно упиваясь своим полководческим даром. Неужели все это в них оттого, что не навоевались в натуре? -- Маршруты и укрытия выбраны таким образом, чтобы можно было по сигналу рации в нужный момент быстро оказаться в нужном месте и чтобы служба безопасности, проверяющая трассу, не смогла заметить концентрации наших сил. Задача основной группы: остановить и уничтожить объект, используя стрелковое оружие и "мухи". Или как минимум отсечь машину объекта от охраны, используя разницу в броневом оснащении. Работают местные по-афгански. Часть их прошла обкатку в Чечне, поэтому привыкла именно к этому методу. Он прекрасно зарекомендовал себя при нападениях на колонны. Начинают огонь самые опытные стрелки. Они выявляют цель и бьют по ней из автоматов трассирующими. Затем гранатометчики лупят по обозначенной трассерами машине. Также предусматривается возможность минирования полотна дороги, но это не наша забота. Наша задача: если основная группа справляется, никак не выдать своего присутствия и тихо отойти к точке эвакуации. Вот она, позади беседки. Если нет, если объект с охраной или без нее прорывается мимо местных, мы должны уничтожить его сами. Порядок обычный: весь огонь концентрируется на объекте. Охрана игнорируется. Наша диспозиция на огневом рубеже. На правом фланге установка ПТУРС, которую прикрывают Барсик и я лично. ПТУРСом управляет Муха. Ваша задача, Олег: поймать объект в прицел, едва он покажется вот здесь, на выезде с улицы... Кхм, с улицы, значит. Сначала вы, вне зависимости от действий и результатов основной группы, используете трехсотметровую ракету. Затем Барсик перезаряжает установку, а вы следите за объектом. Если объект по какой-либо причине все же прорывается в своем "мерседесе" или пересаживается в другой транспорт, вы ловите соответствующую цель и производите пуск километрового снаряда. Ясно? -- Так точно! ~ солидно кивнул Барсик, почесав то место, на котором у него до последней встречи со мной в коридоре каземата была бровь. -- В общих чертах, -- кивнул и я. -- Вопросы потом. Далее: в центре и левый фланг -- Чара и?.. Ммм? -- наш Чапай-Лапиков представил Зою Каткову и выжидательно уставился на кряжистого мужика напротив себя. Тот буркнул: "Майор". -- И Майор. Общаемся только по позывным. Чара и Майор полностью дублируют основную группу. Кура, -- Лапиков кивнул Ларисе, -- и э-э... Чубчик прикрывают тыл и запасной путь отхода -- вот этот проезд на перпендикулярную трассе улицу. Николай и Ходок -- водители, охраняют транспорт и страхуют с тыла. Задачи на сегодня: подгонка и пристрелка оружия, заучивание кодовых выражений. Барсик и Муха -- тренировка сборки-разборки, наводки и перезарядки комплекса. Николай и Ходок -- подготовка автомашины. Вопросы есть? -- Язык? -- спросил самый младший из нас по возрасту с позывным Николай. -- Русский. У основной группы -- тоже. Я не знал, что делать. То ли они не брали в расчет то, о чем подумал я, то ли майор, очевидно давно уже не проводивший инструктажей и поэтому настроенный по-лекторски, попросту забыл. А может, они ждут, замечу ли я. Ради, к примеру, проверки искренности моей готовности к сотрудничеству. Но ведь я не совсем в себе пока, так что тоже должен бы упустить... И еще непонятно: зачем они ставят меня вместе с Барсиком? Он словно специально демонстрировал мне еще багровеющий рваный рубец. Какой врач его пользовал, что даже немного не пригладил? Похоже, благодарности за то, что остался зрячим, он ко мне не испытывал. Вот недостаток оставления противников в живых. Один понимает, что его пожалели, и благодарен, а другой еще злее делается. Барсик явно был далек от благодарности. А нас на огневой рубеж вместе ставят. Нет, раз я зачислен в поросята -- не выйти мне из этой роли. Ладно, попробуем все же высунуться. -- Разрешите, Чапай? -- спросил я той модификацией своего голоса, которая ближе всего к писклявой немощи. Барсика, баб и начальство мне уже не обмануть, но для остальных образ занудливой малявки можно исполнить. -- Времени на то, чтобы успокоить дыхание, может не быть. А у нас с Барсиком два ПТУРСа, компьютер, аккумулятор, ПУ -- пусковая установка, камера и личное оружие. Плюс условия пересеченной местности в темном лесу и сборка комплекса в потемках под кустом. Наш Чапай машинально обернулся на Катка, но тот подчеркнуто с интересом уставился в карту, будто впервые ее видел. Давал майору шанс проявить свой командирский гений. -- Так. Хотите сказать, что вдвоем не справитесь? -- Почему? Справимся. Только к утру. -- И уж чтобы совсем быть понятным, занудливо добавил: -- Вероятно, объект за это время уедет. Я не стеснялся поиздеваться над начальником, потому что хотел выглядеть для окружающих писклявым умником-занудой. Таких не любят, с такими общаться стараются поменьше и следят за ними только в силу общей необходимости. И если Лапиков вдруг решит проявить бдительность, по отношению к израненному недомерку она очень будет походить на мстительность. -- Дело в том, что первоначально ПТУРС должен был быть в основной группе, -- зачем-то начал оправдываться хренов Чапай. -- Так сколько, по-вашему, нужно людей? -- Для переноски... -- Я начал поучающе загибать пальцы, едва удержавшись, чтобы не загундеть: "пегеноски". -- Аккумулятор и камера -- один человек, компьютер -- второй, снаряды -- третий, ПУ -- четвертый. Для сборки и соединения, пока я буду наводить и вводить в компьютер абрис местности, понадобятся трое. Мне в переноске участвовать нельзя, чтобы потом руки не дрожали. Никто не выглядит идиотски, как командир, который только что подробно изложил диспозицию, оказавшуюся ни к черту не годной. Раз Чапай оскандалился, то почти каждый -- кроме дам, которые молчали с серьезными минами, -- решил предложить свою версию. Полчаса шел базар о том, кому что нести, где кому стоять и что делать. Я по ходу дела подбавлял жару, внося раздор ехидством и занудством. Нет, кроме шуток. В какой-то момент мне даже стало обидно: такая операция и так бездарно организована. Музыканта коробит от фальши даже его конкурентов. Но, с другой стороны, люди, способные организовать покушение как следует, как правило, ими почему-то и не занимаются. Такой парадокс. Может, они и так, без покушений, счастливы? Но дрязги за столом -- это еще сущие цветочки. Ягодок мои соратники вкусили, когда мы начали тренироваться подносить-подключать, вставляя разъемы на ощупь, как бы в полной темени. А ведь в реальности мало вставить, компьютер не баба, там еще и винтики нужно прикрутить. Тонкой маленькой отверточкой. В итоге, когда пришло время обеда, мои помощники были взмылены и злы на меня, как собаки. Солдатский ум короток. Он хоть и знает, что чем тяжелее в учении, тем легче выжить в бою, все равно к практической реализации этой мудрости относится без восторга. Готов довольствоваться простым "сойдет". Это интернационально. Вот почему противней сержанта-погонялы, в роли которого я выступал, человека нету. А Каток прохаживался по лужайке возле взлетно-посадочной полосы, где мы тренировались, смотрел, как я выслуживаюсь, и радовался. Только вот где, в какой стране этот аэродром, на какой он базе, российской или иностранной, я догадаться никак не мог. Да мне это было и без разницы. Кому бы ни принадлежали окружавшие базу горы -- не мои они были. Не мне и в их дележе участвовать. Посторонних разговоров между нами почти не было. Только Барсик, когда помогал выбрать в гараже аккумулятор, напомнил: -- За мной должок, Муха. -- Я не настаиваю, можешь забыть. -- Не-ет, не забуду! В общем, не расслабляйся, мол... Дурачок, да у меня и так зуб на зуб не попадает. Потом Майор, по возрасту и комплекции не иначе как капитан, а по повадкам -- лихой каратист, спросил меня заговорщически: -- Тебе сколько посулили? -- Двести, -- буркнул я, тоже опасливо оглянувшись. Он кивнул, подтверждая, что и ему обещано столько же. -- Задаток дали? Теперь кивнул я. -- Думаешь, не обманут? -- выпытывал он. Я пожал плечами: -- Я все равно приперт. Мне деваться некуда. Хватило ума не выдавать своего отношения к посулам Катка. -- А-а-а, -- протянул Майор сочувственно и, явно желая похвастаться, спросил: -- Хочешь посмотреть, ради кого я подписался? -- Хочу, -- удивленно согласился я. Но по-настоящему я удивился, когда он показал мне цветной снимок. На нем, с нежной улыбкой сорокалетнего ангелочка, позировала Девка. Сидела в расстегайчике, из-под которого выглядывал бюстгальтер, стянувший пухлые грудки. В сбруе ее бюст выглядел гораздо соблазнительнее, чем без. Но все равно Майор смотрел на снимок с каким-то слишком уж завороженным любованием. И тут до меня вдруг дошло: так он же на нее замкнут! -- Ну как она? -- Майор с трудом оторвал глаза от снимка и посмотрел на меня так, что улыбка моя тут же стала восхищенной: -- Блеск! Богиня! Кто это? -- Так. Невеста. -- Он, как ростовщик золото, засунул снимок в целлофановый пакет и спрятал за пазуху. -- Такие женщины только раз в жизни встречаются. -- Так это она тебя послала сюда? -- Зачем? -- Он всерьез обиделся. -- Я сам попросил. Скажи, говорю, что мне для тебя сделать? Ей и объяснять не пришлось. Только пальчиком своим милым показала, я сразу все просек. На двести тыщ баксов куплю ей знаешь что? -- Что? -- А что она захочет, то и куплю! -- И он заржал. А меня озарило. Я кинулся проверять, как там Барсик мается с винтиками у штепсельных разъемов компьютера, и между делом спросил: -- У тебя-то хоть снимок ее есть? -- А то как же! -- гордо ответил он, и в самом деле походя своей безбровостью на много повоевавшего кота. -- Покажи? -- Ага, завидуешь? -- Он ощерился и достал из-за пазухи уже знакомый снимок. Точно такой же, как у Майора. Не знаю, что бы я с ним сделал, если бы на снимке оказалась При. Но это я понял только тогда, когда напряжение схлынуло. Обошлось. Далее я подошел к майору Лапикову. Вот захотелось мне все выяснить сразу, на месте, хоть убей. -- Товарищ Чапай, разрешите обратиться? -- Чего тебе? -- На сегодня он был сыт моими обращениями по горло. -- Может, нам лучше на сборку кого-то из баб поставить? Чару или Куру? У них руки тоньше, пальцы ловчее и аккуратнее. Боюсь, Барсик всю резьбу винтикам сорвет. -- М-да? Не знаю, не знаю. -- Товарищ Чапай, а у вас ее фото с собой есть? -- неожиданно выпалил я. И он знакомо ощерился. Вот удивительно одинаковый у них в эти мгновения был оскал. Будто их к нему специально приучали. -- А как же! Хочешь посмотреть? -- Так точно, хочу. -- Ну смотри. Только недолго. Но смотрел, конечно, большей частью он сам. Уставился, как влюбленный кролик на сытого удава. Девка и в самом деле казалась на снимке сытой до отрыжки. Мне стало очень интересно, на кого же тогда замкнули ее саму? У Чары -- Зои Катковой был снимок, естественно, Каткова, а у Куры -- Ларисы -- тоже Девки. Она, показав мне его, спросила, как у проверенного боевого товарища: -- Как думаешь, кого мочим? -- Ума не приложу, -- поосторожничал я. И тут прорезался Чубчик, улыбчивый, казацкого вида парень, который до этого прислушивался к нам, пыхтя над установкой снаряда в направляющих. Родич Шмелева явно не учел, что собирать всю его музыку будут не посреди лаборатории. Сырая конструкция, сырая. -- Вазиани это, -- кивнул он на полосу. -- Старая запасная полоса. Основная, где наша база, -- вон там, за горкой. Мы переглянулись с Ларисой и уставились на Чубчика, давая понять, что название нам ничего не говорит. Плюс разношерстной команды в том, что каждого судьба по своему маршруту носила -- суммарный опыт больше. А для Катка хорошо, что если исчезнут люди, -- там, дома, никто между их исчезновениями связи не обнаружит. Чубчик, уловив наше недоумение, объяснил понятнее: -- Тбилиси это. Грузия. Ох, е... Мог ведь и сам я догадаться -- по участию во всей этой бодяге Каткова. Ему, видать, мало показалось тех давнишних саперных лопаток... -- Ты смотри, -- небрежно сплюнула Лариса, -- жалко мужика. Как будто она уже стояла возле гроба объекта. Но гадать действительно было не о чем. Шансов Каток и его наниматели-спонсоры Шеварднадзе не оставили. При такой ораве, которую они собрали, им лишь бы до огневого рубежа добраться. Я видел, как они оружие пристреливали. Не новички. И повадки такие... Пожалуй, мне не то что в нынешнем состоянии, но и в лучшие свои дни больше, чем с двумя, наверно, и не справиться... Если и в первой группе такие же -- быть сваре за грузинский престол... Врать не буду: созрел у меня один планчик... Правда, профессионал меня поймет: жалко было задумку Катка портить. Страсть хотелось посмотреть, как дело пойдет и чем кончится. Кто знает, месяца три назад, может, и я бы на такое дело да за такие бабки тоже с удовольствием бы подписался. Но сейчас не