превозмогая зевоту, каждые полчаса прозваниваться до Москвы, пока наконец Семен не удосужится заявиться со своих богемных тусовок домой. Как я сразу понял, дозвонившись, заявиться-то он заявился, да не один. Дело молодое, понятное: скоротать ночь с девушкой одинокому красавцу мужчине, знающему наизусть десятки стихов (а Семен как раз таким и был), -- самое милое дело. Вот только сейчас присутствие очередной его пассии мешало мне с ним нормально поговорить: по всей видимости, подруга требовала к себе внимания; наверное, у них вот-вот все должно было случиться -- а тут нате вам... -- Извини, товарищ командир, но нельзя как-нибудь по-быстрому? Самый, можно сказать, интимный момент... -- забормотал было Артист. -- Но тут же и осекся, словно просыпаясь: -- Случилось чего, командир? Да забудь, что я тебе говорил. Давай, если надо, сейчас и прикачу!.. -- Ну уж -- прикачу! -- поддразнил я его. -- Да не мычи, не мычи. Ишь обиделся он! Ничего серьезного, Сеня. Просто соскучился я по тебе, по ребятам, а потому есть у меня одно к тебе предложение... Ну не буду тебя отрывать от приятного времяпрепровождения, как только проснешься завтра -- сразу же позвони мне, сюда, в Затопино. Усек? Но мои слова возымели совсем не тот эффект, на который я рассчитывал. -- Погоди! -- рявкнул вдруг Артист на свою подругу. -- Что случилось-то? -- встревожено спросил Артист. -- Да ничего, ничего, говорю же! Просто мы всей командой собрались на рыбалку, тебя для полного комплекта не хватает. Позвони завтра, обсудим все на свежую голову. -- Обязательно! Извини еще раз, командир... -- Да все нормально, Семен! Девчонка-то хоть ничего? -- Отпад! -- Ну тогда желаю поменьше спать, побольше работать. -- Взаимно. Он положил трубку. Я хмыкнул: а что, Артист иногда бьет в самую точку... Ну признайся себе честно, когда ты со своей Ольгой в последний раз вот так вот, как Артисту пожелал, не спал всю ночь? Ох, и давно же это было!.. Пожалуй, как раз тогда, когда мы в прошлом году целехонькими с последнего дела вернулись -- тогда мы с Олей несколько ночей подряд друг от друга отлипнуть не могли... От воспоминания о том сладком времечке у меня весь сон как рукой сняло. Я посмотрел на часы: три ночи. Я представил, как стану будить Олю, чтобы потушить зажегшийся внутри меня пожар, и мне стало неловко самого себя: вот ведь дурак я какой, она тебя каждый день ждет. А ты вместо этого забиваешь себе голову какой-то столяркой, какими-то подрядами... Я зашел в спальню, разделся и улегся под теплый бочок моей сладко посапывающей женушки. Сердце мое колотило по ребрам, но я не давал себе волю, лишь позволил себе легонько дотронуться губами до ее волос, а потом уткнуться носом в ее голое плечо. Но и этого было достаточно: Оля повернула ко мне свое сонное личико и, так и не раскрыв глаз, крепко-крепко обняла меня за шею, прижимаясь ко мне всем своим ладным, горячим телом. По голове у меня пошел туман -- и пожелание Артиста в этот остаток ночи сбылось в точности... Назавтра утром, перед тем как отправиться на место нашего общего сбора, я поцеловал на прощанье Олю, чмокнул спящую в эти ранние часы Настену, сел в свой "патрол" и покатил с легкой душой в сторону Москвы. Но вначале завернул в нашу сельскую церквушку -- есть у меня такой обычай: в смутную минуту, да и просто перед тем, как надолго покинуть Затопино, наведываться сюда, в Спас-Заулок. Отец Андрей, настоятель церкви, готовил храм к заутрене, поэтому у него было уже открыто. Я вошел в храм, купил у старушки-привратницы семь свечей, зажег их и поставил у алтаря -- две свечи за упокой, пять за здравие. -- Что, снова собрался куда? -- спросил, подходя ко мне, отец Андрей. -- Да нет... Так, с ребятами своими повидаться решил... -- Все мотаешься, места себе не найдешь... -- неодобрительно покачал головой священник. Но все же перекрестил меня, благословляя, и ушел за царские врата, -- видимо, понимал, что сейчас мне хочется побыть одному... В чем-то отец Андрей был прав: спокойная затопинская жизнь оказалась не по мне. Когда было много работы, это становилось не так заметно, но когда наступало затишье... В общем, что тут говорить, кто на войне побывал, тот навсегда порченый. Не хватало мне адреналина в крови. Как говорится, сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. "Господи! -- подумал я. -- Неужели я вправду как волк дикий?.. Нет, я не волк и не хочу быть им! Я знаю, что моя жизнь и жизнь друзей моих не катится по гладким рельсам, но ни себя, ни их мне не в чем упрекнуть: мы делаем то, что в наших силах, мы можем отличать добро от зла, -- и Ты тоже знаешь это, Господи. Ну дай ответ мне, почему, если я не волк, меня все равно так и тянет в сторону от нормальной, спокойной жизни? Разве я виноват в том, что умею только то, что умею? Сколько раз я и ребята мои, за которых я сейчас поставил Тебе свечи, смертельно рисковали своими жизнями и убивали сами -- а мир от этого лучше не становится. Боже, за что такая ноша? Если это навеки, то хотя бы скажи, почему ты выбрал именно нас? Если бы я знал это, мне бы было легче... Я верю, что все в наших жизнях идет так, как Ты хочешь. Но ответь мне, чего именно Ты хочешь?.." Пока я подобным образом пытался общаться с Богом, поставленные мною тоненькие свечки догорели чуть не до середины. Я, конечно, не ждал сиюминутного откровения свыше, но все же задержался в храме еще на немного: здесь, в этих стенах, перед иконами, словно окутанными аурой тысяч людских радостей и печалей, в голову приходят совсем не мирские мысли... И только после того, как я почувствовал, что так и оставшиеся без ответа вопросы больше не нарушают в моей душе обычного равновесия, я вышел из церкви. А вскоре я действительно одного за другим обнимал своих ребят. И я был очень рад их всех снова видеть... До Успения, заброшенной деревушки на самом берегу Волги, почти в тридцати километрах южнее крупного приволжского областного центра, мы добрались без приключений. На рыбалку мы выехали на двух машинах. x x x В моем красавце "патроле" ехали Док и Боцман. Артист залег на заднее сиденье "шестерки" Мухи и, как потом рассказал нам Олег, проспал почти всю дорогу. Видно, подруга перед отъездом ему попалась боевая, и теперь он отсыпался за предыдущие двое суток. Нынешнее место я знал: когда-то давно, еще до училища, меня сюда уже вытаскивал один мой бывший приятель, одноклассник. Можно сказать, я тогда в первый раз по-настоящему понял, что такое настоящая рыбалка и как выглядит настоящая рыба. Потом были другие рыбные места, но сюда мне постоянно хотелось вернуться. Однако вот только сейчас подвернулась такая возможность, и я благодарил судьбу за то, что мое давнее желание осуществилось. А уж то, что я приехал сюда со своими лучшими друзьями, придавало нынешней поездке радостное ощущение настоящего праздника. Для конца мая погода была не слишком теплой. По ночам все еще холодило, и только к полудню становилось тепло, и можно было скинуть с себя наши походные бушлаты. Так что в первую же ночь мы убедились в том, что не зря взяли с собой вместительную армейскую палатку и отличные спецназовские спальники на гагачьем пуху -- такие мы брали в горные рейды в Чечне, когда уходили на несколько суток в свободный маршрут. Первый день ушел у нас на обустройство и разговоры. На второй проверили, на что мы еще способны после зимней спячки. Оказалось, что, несмотря на все наши обычные заботы, боевую форму всем нам удалось поддержать на вполне приличном уровне. И только после того, как мы в этом убедились, решили, что пора и порыбачить. Клев был сказочный: после ледохода оголодавшая за зиму рыба клюет буквально на все. Время было подходящее: весенний паводок давно сошел, берега успели подсохнуть и можно было не волноваться, что мы останемся с пустыми руками. В первое же утро Боцман ухитрился поймать громадного леща килограмма на три. Мы с Доком тоже не подкачали, за час выловив с десяток отличных подлещиков, каждый из которых был под пол кил о весом. Артист вяло наблюдал за происходящим: как выяснилось, к рыбалке он был равнодушен и поехал с нами просто за компанию. А Муха возился со своей "шестеркой": за время дороги что-то там у него все же барахлило. -- Я еще наверстаю, -- говорил он нам, -- а пока я лучше тачкой займусь. А для удовлетворения наших низменных запросов о пропитании и вас троих хватит... На уху хватило. Даже с избытком. Часов в десять мы остановились, вовремя сообразив, что пойманную рыбу негде хранить и мы не успеем ее обработать. У меня в багажнике лежала коптильня, в которой мы собирались доводить рыбу до нужной кондиции. Но коптильная камера по нашему улову была небольшой, за один раз в нее помещалось от силы четыре-пять рыбешек -- тем более если речь шла о таких внушительных, как наши нынешние, трофеях. Скажем, лещ-рекордсмен Боцмана еле-еле вместился туда. Жаль было его резать -- ведь какой это кайф потом продемонстрировать такую солидную копчушку, выловленную некогда собственными руками! Поэтому Док с Боцманом занялись разделкой рыбы, Артист отправился в деревню за топливом для костра, я возился с коптильней, а Муха был у всех на подхвате и скорее мешал, чем помогал нашей работе. Часам к трем, когда от большого котла с готовящейся на костре ухой повалил такой вкусный запах, что мы не успевали сглатывать слюну, Боцман начал накрывать на стол. Мы ребята простые, так что все у нас было по-походному, без затей: раскинули брезент неподалеку от костра и вывалили на него все, что взяли с собой. И тут неожиданно выяснилось, что на нашем роскошном столе не хватает самого важного -- хлеба. Вообще-то мы в дорогу конечно же брали кое-какой запас. Но, видать, чего-то с непривычки (или с отвычки) до конца не додумали -- хлеба у нас оставалось всего ничего, и надо было срочно кому-то отправляться на его добывание. Что, впрочем, в здешних хлебных краях да при наличии двух машин проблем не должно было составить. -- Ну, ребята, кто у нас самый быстрый? -- Ответа мне не требовалось, я его и так знал. -- Олежек, ты помнишь то место, где мы к деревне с трассы съехали? Там вроде магазинчик стоял. Ты все равно без дела слоняешься, сгоняешь? -- Нет проблем! -- кивнул Муха. -- Боцман, тебе присматривать за ухой, -- сказал Док, -- я с Олегом прокачусь за компанию. Он незаметно подмигнул мне: дескать, поеду контролировать ситуацию, а то Муха затормозится возле какой-нибудь местной красотки лет двадцати -- жди его тогда до второго пришествия... Я согласно кивнул: -- Давайте, только мигом. Через двадцать минут уже все готово будет. Они сели в Мухин "жигуль" и укатили. Прошло пятнадцать -- двадцать минут. Затем еще полчаса, час... Мы втроем сидели у раскинутого на земле брезента, заменяющего собой стол, и с нетерпением ждали появления наших гонцов. Уха вкусно парила над остывающим костром, вынутая из реки водка успела согреться, а их все не было и не было. Боцман уже места себе не находил, да и мне с Артистом как-то не по себе было, с ребятами явно что-то случилось. -- Так, -- сказал я, -- вы оставайтесь тут, а я поеду за ними. Может, у них что с машиной. Ждите. Я мигом! Я вскочил в свой "патрол" и уже через пять минут был у придорожного магазинчика. Рядом с палаткой стоял "жигуленок" Олега, но ни его самого, ни Дока поблизости не наблюдалось. Я подошел к палатке, постучал в обитую жестью дверь. -- Чего надо? -- спросил из палатки недовольный мужской голос. -- Выйдите, поговорить надо. -- Ходят тут всякие... Иди к окошку, там и поговорим! Я обошел ларек и нагнулся к узкой прорези в металлической решетке. Продавца можно было понять: на дороге лихих проезжих предостаточно, а в своем железном ларьке он как в крепости... -- Вы не видели, куда делись мои друзья? -- спросил я у продавца. -- Какие друзья? Откуда я знаю! -- Глаза у продавца тревожно забегали; и дураку было ясно, что он врет. -- Но вот же их машина стоит. Они к вам поехали за хлебом, куда они делись? -- Не знаю, я ничего не видел... Лицо ларечника исчезло внутри палатки. Я понял, что по-хорошему от него ничего не добьюсь. Что ж, он сам виноват... Я обошел палатку, примерился к двери и без особого труда одним ударом вышиб дверь. Зайдя в ларек, я взял испуганного продавца за шиворот и вытащил его на воздух. -- Рассказывай, сволочь, что случилось с моими друзьями! Или я сейчас вышибу тебе мозги, как эту дверь! Для пущей острастки я как следует тряхнул его. Зубы у мужика клацнули, он сглотнул слюну и быстро-быстро заговорил: -- Их чечены замели. Ваши и вправду тут хлеб у меня брали. А тут как раз грузовик остановился, оттуда один черный вылез -- сигареты купить... Как у них началось, я не видел. Только уже когда один из ваших кому-то, видать, здорово врезал и тот заблажил, -- ну я и выглянул. А там... Он замолчал. Его кадык бегал вверх-вниз по худой шее, как будто он взахлеб пьет воздух. -- Что -- там? -- Я снова встряхнул его. -- Чеченцы, с автоматами... Били этих ваших друзей прикладами, ногами... Я думал, их убьют сейчас, испугался: они же звери, кавказцы эти, всем известно... -- Много их было? -- Человек десять, не меньше... -- И что потом? -- Потом... потом они их связали и бросили в грузовик. Один чеченец к ларьку подошел, сунул мне дуло в окно и сказал, чтобы я молчал, если живым хочу остаться... Потом они уехали. Что-то в рассказе продавца не стыковалось, я это чувствовал, но пока никак не мог определить, что именно. Ну, допустим, Док с Мухой по каким-то причинам сцепились с проезжающими мимо чеченцами... Хотя и Док и Муха вряд ли стали бы нарываться на случайный дорожный конфликт, значит, их к тому вынудили... Возможно, чтобы не лечь под пулями здесь же, в пыли, ребятам пришлось позволить избить себя. Но зачем чеченцы взяли их с собой? Они же могли их запросто пристрелить -- и все, конец... Банальная разборка на дороге, разбирайся потом, кто, чего и как. А тут ребят сперва избивают, потом связывают, похищают... Нет, это не похищение: если бы эти чеченцы промышляли похищением людей, они бы и Мухину машину заодно взяли. Ну а если эти чеченцы не банальные похитители, то подавно не стали бы оставлять за собой следов: угнали бы "жигуль" от этого места, а потом где-нибудь бросили или сожгли... Вот, нашел! Машина! В машине нестыковка! -- А почему они моих друзей забрали, а машину их оставили? -- спросил я продавца. -- Тот чеченец сказал, чтобы я машину не трогал, они за ней скоро вернутся. "Это уже что-то... -- подумал я, -- хоть какая-то зацепка... Хорошо бы предупредить Боцмана с Артистом... Но уедешь сейчас -- а чеченцы как раз за мухинской машиной и заявятся! Оставаться здесь и действовать самому -- ребята на берегу будут беспокоиться... Остается только один выход: надо сделать так, чтобы чеченцы сами к нам на берег заявились". -- Так, слушай внимательно... -- сказал я продавцу. -- Когда чеченцы появятся, скажешь им, что я приезжал и искал своих друзей. Скажи, что я был на крутой тачке и что поехал за двумя своими корешами, которые остались в Успении. Если у тебя спросят, кто мы такие, ответишь, что мы рыбаки из Москвы. И еще скажи, что ребята крутые и своих друзей в беде не оставим, найдем этих чеченцев даже под землей... Ты все понял? -- Да... Может, вам лучше в милицию обратиться? Они же с оружием... -- Это успеется. А пока сделай так, как я прошу, очень выручишь... Для верности я сунул в потный кулак продавца пятьдесят долларов. Он немедленно спрятал купюру в карман. -- А что, если они со мной и говорить не захотят? -- спросил продавец. -- А ты постарайся... Если чеченцы к нам в Успение приедут, получишь еще столько же. Я направился к своей машине, а продавец немедленно начал приводить в порядок покореженную дверь. x x x Вернувшись на берег, я рассказал Боцману и Артисту обо всем, что мне удалось выжать из хозяина палатки. Реакция ребят была точно такая, как я и ожидал, обдумывая по дороге складывающуюся ситуацию: оба немедленно захотели поехать к магазину и встретить чеченцев прямо там, у мухинского "жигуленка". Я их понимал, но идея выйти на прямой контакт с десятком вооруженных "духов" не казалась мне плодотворной. -- Во-первых, слишком много всяких "но", -- остудил я ребят. -- Во-вторых, это ни к чему не приведет. Ну даже если накостыляем мы чеченцам за милую душу, то парням это не поможет! А потом, где гарантия, что нам расскажут, куда они Дока с Мухой утащили? -- Как это -- не расскажут, -- психанул Артист. -- Да я из них самолично всю душу вытрясу! -- Может быть, у тебя это и получится, Семен... А если эти, посланные за нами сами ничего не знают? Где нам тогда ребят искать? Нет, тут надо действовать наверняка... У меня уже сложился план дальнейших действий, но я заранее был готов к тому, что ребятам он может не понравиться, и поэтому подводил к нему издалека. Все дело было в том, что я по-прежнему оставался командиром своей группы -- группы отличной, лучшей в мире, но, во-первых, совершенно невооруженной. Во-вторых, -- группы, оказавшейся здесь ради рыбалки, а вовсе не ради того, чтобы кто-то из моих орлов отправился вот так, ни с того ни с сего, на тот свет. В ушах у меня так и звенели слова боцмановой Светки: "Митя -- он у нас с сыном единственный..." -- Так что ты надумал? -- не выдержал, поторопил меня Боцман. -- Чеченцы сами нас привезут к ребятам, -- ответил я. -- Надо только помочь им в этом. -- Это как же? -- поинтересовался Артист. -- А мы позволим им взять нас в плен. Помашемся с ними немного для виду, потом они нас повяжут и отвезут куда нам и надо. А уж там... -- Это-то как раз понятно, -- сказал Артист, -- но скажи, ты уверен, что твой план реальнее моего? -- Да. По крайней мере, так хоть появляется шанс остаться в живых... -- Ладно, командир, тебе решать... -- согласился Артист. -- А ты, Митя? -- спросил я у хмуро молчащего Боцмана. -- Я -- как прикажут... Надо сдаться этим чурекам, -- значит, сдадимся... -- ответил он и тоскливо вздохнул. Тоже, значит, не лежала душа. Мы уселись рядом с остывшей ухой и стали ждать гостей. x x x -- Едут! -- первым заметил их Артист и указал на легкий столб пыли, движущийся в нашу сторону. К нашему импровизированному столу, обдав пылью и нас, и нашу уху, лихо подкатила белая "Волга". И тут же из нее высыпало пятеро "чехов", одетых в камуфляж. При виде их наглых бородатых рож у меня сразу аж руки зазудели от желания сбить с них эту спесь -- не зря говорят, что кулаки, мол, иногда чешутся... Я поднялся с земли. Артист и Боцман встали рядом со мной -- теперь мы все трое прикрывали друг другу спины. Кто-то считает -- пассивная позиция. Я повторюсь: драться не входило сейчас в наши планы, как бы ни чесались у нас кулаки. Нашей целью была оборона. А дальше началось то, что началось. Откуда-то сзади, из-за пригорка, выскочила еще одна машина -- "Жигули" -- и точно так же, как и "Волга", окутав нас клубом пыли, резко затормозила перед самым брезентом с разложенной на нем едой и посудой. Из машины вылезли еще пятеро. -- Боцман, -- шепнул я, -- только не перебарщивай... Начать махаловку спровоцировал их Артист. -- Эй, ты, поосторожнее там! -- сказал он одному слишком резвому "чеху", наступившему на наш стол грязным сапогом. А спустя мгновение бородач пнул наш котел с ухой ногою, и когда она, аппетитно паря в воздухе, разлилась по брезенту, это послужило сигналом перестать изображать удивление от неожиданного визита, а начать действовать: ведь такого хамства настоящий мужчина прощать не может, потому что после такого любые разговоры -- всего лишь бесполезное занятие. Я ринулся на ближайшего же бородача и, не мудрствуя лукаво, провел левый отвлекающий, а когда "чех" немного сдвинулся в сторону, без особого усилия влепил ему правой прямо в солнечное сплетение. Но влепил качественно: чеченец захрипел, согнулся в три погибели, затем упал на бок и покатился по земле к брезенту, давя приготовленную нами закуску. Пока первый падал, я успел достать боковым ударом локтя в челюсть второго противника. Его голова мотнулась, широко разбрызгивая кровавую слюну, он дико завыл, отступая от меня назад, и мне стоило большого усилия сдержать себя и не добить его до конца. На меня уже летели еще двое. Но это ничего, главное, что они пока не схватились за оружие. В чем тут дело? Не успели еще сообразить, что к чему? Не ждали отпора? Или среди них нет настоящих вояк, а так -- одни пастухи, как любит говорить генерал Шаламов? Я увидел краем глаза, как Боцман схватил за шкирку одного из нападавших и с размаху въехал лбом ему в рожу. Тот упал, и Димка потянулся за следующим. Семен, крутясь как юла между трех нападавших на него чеченцев, устроил целое представление, развлекая себя, раз не имел права оттянуться по полной: он умудрялся отбивать удары всех троих и одновременно наносить им довольно ощутимые, обидные удары -- в нос, ниже пояса... Среди чеченцев, как правило, не встречалось хороших рукопашных бойцов, это я знал по своему боевому опыту. Они могли хорошо знать различные виды стрелкового оружия и отлично стрелять из него, некоторые из них неплохо разбирались в подрывном деле; единицы владели холодным оружием и всеми теми штуковинами, которые использует в своей работе спецназ, ну а в единоборстве они, конечно, нам явно уступали. Да в принципе им это умение не было нужно: им хватало умения сбить "стингером" или "иглой" вертолет, подбить из РПГ танк или бээмпэшку, поставить фугас, снять зазевавшегося солдата из снайперской винтовки или умения владеть своим "калашом" не хуже, чем столовой ложкой... Даже пресловутым профессионалам-наемникам, которые со всего мусульманского мира съезжались на заработки в Чечню, далеко было до настоящих диверсантов, какими были мы. Поэтому, положа руку на сердце, нам троим не составило бы труда справиться с десятком пусть даже и вооруженных "чехов", если бы не та задача, которую мы перед собою поставили. Так что приходилось себя сдерживать: я, к примеру, каждый раз, когда мог навечно вырубить любого из своих противников, или останавливал уже идущий в цель удар, или просто не наносил его, уходя в глухую защиту. Видя, что нарвались на серьезное сопротивление, нападавшие решили изменить свою тактику. Они отступили на несколько шагов и встали вокруг нас полукругом, перекрыв нам возможность отхода к моему стоящему неподалеку "патролу". Все это они проделали в абсолютном молчании. Слышно было только мычание одного из них -- того, кого приложил, насадил на калган, как говорили раньше дворовые специалисты, Боцман. Видимо, он сломал ему нос. Один из бородачей нырнул в "Волгу" и появился оттуда, держа в руках какой-то продолговатый предмет, похожий на толстое и короткое ружье. Я знал эту штуку: такие ружья на Западе используют егеря, чтобы ловить дичь; в напоминающем гранатомет стволе размещается капсула с прочной капроновой сетью три метра на три. На тыльной стороне капсулы -- небольшой пороховой заряд, позволяющий выстреливать эту сеть метров на двадцать -- тридцать. После выстрела капсула разваливается, сеть расправляется в полете и накрывает того, на кого было направлено ружье. При определенной сноровке такое ружье может быть чрезвычайно эффективным. Что и было нам продемонстрировано. Ну что ж, мы ведь знали, на что идем. Первой жертвой стал я. Меня накрыло сеткой, и она сковала мои движения почти полностью. Единственное, что я мог, топтаться на месте, пытаясь достать висящий у меня на поясе нож, чтобы разрубить им путы. Но пока я топтался, меня, беззащитного, сбили с ног. Боцман и Артист еще отбивались от нападавших, стремясь прийти ко мне на помощь, но бородач перезарядил свою пушку -- и моя участь постигла сначала Боцмана, а потом и Артиста, который, впрочем, успел хорошо достать двоих боевиков. Связав и от злобы испинав ногами до бессознательного состояния, нападавшие побросали нас в багажники машин и, как я и планировал, отвезли туда, где мы встретили наших друзей и откуда, как я уже рассказывал, сбежали на белом джипе хозяина виллы. Как позже выяснилось, Док и Муха сразу поняли, что судьба вынесла их на боевиков -- но, увы, это знание помочь нашим ребятам никак не могло... x x x Муха под сочувственным взором Дока стоял у витрины небольшого придорожного магазинчика на развилке и с сомнением разглядывал лежащий перед ним хлеб, по которому лениво ползали жирные, одуревшие от майского солнца мухи. -- Давно он у вас лежит? -- наконец спросил Муха у продавца. -- Кто, хлеб-то? Не бойтесь, хлеб свежий, сегодняшний, -- усмехнулся продавец и нехотя смахнул мух с ближайшей к окошку буханки. Пока Муха философски прикидывал, стоит брать такой хлеб или лучше обойтись совсем без него, Док бесцельно бродил вокруг ларька, рассматривая местные достопримечательности. Вообще-то таковых здесь не наблюдалось: и влево и вправо тянулась волжская степь, правда в это время уже покрывшаяся зеленью и разноцветьем. Кое-где степные равнины пересекали весело зеленеющие лесополосы. Вот этим-то пейзажем и любовался Доктор, когда к развилке подкатил КамАЗ. Шофер остался сидеть в кабине, а из грузовика показался плечистый кавказец в черной турецкой кожанке и, грубо отодвинув плечом невысокого Муху, навис над окошком -- ему нужны были сигареты. Муха недовольно поморщился, но возмущаться не стал -- перетерпел, помня, что уха уже готова и дело лишь за ними с Доком, то бишь за хлебом. Док, заметив возникшее возле ларька перемещение, подошел к Мухе, чтобы быть к нему на всякий случай поближе. Обходя КамАЗ, он машинально, по старой разведческой привычке, скользнул взглядом по задравшемуся от встречного ветра чехлу грузовика -- и то, что мелькнуло у него перед глазами, заставило его остановиться. Он, оглядевшись по сторонам, подошел ближе к борту и, стараясь сделать это как можно незаметнее, распахнул чехол и заглянул в глубину кузова. На это у него ушла буквально секунда, но Доку и ее было достаточно. Он с задумчивым видом подошел к Мухе. -- Док, как думаешь, этого хватит? -- Муха показал охапку купленных им буханок. -- Под уху все уйдет... -- занятый своим, пробормотал Док и схватил Муху за рукав. -- Погоди ты с хлебом, Олег, надо бы тут одну вещь прояснить... -- Док оглянулся на грузовик. -- Эй, постой! -- окликнул он идущего к КамАЗу кавказца с сигаретами. -- Ну ты даешь, Док! -- удивленно сказал Муха. -- Какая вещь? Ребята ведь ждут! -- Подождут!.. -- отмахнулся Док и, видя, что кавказец остановился на его оклик, хищно двинулся к нему. Муха, сокрушенно покачав годовой, понес хлеб к "жигуленку" -- случись что, не стоять же среди заварухи с буханками в руках, верно? -- Откуда у тебя это? -- спросил Док у кавказца и кивнул головой в сторону кузова. -- Что -- это? -- спросил кавказец, мгновенно напрягшись. По всему было видно, что вопрос Дока ему очень не понравился. Док, откинув полог, отвел его в сторону, словно давая и кавказцу возможность увидеть то, о чем он его спрашивает. Кавказец что-то гортанно крикнул шоферу и попытался вырвать брезент из рук Дока. Но Иван легонько, но профессионально пихнул того локтем, и кавказец, оступившись, неожиданно для себя оказался на дороге на четырех точках. Муха, до сих пор наблюдавший за происходящим издали, на всякий случай заспешил к грузовику. -- Что случилось? -- спросил он у Дока, подбегая. -- Чего ты там углядел? -- А вот видишь? Док закинул брезентовую полу на крышу фуры и показал Олегу на стоящую в глубине кузова бочку еще не виденного Мухой стандарта. Бочка была окрашена в светло-зеленый цвет, а по боку ее трафаретными большими буквами шла какая-то, скорее всего армейская, маркировка. -- Бочка как бочка... -- хмыкнул Муха. -- Мало ли у нас такого барахла в войсках! -- Олег, эта бочка не какое-то там барахло. Это, чтоб ты знал, контейнер из-под бактериологического оружия. И, возможно, он даже не пустой... Понимаешь, к чему это я? Без охраны, в гражданском грузовике, с какими-то подозрительными людьми... Но даже если этот контейнер и пустой, он никак не должен быть здесь! Между прочим, бактериологическое оружие давно запрещено, есть специальная конвенция ООН... -- Ни хрена себе! -- почесал, затылок Муха. -- А ты уверен, что это бак -- бактериологическое оружие? Может, это какая-нибудь другая маркировка? -- Нет, Олег, это оно. Ты не забывай, что я в свое время прошел спецподготовку... Так что тут ошибки быть не может... Пока друзья разглядывали контейнер, кавказец, покупавший сигареты, залез в кабину. -- Выходи! -- приказал ему Док, подойдя к дверце и дергая ее. Но дверца не открывалась, -- похоже, кавказец заблокировал замок. -- Ну и что мы должны дальше делать? -- Муха полез в затылок. -- Этого еще не знаю... -- ответил Док. -- Но одно знаю наверняка: нельзя давать им возможность уехать. Знаешь что, давай-ка подгони пока сюда свою тачку, поставь перед грузовиком, а дальше видно будет... Как ни странно, шофер, видя эти их маневры, даже не делал попыток завести грузовик и двинуться с места; казалось, он чего-то ждал... И дождался: на шоссе далеко впереди показался еще один КамАЗ, он быстро приближался к магазину у развилки; вот он поравнялся с ним, затормозил -- и грузовик, окутанный шлейфом пыли, остановился бок о бок с первым. Это был точно такой же фургон, с точно таким же пологом. КамАЗ еще не остановился, а из кузова уже посыпали на землю вооруженные автоматами бородатые люди. Теперь Доку стало понятно, почему шофер первого КамАЗа не уезжал: он вызвал подкрепление. Как -- по рации или мобильному телефону -- было уже неважно: главным было то, что на безоружных Дока и Муху вдруг свалилась целая орава вооруженных людей... Друзья прижались спинами к борту грузовика и начали отбиваться от наседающего на них противника. Перед ними стеной стояли разъяренные, размахивающие автоматами, как дубинами, бородатые бугаи. Конечно, какое-то время ребята держались. Муха, отбиваясь, смог вырубить одного ударом своего сапога в голень, другому провести боковой удар в висок, но тут на его голову откуда-то сверху обрушился страшный удар приклада, от которого в глазах потемнело -- и Муха потерял сознание. Дока взяли не так скоро. Сначала он успел смачно отметиться на одном из нападавших: стоя спиной к борту, Док подтянулся и что есть силы влепил согнутыми ногами каблуки прямо в лицо стоящего перед ним боевика. Этот удар резко отбросил бородача назад, и, падая, он сбил с ног еще двух стоящих за ним нападавших. В следующее мгновение Док уже снова был на ногах и даже успел достать ударом кулака следующего противника. Но тут один из нападавших бросился, как кошка, Доку под ноги, и Док, подгоняемый ударами прикладов, рухнул на землю. На него кинулись сразу несколько человек -- его продолжали бить и связанного и в какой-то момент особенно сильно ударили по голове -- похоже, старались, чтобы и он потерял сознание. Потом вслед за Мухой его закинули в кузов грузовика и куда-то повезли. Очнулся Док уже в какой-то комнате. Рядом с ним на полу валялся связанный Муха. -- Кто вы? Зачем пристали к моим людям? -- с сильным кавказским акцентом спросил у Дока сидящий перед ним бородатый мужчина с лежащим на коленях "Калашниковым". Док промолчал. Бородач ногой ударил Муху в живот и повторил свой вопрос уже ему. Муха зло выругался, но тоже отвечать не стал. -- Считаю до трех, -- сказал допрашивающий, -- первым умрешь ты... -- Он указал на Дока. -- Один, два... Док понял, что молчать глупо. Надо было быстро выкладывать правдоподобную легенду. -- Мы рыбаки, -- сказал он -- Глупо, конечно, получилось... А все вот он, -- кивнул Док на Муху. -- Обиделся на вашего человека, тот толкнул моего друга, ну мы и решили, что надо его проучить. Бородач что-то гортанно приказал одному из своих людей. Тот вышел и вскоре вернулся с толкнувшим Муху кавказцем. Сидящий перекинулся парой фраз на своем языке с только что пришедшим, затем кавказец в турецкой кожанке вышел. -- Врешь ты хорошо, -- сказал бородач Доку, -- я даже почти тебе поверил. Но если все было так, как ты говоришь, зачем стали совать свой нос в кузов? Как мой человек говорит, ты сразу понял, что там... Знаешь, для обычного любопытного это как-то слишком профессионально, не находишь? А может, вы из ФСБ? Лучше ответь мне честно, я пощажу тебя, если ты скажешь мне правду. И советую не молчать: у нас найдутся способы развязать язык даже немому. -- Я уже сказал правду. Мы рыбаки. Наши друзья послали нас купить хлеба. А с маркировками я знаком потому, что когда-то служил в армии в химвойсках. Если бы мы были из ФСБ и следили за вами специально, у нас было бы с собой оружие... -- Хороший боец не всегда тот, кто вооружен... По тому, как бородач расставлял акценты в своих вопросах, по реакции на его ответы Док понял, что имеет дело не с простым командиром, а с профессиональным контрразведчиком. -- Ты можешь не опасаться нас, мы с другом никому ничего не расскажем, -- осторожно сказал Док. -- А вы и так ничего не расскажете, -- усмехнулся бородач. -- Я не обязан тебе верить. Пока ты меня не убедил, что говоришь правду... Посмотрим, как ты заговоришь в другом месте. Бородач снова отдал какой-то приказ своему бойцу. Из всего сказанного Док уловил только одно имя -- Султан. Затем на их с Мухой головы надели плотные темные мешки, снова закинули в кузов грузовика и куда-то повезли. Спустя час друзья оказались лежащими в глухом подвале на полу, каждый в своей каморке. Как оказалось, чеченец решил не принимать самостоятельных решений и передал Дока с Мухой в руки своего командира, Султана. А командир, после недолгого размышления, послал за "жигуленком" Мухи двоих боевиков: он решил, что, каким бы ни было решение Султана, машину он все равно заберет себе -- за причиненное беспокойство. Спустя час боевики вернулись. Одному из них продавец, давясь от возбуждения словами, сказал все то, о чем его попросил Пастух. -- Командир, у тех двоих были друзья... -- Боевик был обеспокоен тем, что он узнал от ларечника. -- Они точно станут искать своих... -- Ты спросил, откуда они и что тут делают? -- спросил командир. -- Да, узнал. Они москвичи, приехали на рыбалку. Кажется, крутые... Может, они из какой-нибудь московской бригады? Те двое очень хорошо умели драться... Может, они спортсмены какие-нибудь типа каратистов? Надо бы их остановить, пока они шум не подняли... -- Ты прав, Рустам, надо нейтрализовать и остальных. Бери людей и езжай на то место. Только пока не надо их убивать -- пусть Султан сам решает, как с ними поступить. Разборки -- его дело, а наша забота -- выполнять главное задание и беречь лагерь, а не возиться с не в меру любопытными... Так все пятеро оказались в доме известного чеченского полевого командира Султана Аджуева, который по разработанному советом чеченских полевых командиров плану еще за год до второй чеченской войны обосновался в самом центре России -- в Поволжье. x x x Когда Док вкратце изложил историю их с Мухой пленения, у меня больше не было вопросов, все сразу стало на свои места. Нам еще повезло, что нас всех не прикончили сразу на месте: видимо, их пахан Султан (из дома которого, по всей видимости, мы и сбежали так эффектно) предупреждал своих людей, чтобы они не поднимали лишнего шума. А шум бы наверняка поднялся, если бы мы неожиданно исчезли. Можно, конечно, сделать так, чтобы от пяти заезжих рыбаков не осталось ни малейшего следа. Но для этого "чехам" вначале как минимум надо было бы убедиться в том, что мы не контактировали с местным населением. Все-таки они не в своей Ичкерии, и, похоже, этот контрразведчик, который допрашивал ребят, решил подстраховаться, -- видимо, думал, что время у него еще есть. А вышло по-нашему: ведь противник не ожидал от нас такой прыти... Хорошо, что мы внешне совсем не выглядим как какие-нибудь голливудские супербойцы. Это только в кино командос, как на подбор, высокие и все как будто только что вышли из тренажерного зала. А на самом деле в спецназе таких бугаев единицы. В нашей команде разве что один Боцман под этот шаблон подошел бы. А, скажем, Муха -- юркий, малорослый и щуплый -- не боец с виду. Но это очень обманчиво. А, кроме того, он стреляет как бог, с обеих рук, любой транспорт водит, а уж по части взрывного дела просто незаменим. Док, само собой, у нас не только врач: после того как он побегал с нами по горам в Чечне, прошел курс спецподготовки в диверсионном лагере, его статус в группе -- выше не бывает. Он молчун, просто так ничего говорить не станет. Но иногда он всех нас удивляет познаниями. К примеру, так, как он, оружие разных стран и модификаций не знает никто. Артист другим берет: он хитрый, жуть! В разведку с ним ходить одно удовольствие: он так владеет искусством перевоплощения, что иногда в упор на него смотришь и не можешь понять, кто стоит перед тобой... Вот повеселел уже. Слава богу, что башка не пробита... Боцман -- надежность и еще раз надежность: будь то дозор, ночной рейд в тыл врага или просто глупая драка у пивного ларька. И вообще, порой Боцман -- клад для командира: что скажешь, то и сделает. И сделает хорошо. Док из серии надежных во всем мужиков. Он и старше всех и опыта жизненного ему не занимать, и умен изрядно. Я к его мнению часто прислушиваюсь -- не имеет никакого значения, что я числюсь его командиром, а он -- моим подчиненным. Главное -- чтобы дело делалось и люди оставались целы. Ну а я сам... Одним словом, Пастух. Но ребята мои не бараны, а друзья мне по жизни. Поэтому в группе нашей давно повелось: куда один, туда и все -- иначе давно бы не ходить нам по этой земле... А носило нас -- не дай Бог другому такой жизни. Иногда казалось, что все, хватит: устали от запахов крови и пороха. Но мы, я уже это давно понял, Псы Господни: словно где-то в вышних сферах назначено нам охранять добро от зла, не становясь при этом такими же озлобленными и кровожадными, как те, с кем мы сражаемся. Кому-то ведь надо быть и Псами Господними. А коли от судьбы не уйти, значит, так тому и быть... x x x Сейчас мы мчались в роскошном трофейном джипе туда, где чеченцы взяли Дока с Мухой. Все правильно, узел надо начинать развязывать там, где торчит кончик. "Куй железо, пока горячо". Хорошая пословица, как раз для спецназа. Нельзя дать этим "чехам" опомниться, собрать свои манатки и убраться в другое логово; так что сейчас время решало все. Надо обязательно найти тот КамАЗ с пресловутым контейнером: если он и вправду с тем содержимым, что указан на его маркировке, то никаким чеченцам нельзя позволять иметь его в своих руках. Конечно, по-хорошему нужно было бы связаться с местными спецслужбами... Да и Константину Дмитриевичу Голубкову, нашему старому покровителю и работодателю из Управления специальных мероприятий при президенте, небезынтересно было бы узнать о том, что творится тут, в волжских степях. Но... сейчас не до того. Пока суд да дело, чеченцы могли замести следы -- и ищи их тогда на бескрайних просторах родины... Знакомый магазинчик на развилке был закрыт. Я для верности постучал в дверь, но оттуда не доносилось ни звука, -- наверно, продавец по-настоящему перетрусил и счел, что его жизнь дороже, чем этот ларек со всем его содержимым. "Жигуленка" Мухи уже не было. Я поглядел на подходящего ко мне Дока -- он обошел палатку с другой стороны. -- Ну, есть сооб