(глядит на него, затем отворачивается). Увы. (Пауза.) Исправлять! Всегда что-то исправлять! Вы заставляете меня терять время. Все вы только тем и заняты! Но у меня свои дела, черт подери! Насти. И ты позволишь им перерезать друг другу глотки, лишь бы тебе построить свой шутовской, свой образцовый город? Гёц. Эта деревня - ковчег, здесь укрыта любовь. Что мне потоп, когда я спасаю любовь? Насти. Ты обезумел? Тебе не избежать войны. Она тебя отыщет здесь. Молчание Гёца. Ну как, согласен? Гёц. Не спеши! (Снова оборачивается к Насти.) Дисциплины нет, а я должен буду ее создать. Знаешь ли ты, что это значит? Виселицы! Насти. Знаю. Гёц. Насти, придется вешать бедняков, вешать кого попало для острастки - и правого и виноватого. Да что я, какие там виноватые, все они невиновны. Сегодня я их брат и понимаю, что они невиновны, а завтра - я их полководец, и я перестану понимать и начну вешать. Насти. И пусть! Так нужно. Гёц. Придется мне стать мясником. У вас нет ни оружия, ни умения. Спасение в том, что вас много! Придется платить тысячами жизней. Подлая война! Насти. Ты пожертвуешь двадцатью тысячами жизней, чтобы спасти сто тысяч. Гёц. Будь я только в этом убежден! Насти, поверь мне! Я знаю, что такое сражение. Если мы начнем - сто шансов против одного, что мы проиграем. Насти. Воспользуйся этим единственным шансом! Смелей! Не ведаю намерений Господа, но мы избраны им: я его пророк, ты его мясник. Не время отступать! (Пауза.) Гёц. Хильда! Хильда. Чего ты хочешь? Гёц. Помоги мне! Что бы ты решила на моем месте? Хильда. Я никогда не буду на твоем месте, не хочу этого. Вы - вожаки, а я - простая женщина. Мне нечего вам дать. Гёц. Я только на тебя надеюсь. Хильда. На меня? Гёц. Больше чем на самого себя. Хильда. Зачем ты хочешь сделать меня соучастницей своих преступлений? Почему заставляешь решать за себя? Чего ради даешь мне власть над жизнью и смертью моих братьев? Гёц. Я люблю тебя. Хильда. Замолчи! (Пауза.) Ты победил - заставил меня стать по другую сторону баррикады. Я была с теми, кто страдает, теперь я с теми, кто решает, как им страдать. О Гёц! Мне больше никогда не уснуть. (Пауза.) Я запрещаю тебе проливать кровь. Откажись! Гёц. Мы принимаем это решение вместе? Хильда. Да, вместе. Гёц. И вместе будем за него в ответе? Хильда. Да, вместе, что бы ни случилось. Насти (Хильде). Зачем ты вмешиваешься? Хильда. Я говорю от имени бедняков. Насти. Никто, кроме меня, не вправе говорить от их имени. Хильда. Почему? Насти. Потому что я один из них. Хильда. Ты бедняк? Нет, этому давно пришел конец. Теперь ты - вождь. Гёц погружен в свои мысли и не слышит. Неожиданно он поднимает голову. Гёц. Почему не сказать им правду? Насти. Какую? Гёц. Сказать, что они не умеют сражаться и погибнут, если начнут войну. Насти. Они убьют того, кто скажет им это. Гёц. А если я попытаюсь? Насти.Ты? Гёц. Они ко мне относятся с доверием, я пророк и роздал свое имущество. А что делать с доверием, как не рисковать им? Насти. Но если существует только одна возможность из тысячи. Гёц. Одна из тысячи? Хорошо! Вправе ли ты отвергнуть ее? Насти. Нет, не вправе. Пойдем! Хильда. Останься! Гёц (берет ее за плечи). Не бойся ничего. На этот раз Бог на нашей стороне. (Зовет.) Идите все сюда. Крестье не возвращаются. Повсюду - бой. Завтра вспыхнет пламя во всей Германии. Я ухожу к людям, чтобы спасти мир. Все крестьяне. Гёц, не покидай нас. Что с нами будет без тебя? Гёц. Я вернусь, братья мои: здесь мой Бог, здесь мое счастье, здесь моя любовь. Я вернусь. Вот Хильда - я доверяю вас ей. Если в мое отсутствие вас захотят вовлечь в войну на той или иной стороне, отказывайтесь драться. Если вам станут угрожать, отвечайте на угрозы любовью. Помните, братья мои, помните: любовь заставит отступить войну. Гёц и Насти уходят. ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ Те же, кроме Гёца и Насти. Крестьянин. Что, если он не вернется? Молчание. Хильда. Станем молиться. (Пауза.) Молиться, чтобы любовь заставила отступить войну. Крестьяне (опускаются на колени). Боже, пусть любовь заставит отступить войну. Хильда. Пусть моя любовь заставит отступить войну. Да будет так! Сцена погружается во мрак, первые реплики 8-и картины звучат тотчас же за последней репликой Хильды. Картины восьмая и девятая Лагерь крестьян. Шум. Крики в темноте ночи. ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Гёц, Насти, Карл, крестьяне. Голоса. У-у-у! Голос Гёца (подымается над шумом). Вы все погибнете. Голоса. Смерть ему! Смерть ему! Свет. Лужайка в лесу. Ночь. Крестьяне, вооруженные дубинами и вилами. Кое у кого сабли. Некоторые держат в руках зажженные факелы. Гёц и Насти стоят на скале перед толпой. У-У-у! Гёц. Бедные люди! Вам не хватает мужества, даже чтобы взглянуть правде в лицо. Голос. Правда в том, что ты предатель. Гёц. Правда, братья мои, самая очевидная правда, что драться вы не умеете. Крестьянин огромного роста выступает вперед. Крестьянин. Я не умею драться? Оживление в толпе. Эх, братцы, выходит, я не умею драться! Да я могу схватить быка за рога и свернуть ему шею. Гёц (спрыгнул на землю и подошел к нему). На вид, брат мой,ты в три раза сильнее меня. Крестьянин исполинского роста. Я, братишка? (Он толкает Гёца и отбрасывает его на пять шагов.) Гёц. Отлично! (Одному из крестьян.) Дай мне эту палку. (Рослому крестьянину.) А ты возьми вот эту. Будем драться на шпагах. Ты видишь? Видишь? Видишь? К чему тебе твоя сила? Только воздух сотрясать да ветер пугать. Они дерутся. Теперь, брат мой, прости меня, но я тебя легонько хвачу по башке. Это для общего блага. Вот! (Наносит удар.) Прости меня, Господи! Крестьянин падает. Вы убедились: он был самым сильным среди вас, а я не самый ловкий. Пауза. Крестьяне в у давлении молчат. Гёц, пользуясь своей победой, снова начинает. Хотите, я скажу вам, почему вы не боитесь смерти? Каждый из вас думает, что она станет уделом соседа. (Пауза.) Но я обращаюсь к Господу, Отцу нашему, и говорю ему: "Господи, если ты хочешь помочь людям, подай мне знак, укажи, кто из них погибнет на войне". (Внезапно изображает страх.) О! О! О! О! Что я вижу! О братья мои, что будет с вами? Какое ужасное видение! Вот что вы натворили! Один из крестьян (встревоженно). Что такое? Что ты видишь? Гёц. Господь растопил ваши тела, как воск. Я вижу только ваши кости. Святая дева! Сплошь одни скелеты! Крестьянин. Что это значит? Как ты думаешь? Гёц. Бог не хочет мятежа и указывает мне на тех, кто должен погибнуть. Крестьянин. Кто же, например? Гёц. Кто? (Протягивает в его сторону указательный палец и страшным голосом говорит.) Ты! (Пауза.) И ты! И ты! И ты! Что за страшная пляска смерти! Один из крестьян (потрясенный, но все же с сомнением). Кто нам докажет, что ты пророк? Гёц. Эй вы, не верящие мне! Если вам нужны доказательства, взгляните на эту кровь. (Он поднимает руки. Пауза. Насти.) Я победил. Насти (сквозь зубы). Нет еще. Выступает вперед Карл. Будь осторожен с ним, он ожесточенней всех. Карл. О мои легковерные братья! Когда же вы научитесь недоверию? Вы стали такими неженками, что совсем разучились ненавидеть! Стоит человеку заговорить с вами как господину и владыке, и вы склоняете головы. А что вы увидели? У него следы крови на руках - только и всего. Если нужно истекать кровью, чтобы убедить вас, взгляните на меня. (Поднимает вверх руки, с которых стекают капли крови.) Гёц. Кто ты? Карл. Пророк, как и ты. Гёц. Пророк ненависти. Карл. Таков единственный путь к любви. Гёц. Но я узнал тебя. Ты, Карл, мой лакей. Карл. К вашим услугам. Гёц. Лакей-пророк. Шутовство! Карл. Не больше чем генерал-пророк. Гёц (спускаясь по ступенькам). Покажи свои руки. (Выворачивает его руки.) Черт возьми, он прячет в рукавах пузыри, полные крови. Карл. Покажи свои руки! (Глядит на его руки.) Этот человек расцарапал ногтями старые раны, чтобы выдавить из них несколько капель крови. Давайте, братья, попытайте нас, решите сами, кто из нас пророк. Голос из толпы. Да... Да... Карл. А так умеешь? (На палочке, которую он держит, появляется цветок.) А это тебе знакомо? (Вынимает кролика из шляпы.) А это? (Окружает себя дымом.) Покажи нам, что ты умеешь делать. Гёц. Такие фокусы я сотни раз видел на площадях. Я не фигляр. Крестьянин. Пророк должен уметь делать то, что умеет фокусник. Гёц. Не буду состязаться в фокусах со своим лакеем. Братья, прежде чем стать пророком, я был генералом. Сейчас речь идет о войне: если не верите пророку, доверьтесь генералу. Карл. Доверьтесь генералу, пусть только генерал докажет, что он не предатель. Гёц. Неблагодарный! Из любви к тебе и к твоим братьям я расстался со всеми своими владениями. Карл. Из любви ко мне? Гёц. Да. Из любви к тебе, хотя ты меня ненавидишь. Карл. Значит, ты любишь меня? Гёц. Да, брат мой, я люблю тебя. Карл (торжествуя). Он выдал себя, братья мои. Он лжет нам. Взгляните на мою рожу и скажите сами, можно ли меня любить? А вас, братцы, разве вас можно любить? Гёц. Болван! Не люби я их, зачем бы стал отдавать им свои земли? Карл. В самом деле, зачем? (Резко.) Господь всемогущий, на помощь! Вот мое тело, вот мои уста. Скажи нам, почему ублюдок Гёц отдал свои земли? (Издает страшные крики.) Крестьяне. Бог здесь! - Бог будет говорить! Они становятся на колени. Гёц. Господи, только этого не хватало. Карл (закрыв глаза, кричит странным, словно чужим голосом). Эй! Слушай! Земля! Крестьяне. Слушаем! Карл (так же). Господи, вижу тебя! Люди, вижу вас! Крестьяне. Сжалься над нами! Карл (продолжает). Гёц здесь? Крестьяне. Да, Отче наш. Он справа, чуть позади. Карл (продолжает). Гёц! Гёц! Зачем ты отдал им свои земли, отвечай! Гёц. Кто вопрошает меня? Карл (продолжая). Вездесущий. Гёц. Если ты вездесущ, то знаешь все и должен знать, почему я так поступил. Крестьяне (с угрозой). Отвечай! Отвечай! Гёц. Вам отвечаю я, братья мои, не ему, а вам. Я отдал свои земли, чтобы все люди были равны. Карл хохочет. Крестьяне. Бог смеется! Бог смеется! Насти спустился по ступенькам и встал за спиной Гёца. Карл (продолжает). Ты лжешь мне, ты лжешь своему Господу. А вы, сыновья мои, слушайте. Что бы ни делал сеньор, он никогда не будет равен вам. Я требую, чтобы вы перебили всех господ! Гёц дал вам свои земли, а можете ли вы дать ему ваши? Он вправе выбирать: оставить их себе или дать вам. А вы разве могли отказаться? Тому, кто вас поцеловал, верните поцелуй, тому, кто вас ударил, верните удар. Тому, кто даст вам то, что вы вернуть не можете, отплатите всей ненавистью сердца. Вы были рабами, и он поработил вас, вы были унижены, а он еще пуще унизил вас. Утром вам в дар - горе! В полдень вам дар - забота! К вечеру дар - отчаяние! Гёц. Хороша проповедь! Кто дал вам жизнь и свет? Бог. Есть закон - даровать. Что бы Господь ни делал, он всегда дарует. Можете вы вернуть ему его дары? Вы прах у его ног. Значит, вы должны ненавидеть Бога. Крестьянин. Ну, Бог - это совсем другое дело. Гёц. Зачем он создал нас по своему образу и подобию? Раз Бог само великодушие и любовь, то человек, подобие Его, должен любить и быть великодушным. Братья, прошу вас, примите дары мои и дружбу! Я не требую от вас благодарности, хочу лишь, чтоб вы не осуждали мою любовь как порок и не попрекали меня моими дарами, словно они преступны. Крестьянин. Что ни говори, а я не люблю подачек. Карл (снова обретая свои естественный голос и показывая на нищего). Вот он все понял. Земли - ваши. Тот, кто отдает их вам, обманщик: дарит то, что ему не принадлежит. Берите их! Берите и убивайте, если хотите стать людьми! Людьми вас сделает насилие. Гёц. Братья, разве на свете нет ничего, кроме ненависти? Моя любовь... Карл. Твоя любовь от дьявола - гниет все, к чему она прикоснется. Братцы, поглядели бы вы на крестьян из Альтвейлера. За три месяца он их в кастратов превратил. От такой любви, пожалуй, и про девок забудем... Были вы скотом, ненависть сделала вас людьми. Если он лишит вас ненависти, снова станете ползать на четвереньках и молча страдать, как скотина. Гёц. Насти, на помощь! Насти (показывая на Карла). Все решено. Бог на его стороне. Гёц (поражен). Насти! Крестьяне. Убирайся! Убирайся к черту! Гёц (в гневе). Уйду, не бойтесь. Идите же навстречу смерти, подохнете - от радости плясать стану. Что за уроды! Вы призраки, вас нет среди живых. Благодарю тебя. Господи, за то, что ты открыл мне их души. Теперь я понял, что ошибся: землей должны владеть аристократы, потому что у них гордые сердца, а вы должны ползать на брюхе - вы свиньи! Крестьяне (хотят наброситься на Гёца). Смерть ему! Смерть! Гёц (вырывая шпагу у одного из крестьян). Попробуйте возьмите! Насти (поднимая руку). Довольно! Полная тишина. Этот человек доверился вашему слову. Научитесь держать свое слово перед врагом. Сцена постепенно пустеет и снова погружается во мрак. Последний факел горит на скале. Насти берет его и хочет уйти. Насти. Уходи, Гёц! Скорей уходи! Гёц. Насти, Насти! Зачем ты меня бросил? Насти. Ты потерпел поражение. Гёц. Насти, они волки. Как можешь ты оставаться с ними? Насти. Вся любовь земли в них. Гёц. В них? Если ты разглядишь крупицу любви в этой навозной куче - значит, у тебя хорошие глаза. Я ничего не вижу. Насти. Это верно, Гёц, ты ничего не видишь. Он уходит. Ночь. Удаляющийся шум голосов. Вдали кричит женщина. Затем слабый свет падает на Гёца. ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Гёц, один. Гёц. Вы подохнете, собаки! Буду вредить вам так, что попомните меня. Вернись ко мне, моя злоба, дай мне легкость и силу. (Пауза.) Как смешно! Любовь смыла с моей души всю желчь. Ну что ж. Вперед, навстречу Добру, вперед, в Альтвейлер; мне теперь одно из двух - повеситься или творить Добро! Мои дети ждут меня. Ждут меня мои разжиревшие каплуны, мои кастрированные бараны, мои ангелочки со скотного двора. Они встретят меня с почестями. Боже, как они мне надоели! Мне по душе другое - люблю волчью стаю. (Уходя.) Что ж. Господи, тебе вести меня во мраке ночи. Надо продолжать. Поражение - лишь знак, поданный мне Богом; беда - новая возможность, горе - милость, пусть в помощь мне придут мои неудачи. Господи, верю, хочу верить - ты ведешь меня по свету окольными путями, чтоб я безраздельно стал твоим. Господи, снова стоим мы лицом к лицу, как в доброе старое время, когда я чинил Зло. Не стоило растрачивать себя ради людей: они только мешают... Густые заросли, их нужно раздвинуть, чтобы добраться до тебя. Я иду к тебе, Господи, иду. Шагаю во мраке твоей ночи. Дай руку! Скажи: ночь - это ты? Ночь... Беспредельная, раздирающая душу пустота! Ты здесь, в этой вселенской пустоте, все молчит, но ты глаголешь, не видно ни зги, но ты здесь. Древняя ночь, великая ночь, такой была ночь до появления живого на земле, ночь незнания, ночь бед и горестей, укрой меня, ночь, проскользни в мою душу, поглоти мое бренное тело. Хочу развязки, хочу позора, одиночества, презрения. Человек создан, чтоб уничтожить в самом себе человека и отдаться черному телу ночи. Покуда я не вкушу всего, у меня ни к чему не будет вкуса, покуда не овладею всем, я ничем не буду владеть, покуда не стану всем, не буду ничем, опущусь ниже всех, и тогда ты. Господи, поймаешь меня в сети твоей ночи, подымешь меня над ними. (Сильным и полным тревоги голосом.) Господи! Господи! В этом ли воля твоя? Разве я, когда творил Зло, не искал этой ненависти к человеку, презрения к себе самому? Как же мне отличить: одиночество Добра не схоже с одиночеством Зла? Медленно рассветает. Занимается день. Я прошел сквозь Твою ночь. Спасибо, что Ты ниспослал мне свет. Я увижу все в ясном свете дня. Он оборачивается и видит, что деревня Альтвейлер лежит в развалинах. Хильда сидиту развалин, обхватив голову руками. (Кричит.) Эй! ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ  Гёц, Хильда. Хильда (поднимает голову и глядит на него). Наконец-то! Гёц. Где остальные! Их нет в живых? Почему? Потому что они отказались драться? Хильда. Да. Гёц. Верни мне мою ночь! Скрой от меня людей! (Пауза.) Как это случилось? Хильда. Крестьяне из Вальсхейма пришли с оружием в руках, потребовали, чтобы мы присоединились к ним, а мы не захотели... Гёц. Тогда они подожгли деревню. Великолепно! (Хохочет.) Почему ты не умерла вместе со всеми? Хильда. Ты жалеешь об этом? Гёц. Черт возьми, когда никого не остается в живых, все куда проще. Хильда. И я жалею, что осталась жить. (Пауза.) Они заперли всех в одном из домов и подожгли его. Хорошо сделали. Гёц. Да, хорошо. Очень хорошо. Хильда. Под конец окно распахнулось. Я выскочила. Смерть меня не страшила. Но мне хотелось снова увидеть тебя. Гёц. Зачем? Мы бы свиделись на небесах. Хильда. Мне не бывать там, Гёц. И будь мы оба там, наши глаза не нашли бы друг друга, наши руки не коснулись бы друг друга. Там наверху все заняты лишь Богом. (Она прикасается к нему.) Ты здесь, несчастная, изможденная плоть. Жалкая, бренная жизнь! Но я люблю и эту плоть, и эту жизнь. Любить можно лишь на земле и только вопреки Богу. Гёц. А я люблю лишь Бога, и я уже не здесь. Хильда. Значит, ты меня не любишь? Гёц. Нет, и ты меня не любишь, Хильда. И ты уже не любишь меня. Ты ненависть приняла за любовь. Хильда. Отчего бы я стала тебя ненавидеть? Гёц. Я погубил их. Хильда. Нет, это я повинна в их смерти. Гёц.Ты? Хильда. Это я сказала им: нет! По мне, лучше смерть, чем если б они стали убийцами. О Гёц, кто дал мне право решать за них? Гёц. Следуй моему примеру! Смой кровь со своих рук. Мы - ничто, мы ничего не можем, совсем ничего. Человеку лишь кажется, будто он действует, на самом деле Бог направляет его шаги. Хильда. Нет, Гёц, нет! Не будь меня, они были бы живы. Гёц. Что ж, пусть так. Не будь тебя, возможно. Но я тут ни при чем. Хильда. Помнишь свои слова: решаем вместе и вместе будем в ответе за последствия? Гёц. Мы не вместе. Ты хотела меня видеть? Ну вот, гляди на меня. Прикоснись ко мне. Хорошо, а теперь уходи. В жизни больше не взгляну ни на чье лицо. Буду глядеть лишь на землю и на камни. (Пауза.) Я вопрошал тебя. Господи, и ты ответил мне. Будь же благословен за то, что ты открыл мне злобу людей. За их грехи я покараю собственную плоть. Плоть свою подвергну голоду, холоду, ударам бича... понемногу, шаг за шагом... Уничтожу человека в себе, ведь человека ты создал ради уничтожения. У меня был народ, мой маленький народ. Всего одна деревня, почти одна семья. Но они мертвы, и я живой, умру для мира и проведу остаток жизни в раздумьях о смерти. (Хильде.) Ты еще здесь? Ступай! Ищи и горести и жизнь подальше от меня. Хильда. Нет горемыки несчастнее тебя. Мое место здесь. Я остаюсь. Картина десятая Разрушенная деревня, полгода спустя. ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Хильда сидит на том же месте, что и в предыдущей картине, и глядит на дорогу. Видно, что она заметила кого-то, ждет. Входит Генрих. К его шляпе приколоты цветы. В руках у него букет. Генрих. Вот мы и пришли. (Оборачивается к невидимому спутнику.) Сними шляпу! (Хильде.) Меня зовут Генрих, в прежние времена я служил мессу, теперь живу подаяниями. (Дьяволу.) Куда ты побежал? Поди сюда! (Хильде.) Чуть повеет мертвечиной, и он сразу чует поживу. А так и мухи не обидит. Хильда. Прошел год и один день, не так ли? Год и один день после Вормса. Генрих. Кто сказал тебе это? Хильда. Я считала дни. Генрих. Тебе рассказывали обо мне? Хильда. Да, когда-то! Генрих. Правда, какой чудесный день! По пути я собирал цветы. Букет в честь годовщины! (Протягивает ей цветы.) Хильда. Не хочу. (Кладет цветы рядом с собой.) Генрих. Не бойся тех, кто счастлив. Хильда. Ты несчастен. Генрих. Говорю тебе, сегодня праздник: всю ночь я крепко спал. Ну, сестричка, улыбнись. Я всех люблю, кроме одного человека. Хочу, чтоб все на свете были довольны. (Резко.) Приведи его! Она не двигается с места. Скорей! Не заставляй его ждать. Хильда. Он не ждет тебя. Генрих. Он? Ты удивляешь меня. Мы с ним друзья, готов поспорить, он уже принарядился ради встречи. Хильда. Пощади его. Возьми цветы и уходи. Генрих (дьяволу). Слышишь, что она говорит? Хильда. Оставь в покое дьявола, я в него не верю. Генрих. Я тоже. Хильда. В чем же дело? Генрих. Ха! Ха! Какой ты ребенок! Хильда. Того, кто оскорбил тебя, на свете нет: он умер для мира. Он и не узнал бы тебя. Уверена, и ты бы его не узнал. Ты ищешь одного, найдешь другого. Генрих. Уж кого найду. Хильда. Молю тебя, пощади его. Зачем ты хочешь мне зла, ведь я перед тобой не виновата? Генрих. Я не хочу тебе зла, ты мне пришлась по душе. Хильда. Если ты ранишь его, прольется моя кровь. Генрих. Ты его любишь? Хильда. Да. Генрих. Значит, его можно любить? Забавно! (Смеется.) Меня многие пытались любить, но ничего не вышло. А он тебя любит? Хильда. Он любил меня, покуда любил самого себя. Генрих. Ну, раз он любит тебя, мне легче причинить ему горе. Хильда. Прости ему обиду, и Бог тебя простит. Генрих. Я вовсе не хочу, чтобы он меня прощал. Я проклят - но в этом тоже есть свои хорошие стороны. Все дело в привычке. А я привык. Еще и не в аду, а стал привыкать. Хильда. Бедняга! Генрих (в ярости). Нет! Нет! Нет! Какой я бедняга?! Я счастлив, говорю тебе, счастлив. (Пауза.) Ну, зови его! Она молчит. Лучше позови его ты. Приготовим ему сюрприз. Не хочешь? Тогда я сам. (Кричит.) Гёц! Гёц! Гёц! Хильда. Его здесь нет. Генрих. Где он? Хильда. В лесу. Порой неделями оттуда не выходит. Генрих. Он далеко? Хильда. Отсюда лье двадцать пять. Генрих (дьяволу). Ты ей поверил? (Закрывает глаза и слушает, что нашептывает дьявол.) Да, да, да. (Хитро улыбается.) Что ж, как мне его найти? Хильда. Иди, добрый пастырь, иди. Твой спутник покажет тебе дорогу. Генрих. Храни тебя Бог, сестра моя. (Дьяволу.) Эй ты, пошли! (Исчезает.) Хильда остается одна, провожая Генриха взглядом. ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Хильда, Гёц. Гёц входит. В правой руке у него бич, в левой - кувшин. У него изможденный вид. Гёц. Кто звал меня? Хильда не отвечает. Здесь меня кто-то звал, я слышал чей-то голос. Хильда. Ты всегда слышишь голоса, когда постишься. Гёц. Откуда цветы? Хильда. Я собрала. Гёц. Ты не часто собираешь цветы. (Пауза.) Какой сегодня день? Какое время года? Хильда. Зачем ты спрашиваешь? Гёц. Кое-кто должен был прийти осенью. Хильда. Кто? Гёц. Забыл. (Пауза.) Скажи, какое сегодня число, какого месяца? Хильда. Думаешь, я считаю дни? Есть лишь один день, и он каждый раз начинается заново: его дают нам с рассветом и отнимают, когда приходит ночь. Ты теперь как остановившиеся часы, которые всегда показывают одно и то же время. Гёц. Часы остановились? Нет, они идут вперед. (Размахивает кувшином.) Ты слышишь? Вода шумит. Ангельская музыка воды. Ад во рту, в ушах звуки рая. Хильда. Как давно ты не пил? Гёц. Три дня. Нужно продержаться до завтра. Хильда. Зачем? Гёц (смеется дурацким смехом). Ха! Ха! Нужно! Нужно! (Пауза. Взбалтывает воду в кувшине.) Буль! Буль! Слышишь? Нет шума тягостней для человека, умирающего от жажды. Хильда. Развлекайся! Дразни свои желания. Ведь пить, когда приходит жажда, слишком просто. Без этих непрестанных искушений ты позабыл бы о самом себе. Гёц. Как мог бы я одержать над собой победу, не искушая себя, Хильда? Хильда. О Гёц, разве это впервые? Все помню наизусть - и кувшин, и плеск воды, и твои побелевшие губы. Неужели ты не знаешь, что будет? Гёц. Продержусь до утра, вот и все. Хильда. Ты никогда до конца не выдержишь. Ставишь себе слишком долгий срок для испытания. Будешь носиться с кувшином, пока не свалишься, и тогда я дам тебе напиться. Гёц. Ты хочешь новизны? Вот! (Наклоняет кувшин.) Цветы тоже хотят пить. Пейте цветы! Пейте мою воду! Пусть небеса коснутся ваших золотых горлышек. Видишь, цветы оживают. Земля и травы принимают мои дары, только люди отвергли их. (Переворачивает кувшин.) Вот, больше ни капли. (Он смеется и горько повторяет.) Ни капли... Ни капли. Хильда. Неужели Господу угодны твои причуды? Гёц. Конечно. Нужно уничтожить человека, не так ли? (Он бросает кувшин.) Что ж, теперь ты дашь мне напиться? (Падает.) Хильда (холодно глядя на него, смеется.) А сам небось думаешь, у нее всегда вода в запасе. Я знаю тебя. (Отправляется за другим кувшином. Возвращается, приподнимает голову Гёца.) Пей! Гёц. Не раньше завтрашнего дня. Хильда. Богу угодны твое безумие, твои причуды. Но Бог не хочет, чтобы ты умер. Пей! Гёц. Прежде я заставлял Германию дрожать от страха, а теперь сам словно грудной ребенок на руках у кормилицы. Доволен ли ты, Господи? Может ли человек быть униженней меня? Хильда, ты все предвидишь. Ты знаешь, что будет, когда я утолю жажду. Хильда. Да, знаю: новая игра - искушение плоти. Ты захочешь со мной переспать. Гёц. И ты все равно требуешь, чтоб я пил? Хильда. Да. Гёц. А если я брошусь на тебя? Хильда. Ты? Все наперед известно, как в церковной мессе. Сначала пойдут оскорбления, непристойности, потом ты станешь бичевать себя. Гёц (берет кувшин). Снова поражение! (Пьет.) Собачья плоть! Хильда. Не плоть - душа собачья. Гёц. Нет, раз я этого хочу, не буду. (Глядит на нее.) Покажи мне твои груди. Она не шевельнулась. Покажи мне, соблазни меня. Дай мне подохнуть от желания. Нет? Ах, девка! Не хочешь? Почему? Хильда. Я люблю тебя. Гёц. Раскали свою любовь добела. Вонзи мне ее в сердце. Пусть оно зашипит, задымится. Если ты любишь, то должна меня мучить. Хильда. Я твоя. Зачем превращать свое тело в орудие пытки? Гёц. Ты бы разбила мне голову, если б только могла заглянуть в мою душу. Сплошной шабаш, и ты, как свора ведьм... Хильда (смеется). Бахвалишься. Гёц. Будь ты зверем... я взял бы тебя, как зверь... Хильда. Как трудно тебе быть человеком. Гёц. Я не человек, я ничто. Есть только Бог. Человек - всего лишь обман зрения. Ты с отвращением глядишь на меня? Хильда (спокойно). Нет, раз я люблю тебя. Гёц. Ты видишь, как я хочу тебя унизить. Хильда. Да, оттого что у тебя нет ничего дороже меня. Гёц (в ярости). Ты не играешь в мою игру! Хильда. Нет, не играю. Гёц. Покуда ты подле меня, я не смогу ощутить всю свою гнусность. Хильда. Для того я здесь. Гёц (с трудом поднимается). А если я тебя обниму, ты оттолкнешь меня? Хильда. Нет. Гёц. Даже когда мое сердце полно нечистот? Хильда. Если ты осмелишься коснуться меня, значит, сердце твое чисто. Гёц. Хильда, как можно любить друг друга без стыда? Нет греха хуже любовного вожделения. Хильда. Взгляни на меня. Вот глаза мои, губы, шея, руки. Разве я греховна? Гёц. Ты красива. Красота есть зло. Хильда. Ты уверен? Гёц. Я более ни в чем не уверен. (Пауза.) Пусть следовать желанию - грех, зато я от него избавлюсь. Отказаться - значит, заразой отравить всю душу... Приходит ночь, и в этом сумеречном свете так нелегко отличить Бога от дьявола. (Приближается к ней, обнимает и затем отталкивает от себя резким движением.) Спать с тобой на глазах у Бога! Нет, я не люблю свального греха. (Пауза.) Будь только ночь потемней, чтоб укрыться от его взгляда... Хильда. Любовь есть ночь: Бог не видит любящих. Гёц (колеблется, затем отступает). Дай мне глаза пронзительней, чем у рыси, дай мне проникнуть сквозь эту кожу, увидеть, что скрыто в ноздрях и ушах этой женщины. Я пальцем не коснусь нечистот. Как же могу я желать ее? Она - мешок нечистот. Хильда (страстно). В моем теле меньше нечистот, чем в твоей душе. Вот где плотское уродство и грязь. К чему мне пронзительный взгляд рыси? Я ходила за тобой, мыла тебя, знаю все запахи твоих болезней. Разве я перестала тебя любить? Ты с каждым днем все больше походишь на труп, а я по-прежнему люблю тебя. Умрешь, и я лягу рядом с тобой, останусь с тобой до конца, не буду ни есть, ни пить. Ты будешь гнить у меня в объятиях, и я буду любить твою смердящую плоть. Когда любишь - любишь все. Иначе это нелюбовь. Гёц (протягивает ей бич). Хлещи меня!.. Хильда пожимает плечами. Бичуй меня, бичуй! Отомсти за умершую Катерину, за свою погибшую молодость, за всех, кого сожгли по моей вине. Хильда (внезапно хохочет). Да, я отхлещу тебя, грязный монах. Отхлещу за то, что ты убил нашу любовь. (Хватает бич.) Гёц. По глазам, Хильда, по глазам! ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ  Те же и Генрих. Генрих. Бичуй его, бичуй! Так, словно меня и нет. (Приближается к Хильде.) Мой спутник шепнул мне на ухо: обойди вокруг и вернись потихоньку. Имей в виду, его не обмануть. (Пауза.) Она хотела помешать нашему свиданию. Правда, что ты меня больше не ждал? Гёц. Я? Дни считал... Хильда. Считал дни? О Гёц, ты лгал мне. (Глядит на него.) Что с тобой? Твои глаза сверкают. Ты уже не тот. Гёц. Рад встрече с ним. Хильда. Странная радость. Он причинит тебе все зло, какое сумеет. Гёц. Значит, любит. И тем докажет свою любовь ко мне. Ты ревнуешь, правда? Она не отвечает. Он оборачивается к Генриху. Это ты собрал цветы? Генрих. Да, для тебя. Гёц. Спасибо! (Поднимает букет.) Генрих. Поздравляю с годовщиной, Гёц! Гёц. Поздравляю с годовщиной, Генрих. Генрих. Должно быть, ты умрешь этой ночью... Гёц. В самом деле? А почему? Генрих. Крестьяне ищут тебя, они хотят тебя убить. Мне пришлось бежать, чтобы поспеть сюда раньше их. Гёц. Убить меня! Черт побери, какая честь! Я-то думал, что меня совсем забыли. А почему они хотят меня убить? Генрих. В прошлый четверг в долине Гунсбаха бароны разбили в конец армию Насти. Двадцать пять тысяч убитых - это разгром. Через два-три месяца мятеж будет подавлен. Гёц (в ярости). Двадцать пять тысяч убитых! Не надо было решаться на сражение. Дурачье! Они должны были... (Успокаивается.) К дьяволу! Мы рождены, чтобы умирать. (Пауза.) Конечно, во всем винят меня? Генрих. Они говорят, что ты сумел бы предотвратить побоище, став во главе войска. Можешь быть доволен: во всей Германии нет человека, которого ненавидели бы так, как ненавидят тебя. Гёц. А Насти? Он бежал? В плену? Убит? Генрих. Отгадай. Гёц. Убирайся! (Погружается в свои мысли.) Хильда. Знают ли они, что он здесь? Генрих. Да. Хильда. Кто им сказал? Ты? Генрих (показывая на дьявола). Не я - он им сказал. Хильда (мягко). Гёц! Гёц! (Касается его руки.) Гёц! Гёц (вскакивает). А! Что? Хильда. Тебе нельзя здесь оставаться. Гёц. Почему? Идет расплата, а? Хильда. Никакой расплаты, ты не виноват. Гёц. Не вмешивайся не в свое дело. Хильда. Это мое дело, Гёц. Нам нужно уходить. Гёц. Куда? Хильда. Неважно, лишь бы ты был в безопасности. Ты не вправе дать себя убить. Гёц. Почему? Хильда. Это было бы жульничество! Гёц. Верно, жульничество. Ну и что? Разве я не жульничал всю жизнь? (Генриху.) Ты можешь начинать обвинительную речь, теперь самое время - я готов. Генрих (указывая на Хильду). Скажи ей, чтобы она ушла. Хильда. Тебе придется говорить при мне, я его не покину. Гёц. Он прав, Хильда. Это суд при закрытых дверях. Хильда. Что за суд? Гёц. Суд надо мной. Хильда. Зачем ты позволяешь ему судить себя? Прогони этого попа, и мы уйдем отсюда. Гёц. Хильда, мне нужно, чтобы меня судили. Я сам что ни день, что ни час выношу себе приговор. Но я уже себе не верю: слишком хорошо знаю себя, чтобы поверить. Своя душа так близко, ее не разглядеть. Пусть кто-нибудь одолжит мне зрение. Хильда. Возьми мое. Гёц. И ты уже не видишь меня: ты любишь. Генрих ненавидит - значит, он может меня убедить. Я поверю своим мыслям, когда услышу их из его уст. Хильда. Я уйду, но обещаешь ли тотчас же бежать со мной? Гёц. Да, если выиграю свой процесс. Хильда. Ты знаешь, что заранее решил проиграть. Прощай, Гёц! (Подходит к нему, целует и уходит.) ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Гёц, Генрих. Гёц (кидая букет). Живей берись за дело! Причини мне все зло, какое можешь! Генрих (глядя на него). Я представлял себе это иначе. Гёц. Смелей, Генрих, дело не из трудных. Я сам наполовину твой сообщник. Поройся хорошенько в моей душе, дойдя до самой сути. Генрих. Значит, ты и впрямь желаешь проиграть? Гёц. Да нет, не бойся! Только отчаяние лучше сомнений. Генрих. Ладно... (Пауза.) Постой, что за провал в памяти!.. Со мной это бывает, но я сейчас припомню. (В волнении шагает по сцене.) Я ведь принял меры, утром все хорошенько повторил... Это твоя вина: ты не такой, как должно. Ты должен быть украшен венком из роз, глаза твои должны светиться торжеством. Тогда я содрал бы с тебя венок, втоптал бы в грязь твое торжество, под конец ты встал бы на колени передо мной... Где твоя гордая повадка? Где твоя наглость? Ты наполовину мертв. Что мне за радость в том, чтобы тебя прикончить? (В бешенстве кричит.) Ах, я еще недостаточно зол! Гёц (смеясь). Ты, Генрих, весь сжался в комик. Успокойся, не торопись. Генрих. Нельзя терять ни минуты. Говорю тебе, они идут за мной по пятам. (Дьяволу.) Ну, подскажи, ну, шепни, помоги возненавидеть его как следует. (Жалобно.) Когда он нужен, его никогда нет на месте. Гёц. Давай я подскажу. (Пауза.) Мои земли... Генрих. Земли? Гёц. Имел я право их раздать? Генрих. А, земли... Но ты не роздал их - отдать ведь можно только то, чем обладаешь. Гёц. Хорошо сказано. Владение есть дружба между человеком и вещами, в моих руках вопили даже вещи. Я ничего не отдал, лишь дарственную огласил - только и всего. И все же, поп, пусть я не роздал свои земли, но ведь крестьяне их получили. Что ты на то скажешь? Генрих. Они не получили их, раз не могут уберечь. Бароны захватят эту область, посадят в замок Гейденштама, дальнего родственника Конрада, и вся фантасмагория развеется как дым. Гёц. Что ж, в добрый час! Я ничего не дал, никто ничего не взял - так проще. Когда расплачиваешься золотом дьявола, оно в руках у тебя становится трухой. Так и мои благодеяния: прикоснись к ним - и они оборачиваются мертвечиной. Но все же намерение было? Не так ли? Я в самом деле хотел добра. Ни Бог, ни дьявол не могли меня заставить отступиться. Займись-ка моими помыслами, их осуди. Генрих. Не так уж трудно. Ты не мог пользоваться своими благами и тут-то вознамерился от них отречься. Гёц. О беспощадный голос! Разоблачай, разоблачай же мои мысли. Не знаю, кто говорит, ты или я. Значит, все только ложь и притворство. И я не действовал. Я только играл роль. Ах, поп, ты метишь прямо в точку. Ну, а дальше, дальше? Что этот шут затеял потом? Ты быстро выдохся, однако! Генрих (ему передалось исступление Гёца). Ты отдавал, чтоб разрушать. Гёц. В точку! Мне мало было умертвить владельца... Генрих (так же). Ты решил развеять по ветру владения. Гёц. Я держал в своих рукях старинные владения Гейденштама... Генрих (все так же). И ты швырнул их оземь, вдребезги разбив. Гёц. Я хотел, чтобы моя доброта стала разрушительнее моих пороков. Генрих. И это тебе удалось, смотри - двадцать пять тысяч трупов. За день добродетели ты перебил больше народу, чем за тридцать пять лет злодейства. Гёц. Добавь еще, что убитые - те бедняки, кому я притворства ради роздал владения Конрада. Генрих. Черт возьми, ты их всегда терпеть не мог. Гёц (поднял кулак). Пес! (Останавливается и начинает смеяться.) Чуть тебя не стукнул - значит, ты близок к правде. Ха! Ха! Вот мое больное место. Ну, дальше! Расскажи, как я их ненавидел, как использовал их благодарность для их же порабощения. Прежде я насиловал их души пыткой, потом - добром. Селение превратилось в букет одураченных, увядших душ. Они, бедняги, как обезьяны, подражали мне во всем, а я, как обезьяна, перенимал ужимки добродетели. Они погибли как мученики, сами не зная за что. Послушай, поп, я предал всех на свете, даже своего брата, но жажды предавать не утолил. И вот ночью у крепостных стен Вормса я надумал предать Зло - только и всего. Но Зло не так-то легко предать. В кости тогда выпало не Добро, а только Зло, еще хуже прежнего. Впрочем, мне было наплевать, чудовище я или святой! Главное - я не хотел быть человечным. Скажи же, Генрих, что я обезумел от стыда: решил удивить небеса, чтобы спастись от людского презрения. Ну, чего же ты ждешь? Говори! Ах, верно, ты не можешь говорить, твоим голосом говорю я. (Подражая Генриху.) "Гец, ты сменил не кожу, а язык. Свою ненависть к людям обозвал любовью, свое безумное стремление разрушать - великодушием. Но ты остался верен себе, остался тем же незаконнорожденным ублюдком"... (Снова говорит своим обычным голосом.) Боже, я подтверждаю, что он прав, я обвиняемый, признаю себя виновным. Я проиграл процесс, Генрих. Ты доволен? (Пошатнулся и прислонился к стене.) Генрих. Нет. Гёц. На тебя нелегко угодить. Генрих. О Господи! Это ли моя победа? Как она печальна. Гёц. Что ты будешь делать, когда меня не станет? Ты будешь скучать без меня. Генрих (указывая на дьявола). Он задаст мне немало работы. Времени не будет думать о тебе. Гёц. А ты уверен, что они хотят меня убить? Генрих. Уверен! Гёц. Добрые люди! Я подставляю им шею, и все будет кончено! Какой хороший выход для всех. Генрих. Ничто никогда не кончается. Гёц. Ничто. Ах, да, еще есть ад! Что ж, там я изменюсь! Генрих. Нет! Не изменишься: мы уже в аду. Мой кум! (Показывая на дьявола.) Он научил меня: земля лишь видимость. Есть небо и есть ад, только и всего. Смерть лишь родных водит за нос, для покойника все продолжается! Гёц. И для меня все будет продолжаться? Генрих. Все. Ты сможешь вечно наслаждаться самим собой. Гёц. Когда я чинил Зло, Добро казалось близким. (Пауза.) Только руку протяни. И протянул, и оно в одно мгновение перестало быть Добром. Значит, Добро - мираж. Генрих, возможно ли Добро? Генрих. Веселенькая годовщина! Год и день тому назад ты у меня спросил о том же и я ответил: нет. Стояла ночь. Ты, глядя на меня, сказал, что я похож на крысу, потом ты выкрутился, смошенничал. Что ж, смотри: вот снова ночь, точно такая же, как тогда. Но кто из нас сегодня в мышеловке? Гёц (шутовским тоном). Я. Генрих. А выйдешь из нее? Гёц (без шутовства). Нет, не выйду. (Ходит по сцене.) Господи, раз ты не даешь нам творить Добро, зачем вселяешь в нас столь сильное к нему стремление? Если ты не дозволил быть добрым, зачем ты лишил меня желания быть злым? (Шагает.) Забавно все-таки, что исхода нет! Генрих. Зачем ты притворяешься, будто говоришь с ним? Знаешь ведь, что он не ответит. Гёц. А почему он молчит? Почему он не хочет показаться мне? Ведь он предстал даже перед ослицей пророка. Генрих. Ты ничего не значишь. Пытай слабых, мучь самого себя, целуй распутниц или прокаженных, погибай от лишений или излишеств - Богу плевать на тебя. Гёц. Что же тогда имеет значение? Генрих. Ничто. Человек - ничто. Не удивляйся, ты это знал всегда. Ты знал это, бросая кости, не то зачем тебе было мошенничать? Гёц хочет говорить. Ты жульничал. Катерина видела. Ты поднял свой голос, желая заглушить молчание Бога... Ты притворялся, что следуешь велению Бога, а следовал только своей воле. Гёц (раздумчиво). Да, это так. Генрих (удивленно). Да, своей воле... Гёц (так же). Все я сам... Генрих. Да, говорю тебе, да! Гёц (поднимая голову). Все я сам, поп: ты прав, все сам! Я молил, я выпрашивал знака небес. Слал небесам мольбы - ответа нет. Небеса не знают даже моего имени. Я вопрошал себя ежечасно, что я в глазах Господа? Теперь я знаю: ничто. Бог меня не видит, Бог меня не слышит, Бог меня не знает. Ты видишь пустоту над головой: то Бог. Ты видишь щель в двери: то Бог. Ты видишь дыру в земле: то Бог. Бог есть молчание, бог есть отсутствие. Бог есть одиночество людское. Нет никого, кроме меня, я сам решал, какое зло чинить. Я сам избрал добро. Я жульничал: я творил чудеса. Сегодня я сам обвиняю себя. Один лишь я мог отпустить свои грехи. Я - человек. Если есть Бог, то человек ничто; если существует человек... Куда ты беж