Борис Штерн. Безумный король 1 Я разрешаю "Шахматному журналу" опубликовать эти записи только после моей смерти. Я запрещаю сопровождать первую публикацию предисловием, послесловием или комментарием редакции, а также вносить в рукопись какие бы то ни было изменения. Я решил объяснить всему миру мотивы собственных поступков и не хочу быть неверно понятым из-за мании редактора правильно расставлять запятые. Имя автора должно быть напечатано так: "Джеймс Стаунтон,... надцатый чемпион мира по шахматам". 2 Мой отец, великий изобретатель и ученый Стивен Стаунтон был глубоко верующим человеком - он верил в одушевленные машины. Ему не нравился термин "робот". В этом тяжелом слове чудилось лязганье металла, и хотя оно неплохо обозначало электронные самодвижущиеся механизмы с приличным словарным запасом, все же мой отец имел в виду нечто другое. - Когда человечество изобретет настоящую одушевленную машину... - любил говорить он и принимался перечислять многочисленные блага, которые могут последовать с появлением на Земле искусственного разума. Ему нужен был искусственный разум, не меньше. Кстати, отец немного скромничал. Под словами "человечество изобретет" следовало понимать, что искусственный разум создаст именно он, Стивен Стаунтон. Этот неистовый человек после смерти жены (и моей матери) потерял всякий интерес к жизни и занялся работой. Ему никто не мешал - в нашем сонном городке, как пуп торчавшим в географическом центре страны, можно было делать что хочешь: до одури работать, изобретать или бездельничать - главное, не нарушать тишины. Свою мать я совсем не помню. Отец рассказывал, что у нее была разлажена нервная система, и даже приветствие, произнесенное "не тем тоном", вызывало у нее приступ истерики. Она всегда хотела больше, чем у нее было, и не кончила в сумасшедшем доме только потому, что скончалась до того. Трудно было определить, что делал мой отец, но он, несомненно, что-то делал. Однажды его даже пригласили сотрудничать в какую-то неприметную частную фирму для выполнения секретного государственного заказа. Отец подкинул им несколько сумасшедших идей и мог бы еще долго продолжать свою работу за казенный счет, но вскоре разругался там с какими-то имевшими влияние людишками. Конечно, теперь я понимаю, что именно хотел создать мой отец; им же нужно было совсем другое. Наш гараж, в котором давно уже не было автомобиля, превратился в научную лабораторию с пузатыми зелеными аквариумами, где варились и клокотали разные насыщенные бульоны. Запах там был, как в морге. Отец вечно что-то солил, перемешивал и пропускал сквозь аквариумы электрические разряды. От этих молний в гараже все трещало и вздрагивало, а на стенках аквариумов появлялись загадочные капли - они всплывали, погружались, сталкивались и соединялись между собой в причудливые виноградные гроздья. В детстве я часами завороженно наблюдал за этими разноцветными пузырями и забывал уходить в школу. Наши соседи оказались на редкость добрыми людьми и не совали нос в чужие дела, даже когда взрывом снесло крышу с нашего гаража. Мы их не интересовали, они сами там что-то кипятили. Как я уцелел?.. Если бы случайный прохожий - тоже добрый человек - не вытащил меня из гаража, никто бы ничего не заметил. Отец не замечал даже меня - что мне и требовалось. Я мог бы рассказать, что я вытворял в юности, но это не имеет прямого отношения к искусственному разуму. Друзей я не имел, школу бросил. По утрам я пробирался в гараж, усаживался в скрипучее плетенное кресло и, поглядывая на пузыри, с блаженством читал очередной глянцевитый сборник научной фантастики. Кресло скрипело, а я читал, читал, читал... Учиться я не хотел, думать не умел, работать не мог и, чтобы избавиться от своей всепоглощающей застенчивости, ввязывался во всякие глупые истории. Я был никем, я физически не мог стать кем-то. Меня вечно куда-то несло, но и путешественником я тоже не был. Поздней осенью я брел пешком через пол-страны на юг - туда, где зима помягче; весной возвращался. Отец продолжал заниматься своими делами и ничего не замечал, но однажды я увидел его сидящим в моем кресле у ворот гаража. Он грелся на солнышке. За зиму он сильно постарел и побелел, как снег. Казалось, он сейчас растает. Он с нетерпением поджидал моего возвращения... вот в чем дело: он наконец-то достиг цели своей жизни и создал искусственный разум. На этой земле ему теперь нечего делать... Я прислонился к теплой стене гаража и спросил: - Сколько же ты получишь за свою механику? - Это не механика, - ответил отец. - Все, что угодно, но только не механика. Я смоделировал человеческий мозг... хотя сам плохо понимаю, как он действует. Наверно, его можно выгодно продать, но зачем? И кому? Искусственный разум можно запрограммировать Бог знает на что... могу представить, что произойдет, если о нем пронюхают солдафоны. Нет, патентовать я его не стану. Я оставлю его тебе и запрограммирую... - На добывание денег, - подсказал я. - Помолчи. Ты ничего не понимаешь. При чем тут деньги? Я хочу наполнить свою жизнь событиями. В жизни все время должно что-нибудь происходить... в этом ее смысл, в чем же еще? Кстати, ты умеешь играть в шахматы? - В руки не брал. При чем тут шахматы? - удивился я. - Не беда, научишься. Когда ты станешь чемпионом мира по шахматам... - Кем? - переспросил я. - Ты станешь чемпионом мира по шахматам, а я буду тобой гордиться. Все образованные люди уважают шахматного чемпиона, это не какой-нибудь там очередной президент. Имя Стейница известно всем, а кто помнит имена современных ему политиков? Конечно, шахматные чемпионы никогда не были миллионерами, но и с голоду, вроде, никто не умер. С этим званием, главное, не зевать, и можно жить в достатке. Отец грелся на солнышке и никак не мог наговориться всласть о своем изобретении. Я внимательно слушал его, но ничего не понимал. Он умер через полгода, когда я уже становился знаменитостью. Но по порядку. 3 Попытаюсь писать без длинных диалогов и отступлений. Это была первоклассная авантюра, и я впервые в жизни по-настоящему увлекся. Из меня никудышный художник, но я провозился весь вечер, рисуя по указаниям отца фигурку шахматного короля в натуральную величину. Один из эскизов отцу понравился, и утром мы отправились в ювелирную мастерскую, где заказали полую фигурку шахматного короля из слоновой кости и крохотным бриллиантом вместо короны. Бриллиант - это все, что осталось у нас на память от матери. Получилась очень симпатичная вещица, в которую отец вставил свою "механику" - бесформенный комочек непонятно чего - до сих пор не знаю, как называть этот дышащий комочек серого цвета... Пусть будет "искусственный мозг". Я наблюдал за операцией. Пересадка мозга из аквариума в фигурку шахматного короля заняла несколько долгих часов, отец работал с лазерным инструментом и очень устал, поэтому программирование искусственного разума перенес на следующий день. С утра мы поставили короля перед открытыми шахматными книгами, и тот, таинственно посвечивая бриллиантом, начал впитывать в себя знания - бриллиант для короля был единственным органом общения с миром, без него король становился слепым и глухим. За неделю, совсем измученный, я перелистал ему груду шахматных книг и журналов, а также два толстых толковых словаря - английский - потому что на этом языке говорит полмира, и русский - потому что на нем говорят шахматные чемпионы мира. Через неделю король мог рассчитывать несметное множество шахматных вариантов и, что самое главное, способен был алогично мыслить, а значит - принимать интуитивные решения в головоломных позициях. Если бы против нашего короля взялся играть второй такой же комочек, то, подозреваю, они на пару тут же угробили бы саму идею игры - они, не начиная партии, согласились бы на ничью. С тех пор я всегда носил короля на груди. Он висел на золотой цепочке и с удивлением взирал на мир. Конечно, он привлекал внимание посторонних, но ни у кого не вызывал подозрений. Репортеры любили снимать меня так, чтобы амулет, известный всему миру, был хорошо виден. Король любил фотографироваться. Мы общались с ним через крохотный приемник, который я вставлял в ухо - шепот короля, конечно, никто не мог услышать; он звучал не громче моего собственного внутреннего голоса; я быстро к нему привык и с удовольствием вслушивался в этот шепот... Вообще, у меня впервые появился друг. Естественно, я много раздумывал над тем, каким способом нас можно разоблачить - или не могу ли я сам себя неловко выдать? - но так и не смог придумать никаких особых технических трудностей в нашей авантюре. Что могло произойти? Какая-нибудь нелепая случайность... Что ж, через год я застраховал свой амулет на такую сумму, что все страховые конторы мира вздрогнули от уважения. О непреодолимых трудностях другого рода я в то время еще не догадывался. 4 После обучения короля пришел и мой черед - теперь нужно было запрограммировать меня. Я расставил фигуры, и король принялся учить меня шахматным премудростям. - Е2-Е4, - сказал он. - Сначала объясни, кто как ходит, - попросил я. Король удивился и стал учить с самого начала. Во всех настольных играх есть много общего - субординация фигур, карт или фишек; игровая логика "я так, он так", психология "я думал, что он думает, что я думаю... ", захват важных полей или позиций... похоже, что все современные игры - шахматы, карты, лото и даже домино - произошли от какой-то древней первобытной игры с камешками или костями... люди всегда во что-то играли. В общем, я был неплохим картежником и шахматные правила понял быстро. Большего от меня и не требовалось - хорошенько запомнить названия полей и уверенно переставлять фигуры - все остальное решал за меня мой внутренний голос. Вскоре королю надоело учить меня азам, и мы отправились в шахматный клуб. Отец остался в гараже, но заставил меня надеть свой свадебный костюм - в нем я стал походить на жениха или на ворону... представьте странную фигуру в черном костюме с белым шахматным королем на груди. Я зря вырядился. Оказалось, что для игры в шахматы достаточно джинсов и старого свитера. Первое испытание мне хорошо запомнилось. По дороге я изрядно поволновался, а король, чтобы успокоить меня, насвистывал арию тореадора... помните этот мотивчик?.. смелее в бой. Слух у него был хороший. Шахматный клуб - одно из самых достопримечательных мест в нашем городишке; по притягательности для мужской части населения он, наверно, не уступает заведению другого рода. Виски и вино здесь не в почете, зато пивом можно накачаться вполне прилично. Здесь когда-то играл сам гениальный Пол Морфи - у входа установлен его бюст, на стене в зале висит портрет, а сам клуб назван его именем. Я вошел. Или "мы" вошли? В накуренном зале было полно народу, и мне сразу показалось, что за многими столиками партнеры играют на деньги. Самих денег я, конечно, не увидел, но неспортивный азарт хорошо почувствовал. К тому же меня быстро заприметили. Какой-то небрежно одетый человек слонялся от столика к столику и заглядывал через спины. Внимательно оглядев меня, он предложил сыграть: - Не хотите ли партийку? - За тем и пришел, - ответил я. Тут же нашлись и свободный столик и комплект шахмат. Мы начали расставлять фигуры, а когда я расстегнул пиджак, мой партнер уставился на короля. - Забавная игрушка, - похвалил он. - С вами играть опасно. Вы, наверно, сильный игрок. Он был похож на карточного шулера. Потом уже, приглядевшись ко всей этой шахматной шайке, я понял, что они мало чем отличаются от картежников - приемчики все те же. Первое правило: главное, не спугнуть новичка - к тому же новичка в свадебном костюме. Главное, приласкать и вселить в него уверенность; а выселить ее никогда не поздно. Не все сразу. Пусть приходит и завтра, и послезавтра... костюм хороший, ломбард напротив. Все же мой шулер долго не мог войти в роль и беспокойно поглядывал на короля. Его смущал бриллиантик. Я казался ему розовым поросенком. Он нервно потирал руки и нежно притрагивался кончиками пальцев к верхушкам фигур. Наконец он ласково сказал: - Извините, но вы неправильно расставили короля и ферзя. В клубе я вас вижу впервые и потому предупреждаю честно - здесь играют только на ставку. Если вы пришли учиться, то я к вашим услугам... но за это придется платить. О, совсем немного! Это один из честных приемов. Он ставит новичка в неудобное положение: или плати, если не умеешь играть, или играй на ставку, если считаешь, что умеешь. - Я умею играть, - ответил я. - Тогда положите под доску... но чтобы никто не видел, - ответил он и растопырил пять пальцев. Я положил под доску пять монет и взглянул на него, приглашая сделать то же самое, но он только ухмыльнулся. Моему шулеру не следовало ухмыляться - король разозлился не меньше моего - оказалось, что характер у него был неровный. - Сейчас я ему утру нос! - возбужденно зашептал король. - Ходи Н2-Н4! И я сделал свой первый в жизни шахматный ход. Мой партнер опять ухмыльнулся и указательным пальцем продвинул вперед свою королевскую пешку. - А2-А4! - шепнул король. И я, ничего не подозревая, сделал свой второй ход. Я в самом деле не подозревал, что сыграл оскорбительно... Шулеру будто наплевали в душу - была оскорблена игра! Видели бы вы его лицо! Он откинулся на стуле, забыл про свои доходы - а первую партию по всем шулерским законам он собирался проиграть - и провозгласил на весь зал: - Сначала потренируйся в песочнице резиновыми фигурками, а потом приходи ко мне учиться играть! Господа! Взгляните! Новые достижения в теории дебюта! Свободные от работы шулера не спеша приблизились к нашему столику, критически оценили позицию после второго хода белых и принялись надо мной иронизировать: - Как называется этот дебют, молодой человек? Его надо бы назвать вашим именем. Или: - Две выдвинутые до отказа крайние пешки в начале партии напоминают мне рожки у козлика. Этот молодой человек наверно собрался нас всех забодать! Я не отвлекался на эти весьма обидные замечания и продолжал по советам Короля передвигать фигуры, пытаясь не ошибиться - где там "Е", а где "четыре". Король опять успокаивающе засвистел все тот же мотивчик... ("Король" я буду писать с заглавной буквы, потому что это его имя. ) Понемногу все господа притихли. Я понял, что на доске что-то случилось. Мой партнер раздвинул локти и схватил свою голову в ладони. Наш столик вдруг сделался центральным, хотя мы сидели с краю. Игроки отложили свои партии и пришли посмотреть нашу. Тишина держалась недолго. Какие-то рукава полезли из-за моей спины на доску, стали водить по ней пальцами, хватать и переставлять фигуры. Запомнился следующий диалог: - А если так? - Нельзя. Съест коня. - А так? - Еще хуже: сожрет слона. Мой партнер прервал этот диалог первобытных охотников на слонов. Он поднял руки и плаксиво запричитал: - Верните позицию, господа, верните позицию! Ему вернули позицию, и после мучительных раздумий он тихо спросил меня: - Вы... вы отдаете ферзя? - Ну, это некорректный вопрос! - сказал кто-то. Я в тот день, конечно, ничего не понимал, но потом Король повторил для меня эту партию. Решающая позиция носила этюдный характер, она опубликована на диаграмме номер 1 в моей книге "Сто избранных партий Джеймса Стаунтона". Каждый желающий может на нее взглянуть, свои же записки я не хочу загромождать шахматными диаграммами. Конечно, Король действовал нагло, выводя сразу обе крайние пешки, и серьезному турнирному мастеру мог бы и проиграть, но мой шулер был взвинчен и быстро попался в ловушку - брать ферзя не следовало из-за форсированного варианта с тремя жертвами. Он, бедняга, так запутался, что даже не успел сдать партию и довел дело до мата - мат он получил крайней пешкой "Н" при гробовом молчании всех присутствующих. Великий Пол Морфи с неподдельным интересом наблюдал со стены за этим безобразием. 5 Определенно, мой шулер был честным человеком и уважал свою работу. Думаю, что на мастера он не тянул, но играл достаточно хорошо, чтобы каждый день худо-бедно обедать в этом городе, где уважаемые отцы семейств дохнут от скуки, а в карты играть боятся. Пять монет по профессиональной привычке он мне все же не отдал - впрочем, я и не настаивал - зато попросил подождать и пригласил к столику председателя клуба, местного гроссмейстера с задумчивым взглядом запойного пьяницы, который еще не решил - а не выпить ли ему с утра? (Его имя вам ничего не скажет. ) Ему показали решающую позицию. Маэстро восторга не выразил, но решил сыграть со мной легкую партию без свидетелей в своем кабинете. - Только не очень долго думайте, - сказал он. До мата он не довел, вялым движением смешал фигуры и признал: - Да, я убедился... у вас талант. Поздравляю, молодой человек! Но вас надо подшлифовать... вы как-то странно начинаете партию. Вам следует подогнать теорию дебютов. Запишитесь в наш клуб, послушайте мои лекции... Оказывается, Король уже знал откуда-то непечатные русские выражения и одним из них поделился со мной. - Извините, маэстро, - перебил я гроссмейстера. - Посоветуйте: что конкретно нужно сделать, чтобы сыграть с чемпионом мира? - С кем? С Макаровым? - поразился маэстро. - Не пойму, о чем вы говорите! Он стал пожимать плечами и разводить руками. К этим жестам в своей шахматной карьере я вскоре привык. - Да, у вас наблюдается несомненный талант, но таких, как вы, великое множество! - продолжал гроссмейстер. Он опять развел руками, будто поймал громадную рыбу. - Надо быть поскромнее! Все начинают с нуля. На каждом уровне существуют квалификационные турниры, и их надо пройти. Чтобы получить право на матч с чемпионом мира, необходимо выиграть первенство клуба, города, штата, страны, межзональные турниры и матчи претендентов... Тут он стал твердить про какой-то коэффициент Эло, про какой-то рейтинг, который высчитывается из выигрышей, проигрышей в разных турнирах, в которых шахматист участвовал и не участвовал... для меня это была китайская грамота. Вообще, маэстро путался в словах и не знал, как говорить с талантом - ведь свой талант он давно пропил. - Сколько времени уйдет на все эти турниры, если начать с нуля? - спросил я. Маэстро стал загибать пальцы: - Как минимум три претендентских цикла. Девять лет. А сейчас без подобающего рейтинга ни один гроссмейстер не согласится с вами играть. - Но вы-то согласились? Он разъярился, обозвал меня "сопляком", руки у него дрожали. Мы опять расставили фигуры, причем он перепутал расположение короля и ферзя. Я промолчал, он лихо начал партию, но вскоре пробормотал: - Вот, дьявол, я не туда поставил ферзя... Начнем сначала. Король посмеивался. Мы опять начали сначала. На восемнадцатом ходу я, начиная матовую атаку, невинно сказал: - Кстати, мне понадобится тренер. Маэстро сразу оценил мое деловое предложение. Роль председателя захолустного шахматного клуба ему смертельно надоела, и он не прочь был опять напомнить о себе, поездить по свету и подзаработать - чтобы извлекать пользу из шахмат, не обязательно играть в шахматы. - Хорошо, - ответил он и навсегда сбросил фигуры со своей шахматной доски. - Вы редкий самородок, а у меня еще остались кой-какие связи, и я могу вам кое-что посоветовать. Вот что мы сделаем. 6 Мы отправились через всю страну в столичный шахматный клуб. Там тоже висел портрет Пола Морфи, а рядом, понятное дело, портрет Роберта Фишера. На деньги там никто не играл, но курили безбожно. Народ, в общем, был насупленный и больше толпился в биллиардной, чем у шахматных столиков. Моего тренера встретили весьма прохладно - молодые гроссмейстеры попросту не знали, кто он такой. Им напомнили. - А, был такой... что-то припоминаю, - сказал какой-то молодой гросс, расставляя шары в пирамиду. - Это вы лет двадцать назад проиграли Макарову на сто двадцать девятом ходу? - Я, - горделиво отвечал мой тренер. - На турнире в Монако. - Бездарная была партия. Вам следовало ее сдать ходов на сто раньше. Тренер поспешно перевел разговор на мою персону. Тут же в биллиардной он представил меня как подающего надежды провинциала, которого он давно готовит к открытому чемпионату страны. Жаль только, говорил тренер, что идея открытого чемпионата страны, где может принять участие талантливая молодежь, до сих пор не поставлена на голосование в национальной шахматной федерации. Ему тут же объяснили, что идея открытого чемпионата "для всех" нелепа и на руку одним лишь дилетантам. - Строгий эволюционный отбор, а не открытый чемпионат, - сердито сказал все тот же молодой гросс и железным ударом забил шар в лузу. Бедная луза! Подозреваю, что внутри правой руки у него был вмонтирован гидравлический протез с электронным прицелом - так неуклонно он бил. Он сурово осмотрел меня с ног до головы. Взгляд его остановился на Короле, он презрительно фыркнул. Все же мною заинтересовались - так интересуются новым зверьком в зоопарке - подошли и обнюхали. Заслуженные старые гроссы, которые в молодости успешно проигрывали самому Талю, благосклонно сыграли со мной несколько легких партий. Я им здорово понравился, зато молодые гроссмейстеры подняли меня на смех. Они и не таких видали! Тогда я предложил дать им одновременный сеанс на тридцати досках, чтобы их всех скопом зачли в тот самый коэффициент Эло. Ну и наглость! На сеанс они, конечно, не согласились, но от обиды решили меня хорошенько вздуть и принялись гонять со мной пятиминутки. Кто-то объявил, что поджарит и съест шахматного коня, если проиграет мне. У меня рука заболела бить по часам! Любитель жареных коней пал первым. Никто не понимал, что происходит, какой-то блицкриг... Половина из них была разбита, а другая половина, не дожидаясь своей участи, позорно бежала. Гроссмейстер с гидравлическим протезом заперся в биллиардной и от злости разбил несколько луз. Старички рукоплескали. Король был в отличной форме. Он веселился и, как мне показалось, раскланивался. После этого блиц-сеанса ко мне подошел президент нашей шахматной федерации (не называю имен), покровительственно похлопал меня по плечу и сказал, что всему миру надоело видеть на троне исключительно русских чемпионов. - Нет правила без исключения, - добавил шахматный президент, взглянув на притихших гроссмейстеров. - Введем для него на чемпионате страны дополнительное, персональное место. Ждать девять лет три претендентских цикла совсем не обязательно. 7 Мне разрешили играть на чемпионате страны. Я выиграл подряд одиннадцать партий и сразу сделался знаменитостью. Мой тренер от удивления на какое-то время бросил пить и, засунув руки в карманы, чтобы не дрожали, давал журналистам пространные интервью о том, как он открыл и воспитал новый талант. Во время турнира пришла телеграмма из нашего городка. Я все бросил и улетел, но отца в живых не застал. Он скончался в плетенном кресле у ворот гаража от сердечного приступа - ему уже нечего было делать в этой жизни, а долго греться на солнышке он не умел. На похороны собралось много народу, чтобы поглазеть на своего талантливого земляка. Провинциальный шахматный клуб явился в полном составе, а мой честный шулер даже прочитал небольшую надгробную речь, в которой умудрился раза два упомянуть и меня. Король плакал у меня на груди, я же не мог выдавить слезу. Я впервые подумал, что у меня с ним один отец... значит, мы братья? Весь день я просидел в гараже среди пыльных аквариумов и склянок. На траурный прием в шахматный клуб не явился. Мне не хотелось смотреть в глаза Полу Морфи. Я не стал чемпионом страны, потому что пропустил последние шесть туров. Меня обошли. Я занял всего лишь третье место, но и этого было достаточно, чтобы попасть на межзональный турнир... не буду описывать все турниры и матчи, которые мне пришлось отыграть за три года - все эти переезды, перелеты, клубы, гостиницы, приемы. На межзональном турнире на меня поначалу не обратили внимания, но мне было уже все равно, я чувствовал, что ввязался в очередную глупую историю - погнался не за весной, как в юности, а за местом под солнышком. Уверен, знаю, что большие шахматисты ненавидят шахматы, но бросить игру не могут, потому что в шахматах смоделирована сама жизнь - с победами, поражениями, надеждой, скукой, болезнями, безденежьем и гибелью. Бросить шахматы для гроссмейстера - значит, покончить с жизнью. Профессиональные шахматисты отличаются от простых смертных только тем, что намного ходов вперед могут просчитывать передвижение деревянных фигур по черно-белым клеткам; а в остальном они такие, как все... как все?.. Хуже, намного хуже - они инфантильны, вспыльчивы, подозрительны и терпеть не могут чужого успеха. Солидный международный турнир с высоким рейтингом - это престиж и заработок шахматиста, за право участия в таких турнирах ведется закулисная борьба. Всю жизнь надо быть в форме - и не только спортивной - иначе, в лучшем случае, тебя ожидает судьба председателя захолустного шахматного клуба. Но выгодные турниры, лекции и сеансы одновременной игры достаются немногим, и потому каждый подрабатывает, как может. Однажды телевидение предложило мне провести сногсшибательный сеанс - весь месяц я должен был сидеть в студии и вслепую играть по телефону с телезрителями. Я сыграл более тысячи партий и заработал столько, что до конца жизни, разумно экономя, мог бы греться на солнышке у ворот гаража в плетенном кресле. Шахматный мир был шокирован, ни для кого не было секретом, что против меня в этом телесеансе анонимно играли несколько десятков гроссмейстеров. Я лез на трон! Узнай мою тайну соперники - меня разорвали бы! Кажется, еще не было ни одного претендентского цикла или матча на первенство мира без какого-нибудь скандала - по крайней мере, между великими шахматистами всегда были неприязненные отношения - вспомните пары Стейниц-Ласкер, Ласкер-Капабланка, Капабланка-Алехин, Алехин-Эйве, Ботвинник-Смыслов, Карпов-Каспаров... я пропустил Фишера - этот скандалил против всех - они постоянно обвиняли друг друга черт-те в чем - но меня невозможно было разоблачить, мои беды пришли не от моих соперников. 8 На межзональном турнире Король впервые стал проявлять свой тяжелый характер. То, что у него оказался характер, удивляло даже отца, но, как видно, это свойство присуще всякому настоящему разуму, даже искусственному. Разума без характера не бывает. Король любил иронизировать над соперниками. Он смешил меня в самые ответственные моменты, и вскоре многие шахматисты возненавидели меня за ухмылки во время игры. Кроме того, Король был подвержен настроениям, у него то и дело появлялись нешахматные интересы - иначе и быть не могло, наша жизнь была наполнена событиями, и он продолжал самообучаться, как и положено любому разуму. Однажды я читал перед сном и оставил книгу открытой. Король никогда не спал и утром попросил меня перевернуть страницу - это была сказка Андерсена "Голый король". Он дочитал ее до конца, долго не отзывался, о чем-то думал, и наконец попросил сшить ему шелковую мантию. Я с трудом убедил его, что шахматному королю не нужны никакие одежды. С той поры Королем овладела страсть к чтению биографий своих коллег по должности - Бурбонов, Стюартов, Романовых, Габсбургов; он злился, когда не было новых книг. Я добывал эти книги в магазинах и библиотеках, а газетные писаки вышучивали меня за пристрастие к подобному чтиву. Я перелистывал Королю толстенные тома Дюма и Дрюона... нет скучнее занятия, чем с утра до вечера плевать на пальцы и переворачивать страницы; ночью он тоже не давал мне покоя и бубнил на ухо излюбленные пассажи. Однажды, после очередного хода соперника, я не услышал от Короля ехидного замечания и поковырял спичкой в ухе, думая, что отказал приемник. Партнер злобно глядел на это ковырянье - о моем некорректном поведении давно уже ходили анекдоты. - Вы бы еще поковыряли в носу, - посоветовал он. Я мог бы назло ему поковырять и в носу, но ничего на это не ответил и никогда не отвечал, зато некоторые мои партнеры, чтобы вывести меня из равновесия, курили дрянные сигареты, пускали мне дым в лицо, надевали зеркальные очки, чтобы слепить меня, трясли под столом ногами, чавкали, оглушительно сморкались в носовые платки... Король молчал. Я смотрел на доску, пытаясь что-нибудь сообразить, но бесполезно. За год игры я ничему не научился в шахматах, кроме безошибочного передвигания фигуры на нужное поле. Я был механизмом для передвигания фигур, записывания ходов и переворачивания страниц, не больше. Впервые я так долго думал. Мой партнер давно собирался сдаться, но теперь с интересом поглядывал на меня - ведь до победы мне оставалось сделать несколько вполне очевидных ходов. Со мной никогда не случалось подобной заминки. Вдруг я остановил часы и убежал за сцену, вызвав полный переполох - никто не понимал, почему я сдался. Соперник пожал плечами, развел руками и поклонился почтенной публике. Ему устроили овацию. Это был первый человек, выигравший у меня в шахматы. После этого турнира, чтобы не искушать судьбу, он забросил игру и начал функционировать в международной шахматной федерации. Мой вечно пьяненький маэстро после неожиданного проигрыша сунулся было ко мне за кулисы с какими-то советами, но я затопал ногами и послал его к черту, нажив себе еще одного врага. Впоследствии он называл меня "неблагодарной тварью, которую он вытащил из грязи". Что ж, он на мне неплохо подзаработал. Король очнулся только в отеле. - Что с тобой? - нервно осведомился я. - Приемник работает, а ты молчишь! Мы проиграли! - Не мы, а ты проиграл, - уточнил Король. - Не беда. Не всегда же выигрывать, разок для разнообразия полезно и проиграть. Я вот о чем задумался... Одному Бурбону нагадала цыганка, что его отравит какой-то таинственный король червей... Это кто такой? - Все это ерунда, - объяснил я. - Книг о королях больше не будет. Ты уже все прочитал. - Тогда принеси мне последние шахматные книги и журналы, - невозмутимо ответил он. - Зачем? - Чтобы пополнить образование. Против "пополнить образование" я ничего не мог возразить, и утренним самолетом нам доставили из-за океана целую библиотеку новых шахматных книг и журналов, но в них в основном разбирались партии, сыгранные Королем. Король почитал, почитал комментарии и заскучал. 9 Этим же самолетом прибыл в Европу обеспокоенный моим проигрышем президент нашей шахматной федерации. Он вызвался быть моим новым тренером, опекуном, отцом родным. Он говорил, что на меня с надеждой смотрит великая страна. Он два часа говорил о национальном престиже. Нет ли у меня денежных затруднений? Каких-либо других затруднений? Почему я не женат? Почему я всегда такой мрачный? Все можно разумно решить, говорил он. Когда так долго говорят, я тупею. Я не знал, как от него вежливо отделаться, и у меня вдруг началась истерика. Я перевернул стол с телефоном и шахматами. Президент перепугался и побежал от меня в коридор, а я инстинктивно погнался за ним, размахивая пустой шахматной доской. В коридоре бродили репортеры со своими фотопулеметами, и в вечерних газетах появились сенсационные фотографии с остроумными комментариями, изображающими меня в погоне за собственным президентом. Я закрылся в своем номере, разбил телефон - хотя мог бы попросту его отключить - и весь день ублажал Короля, листая ему все, что под руку подвернется. Не надо было этого делать! Я не обратил внимания на то, что многие авторы пишут не шахматные статьи, а сводки с фронтов. Воображение Короля потрясли перлы, наподобие такого: "Невзирая на близость противника, гроссмейстер отправил черную кавалерию в глубокий рейд по вражеским тылам, а сам продолжал развивать прорыв на королевском фланге, оставив в засаде боевых слонов. " Вскоре Король потерял все свое остроумие, сентиментальной задумчивости как не бывало, и по утрам он орал: - Подъем! По порядку номеров р-рассчитайсь! На принятие пищи ша-агом марш! Делать нечего, я подстроился под режим воинской казармы - впрочем, мне это тогда было на руку: Король взялся за шахматы со всей ответственностью солдафона. Игра его поскучнела, исчезли жертвы и быстрые комбинации, зато все внимание он уделил стратегии. Матч с одним из претендентов превратился в нудное маневрирование фигурами - доска напоминала большую железнодорожную станцию, где без видимого толку маневрируют, таская туда-сюда вагоны на запасных путях. Каждая партия обязательно откладывалась на следующий день. Мой очередной соперник, человек в летах, давно уставший от этой черно-белой шахматной жизни, совсем не ожидал такого оборота. Перед матчем он бахвалился, что мои некорректные жертвы и комбинации против него не пройдут, и был очень удивлен, когда жертв и комбинаций с моей стороны не оказалось. Все были удивлены. Шахматная общественность принялась рассуждать о том, что я изменил своему стилю... Не понимаю, кому какое до этого дело? В первой же партии Король воздвиг такую оборону, что мой соперник вскоре предложил ничью. Король пр-риказал мне играть! Он выиграл эту партию после двухдневного доигрывания каким-то единственным умопомрачительным вариантом в девяносто восемь ходов и очень сожалел, что комбинация не дотянула до стоходовки. Матч закончился досрочно, потому что мой партнер заболел тяжелой формой невроза. В больнице он дал интервью и сравнил меня с идеальной шахматной машиной, у которой невозможно выиграть. Если бы он знал, что случайно попал в самую точку! Еще он заявил, что я гипнотизировал его за доской... хотя сам-то он вытворял Бог знает что: приносил в термосе обед и, повязавшись салфеткой, чавкал прямо за столиком; а когда брался засаленными пальцами за фигуру, то сопел так, будто поднимал не пешку, а штангу. 10 Король продолжал самообучение. Однажды ему попалась книга из истории шахмат, и он впервые увидел фигурки королей, выполненные древними мастерами. Его загрызла черная зависть. Мне опять пришлось отправиться к ювелиру, и Король заказал себе огромного золотого жеребца со сбруей. Старый ювелир снял очки и хотел мне что-то сказать, но заказ был выгодный, и он промолчал. Жеребец получился реальным до отвращения. На бриллиант Королю прицепили придуманную им корону, похожую на шапку-ушанку Макарова - чемпиона мира он увидел в кинохронике. Оба уха свисали. В одной руке Король держал то ли скипетр, то ли пюпитр, а в другой - палку с ленточками, похожую на ту штуку, с которой ходят по праздникам и похоронам военные оркестры. Король был счастлив в то время. Он вертелся перед зеркалом - то есть заставлял меня то и дело подходить к зеркалу - и с гордостью себя разглядывал. Всю эту тяжесть я таскал на своей шее и терпел издевательства тонких ценителей искусства, чтоб их черт побрал. Всем до меня было дело! Я перестал читать газеты и включать телевизор... впрочем, над нашим жеребцом вскоре перестали насмехаться - подоспели новые скандалы. 11 Где играть финал? Макаров предложил играть матч на первенство мира в какой-нибудь нейтральной столице с умеренным климатом. Мне было все равно, я оставил выбор места на усмотрение президента международной шахматной федерации. Тот по финансовым соображениям выбрал Токио. Все уже согласились, как вдруг Король объявил, что будет играть в Бородино и нигде более. Он, видите ли, собирается взять у Макарова реванш за поражение императора Наполеона! Я бросился к Британской энциклопедии - Бородино оказалось небольшой деревней под Москвой. - Слушай, Наполеон! Нас засмеют! - взбунтовался я. - На это не пойдет ни ФИДЕ, ни Макаров! - Ма-алчать! Выполнять приказание! - закричал Король, и мне показалось, что мой внутренний голос был слышен даже на улице. Я суетился и не знал, как провести Короля. - Ваше величество... - бормотал я. - Вам будет интересно в Японии... самураи, харакири, Фудзияма... Там есть, что посмотреть. На открытии матча будет лично присутствовать японский император... я вас с ним познакомлю. Но Король не хотел отправляться в гости к японскому императору. Он желал отомстить за Наполеона. - Но ваше приказание невыполнимо! Бородино уже давно не существует... на его месте разлилось Черное море! К счастью, Король плохо знал географию, и этот довод на него подействовал. - Тогда мы будем сражаться в Каннах, - недовольно пробурчал Король. - Я хочу одержать решающую победу в том месте, где одержал ее сам Ганнибал. Так появилась на свет глупая телеграмма, чуть было не сорвавшая матч. Я ничего не соображал, отсылая ее в Москву. Представляю, как они там пожимали плечами и разводили руками! Вскоре пришел ответ. Макаров просил подтвердить, посылал ли я телеграмму о Каннах, о Ганнибале и об отказе от Токио? Или, возможно, это чья-то глупая мистификация? В Италии на месте древних ганнибаловых Канн стоит какой-то далекий от шахматных дел городок. Если же я имел в виду французские Канны, то почему бы нам не сыграть матч в Париже? Я тут же дал телеграмму: "СОГЛАСЕН ПАРИЖ", и продолжал врать Королю: - Ваше желание удовлетворено. Вы будете сражаться в Каннах, но они называются сейчас Парижем. Их переименовал сам Ганнибал после победы над... над... Я забыл над кем. Вернее, я никогда не знал, кого там под Каннами побил Ганнибал. - Над Теренцием Варроном, - небрежно подсказал Король. - Ладно. Париж так Париж. Я ужаснулся! Что будет дальше? Его бредни зашли чересчур далеко. Каждый очередной ход Король не подсказывал мне, а передавал очередным тоном, и я должен был вслух отвечать ему: "Слушаюсь, Ваше императорское величество! " Соперники жаловались, что со мной невозможно играть - я всю игру что-то бормочу. Мало того, Король не разрешал мне подниматься из-за столика во время многочасовой партии; мой седалищный нерв не выдержал таких нагрузок, и мне пришлось взять тайм-аут из-за острого приступа ишиаса. Наконец приказы Короля сделались глупыми и невыполнимыми: однажды он повелел мне вырыть окопы на ферзевом фланге по третьей горизонтали, и я с трудом убедил его отменить этот приказ в связи с тем, что мы не захватили с собой на турнир саперную лопату. Надо было срочно принимать какие-то меры. 12 И вот я кое-что придумал. Если шахматная программа Короля испорчена историческими и военными бреднями, то нельзя ли нейтрализовать эти бредни другими? Я решил попробовать и поджидал удобного случая. Случай вскоре представился. Однажды утром по заведенному распорядку Король делал смотр своим войскам и приказал мне: - Подготовьте высочайший указ. За боевые заслуги и личное мужество я решил присвоить вам звание фельдмаршала и наградить вас орденом Проходной Пешки. - Ваше императорское величество, я не могу принять это звание, - тут же ответил я. (Быть фельдмаршалом или даже императором не входило в мои планы, я метил выше). - Почему? - удивился Король. - Верите ли вы в Бога, Ваше императорское величество? - Впервые слышу это имя. Кто такой Бог, и почему в него нужно верить? - без особого интереса спросил Король. - Не правда ли, хорошо шагают, орлы? Я покосился на шахматную доску, где каждое утро расставлял ему войска для парада. Орлы шагали отлично: впереди белые ладьи, за ними черные, потом гарцевала кавалерия, проходили боевые слоны; два сводных разноцветных батальона под предводител