и поглощало; не было никакого чувства направления. Да и в любом случае, это было бы нелегко - там столько солнц и столько планет. Битком набито. Солнца на расстоянии меньше одного светового года друг от друга. В большинстве своем старые, и большая часть планет мертвы. На некоторых из них обломки и развалины того, что когда-то, видимо, было великими цивилизациями, но все они уже погибли... - Может быть, это одна из тех цивилизаций... - Может быть, - сказал Джон. - Я сначала так и думал. Что одной из этих древних цивилизаций удалось выжить, и разум ее превратился в Принцип. Но затем я усомнился. Поскольку я убежден, что для появления и развития Принципа потребовалось больше времени, чем период существования галактики. Я не знаю, как объяснить, но судя по одной только силе этого разума или по тому, насколько он нам чужд. Не просто насколько он отличен. В космосе повсюду встречаются формы разумной жизни, отличные от нас, и эти отличия делают их нам чуждыми. Но не так, как чужд нам Принцип. Страшно чужд. И это наводит на мысль о том, что зародился он вне галактики и во время, предшествующее ее появлению. Зародился во времени и месте, столь разнящихся с нашей галактикой, что постичь это невозможно. Я полагаю, ты знаком с теорией стационарной вселенной? - Да, конечно, - сказал Джейсон. - Вселенная не имеет ни начала, ни конца, она находится в состоянии непрерывного созидания, когда образуется новая материя, появляются новые галактики, хотя старые и погибают. Однако специалисты по космологии, еще до исчезновения Людей, установили, что эта теория несостоятельна. - Я знаю, - сказал Джон. - И все же была одна надежда - можно назвать это надеждой, поскольку некоторые люди из философских соображений упрямо цеплялись за эту концепцию. Она была столь красива, столь величественна и внушала такое благоговение, что они никак не могли от нее отказаться. И они говорили: предположим, что вселенная гораздо больше, чем кажется, что мы видим лишь малую ее часть, крошечный прыщик на коже этой большой вселенной, и этот крошечный прыщик находится в стадии, которая заставляет нас думать не о стационарной вселенной, а о развивающейся. - И ты считаешь, что они были правы? - Возможно, и были. Стационарное состояние дало бы Принципу время, необходимое для его появления. До этого вселенная, возможно, находилась в состоянии хаоса. Принцип мог быть той созидающей силой, которая все расставила по своим местам. - Ты во все это веришь? - Да, верю. У меня было время подумать, и я сложил все воедино, и у меня так хорошо получилось, что теперь я в этом убежден. Не имея ни малейших доказательств. Ни крупицы информации. Но эта мысль укрепилась в моем сознании, и я не могу от нее избавиться. Я говорю себе, что ее внедрил Принцип, внушил ее мне. Я говорю себе так, потому что только таким способом могу это объяснить. И все же я знаю, что неправ, поскольку Принцип, вне всякого сомнения, не имел обо мне понятия. Никогда не было никаких признаков того, что он меня заметил. - Ты говоришь, что находился близко от него. - Настолько близко, насколько посмел. Мне все время было страшно. Я добрался до точки, где уже не выдержал и бежал обратно. - Где-то по дороге ты нашел Людей. Таким образом, все же был некий результат. Ты бы никогда их не нашел, если б не гонялся за этой штукой, которую зовешь Принципом. - Джейсон, - сказала Марта, - на тебя все это как будто не произвело особого впечатления. Что с тобой? Вот вернулся твой брат, и... - Прошу прощения, - ответил Джейсон. - Пожалуй, я этого еще не осознал. Слишком велико, чтобы осознать сразу. Возможно, в глубине души я испытываю ужас, и то, что называю его "этой штукой", - просто защитная реакция, я отталкиваю его от себя. - То же самое было и со мной, - сказал Джон Марте. - То есть поначалу. Но вскоре я это преодолел. И верно, я бы никогда не нашел Людей, если бы не искал Принцип. Слепой случай, что я их нашел. Видите ли, я уже двинулся обратно и прыгал с планеты на планету, но по иному пути, чем тот, по которому пришел. Думаю, вы знаете, что надо с предельной осторожностью выбирать планеты, которые используешь. Ты можешь их ощутить и выбрать те, что покажутся лучшими, и есть много ориентиров, которые неплохо служат, однако всегда существует возможность, что у планеты могут оказаться какие-нибудь особенности, которых ты не обнаружил, или же чего-нибудь недостает, что ты считал само собой разумеющимся и чего там просто нет, поэтому всегда надо иметь в запасе планету-другую, чтобы, если что-то окажется неладным, туг же переместиться в другое место. Я имел такие запасные варианты и попал на планету, если и не смертельную для меня, то по крайней мере чрезвычайно неудобную. Я быстро перескочил на другую и тут-то и нашел Людей. Планета была все еще довольно близко к Принципу, и я удивлялся, как они это переносят, как они могут жить к нему так близко и совершенно не обращать внимания - или делать вид, что не обращают. Я думал, может, они к нему привыкли, хотя непохоже, чтобы к такой вещи можно было легко привыкнуть. И лишь спустя какое-то время я понял, что они его не замечают. У них не развились парапсихические способности, как у нас, и они к нему абсолютно глухи. Они понятия не имели, что там такое находится. Мне повезло. Я материализовался в открытом поле... "материализовался", конечно, не то слово; но у нас нет более подходящего. Нелепо, когда человек может что-то делать и не знает слова для того, чтобы это как-то обозначить. Ты, Джейсон, случайно не знаешь, разобрался кто-нибудь в том, что же, в сущности, происходит, когда мы путешествуем среди звезд? - Не знаю, - ответил Джейсон. - Думаю, нет. Может, Марта знает лучше меня. Она постоянно разговаривает с остальными и знает все новости. - Некоторые пытались разобраться, - сказала Марта, - да только ничего не добились. Это было раньше. Не думаю, чтобы кто-то долго старался. Сейчас они просто принимают это как должное. Никого больше не заботит, как и почему это происходит. - Может, оно и хорошо, - сказал Джон. - Как бы то ни было, я мог промахнуться. Прибыл бы в полное народу место, и кто-нибудь бы увидел, как я появился ниоткуда, или же, впервые за столетия увидев много людей сразу, либо признав их за бывшим землян, я поспешил бы к ним в объятия, ликуя от того, что наконец-то их нашел. Хотя я совсем их не искал. Вот уж о чем и думать не думал. Однако я появился в чистом поле и в некотором отдалении увидел людей - то есть я так думал, что это люди - фермеров, которые работали с большими самоходными сельскохозяйственными орудиями. И когда я увидел эти орудия, то понял, что если передо мной люди, то не нашего клана, ведь мы уже тысячи лет не имеем дела с самоходными машинами. Мне пришло в голову, что раз эти существа, несомненно, люди, то, видимо, те, которые в свое время были унесены с Земли, и от этой мысли я ощутил слабость в коленях и восторг в душе. Хотя я сказал себе, что это совершенно невероятно и что я, очевидно, обнаружил еще одну расу гуманоидов, и это тоже было маловероятно, поскольку во всей галактике никто до меня не нашел другой расы людей. Или уже нашли? Я так долго отсутствовал, что не знаю никаких новостей. - Нет, не нашли, - ответила Марта. - Множество других существ, но не гуманоидов. - Кроме того, у них были машины. И я сказал себе, что тем менее вероятно, чтобы я нашел иную расу. Поскольку мы уже встречались с другими технологическими расами, и их техника столь сложна и фантастична, что мы даже не в состоянии понять принцип ее действия или назначение. Казалось абсурдным, что я натолкнулся на другую гуманоидную расу, имеющую машинную технологию. Единственный вывод, который я мог сделать, - что передо мной Люди. Поняв это, я стал несколько осмотрительнее. Пусть мы одной крови, но между нами лежат пять тысяч лет, а за пять тысяч лет, напомнил я себе, они могли стать нам столь же чужды, как любая другая раса, обнаруженная в космосе. А мы хорошо усвоили, что в первый раз вступать в контакт с чужаками надо очень осторожно. Не стану рассказывать вам все, что случилось. Может быть, позднее. Но я склонен думать, что справился очень хорошо. Хотя, пожалуй, по большей части это было простое везение. Когда я подошел к фермерам, меня приняли за странствующего ученого с какой-то другой из тех трех планет, где обитает человечество, - за ученого, который слегка не в своем уме и занят такими вещами, на которые ни один нормальный человек и внимания-то обращать не станет. Едва я это понял, как стал им подыгрывать, и все пошло гладко. Это покрывало многие мои промахи - они им казались всего лишь чудачеством. Наверное, они решили, что я странник, благодаря моей одежде и языку. К счастью, они изъяснялись на своего рода английском, хотя и существенно отличающемся от того языка, на котором говорим мы. Полагаю, что зазвучи наш язык на Земле пять тысяч лет назад, его бы поняли с трудом. Время, изменившиеся обстоятельства, небрежность в разговоре очень сильно меняют устную речь. Скрываясь за приписанным мне по ошибке образом, я смог побывать во многих местах и разобраться, что к чему, смог понять, какого рода общество у них образовалось и каковы их замыслы на будущее. - И, - сказал Джейсон, - все это оказалось не очень симпатичным. Джон взглянул на него с изумлением: - Откуда ты знаешь? - Ты говорил, что у них по-прежнему машинная технология. Наверное, это и есть ключ. Полагаю, когда все утряслось, они продолжали двигаться примерно по тому же пути, что прежде на Земле. И в таком случае, картина была бы безотрадной. - Ты прав, - сказал Джон. - Им, очевидно, потребовалось не так уж много времени, чтобы, как ты говоришь, все утряслось. Спустя всего несколько лет после того, как они очутились в мгновение ока на другой планете, точнее, на других планетах в неведомой части космоса, они сориентировались, организовались и снова пошли по тому же пути, на котором было остановились. Разумеется, им пришлось начинать с нуля, однако они имели необходимые технические знания и нетронутые запасы природных ресурсов - и очень быстро развернулись. И более того, они наделены такой же продолжительностью жизни, как и мы. Многие из них погибли в первые годы, когда только еще приспосабливались, но многие и выжили, и среди них люди, обладающие всеми теми знаниями, которые требуются для создания новой технологии. Представь себе, что может случиться, если квалифицированный, опытный инженер или эрудированный, одаренный воображением ученый живут в течение нескольких веков. Общество не утрачивает необходимое мастерство со смертью своих членов, как было раньше. Гении не умирают, но продолжают быть гениями. Инженеры строят и проектируют не в течение всего лишь нескольких лет, а затем умирают или оставляют свою должность, а строят и проектируют все дальше и дальше. Создатель теории имеет столько веков, сколько нужно для полного раскрытия всех ее возможностей, и сохраняет молодость, необходимую для того, чтобы продолжать над ней работать. В этом есть, конечно, один очень крупный недостаток Присутствие людей, имеющих за плечами много-много лет и огромный опыт, отрицательно сказалось бы на молодых, сдерживая их и приводя к консерватизму, не желающему воспринимать новые идеи, что в конце концов застопорило бы всякий прогресс, если бы общество этого вовремя не осознало. У Людей хватило здравого смысла это осознать и снабдить свою социальную структуру некоторыми компенсирующими чертами. - Ты смог что-либо узнать о сроках? Как скоро они начали с нуля и как продвигались вперед? - Весьма приближенно. Разумеется, ничего определенного. Но, скажем, сто лет на то, чтобы утвердиться как жизнеспособное общество, и лет триста, чтобы приблизительно восстановить технологическую структуру, которая существовала здесь на Земле. И отсюда они строили дальше на основе того, что имели, с тем преимуществом, что могли избавиться от множества старых камней, висевших на шее. Они строили все с нуля, и, для начала, им не нужно было бороться со старением, которое обременяло их на Земле. Не прошло и тысячи лет, как живущие на трех разных планетах Люди - на расстоянии менее одного светового года друг от друга - узнали об этом, и в очень короткое время были разработаны и построены космические корабли, и человечество опять воссоединилось. Физические контакты и ставшая таким образом возможной торговля дали новый толчок развитию техники, поскольку, существуя эту тысячу лет отдельно друг от друга, они развивались в области технологии несколько по-разному, ведя исследования в различных направлениях. А также они теперь имели ресурсы сразу трех планет, а не одной, и это было явное преимущество. В результате произошло слияние трех отдельных культур в нечто вроде единой суперкультуры, имеющей общие корни. - У них не развились парапсихические способности? Никаких признаков? Джон покачал головой: - Они к ним так же глухи, как и прежде. Чтобы эти способности развились, нужно не только время, поскольку теперь все они имеют столько же времени, сколько и мы. Очевидно, необходим иной взгляд на вещи, снятие того гнета, каким определенное технологическое развитие ложится не только на весь род людской в целом, но и на каждого отдельного человека. - И эта их технология? - Нам с тобой, - отвечал Джон, - она показалась бы отвратительной. Не зная ничего иного, видя в ней свою единственную цель, они, по всей вероятности, считают ее расчудесной. Ну, если не чудесной, то по крайней мере удовлетворительной. Для них она представляет собой свободу - свободу подняться и возвыситься над окружающей средой, которую они стремились подчинить своим целям; мы бы в ней задохнулись. - Но они должны думать о прошлом, - проговорила Марта. - Их перемещение с Земли произошло достаточно недавно, чтобы им о нем не помнить. Должны быть записи. Они наверняка все эти годы размышляли над тем, что с ними произошло к где осталась Земля. - Записи, да, - сказал Джон. - В которых правда перемешана с домыслами, потому что лишь по прошествии многих лет они стали заносить что-либо на бумагу, а к тому времени воспоминания о происшедшем уже затуманились, и, кого ни возьми, никто уже не мог с точностью сказать, что же именно случилось. Но они действительно об этом думали. Не переставали задаваться вопросами. Пытались это как-то объяснить, выдвинули кое-какие великолепные теории и так и не пришли к окончательному выводу. Вся эта неясность может показаться нам странной, потому что у тебя, Джейсон, есть записи, те, которые начал наш дед. Я полагаю, ты их по-прежнему ведешь. - Время от времени, - ответил Джейсон. - Часто бывает, что писать особенно не о чем. - Наши записи, - продолжал Джон, - были сделаны с ясным намерением, спокойно и не торопясь. Мы не перемирии никакого перемещения; нас просто оставили здесь. Но другие его пережили. Трудно представить, как это могло быть. Находиться на родной Земле, а в следующее мгновение оказаться на планете, которая, конечно, похожа на Землю, но во многих отношениях совершенно иная. Оказаться там без пищи, без вещей, без крова. Стать первооткрывателями в мгновение ока, при самых неблагоприятных обстоятельствах. Они были испуганы, растеряны и, что хуже всего, совершенно сбиты с толку. Человеку чрезвычайно важно объяснить, что с ним происходит и как, а они не могли найти никакого объяснения. Это было словно какое-то колдовство, очень злобное, жестокое и безжалостное. Удивительно, как кто-то из них вообще выжил. Многие погибли. И они по сей день не знают, почему или как это случилось. Но мне кажется, я знаю почему, знаю причину. Пусть не то, каким образом это произошло, но почему. - Ты имеешь в виду Принцип? - Возможно, это всего лишь моя фантазия, - сказал Джон. - Может быть, я пришел к этой мысли оного, что не видел никаких других объяснений. Если бы Люди имели парапсихические способности и знали то, что знаю я, что существует Принцип, - не сомневаюсь, они бы сделали такой же вывод. Что совсем не означало бы нашей правоты. Я уже говорил: я не думаю, что Принципу было обо мне известно. Я не уверен, что он вообще способен заметить отдельного человека - подобно тому, как человек не замечает существования отдельного микроба. Хотя, быть может, он и способен к чрезвычайно тонкому восприятию; может, для него вообще нет каких-либо ограничений. Но в любом случае он скорее обратил бы внимание на большое количество людей, на какие угодно существа именно в большом количестве, заинтересовавшись при этом не самим по себе количеством, а, например, социальной структурой этой массы людей или других существ либо направлением их интеллектуального развития. Я полагаю, что для того, чтобы привлечь его внимание, любая ситуация должна быть уникальна, а судя по тому, с чем мы сами до сих пор встречались в галактике, я бы сказал, что пять тысяч лет назад человечество, в полном расцвете технологического развития и со своим материалистическим мировоззрением, должно было казаться уникальным. Возможно, некоторое время Принцип нас изучал, недоумевая и, может быть, несколько опасаясь того, что со временем мы можем нарушить установленный порядок во вселенной - чего он вряд ли пожелал бы допустить. Поэтому, думаю я, он сделал с нами именно то, что сделали бы люди того времени, обнаружив новый штамм вируса и подозревая, что он может оказаться опасен. Такой вирус поместили бы в пробирки и подвергли множеству тестов, пытаясь определить, как он будет себя вести в различных условиях. Принцип подхватил человечество и сбросил его на три планеты, а затем стал наблюдать, интересуясь, возможно, тем, произойдет ли какое-нибудь отклонение или сохранится чистота штамма. К этому времени он уже должен понять, что она сохраняется. Культуры трех планет, разумеется, отличались друг от друга, но при всем своем отличии все три являлись технологическими и материалистичными и впоследствии без труда объединились в суперкультуру, такую же материалистичную, такую же технологическую. - Не знаю почему, - произнес Джейсон, - но когда ты говоришь о Людях, у меня появляется чувство, будто ты описываешь не человечество, а какую-то чудовищную расу инопланетных существ. Не зная никаких подробностей, начинаешь бояться. - Я боюсь, - сказал Джон. - Пожалуй, не из-за какого-то отдельно взятого аспекта их культуры, поскольку некоторые ее аспекты могут быть очень даже приятны, но из-за скрытого в ней непреодолимого чувства высокомерия. Не столько сила и могущество, хотя они тоже присутствуют, но неприкрытое высокомерие вида, который все почитает своей собственностью, пользоваться которой имеет несомненное право. - И все же, - сказала Марта, - это наш народ. Мы так долго о них думали, за них беспокоились, мучились вопросом, что с ними случилось, страшились этого. Мы должны быть счастливы, что их нашли, счастливы, что у них так хорошо идут дела. - Пожалуй, должны, - проговорил Джейсон, - но я почему-то не могу. Оставайся они там, где пребывают сейчас, наверное, я бы отнесся ко всему иначе. Но Джон сказал, они возвращаются на Землю. Мы не можем позволить им сюда явиться. Представляешь, что из этого может выйти? Что они сделают с Землей и с нами? - Может быть, нам придется ее покинуть, - ответила Марта. - Мы не можем этого сделать, - сказал Джейсон. - Земля - часть нас самих. И не только нас с тобой, но и других тоже. Земля - это наш якорь; она удерживает нас вместе - всех нас, даже тех, кто никогда на ней не был. - Зачем только им понадобилось находить Землю? - спросила Марта. - Как вообще они, затерянные среди звезд, сумели найти Землю? - Не знаю, - ответил Джон. - Но они умны. Чересчур умны, вероятнее всего. Их астрономия, прочие их науки превосходят все, о чем земляне когда-либо осмеливались мечтать. Каким-то образом им удалось нащупать среди звезд и определить солнце своих предков. И у них есть корабли, чтобы сюда добраться. Они уже добрались до других близлежащих солнц, исследуя и пользуясь ими. - Дорога сюда займет у них некоторое время, - сказал Джейсон. - Мы успеем придумать, что предпринять. Джон покачал головой: - Скорость их кораблей во много раз превышает скорость света. Разведывательный корабль уже год был в пути, когда я об этом узнал. Он может прибыть не сегодня-завтра. 11 (Выдержка из записи в журнале от 19 апреля 6135 года). ...Сегодня мы посадили деревья, которые принес с собой Роберт. Мы чрезвычайно аккуратно посадили их на небольшой возвышенности, что находится на полпути между Домом и монастырем. Сажали их, конечно, роботы, но мы тоже присутствовали и руководили - чего, впрочем, совершенно не требовалось - и получилось, в сущности, маленькое торжество. Там были Марта, я и Роберт, а пока мы этим занимались, прибыли Эндрю и Маргарет с детьми, Тэтчер послал их к нам, и у нас получился хороший праздник. Хотелось бы знать, как деревья приживутся. Уже не в первый раз мы пытаемся сажать инопланетные растения на Земле. Джастин, например, приносил откуда-то от Полярной звезды горсть хлебных зерен, были еще клубни, которые собрала Силия. И то и другое пришлось бы кстати, добавив разнообразия нашей пище, однако у нас ничего не вышло, хотя зерна и протянули несколько лет, с каждым разом давая все меньший урожай, пока наконец мы не посадили то немногое, что имели, и не увидели даже ростков. Я полагаю, что нашей почве чего-то недостает, возможно, отсутствуют определенные минералы или, например, бактерии, либо микроскопические животные формы жизни, которые необходимы для инопланетных растений. Мы, разумеется, будем о деревьях очень заботиться и внимательно за ними наблюдать, поскольку, если они хорошо приживутся, это будет замечательно. Роберт называет их музыкальными деревьями и говорит, что на его родной планете они растут огромными рощами и в вечерние часы исполняют концерты, хотя очень трудно сказать, с чего бы им исполнять концерты, когда на их планете нет никакой другой разумной формы жизни, способной оценить хорошую музыку. Возможно, они играют для себя или для соседей, и вечерами одна роща слушает другую, с глубоким пониманием оценивая ее по достоинству. Я бы предположил, что могут быть и иные причины, которых Роберт не понял, довольствуясь тем, что сидел и слушал, не вникая глубоко в причины, порождающие музыку. Но когда я пытаюсь придумать эти другие возможные причины, на ум не приходит ни одной. Наш опыт и история, конечно, слишком невелики, чтобы пытаться понять цели иных форм жизни, обитающих в нашей галактике. Роберт смог принести на Землю только полдюжины деревьев, маленькие побеги высотой фута в три, которые он выкопал чрезвычайно осторожно, а корни обернул своей собственной одеждой, так что на Землю он явился совершенно голый. Моя одежда ему несколько великовата, однако он, всегда готовый посмеяться, в том числе и над собой, ничего не имеет против. Роботы сейчас шьют ему гардероб, и он покинет Землю, облаченный куда лучше, чем когда раздевался для того, чтобы завернуть корни деревьев. Конечно, у нас нет никаких разумных оснований ожидать, что деревья примутся, но очень хочется надеяться. Я так давно не слышал никакой музыки, что трудно даже вспомнить, что это такое. Ни у меня, ни у Марты совершенно нет музыкальных способностей. Лишь двое из тех, кто был здесь с самого начала, обладали музыкальным слухом, а они уж давным-давно покинули Землю. Много лет назад, охваченный грандиозной идеей, я прочитал достаточно книг, чтобы постичь кое-какие основы игры на музыкальных инструментах, и засадил роботов за их изготовление, что имело не слишком блестящий результат, а затем попытался заставить их играть, что получилось еще хуже. По всей видимости, роботы - по крайней мере, наши - имеют не больше музыкальных способностей, чем я. В дни моей молодости музыка записывалась при помощи электронной аппаратуры, и после Исчезновения оказалось совершенно невозможным ее воспроизвести. По правде говоря, мой дед, когда собирал книги и произведения искусства, не взял в свою коллекцию ни единой записи, хотя мне кажется, что в одном из подвалов хранится значительное собрание партитур - старик, видимо, надеялся, что в будущем найдутся люди, музыкально одаренные, которым они пригодятся... 12 Он знал, что такое музыка, и был ею очарован, и порой она чудилась ему в шелесте листвы на ветру или в серебряном звоне бегущей по камням воды, но никогда в жизни не доводилось ему слышать музыку, подобную этой. Он помнил, как Старый Джоуз садился по вечерам у порога своей хижины, прилаживал под подбородком скрипку и водил смычком по струнам, порождая радость или печаль, а порой ни то ни другое, а просто чарующую мелодию. - Играю я уже неважно, - говаривал он. - Пальцы мои уже не так ловко танцуют по струнам, и рука, держащая смычок, отяжелела. Она должна бабочкой порхать над струнами - вот так. Однако мальчику, сидящему на еще теплом от солнца песке, эта музыка казалась чудесной. На высоком холме позади хижины койот поднимал к небу морду и выл под звучание скрипки, повествуя о пустынности холмов, и моря, и пляжа, словно, кроме него, старика со скрипкой да сидящего на корточках паренька, вокруг не осталось ничего живого, одни пни да древние холмы, виднеющиеся в сумерках. Еще были, много позже, охотники на буйволов со своими барабанами, трещотками и свистками из оленьей кости, и под отбиваемый ритм он вместе с другими плясал в сильнейшем возбуждении, которое, как он чувствовал, уходило корнями в далекое прошлое. Но здесь звучала не скрипка, не свисток из оленьей кости, не барабан; эта музыка наполняла собою весь мир и гремела под небесами, она захватывала человека и уносила с собой, затопляла его, заставляла позабыть о собственном теле, влиться всем своим существом в узор, который она создавала. Какая-то часть его сознания оставалась свободной, не была захвачена и затоплена, а озадаченно и изумленно тянулась навстречу этому звучащему волшебству, снова и снова повторяя: музыку создают деревья. Маленькая группка деревьев на холме - они кажутся призрачными в вечернем свете, когда все вокруг так чисто и свежо после пронесшегося дождя, белые, как березы, но выше, чем березы обычно бывают. Деревья, у которых есть барабан, и скрипка, и свисток из оленьей кости, и еще много-много чего, и они объединяют все это вместе, пока не заговорит само небо. Он заметил, что кто-то прошел через сад и остановился рядом, но не повернулся взглянуть, кто это, поскольку на холме, где стояли деревья, что-то было неладно. Невзирая на всю красоту и мощь, там было нечто неправильное, и если бы удалось это исправить, то музыка сделалась бы совершенной. Езекия протянул руку и осторожно поправил повязку на щеке юноши. - Теперь вы себя хорошо чувствуете? - спросил он. - Вам лучше? - Это замечательно, - ответил тот, - но что-то не так. - Все как положено, - сказал Езекия. - Мы вас перевязали, согрели, накормили, и теперь с вами все в порядке. - Да не со мной. С деревьями. - Они играют хорошо, - возразил Езекия. - Редко бывало лучше. И это одна из старых композиций, не экспериментальная... - В них есть какой-то недуг. - Некоторые деревья уже состарились и умирают, - сказал Езекия. - Может быть, они играют несовершенно, не так, как в былые дни, но все равно хорошо. И там есть молодые побеги, которые еще не приобрели сноровки. - Почему им никто не поможет? - Им невозможно помочь. А если и возможно, никто не знает как. Все на свете старится и умирает, вы - от старости, я - от ржавчины. Это не земные деревья. Их много веков назад принес один из тех, кто путешествует к звездам. И вот опять, подумал молодой человек, говорят о путешествии к звездам. Охотники на буйволов рассказывали, что есть мужчины и женщины, которые отправляются к звездам, и сегодня утром об этом упомянула девушка, с которой он говорил. Девушка-то должна знать - ведь она может разговаривать с деревьями. Интересно, подумал он, говорила ли она когда-нибудь с призрачными деревьями на холме? Она может говорить с деревьями, а он может убивать медведей - и неожиданно в памяти всплыл тот миг, когда в балке поднялся на дыбы тот последний медведь, бывший к нему слишком близко. Но теперь, по какой-то странной причине, это был совсем не медведь, а деревья на холме, и туг произошло то же, что случилось с медведем, появилось то же чувство, будто он выходит из собственного тела и с чем-то соприкасается. Но с чем? С медведем? С деревьями? Затем все исчезло, и он опять находился в своем теле, и пропало то, что было неладно с деревьями, и все стало правильно и хорошо. Музыка наполняла собою мир и гремела под небесами. Езекия сказал: - Вы, несомненно, ошибаетесь насчет деревьев. В них не может быть никакого недуга. Мне кажется, именно сейчас они играют как никогда. 13 Ночью Джейсон проснулся и снова заснуть уже не смог. Он знал, что не тело его пренебрегает сном; это его ум, переполненный думами и дурными предчувствиями, отказывался отдыхать. В конце концов он встал и начал одеваться. - Что такое, Джейсон? - спросила Марта со своей кровати. - Не спится, - ответил он. - Пойду пройдусь. - Надень плащ. Ветер ночью холодный. И постарайся не беспокоиться. Все образуется, все будет хорошо. Спускаясь по лестнице, он подумал о том, что она неправа и знает, что неправа; она сказала так лишь затем, чтобы его подбодрить. Ничего не образуется, не будет хорошо. Стоит Людям вернуться на Землю, и жизнь непременно изменится, она уже никогда не будет такой, как прежде. Когда он вышел во внутренний дворик, из-за угла кухни, пошатываясь, показался старый Баусер. Не было видно ни молодого пса, который обычно сопровождал его на прогулках, ни остальных собак. Либо они где-то спали, либо отправились охотиться на енота, а может быть, учуяли мышей в кукурузных снопах. Ночь была тиха и прохладна, и исполнена чувства одновременно холодного и печального. На западе, над темной массой поросшего лесом утеса на другом берегу Миссисипи, висел тонкий месяц. В воздухе стоял слабый запах опавших листьев. Джейсон пошел по тропинке, ведущей к оконечности мыса над слиянием рек Старый пес увязался за ним. Месяц светил совсем тускло, хотя, сказал себе Джейсон, свет особо и не нужен. Он столько раз ходил этой тропинкой, что нашел бы ее даже в темноте. Земля спокойна, подумал он, не только здесь, но повсюду. Спокойна и отдыхает после бурных столетий, когда человек вырубал деревья, вырывал из ее недр минералы, распахивал прерии, строил дома на ее широких просторах и вылавливал рыбу в ее водах. Неужели после этого краткого отдыха все начнется сначала? Направляющийся к Земле корабль послан лишь для исследования, чтобы вновь отыскать старушку Землю, удостовериться, что астрономы не ошиблись в своих расчетах, осмотреть и доставить назад сообщение. А потом, подумал Джейсон, что будет? Довольно ли будет с Людей того, что они удовлетворят свой интерес, или же они снова предъявят свои права на свою в прошлом собственность - хотя он очень сомневался в том, чтобы человек действительно когда-либо был истинным собственником Земли. Правильнее было бы сказать, что Люди захватили ее, отняв у других существ, имевших на нее столько же прав, но не обладавших разумом, или умением, или достаточной силой, чтобы эти права отстаивать. Человек скорее был бесцеремонным, высокомерным захватчиком, чем владельцем, хозяином. Он одержал победу силой разума, которая может быть не менее отвратительна, чем сила мускулов, создавая свои собственные правила, ставя свои собственные цели, устанавливая свои собственные ценности и полностью игнорируя все остальное, что было живого на Земле. Из дубовой рощи поднялась неслышная тень и проплыла вниз в глубокую лощину, где ее поглотили тьма и безмолвие, частью которых она была. Сова, сказал себе Джейсон. Совы здесь водились во множестве, но видеть их мог лишь какой-нибудь ночном бродяга, поскольку днем они прятались. Что-то прошелестело в листьях, и Баусер поднял одно ухо и принюхался, но то ли был слишком мудр, то ли слишком стар и тяжел на подъем, чтобы погнаться. Скорее всего, ласка, а может быть, норка, хотя для норки, пожалуй, далековато от воды. Для мыши слишком велика, для кролика или выдры слишком уж тихо прошмыгнула. Человек узнает своих соседей, подумал Джейсон, когда перестает на них охотиться. В былые времена он вместе с другими ходил на охоту, когда дичь достаточно расплодилась. Они называли это спортом или развлечением - всего лишь более мягкое обозначение той жажды крови, которую человек пронес с доисторических времен, когда охота была средством для поддержания жизни. Человек, родной брат других хищников - и, подумал Джейсон, самый большой хищник из всех. Теперь таким, как он, не было нужды охотиться на своих братьев, обитателей лесов и болот. Мясом их обеспечивали стада коров и овец, хотя, как он полагал, употребляя в пищу даже такое мясо, человек не перестает быть хищником. Если бы кто и захотел охотиться, ему пришлось бы вернуться к луку со стрелами и копью. Ружья по-прежнему лежали в своих чехлах, и роботы тщательно их чистили, однако запас пороха давно иссяк, а чтобы его возобновить, потребовалось бы прочесть немало книг и затратить много усилий. Тропинка поднялась на холм к небольшому полю, где в снопах стояла кукуруза и на земле еще лежали тыквы. Через день-два роботы уберут тыкву, а кукуруза, вероятно, так и останется лежать в снопах, пока не закончатся все остальные осенние работы. Ее можно будет свезти в хранилище позже или же лущить прямо в поле уже после того, как выпадет снег. Снопы в тусклом лунном свете показались Джейсону похожими на индейские вигвамы, и, глядя на них, он подумал о том, отнесли ли роботы в лагерь Горация Красное Облако пшеничную и кукурузную муку, ветчину и все остальное, что он распорядился туда доставить. Скорее всего, да. Роботы чрезвычайно аккуратны во всем, и он в который уже раз задал себе вопрос, что же они находят в том, чтобы заботиться о нем самом и о Марте, работать по дому и на ферме. Или, коли на то пошло, что любой робот находит в чем бы то ни было. Езекия и прочие, кто живет с ним в монастыре, роботы, которые строят нечто непонятное выше по течению реки... Этот вопрос, как он понимал, восходит к древним соображениям выгоды, которые в свое время безраздельно владели человечеством и являлись его оплотом. Ничего не делать, если от этого нет какой-то материальной отдачи. Что, разумеется, неверно, однако старая привычка, старый образ мыслей все еще порой прорывался, и Джейсон слегка устыдился того, что он прорывается. Если Люди опять завладеют Землей, то снова утвердятся старые соображения выгоды и основывающиеся на ней философские концепции, и Земля, если не считать пользы, извлеченной из пяти тысяч лет свободы от человеческой чумы, окажется не в лучшем положении, чем прежде. Маловероятно, чтобы у них не возникло желания завладеть ею вновь. Они, конечно, поймут, что основные ее ресурсы исчерпаны, но могут отбросить даже это соображение. Возможно (сам он мог лишь предполагать, а Джон об этом ничего не говорил) многие из них испытывают страстное желание вернуться на планету своих предков. Пять тысяч лет - достаточный срок, чтобы они стали считать планеты, на которых сейчас живут, своим домом, но уверенным быть нельзя. В лучшем случае, на Землю могут хлынуть потоки туристов и паломников, жаждущих поклониться родине человечества. Он миновал кукурузное поле и пошел вдоль узкого гребня туда, где утес нависал над местом слияния рек. В лунном свете реки казались дорогами из сияющего серебра, проложенными сквозь темные леса долины. Он уселся на большой камень, на котором всегда сидел, и закутался от холодного ночного ветра в свой тяжелый плащ. Сидя в тишине, в полном одиночестве, он подивился тому, что одиночество его не гнетет. Ибо здесь мой дом, подумал он, а в стенах своего дома никто не может быть одинок. Потому-то, конечно, он и смотрел на прибытие Людей с таким ужасом. Ведь они вторгнутся в его дом, на землю, которую он сделал своей, своей настолько же, насколько все остальные животные почитают принадлежащей им территорию, где обитают, - не на основании какого-либо человеческого права, не в силу какого-либо чувства собственности, но просто потому, что здесь жил. Не захватывая, не оспаривая у своих маленьких лесных соседей право на то, чтобы пользоваться и ходить по этой земле, но просто живя на ней со всеми в мире. Этого нельзя позволить, сказал он себе. Нельзя позволить им вернуться и снова изгадить Землю. Нельзя, чтобы они, во второй уже раз, отравили ее своими машинами. Он должен найти способ, как их остановить, - и, думая об этом, он в то же время знал, что такого способа нет. Один-единственный старый эгоистичный человек не может противостоять человечеству; быть может, он на то не имеет и права. У них есть лишь три их планеты, и Земля станет четвертой, а другая малая часть людского рода, те, кто не попал в унесшую остальных сеть, имеет всю галактику, даже, может быть, вселенную, если придет однажды время, когда они захотят расселиться по всей вселенной. Вот только он галактику не освоил, ни он, ни Марта. Здесь их дом, не одни эти несколько акров, но Земля целиком. А кроме них, есть и другие - индейцы с озера Лич. Что будет с ними? Что произойдет с ними и с их образом жизни, если те вернутся? Еще одна резервация? Еще одна тюрьма? У него за спиной из-под чьей-то ноги покатился вниз по склону камень. Джейсон вскочил. - Кто там? - громко спросил он. Это мог быть медведь. Мог быть олень. Оказалось, что ни тот ни другой. - Езекия, сэр, - раздался голос. - Я увидел, что вы вышли из дома, и пошел следом. - Ну, иди сюда, - сказал Джейсон. - Зачем ты пошел за мной? - Чтобы выразить благодарность, - ответил робот. - Свою самую сердечную благодарность. Шумно ступая, он появился из темноты. - Садись, - сказал Джейсон. - Вон на тот камень. На нем удобно. - Я не нуждаюсь в удобстве. Мне не обязательно сидеть. - И однако ты сидишь. Я часто вижу, как ты сидишь на скамье под ивой. - Это только притворство, - сказал Езекия. - Подражание тем, кто стоит выше меня, и совершенно недостойное поведение. Я глубоко этого стыжусь. - Стыдись дальше, - проговорил Джейсон, - если хочешь, но, пожалуйста, доставь мне удовольствие. Я нуждаюсь в удобстве и предпочитаю сидеть, и буду чувствовать себя неудобно, если ты останешься стоять. - Если вы настаиваете, - сказал Езекия. - Именно настаиваю, - ответил Джейсон. - И что же это за мнимое доброе дело, за которое ты хочешь меня поблагодарить? - Это касается паломника. - Да, я знаю. Тэтчер мне о нем говорил. - Я совершенно уверен, - продолжал робот, - что он не паломник. Никодемус, я знаю, сказал так Тэтчеру. Никодемус не в меру замечтался. Так легко, сэр, замечтаться, когда чего-то очень хочешь. - Могу понять,