галась - не столько значения этой мысли, сколько того, что вообще об этом подумала, что она, пусть даже подсознательно, позволила себе об этом думать. Она сидела, выпрямившись и напряженно застыв, и в полутемной комнате, где мерцала, догорая, свеча, ей вновь послышались голоса и тихое движение всех тех призраков, что обитали среди своих произведений, в этом единственном оставшемся им на Земле месте. 24 (Выдержка из записи в журнале от 29 ноября 5036 года). ...В последние несколько столетий произошло некоторое ухудшение моего физического состояния, и теперь бывают дни (как сегодня), когда я ощущаю на своих плечах тяжесть прожитых лет. Я чувствую усталость, которую нельзя отнести на счет обычных дел, потому что я никогда не утомлял себя чрезмерно делами, а в последние годы и подавно. Походка моя сделалась шаркающей, а рука утратила бьющую твердость и выводит в журнале дрожащие каракули, и случается также, что я пишу не то слово, которое хотел написать - очень похожее, но не то. Еще бывает, что я не могу сразу подыскать нужное слово, и приходится подолгу сидеть, роясь в памяти, что меня не столько раздражает, сколько печалит. Порой я пишу с ошибками, чего раньше никогда не бывало. Думаю, я стал похож на старого пса, который спит на солнышке, с той существенной разницей, что старый пес ничего от себя не требует. Элисон, моя жена, скончалась пятьсот лет назад, и хотя многое уже забылось, я помню, что смерть ее была тиха и спокойна, и полагаю, что и моя, вероятно, будет такой же. Живя так, как сейчас, мы умираем от старости, а не от разрушительного действия болезней, и именно это, с моей точки зрения, в большей степени, чем долгая жизнь, является истинным счастьем, которое было нам даровано. Порой я задумываюсь о том, в какой мере долгая жизнь - сказочно долгая жизнь - есть благо для человечества. Однако подобные мысли, говорю я себе, - всего лишь мысли старого, со странностями, человека, и потому не стоит обращать на них внимание. Одно я помню очень хорошо, и с того самого дня это меня преследует. Когда умерла Элисон, собралось много людей, издалека, со звезд, и мы отслужили по ней службу, в доме и у могилы. Поскольку среди нас не было ни одного духовного лица, мой внук Джейсон читал тексты из Библии и произносил слова, которые по обычаю полагалось произносить, и все было очень торжественно и достойно. Возле могилы стояли люди - огромная толпа - а чуть поодаль находились роботы; не то чтобы мы им как-то дали понять, что им следует стоять отдельно от нас, а по своему собственному желанию и в соответствии с древним обычаем. Когда все закончилось, мы вернулись в дом, и спустя некоторое время я прошел в библиотеку и сидел там в одиночестве, и никто меня не тревожил, понимая, что мне нужно побыть одному. Немного погодя раздался стук в дверь, и когда я пригласил того, кто там был, войти, вошел Езекия из монастыря. Он пришел сказать, что он со своими товарищами не присутствовал на похоронах (чего я не заметил), поскольку в это самое время они у себя в монастыре отправили заупокойную службу. Сообщив это, он вручил мне текст службы. Текст был написан чрезвычайно разборчиво и красиво, с красочно нарисованными заглавными буквами и украшениями на полях страниц - такая же аккуратная, безупречная рукопись, как сохранившиеся средневековые манускрипты. Откровенно говоря, я не знал, что ответить. Разумеется, с его стороны это была дерзость и, с моей точки зрения, дурной тон. Однако я не сомневался, что роботы не имели никакого дурного умысла и сами видели в этом не дерзость и не нарушение приличий, но поступок, продиктованный любовью и уважением. Поэтому я поблагодарил Езекию, хотя, боюсь, в выражении благодарности был несколько краток, что он, как я уверен, заметил. В то время я не описал происшедшее в журнале и никому об этом не рассказывал. Я вообще сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал, что робот ко мне приходил. Все годы я с величайшей ответственностью относился к записи всего, что происходило. Поначалу я завел журнал для того, чтобы занести на бумагу правду о том, что случилось с человечеством и таким образом воспрепятствовать появлению мифов и легенд. Думаю, тогда у меня не было никаких иных соображений, и я не собирался продолжать свои записи в дальнейшем, но к тому времени, когда закончил, я уже настолько усвоил привычку писать, что не отказался от своего занятия, и стал записывать все наши, даже самые мелкие, события, а часто наряду с ними и свои мысли. Почему же я не отметил то, что произошло между мной и Езекией, до сих пор не могу понять. Разумеется, происшедшее не имело столь уж большого значения, не являлось столь страшным нарушением этикета, что следовало бы его скрывать. Поначалу я об этом забыл, а когда случалось вспомнить, я снова забывал, но с недавних пор думаю об этом постоянно. За последние несколько лет я смог задать себе множество вопросов, касающихся данного случая, ибо теперь острота происшедшего притупилась, и я могу размышлять объективно. Я подумывал о том, что мы могли бы попросить Езекию совершить богослужение во время похорон, чтобы он, а не Джейсон читал текст отпевания, однако даже сейчас мысль эта вызывает у меня дрожь, и я знаю, что тогда это было бы невозможно. И однако факт остается фактом, что именно робот, а не человек, поддерживает существование не только христианства, а самой идеи религии. Я понимаю, что это не совсем так, поскольку народ Красного Облака, несомненно, имеет свои верования и определенное отношение к действительности, которое следует назвать религией, хотя, согласно моему пониманию, она не формализована, а является глубоко личной - что, вероятно, и проще, и разумнее, чем те пустые формы, в которые превратились другие религии. Но дело в том, мне кажется, что нам следовало либо придерживаться нашей религии, либо отказаться от нее полностью. Мы же позволили ей умереть, поскольку она нас больше не заботила и мы устали делать вид, что верим. Это относится не только к нескольким последним тысячелетиям. Еще до Исчезновения мы позволили нашей вере умереть, и в данном случае я употребляю слово "вера" в строго ограниченном смысле, относя его к организованной религии. В последние году я много об этом думал, сидя во внутреннем дворике и наблюдая, как сменяются времена года Я внимательно изучал небо и теперь знаю все облака, какие только по нему плывут, и твердо запомнил различные оттенки голубого цвета, которые небо может принимать: линялая, почти невидимая голубизна жаркого летнего дня; мягкий, порой зеленоватый цвет позднего весеннего вечера, более темный, почти фиолетовый цвет осени. Я стал знатоком окраски осенних листьев и знаю все голоса и настроения леса и речной долины. Я в определенной степени обрел общность с природой и таким образом пошел по стопам Красного Облака и его народа, хотя я уверен, что им свойственно более глубокое ее понимание и более тонкие чувства, чем мне. Однако я видел смену времен года, рождение и смерть листьев, блеск звезд в бессчетные ночи, и во всем этом больше, чем в чем-либо другом, я ощутил цель и порядок, что, как мне кажется, отнюдь не простая случайность. Когда я об этом думаю, мне кажется, что должен существовать какой-то всеобъемлющий, вселенский план, благодаря которому электроны вращаются вокруг ядер и медленнее, более величественно, галактики вращаются вокруг друг друга вплоть до самых краев космоса. Мне кажется, что существует план, охватывающий, начиная с электрона, всю вселенную, но что он собой представляет и откуда появился, мой слабый разум постичь не может. Однако если искать, к чему обратить нашу веру - и, в сущности, нашу надежду - то этот план вполне может подойти. Я думаю, мы размышляли слишком мало и слишком боялись... 25 Концерт завершился оглушительным финалом, и музыкальные деревья остались стоять молча в свете осенней луны. Внизу, в речной долине, перекликались совы, и слабый ветерок прошелестел листьями. Джейсон пошевелился в кресле, оглянувшись через плечо на огромную, установленную на крыше антенну, и снова устроился в прежней позе. Марта поднялась. - Я пойду внутрь, - сказала она. - Ты идешь, Джейсон? - Пожалуй, я немного еще побуду. Осенью такие ночи выдаются нечасто - жалко упускать. Ты случайно не знаешь, где Джон? Он сегодня не вышел. - Джон тяготится ожиданием, - ответила Марта. - В самое ближайшее время он опять отправится к звездам. Я полагаю, он обнаружил, что здесь он больше не дома. Его не было слишком долго. - Джон везде не дома, - проворчал Джейсон. - У него нет дома. Ему дом не нужен; он просто желает скитаться. Он как и все остальные. Никого из них, ни единого, не беспокоит, что происходит с Землей. - Они все очень сочувствуют. Все, с кем я говорила. Если бы они что-то могли сделать, сказали они... - Зная, что ничего не могут. - Наверное. Не принимай это так близко к сердцу, Джейсон. Может, ты тревожишься о том, чего никогда и не произойдет. - Я не о нас беспокоюсь, - сказал он. - А о народе Красного Облака и о роботах. Да, даже о роботах, которые вроде бы нашли себе новый путь. Они должны иметь свой шанс. Им не должны помешать. - Но они отказались помочь. - Они установили радио и луч. - Но никакой реальной помощи. - Никакой реальной помощи, - согласился он. - Я не могу их понять. Никогда не мог. - Наши собственные роботы... - Наши собственные роботы другие. Они - часть нас. Они делают то, для чего были созданы, они не изменились, в отличие от других. Езекия, например... - Им пришлось измениться, - сказала Марта. - У них не было выбора. Они не могли сесть, сложив руки, и ждать. - Думаю, ты права, - ответил Джейсон. - Я иду домой. Не сиди слишком долго. Скоро станет холодно... - Где Вечерняя Звезда? Она тоже не вышла - нас сегодня только двое. - Вечерняя Звезда беспокоится. Об этом странном парне. Не понимаю, что она в нем нашла. - Она не знает, что с ним произошло? Куда он мог подеваться? - Если б знала, то не беспокоилась бы. По-моему, она думает, что он сбежал от нее. - Ты говорила с ней? - Не о нем. - Он был странный, - сказал Джейсон. - Ну, я иду домой. Ты скоро придешь? Он сидел и слушал, как она прошла через двор, как захлопнулась за ней дверь. Непонятное что-то с этим парнем, подумал он, непонятно, почему он исчез. И инопланетянин в лощине тоже исчез. Джейсон ходил его повидать и снова с ним поговорить, но, сколько ни искал, не нашел никаких следов. Может быть, он устал ждать и ушел? А нет ли какой-то связи между исчезновением его и Дэвида Ханта? Это казалось невозможным: Дэвид не знал о существе в лощине. Парень рассказывал об этом своем Темном Ходуне, и совершенно очевидно, что он его боится, и хотя он этого не говорил, возможно, что он пересек материк, чтобы убежать от Ходуна, сбить его со следа. Он может все еще убегать - от того, чего по всей вероятности, вовсе не существует. Но это не удивительно, сказал себе Джейсон. Не он первый бежит от несуществующей вещи. Может ли быть, что его собственный страх основывается на несуществующей посылке? Может ли быть, чтобы разведывательный корабль, несущий к Земле представителей Людей, не являл собой для нее настоящей опасности? А даже если он и несет в себе семена перемен, ждущих Землю, то кто такой Джейсон, чтобы утверждать, что это опасность? Но нет, подумал он, это не может быть ничем иным. Конечно, любые перемены - угроза тем, кто отправился к звездам, поскольку они порвали свои связи с Землей, больше о ней не заботятся и, что бы с ней ни произошло, оно их никак не затронет. Осознание этого его потрясло, признался себе Джейсон. Ибо все эти годы он лелеял мысль, что является для других якорем на Земле, что его дом - дом для всех, земная база человечества. Видимо, это был самообман, который он бережно поддерживал ради сохранения чувства собственной значимости. Что касается людей этого дома, то если Земля будет вновь колонизирована, из всех них могут пострадать лишь он да Марта. И как бы он ни восставал против нового заселения планеты, для них двоих оно не будет значить так уж много. Они смогут держать Людей на расстоянии - те, конечно, не станут вторгаться на территорию этого дома и окружающих его нескольких акров, если достаточно явственно дать им понять, что их присутствие нежелательно. От одной только мысли, что они здесь, на Земле, злые слова слетят у него с языка, но это эгоизм, явное высокомерие и эгоизм. О ком действительно надо думать, сказал он себе, так это об индейцах, потомках тех древних аборигенов, которые когда-то называли этот материк своим домом - а наряду с ними и о роботах. Ни те ни другие не просили той культуры и цивилизации, которые были им навязаны; роботы даже не просили, чтобы им дали жизнь. В прошлом в отношении тех и других было совершено уже достаточно несправедливостей; нельзя, чтобы теперь они стали новой жертвой. Они должны иметь свой шанс. А если придут Люди, никакого шанса у них не будет. Что это за смертельная болезнь, которую несет его собственная раса? Смертельная не для нее самой, а для всех остальных, кто с ней соприкасается, хотя в конечном итоге, возможно, даже для нее. Все это началось, сказал себе Джейсон, когда первый человек вскопал землю и посадил в нее зернышко - и должен был, следовательно, охранять от других ту землю, в которую бросал зерна. Это началось с появлением собственности: на землю, на природные ресурсы, на рабочую силу. И, возможно, проистекало также из понятия защиты, из строительства заборов, ограждающих человека и его собственность от превратностей судьбы, из оберегания своего материального и общественного положения и стремления его улучшить, а улучшив, немедленно обезопасить, укрепить его так, чтобы никто уже не смог отнять. Размышляя об этом, Джейсон не сомневался, что идея безопасности выросла в первую очередь из идеи собственности. Обе они шли от одного корня, были, в сущности, одним и тем же. Владевший собственностью был в безопасности. Индейцы не имели в собственности ни единого фута земли, отвергли бы подобную собственность с презрением, ибо она означала бы, что они привязаны к тому, чем владеют. А роботы, подумал он - есть ли у них какая-нибудь, не замеченная им, идея собственности? Джейсон сильно в этом сомневался. Их общество должно быть еще более коммунистическим, чем у народа Красного Облака. Один лишь его народ придерживался собственности, и это-то и было его болезнью. Однако именно из этой болезни, именно на ее фундаменте с течением веков была построена чрезвычайно сложная общественная структура. Эта общественная струна, однажды уже уничтоженная, теперь должна быть вновь на Земле восстановлена, и что он тут может поделать? Что он, Джейсон Уитни, может сделать, чтобы предотвратить ее восстановление? Ответа на последний вопрос он найти не мог. Роботы были для него загадкой. Стэнли говорил, что он и его товарищи глубоко озабочены, однако, когда Проект постановил не оказывать помощи, они безоговорочно приняли это решение. Впрочем, они оказали весьма существенную помощь в другом: доставили и смонтировали оборудование для приводного луча, радио и батареи, на которых все работало. Без этого было бы невозможно связаться с Людьми, когда те прибудут. Без приводного луча они могут прилететь и улететь, даже не зная, что на планете есть люди. Они приземлятся, возможно, в нескольких местах, проведут наблюдения и затем вернутся с сообщением, что Земля необитаема. А очень важно, сказал себе Джейсон, чрезвычайно важно, чтобы он имел возможность с ними поговорить. Чего он сможет этим добиться, он не знал, но, по крайней мере, должен иметь возможность поговорить с Людьми, которые в своем корабле уже приближаются, видимо, к Земле. Обнаружив в космосе приводной луч, они поймут, что здесь кто-то есть и смогут их найти. Джейсон, сгорбившись, сидел в своем кресле. Он чувствовал себя одиноким и покинутым; ему снова пришла в голову мысль, не ошибается ли он, и он ее отогнал. Возможно, ошибается насчет себя самого, даже насчет роботов, но несомненно, что он прав насчет Красного Облака и его народа - а может быть, также и насчет себя и роботов. Он сознательно попытался выбросить все эти мысли из головы. Возможно, если сейчас удастся некоторое время ни о чем не думать, он сможет думать яснее, когда придет срок Он уселся насколько мог удобнее, желая отвлечься и расслабиться. Он видел, как лунный свет блестит на крышах монастырских зданий, как освещенные луной музыкальные деревья стоят подобно стройным белым призракам. Последние несколько вечеров деревья играли гораздо лучше, подумал он, так же или даже еще замечательнее, чем когда-то очень давно. Это улучшение проявилось, вспомнил он, в середине концерта вечером того дня, когда его брат Джон вернулся со звезд. Он тогда это заметил и удивился, но было слишком много дел, слишком много забот и тревог, чтобы размышлять об этом долго. Вечером того дня, когда вернулся Джон, подумал он, однако его возвращение не могло иметь к этому ровно никакого отношения. То, что Джон вернулся, никак не могло повлиять на музыкальные деревья. Джейсон услышал за спиной шаги и обернулся. К нему спешил Тэтчер. - Мистер Джейсон, сэр, - проговорил робот, - там кто-то нас вызывает по радио. Я сказал ему, чтобы он подождал и что я вас позову. Джейсон поднялся. Он почувствовал внезапную слабость в коленях, ощутил, как что-то опустилось в животе. Вот оно, подумал он, вот оно наконец. Он к этому не готов. И никогда, осознал Джейсон, не был бы готов. - Спасибо, Тэтчер, - сказал он. - Я бы хотел, чтобы ты для меня кое-что сделал. - Все, что угодно, сэр. - Тэтчер был взволнован. Джейсон посмотрел на него с удивлением: никогда бы не подумал, что увидит взволнованного Тэтчера. - Пошли, пожалуйста, одного из роботов в лагерь Красного Облака. Скажи ему, что случилось. Скажи ему, он мне нужен. Попроси его прийти. - Сейчас, - сказал Тэтчер. - Я сам туда схожу. - Замечательно. Я надеялся, что ты это сделаешь. Гораций тебя знает, но может возмутиться, если его поднимет с постели какой-нибудь другой робот. Тэтчер повернулся, чтобы уйти. - Минутку, - остановил его Джейсон. - Кое-что еще. Попроси Красное Облако послать кого-нибудь за Стэнли. Ему тоже нужно быть здесь. И Езекии тоже; один из роботов может поднять Езекию. 26 Он убил того последнего медведя, когда зверь был слишком близко для того, чтобы успеть выстрелить как следует. Он убил точно также и всех остальных: один медведь - один коготь в его ожерелье. Некоторых из них, возможно всех, убили стрелы, которые он выпустил, - прямые, прочные, хорошо оперенные стрелы, посланные мощным луком. Но теперь он не мог быть уверен, совершенно и полностью, насчет стрел. Хотя он не только убивал. Он и исцелял тоже. Он убил медведей, но исцелил деревья. Он думал так тогда, а теперь был в этом уверен. Он почувствовал, что с ними что-то неладно, и исправил, хотя на самом деле и не знал, что же с ними такое. Между освещенных луной деревьев проковылял инопланетянин и припал к земле подле него. Черви все шевелились и шевелились, ползли и ползли. Инопланетянин следовал за ним уже несколько дней, и Дэвид устал от него. - Убирайся отсюда! - крикнул он. - Уходи! Тот не обратил никакого внимания, не тронувшись с места, а черви все шевелились. Порой он испытывал искушение сделать с инопланетянином то же, что и с медведями, что бы он там с ними ни сделал, но говорил себе, что с инопланетянином так поступать нехорошо. Тот не представлял собой никакой опасности, по крайней мере, он так не думал; клубок червей просто ему надоедал. Инопланетянин подобрался ближе. - Я дал тебе то, что ты хотел, - закричал на него Дэвид Хант. - Я исправил то, что с тобой было не так. Убрал боль. А теперь оставь меня в покое. Инопланетянин попятился. Дэвид присел на корточки у подножия могучего клена и попытался обдумать - хотя, в сущности, думать особенно было не о чем. Все казалось достаточно ясным: он излечил деревья, излечил это странное существо, которое теперь следует за ним по пятам, вылечил сломанное крыло у птицы и больной зуб у старого медведя, а еще он очистил куст астр от какой-то ужасной штуки, которая высасывала из них жизнь (и по поводу этого случая ощущал некоторую неуверенность, потому что, помогая астрам, он убил какую-то другую форму жизни - пусть низшего порядка, но все же нечто живое). Из него словно бы изливался мощный поток сострадания, исцелявший всех страждущих, однако, как ни странно, он не ощущал никакого великого сострадания. Скорее он ощущал неудобство, когда чувствовал чью-то боль или нездоровье, и должен был их удалить. Удалить, возможно, для того, чтобы они его не беспокоили. Неужели мне придется жить, подумал он, ощущая все, что есть неладного в мире? С ним было все в порядке, пока в тот вечер он не услышал музыкальные деревья - пока не ощутил их недуг, он ничего такого не замечал, не осознавал, не знал об этом и потому жил безо всяких забот. Может быть, дело в музыке? Или в роботе, который тогда стоял рядом с ним? И что это значит - что он всю жизнь будет чувствовать все самые маленькие беды, все самые мелкие хвори, и не будет ему покоя, пока не излечит их все? Краем глаза Дэвид Хант увидел, что инопланетянин подбирается ближе. Он взмахнул руками, словно отталкивая его прочь. - Убирайся отсюда! - крикнул он. 27 Джейсон взял микрофон и нажал выключатель. А что нужно говорить? - подумал он. Существует ли какой-то особый порядок ведения радиопереговоров? Если да, то он его не знал. Он сказал: - Говорит Джейсон Уитни с планеты Земля. Вы слушаете? Он подождал, и после короткой паузы раздался голос: - Джейсон кто? Назовите себя, пожалуйста. - Джейсон Уитни. - Уитни. Вы человек? Или еще один робот? - Я человек, - сказал Джейсон. - Вас уполномочили говорить с нами? - Я единственный, кто может это делать. Я здесь единственный человек... - Единственный... - Есть и другие люди. Их немного. В настоящий момент их здесь нет. Голос, хотя и озадаченно, но произнес: - Да, мы поняли. Нам говорили, что людей немного. Всего несколько людей и роботы. Джейсон глубоко вздохнул, удерживая готовые сорваться с языка вопросы. Откуда вы знаете? Кто вам сказал, что здесь есть люди? Разумеется, не Джон. И если бы кто-то из остальных обнаружил Людей, как и Джон, он тут же примчался бы со своей новостью на Землю. Невозможно, чтобы кто-нибудь нашел Людей, потолковал с ними о том о сем, а потом отправился дальше, не известив Землю. Стоит ли им говорить, подумал он, что мы ожидали их прибытия? Например, что ж вы так долго, мы ждали вас гораздо раньше. Это их ошеломит, так же, как они ошеломили его. Однако он подавил это желание. Сейчас ничего нельзя им говорить; возможно, окажется Земле на пользу, если они не будут знать. - Мы не ожидали, - продолжал голос, - что найдем приводной луч или радио. Конечно, когда мы обнаружили луч... - Наши роботы, - сказал Джейсон, - используют радио для переговоров друг с другом. - Но луч... - Я не вижу причин, по которым мы с вами должны спорить, - ровным голосом проговорил Джейсон. - Тем более, что я не знаю, кто вы. - Но луч... - Просто на всякий случай - вдруг кто-нибудь захочет нас посетить. Хлопот с ним немного. Теперь, пожалуйста, назовите себя. Скажите, кто вы. - Мы когда-то жили на Земле, - ответил голос. - Очень давно мы были оттуда перенесены в другое место и теперь возвращаемся. - Значит, - спокойно сказал Джейсон, - вы Люди. Все эти годы мы мучились вопросом, что с вами могло случиться. - Люди? - Так мы вас называли - если вы те, кто исчез с Земли. - Мы те самые. - Что ж, добро пожаловать обратно. Джейсон тихонько про себя улыбнулся. Как будто они пошли проведать друзей через дорогу и припозднились с возвращением. Вряд ли они такого ожидали. А ожидали, скорее всего, взрыва радости по поводу того, что они нашли дорогу назад к Земле и спустя столько лет оставленные здесь бедняги воссоединились наконец со всем остальным человечеством. - Мы думали, что придется вас искать, - сказал голос. - В сущности, мы боялись, что вовсе вас не найдем. - Теперь вы избавлены от этого страха, - со смешком ответил Джейсон. - Вы хотите повидать нас? Я не очень понимаю, как вам это удастся. У нас нет космодрома. - Он нам не нужен. Мы вышлем шлюпку с двумя людьми. Она может приземлиться где угодно. Просто не убирайте луч, шлюпка пройдет по нему прямо к вам. - Рядом с домом есть кукурузное поле, - сказал Джейсон. - Вы узнаете его по снопам. Сможете там сесть? - Превосходным образом. - Когда нам вас ждать? - С рассветом. - В таком случае, - сказал Джейсон, - мы заколем тельца. В голосе прозвучала тревога. - Что вы сделаете? - спросил он. - Да так, ничего, - отозвался Джейсон. - Это просто присловье. Ждем вас. 28 Дубовое полено наконец прогорело и разломилось надвое, и вверх взметнулся сноп искр. Ветер ворчал в дымоходе и завывал высоко-высоко в карнизах. Они втроем сидели у огня и ждали - Марта, Джон и Джейсон. - Это меня беспокоит, - сказал Джейсон. - Откуда они знают? Откуда они могли узнать, что здесь кто-то есть? Им вполне естественно было бы предположить, что с Земли были унесены все. Должны были думать, что возвращаются на необитаемую планету. Они бы знали, по крайней мере, допускали, что здесь остались роботы, и ожидали бы их тут найти. Они могли логически предположить, что найдут цивилизацию роботов, но они не могли знать... - Не волнуйся об этом, - сказал Джон. - Мы достаточно скоро узнаем. Важно то, что ты говорил с ними совершенно правильно. Они теперь теряются в догадках, они глубоко озадачены. Твои реакции были нетипичны, и они забеспокоились, не знают, что думать. Сейчас там, поди, пытаются тебя разгадать. - Да и что бы ни было, - заметила Марта, - не стоит тебе так переживать. Речь не идет о жизни и смерти. - Для меня идет, - возразил Джейсон. - И для Красного Облака. Мы не можем им позволить все погубить. - Может быть, они и не погубят. - Еще одна планета, которую они могут захватить. Ты думаешь, они упустят такую возможность? - Но это планета с уже истощенными ресурсами, - проговорил Джон. - Они это знают они сами их истощили. - Полезные ископаемые, конечно, да, - ответил Джейсон. - Не осталось руд, почти не осталось угля и нефти. Хотя они, возможно, смогли бы добыть много полезного из развалин - там еще не все проржавело. И города явились бы источником строительного камня. После Исчезновения снова выросли леса, они сейчас не хуже, чем были, когда на материк впервые пришли европейцы. То же можно сказать и обо всем остальном мире. Снова первобытный лес. Прекрасный, обильный лесоматериал. Земля обновилась, она опять плодородна, как и до того, как человек впервые ее распахал и засеял. Водоемы полны рыбы. - Мы можем с ними поторговаться, - сказала Марта. - Можем поговорить. - Нам не о чем торговаться, - с горечью ответил Джейсон. - Мы можем взывать к их милосердию, но я на это не надеюсь. В вестибюле послышались тяжелые шаги. Джейсон вскочил на ноги. - Это всего лишь Езекия, - сказала Марта. - Тэтчер посылал за ним робота. Езекия вошел в комнату. - Не было никого, - проговорил он, - кто мог бы сообщить о моем приходе. Надеюсь, я не нарушил приличий. - Конечно, нет, - ответила Марта. - Спасибо, что ты пришел. Садись, пожалуйста. - Мне нет необходимости сидеть, - чопорно произнес Езекия. - К черту, Езекия, кончай изображать тут нам смиренность, - сказал Джейсон. - В этом доме ты такой же, как все. - Благодарю вас, мистер Джейсон, - ответил робот. Он опустился на кушетку. - Должен признаться, что я пристрастился к этому человеческому обычаю - сидеть. В моем случае на то нет ни малейшей причины, однако мне это очень нравится, хотя я и подозреваю, что удовольствие мое греховно. Мне сказали, что вы получили известия от направляющихся к нам Людей. Помимо того, что я понимаю, какая проблема возникнет с их грядущим прибытием, я с большим нетерпением ожидаю возможности получить от них некоторые сведения относительно развития их веры и религии. Было бы утешением... - Не видать тебе никакого утешения, - сказал ему Джон. - И не надейся. У них на планете я не видал никаких свидетельств религиозной веры. - Совсем никаких свидетельств, сэр? - Никаких. Ни церквей, ни мест для сотворения молитв, ни желания это делать. Никаких священников. И не смотри столь удивленно. Разумеется, общество вполне может обходиться без всякой веры; в сущности, еще до Исчезновения почти так и было. И на всякий случай могу добавить, что нет никаких свидетельств тому, чтобы отсутствие веры имело какое-то отношение к Исчезновению. - Мне все равно, во что они верят или не верят, - сказал Джейсон. - Давайте не будем уклоняться в сторону. Как Люди могли узнать, что здесь кто-то есть? Джон, ты случайно не... - Нет, - ответил Джон. - Я уверен. Я очень старался не навести их как-нибудь на мысль, что я с Земли. Я абсолютно убежден, что ничего не говорил... - Тогда как? Никто из наших там не бывал. Если бы были, они бы сказали нам, непременно. Все эти годы мы думали о том, что случилось с Людьми. Этот вопрос никогда надолго не покидал наши мысли. - Ты не подумал, что Люди могли услышать об этом от каких-то других разумных существ? Путешествуя по галактике, мы не скрывали, откуда мы и как путешествуем... - Значит, ты думаешь, что они могут также знать и о путешествиях среди звезд? - Возможно, - сказал Джон. - Вспомни, Люди ведь тоже летают меж звезд. У них есть корабли, они могли побывать на многих планетах. Я знаю, что они совершали экспедиции. При этом они могли вступить в контакт с какими-нибудь разумными существами, а среди них с теми же, что и мы. - Наши контакты были не слишком успешны. - Возможно, и их тоже. Но если бы им удалось установить хоть какой-то контакт с теми, с кем встречались мы, то первым делом они бы узнали, что другие, похожие на них, уже посещали планету и делали это совершенно иным способом, чем они. Эти Люди не глупы, Джейсон. Они могут сложить вместе два и два. - Но ты об этом ничего не слышал. Никаких намеков. За все время, что был на их планете. Джон покачал головой: - Только то, что они наконец обнаружили местоположение Земли и несколько месяцев спустя выслали разведывательный корабль. Ты, однако, должен понимать, что у меня не было возможности проникнуть в их правительственные или научные круги. Я слышал только то, что простые люди знали или могли прочесть в своих изданиях. - Ты полагаешь, что если правительство знало, оно могло хранить это в тайне? - Почему бы нет. Не знаю, каковы были бы причины такой секретности, но это возможно. Кто-то мягко прошел через вестибюль к дверям комнаты, где они сидели. - Это Красное Облако, - сказал Джейсон. Он поднялся и встретил своего старого друга у порога. - Прости, что поднял тебя с постели, Гораций, но утром они будут здесь. - Я бы ни за что на свете не пропустил это бдение у гроба, - ответил Гораций Красное Облако. - Бдение? - Конечно. Обычай древних варваров из-за океана. Не индейская глупость. - Ты имеешь в виду - сидеть подле покойника. - И на этот раз, - сказал Гораций, - покойник - планета и народ. Моя планета и мой народ. - Они могли измениться, - проговорила Марта. - За тысячи лет у них могли несколько измениться взгляды, появиться новая мораль, они могли немного повзрослеть. Может быть, это теперь совсем другая культура. Красное Облако покачал головой: - Судя по тому, что нам рассказывал Джон, он так не думает. Это та же самая старая культура, быть может, лишь более умная, более хитрая. Такие никогда не меняются. Машина что-то делает с человеком; она его ожесточает. Она служит буфером между ним и окружающим его миром, и это действует на него губительно, пробуждая соглашательский инстинкт и порождая жадность, которая лишает человека человечности. - Я боюсь, - сказал Джейсон, - если вы это хотите от меня услышать. - Я послал вверх по реке каноэ, чтобы известить Стэнли - так, по-моему, его зовут, - произнес Красное Облако. - Хотя я не понимаю, почему мы с ним носимся. - Это касается нас всех. Он имеет право находиться здесь, если захочет прийти. - Помнишь, что сказала та штуковина. Мы - преходящий фактор... - Я полагаю, это так и есть, - сказал Джейсон. - Трилобиты были преходящим фактором. И динозавры. Я полагаю, роботы имеют право думать - и даже считать - что переживут нас всех. - Если они переживут, - ответил Красное Облако, - то так им и надо. 29 Они прибыли на рассвете, их маленький аппарат мягко приземлился на кукурузном поле; при этом он опрокинул и рассыпал один кукурузный сноп и раздавил три тыквы. Маленькая группка из четырех людей и одного робота ожидала на краю поля. Джейсон знал, что вокруг находятся остальные роботы, но только они прячутся, с благоговением взирая на эту спустившуюся с неба машину. Когда открылся люк, из него вышли двое. Высокие, широкоплечие, в простых серых куртках и брюках, на голове у них были надеты маленькие шапочки. Джейсон зашагал к ним, и они тоже двинулись ему навстречу. - Вы Джейсон Уитни, - сказал один из них. - Вы говорили с нами вчера вечером. - Да, это я, - сказал Джейсон. - Добро пожаловать обратно на Землю. - Я Рейнолдс, - сказал один из них, протягивая руку. - Моего спутника зовут Гаррисон. Джейсон пожал обоим руки. - У нас нет оружия, - сказал Гаррисон, - но мы защищены. - Фраза его звучала словно ритуал. - Здесь вам не нужна защита, - ответил Джейсон. - Мы - цивилизованные, культурные люди, во всех нас вместе нет ни грамма жестокости. - Заранее никогда не знаешь, - сказал Гаррисон. - В конце концов, уже прошло несколько тысячелетий, время, достаточное для перемен. Мы, конечно, не рассчитывали на совсем уж враждебную стычку, но допускали возможность чего-то подобного. Вчера вечером, мистер Джейсон, вы пытались сбить нас с толку. - Я не понимаю, - сказал Джейсон. - Ваши слова рассчитаны на то, чтобы заставить нас поверить, будто вы не догадывались о нашем прибытии. Однако было очевидно, что вы, уж не знаю откуда, но знали. Вы старательно не выказывали удивления, а если бы вы не знали, то были бы удивлены. Вы пытались представить дело так, будто наше прибытие не имеет особого значения. - А должно ли оно иметь большое значение? спросил Джейсон. - Мы можем вам многое предложить. - Мы удовлетворены тем немногим, что имеем. - У вас был приводной луч, - сказал Гаррисон. - Его бы не было, если б вы не рассчитывали, что в космосе кто-то есть. В этой части галактики корабли появляются чрезвычайно редко. - Вы, джентльмены, кажется, настолько уверены в своих выводах, что позволяете себе грубость, - проговорил Джейсон. - Мы не хотим быть грубыми, - ответил Рейнолдс. - Мы полагаем, что должны понять друг друга. Вы пытались ввести нас в заблуждение, и, возможно, нам будет проще разговаривать дальше, если вы будете знать, что мы это понимаем. - Вы наши гости, - сказал Джейсон, - и я не собираюсь с вами пререкаться. Если вы считаете, что правы, то я не в силах убедить вас в обратном да и, честно говоря, не вижу в этом смысла. - Мы были несколько удивлены, - небрежно проговорил Гаррисон, - когда узнали, что на Земле по-прежнему есть люди. Мы, конечно, понимали, что там должны быть роботы, поскольку то, что унесло нас, их оставило. Но мы, разумеется, думали, что людей нет. Мы думали, они забрали нас всех. - Они? - спросил Джейсон. - Значит, вы знаете, кто это сделал. - Отнюдь, - ответил Гаррисон. - Сказав так, я, возможно, персонифицирую некую силу, в которой не было ничего личностного. Мы надеялись, что, быть может, вы знаете. Нам известно, что вы далеко путешествовали. Гораздо дальше нас. Итак, они знают о путешествиях к звездам, печально подумал Джейсон. Не стоило и надеяться на иное. - Не я, - сказал он. - Я никогда не покидал Землю. Я оставался дома. - Но другие покидали. - Да, - ответил Джейсон. - Многие. - И они общаются? Телепатически? - Да, конечно. Бесполезно отрицать - они знают все. Возможно, они об этом не слышали, им никто не рассказывал. Возможно, были только какие-то кусочки, фрагменты. А они сложили их воедино. Горстка крошечных фактов - и они все поняли. Какая-нибудь новая способность - лучшая психология, интуиция, ясновидение? - Нам бы следовало соединиться раньше, - сказал Гаррисон. - Я не понимаю вас, - произнес Джейсон. - Ну, приятель, вы многого достигли. И мы тоже. Мы вместе... - Прошу вас, - сказал Джейсон. - Остальные нас ждут. Мы не можем стоять тут и разговаривать. Когда вы с ними познакомитесь, будет завтрак. Тэтчер печет блины. 30 (Отрывок из записи в журнале от 23 августа 5152 года). ...Когда человек стареет (а я сейчас старею), он словно взбирается на гору, оставляя всех остальных позади, хотя я могу предположить, что, приостановись он подумать, он бы понял, что позади остается он сам. В моем случае ситуация несколько иная, поскольку я и все наши остались позади 3 тысячи лет назад. Но в нормальном человеческом обществе, какое существовало до Исчезновения, старики оставались позади. Их старые друзья умирали, или расставались с жизнью, или просто уходили, так спокойно и тихо, как летящие по ветру сухие листья, и никто долго не замечал их отсутствия, а старик (или старый лист), хватившись их, обнаруживал с изумлением и печалью, что их нигде нет и что нет их уже давно. Он (старик) мог кого-нибудь спросить, куда они делись или что с ними случилось, а не получив ответа, больше уже не спрашивал. Потому что стариков на самом деле не очень-то все и заботит; каким-то странным образом им начинает хватать самих себя. Они нуждаются в столь немногом и столь немногое их волнует. Они взбираются на гору, которую никто другой не видит, и, пока взбираются, одна за другой падают вниз старые, когда-то ценимые вещи, которые они несли с собой всю жизнь, и чем выше они взбираются, тем больше пустеет их рюкзак, не становясь, впрочем, легче, и то немногое, что в нем остается, оказывается теми немногочисленными необходимыми пожитками, которые они собрали за долгую жизнь трудов и исканий. Они чрезвычайно удивляются, если вообще об этом задумываются, почему только старость смогла отсеять прочь мякину, которую они несли с собой все эти годы, считая ее чем-то ценным, когда это была всего лишь мякина. Достигнув вершины горы, они обнаруживают, что видят дальше и яснее, чем когда-либо раньше, и если к этому времени не случилось так, что их уже ничто не заботит, они могут оплакать то, что должны достичь конца жизни раньше, чем смогут воспользоваться этой изумительной ясностью, в ко