было чем-то заняться. Конечно, я мог остаться на ферме, здесь хватало работы, но я не мог смотреть на две могилы. Не думаю, чтобы я рассуждал о причинах. Я просто знал, что должен уйти, но перед уходом мне нужно было убедиться, что кто-то позаботится о животных. Я мог бы просто их выпустить, но этого нельзя делать. Они привыкли к людям и зависели от них. И без людей они бы погибли. Я не думал о том, что буду делать, когда освобожусь от фермы. Поста ушел в лес. Я хорошо знал его. И не только лес, но и реку. Я вырос здесь. Это была дикая свободная жизнь, но вначале я загонял себя. Все время двигался, оставляя за собой мили. Но в конце концов мне стало легче, и я пошел не торопясь. У меня ни перед кем не было обязательств. Я мог делать, что хотел, и идти, куда хотел. В первый же год я встретил двух других молодых бродяг, похожих на меня. У нас получилась хорошая компания. Мы отправились далеко на юг и побродили там, потом вернулись назад. Весной и летом бродили вдоль Огайо. Прекрасная местность. Но потом мы расстались. Я хотел идти на север, а они на юг. Я все чаще думал о том, что рассказывал мне дед об университете. Я был любопытен. Мне хотелось научиться читать и писать. В одном племени на юге - в Алабаме, может быть, хотя я и не уверен, - мне встретился человек, умевший читать. Он читал большей частью библию и молился. Я подумал: как хорошо уметь читать, не библию, конечно, но все остальное. - Должно быть, действительно хорошая жизнь, - сказал Монти. - Ты наслаждался ею. Она помогла смягчить воспоминания. - Да, хорошая, - кивнул Кашинг. - Теперь, думая о ней, я вспоминаю только приятное. Но не все в ней было приятным. - И теперь ты снова хочешь вернуться к ней. Проверить, так ли она хороша, как воспоминания о ней. И, конечно, найти Место, откуда уходят к Звездам. - Звездное Место, - сказал Кашинг. - Оно преследует меня с тех пор, как я нашел те записи Уилсона. Я все время спрашиваю себя, что это такое. - Значит, ты уходишь? - Да. Но я вернусь. Только отыщу Место или пойму, что его нельзя найти. - Тебе нужно будет идти на запад. Ты бывал там? - Кашинг покачал отрицательно. - Это совсем не то, что леса, - сказал Монти. - Через сто миль начинаются открытые прерии. Будь осторожен. Мы знаем, что там что-то происходит. Какой-то вождь объединил несколько племен, и они снялись с места. Я думаю, они пойдут на восток, хотя невозможно представить себе, что придет в голову кочевника. - Я буду осторожен, - сказал Кашинг. 5 Исследовательская группа катила вдоль бульвара, как делала это каждое утро. Это время размышления, проверки и классификации всего узнанного за предыдущий день. Небо ясное, ни облачка; когда взойдет звезда, будет еще один жаркий день. Кроме птиц, недовольно кричащих в тощих деревьях, и маленьких грызунов, пробегающих в траве, ничего не двигалось. В щелях мостовой росла трава. Густой кустарник скрывал поблекшие от времени статуи и бездействующие фонтаны. За статуями и фонтанами башнями высились огромные здания. - Я тщательно обдумал ситуацию, - сказал N_1, - но не могу проникнуть в логику Древнего и Почтенного, когда он говорит, что сохраняет надежду. По всем критериям, которые установлены нами за тысячелетия галактических исследований, господствующая раса этой планеты регрессирует без надежды на улучшение. Подобный процесс мы наблюдаем повсеместно. Они создали цивилизацию, не понимая ее скрытых течений, которые и привели к гибели. И все же Д.иЪП. настаивает, что это всего лишь временный регресс. Он говорит, что в истории этой расы было много таких отступлений, и каждый раз она выходила из них с новыми силами. Я иногда думаю, что его мышление искажено верностью, которую он испытывает к этой самобытной расе. Конечно, можно понять его безграничную веру в эти существа, но очевидность свидетельствует, что его вера ошибочна. Либо его мышление серьезно страдает, либо он наивен превыше нашего понимания. N_2, глядевший в небо, частью глаз осмотрел свое гладкое тело и с некоторым недоверием уставился на товарища. - Удивляюсь тебе, - сказал он. - Ты или шутишь, или чем-то сильно взволнован. Д.иЪП. честен и далеко не наивен. Учитывая все нам известное, мы должны признать его искренним. Более вероятно, что он обладает каким-то знанием, которое он предпочел не сообщить нам, возможно, подсознательным знанием, которое мы, несмотря на все наши исследования, не сумели обнаружить. Мы, должно быть, ошиблись в своей оценке этой расы... - Я думаю, - сказал N_1, - что это не очень вероятно. Ситуация вполне укладывается в классическую схему, которую мы уже много раз наблюдали. Конечно, есть некоторые отклонения, но общий рисунок безошибочен. Мы, вне всякого сомнения, наблюдаем на этой планете классический конец классической ситуации. Раса вступила в период окончательного упадка и никогда не сможет снова подняться. - Я согласился бы с тобой, - сказал N_2 задумчиво, - но у меня есть сомнения. Теперь я склонен считать, что существуют и какие-то скрытые факторы, не обнаруженные нами, или, что еще хуже, факторы, которые мы обнаружили, но не придали им значения, считая их лишь вторичными. - Мы уже знаем ответ, - упрямо заявил N_1, - и давно уже должны были бы уйти отсюда. Мы зря тратим время. Этот случай лишь немногим отличается от множества других, собранных нами. Что тебя так беспокоит? - Во-первых, роботы, - сказал N_2. - Достаточное ли внимание мы им уделили или же слишком быстро списали их? Списав их слишком быстро, мы могли недооценить их значения и влияния на ситуацию. Потому что они, в некотором смысле, продолжение создавшей их расы. И, возможно, немаловажное продолжение. Может быть, они не играли, как мы предположили, заранее запрограммированную и теперь бессмысленную роль. Мы не смогли извлечь никакого смысла из разговоров с ними, но... - Мы в сущности и не разговаривали с ними, - заметил N_1. - Они обрушились на нас, пытаясь рассказывать свои бессмысленные истории. В их сообщениях нет смысла. Мы не знаем, можно ли им верить. Все это болтовня. И мы должны отдавать себе отчет в том, что это всего лишь роботы. Машины, и весьма неуклюжие машины. И как таковые, они лишь воплощенный симптом упадка, который характерен для всех технологических обществ. Они глупы и, что еще хуже, высокомерны. Из всех возможных комбинаций глупость и высокомерие хуже всего. - Ты слишком обобщаешь, - возразил N_2. - Многое из того, что ты говоришь, верно, но существуют же исключения. Древний и Почтенный не высокомерен и не глуп, и хотя он сложнее остальных, он все же робот. - Согласен, что Д.иЪП. не высокомерен и не глуп, - сказал N_1. - Он, вне всякого сомнения, отполированный джентльмен с прекрасными манерами, и все же в нем много неразумного. Он любит туманные рассуждения, основанные на беспочвенных надеждах, не подкрепленных очевидностью. Они даже противоречат очевидности. Мы хорошо подготовленные наблюдатели с большим опытом. Мы существуем гораздо дольше, чем Д.иЪП., и все это время мы придерживались принципа строгой объективности, совершенно чуждого Д.иЪП. с его разговорами о вере и надежде. - Я полагаю, что пора прекратить наш спор, - сказал N_2. - Мы скатились к перебранке, которая ни к чему не приведет. Печально, что после долгой совместной работы мы все еще можем впадать в такое состояние. Я считаю это предупреждением: в данном случае что-то неладно. Мы еще не достигли стадии совершенства и должны продолжить исследование. - Я не согласен с тобой, - возразил N_1, - но в том, что ты сказал о бесполезности дальнейшего спора, несомненная истина. Давай же насладимся нашей утренней прогулкой. 6 Кашинг переплыл реку, используя примитивный плот для перевозки лука и колчана. Плывя, он держался за плот. Он вошел в воду прямо у университета и позволил быстрому течению нести себя вниз, рассчитав, что коснется противоположного берега как раз в том месте, где стена утесов разрезается ручьем-притоком. Долина ручья давала ему возможность легко добраться до южных границ города. Он не бывал в этой части города раньше и гадал, что он там увидит, хотя в глубине души был уверен, что ничего особо интересного не найдет - лабиринт старых зданий, разрушенных или полуразрушенных, остатки древних улиц, где до сих пор еще сохранившееся твердое покрытие препятствовало растительности. Позже взойдет луна, но пока землю покрывала тьма. Река шумела, звезды отражались в ее течении множеством блестящих полосок, но здесь, под деревьями, которые росли у устья ручья, в том месте, где Том вышел на берег, отраженного звездного света не было видно. Он взял с плота колчан и лук, надел на спину небольшой мешок и осторожно толкнул плот в воду. Присев на корточки, он смотрел, как плот поглотила тьма. Течение унесет плот на середину главного потока и никто не узнает, что кто-то под покровом ночи пересек реку. Когда плот исчез, Кашинг продолжал сидеть, внимательно прислушиваясь. Где-то к северу через равные промежутки лаяла собака - без всякого возбуждения, как бы выполняя свой долг. На том берегу ручья в кустах что-то осторожно, но целенаправленно двигалось. Кашинг знал, что это не человек, а животное. Вероятнее всего, енот спустился с утесов, чтобы половить рыбу. Над головой жужжали комары, но Том на них не обращал внимания. За много дней на картофельном поле он привык к комарам. Они, со своим высоким злым гудением, всего только помеха. Довольный, что ему удалось перебраться незаметно, он встал и, пройдя по полосе гальки, вошел в ручей. Вода была не выше колен. Он пошел вверх по течению, шагая осторожно, чтобы не попасть в омут. Глаза его теперь привыкли к темноте, и он различал более темные стволы деревьев и слабый блеск быстро бегущей воды. Том не торопился. Он старался двигаться бесшумно. Время от времени ему приходилось нагибаться или отводить в сторону низко нависавшие ветви. Примерно в миле от устья ручья он увидел развалины старого каменного моста. И, поднявшись на него, он вышел на улицу. Под подошвами мокасин он ощутил твердую поверхность мостовой, теперь покрытую травой и ползучим шиповником. На севере продолжала лаять собака, с юга и запада ей отвечали другие. Справа в кустах тревожно пискнула чем-то испуганная птица. Сквозь вершины деревьев на востоке Кашинг увидел бледный свет восходящей луны. Он пошел на север и по первой же пересекающей улице повернул налево, на запад. Он сомневался, что сумеет до утра миновать город, но хотел пройти как можно больше. Задолго до рассвета нужно будет найти убежище, где можно будет переждать день. Кашинг удивился, обнаружив, что его наполняет странное радостное чувство. Свобода, подумал он. Неужели свобода - после многих лет - привела его в такое настроение? Неужели такое же чувство испытывали древние американские охотники, когда отрясали от своих ног прах последних восточных поселков? Неужели это чувство испытывал древний горец, такой же мифический, как и эти охотники, когда направлялся к бобровому ручью? И астронавты, направлявшие заостренные носы своих кораблей к отдаленным звездам? Если, конечно, они существовали, эти астронавты. Двигаясь вперед, он временами различал меж деревьев по сторонам темные корпуса. Когда луна поднялась выше, он увидел, что это остатки зданий. Некоторые сохранили и форму домов, другие превратились в груды обломков. Том знал, что движется по жилому району, и пытался вообразить себе, каким был этот район раньше - улицы, обрамленные деревьями, с новыми домами посреди зеленых лужаек. И люди на улицах - вот здесь врач, наискосок адвокат, немного ниже владелец галантерейного магазина... Дети и собаки играют на лужайках, почтальон движется по ежедневному маршруту, у обочины стоит автомобиль. Том пожал плечами, гадая, насколько близко его представление к реальности. В старых журналах, которые он читал, были картинки с такими улицами, но, может быть, они совсем не отвечали действительности. Луна светила ярче, и теперь он смог разглядеть, что улица сплошь заросла кустарником, сквозь который извивается узкая тропа. Оленья тропа, подумал он. А может, ее используют и люди? Если так, то ему следует сойти с тропы. Он подумал и решил остаться. Тут легче идти; по обе стороны от тропы густая растительность, развалины и ямы сильно замедлили бы его продвижение. Зацепившись за что-то ногой, он потерял равновесие. Падая, ощутил, как что-то слегка царапнуло его щеку. Сзади послышался глухой удар. Упав среди шиповника, Том быстро повернулся и увидел оперенное древко стрелы, торчащее из ствола дерева рядом с тропой. Ловушка, и я попал в нее, клянусь Христом. Несколько дюймов в сторону, и стрела торчала бы в его горле. Шнурок поперек тропы спускал натянутую тетиву лука, стрела удерживалась на тетиве колышком. Испуг сменился холодной яростью. Ловушка на кого? На оленя или человека? Нужно подождать здесь до утра, пока устроитель не придет за жертвой, и тогда всадить в него стрелу, чтобы он никогда не мог проделать это снова. Но на это нет времени: к утру он должен быть далеко отсюда. Кашинг поднялся из шиповника и пошел по улице, продираясь сквозь густые заросли. Здесь идти было гораздо труднее. Под деревьями темно, лунный свет закрыт густой листвой, и, как он и ожидал, встречалось много препятствий. Потом он услышал звук, который заставил его замереть. Напряженно прислушиваясь, он ждал повторения звука. Услышав его снова, он понял, что не ошибся - это барабан. Том еще подождал - звук донесся снова, на этот раз громче и отчетливее. Наступила тишина, и снова барабанная дробь, на этот раз не одинокая. Звучало много барабанов, отчетливо слышался направляющий ритм большого барабана. Кашинг задумался. Выбрав южный район города, он считал, что сумеет избежать лагеря племен. Хотя глупо было так думать. Никогда не знаешь, где можно встретить лагерь. Племена, оставаясь в пригородах, все время перемещались. Когда окрестности лагеря становились слишком загрязненными, племя перемещалось на несколько улиц. Барабанная дробь набирала силу. Том рассчитал, что барабаны звучат впереди и немного к северу от него. Что-то грандиозное происходит там во тьме. Праздник, может, годовщина какого-нибудь важного для племени события. Он снова двинулся. Нужно убираться отсюда, не обращая внимания на барабаны, и продолжать путь. По мере того, как он двигался, звук барабанов становился громче. Теперь в нем звучала леденящая кровь жестокость. Вслушиваясь, Кашинг вздрогнул. И все же было в этом звуке какое-то очарование. Время от времени сквозь барабанный бой пробивались крики, лай собак. Примерно через милю он увидел на северо-западном участке неба отражение пламени костров. Он остановился, чтобы лучше обдумать ситуацию. Событие происходит совсем недалеко, за холмом справа, гораздо ближе, чем он сначала решил. Может, стоит свернуть на юг, чтобы уйти подальше. Там могли быть часовые, и ему совсем не хотелось с ними столкнуться. Но он не двигался. Стоял, прижавшись к дереву спиной, смотрел на холм, слушал барабаны и крики. Может, следует узнать, что происходит за холмом. На это не потребуется много времени. Он скользнул по холму вверх: он бросит взгляд на происходящее и продолжит свой путь. Никто его не увидит. Он будет остерегаться часовых. Луна, конечно, светит, но здесь, под тяжелым покровом листвы, ее свет почти незаметен. Том двинулся вверх по холму, пригнувшись, иногда ползком, выбирая тени погуще, следя за малейшим движением. Нависающие ветви легко скользили по его кожаной куртке. Монти говорил, что на западе что-то назревает. Какое то кочевое племя внезапно охвачено жаждой завоеваний и, вероятно, движется на восток. Может быть, городские племена заметили это движение и теперь доводят себя до состояния воинственной ярости? Когда он приблизился к вершине холма, он стал еще осторожнее. Переползая от одной тени к другой, он внимательно рассматривал место впереди, прежде чем сделать следующий шаг. Шум за холмом усилился. Гремели барабаны, крики не прекращались. Возбужденно лаяли псы. Он наконец достиг вершины и увидел внизу, в чашеобразной долине, кольцо огней и пляшущие кричащие фигуры. В центре огненного круга возвышалась сверкающая пирамида, отражавшая дрожащий отблеск костров. Пирамида из черепов, подумал он, из полированных человеческих черепов. Но тут же понял, что ошибается. Он смотрел на черепа давно умерших роботов, на блестящие головные кожухи роботов, чьи тела много столетий назад превратились в ржавчину. Уилсон писал о таких пирамидах. Он размышлял о том, что они символизируют. Том прижался к земле, чувствуя, как начинает дрожать. Он почти не обращал внимания на прыгающие кричащие фигуры, глядя только на пирамиду. Ее варварский блеск заставлял его дрожать; он начал осторожно отползать, подгоняемый растущим страхом. У подножья холма он встал и двинулся на юго-запад, соблюдая осторожность, но торопясь. Постепенно крики и барабанная дробь смолкли, пока не превратились в отдаленное гудение. Том продолжал подгонять себя. При первых признаках рассвета он отыскал убежище на день. Это была старая усадьба, стоявшая особняком на участке, окруженном чудом уцелевшей металлической изгородью. Посмотрев на восток, Кашинг попытался определить, где находится племя, и увидел лишь тонкую струйку дыма. Кирпичный дом был так плотно закрыт деревьями, что Том разглядел его, лишь пробравшись через пролом в изгороди. На крыше виднелись дымовые трубы, вдоль фасада шел полуобвалившийся портик. Виднелось еще несколько небольших кирпичных сооружений, полускрытых деревьями. Все заросло травой. Но кое-где виднелись заросли многолетних цветов, намного переживших хозяев дома. Том в первых лучах рассвета осмотрел окрестности. Никаких следов недавних посетителей. Ни тропинок, ни примятой травы. Должно быть, много столетий назад дом разграбили, и больше не было причин заходить сюда. Он не стал подходить к дому, удовлетворившись осмотром из-под прикрытия деревьев. Потом увидел густые заросли сирени. На четвереньках прополз в глубину и в центре обнаружил место, где можно было лежать. Том сел, прижавшись спиной к переплетению стволов. Листва поглотила его. Увидеть здесь его было невозможно. Сняв колчан, он вместе с луком положил его в сторону, потом снял и развязал мешок. Достал сушеное мясо и отрезал кусок. Оно было жесткое и почти безвкусное, но это прекрасная еда в пути. Весит мало и хорошо поддерживает силы - первосортная говядина, высушенная до такого состояния, что в ней совсем не осталось влаги. Он жевал мясо и чувствовал, как отступает напряжение, словно в землю уходит. Том расслабился. Здесь его дневное убежище. Худшее позади. Он пересек город. Том видел опасности города и миновал их незамеченным. Но, поразмыслив, он понял, что обманывает себя. Настоящей опасности не было. Ловушка - это случайность. Она предназначалась для медведя или оленя, и он лишь слепо шагнул в нее; сам виноват. Во враждебной неизвестной земле нельзя ходить по тропам. Нужно идти по бездорожью, в худшем случае параллельно тропам, и держать глаза и уши открытыми. Три года лесной жизни научили его этому, и он должен был помнить. Том предупредил себя, что больше не должен забывать. Годы в университете приучили его к обманчивой безопасности, изменили его образ мышления. Если он хочет выжить, то должен вернуться к старым привычкам. Его желание взглянуть на праздник племени - чистейшая глупость. И, говоря себе, что нужно посмотреть, что там происходит, он обманывал себя. Он действовал импульсивно, а человек, путешествующий в одиночку, никогда не должен поддаваться импульсам. И что же он узнал? Что племя или группа племен справляет какой-то праздник. Это и еще подтверждение сведений Уилсона о пирамидах из кожухов роботов. Думая об этих головных кожухах, он вновь ощутил невольную дрожь. С чего бы это, подумал он. Почему глядя на них, испытываешь такое чувство? Птицы начали свои утренние песни. Легкий ветерок с рассветом замер, ни один лист не шевелился. Том кончил есть и завязал мешок. Вытянулся на земле и уснул. 7 Когда Том в полдень выбрался из зарослей сирени, она ждала его. Стояла прямо перед туннелем, который он проделал накануне, и первое, что он увидел, были две голые ноги на траве. Грязные ноги, покрытые засохшей землей, ногти обломаны. Том замер, медленно поднимая взгляд. Изношенное грязное платье, лицо, полускрытое спутанной массой серых волос. Глаза, в которых блестит смех, густая сеть морщин в углах глаз. Рот изогнут, губы плотно сжаты, как будто в попытке сдержать приступ веселья. Он глупо смотрел на нее, болезненно изогнувшись. Заметив, что он ее увидел, она хихикнула. - Ага, парень, я тебя поймала! - закричала она. - Вот ты и выполз к моим ногам. Я давно поймала тебя, но ждала, чтобы не помешать тебе спать. Он продолжал молча смотреть на нее, чувствуя жгучий стыд оттого, что его выследила старая карга, которая теперь несет чушь. Но он видел, что она одна; кроме нее, никого не было. - Ну, выходи, - продолжала она. - Встань, дай взглянуть на твое великолепие. Не часто старая Мэг может посмотреть на такого мальчика. Он вытолкнул из туннеля лук, колчан и мешок и выбрался сам. - Только посмотрите на него, - хихикала она. - Ну, разве не красавец? Его кожаные штаны блестят. Ему стыдно, что я поймала его в мою маленькую ловушку. Ты, конечно, думал, что тебя никто не видит, когда пробирался утром. Хотя не могу сказать, что видела тебя, я просто тебя почуяла. Как я чую других, когда они бродят вокруг. Впрочем, ты проделал это лучше других. Ты хорошо прятался. Но уж тогда я поняла, что на тебе знак. - Заткнись! - грубо сказал он. - Что это за знак? И как ты меня почувствовала? - Ах, какой он умный! И как хорошо говорит! Как хорошо подбирает слова! "Почувствовала". Да, это слово получше. До этого дня я тебя не видела, но знала, что ты здесь, что спишь весь длинный день. Ага, нельзя одурачить старуху. - Знак? - спросил он. - Что за знак? Нет у меня никаких знаков. - Знак величия, дорогой. Что еще может быть на таком красивом любителе приключений? Он гневно поднял мешок и надел на плечо. - Если тебе хочется посмеяться надо мной, я лучше пойду. Она взяла его за руку. - Не так быстро, сынок. Ты говоришь с Мэг, ведьмой с вершины холма. Я могу тебе помочь, если захочу, а я думаю, что хочу этого, потому что ты красивый мальчик с добрым сердцем. Я чувствую, что тебе понадобится помощь, и надеюсь, ты не будешь слишком горд и попросишь о ней. Моя власть, может быть, мала; иногда я начинаю сомневаться, на самом ли деле я ведьма, хотя так считают многие. Ну, а раз так, я требую хорошую плату за свою работу, иначе меня будут считать слабосильной ведьмой. Но для тебя, парень, платы вообще не будет: ты беднее церковной крысы и ничем не сможешь заплатить. - Ты очень добра, - сказал Кашинг. - Особенно если учесть, что я не просил о помощи. - Только послушайте, какой он гордый и высокомерный! Он спрашивает себя, что может для него сделать такая старая карга... Совсем не старая, сынок, я средних лет. И хоть не такая красивая, как раньше, но все же. Конечно, на сеновале со мной уже не поваляешься, но пригодиться еще могу. Должна же молодежь кое-чему учиться у старших и опытных. Но вижу, не это тебя интересует. - Да, не совсем, - согласился Кашинг. - Тогда, может, лучше подкрепиться? Окажи Мэг честь и посиди за ее столом. Если уже тебе нужно идти, хорошо начинать путешествие с полным животом. И я по-прежнему чувствую в тебе величие. Мне хотелось бы больше узнать о нем. - Во мне нет величия, - возразил он. - Я просто лесной бродяга. - Нет, есть. Или знак величия. Я знаю его. Почувствовала с раннего утра. Что-то в твоем черепе. - Послушай, - отчаянно сказал он, - я лесной бродяга, вот и все. Позволь мне уйти... Она крепче вцепилась в его руку. - Нет, ты не можешь уйти. С тех пор, как я почувствовала тебя... - Не понимаю, как это почувствовала. Ты учуяла мой запах? Прочла мысли? Люди не могут читать мысли. Но, погоди, а вдруг могут? Я кое-что читал... - Сынок, ты умеешь читать? - Конечно. - Тогда ты, должно быть, из университета. Здесь, вне стен, мало кто сумеет прочесть хотя бы слово. Что случилось, мой дорогой? Тебя выгнали? - Нет, - кратко ответил Кашинг. - Тогда, сынок, это больше, чем я надеялась. Хотя я всегда знала. В тебе большое возбуждение. Люди университета не уходят в мир, если не ожидаются большие события. Они теснятся в безопасности своих стен и пугаются тени... - Я был жителем лесов до того, как пришел в университет. В университете я провел пять лет и теперь возвращаюсь в леса. Я выращивал картошку. - Какой храбрец! Отбросил мотыгу, схватил лук и марш на запад, против надвигающихся орд. Или ты ищешь что-то настолько важное, что можно не обращать внимания на завоевателей? - То, что я ищу, возможно, всего лишь легенда, пустые разговоры. Но что это ты говоришь об ордах? - Ты, конечно, не знаешь. За рекой в университете вы сидите за своей стеной, бормочете о прошлом и не замечаете того, что происходит вокруг. - Мы в университете знаем, что идут толки о завоевателях. - Это не просто толки. Их волна приближается и все растет. Нацелена на этот город. Иначе к чему бы этот барабанный бой прошлой ночью? - Эта мысль приходила мне в голову, - сказал Кашинг. - Но я, конечно, не был уверен. - Я слежу за ними. И знаю, что при первом же их появлении должна убираться. Если они найдут старую Мэг, то вздернут ее на дереве. Или сожгут. Они не любят ведьм, и хотя сила моя слаба, мое имя им известно. - Но ведь есть люди города, - сказал Кашинг. - Они твои посетители. Много лет ты им хорошо служила. Они защитят тебя. Она сплюнула на землю. - Ужасно смотреть на такое невежество... Они с удовольствием всадят мне нож под ребра. Меня ненавидят. Когда страх их или жадность становятся слишком велики, они приходят ко мне и скулят о помощи. Но лишь тогда, когда больше ничего не остается. Они считают недостойным иметь дело с ведьмой. Боятся и из-за этого страха ненавидят меня. Ненавидят даже тогда, когда просят о помощи. - В таком случае тебе давно нужно было уйти. - Что-то говорило мне, что я должна оставаться. Даже когда знала, что нужно уходить. Даже когда ясно было, что глупо не уходить. Я чего-то ждала. Теперь я знаю, чего. Возможно, сила моя больше, чем мне казалось. Я ждала защитника и дождалась его. - Иди к дьяволу! Она выставила вперед подбородок. - Я иду с тобой. Что бы ты ни говорил, я иду с тобой. - Я отправляюсь на запад, - сказал Том Кашинг, - и ты не пойдешь со мной. - Сначала мы двинемся на юг, - сказала она. - Я знаю дорогу. Покажу тебе, куда идти. На юг и потом вверх по реке. Так безопаснее. Орда будет держаться возвышенной местности. По речной долине труднее передвигаться, и они к ней не приблизятся. - Я иду быстро и по ночам. - Мэг знает заклинания. У нее есть сила, которую можно использовать. Она чувствует мысли других. Он покачал головой. - У меня есть лошадь, - сказала она. - И, конечно, не благородная кобыла, но хорошее животное и разумное и может нести все остальное необходимое. - Все необходимое я несу на спине. - У меня приготовлено в путь мясо, мука, соль, одеяла, "шпионское стекло". - А что это такое? - Шпионское стекло с двумя стволами. - Бинокль? - Оно очень старое. Один человек отдал мне его в качестве платы. Он очень боялся и пришел просить о помощи. - Бинокль может пригодиться, - сказал Кашинг. - Вот видишь. Я тебя не задержу. Я легка на ногу, а Энди - прекрасная лошадь. Он скользит так тихо, что никто и не заметит. К тому же благородный искатель легенд не покинет беззащитную женщину, да... Он фыркнул: - Беззащитную! - Видишь, сынок, нам нельзя друг без друга. Ты со своей доблестью и старая Мэг со своей силой... - Нет. - Пойдем в дом. Там немного гречки, кувшин сорго и мясо. За едой ты расскажешь мне, что ищешь, и мы обдумаем наши планы. - Я поем, - сказал он, - но ты ничего не выиграешь. Ты не пойдешь со мной. 8 Они выступили при свете восходящей луны. Кашинг шел впереди, раздумывая, как же это все-таки получилось, что он согласился взять Мэг с собой. Он говорил "нет", она говорила "да", и вот они идут вместе. Может, это колдовство? В таком случае неплохо иметь ее с собой. Если она и с другими сможет справиться, как с ним, все будет в порядке. Но все же это неразумно. Один человек может проскользнуть незаметно. Но двум людям, да еще с лошадью это невозможно. Особенно с лошадью. Он знал, что должен был сказать: "Если хочешь идти со мной, лошадь нужно оставить". Но глядя на Энди, он не мог так сказать. Он не мог покинуть Энди, как не мог покинуть животных тогда, когда уходил со своей фермы. Взглянув на Энди, он понял, что это хорошая лошадь, без всяких иллюзий на свой счет. Терпеливое животное, зависящее от доброты человека. Костлявое, но явно сильное. Кашинг шел на юго-запад, в сторону долины Миннесоты, как советовала Мэг. Миннесота - небольшая река, извивающаяся змеей меж низких утесов, чтобы влиться в Миссисипи немного южнее того места, где он накануне пересек большую реку. Долина Миннесоты густо заросла лесом, в ней легко укрыться, хотя следование за всеми извилинами реки намного удлинит путешествие. Думая об этом, он гадал, куда же они направятся. Куда-то на запад - это все, что он знал. Но как далеко на запад и куда именно? К ближайшему плоскогорью, к подножию Скалистых гор или даже в великую южную пустыню? Они идут наугад, вслепую, и если поразмыслить как следует, то понимаешь, что решиться на такое - чистейшее безумие. Мэг, когда он рассказал ей о Месте, сказала, что слышала такую легенду, но не помнит когда и от кого. Но она не смеялась, она была слишком рада возможности уйти из города. Где-нибудь дальше в пути они, возможно, еще что-нибудь услышат. Если вообще существовало Место, откуда уходили к Звездам. Но даже если оно существовало, что будет, когда они его найдут? Найдут свидетельства того, что некогда человек устремился к звездам. Что изменит это знание? И прекратят ли кочевники свои набеги и грабежи? Установят ли городские племена постоянное правительство? Придут ли люди в университет в надежде на возрождение, на подъем из пропасти, в которую рухнул мир? Он знал, что ничего подобного не произойдет. Он получит лишь удовлетворение от знания, что когда-то свыше тысячи лет назад люди покинули Солнечную систему и ушли в космос. Конечно, этим можно гордиться, но гордость - слишком мелкая монета в этом мире. И все же, говорил он себе, повернуть назад нельзя. Он отправился в поиск почти импульсивно, руководствуясь скорее чувством, чем разумом, и хотя это может показаться бессмысленным, он должен идти. Он пытался понять, почему это так, и не находил ответа. Взошла луна. Город остался сзади, они углубились в пригороды. Справа виднелась наклонившаяся водонапорная башня; еще несколько лет - и она рухнет. Кашинг остановился и подождал остальных. Энди ласково ткнулся мордой ему в грудь, тихонько дунул. Кашинг погладил его по голове, потянул за уши. - Ты ему нравишься, - сказала Мэг, - а ему нравится далеко не всякий. Но он, как и я, разглядел на тебе знак. - Забудь об этом знаке. У меня нет никакого знака. Что ты знаешь об этой местности? Продолжать ли идти дальше или свернуть на юг? - На юг, - ответила она. - Чем быстрее мы доберемся до речной долины, тем это безопаснее для нас. - Орда, о которой ты говорила, далеко ли она? - В одном или двух днях пути. Городские разведчики обнаружили их неделю назад в ста милях к западу, они стягивали силы и готовились к выступлению. Вероятно, они движутся не торопясь. - И они идут прямо с запада? - Не знаю, сынок, но мне так кажется. - Значит, у нас мало времени? - Очень мало. Мы сможем легче вздохнуть, когда доберемся до речной долины. Кашинг снова двинулся вперед, и двое пошли за ним. Местность была пустынна. Изредка выскакивал из укрытия кролик и пробегал в лунном свете. Временами сонно вскрикивала в чаще потревоженная птица. Однажды с реки долетел крик енота. Вдруг Энди фыркнул. Кашинг остановился. Лошадь услышала или увидела нечто достойное внимания. Тихо подошла Мэг. - Что это, сынок? Энди что-то почуял. Ты что-нибудь видишь? - Не шевелись, - ответил он. - Прижмись к земле. И не двигайся. Казалось, все спокойно. Холмики, некогда бывшие домами. Заросли шиповника. Длинная линия деревьев, некогда обрамлявших бульвар. Энди больше не издавал звуков. Прямо перед ними посередине бывшей улицы торчал камень. Не очень большой, не выше пояса человека. Интересно, как он оказался на улице? Мэг лежала на земле. Она коснулась ноги Тома и прошептала: - Я что-то чувствую. Слабо и далеко. - Как далеко? - Не знаю. Далеко и слабо. - Где? - Прямо перед нами. Они ждали. Энди переступил с ноги на ногу. - Я боюсь, - сказала Мэг. - Оно не похоже на нас. - Что? - Не похоже на людей. В речной долине снова закричал енот. Глаза Кашинга болели от напряжения. Он старался уловить хоть малейшее движение. Мэг прошептала: - Это валун. - Кто-то прячется за ним, - сказал Кашинг. - Никто не прячется. Это камень. Он совсем другой. Они ждали. - Интересное место для камня, - сказал Кашинг. - Посреди улицы. Кто передвинул его сюда? И зачем? - Камень живой, - сказала Мэг. - Он может сам двигаться. - Камни не двигаются, - возразил он. - И кто-то должен передвигать их. Она не ответила. - Оставайся здесь, - сказал он. Он положил лук, снял с пояса топорик и быстро пошел вперед. Остановился прямо перед камнем. Ничего не случилось. Он обошел камень. За ним никого не было. Том коснулся камня. Он был теплее, чем должен быть. Солнце село уже несколько часов назад, и теперь камень уже должен был отдать все тепло. Но он был все еще слегка теплый. Теплый и гладкий, скользкий на ощупь. Как будто кто-то отполировал его. Энди двинулся вперед. Мэг - за ним. - Он теплый, - сказал Кашинг. - Он живой, - заметила Мэг. - Это живой камень. Или вообще не камень, а что-то похожее на камень. - Мне это не нравится, - сказал Кашинг. - Похоже на колдовство. - Нет. Что-то совсем другое. Ужасное. Такое, чего не должно быть. Не человеческое, вообще чужое. Замороженная память. Так я это чувствую. Замороженная память, такая старая, что вся застыла. Не могу сказать, что это такое. Кашинг осмотрелся. Все было спокойно. И лишь деревья рисовались на фоне неба в свете луны. Сверкало множество звезд. Он попытался подавить поднимавшийся в нем ужас. - Ты когда-нибудь слышала о чем-нибудь подобном? - спросил он. - Никогда, сынок. Никогда в жизни. - Идем отсюда. 9 Смерч, пронесшийся над долиной, должно быть, весной, проделал полосу среди деревьев, росших между речным берегом и утесами. Лесные великаны лежали грудой, вырванные с корнем. На многих ветвях виднелись засохшие листья. - Здесь мы будем в безопасности, - сказал Кашинг. - Каждый, кто идет с запада, должен обойти этот завал. Раздвигая ветви, они сделали проход для Энди и отыскали небольшое место, где можно было лечь и где было достаточно травы. Кашинг указал на берлогу, образованную вырванными корнями гигантского черного дуба. - Отсюда мы увидим, если кто-нибудь будет бродить вокруг. Мэг сказала: - Я приготовлю для тебя завтрак, сынок. Чего ты хочешь? Может, поджарить хлеба с мясом? - Еще нет, - сказал он. - Пока не нужно... Мы должны быть осторожными с огнем. Только сухие ветви, чтобы не было дыма, и небольшой огонь. Я позабочусь об этом, вернувшись. Не разжигай костра сама. Я хочу быть уверен. Кто-нибудь может увидеть дым и явится посмотреть. - А куда ты идешь, сынок? - На утес. Хочу осмотреться. Может, кто-нибудь бродит поблизости. - Возьми с собой "шпионское стекло". На вершине холма он осмотрел расстилающуюся перед ним прерию, испещренную кое-где группами деревьев. Далеко к северу некогда была ферма - несколько строений в роще. От зданий мало что осталось. В бинокль он смог рассмотреть то, что когда-то было амбаром. Часть его крыши обвалилась, но стены уцелели. Дальше лишь небольшие возвышения обозначали места, где стояли другие, менее прочные сооружения. Сидя за кустом, который должен был укрыть его от случайного наблюдателя, он методично и терпеливо рассматривал прерию, двигая биноклем с запада на восток. Маленькое стадо оленей паслось на восточном склоне небольшого возвышения. Барсук сидел у входа в свою нору. Лиса осматривала местность в поисках добычи. Кашинг продолжал наблюдать. Он говорил себе, что торопиться не следует: нужно быть уверенным, что здесь никого, кроме животных, нет. Он снова взглянул на запад и медленно двинул бинокль на восток. Олени на месте, но барсук исчез. Вероятно, ушел в нору. Не видно и лисы. Краем глаза он уловил какое-то движение. Осторожно поворачивая бинокль, увидел, что это отряд всадников. Он попытался сосчитать их, но они были слишком далеко. Они двигались, отклоняясь на юго-восток. Он продолжал смотреть. Наконец он смог пересчитать их. Девятнадцать или двадцать, он не был уверен. В шкурах и коже, со щитами и копьями. Их маленькие короткошерстые лошади шли устойчивым галопом. Итак, Мэг была права. Движется орда. И это, вероятно, всего лишь фланговый разведывательный отряд главной массы, которая находится дальше к северу. Кашинг внимательно следил за всадниками, пока они не исчезли из вида, потом снова осмотрел прерию. Никого не видно. Удовлетворенный, он сунул бинокль в чехол и начал спускаться. Он знал, что возможны другие небольшие отряды, но следить за ними нет смысла. Мэг, видимо, права: они идут по прерии, направляясь к городу, и не заходят в речную долину. На полпути вниз он услышал голос, доносящийся из гущи поваленных деревьев. - Друг. - Негромко, но отчетливо. При этом звуке Том замер и быстро огляделся. - Друг, - повторил голос, - найдешь ли ты в своем сердце сочувствие к несчастному? Ловушка? Кашинг быстро достал из колчана стрелу. - Не бойся, - снова послышался голос. - Даже если бы захотел, я не смог бы принести вреда. Меня прижало деревом, и я был бы благодарен за помощь. Кашинг колебался. - Где ты? - Справа от тебя. На краю упавших деревьев. Я вижу тебя отсюда. Если нагнешься, ты тоже увидишь меня. Кашинг отложил стрелу и присел на корточки, вглядываясь в путаницу стволов. На него смотрело лицо, и при виде его Том затаил дыхание от удивления. Он никогда и ничего подобного не видел. Лицо, похожее на череп, сделанное из твердых пластин и сияющее в лучах солнца, пробивающихся через ветви. - Кто ты? - спросил он. - Я Ролло, робот. - Ролло? Робот? Не может быть. Роботов больше нет. - Я есть, - ответил Ролло