рукописей. Вам наверняка известно, как они там работают... - Да уж, - согласился я. - Пришлось попереживать, но в конце концов то, что я - студентка-дипломница со специализацией по истории Земли, и то, что бумаги принадлежат моей семье, сыграло свою роль. Они думали, что я хочу лишь просмотреть документы, но к тому времени, когда мне их выдали, - должно быть, они хранились не там, куда помещал их каталог, - я была сыта по горло всей этой волокитой, а потому заполнила требование о возвращении бумаг и вышла на улицу уже вместе с ними. Вот вам и тихоня-отличница, не правда ли? В отделе мне угрожали судебным преследованием, и, если бы они выполнили свою угрозу, я не знаю, чем бы все закончилось. Но что-то им помешало. Быть может, они решили, что бумаги не представляют никакой ценности, хотя с чего - не смею догадываться. Все документы уместились в один конверт. Очевидно, к ним никто не прикасался, поскольку они не были ни рассортированы, ни проштампованы, и даже печать на конверте не имела следов повреждений. Наверное, их зарегистрировали под одним номером и благополучно про них забыли. Синтия прервалась и пристально поглядела на меня. Я промолчал. Потихоньку она доберется до сути дела. Как знать, вдруг у нее есть причины рассказывать именно так и никак иначе? Быть может, она хочет перепроверить себя и убедиться (снова, в который раз), что не совершила ошибки, что поступила правильно? Я не собирался подгонять ее, хотя, видит Бог, она могла бы и не тянуть кота за хвост. - Документов было немного, - выговорила Синтия, выдержав паузу. - Подборка писем, которые проливали свет на историю колонизации Олдена землянами, - характерные образчики эпистолярного жанра той эпохи. Они не содержали ни единого неизвестного прежде факта. Несколько стихотворений, явно сочиненных молоденькой девицей. Счета-фактуры какой-то фирмы, которые, пожалуй, могли бы заинтересовать историка-экономиста, а еще - памятная записка, в каковой пожилой человек в довольно-таки вычурных выражениях излагал историю, услышанную им от деда, причем дед его был одним из первых колонистов на Олдене. - И что же это за записка? - В ней говорилось о невероятных событиях, - ответила Синтия. - Я отнесла ее профессору Торндайку, рассказала ему то, что вы только что слышали, и попросила прочесть. Окончив чтение, он уселся, устремив взгляд в никуда, а потом произнес одно-единственное слово - "Анахрон". - Что такое "Анахрон"? - спросил Элмер. - Мифическая планета, - отозвался я, - мир, которого на самом деле не существовало. Предмет мечтаний археологов, вызванный ими из небытия... - Придуманный мир, - проговорила Синтия. - Я не спрашивала об этом профессора Торндайка, но мне кажется, что название его образовано от слова "анахронизм" - то есть что-либо, сильно устаревшее. Понимаете, археологи многократно наталкивались на следы, оставленные неведомой расой. Как ни странно, анахронианские надписи находили только на артефактах аборигенов той или иной планеты и никогда отдельно. - Как будто они, то бишь анахрониане, случайно заглянули на огонек, - присовокупил я, - а уходя, оставили хозяевам в знак благодарности пару безделушек. Они могли побывать на многих планетах, а их безделушки обнаруживаются лишь на некоторых, да и то по воле случая. - Так что там с памятной запиской? - спросил Элмер. - Она при мне, - ответила Синтия, доставая из внутреннего кармана куртки объемистое портмоне и извлекая оттуда пачку сложенных пополам бумаг. Это копия. Оригинал был слишком хрупким и не выдержал бы подобного обращения. Она притянула бумаги Элмеру. Тот развернул их, просмотрел и передал мне. - Я подброшу дров, чтобы было посветлее, - сказал он. - А ты читай вслух. Записка была написана корявым почерком пожилого и немощного человека. Местами попадались кляксы, но они не мешали уловить смысл. Наверху первой страницы была цифра - 2305. Синтия следила за мной. - Должно быть, год, - заметила она. - Тут у нас с профессором Торндайком не было разногласий. Если ее написал именно тот человек, на которого я думаю, то в дате нет ничего удивительного. Элмер подбросил в костер хвороста, и пламя весело загудело. - Порядок, Флетч, - сказал робот. - Чего ты ждешь, начинай. И я начал. 6 "2305. Моему внуку Говарду Лансингу. В мою бытность юношей, мой дед рассказал мне о том, что ему довелось пережить, когда он был молодым человеком примерно моего возраста, а теперь, когда мне столько же лет, сколько было ему в момент нашего разговора, или даже больше, я передаю услышанное тебе; но поскольку ты еще зеленый юнец, я решил доверить эту историю бумаге, чтобы ты, став старше, смог прочитать ее и понять, в чем тут дело. Беседуя со мной, мой дед пребывал в твердом уме и здравом рассудке, который не повредили многочисленные старческие немощи. Ты можешь счесть историю неправдоподобной, однако, как мне всегда казалось, в ней есть своя логика, из-за которой она обретает истинность. Мой дед, как тебе, без сомнения, известно, родился на Земле, а на Олден прилетел уже далеко не юношей. Он родился в начальную пору Решающей Войны, когда народы Земли, разбившись на два блока, терзали и опустошали планету. В дни своей юности он участвовал в боях, если я вправе так выразиться, ибо то была война не людей, а машин, которые сражались друг с другом с бессмысленной яростью, позаимствованной у тех, кто их создал. Поскольку все члены его семьи и большинство друзей то ли погибли, то ли пропали без вести (по-моему, он сам не знал, что вернее), он с легким сердцем присоединился к группе людей, крохотной частице некогда громадного населения Земли, которые вошли в космические корабли и покинули Землю, дыбы основать колонии на других планетах. Но история, которую он мне поведал, относится не к войне и не к бегству с Земли. Она связана с происшествием, которое случилось неизвестно когда и, как говорил дед, почти неизвестно где. Мне кажется, что это событие произошло, когда он был молод, хотя я не помню, почему я так решил, Я с готовностью признаю, что многие подробности его истории успели подзабыться, но основную канву событий я помню отчетливо. Благодаря какому-то стечению обстоятельств (какому именно, я забыл, если он вообще о том упоминал) мой дед очутился в безопасной, как он ее именовал, зоне: на небольшой территории, где в силу ее местоположения, а также топографических и метеорологических особенностей почва была менее ядовитой, чем в иных местах, и где человек мог жить в сравнительной безопасности, не пользуясь или почти не пользуясь средствами защиты. Он не помнил в точности, где находится то место, но уверял, что неподалеку от него текущая с севера речушка впадает в Огайо. У меня сложилось впечатление (хотя он не говорил мне ничего подобного, а я его об этом не расспрашивал), что мой дед, будучи свободным от каких-либо обязанностей по службе и волею судеб оказавшись в том месте, попросту решил остаться там, чтобы насладиться сравнительной безопасностью, которую оно предлагало. Решение его, принимая во внимание тогдашнюю ситуацию, было чрезвычайно разумным. Я не знаю ни того, сколько он там пробыл, ни когда произошло то самое событие, ни того, почему он, в конце концов, оттуда ушел. Впрочем, все это не имеет никакого отношения к тому, что с ним случилось. Однажды он увидел, что поблизости совершил посадку корабль. В то время еще существовали корабли для перелетов по воздуху, правда, многие из них были уничтожены, а те, что остались, совершенно не годились для ведения военных действий. Но такого корабля дед никогда не видел. Он рассказал мне, чем именно тот корабль отличался от остальных, однако я помню подробности весьма смутно и, если начну излагать, наверняка что-нибудь напутаю. Из осторожности - без нее тогда было не выжить - дед спрятался в укрытие и принялся внимательно следить за происходящим. Корабль приземлился на вершине одного из холмов над рекой. Едва он сел, из него вышли пять роботов и с ними существо, похожее на человека, но деду показалось, что сходство здесь чисто внешнее. Когда я спросил его, почему он так подумал, он затруднился с ответом. Дело заключалось не в том, как существо ходило, двигалось или говорило, а в подсознательном ощущении чужеродности, которое подсказало деду, что это существо - не робот и не человек. Два робота, отойдя от корабля на несколько шагов, остановились. Должно быть, их назначили часовыми, потому что они то и дело поворачивались в разные стороны, словно кого-то высматривая. Остальные принялись сгружать на землю ящики и оборудование. Дед был уверен, что спрятался надежно. Он укрылся в зарослях на берегу речушки и лег на живот, чтобы ветки загородили его от часовых. Помимо всего прочего, стояло лето, и можно было уповать на то, что листва сделает его незаметным. Однако в скором времени один из роботов, трудившихся на разгрузке, бросил работу и направился туда, где прятался мой дед. Поначалу дед решил, что робот пройдет мимо, а потому замер и затаил дыхание. Но у робота, очевидно, были четкие инструкции. Дед считал, что, скорее всего, кто-то из часовых засек его по тепловому излучению и сообщил своему хозяину о том, что за ними наблюдают. Приблизившись к зарослям, робот наклонился, схватил деда за руку, извлек из кустарника и потащил на холм. По словам деда, все, что было дальше, он помнит довольно смутно. Хотя хронологическая последовательность воспоминаний не нарушена, в них случаются пробелы, объяснить которые он не в силах. Он был уверен в том, что, прежде чем его отпустили или ему удалось бежать (правда, как он признавался, у него не возникало ощущения, что его удерживают насильно), была предпринята попытка стереть в его мозгу память о происшедшем. На какое-то время эта мера подействовала; лишь с прибытием деда на Олден память начала потихоньку возвращаться, словно воспоминаниям был поставлен заслон, который они сумели преодолеть только с течением лет. Дед помнил, что разговаривал с человеком, который человеком не был. Ему запомнилось, что существо говорило с ним по-доброму, но вот, о чем шла речь, он позабыл начисто, если не считать нескольких фраз. Существо сообщило деду, что прибыло из Греции (на Земле когда-то существовала такая страна), где жило долгие времена. Дед ясно запомнил это выражение "долгие времена" - и подивился, как можно так коверкать язык. Существо сказало также, что искало место, где ничто не угрожало бы его жизни, и после ряда измерений, сути которых дед не понял, остановило свой выбор на площадке, где приземлился его корабль. Дед припомнил еще, что роботы использовали часть сгруженного с корабля оборудования для того, чтобы пробить в скале глубокий колодец и вырезать под землей обширную пещеру. Покончив с этим, они воздвигли над колодцем деревянную хижину самого затрапезного вида снаружи, но прекрасно обставленную внутри. Вырубленные в стенах колодца ступени уводили к подземной пещере, а отверстие ствола закрывалось крышкой, причем, когда она находилась на месте, заподозрить, что за ней начинается туннель, было невозможно. Ящики, которые сгрузили с корабля, снесли в подземелье. На поверхности остались лишь те из них, в которых была мебель для хижины. Один из роботов, спускаясь под землю, уронил свой ящик. Дед, который неизвестно почему очутился внизу, увидел, что тот летит прямо на него, и поспешно отпрыгнул в сторону. Уже пересчитывая ступеньки, ящик начал разваливаться, а достигнув дна колодца, разлетелся на мелкие кусочки, так что все его содержимое раскатилось по полу пещеры. Как утверждал дед, ящик был битком набит сокровищами: там были подвески, браслеты и кольца с драгоценными камнями, золотые обручи со странными узорами на них (дед уверял, что обручи были золотые, однако я не понимаю, как ему удалось распознать золото на глаз), выкованные из драгоценных металлов и отделанные самоцветами статуэтки животных и птиц, с полдюжины королевских венцов, сумки с монетами и многое другое, в том числе - пара или тройка ваз. Вазы, естественно, разбились. Тут же примчались роботы и принялись подбирать сокровища, а следом спустился их хозяин. Ступив на пол пещеры, он, не удостоив взглядом драгоценности, наклонился и подобрал обломки одной из ваз и попробовал соединить их заново, но у него ничего не получилось, потому что ваза раскололась на множество мелких кусочков. Однако, посмотрев на обломки, которые незнакомцу удалось-таки собрать вместе, дед увидел, что на вазе имелись покрытые глазурью рисунки, которые изображали странного вида людей в момент охоты на еще более странных зверей. Странность рисунков заключалась в их неумелости, в полном отсутствии у художника представления о перспективе и каких-либо познаний в анатомии. Существо поникло головой над обломками вазы. Лицо его было печальным, а по щеке скатилась слеза. Моему деду показалось нелепым проливать слезы над разбитой вазой. К тому времени роботы сложили рассыпавшиеся сокровища в кучу. Потом один из них принес корзину, и они ссыпали туда драгоценности и отволокли корзину к ящикам в глубине пещеры. Но они были не слишком внимательны. Дед заметил на полу монетку. Он спрятал ее в карман и вынес из пещеры, и передал мне, а теперь я кладу ее в этот конверт..." 7 Я прервал чтение и взглянул на Синтию Лансинг. - Монета? Девушка кивнула. - Да. Она была завернута в фольгу. Такой фольгой не пользуются давным-давно. Я отдала монету на сохранение профессору Торндайку... - Но он сказал вам, что она собой представляет? - Он колебался и потому обратился за советом к эксперту по монетным системам Земли. Тот утверждает, что это неходовая афинская монета с изображением совы, которую отчеканили, скорее всего, спустя несколько лет после битвы у местечка под названием Марафон. - Неходовая? - переспросил Элмер. - Которая не была в обращении. Металл ходовой монеты гладкий и тусклый оттого, что она перебывала во многих руках. А наша монетка выглядела новехонькой. - И никаких сомнений? - справился я. - Профессор Торндайк говорит, что нет. Из-за гребня холма, у подножия которого мы разбили лагерь, вновь послышался собачий лай. Он звучал тоскливо и страшно. Я вздрогнул и придвинулся поближе к костру. - Кого-то ловят, - сказал Элмер. - Наверное, енота или опоссума. Охотники идут следом, ориентируясь на лай. - Но зачем они охотятся? - спросила Синтия. - Я про людей, не про собак. - Чтобы добыть мясо и поразвлечься, - ответил Элмер. Синтия моргнула. - Мы не на Олдене, - продолжал Элмер. - Здесь не приходится рассчитывать на мягкость нравов розовой планеты. Люди, которые обитают вон в тех лесах, вполне могут оказаться полудикарями. Мы сидели и слушали, и нам показалось, что лай отдаляется. - Что касается клада, - нарушил молчание Элмер. - Давайте прикинем, что нам известно. Где-то на территории этой страны, к западу от того места, где мы сейчас находимся, некто, прилетев из Греции, припрятал добрый десяток ящиков, предположительно, с сокровищами. Мы знаем, что в одном из них сокровища были на самом деле, и заключаем отсюда о содержимом остальных. Но местоположение клада определить будет нелегко. Нет четких ориентиров. Река, которая течет с севера и впадает в старушку Огайо. Да таких рек не перечесть... - Хижина, - напомнила ему Синтия. - Ее построили десять тысяч лет назад, так что она давно уже развалилась. Нам придется искать колодец, а его могло засыпать. - А с какой стати, - вмешался я, - Торни решил, что тот странный тип из Греции - анахронианин? - Я спросила его об этом, - ответила Синтия, - и он сказал, что инопланетный наблюдатель, вероятнее всего, должен был поселиться где-то в том районе. Ведь на земле бывшей Турции обитали первые оседлые человеческие племена. Наблюдатель вряд ли стал бы обосновываться в непосредственной близости от объектов наблюдения. И Греция тут, по мнению профессора Торндайка, подходит со всех точек зрения. У такого наблюдателя наверняка имелись средства скоростного передвижения, поэтому расстояние между Грецией и Турцией не было для него помехой. - Не вижу логики, - заявил Элмер упрямо. - Почему именно Греция, а не Синайский полуостров, не Каспийское побережье и не дюжина других мест? - Торни доверяет интуиции ничуть не меньше, чем фактам или логике, - сказал я. - Интуиция у него великолепная, и зачастую он оказывается прав. Если он говорит: "Греция", - значит, так оно и есть, хотя, как мне кажется, этот наш гипотетический наблюдатель мог время от времени менять место проживания. - Вовсе нет, - возразил Элмер, - в особенности, если он только и делал, что рыскал вокруг в поисках добычи. Она наверняка оттягивала ему карманы. Переместить такую гору добра - это тебе не раз плюнуть. Судя по рассказу, он укрыл на Огайо несколько тонн поживы. - Да нет же, не поживы! - воскликнула Синтия. - Ну как ты не поймешь! Ему нужны были не деньги и не предметы роскоши. Он собирал артефакты. - Какой, однако, разборчивый, - хмыкнул Элмер. - Все артефакты из золота да из самоцветов. - Не преувеличивай, - осадил я Элмера. - Золото и самоцветы могли быть лишь в том ящике, который разбился, а в других хранились, скажем, наконечники стрел и копий, образцы древних тканей, ступки и пестики... - Доктор Торндайк считает, - сказала Синтия, - что ящики, которые довелось увидеть моему предку, содержали в себе лишь незначительную часть того, что удалось собрать наблюдателю. Быть может, в них он упаковал самые ценные предметы. А в других пещерах, где-нибудь в Греции, может находиться в сотни раз больше ящиков. - Как бы то ни было, - заключил Элмер, - клад есть клад. Люди гоняются за любыми артефактами, а то, что они с Земли, я думаю, забавляет им цену. Артефакты распродают направо и налево. Многие богачи, ибо нужно быть богатым, чтобы платить такие деньги, - коллекционируют их. И потом, в парочке артефактов на каминной полке или на журнальном столике в кабинете есть свой шик. Я кивнул, вспомнив, как Торни расхаживал по комнате, ударяя кулаком по ладони и метая громы и молнии. "Дошло до того, - восклицал он, - что археологи остались не у дел! Ты знаешь, сколько ограбленных городов мы обнаружили за последнюю сотню лет? Их раскопали и ограбили прежде, чем там появились мы! Различные археологические общества при поддержке некоторых правительств проводили одно расследование за другим - и ничего. Неизвестно, ни кто совершал набеги, ни куда подевались артефакты. Их где-то складируют, а потом перепродают коллекционерам. Дело это прибыльное и потому хорошо организованное. Мы пытались добиться принятия закона о запрещении частного владения артефактами, но остались с носом. В правительстве слишком много таких, у кого рыльце в пушку, кто и сам коллекционирует, Кроме того, кто-то финансирует их противодействие принятию такого закона. В итоге мы попросту остались с носом. А из-за разгула вандализма теряем единственную возможность понять, как развивались те или иные галактические культуры". Собачий лай сменился вдруг восторженным тявканьем. - Загнали, - констатировал Элмер. - Загнали жертву на дерево. Я дотянулся до кучки хвороста, принесенного Элмером, подбросил сучьев в огонь и помешал палкой угли. Язычки голубого пламени из развороченных угольев потянулись к сучьям, вспыхнула, разбрасывая искры, сухая кора. Пламя словно обрело второе дыхание. - Хорошая штука костер, - проговорила Синтия. - Возможно ли, чтобы столь хилое пламя согревало даже таких, как я? - спросил Элмер. - Сидя рядом с ним, я ощущаю тепло, клянусь. - Почему бы и нет? - ответил я. - Ты постепенно превращаешься в человека. - Я человек, - сказал Элмер. - По крайней мере по закону. А если по закону, значит, и во всем остальном. - Как там Бронко? - подумал я вслух. - Надо бы его позвать. - Он занят делом, - сказал Элмер. - Создает лесную фантазию из темных теней деревьев, шороха ночного ветра в листве, бормотания воды, мерцания звезд и трех черных фигур у костра. Картина, ноктюрн, стихотворение, быть может, скульптура - он творит все это одновременно. - Бедняжка, - вздохнула Синтия, - он не знает отдыха. - Бронко живет работой, - сказал Элмер. - Он мастер своего дела. В темноте послышался сухой треск. Через несколько секунд звук повторился. Собаки, которые было замолчали, снова разразились лаем. - Охотник выстрелил в того, кто спасался на дереве от собак, - пояснил Элмер. Над лагерем воцарилось молчание. Мы сидели, представляя себе - я, во всяком случае, представлял сцену в ночном лесу: собаки, скачущие вокруг дерева, наведенное ружье, вырвавшееся из ствола пламя и темный силуэт, который падает к ногам охотника. Внезапно мне показалось, что я слышу иной звук. Издалека донесся слабый хруст. Налетевший ветерок промчался по лощине и увлек звук за собой, но вскоре он возвратился, став громче и назойливее. Элмер вскочил на ноги. Блики пламени засверкали на его металлическом теле. - Что это? - спросила Синтия. Элмер не ответил. Звук приближался. Он надвигался на нас, нарастая с каждым мигом. - Бронко! - крикнул Элмер. - Скорее сюда. К костру! Бронко тут же примчался, по заячьи перебирая ногами. - Мисс Синтия, - приказал Элмер, - забирайтесь. - Что? - Забирайтесь на Бронко и держитесь крепче. Если он побежит, пригибайтесь пониже, чтобы не удариться о сук. - Что происходит? - спросил Бронко. - Что за шум? - Не знаю, - отозвался Элмер. - Рассказывай сказки, - проворчал я, но он не услышал, а если и услышал, то не подал вида. Звук приближался. Он не шел ни в какое сравнение со всем, слышанным мною до них пор. Впечатление было такое, словно кто-то разрывает лес на кусочки; рев, скрежет, визг раздираемой древесины. Земля задрожала у меня под ногами, будто по ней колотили увесистым молотом. Я огляделся. Бронко с Синтией на спине отступал от костра в темноту, готовый в любой момент припустить бегом. Оглушительный и душераздирающий, шум обрушился на нас. Я отпрыгнул в сторону и побежал бы, если бы знал куда; и тут я различил на гребне холма нечто громадное, заслонившее от меня звезды. Деревья задрожали мелкой дрожью; черная махина слетела с холма, сокрушая все на своем пути, едва не разнесла лагерь и устремилась дальше по лощине. Шум быстро затихал. Деревья на холме тихонько постанывали. Я стоял, прислушиваясь к удаляющемуся шуму, который вскоре пропал, словно его и не было вовсе. Я стоял, загипнотизированный тем, что произошло; не понимая, что произошло; гадая, что произошло. Элмер, судя по его позе, пребывал не в лучшем состоянии. Я плюхнулся на землю рядом с костром; Элмер оглянулся и направился ко мне. Синтия соскочила с Бронко. - Элмер, - выдохнул я. Он замотал головой. - Не может быть, - пробормотал он, обращаясь, скорее, к себе, чем ко мне. - Не может быть. Сколько лет прошло... - Боевая машина? - спросил я. Он поднял голову и посмотрел на меня. - Такого не бывает, Флетч, - сказал он. Я подбросил в огонь хвороста. Я не жалел дров, я отчаянно нуждался в огне. Пламя вспыхнуло с новой силой. Синтия подсела ко мне. - Боевые машины, - продолжал разговаривать сам с собой Элмер, - строились для того, чтобы нападать на людей, брать города, сражаться с другими машинами. Они дрались до конца, до тех пор, пока в них оставалась хоть крупица энергии. Их не предназначали для выживания. И они, и мы, те, кто создавал их, знали это. Их единственным заданием было - уничтожить. Мы готовили их к смерти и посылали их на смерть... Его голос был голосом далекого прошлого; он вещал о древней морали, о старинной вражде, о первобытной ненависти. - Те, кто был в них, не имели желания жить. Они были все равно что мертвы. Они умирали, но согласились потерпеть... - Элмер, Элмер, - перебила Синтия. - Те, кто был в них? А кто был в них? Я не знала, что в них кто-то был. В них же не было экипажей. Они... - Мисс, - сказал Элмер, - они были не до конца машинами. По крайней мере это можно сказать про нашу модель. У нее был искусственный мозг, который находился в контакте с мозгом человека, В мозг машины, которую создавал я, было заключено сознание нескольких людей. Я не знаю, ни кто они, ни сколько их было, хотя всем на стройплощадке было известно, что они - быть может, самые крупные военные специалисты, пожелавшие продлить себе жизнь для того, чтобы нанести врагу последний удар. Искусственный мозг в союзе с человеческим мозгом... - В нечестивом союзе, - бросила Синтия. Элмер метнул-на нее быстрый взгляд и опять уставился на костер. - Пожалуй, вы правы, мисс. Однако вы не представляете, что такое война. Война - возвышенное безумие, греховная ненависть, которая рождает неоправданное чувство собственной правоты... - Давайте не будем об этом, - предложил я. - В конце концов, это могла быть не боевая машина, а что-нибудь еще. - Что, например? - поинтересовалась Синтия. - Не знаю, но ведь прошло десять тысяч лет. - Да, - протянула она, - за такой срок мало ли что может случиться. Элмер промолчал. На гребне холма раздался крик. Мы вскочили. Наверху мелькал огонек; слышно было, как кто-то пробирается через поваленные деревья. Крик повторился. - Эй, у костра! - Эй, там! - отозвался Элмер. Огонек мелькал по-прежнему. - Фонарь, - сказал Элмер. - Должно быть, те люди, которые охотились с собаками. Мы следили за фонарем. Окликать нас больше не окликали. Наконец огонек перестал мелькать и поплыл вниз по склону холма. Людей оказалось трое: высокие, одетые в тряпье мужчины с ружьями за плечами. Один из них тащил что-то на закорках. Они улыбались, и зубы их сверкали в бликах пламени костра. Вокруг них прыгали собаки. Остановившись на краю освещенного круга, они бесцеремонно вытаращились на нас. - Вы кто? - подал голос один из охотников. - Путники, - ответил Элмер. - Путешественники. - А ты? Ты ведь не человек, - последнее слово он произнес как "чолвик". - Я робот, - сказал Элмер. - Я уроженец Земли. Меня изготовили на ней. - Ну и дела, - заметил другой охотник. - Прямо ночь больших дел. - Вы знаете, что это было? - спросил Элмер. - Разорительница, - отозвался первый. - Про нее много чего толкуют. Моему прадедушке еще его папаша о ней рассказывал. - Коль она вам показалась, - вступил в разговор третий, - можно перед ней не дрожать. Никому пока не удавалось повстречать ее дважды. Она возвращается только через много лет. - И вам неизвестно, что она такое? - Разорительница. (Как будто это слово все объясняло.) - Мы углядели ваш костер, - сказал первый охотник, - ну и решили перекинуться словцом. - Присаживайтесь, - пригласил Элмер. Они уселись на корточки у костра, уперев приклады ружей в землю, а стволы выставив в воздух. Тот из них, который тащил что-то на спине, сбросил свою ношу с плеч. - Енот, - сказал Элмер. - Хорошая добыча. Собаки, тяжело дыша, улеглись у ног хозяев, время от времени принимаясь вилять хвостами. Охотники ухмыльнулись, и один из них проговорил: - Меня зовут Лютер, это Зик, а это Том. - Очень приятно, - ответил Элмер вежливо. - Меня зовут Элмер, молодую леди - Синтия, а джентльмена - Флетчер. Они кивнули в знак приветствия. - А что у вас за животное? - спросил Том. - Его зовут Бронко, - сказал Элмер. - Он механический. - Рад познакомиться с вами, - сообщил Бронко. Они уставились на него во все глаза. - Наверное, мы кажемся вам страшноватыми, - хмыкнул Элмер. - Мы прилетели с другой планеты. - Да нам, в общем-то, без разницы, - сказал Зик. - Мы увидели ваш костер и решили заглянуть на него. Лютер сунул руку в задний карман брюк и вытащил оттуда бутылку. Он помахал ею, предлагая выпить. Элмер покачал головой. - Не пью, - объяснил он. Я сделал шаг вперед и взял у Лютера бутылку. Пришло время выйти на сцену и мне; до сих пор в разговоре с нашей стороны участвовал только Элмер. - Шикарная штука, - подмигнул Зик. - Старик Тимоти муры не гонит. Вышибив пробку, я поднес бутылку к губам и отхлебнул. Я чуть не задохнулся и с трудом удержался от кашля. Самогонка обожгла мне внутренности. Ноги мои стали ватными. Охотники, ухмыляясь во весь рот, внимательно наблюдали за мной. - Знатная вещь, - похвалил я, сделал еще глоток и вернул бутылку хозяину. - Леди? - осведомился Зик. - Для нее будет слишком крепко, - сказал я. Тогда они принялись за дело сами. Я не спускал с них глаз. Они снова протянули бутылку мне, и я не стал отказываться. В голове у меня зашумело, но я твердил себе, что страдаю на благо общества. Ведь кому-то же из нас надо перенять язык охотников. - Повторим? - спросил Том. - Попозже, - сказал я. - Попозже. Мне не хочется оставить вас без "горючего". - Оно у нас не последнее, - усмехнулся Лютер, похлопав себя по карману. Зик отцепил от пояса нож и пододвинул поближе тушку енота. - Лютер, - распорядился он, - набери-ка прутьев для жаркого. Мясо у нас есть, выпивка тоже, и костерок славный. Гуляем, ребята! Я искоса поглядел на Синтию. Побледнев, она широко раскрытыми от ужаса глазами следила за тем, как нож Зика вспарывает белое брюшко енота. - Эй, - окликнул я ее, - не берите в голову. Она одарила меня вымученной улыбкой. - А утречком, - проговорил Том, - потопаем домой. Чего зазря в темноте ноги ломать? Завтра у нас большой праздник. Вам обрадуются, вот увидите. Ведь вы идете с нами, верно? - Конечно, - сказала Синтия. Я посмотрел на Бронко. Он застыл в напряженной позе, выставив напоказ все свои сенсоры. 8 Он провел меня по полям, где пригибались к земле колосья и золотились на солнце тыквы; он продемонстрировал мне сад с немногими необобранными еще плодовыми деревьями, готовую к работе коптильню, сарай, в котором хранили всякого рода металлический утиль, курятник, помещение для инструментов, кузницу и амбары; я увидел жирных свиней, которых откармливали лесными желудями на убой; я полюбовался на коров и овец, что паслись на высокой луговой траве; вдосталь загулявшись, мы уселись на верхнюю перекладину шаткой изгороди. - Сколько вы тут живете? - спросил я. - Не лично вы, а люди вообще. Он повернулся ко мне. Морщинистое лицо, кроткие голубые глаза, благообразная седая борода до груди ни дать ни взять деревенский патриарх. - Глупости спрашиваете, - сказал он. - Мы тут всегда жили. По всей долине люди селились с незапамятных времен. Живем мы вместе, семьями. Иногда попадаются бирюки, но таких раз-два и обчелся. Кое-кто уходит - от добра добра искать. Нас немного, но так оно и было искони. То женки не рожают, то детишки не выживают. Говорят, кровь у нас дурная. Не знаю: слухов ходит без числа, досужие языки чего только не болтают, а вот как правду ото лжи отличить? Он уперся пятками в нижнюю перекладину изгороди и обхватил руками колени. Пальцы у него были по-стариковски скрюченные, острые костяшки, казалось, вот-вот прорвут кожу. На тыльных сторонах ладоней отчетливо проступали синие вены. - А с Кладбищем вы уживаетесь? - поинтересовался я. Он ответил не сразу, он с первых слов произвел на меня впечатление человека, который сначала думает, а потом говорит. - Да вроде бы, - отозвался он наконец. - Они, черти, все ближе подбираются. Ходил я туда пару раз, толковал с этим... ну как его... Он нетерпеливо прищелкнул пальцами. - С Беллом, - подсказал я. - Его зовут Максуэлл Питер Белл. - Точно, с ним самым. Толковал я с ним, да ни до чего мы не договорились. Он скользкий как угорь. Улыбается, а чего - кто его разберет? Он хозяин, а мы - так, мелкота. Я ему говорю; вы наседаете на нас, сгоняете с насиженных мест, а в округе полным-полно заброшенных земель. А он мне: мол, своей землей вы тоже не пользуетесь. Ну, я отвечаю, что, дескать, пускай мы не пашем, но жить-то нам надо; к тесноте мы непривычные, нам простор подавай. А он меня спрашивает, есть ли у нас право на землю. Я говорю: какое такое право? Вы мне ваше право докажите. Мекал он, мекал, да так ничего путевого и не сказал. Вот вы, мистер, вы человек пришлый; может, вам известно, есть ли у него право на нашу землицу? - Сильно сомневаюсь, - фыркнул я. - Уживаться мы с ними уживаемся, - продолжал он. - Некоторые наши подрабатывают у них: ну там, копают могилы, траву подстригают, деревья с кустами подрезают. Они порой зовут нас, когда не могут обойтись своими силами. Сами понимаете, могильник требует ухода. Если б мы того захотели, мы могли бы делать куда больше, да какой от работы прок? У нас есть все, что нам нужно, и им попросту нечего нам предложить. Одежда? Овцы дают нам довольно шерсти, чтобы прикрыть срам и не замерзнуть в холода. Выпивка? Мы гоним самогон, и кладбищенскому пойлу до него, пожалуй, далеко. Если самогон настоящий, после него и нектар отравой покажется. Что еще? Кастрюли со сковородками? Да много ли их надо? Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим, охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон конечно, не только это, но в основном порох и свинец. Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот, из трубы тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме. Старик заметил, что я разглядываю бочонок. - Помойный, - сказал он. - Мы бросаем в него картофельные очистки, капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака? - Честно говоря, нет, - признался я. - Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, - буркнул он. Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали. Кажется, он меня не понял. Он мотнул головой в сторону амбара, около которого с самого утра пристроился Бронко. - Значит, вон та штуковина работает на вас? - Изо всех сил, - ответил я, - и куда как толково. Он очень восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого возникнет музыка и... - Музыка? Как если играют на скрипке, что ли? - Можно и на скрипке, - сказал я. Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой. - Я вот о чем хотел вас спросить, - переменил я тему разговора. - Что это за штука - Разорительница? - Точно не знаю, - сказал он. - Ее называют так, а почему - непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила. Опасно только оказаться у нее на дороге. Она - редкая гостья в наших краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать. Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не рассчитывая, впрочем, на удачу. - А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной? Он со страхом посмотрел на меня. - Какой машиной? - переспросил он. - Да с кем ей биться-то? - Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету? По его ответу я понял, что он не лукавит, - просто время стерло воспоминания о тяжелой године. - Народ болтает всякое, - проговорил он. - Коль ты парень с головой, то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ - ну, тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек, но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы - люди тихие, живем скромно и к сплетням не прислушиваемся. - А книги? - воскликнул я. - Были да сплыли, - ответил он. - Я про них слышал, но ни одной в глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и, верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга? Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы, как мне показалось, скрыть замешательство. - Ваш аппарат придет на праздник? - спросил он. - И будет смотреть и слушать? - Да, - сказал я. - Спасибо вам, кстати, за гостеприимство. - Народ начнет подходить, лишь солнце сядет. Будет музыка и танцы, а на улицу выставят столы с угощением. У вас на вашем Олдене бывают такие гулянки? - Отчего же нет, - сказал я, - только гулянками их не называют. Не сговариваясь, мы замолчали. Мне подумалось, что день, вроде бы, выдался неплохой. Мы прошлись по полям, и старик с гордостью показал мне, какое у них уродилось зерно; мы заглянули в свинарник и понаблюдали, как поросята с хрюканьем роются в отбросах; мы полюбовались на работу кузнеца, который при нас докрасна раскалил лемех плуга, ухватил его щипцами, бросил на наковальню и пошел стучать по нему молотом так, что во все стороны полетели искры, мы насладились прохладой амбара и воркованьем голубей на сеновале, беседа наша была неторопливой, потому что нам некуда было спешить. Да, денек выдался хоть куда. В одном из домов распахнулась дверь, и наружу выглянула женщина. - Генри! - позвала она. - Где ты, Генри? Старик медленно слез с изгороди. - Это они меня ищут, - проворчал он. - Нет чтобы объяснить, что случилось. Решили, видно, что я сижу без дела. Пойду узнаю, чего им надо. Я смотрел, как он лениво спускается по склону холма. Солнышко согревало мне спину. Пойти, что ли, поискать, чем заняться? Должно быть, выгляжу я как петух на насесте; и потом, неудобно бездельничать, когда кругом все работают. Однако я испытывал странное нежелание что-либо делать. Впервые в жизни мне не нужно было ни над чем ломать голову. И я не без стыда признался самому себе, что такое положение вещей меня вполне устраивает. Бронко по-прежнему стоял у амбара, а Синтии не было видно с тех пор, как она выплеснула что-то в помойный бак. Интересно, где это целый день пропадает Элмер? Он словно подслушал мои мысли: вышел из-за амбара и направился прямиком ко мне. Он не проронил ни слова, пока не приблизился вплотную. Я заметил, что ему явно не по себе. - Я ходил посмотреть на следы, - сказал он негромко. - Сомневаться не приходится: прошлой ночью мы видели боевую машину. Я обнаружил отпечатки протекторов: такие могла оставить только она. Я прошелся по колее: она умчалась на запад. В горах найдется немало таких уголков, где она сможет укрыться. - От кого ей прятаться? - Не знаю, - ответил Элмер. - Поведе