гда я это сделаю, не так ли? -- Да, это была хитро подстроенная ловушка, -- подтвердил король и обернулся к канцлеру. -- Поздравляю тебя, Ребозо, твой маневр оказался восхитителен, а выбор барышни безошибочен. Канцлер улыбнулся и поклонился королю: -- Сущие пустяки, ваше величество. У этого глупого доброхота совершенно отсутствует какая бы то ни было подозрительность! И как это получалось, что одна навязчивая идея влекла за собой другую, вот интересно? -- Я так понимаю, что ваше величество скорбит о потере многообещающей наложницы? -- Что-что? -- презрительно проговорил Бонкорро. -- Ни она, ни ее ухажер тут ни при чем. Более того, я надеюсь, они будут счастливы вместе. Однако глаза Ребозо горели мстительным огнем, и Мэт понял: этот был готов выследить Паскаля и Фламинию исключительно из-за оскорбленного самолюбия. -- А вот ты очень даже при чем, -- продолжал король. -- Человеку, имеющему достойное положение, принято называть себя, когда он попадает в чужую страну, -- конечно, тогда, когда он является ко двору короля. -- Это вы про меня? Да я ничто! -- Полагаю, что ты не врешь, хотя это и странно, -- прищурившись, заметил король. -- От себя могу лишь сказать, что самоуничижение твое излишне. Всякий, кому удалось превозмочь заклинание обольщения, наложенное на женщин из моего гарема, это, безусловно, чародей, и никто иной. -- Как приятно слышать, что на самом деле Фламиния -- вовсе не такая вертихвостка, какой выглядела. -- Итак, ты чародей, -- твердо проговорил Бонкорро. Так. Стало быть, испытание. О, как Мэту хотелось бы нарушить заповедь "не солги" ради спасения жизни! Однако сейчас ему прежде всего нужно демонстрировать послушание воле короля. -- Да, ваше величество. Но ивы тоже. -- Вероятно, раз уж я не колдун, -- вздохнул Бонкорро. -- Однако свою силу я черпаю не от Сатаны и не от Бога, как ты, несомненно, знаешь. Канцлер бросил на короля нервный взгляд, но, впрочем, тут же сделал вид, что никакого взгляда не было. Значит, Мэт угадал верно: канцлер был колдуном. -- Да, это я понял. Но как же в таком случае вы творите чудеса? -- Благодаря феноменальной памяти. -- Ага, значит, он решил отложить месть на потом, а пока поболтать с интересным собеседником о том о сем. -- Я ведь на этом, можно сказать, вырос: я видел, как произносит заклинания мой дед, мне приходилось на это смотреть вместе с половиной придворных. И попробовали бы мы не смотреть! Ослушаться короля? Тогда все тряслись от одной только мысли об этом. Он-то, конечно, никогда бы и не подумал, что я запомню каждое его слово, каждый жест, вот только раньше для меня все это было бессмыслицей. Подобным же образом я наблюдал за своим отцом. Он тоже произносил заклинания, которые, как он утверждал, исходят от Бога и святых. На самом-то деле он с полной ответственностью обучал меня этим заклинаниям. Мэт ухватился за слово "утверждал". -- Но вы до сих пор не верите, что силы, которые черпал ваш отец, происходили от Бога? Ох, любо-дорого смотреть, как дергается Ребозо при каждом упоминании Бога! -- Нет. И я также не верю, что черная магия пользуется помощью Сатаны. -- Бонкорро цинично усмехнулся. -- Я не верю ни в то, ни в другое -- ни в Рай, ни в Ад! -- Вот почему вас так заинтересовало заклинание, позволившее бы вашей душе прекратить существование, когда вы умрете? -- старательно выговаривая слова, спросил Мэт. -- Молчать! -- рявкнул Бонкорро, и глаза его гневно полыхнули. Не без усилия он овладел собой и вымучил улыбку. -- Скажем так: по меньшей мере я отрицаю, что источники магии -- либо Добро, либо Зло. -- Откуда же тогда магия черпает силы? -- Отовсюду. Бесполезно выяснять, откуда именно. Мэт вспомнил: когда-то и он так думал. -- Значит, вы просто совершаете ритуалы, некогда увиденные и запомненные, а то, почему и как у вас что-то получается, вас не волнует? -- Именно так. Какое мне дело до "почему"! Главное, что все получается! -- Ну... когда знаешь "почему", можно изобретать что-то новое,-- не спеша проговорил Мэт. --Или, если что-то не получается вопреки твоим ожиданиям, понять, почему не получилось. Бонкорро снова прищурился. -- Ты говоришь так, словно все знаешь, но ведь только самые могущественные из чародеев так верно могут определить источник своей силы и смеют судить о нем. -- Я был прав! -- брызгая слюной, вмешался Ребозо. -- Он -- верховный маг Меровенса! Мэт стоял не шевелясь и многообещающе смотрел на Ребозо. -- Так ли это? -- требовательно вопросил Бонкорро. -- Ты -- придворный чародей ее величества? Вот опять христианское воспитание подталкивает: скажи правду! Если бы только вопрос не был задан так прямо... -- Да, ваше величество. Я -- Мэтью Мэнтрел, чародей королевы Алисанды. -- И ее муженек! -- Глаза Ребозо довольно заблестели. -- Мы, ваше величество, приобрели бесценного заложника! -- Верно, если сможем удержать его. -- Настроение Бонкорро вдруг резко переменилось. -- А как ты думаешь, верховный маг, где источник моей силы? -- Сама мощь вашего царствования, ваше величество, -- отвечал Мэтью. -- Законный монарх обретает великую силу от своей страны и от своего народа, поскольку он глава страны и представитель народа. Однако сила монарха становится еще больше, если он действительно законный помазанник. -- Молчать! -- И рука Ребозо хлестнула Мэта по губам. Голова Мэта запрокинулась назад. Он выпрямился и одарил старика гневным взглядом. -- Еще раз так сделаешь, -- прошипел Мэт, -- и получишь свою руку себе на долгую память. -- Изволь обращаться с нашим гостем уважительно, лорд-канцер, -- одернул Ребозо король и обернулся к Мэту. -- Хотя тебя тоже можно упрекнуть в недостатке уважительности: ты явился в наше королевство как лазутчик. -- Увы, мне очень жаль, что так вышло, -- смущенно проговорил Мэт. -- Одно за другое, и вот... Вообще-то я собирался попозже нанести вам официальный визит... -- Если бы сделал вывод, что я не злой человек, -- улыбнулся Бонкорро беззлобно. -- Ну, и что скажешь? -- Что в общем и целом вы добры, ваше величество, -- старательно подбирая слова, ответил Мэт. -- На самом деле вы неплохой человек и хороший король. А это означает, что вы питаетесь силами, исходящими от Бога, его Благодатью! Ребозо взвизгнул, как от боли, но Бонкорро упрямо мотнул головой: -- Нет! Я злой человек! Мне пришлось творить зло, чтобы удержаться на престоле, чтобы навести порядок в королевстве и создать процветание моего народа! Я казнил убийц и насильников, я отправлял в ссылку священников, которые смели выступить против меня, я отправлял воров и сутенеров на десятки лет каторжных работ! Я не святой, верховный маг! -- Я этого и не говорил, -- отозвался Мэт. -- Но в вашем сердце -- забота о благе страны. -- Только до тех пор, пока от этого зависят мое богатство и безопасность! -- Будь по-вашему, -- вздохнул Мэт. -- Но я все-таки понял, что у вас задуманы многие реформы, имеющие своей целью улучшение жизни буквально для всех. Вы не хотели бы полностью посвятить меня в ваши планы? Бонкорро нахмурил брови. -- Ты же все наверняка видел своими глазами! -- Да, и думаю, что догадался о том, что именно вы затеяли и почему, но мне бы хотелось узнать, верны ли мои догадки. Не могли бы вы мне объяснить коротко и доходчиво? Бонкорро пожал плечами: -- Да все очень просто, хотя для того, чтобы до этого додуматься, мне пришлось потратить довольно много времени. -- Улыбка короля стала вполне обаятельной. -- Однако времени у меня было предостаточно, пока я дожидался смерти своего деда. Канцлер в испуге резко глянул на короля. Видимо, подобное заявление он слышал впервые. -- Я своими глазами видел нищету и страдания крестьян, -- продолжал Бонкорро, --и слышал, как барон Гарчи, помещик, у которого я рос, частенько ворчал, как тяжко бремя королевских податей и как бы славно он управлялся, если бы подати стали пониже. Я не мог ничему верить, но ведь и у моего деда было много долгов, хотя его кредиторы не осмеливались требовать возврата денег. Придя к власти, я обнаружил, что не ошибся: казна оказалась пуста, первое время я только и делал, что отбивался от посещений ростовщиков. -- К счастью, вы придумали, как быть. -- Придумал в перерывах между уроками и... развлечениями. Я рассудил, что обнищание короля проистекает из обнищания крестьян, ведь если им будет нечего отдавать, то королю будет нечего взять у них. Мэт кивнул: -- Разумно. Итак, первое, что вы решили, это то, что крестьянам надо выращивать больше зерна. -- Нет, им нужно оставлять себе большую часть выращенного. А второе -- нужно добиться, чтобы их господа не отобрали у крестьян то, что те оставили себе. Поэтому я понизил налоги и назначил управляющих, которые следили за тем, чтобы помещики не отбирали у крестьян больше положенного. Канцлер свирепо выругался. Бонкорро заметил это и улыбнулся ему: -- Ты моих реформ не одобрял, верно, Ребозо? -- Нет, ваше величество, и до сих пор не одобряю! Эти ваши нововведения еще приведут к катастрофе! -- Но не так скоро, как это случилось бы, оставь я все по-прежнему, -- возразил король. Итак. Король мог-таки навязывать свою волю даже доставшемуся ему по наследству лорду-канцлеру. Мэт решил, что Бонкорро сильнее, чем кажется на вид, -- а сейчас и вообще происходило нечто странное: силы как бы прибывали к Бонкорро ежесекундно. -- Ну а каков был третий пункт? Бонкорро обернулся к Мэту: -- Создание благоприятных условий для торговли. Ведь как бы ни старались мои подданные, сколько бы богатств они ни производили для меня, я бы стал намного богаче, если бы они ввозили золото из других стран. Я мог бы долго рассказывать, верховный Маг, но главное вот что: король обязан считать свои доходы точно так же, как крестьянин считает, сколько канав ему вырыть, чтобы подвести воду к посаженным растениям, и сколько положить удобрений, чтобы они хорошо росли, не засохли. Попытка получить прибыли заставляет крестьян, торговцев, купцов производить как можно больше. -- Король снова очаровательно улыбнулся Мэту. -- До сих пор, по-моему, моя затея работает. Мэт кивнул: -- Плановая экономика в сочетании с частным предпринимательством -- неплохой рецепт. Вы опережаете время, король Бонкорро. -- Вот-вот. -- Ребозо ядовито воззрился на Мэта. -- А что будет, когда время нагонит его, а? Бонкорро рассмеялся, искренне радуясь. -- Мне нечего бояться спешки, Ребозо: со мной рядом всегда будешь ты, ты вечно будешь бранить меня, ворчать и одергивать. Понятно, меньше всего Ребозо нуждается в том, чтобы кто-то вдохновлял короля на новые экономические подвиги. Поэтому Мэт решил взять эту ответственность на себя. -- Когда время настигает вас, о король, оно дарует вам сокровища Мидаса[17]. -- Это верно. -- Бонкорро пытливо взглянул на Мэта. -- Деньги создают еще больше денег, как зерна дают еще больше зерен, но я вижу, тебе это знакомо, верховный Маг? -- Да, я знаю про капитал и капиталовложения. -- Я запомню это заклинание. -- Взгляд Бонкорро вдруг стал пристальным, он смотрел на Мэта так, словно хотел впитать его слова и погрузить их в свою память. -- А еще? Еще знаешь что-нибудь такое? -- Знаю, но рассказывать долго, и то я знаю самую малость. В любом случае вы меня опередили. -- Может быть, -- осторожно произнес Бонкорро. -- Мои идеи пока не оправдали себя целиком и полностью. -- В особенности если вы задумали еще какие-то перемены, -- подсказал Мэт. Взгляд Ребозо был полон неподдельной тревоги. Бонкорро удивленно поджал губы. -- А ты весьма догадлив, верховный Маг. Теперь я понимаю, почему ты можешь быть очень опасным врагом. -- Правильно, -- Мэт старательно подбирал слова, -- однако я так же могу быть и верным другом. -- Да, если бы мы оба служили одной и той же Силе, но, поскольку я служу исключительно собственным интересам, сомневаюсь, что мы могли бы подружиться. Ребозо чуть в обморок от радости не свалился -- настолько его успокоили слова короля. Мэт понял: канцлер жутко боится, как бы он не начал увещевать Бонкорро. -- Но ведь вы запомнили заклинания не только те, что произносили ваш дед и отец, верно? Были и чародеи, которые убеждали вас служить Господу. Ребозо вздрогнул и с ненавистью уставился на Мэта. -- Верно, -- протянул Бонкорро. -- Хотя, как ты догадался, для меня загадка. Но отважный шаг заслуживает достойной награды, я отвечу тебе, верховный Маг. Мне редко удавалось прогуляться по лесу возле поместья барона Гарчи, чтобы не встретиться там с каким-нибудь святым отшельником-чародеем. Они просто-таки выскакивали откуда-нибудь из подлеска и тут же принимались заваливать меня всяческими чудотворными заклинаниями, дабы показать силу Господа. Заклинания я запомнил, но от их веры отказался. -- Это имело смысл, пока вы были впечатлительным ребенком, -- задумчиво проговорил Мэт. -- Вероятно, они могли бы обратить вас в свою веру, а через час, когда бы вы пришли к власти, -- и все королевство. -- Они были глупцами! -- вспыхнул Бонкорро. -- С моим отцом они преуспели, и что с ним случилось? Кинжал в спину и ранняя смерть! Приспешники Сатаны слишком крепко держат эту страну в своих когтях! Они бы ни за что не позволили, чтобы королем стал принц-святоша! Ребозо расслабился и презрительно глянул на Мэта. -- Значит, --медленно проговорил Мэт, -- ваш дед был сатанистом, сотворившим столько грехов, сколько мог придумать, и принесшим горе бесчисленному множеству людей. Это вызывало отвращение у вашего отца, он взбунтовался и посвятил себя Господу Богу и добрым делам. И еще он пытался защитить себя от Зла, выучивая как можно больше заклинаний, обращенных к Богу. -- Еще глупее! Ну, и каков результат? -- Возможно, результат был, но не там, где вы ищете. -- Мэт пустил побоку убийственный взгляд Ребозо и продолжал: -- Будьте откровенны. Вы восхищались им, не правда ли? Вы, возможно, даже любили его и решили, что непременно станете таким, как он. На мгновение Мэту показалось, что он зашел слишком далеко. Жгучая ярость, сквозившая во взгляде Ребозо, эхом отозвалась в глазах Бонкорро. Мэт поспешил добавить: -- Но что может знать маленький ребенок? Наверное, Бонкорро не уловил в тоне Мэта издевки, поскольку явно успокоился, и маска ярости спала с его лица. -- Все именно так, как ты сказал, Маг, это была детская глупость. И я это понял, получив урок от кончика кинжала того убийцы, что отнял жизнь у моего отца. -- Значит, вы выросли, взбунтовавшись и против Добра, и против Зла, однако вам хватило ума не показывать этого до тех пор, пока не умер ваш дед. А его смерть не заставила вас подивиться власти Зла? -- Нет. Но думаю, после смерти моего отца дед призадумался. Он наверняка понял, что злобность не принесла ему счастья! -- Нет, сир! -- тревожно воскликнул Ребозо. -- С чего вы это взяли? -- Как же? Из твоих рассказов, Ребозо! -- Король обернулся к канцлеру. -- Ты разве не говорил мне, что дед последние годы очень тосковал? -- Нет, ваше величество. Припадки ярости вновь начались у него через несколько недель после смерти принца Касудо и затем стали еще более страшными, чем раньше! -- Почти отчаянными, да? -- Бонкорро хитро усмехнулся. -- Словно он всеми силами пытался получить от жизни удовольствие, но обнаружил, что удовольствия нет и в помине, как бы он ни изощрялся? -- Я такого не говорил! -- И не надо, -- угрюмо улыбнувшись, покачал головой Бонкорро. -- А миссионеры до сих пор не оставили вас? -- неторопливо проговорил Мэт. Канцлер дернулся -- Мэт даже испугался, что у Ребозо сломается шея. На горе, шея осталась цела, вот только взгляд канцлера, устремленный на короля, был полон неподдельного страха. -- Ты видишь больше других, мало что зная, -- нахмурился Бонкорро. -- Между тем все именно так, как ты сказал. Время от времени, когда я гуляю по городу или по лесу, ко мне может подойти невинного вида бродяга или нищий и начать превозносить радости Веры. Неужели они так никогда и не поймут, что это бесполезно? -- Вероятно, никогда, потому что ваше правление столь выгодно отличается от правления вашего деда. Хотя... я вот думаю, уж не больше ли душ перекочевало в лапы приспешников Сатаны за время вашего царствования... Бонкорро воззрился на Мэта с искренним интересом: -- Как же это может быть? -- Я многое повидал по пути на юг, -- медленно начал Мэт. -- Получив лишнее время и лишние деньги, люди. жаждут заполучить и Царство Небесное при жизни, на земле. До них долетели слухи, как славно живется в столице, вот они и повалили сюда, чтобы получить свою долю восторгов. Они идут к югу, по пути непрерывно празднуя, поглощая бочонки спиртного и предаваясь похоти под каждым кустом. Мужья бросают жен, жены бросают мужей, молодежь бежит из деревень. -- О, но ведь здесь их ждет радость, -- возразил Бонкорро, -- а не несчастье! -- Да, но ведь они непрерывно грешат, а когда в конце концов добираются до столицы, то и здесь их поджидает несчастье! Кажется, словно они за несколько месяцев потребляют все удовольствия, отпущенные им на жизнь. Они приходят в Венарру изможденные, опустошенные и обнаруживают, что король вовсе не подносит каждому подданному богатство на серебряном блюдечке, и вдобавок тут очень трудно честно заработать на жизнь. И они бредут обратно, в свои деревни, выжатые, бледные, и умирают по пути. -- Он лжет, сир! -- вскричал Ребозо. -- Они действительно являются сюда десятками, но многие остаются в Венарре! -- Остаются. В борделях и тюрьмах. Девушек тут же берут в оборот сутенеры и содержательницы публичных домов, а парни поступают в обучение к ворам. Горожанам от этого никакой радости -- их жизнь становится опаснее. Новички не приумножают богатство столицы -- они его крадут. -- Но их никто не заставляет так делать, -- возразил Бонкорро. -- Хотя теперь я понимаю, нужно придумать что-то такое, чтобы перед ними не стояло выбора: продать себя или умереть. Ребозо так зыркнул на Мэта, что у того чуть кожа не задымилась -- и задымилась бы, если бы Ребозо имел возможность вслух произнести заклинание. Но этого он не мог -- при короле. -- Вероятно, стоит дать работу мужчинам, например, набирать их на постройку казарм, чтобы затем увеличить численность войска, -- принялся размышлять Бонкорро. -- Также можно было бы набирать людей для починки всех мостов, залов и памятников, которые при моем деде превратились в развалины... -- Чушь! -- фыркнул Ребозо. -- Где мы денег на это наберем? -- Верно, -- кивнул Бонкорро. -- Нужно найти для этих людей такую работу, которая приносила бы прибыль в казну, -- помимо работ общественных. Мэт вмешался, покуда Бонкорро не успел еще изложить собственный "Новый Курс"[18]. -- А как быть с женщинами? -- Вот именно! -- Бонкорро прищелкнул пальцами и обернулся к Мэту. -- Засадить их за вязание кружев! Обучить их тончайшему рукоделию --судя по тому, что умеют крестьянки в поместье барона Гарчи, это не так уж и трудно сделать! Тогда мы сможем торговать коврами, вышивкой и прочими изящными вещицами! -- Но ведь ткачеством издревле занимаются мужчины! -- воскликнул Ребозо. На лбу канцлера выступила испарина. -- Я же не говорю -- у себя дома, -- возразил Бонкорро. -- К тому же в других странах женщины ткут сами. Нет, нам следует создать новое производство. Пусть деревенские мастерицы проявят себя! -- Корона не может так рисковать! -- Только корона и может! -- с металлической ноткой в голосе парировал Бонкорро. -- Иначе корона бы не владела всем, чем владеет! Ребозо издал отчаянный вздох. -- Несомненно, корона владеет всем! Но, ваше величество, если вам непременно хочется упорствовать в этой глупости, сделайте по крайней мере так, чтобы вся прибыль шла к вам! -- Нет, я обязан удобрять свои поля. -- Бонкорро уставился в пространство, во взгляде его появилась мечтательность. -- Мы отыщем предприимчивого купца, который будет готов работать по двадцать часов в день в течение ближайших шести лет, одолжим ему денег на обустройство производства -- нет, нужно будет найти пять таких купцов! А потом, когда затраты окупятся, мы найдем других купцов, чтобы они начали такие же производства! Какая восхитительная идея! -- Социалистический капитализм. -- Мэту было жутко интересно воочию наблюдать за борьбой авторитетов. Правда, Ребозо вряд ли мог остановить размечтавшегося короля. Либо канцлер действительно не такой уж могущественный колдун, либо таковым является король. А возможно, Ребозо просто играет более тонкую игру, чем о том думали Мэт и Бонкорро... -- Как ты сказал, Маг? -- с любопытством переспросил Бонкорро. -- Я бы назвал ваше величество материалистом, -- осторожно выговорил Мэт, -- несколько идеалистичным, правда, но все равно материалистом. -- Согласен, если материализм -- не религия. -- И Бонкорро снова посмотрел на Мэта, прищурившись. -- Знаете, для некоторых людей он становится религией, но будьте покойны, для вас не станет. Вы, похоже, ухитрились привнести нечто совершенно новое в средневековое общество. -- Неужели? Что же именно? -- Светскость, -- ответил Мэт. -- Светскость, которая сама по себе ни добра, ни порочна. -- Что ж, в таком случае я буду светским королем! Потому что я напрочь отказался и от Добра, и от Зла, верховный Маг, в этом можешь не сомневаться. -- Ничего удивительного. Ведь вы видели, как вашего деда убило одно, а вашего отца убили, несмотря на его преданность другому. Но насколько я понимаю тот мир, в котором мы живем, ваше величество, выбора у вас нет: вы обязаны быть либо таким, либо другим. Даже если при жизни вам удастся сохранять некое равновесие, вы не сможете избежать последствий после смерти. -- Молчи! -- крикнул король, -- нечего пугать меня концом жизни, пока я еще так молод! -- Memento mori[19]! -- проговорил Мэт, гадая, насколько близка латынь его родного мира к тому романскому языку, который мог быть понятен королю. Видимо, латынь таки оказалась понятна. Глаза Ребозо смотрели с ужасом. Но вот Бонкорро, видимо, недоставало образования, потому что молодой король только нахмурил лоб и сказал: -- Я не стану думать о загробной жизни до тех пор, пока не найду мистического заклятия, которое поможет моей душе прекратить существование, как только умрет мое тело! Может быть, я лишу себя радостей блаженства добродетели, но я хотя бы надую Сатану, избежав наказания за грехи. Подумать только, а ведь большинство людей так жаждали бессмертия! -- А как бы вы себя почувствовали, если бы я, обратившись к вам, провозгласил: "О король, живи вечно!" -- Мысль интересная! А ты знаешь, Маг, как этого достичь? -- Боюсь, что нет, -- откровенно признался Мэт. -- Вместе с тем все равно весьма любопытно, -- задумчиво проговорил Бонкорро, -- нужно будет разыскать колдуна с научным складом ума и поручить ему поразмыслить над этим. Канцлер понял: от этой темы нужно срочно уходить. -- Ваши подданные очень хвалят вас, ваше величество. Они говорят, что вы добрый король, хороший. Некоторые даже говорят, что великий. В конце концов лесть еще никогда до беды не доводила. -- Я не против. -- Бонкорро довольно усмехнулся. Однако взгляд его был осторожен. Лесть он распознал и явно хотел знать, к чему она. -- А вот твоя магия, верховный Маг, -- ты черпаешь силу от Бога? -- О да, -- ответил Мэт. -- Хотя порой и случайно. Ребозо так зыркнул на Мэта, словно желал ему лопнуть, а Бонкорро только немного нахмурился. -- Случайно? Как это можно быть добрым случайно? -- Кому же это понимать, как не вам! -- удивленно воскликнул Мэт. -- В моем случае это потому, что я жутко занят. Понимаете, обычно меня больше заботит сила поэзии, нежели ее источник. -- О, вот это поистине удивительно! -- вскричал Бонкорро. -- Мне всегда так нравились стихи! На самом деле я намерен учредить премию в области поэзии, как только накоплю достаточно средств! -- Понятно. Даже королям порой приходится остановиться и прикинуть, что они могут себе позволить, а что нет, -- вздохнул Мэт. -- То, что вы задумали, безусловно, прибыли не принесет. -- Верно, но, может быть, ты додумался до того, как извлекать из поэзии выгоду? -- О, боюсь, что не додумался. Даже здесь золота стихи не создают. -- Но как же репутация?! Ведь стихи сделали тебя тем, кем ты стал! Они дали тебе власть! Мэт смущенно пожал плечами: -- Перо не более могущественно, нежели меч, ваше величество. -- Вот как? -- Неторопливая улыбка тронула губы Бонкорро. -- А давай проведем опыт, верховный Маг. У Мэта по спине побежали мурашки. -- О... Так вы решили испытать меня? -- Назовем это так. -- Ребозо зловеще улыбнулся Мэту, продемонстрировав несовершенство средневековой стоматологии. -- Да, пусть это будет испытание твоей силы! -- поспешил проговорить Бонкорро. -- Ибо мне не хотелось бы проявить недостаток гостеприимства, даже если гость явился ко мне без приглашения. Мы предоставим тебе апартаменты, верховный Маг. Мэт нахмурился. -- Позвольте мне быть откровенным. Мне необходимо точно понять вас. Вы хотите предоставить мне крышу над головой и тем самым проверить, какова моя чародейская сила? -- Все дело в том, что за апартаменты тебе будут предоставлены, -- уточнил канцлер, сверкая глазами. -- А-а-а, -- вздохнул Мэт и поудобнее пристроил лютню за спиной. -- Хотите сказать, что ночь мне придется провести в темнице. -- Ночь, -- кивнул Ребозо. -- А может, и не одну. -- Значит, испытание моей силы состоит в том, сумею я или нет выбраться из вашей темницы? -- Если ты такой могущественный чародей, что вынудил меня выслушивать твои советы, то ты, несомненно, с легкостью сумеешь покинуть мою тюрьму. Мэт печально покачал головой: -- Ох, ваше величество, ваше величество. Я от вас ожидал большего. -- Да? -- удивленно воскликнул Бонкорро. -- Но надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить тебе беспрепятственно странствовать по моей стране, верховный Маг! Что же, ты настолько уверен в том, что тебе удастся убежать? Мэт пожал плечами: -- Прежде я убегал из нескольких тюрем и буду искренне удивлен, если ваша чем-то сильно отличается от пред- шествующих. -- Мэт посмотрел на гвардейцев, нервно переминающихся с ноги на ногу. -- Ну, пошли, что ли, ребята? -- Ты что, не возражаешь? -- изумленно прошептал Ребозо. -- Не возражаю? Почему? Возражаю, конечно! Но я не против. Мне везет: в тюрьмах мне всегда встречаются на редкость интересные люди. И вообще, пока Фламиния и Паскаль пребывают в безопасности где-то на природе, в сельской местности, можно и передохнуть ночку на заплесневелой соломе. Канцлер мстительно уставился на Мэта. -- Для могущественных магов у его величества имеется особая темница! И если тебе удастся выбраться из нее, верховный Маг, то ты поистине великий чародей! Вот тут в душу Мэта впервые закрались сомнения. И сомнения эти буквально через мгновение превратились в страх, ибо король Бонкорро раскинул руки и принялся читать нараспев какие-то стихи на смутно знакомом языке. Вообще-то Мэт всегда не очень доверял иностранным языкам, особенно с тех пор, как еще на первом курсе схлопотал двойку по немецкому. И потом, как можно ответить контр стихотворением, если ты не понимаешь, о чем тебе читают? Правда, постмодернистов это не остановило... Бонкорро свел кулаки, повертел ими так, словно завязывал узел, и исчез. Исчез? К исчезновениям Мэт привык. Он был знаком с пятью-шестью чародеями и колдунами, которые умели исчезать. Но ему до сих пор ни разу не встречался волшебник, который бы, исчезая, сумел прихватить с собой все и всех, и даже близстоящие дома, и мостовую, и даже, между прочим, небо и солнце. Но вот свет не прихватил. По крайней мере Мэт видел все, что осталось, пускай даже освещение стало сероватым, тусклым, бесформенным, разлитым. Что-то вроде миниатюрного рассеянного света. Мэт даже тени не отбрасывал. Правда, не было и поверхности, на которую он мог бы отбрасывать тень. А бледным свет мог быть из-за того, что ему приходилось пробиваться сквозь туман. Туман, кругом туман. Мэт оглянулся. Похоже, будто бы он внутри облака, вот только кабины реактивного самолета нет. Просто ради интереса Мэт посмотрел вниз, но внизу -- один серый туман. Мэт широко открыл глаза и принялся всматриваться в разные стороны, стараясь обуздать страх, сжимавший горло. Он твердил себе, что нужно просто шагнуть, и все, и он выйдет из этого плена, но оказалось, что он боялся. Ладно. Все-таки что-то там есть под ногами -- или там всего лишь какая-то кроха твердого вещества? Мэт стоял, напряженный, скованный, окоченевший, боясь сделать даже самый маленький шажок, сдвинуться хотя бы на дюйм -- а вдруг тогда начнется бесконечное падение в бездонную пропасть? Нужно отдать должное Бонкорро -- хороша была его темница для чародеев! Что ж, хотя бы в одном король оказался прав: если Мэту удастся уйти отсюда, то потом его можно будет назвать тем, к чьим советам стоило прислушаться, -- ну, это, естественно, в том случае, если у него еще будет шевелиться язык, чтобы давать советы... ГЛАВА 19 Орто Откровенный резко остановился и предостерегающе поднял руку. Всадник, ехавший позади него, с трудом успел удержать коня и избежать столкновения, для этого ему потребовалось свернуть немного в сторону, из-за чего тот всадник, что скакал рядом с Орто, также был вынужден уклониться, а уж тому, кто ехал за этим всадником, пришлось ругаться на чем свет стоит и натягивать поводья, а вот тот, кто ехал сбоку от этого всадника, и вообще чуть было не кувыркнулся, но все же не кувыркнулся. Образовалось нечто вроде дорожной "пробки". К счастью, королева Алисанда ехала по другую сторону от Орто. На самом деле всадник, ехавший позади, именно поэтому так здорово отклонился с дороги, хотя присутствие дракона Стегомана в этом сыграло свою, не последнюю роль. Алисанда не без раздражения отдала приказ своему войску, скачущему галопом, остановиться. Между тем она ни за что не стала бы отчитывать чародея, занятого делом... Вот когда он сделает свое дело, тогда можно будет... Королеве вдруг ужасно захотелось съесть тарелку овсянки с кислой капустой, но она преодолела это желание и спросила: -- В чем дело, Орто? -- Ваш муж. -- Голос Орто прозвучал как бы издалека, словно эхом отлетая от стен глубоких пещер. -- Он в большой беде. Паническая дрожь прогнала всякие мысли об овсянке, хотя кислой капусты все равно так хотелось, так хотелось... -- Его жизни грозит опасность? -- Нет. Смерть ему не грозит. Алисанда чуть-чуть успокоилась, хотя не могла не думать о том, что приказала взять в дорогу слишком мало кислой капусты. Выругав себя на чем свет стоит, королева решительно вернулась мыслями к словам Орто. -- В какой же он тогда беде? -- Беда такая; что ему грозит долгое заключение в темнице, -- выдохнул чародей, -- и может быть, он никогда не выйдет на свободу, никогда не вернется. Панический страх вновь овладел Алисандой. Лишиться мужа, да еще в такое время. Королева развернулась в седле, подняла сжатый кулак и помахала им. -- Вперед, воины мои! На Венарру! Мы должны разрушить королевский дворец, словно ореховую скорлупу! Ответом ей был вопль одобрения. Однако стоило затихнуть этому воплю, как со стороны авангарда донесся совсем другой крик. Алисанда обернулась, гадая, что бы такое могло произойти. -- Приближается гонец, -- сообщил сэр Ги. Стегоман, стоявший у него за спиной, опустил большую чешуйчатую голову и добавил: -- Он в форме войска короля Бонкорро. Алисанда встретила гонца взглядом, способным вскипятить воду. -- Что нужно твоему повелителю? Эй ты, говори! Гонец натянул поводья коня, совершенно потрясенный и напуганный полным несоблюдением этикета переговоров. -- Ваше величество! -- воскликнул он, спрыгнув с коня, и опустился на одно колено. -- Я привез вам приветствия от короля Бонкорро из уст его канцлера, лорда Ребозо! А это означало, что король может ничего и не знать про этого парламентера, но если знал, то уж лучше бы гонцу привести такие слова, которые пришлись бы Алисанде по душе. -- И что же сказал лорд-канцлер? -- Он передал вам приглашение в Латрурию, ваше величество, и просил поинтересоваться, не за лордом ли Мэтью Мэнтрелом вы едете? Алисанда вытянулась как струнка. -- Именно за ним! -- В таком случае он просит вас не беспокоиться, ваше величество, ибо лорда Мэтью долее нет в Латрурии! Алисанда в упор смотрела на гонца, чувствуя, как ее охватывает гнев, совершенно безумный гнев, от которого по всему телу бегут колючие мурашки. -- Вот как? Его нет? -- Нет, ваше величество. Но еще лорд-канцлер просил передать, что наш верховный маг нарушил законы гостеприимства нашей страны, не назвав себя открыто, а явившись в Латрурию тайком, как лазутчик. Лицо Алисанды помертвело. Упрек подействовал на нее, словно пощечина. -- Можешь передать своему лорду-канцлеру, что у моего мужа всегда была страсть разгуливать переодетым среди простонародья. Он считает, что так легче узнать, что нужно народу. Уверена, к вашей границе его привела забота о родственниках меровенцев. И куда же ушел мой лорд Мэтью? -- Он... Этого лорд-канцлер мне не сказал! -- промямлил курьер. --И я бы очень удивился, если бы ему было известно, ваше величество! -- Он говорит правду, -- пробормотал Орто. Его взгляд по-прежнему блуждал где-то в иных мирах. "Ту правду, которая ему ведома", -- уточнила для себя Алисанда. Она же была совершенно уверена, что канцлер Ребозо превосходно знал, где находится Мэтью, и еще подозревала, что все известное Ребозо известной его повелителю. -- Можешь передать лорду-канцлеру мои приветствия. Скажи ему, что я польщена тем гостеприимством, которое было оказано моему супругу. Передай ему также, что я достойно отблагодарю его за это... -- "Вот, -- мстительно подумала Алисанда. -- Пусть услышит и затрепещет". -- Но его величеству передай вот что: раз уж я заехала в такую даль, я доберусь до Венарры, дабы нанести ему государственный визит... В конце концов, у меня еще не было возможности поздравить его с коронацией. Гонец побледнел, поняв скрытый упрек, который, впрочем, был вполне справедлив: Алисанда имела полное право обижаться, что ее не пригласили на коронацию Бонкорро, хотя прекрасно знала, что приглашение главы королевства, подчиняющегося Закону Справедливости, на коронацию монарха страны, преданной Закону Силы, равноценно приглашению десятка рысей на собачью вечеринку. Гонец, бледнее прежнего, склонил голову в поклоне, вскочил в седло, развернул коня... И обнаружил перед собой море враждебных лиц. -- Проводите нашего гостя в голову колонны, -- мурлыкнула Алисанда, -- да глядите, чтобы ему были оказаны надлежащие почести. Мне бы не хотелось, чтобы то, что мы передали, пропало. -- Все и так уже услышано, -- выдохнул Орто, и голос его прошелестел, словно ветер в кроне дерева. Алисанда ни секунды не сомневалась -- она и прежде имела дело с колдунами. Она заметила жучка, сидевшего на плече у парламентера, и подумала, что жучок запросто мог быть заколдован и служить для передачи всего, что происходит на месте встречи гонца с королевой, канцлеру Ребозо, или по крайней мере с помощью этого жучка канцлер мог видеть происходящее в своем хрустальном шаре или лужице чернил. -- Проводите его, как подобает, со всеми церемониями! Ибо воистину более всего нас сейчас заботят церемонии! Курьер восхищенно посмотрел на королеву. А Алисанда довольно отметила, что гонец, видимо, отлично разбирался в придворных тонкостях и потому понял ее намек, что она знает, что король Бонкорро знает, что она думает о том, что думает он, поэтому не остается ничего другого, как только соблюдать этикет. Поэтому королева проводила гонца взглядом, помня, что тому хватило мудрости восхищенно посмотреть на нее. Да-да, пока что только этикет, но, однако, за ним могли последовать либо дружеское рукопожатие, либо начало войны. На миг внимание королевы обратилось внутрь нее. Она, на задумываясь, положила руку на живот, впервые в жизни надеясь, что до войны дело не дойдет. Только не теперь! Да, она искренне надеялась, что король Бонкорро примет ее с надлежащим гостеприимством, что будет соблюден этикет, и тогда будет сказано, что они не враги, хотя и не друзья. И еще она очень надеялась, что на кухне у короля Бонкорро есть запасы кислой капусты! Мало того, что туману напустили, так теперь еще и стемнело! Мэт наконец решился сделать один крохотный, осторожный шажок. Поверхность выдержала, не провалилась, когда он перенес вес с одной ноги на другую, и Мэт рискнул сделать второй шаг и третий... Какая-то почва под ногами имелась. Время от времени сквозь клубы тумана, обнимавшие его лодыжки, проступали пучки жухлой травы. Значит, это была именно почва, земля, и к тому же неровная -- Мэт часто спотыкался. Минуло какое-то время, и в тумане стали проступать отдельные силуэты -- тоже серые, правда, более темные, нежели в тумане, но стоило Мэту приблизиться, как силуэты таяли, словно их и не было вовсе. Что это -- миражи? Или какие-то существа, которые убегали от Мэта, боясь, что он на них наткнется? Ну, ладно. Хотя бы смерть от жажды ему не грозила -- стоило только открыть рот, и через минуту там скапливалось вполне достаточно влаги, чтобы унять жажду. Правда, Мэт сильно проголодался, да и подустал прилично. И вот тут-то начало темнеть. Хуже сумерек в незнакомом месте может быть только темнота. На миг Мэту показалось, будто бы он попал в Лондон в туманный день, но это вряд ли. Разве что только все население города разом упаковало чемоданы и отправилось на уик-энд! И потом, будь он в Лондоне, так хотя бы уличные фонари горели, а тут -- хоть глаз выколи! Поэтому Мэт ужасно обрадовался, когда одна из теней смилостивилась над ним и не растаяла, а дала подойти к себе -- пусть даже затем она заполнила собой все поле зрения и оказалась самым мрачным, самым зловещим из всех замков, какие он когда-либо видел, -- замком из черного гранита, покрытого капельками росы. Мэт подошел к замку -- туман как бы отступил и из самодовлеющей среды превратился в низко нависшее небо. Слева Мэт разглядел за кустами озеро, от которого тянулась протока -- прямо ко рву вокруг замка. Мэт опустил глаза и увидел во рву темную воду с чуть зеленоватым оттенком -- первый более или менее живой цвет в этом мире. Обратив на это внимание, Мэт взглянул на свою яркую, разноцветную одежду, но вместо алого, синего и желтого увидел лишь различные оттенки серого -- и все какое-то влажное. Мэт встревожился: такая сырость повредит лютне! Нужно поскорее внести ее под крышу, желательно поднести к огню -- если в этом странном отдельном мире существовал огонь... Мэт снова взглянул на поверхность воды во рву, и ему показалось, что он видит там какие-то куски. И еще ему показалось, что эти куски двигались. Мэта передернуло, он отвел взгляд в сторону. Лучше бы там виднелись белые зубы и сверкающие глаза. Между тем подъемный мостик был опущен, решетка поднята. Не важно, что ее колья выглядели словно клыки, а сам вход в замок отчетливо напоминал отверстую пасть, Мэт смело ступил на язык... ой, то есть на подъемный мостик. Шаг... еще шаг... и вот он уже почти у входа.