Но тут послышался царапающий звук, а потом что-то вроде огромного шлепка, и из-под подъемного мостика выскочил тролль, в чьей пасти, формой похожей на дольку огромного арбуза, сверкали белые зубищи. Пальцы, украшенные стальными когтями, потянулись к Мэту. Мэт резко попятился, но услышал за Спиной всплеск и снова царапанье и шлепки -- будто бы какие-то водные звери карабкались на мостик. К первому троллю присоединились еще два, и теперь уже все трое ужасающе ухмылялись, а по обе стороны от мостика из воды подняли головы морские змеи и, широко раззявив мерзкие пасти, угрожающе приближались к Мэту. Единственное, что в этот миг пришло в голову, так это то, что, кто бы ни владел замком, он явно переборщил. Страха почти не было, ну, если и был, то какой-то странный, далекий -- настолько нереально казалось такое количество чудовищ. -- Добы-ы-ы-ы-ча! -- сладострастно протянул самый маленький тролль, тот, что был всего семи футов ростом. -- Пошлину гони за проход! -- рявкнул первый тролль, самый здоровенный. -- Одну руку! -- Гони пошлину! -- эхом вторил средненький. -- Одну ногу! А Мэт прокричал: Ишь какие выискались таможенники -- Подавай им рученьки и ноженьки! Может, вам еще кусок печеночки? Или серединку селезеночки? Или вас мозги б мои насытили? Ну а фигу с маслом не хотите ли? Приставать ко мне немедля бросьте-ка И валите, милые, от мостика! Тролли взвыли от злости и испуга, а морские змеи ядовито затрубили, однако и те, и другие исчезли, растаяли в тумане. А кто б там ни успел забраться на мостик позади Мэта, он пару раз беспомощно чем-то шлепнул, потом прогудел, как многотонный грузовик, забуксовавший в канаве, а потом и его гудение растаяло, растворилось в тумане. Мэт быстро обернулся и успел-таки рассмотреть бледнеющие контуры раздутого удлиненного тела с уймой шипов на хвосте. Впрочем, в пасти зубов также хватало. Но вот и силуэта не стало. С минуту Мэт не трогался с места, просто стоял и тупо моргал. Он надеялся, что заклинание поможет, но не настолько же. Он-то думал, что чудовища просто отскочат на минуту-другую и у него появится возможность поразмыслить, как быть дальше, а тут они взяли, да и испарились в буквальном смысле слова! Будто были сотканы из тумана! Иллюзии. Иллюзии, и ничего больше. Значит, подозрения Мэта насчет того, что хозяин замка переусердствовал, не напрасны. Мэт более уверенно зашагал к замку. Если .здесь ему бояться следовало только иллюзий, то скорее всего он в безопасности. Правда, с другой стороны, он столько лет бьется, чтобы разрушить кое-какие собственные иллюзии, а что толку? Да, но ведь здесь-то чьи-то еще иллюзии... Мэт шагнул под решетку, а она не опустилась прямо на него в последнюю секунду, к нему не выскочил хихикающий великан с занесенным над головой топором. Даже зловещий адский пес не бросился с лаем. Вот это-то и странно! Мэт быстро пробежал по коридору от ворот, затем очень осторожно вышел во внутренний двор замка. Да, зря он надеялся на внутренний двор -- он попал в замок, прямехонько в большой зал. Окон не отмечалось, зато вдоль стен висели горящие факелы, довольно прилично дымившие. В дальнем конце зала виднелось возвышение, на котором стоял балдахин, жутко старый, полусгнивший, и если бы не факелы, Мэт решил бы, что находится в заброшенных руинах. Вдруг на возвышении и прямо посередине зала замерцали огоньки. Мэт вздрогнул, но тут же овладел собой, а огоньки собрались вместе, перестали плясать и превратились... в горгон. Мэт, правда, в камень не обратился, но в общем-то не возражал бы против этого. У горгон вместо волос извивались змеи, их рты искажали зубастые ухмылки. Вскоре к горгонам присоединились ламии[20] и гарпии, и еще кто-то шуршал и верещал вверху. Получалось так, что снаружи Мэт столкнулся с чудовищами в мужском обличье, а теперь, внутри, -- в женском. Внезапно Мэт обнаружил, что тонет: пол превратился в зыбучий песок и принялся засасывать его -- а может быть, он начал подтаивать снизу? Мэт опустил глаза, решил, что все-таки тает, и запел: Отвердей, плечо, отвердей, рука, Прозвучи ясней, песнь победная! Будь нога моя, словно сталь, крепка, Не слабей, сустав тазобедренный! Кулаки мои многотонные, Вы уже железобетонные, А коленки мои сверхпрочные Не простые, а шлакоблочные! Вот стою, не качаюсь, как маятник! Сам себя воздвиг, словно памятник! Кучка колдунов разом раскинула руки в стороны и принялась что-то напевать, но Мэт им особо распеться не дал, догнал на первой же строчке: Имею подозрение, что все вы тут размножены, Так пусть же будут копии немедля уничтожены! Когда вы, старикашечки, как сахарок, растаете, На этом месте после вас оригинал оставите. Я на него с придиркой посмотрю, И с ним я, так и быть, поговорю! Безусловно, Мэт закладывался на догадку. Все старики до одного могли быть чистой воды иллюзиями, но... Старикашки хором взвизгнули и начали исчезать, таять. Все. Кроме одного. Мэт сурово сдвинул брови и уставился на храбреца. -- Испарись! Сгинь! Пшел вон! Брысь! -- выпалил он скороговоркой, сопровождая приказы сметающими движениями. -- Сам брысь, -- прохрипел уцелевший старик. -- Это мой замок! Мэт изумился: -- Вот как? Прошу прощения. Спокойствие, и только спокойствие! Главное -- не пялиться на старика, не разглядывать его так придирчиво. На самом-то деле он ничем особенно и не отличался от тех, которые исчезли, -- такой же костлявый, желтоглазый, борода грязная, немытая... Мэт прищурился, пригляделся повнимательнее -- да он и не такой уж старик. Пожилой мужчина -- вот это вернее. Он просто казался старым. Казался из-за седой бороды, из-за седых волос, падавших на плечи. Но и волосы, и борода были желтыми не из-за того, что их долго не мыли, нет, то был их естественный цвет. И с ростом у него что-то не так: коротышкой его не назовешь, да и человеком, сгорбившимся от старости, нет, не назовешь. Его плечи ссутулены так, словно он чего-то боялся, от чего-то хотел защититься, голова наклонена, из-под бровей -- злобный взгляд. И на посох он не опирался -- он готов взмахнуть им, словно магическим жезлом, да, собственно, то и был магический жезл. Наверняка все, что он делал, он делал нарочно, чтобы казаться более угрожающим, чем он был на самом деле, так ли? А глазищи-то, глазищи -- громадные, с выпученными белками и просто-таки горят злостью. Одежда выцветшая и оборванная, но когда-то явно дорогая и нарядная -- кружева и бархат. Мэт еще подумал, что это вполне подходящая одежда для здешнего климата -- ну разве что плащ-дождевик пригодился бы еще больше. Старик, владелец замка, ткнул в Мэта пальцем и прокричал нечто непереводимое, и Мэт мгновенно ощутил сильнейший позыв, который в обычной обстановке отправил бы его немедленно разыскивать туалет, вот только на это у него сейчас не было времени, и кроме того, он отлично понимал: позыв иллюзорен, а потому быстренько выкрикнул: Лучше нету того света, Где иллюзии кругом. Мне не надо туалета, Я не прячусь за кустом, Не испорчу обстановку, И штанов не замочу, Дам лишь только установку "Не хотеть!" -- и не хочу! Позыв исчез как не бывало, но желтые глаза старикашки полыхнули гневом, снова взлетел и опустился посох, а его владелец выплюнул новое непереводимое стихотворение. По полу побежали искорки и мгновенно обратились в тараканов. Мэту показалось, что он читает их мысли. Мысли выражались одним-единственным междометием "Ам!". "Интересно, за что они меня принимают", -- подумал Мэт, одновременно распевая: Ах, вы, глупые козявочки, букашечки, Несмышленые такие таракашечки! И на что сдалась-то вам свежатинка, Когда есть отменная тухлятинка? Старика, родные, не жалейте, Я желаю вам успеха в этом рейде! На минутку Мэт залился румянцем. В присутствии тараканов сказать про "Рейд" -- известное патентованное средство... но если насекомые и заметили что-то, они не подали знака -- только развернулись и на полной скорости рванули к владельцу замка. Старик выругался и в течение нескольких минут отбивался от тараканов с помощью собственного инсектицидного заклинания. Мэт воспользовался паузой и решил придумать специальный стишок против вредных насекомых на все случаи жизни, но тут тараканы сморщились и исчезли, а желтые глаза старика глянули на Мэта с неприкрытой ненавистью. -- Видно, от тебя-то мне так легко не избавиться? -- Боюсь, избавиться от меня у вас вообще не получится, -- вежливо ответил Мэт, -- разве что только вы учтиво попросите меня удалиться. -- Но ты не уйдешь? Или уйдешь? Мэт вздохнул. -- Я, конечно, не совсем это имел в виду, когда говорил "учтиво", но, пожалуй, придется. Ладно, я уйду, только мне бы хотелось сначала получить ответы на несколько вопросов. -- Никому от меня ничего не добиться! -- Старикашка замахнулся посохом и снова заговорил нараспев. Мэт быстро принял вызов и обогнал старика: Злишься, старый? Эко дело? Но тебя я не боюсь. У тебя и так-то тело Не сказать, чтобы дебело, Ну а я сейчас добьюсь, Чтоб оно окаменело! Руки, ноги, кости, мясо Станут тверды, как гранит, Голова одна живая И любезная такая На вопросы отвечает И ответов не таит. Голос хозяина замка превратился в хрип и умолк. Старик застыл с поднятым посохом, однако стукнуть им об пол уже не мог при всем желании, поскольку тело его стало серым, как гранит, и неподвижным. -- Вот так-то лучше будет. -- И Мэт отправился по кругу, разглядывая старика, -- так скульптор разглядывал бы законченное творение. -- Не сказать, чтобы эта поза отражает радушие и гостеприимство, но могло бы быть и хуже. -- А уж хуже тебя не придумаешь... -- произнес старик голосом, похожим на шуршание мелких камешков на горной осыпи, -- отпусти меня, чародей, а не то тебе точно хуже будет... -- Да? Не думаю, -- небрежно бросил Мэт. -- Я понял, что ты мастер колдовать с помощью жезла, так вот, сомневаюсь, чтобы хоть один стишок, который ты выговоришь без помощи своей клюки, возымеет какое-то действие... Желтые глаза старика полыхнули злостью, и колдун принялся что-то декламировать. -- С учетом всего сказанного выше, -- быстро продолжал Мэт, -- тебе было бы куда проще для начала ответить на несколько моих вопросов. Потом я мог бы тебя отморозить и уйти своей дорогой. Колдун перестал бормотать, остановившись на полуслове. -- Но, конечно, если ты все-таки ухитришься сделать со мной что-то нехорошее, некому тебя будет отмораживать. -- Это я и сам могу! -- Не сомневаюсь. Ты можешь отморозить любого, обращенного тобою в камень, -- уточнил Мэт. -- Но сможешь ли ты сбросить мое заклинание? Колдун промолчал. Только мрачно зыркнул на Мэта. -- Итак, приступим: как ты сюда попал? -- спросил Мэт. -- Тебя послал король? Встречать новеньких? -- Вот-вот! Новеньких! А я самый первый, но первый из десятков. Будет больше! Мэт кивнул: -- Разумно. Увы, король не объяснил мне, прежде чем забросил сюда, почему он просто-напросто не казнит тех, кто отказывается ему покориться. Ну, ты понимаешь -- отрубить голову, а потом еще и тело сжечь для верности. Почему бы и нет? -- С самыми злейшими врагами он так и поступал, -- прошуршал колдун. -- С теми, кто пытался скинуть его. -- А ты ему не угрожал? Просто не хотел прекращать мучать своих крестьян, да? -- Что-то в этом духе, -- признал колдун. -- На трон я плевать хотел. Таких планов у меня не было. -- Да, я обратил внимание: трон особой выдумкой не блещет, -- кивнул Мэт. -- Но мне показалось, что Бонкорро весьма терпим. Только и нужно -- жить по его законам. -- Ага, и перестать убивать священников? -- возмутился колдун. -- Прекратить насиловать девушек? Перестать думать о том, чтобы навредить всякой живой душе в округе, чтобы отправить все души в Преисподнюю? На что тогда жить? -- Ясно. Ты оказался неисправим. -- Тут у Мэта мелькнула мысль. -- А король пытался тебя перевоспитать? -- Пытался. Он трижды велел мне изменить образ жизни. В последний раз его дурацкий шериф мне на глаза не попадался, значит, это не он донес на меня королю -- про то, как я забавлялся с одной крестьяночкой. Видимо, у короля Бонкорро имелись и другие шпионишки в моем замке -- может, даже та самая кошка, которую я купил специально выслеживать всех его шпионов. Мэт понял: старик ему откровенно не нравится. -- А король появился у меня в зале с громом и молнией -- вот дурак-то, так показуху любит! "Чего надо? -- это я ему говорю. -- Что, в монастырь меня пошлешь?" "Не собираюсь, -- говорит, -- и даже не стану требовать от тебя, чтобы ты расторг свой союз с Сатаной, -- во как сказанул, -- ибо твоя душа -- это твоя забота, и никакое перевоспитание тебе не поможет в загробной жизни, если ты сам не поработаешь над собой". Мэт внимательно слушал. Что-то совсем не похоже на того атеиста, которым пытался казаться король. -- Вполне здравомысляще сказано, на мой взгляд. -- Прямо! Он сущий тупица, если думает, что может найти законы, которые правят последствиями деяний души! Но вот от радостей моих он мне велел отказаться. "То, что ты делаешь моим подданным, -- сказал, -- это моя забота". Самонадеянный прыщ! Я ему в морду плюнул. Вот за это-то он меня и сослал сюда. -- Понятно. Три бунта подряд --и ты за пределами королевства, -- кивнул Мэт. -- И не просто королевства, а за пределами его мира. Интересно, что король до сих пор чтит число "три". -- В этом числе нет никакой мистики. -- Я такое тоже слыхал. Ну а ты, стало быть, набрел тут на этот замок? Колдун выпучил глаза. А потом расхохотался противным, скрежещущим смехом. -- Да ты, как я погляжу, ни черта не понял, что это за мир такой? -- А-а-а... Так ты сам тут все построил? -- Ага. Вот этими ручками, -- осклабился колдун, -- тут неподалеку каменоломня, а я сильнее, чем кажусь на первый взгляд. -- Вот-вот, потому я и не хочу к тебе близко подходить. А каменоломню тоже ты создал? Колдун прищурился и посмотрел на Мэта, догадываясь наконец, кто тут над кем подшучивает. -- Что за глупость? Как это можно создать каменоломню? -- Я-то подумал, что ты тут можешь что угодно создавать -- ну, вот так, например... -- Мэт указал на стену, вообразил кирку и повелел ей появиться. И естественно, кирка появилась и приготовилась долбить гранит. -- Нет! -- встревоженно крикнул колдун, и тут же из воздуха появилась громадная рука, схватила кирку и запустила ею в Мэта. Мэт поскорее пожелал, чтобы она исчезла, и кирка растаяла. Но тут Мэту захотелось, чтобы появилась рука побольше той, что призвал колдун. Рука сжимала громадную линейку и по приказу Мэта врезала этой линейкой по костяшкам колдуновой руки. -- Ну ладно, хватит, -- с отвращением выговорил колдун. -- Убери свою, а я свою уберу. Мэт кивнул. -- На счет "три". -- Нет, на счет "пять". -- Ладно, пусть будет "пять", -- вздохнул Мэт. Он хотел было просветить старика, сказать ему, что и число "пять" в некоторых религиях считается священным, но передумал -- наверное, это не имело никакого значения, ведь эти религии не были христианскими. В конце концов в этой части мира либо действовали христианские понятия, либо, наоборот, не действовали вовсе. -- Раз... два... три... -- Четыре, пять! -- быстро досчитал колдун, и рука, сотворенная М этом, исчезла. Колдун расхохотался, а гигантская ручища, его создание, полетела к голове Мэта. Мэт быстренько кое-что представил, и в воздухе возникла тяжелая цепь, подлетела к стене и кольцом закрепилась в ней. Другим концом цепь пристегнулась к кольцу, охватившему запястье руки. Рука с грохотом брякнулась об пол, злобно заскребла пальцами, пытаясь дотянуться до Мэта. Но над злобной рукой возникла карающая десница с линейкой. -- Ладно уж... -- горько вздохнул колдун, и "его" рука исчезла. Мэт кивнул и испарил "свою". Колдун проворчал: -- Если ты знал, что тут все иллюзия, зачем спрашивал? -- Меня так в школе учили -- любые догадки надо подтверждать, -- объяснил Мэт. -- Значит,. здешнее царство -- это такая карманная вселенная, настолько насыщенная магией, что можно все, что пожелаешь, задумать и сотворить? -- Именно, -- буркнул старик. -- Весь этот замок -- плод моего воображения. Мэт решил, что старикашке срочно нужен психиатр. -- И в этом царстве между мирами, куда нас забросил король Бонкорро, -- продолжал объяснения старик, -- все, что ни представишь, становится настоящим! Мэт поежился. -- Идеальное местечко для людей, которые любят заблуждаться. -- О, этим сюда не надо. -- Колдун прикусил губу. -- Те, кто хочет найти Рай на земле, не этим занимаются. Теперь, когда у них полно денег, они забыли о загробной жизни, их интересует только то, что есть здесь и сейчас, вот они и побросали свои семьи в поисках удовольствий. Мэт вспомнил гуляк, которых встречал по дороге к югу, и поежился. Колдун одарил его ухмылкой. -- Удовольствия-то, они сегодня есть, а завтра нету -- одни долги остаются, а долги надо возвращать. После летнего благоденствия наступает зимняя голодовка. Тупицы таким образом ищут удовольствий, что эти поиски заводят их сюда -- или к смерти и проклятию! Какой же осел этот король Бонкорро! Хочет сделать людишек счастливыми, а сам дал им средства саморазрушения! -- Он говорит, что ему все равно, лишь бы к нему денежки текли. --- Однако Мэт нахмурился. -- Ты имеешь в виду, что за время правления нового короля к Сатане обратилось больше душ, чем при его деде, короле Маледикто? -- Так оно и есть, потому что вместо страха перед старым королем и его сатанинскими повелителями новый король ничего не дал своим подданным. Ничегошеньки! Священников он не наказывает, это верно, но он их и не вернул на старые места. -- Колдун осклабился, наслаждаясь тем, что говорил. -- Людей никто не учит, как обращаться с этим новым процветанием, у них нет ничего такого, что подсказало бы им, что делать, а чего избегать. -- Ты уверен, что это происходит потому, что люди утратили веру? Колдун вздрогнул. -- Не говори таких слов, мне от них больно, чародей! Ты догадался почти что правильно. Но дело не в том, что им не во что верить, а в том, что король Бонкорро не дал им ничего такого, во что можно было бы верить! Вместо страха перед Преисподней он дал им отсутствие надежды на что-либо за пределами этого мира, потому они и стремятся только к мирским радостям и удовольствиям. Не имея понятия, что им делать с неожиданно свалившимся на них свободным временем, они становятся жертвами грехов, которые возникают на пути без числа. -- Ты хочешь сказать, что теперь им труднее держаться за веру. Теперь, когда она им в общем-то и не нужна. -- Нет, я хочу сказать, что у них вообще не осталось никакой веры! Именно король служит примером для своих подданных, а у него нет никакой веры, он ничего не исповедует, вот и его народ стал таким же. -- Ясно. А эта крошечная вселенная служит замечательным примером происходящего: когда у тебя появляется возможность осуществить свои мечты, но нет того мерила, которым ты бы мог отделить благие пожелания от вредных, ты тонешь в собственных неврозах. Колдун злобно ухмыльнулся. -- Слова твои мне не совсем ясны, но вроде бы ты все точно понял. Гибнет сердце -- вот что главное. Так оно, конечно, и было -- так тянулась его жизнь изо дня в день, если только колдун не из тех избранных, кому удавалось держать в руках свои иллюзии и не давать им власти над собой. Нечего и дивиться -- такова была тюрьма для колдунов и чародеев. -- Для любого другого здесь поначалу был бы Рай, а потом начались бы пытки для подсознания, и в конце концов подобное место превратилось бы в камеру, где приводят в исполнение смертные приговоры. Глаза колдуна вспыхнули. -- Будь уверен: я своим воображением владею! -- Итак... -- задумчиво проговорил Мэт. -- Значит, светскому монарху нужно искать какие-то иные ценности для подмены религии. Но пока что Мэту в голову пришло единственное: это то, как в Советском Союзе ухитрились придать коммунизму множество религиозных аспектов. В некотором смысле коммунизм и стал советской религией. Вдруг он понял, что больше не в силах продолжать начатый разговор. Уж слишком этот колдун правильно говорил о том, что на самом деле было в корне неверно. -- Пойду-ка я, пожалуй, поброжу, поищу, нет ли тут кого-нибудь еще, кто получше разбирается в психоанализе, -- сказал Мэт. -- А за инструктаж спасибочки. -- Он развернулся и шагнул было к выходу, но потом опомнился, обернулся и успел выставить палец и изобразить огненный жезл, который мгновенно подорвал великана со слоновьей башкой и хищными клыками -- тот, исполняя танец живота, уже тянулся к нему хоботом. Великан рассыпался на множество искр и исчез. -- Не стоит, -- посоветовал Мэт колдуну. -- Я за тобой так и так буду приглядывать, так что и не пытайся пускать по моему следу всяческих чудищ. Колдун злобно смотрел на Мэта. -- Из-за тебя в этом мире не останется никаких радостей! И тут Мэт понял, что, по понятиям колдуна, он сюда был заслан исключительно для того, чтобы колдун с ним играл! Как некогда играл со своими крестьянами, как с игрушками! Развратное чудовище! Развратное чудовище? Может быть, именно поэтому все его создания были развратными чудовищами. -- Короче: и не думай! -- предупредил старика Мэт. -- До сих пор я еще не пытался сделать тебе по-настоящему больно. Не искушай меня -- меня легко ввести в искушение. -- Ой, вот этого добра тут выше крыши, -- съязвил колдун, -- и без меня искусят как миленького. Вот тут-то Мэт решил ни за что на свете, пока он здесь находится, не рисовать в воображении ничего такого, что развлекло бы его, принесло бы ему удовольствие. Беда в том, что он никогда не отличался особой твердостью в выполнении принятых решений. Между тем он все же вышел из сырого и зловонного замка, но при этом всю дорогу по спине у него бегали мурашки: он все ждал удара в спину. Но вот от поверхности рва оторвалась огромная стрекоза, пролетела с жужжанием мимо Мэта, ударилась о стену замка и обратилась в тарантула. Тарантул начал торопливо взбираться вверх по крепостной стене, и у Мэта отлегло от сердца. Только ради очистки совести он заглянул в замок глазами этого паука и увидел, что колдун творит двуглавого волка. Мэт вообразил здоровенную пилу и перепилил волка пополам, сделав так, что обе половинки исчезли. И пошел своей дорогой, слушая, как колдун поносит его на чем свет стоит, -- Мэт только радовался. Однако окончательно успокоился он, лишь миновав подъемный мостик и отойдя от замка ярдов на сто. Потом, правда, не без содрогания он отменил свое заклинание насчет окаменения, выбросил противного старикашку из головы и отправился дальше поискать, не найдется ли чего поприятнее на этой протуманенной насквозь пустоши. Ну, хотя бы самую малость поприятнее. Мэт вовсе не собирался проявлять излишнюю разборчивость. ГЛАВА 20 Он долго смотрел вслед гонцу. Потом Алисанда обернулась к сэру Ги, решительно отбросив всякие мысли о тарелке, до краев наполненной кислой капустой, такой сочной, хрустящей... -- Что же теперь, сэр Ги? Как нам спасти Мэтью, не объявляя войны? -- Я бы сказал, -- не спеша ответил рыцарь, -- что для начала нам надо уяснить, как это может быть, что Мэтью в большой опасности, но при этом не находится в Латрурии. -- И ушел ли он вообще из Латрурии, -- подсказал Стегоман. -- Хорошая мысль. -- Алисанда кивнула и обернулась к Орто Откровенному. -- Ты что скажешь, чародей? Твой учитель в Латрурии или нет? -- Нет, не в Латрурии. -- Орто вглядывался в одному ему ведомо какую даль. -- Между тем все равно он в большой опасности. Ледяной холод охватил сердце Алисанды. Перед ее мысленным взором предстало видение: чаша из прозрачного стекла, а через ее край переливается какая-то коричневая маслянистая жидкость. Лед! Вот что было в этой чаше. Но не настоящий лед, иначе бы... -- Но он... он не в загробном мире? -- Нет,-- совершенно уверенно ответил Орто. -- Он не в Аду, не в Чистилище, ни в одном из царств мертвых. Он в таком месте... которое как бы и есть, и как бы его нет... -- Он пожал плечами и снова уставился в одну точку. -- Не могу выразиться точнее, ваше величество, слов не хватает. Скажем так: он в царстве чародеев. Стегоман проворчал: -- Чародейское царство, и чтобы Мэтью не смог оттуда выбраться? -- Сам -- нет. -- А ты можешь помочь ему? -- требовательно спросил сэр Ги. -- Увы, не могу, -- вздохнул Орто. -- Я способный чародей, сэр рыцарь, но не всемогущий. -- Значит, надо доставить сюда всемогущего, -- рявкнул Ситегома и рывком развернул голову к сэру Ги. -- Не о такой ли срочности говорил Знахарь? -- О такой, -- согласился сэр Ги и обернулся к Алисанде. -- Явная и серьезная опасность, -- сказал он. -- Настоящая опасность, хотя какая именно, непонятно. -- Между тем все равно опасность. -- Алисанда кивнула и посмотрела на Орто. -- Верно? -- Верно, ваше величество, и, если в этот миг ее нет, она может очень быстро появиться. -- Значит, нечего ждать, -- заявила Алисанда Черному Рыцарю. -- Вызывайте Знахаря! Сэр Ги немного ослабил латный воротник и вынул из-за нагрудной пластины непрезентабельного вида шарик. -- Вот тот амулет, который он дал мне. Алисанда недоверчиво поглядела на амулет, висевший на простенькой железной цепочке. Металлический шарик, пару дюймов в поперечнике, испещренный крошечными дырочками, выстроившимися в диагональные ряды. -- Как-то он не внушает доверия, сэр Ги. -- Это верно, -- согласился Черный Рыцарь. -- Но чародей Савл говорил, что внешность обманчива, главное -- действие и суть. Алисанда поежилась. -- Мне жаль его супругу Анжелику! -- Не сомневайтесь, ваше величество, она в их хижине навела уют и красоту, -- заверил королеву сэр Ги. -- И ему это нравится точно так же, как его жена. Алисанда нахмурилась. -- Но разве он не видит то, что он находит радость в любовании красотой жены и той красотой, какую она создает вокруг себя, противоречит его заверениям, будто бы его совсем не заботит внешняя сторона вещей. -- При всем моем уважении, ваше величество, -- осторожно вмешался Орто, -- лорд Мэтью говорил мне, будто бы чародея Савла совсем не смущает то, что он частенько сам себе противоречит. А как действует этот амулет, сэр Ги? -- Он перенесет к чародею Савлу мои слова. -- Сэр Ги надавил на крошечный выступ в цилиндрике, на котором висел шарик... -- Я должен прочитать заклинание, и тогда мой голос перенесется... Внимание, внимание, девять-один-один! Приди, чародей Савл, мэй дей, мэй дей[21]. Алисанда нахмурилась. -- Сейчас середина июня, сэр Ги, скоро летнее солнцестояние. Май давно прошел. Сэр Ги пожал плечами: -- Кто их поймет, этих чародеев, ваше величество? Савл говорил, что "мэй дэй" -- это на языке, который он назвал французским, означает "помоги мне", но я особого смысла не вижу, потому что слыхом не слыхивал о таком языке. Алисанда бросила взгляд на Орто, но тот только пожал плечами. Вид у него был такой же обескураженный, как и у королевы. -- Девять-один-один! Мэй дэй, чародей Савл! -- взывал сэр Ги вновь и вновь и вдруг воскликнул: -- Ой, я забыл! Он же сказал, что я должен отпустить эту... как ее... кнопку! Отпустить, как только я закончу говорить! Сэр Ги отнял от выступа палец, и из амулета понесся голос Савла, искаженный, хриплый, сопровождаемый треском, но все равно узнаваемый. Это настолько поразило сэра Ги, что он выронил шарик. Хорошо, что шарик висел на цепочке. -- Вам нужно отпустить кнопку, сэр Ги! Я говорю с вами, но вы не сможете меня услышать, если не отпустите кнопку! Поднимите палец! Поднимите палец! -- И тут ни с того ни с сего голос Савла запел: Повторяю -- раз, два, три -- Палец с кнопки убери! Что, мой голос звучит ужасно? Я так и думал! Ой, минуточку, как же вы можете ответить, если я все говорю и говорю? Ладно, сэр Ги, даю вам шанс -- на несколько секунд умолкаю. А вы снова нажмите ту маленькую кнопочку и, если слышите меня, скажите об этом. Помните заклинание? Нужно сказать: "Слышу вас громко и ясно". Понятно? Ну, давайте попробуем. -- Надо же! Он дает мне шанс, -- несколько обиженно проговорил сэр Ги и нажал кнопку. -- Представьте себе, я помню. Слышу вас громко и ясно. Но вот почему вы полагаете, что это заклинание может подействовать, когда в нем нет ни размера, ни рифмы, -- вот это мне совсем неясно! На этот раз сэр Ги отпустил кнопку вовремя, и из шарика донеслась речь Савла: -- Я это предусмотрел. За стишок не волнуйтесь, я заколдовал амулет, когда делал его, так что он будет работать безо всяких стихов, если только вы не нарушите моих указаний. Прием. -- Он говорит "прием", чтобы дать мне понять, что закончил высказывание, -- пояснил остальным сэр Ги и нажал кнопку. -- Чародей Савл, -- сказал он, -- мы только что получили известие, что Мэтью в беде. Похоже, он попал в заключение, но где именно находится, мы не знаем. Такое впечатление, будто бы это какое-то чародейское царство. -- Мы умоляем вас немедленно прийти ему на помощь, -- крикнула в амулет Алисанда, немного подумала и добавила: -- Прием. Мгновение шарик молчал. Сэр Ги сдвинул брови, собрался было снова нажать кнопку, но тут из шарика послышался голос Савла: -- Да, видимо, это вполне веская причина, чтобы заморозить мои опыты. У меня уйдет несколько минут, чтобы свернуть работу, и еще несколько, чтобы все обговорить с Анжеликой, и через... примерно через полчаса я буду с вами. -- Не надо с нами! -- воскликнула Анжелика, и сэр Ги успел вовремя нажать кнопку, чтобы ее слова долетели до Савла. -- Постарайтесь только добраться до него! -- Прием, -- добавил сэр Ги и отпустил кнопку. -- Добраться до него. Понял, -- произнес голос Савла. -- Подумаю, как это сделать. Еще распоряжения будут? Может быть, есть хоть какие-то сведения. Алисанда вопросительно посмотрела на Орто, но тот лишь покачал головой, а сэр Ги сказал: -- Вам известно то же самое, что и нам, чародей Савл, за исключением того, что сообщение поступило от канцлера короля Бонкорро, лорда Ребозо, нам передали, что Мэтью больше нет в Латрурии. Сообщение же о том, что он в беде, исходит от Орто, который несколько лет был помощником Мэтью. Орто также говорит, что Мэтью находится в каком-то странном чародейском царстве, которое не является ни частью этого мира, ни мира загробного, но Орто не может объяснить, что он при этом имеет в виду. Прием. -- Да, уж если кто его мог почувствовать на расстоянии, так это его помощник, -- произнес голос Савла, -- особенно когда речь идет о магии. Как ты узнал, Орто? Сон? Видение? Откровение? Балдеж? Прости, я хотел сказать "ощущение"? Прием. -- Ощущение, -- ответил Орто. -- Но гораздо больше, нежели просто ощущение. У меня вдруг возникло полное впечатление, будто бы я иду сквозь туман, что весь мир потерял вещественность, я почувствовал, что никогда не выйду оттуда, потому что не было никаких вех. Прием. -- Да, звучит весьма убедительно, -- отозвался голос Савла. -- Немедленно приступаю к поискам. Посмотрю, удастся ли что-нибудь обнаружить или кого-нибудь. Свяжусь с вами ближе к вечеру. Прием. -- Прием, сеанс связи закончен, -- сказал сэр Ги и отпустил кнопку. -- Что ж, ваше величество, мы сделали все, что смогли. Алисанда кивнула. -- Теперь все в руках чародея Савла. -- Ну а вперед-то пойдем или как? -- пробурчал дракон. -- Пойдем, -- кивнула королева. Невзирая на то что теперь она находилась не на своей земле, Алисанда продолжала инстинктивно чувствовать, что лучше для Меровенса. В этом универсуме Божественная Правота королей была не просто пустыми словами, не просто некоей абстракцией. -- Мы узнаем все, что только сможем узнать. Почему-то у меня -такое чувство, что к тому мгновению, когда чародей Савл разыщет Мэтью, нам всем следует быть в Венарре. Вперед! И они тронулись в путь. Войско с новой решимостью, Орто -- с надеждой, что найдется какое-то решение и обнаруженная им угроза будет уничтожена, а Алисанда... Алисанда гадала, не могло ли то вещество в прозрачной чаше быть снегом и не найдется и такого снега где-нибудь на кухне у короля Бонкорро. На самом деле Мэт не успокоился окончательно, пока мрачный замок не исчез в тумане. Только потом он перешел на прогулочный шаг и решил понаслаждаться созерцанием окрестностей. Но вот беда -- созерцать было решительно нечего, кроме клочьев густого серого тумана. И тогда Мэт решил рисовать собственный пейзаж. Начал он скромно: представил нечто подобное тому, что мы видим в шарике, наполненном глицерином, когда встряхнем его... и сценка тут же возникла немного впереди по правую руку от Мэта. Очаровательный маленький домик и снеговик, машущий ему своей снежной рукой, и снежинки, мягко и медленно падающие на землю. Правда, все вышло такое крошечное, что казалось очень далеким. Но какая, собственно, разница -- все равно иллюзия, как ни крути. Движимый порывом, Мэт остановился и решил создать что-нибудь еще -- ну, к примеру, вазу с сочными фруктами. Не успел подумать -- вот она, ваза, и до нее всего пятьдесят футов. Вернуться назад? Он ведь прошел мимо вазы. Снеговик стоял на своем месте, но уже не махал Мэту рукой на прощание, а чего, собственно, ждать от снеговика? Итак, любая иллюзия, какую бы он ни создал, в этом мире продолжала существовать до тех пор, пока он ее не уничтожит. Появилось у Мэта искушение... Да что такого, в конце-то концов в таком небольшом мире, пусть стоит... Однако возобладали привычки родного мира, и он старательно стер воображаемую картинку -- как стер бы ластиком с листа бумаги. Наверняка Мэту только померещилось, что у снеговика в глазах застыл страх в тот миг, когда от него осталась одна голова, но все равно он почувствовал себя немножко виноватым. А потом Мэт обернулся, раздумывая о том, что иллюзии здесь могли бы вести и более независимое существование. Ваза с фруктами стояла перед ним, и вид у фруктов был именно такой аппетитный и изысканный, какими он их себе воображал. Мэт выпучил глаза. Он ведь не хотел, чтобы фрукты появились, он просто представил -- с упоением и восторгом. Правда, представляя фрукты, он ужасно хотел их съесть, так, может быть, из-за этого аппетита они и появились? Мэт жадно бросился к вазе, выбрал ломтик дыни и откусил кусок. Лучше дыни он никогда в жизни не пробовал -- сочная, ароматная. То, что дыня сочная, оказалось весьма кстати, ведь Мэт до сих пор не отыскал в этом мире родника. Покончив с дыней, Мэт съел еще несколько замечательно вкусных плодов, а потом представил, что ваза с остатками фруктов исчезает. Какая радость от густого тумана? А вот фрукты очень порадовали Мэта, и чувство приятной сытости в желудке сохранилось. А почему бы и нет? Ведь иллюзию сытости создать так же легко, как и иллюзию вазы с фруктами. Мэт зашагал дальше, по пути воображая бабочек и певчих птиц. Они порхали и чирикали вокруг, а потом улетали прочь, разнося по маленькому миру веселые звонкие звуки. Как они нужны здесь посреди этой унылой серости! Внезапная мысль заставила Мэта остановиться. Если он мог делать так, что его иллюзии оставались вокруг и изменяли окрестности, почему этого не могли другие люди? Если он мог издавать шумы, творить всякие вкусности и наполнить ими желудок, то кто-то другой мог бы кусаться острыми зубами или убивать ядовитым жалом. Мэт решил передвигаться более осторожно. Еще Мэту было интересно: а что происходило, если кто-то из чародеев здесь умирал? Могла ли его душа удрать в загробный мир или томилась бы где-то под покровом тумана? Честно говоря, колдунам как раз больше понравилось бы бродить -- расплата тут носила буквальный характер, платить пришлось бы Аду, а Ад не надуешь, тем более -- в карманном мирке, созданном человеком, который и не пытался делать вид, что ведет себя благопристойно. Значит, скорее всего преисподней не составило бы труда выцарапать отсюда одного из своих должников. Вот призрак чародея, доброго волшебника -- это дело другое, хотя с какой стати ему тут скитаться, когда его ожидают небеса обетованные, непонятно... Конечно, если такую душу ждало долгое пребывание в Чистилище, это уже другой вопрос... Словом, Мэт решил на всякий случай опасаться бродячих призраков. Со страхом отшатнувшись раза три от клочьев тумана, Мэт решил, что, невзирая ни на что, ему нужно солнце. Сама по себе мысль сотворить солнце была настолько дерзкой, что Мэт здорово призадумался, но потом напомнил себе, что это будет всего лишь иллюзия, а не настоящее солнце. А для того, чтобы не смущаться и не подвергать себя возможному отрицательному воздействию радиации, Мэт представил солнце в виде светящегося шара, при этом совершенно холодного и к тому же всего в ста футах над головой. И естественно, солнце появилось, вернее, его свет, пропущенный сквозь туман. Мэт шагал вперед и представлял себе, как тает туман под лучами солнца, а вот и оно само -- его маленькое портативное солнышко, удобно устроившееся в зените... Позвольте, но ведь он только что нарисовал его себе вставшим над горизонтом! И потом, его детище должно быть золотистое, а не белое. Что тут происходит? А ведь что-то происходит... Здесь, где тающий, отступавший от земли туман обнажил прекрасный парк, роскошные лужайки, обрамленные клумбами с цветами всех цветов и оттенков, деревья, чьи пышные кроны подстрижены так аккуратно, что казалось, будто бы деревца кем-то вылеплены... живые изгороди и кусты... а между ними тут и там -- прудики со статуями и фонтанами, а статуи удивительные, ну просто-таки классические. Мэт в удивлении приблизился к одной из статуй и решил, что она действительно античная, по крайней мере по стилю. Кто-то старательно изучал искусство древних греков и римлян и аккуратнейшим образом скопировал их стиль. Перед ним была каменная женщина, чьи формы казались мучительно живыми, реальными, поза -- зовущей и грациозной, а лицо -- спокойным, холодным, самоуглубленным -- точно таким, какие Мэт видел на репродукциях, изображавших греческие статуи. Он пошел дальше, изумленно глядя по сторонам. Среди множества статуй не попадалось ни одной религиозной -- по меньшей мере ни одной, какую можно было бы назвать христианской, индуистской или буддистской. Эти фигуры могли бы перекочевать сюда из греческих или римских пантеонов, но если так, то перед Мэтом стояли идеализированные версии живых людей. Людей! Вот в чем дело! Кто-то вновь открыл и почувствовал ценность и возможности человеческого тела, а вероятно, и человеческого разума! Это были не античные ста- туи, это были статуи эпохи Возрождения! Да, но ведь действие происходило в средние века, в этом универсуме пока еще не открыли для себя заново античность и не приступили к возрождению утраченных знаний. Минуточку, минуточку! Но ведь когда Мэт упомянул о древних греках в разговоре с королем Бонкорро, король сказал, что слыхал о подобных находках и даже кое-что почитывал. Ренессанс начался в Италии тогда, когда в Англии рыцари еще потрясали широченными мечами, а Латрурия -- это та же Италия, только под другим именем. Может быть, Мэт попал сюда вовремя, для того чтобы увидеть самое начало возрождения Искусства и Науки? Или грозило