ие сосуды под кожей расширились под действием стимулятора. Деп-один состроил гримасу: -- Хиляк он у нас. -- Все свободны, граждане. У нас с госсеком еще кой-какие дела. В скафандры влезали сквозь подковообразный шов, изгибавшийся вдоль паха и ног. Все, кроме депа-три, разоблачились мгновенно. Линдсей расстегнул клапан и стряхнул с ног тяжелые магнитные башмаки. Линдсей остался наедине с президентом. Сволакивая через голову скафандр, он сжал правую кисть внутри широкого, жесткого рукава в кулак, вогнав в основание ладони иглу шприца. Выдернув, он отпустил ее, и игла тихонько поплыла в пальцы перчатки. Оставив скафандр открытым, чтобы проветривался, он взял его под мышку. Никто внутрь не полезет: теперь скафандр принадлежит ему, Линдсею, и на обоих плечах его -- дипломатические эмблемы ГДФ. Вместе с президентом он прошел на шлюзовую палубу и поставил скафандр в стойку. Кроме них, в "кладовке" не было никого. -- Ты готов, солдат? -- серьезно спросил президент. -- Как самочувствие? Идеологическое, я имею в виду. -- Хорошо, сэр, -- отвечал Линдсей. -- Я готов. -- Тогда идем. Они поднялись в рубку. Нырнув вперед головой в оружейную, президент вплыл в пушечный отсек. Линдсей последовал за ним. Голова гудела, расширенные кровеносные сосуды отчетливо пульсировали. Он чувствовал себя острее стеклянной грани. Сделав глубокий вдох, он влетел в пушечный отсек ногами вперед -- и будто бы оказался в царстве мрачного бреда. -- Готов? -- Да, сэр. Линдсей не торопясь пристегнулся к сиденью стрелка. Древнее орудие выглядело жутковато. На мгновение показалось, что ствол пушки направлен ему в живот. Нажать на спуск -- значит, разнести себя на куски... Порядок подготовки к стрельбе он вспомнил легко -- в его состоянии мозг поставлял информацию по первому требованию. Линдсей пробежал рукой по черному, матовому пульту управления и включил питание -- тумблер отозвался звонким щелчком. Музыка рубки управления за спиной зазвучала на октаву ниже -- энергии пушка забирала много. Под призрачно-синим прицельным монитором зажглась кроваво-красная цепочка злобно мерцающих индикаторов и шкал. Линдсей взглянул поверх экрана. В глазах его помутилось. Ребристый ствол орудия слегка поблескивал смазкой. Толстые черные продольные ребра сверхпроводниковых магнитов, к каждому из которых тянулись змеями кабели питания в металлизированных оболочках... Порнография смерти. Деградация человеческого гения, опустившегося в своей продажности до самоубийства расы. Переключившись на боевой режим, Линдсей снял опломбированную предохранительную крышку и сунул правую руку в открывшееся отверстие. В ладонь удобно легла пластиковая рукоять. Большим пальцем он снял второй предохранитель. Машина начала выть. -- Это должны делать все, -- сказал президент. -- Нельзя сваливать на кого-то одного. -- Я понимаю, сэр, -- сказал Линдсей. Эти слова он отрепетировал заранее. Цели перед ним не было -- жерло пушки было направлено перпендикулярно эклиптике, в галактическую пустоту. Никто не будет задет. Ему нужно лишь нажать на спуск. И он не сможет этого сделать. -- Такое ведь никому не нравится, -- сказал президент. -- Я тебе клянусь, орудие под пломбой всегда... Но нам без него -- никак. Ведь кто знает, что встретишь в следующий раз? Может, крупную добычу. Такую, что мы сможем вступить в картель. Снова стать народом. Тогда мы выбросим к чертям это чудище. -- Да, сэр. Здесь не с чем было бороться в открытую, нечего отвергать путем холодных размышлений. Препятствие лежало слишком глубоко. В самих основах вселенной. Миры могут взорваться. Стены заключают в себе жизнь. Там, за переборками, шлюзами и шпангоутами, -- безжалостный, мрак, смертельная пустота открытого пространства. И на древних станциях орбиты Луны, и в современных механистских картелях, и на Совете Колец, и даже на далеких аванпостах горняков-кометчиков и околосолнечных металлургов каждое мыслящее существо проникнуто пониманием этого. Слишком много поколений жили и умерли под мрачной тенью катастрофы. И каждый ощущал это с первых мгновений жизни. Жилища были священны -- священны в силу самой своей уязвимости. Уязвимость универсальна. Уничтожение одного из миров означало бы, что безопасности нет нигде и ни для кого, что каждый мир может сгореть в геенне тотальной войны. Конечно, полной безопасности нет, никогда не было и не будет. Способов уничтожения миров -- сотни: огонь, взрыв, яд, саботаж. Неослабная бдительность, культивируемая всеми сообществами, разве что уменьшала риск. Способность разрушать доступна была всем и каждому. И каждый разделял со всеми бремя ответственности. Призрак разрушения сформировал этическую парадигму всех идеологий и всех миров. Судьба человека в Космосе никогда не была легкой, и вселенная Линдсея не отличалась простотой. Эпидемии самоубийств, жестокая борьба за власть, отвратительные техно-расистские предрассудки, подленькое, исподтишка, подавление целых сообществ... Однако последней грани безумия все-таки удалось избежать. Да, без войны не обходилось. Мрачные, скрытые конфликты сыпались, словно искры, высеченные соприкосновением двух сверхсил, механистов и шейперов. Мелкие стычки, уничтоженные корабли, захват рудников с преданием смерти всех обитателей... Но в целом человечество жило и процветало. И этот триумф его был глубок и фундаментален: в низших слоях сознания, где постоянно гнездится страх, осталось место уверенности и надежде. То была победа, принадлежащая всем, всеобъемлющая до неявности, отложившаяся в той части сознания, от которой зависит все остальное. И все же эти пираты, как пиратам и полагалось, обладали оружием массового уничтожения. Машина была древностью, реликтом эпохи безумия, когда физики впервые взломали ящик Пандоры. Эпохи, в которую оружие космической мощности было рассеяно по поверхности Земли, словно точечные кровоизлияния, усеивающие мозг паретика. -- Я сам стрелял на прошлой неделе, -- сказал президент. -- Убедился, что на Дзайбацу не заминировали эту пакость. Некоторые из мех-картелей не преминули бы. Перехватят корабль где-нибудь в открытом космосе, оружие отключат, а к проводке подсоединят хитрый чип. Нажмешь спуск, чип испаряется, нервный газ... Хотя -- без разницы. Если нажимаешь спуск у этой штуки в бою, ты всяко -- мертв. На девяносто девять процентов. У шейперов, на которых мы нападаем, разная армагеддонная ерунда имеется. У нас тоже должно быть все, что есть у них. И мы сделаем все, что могут сделать они. Ядерная война, солдат; иначе -- никак... Ну, огонь! -- Огонь! -- выкрикнул Линдсей. Ничего не произошло. Пушка молчала. -- Что-то не так, -- сказал Линдсей. -- Пушка не работает? -- Нет, рука. Рука... -- Он подался назад. -- Рукоять отпустить не могу -- мышцы свело. -- Мышцы -- что?! С этими словами президент схватил Линдсея за предплечье. Сведенные судорогой мышцы застыли, словно стальные тросы. -- Господи, -- проговорил Линдсей с отработанной истерической ноткой. -- Я не чувствую вашей руки! Сожмите крепче... Президент стиснул предплечье с сокрушительной силой. -- Ничего... В скафандре он накачал руку обезболивающим, а искусственную судорогу обеспечили дипломатические навыки. Но фокус этот давался нелегко. Рукояти в пальцах он не предусматривал. Мозолистые пальцы президента вонзились в руку Линдсея немного повыше локтя. Боль сминаемых нервов резанула даже сквозь анестезию. Рука чуть-чуть дернулась, отпустив рукоять. -- Теперь есть. Слегка, -- спокойно сказал Линдсей. Ведь было же что-то, помогавшее терпеть боль... Если только стимулятор поможет вспомнить... Да, вот. Боль словно бы обесцветилась, превратившись в нечто, отвратительно близкое к удовольствию. -- Могу попробовать левой, -- убито сказал он. -- Конечно, если и она... -- Что там у тебя за херня случилась?! Президент безжалостно вонзил большой палец в нервный узел на запястье. Линдсей почувствовал ужасную боль, словно ему на мозг набросили черную, прохладную ткань, и едва не потерял сознание. Он слабо улыбнулся. -- Думаю, здесь какие-то шейперские штучки, -- сказал он. -- Нейронное программирование. Они устроили так, что я не могу этого сделать. -- Он сглотнул. -- Рука -- словно бы не моя. На лбу его выступил пот. Под такой дозой вазопрессина он мог ощущать каждую мышцу лица по отдельности. Именно так, как учили в Академии. -- Этак не пойдет, -- сказал президент. -- Если не можешь нажать спуск, значит -- ты не наш. -- А может, поставить какой-нибудь механизм? -- предложил Линдсей. -- Силовую перчатку, например. Я-то готов, сэр. Это она не хочет. Он поднял негнущуюся от плеча руку и изо всех сил опустил на острый угол кожуха орудия. Еще раз, еще... -- Не чувствую... На руке появилась порядочная ссадина. В воздух брызнули алые шарики крови. Рука оставалась неподвижной. Из раны медленно выполз уплощенный, амебоподобный кровяной сгусток. -- Но руку-то в измене не обвинишь, -- сказал президент. Линдсей пожал плечами (причем шевельнулось только одно): -- Я ведь стараюсь, сэр. Он знал, что никогда в жизни не нажмет спуск. Он понимал, что за это его могут убить, хотя и надеялся избежать такого исхода. Жизнь, конечно, важна... Но не настолько. -- Посмотрим, что скажет второй судья, -- сказал президент. Линдсей не спорил. Это вполне соответствовало плану. Судья-два спала в лазарете. Она вскочила, широко раскрыв глаза. Увидев кровь, она уставилась на президента: -- Какого хрена! Ты что, снова сломал ему руку? -- Это не я, -- смущенно и как-то виновато сказал президент. Он объяснил положение дел. Второй судья, осмотрев руку, перевязала ее. -- Похоже, что-нибудь психосоматическое. -- Я хочу, чтобы эта рука двигалась, -- сказал президент. -- Исполняй, солдат. -- Есть, сэр, -- удивленно ответила судья-два, не сразу сообразившая, что они на военном положении. Она почесала в затылке: -- С этим лучше бы не ко мне. Я же просто механик, а не шейперский психотех. -- Она покосилась на президента. Тот был непреклонен. -- Думается мне... Вот это должно помочь. -- Она вытащила какую-то ампулу. -- Конвульсант. В пять раз сильнее естественных нервных сигналов. -- Она набрала в шприц три кубика. -- Руку лучше перетянуть. Если это попадет в другие сосуды, его так тут перекорежит... -- Она виновато взглянула на Линдсея. -- Будет больно. Очень. Появлялась удобная возможность. Рука переполнена обезболивающим, но боль можно изобразить. Если это получится убедительно, они могут забыть о проверке; Они подумают, что он, Линдсей, жестоко наказан за то, в чем не виноват. Судья настроена сочувственно, можно столкнуть ее с президентом. Остальное сделает их чувство вины. -- Президенту лучше знать, -- твердо сказал он. -- Делай что он велел. Рука все равно ничего не чувствует. -- Уж это-то ты почувствуешь. Если только не мертв. Игла вонзилась в кожу. Жгут туго перетянул бицепс. Вены набухли, перекорежив татуировку. Когда пришла боль, он понял, что от анестезии нет никакого проку. Конвульсант жег, словно кислота. -- Горит! -- закричал он. -- Горит!!! Рука содрогнулась; мышцы жутко свело. Затем они начали судорожно сокращаться, и конец жгута вырвался из рук судьи-два. Кровь, не сдерживаемая больше жгутом, хлынула в грудь и в плечо. Согнувшись пополам, Линдсей задохнулся в крике. Лицо его посерело. Препарат сжал сердце, словно раскаленная проволока. Подавившись собственным языком, Линдсей забился в судорогах. Двое суток лежал он при смерти. А когда выздоровел, решение на его счет уже было принято. Вопрос о проверке больше не поднимался. Ей так и не суждено было произойти. Космический корабль "Красный Консенсус" 19.12.16 -- Камень как камень... -- сказала деп-два, смахивая с экрана таракана. -- Это цель, -- сказала спикер парламента. Рубка работала в аварийном режиме, и знакомый хор из гуденья, писка и кваканья сошел на нет, превратившись в едва уловимый шорох. Лицо спикера в свете экрана приобрело зеленоватый оттенок. -- Маскировка, -- продолжила она после Паузы. -- Они там. Нутром чую. -- Простой булыжник. -- Третий сенатор, брякнув инструментальным поясом, придвинулась к экрану. -- Либо слиняли, либо еще что. Инфракрасных нет. Линдсей, который так ни разу и не посмотрел на экран, молча дрейфовал в стороне. Рассеянно, не спеша, взглядом устремясь в никуда, растирал он татуированную правую руку. Кожа зажила, но комбинация препаратов дотла выжгла пораженные нервы. Кожа под холодной тушью татуировки казалась резиновой. Кончики пальцев не ощущались вовсе. Он не верил, что шейперы станут особенно церемониться. Конечно, распростертый солнечный парус прикрывает корабль от радара и мешает упреждающему удару с астероида. Однако он постоянно чувствовал, что вот сейчас, в эту самую долю секунды корабль разорвут на части выстрелы шейперов. В пушечном отсеке скрипнуло сиденье стрелка -- судья-три нервно заерзал. -- Ждут, когда продрейфуем мимо, -- сказал президент. -- Получат возможность прицелиться и ударят. -- Не могут же они так вот просто взять и нас уничтожить, -- рассудительно возразил сенатор-два. -- А вдруг мы -- бродяги. Механистские дезертиры... -- Дел-три, стоп здесь! -- приказал президент. Тот, лучезарно улыбаясь, повернул полускрытое очками лицо к остальным и снял наушники: -- Что, господин президент? -- Я говорю, стоп на этой частоте, разрази-ть-тя!.. -- заорал президент. -- А, это... -- Сунув руку за ворот скафандра, пред-три принялся чесаться, одной рукой прижимая к уху наушник. -- Так я -- уже. И... э-э... Он осекся. Команда затаила дыхание. Обзор ему закрывали очки, но он, уверенно вытянув руку, коснулся нескольких выключателей. Рубку наполнил высокий прерывистый вой. -- Переключу на визуалку, -- сказал деп-три, опуская руки на клавиатуру. Астероид исчез с экрана, сменившись бессмысленными столбцами букв: ...TCGAGGCTATCGTAGCTAAAGCTCTCCCGATCGATATCGTCTCGATCGATGGATGCTTAGCTAGCTAGT TGTCGATGTAGGGCTCGAGCTAG... -- Шейперский генный код, -- сказала спикер. -- Я же говорила! -- Ну, это их последняя передача, -- веско сказал президент. -- С этого момента объявляю военное положение. Всем -- по боевым постам. Кроме тебя, госсек. Исполнять! Все смешалось; нервные импульсы всей команды словно сорвались с привязи и понеслись вскачь. Линдсей, созерцая общий аврал, размышлял о передаче на Совет Колец, выдавшей аванпост. Вполне возможно, в этом последнем крике шейперы швырнули в пространство собственные жизни. Однако среди врагов есть человек, который сможет оплакать погибших. Глава четвертая ESAIRS XII 21.12.16 Астероид назывался ESAIRS 89-XII -- других названий, помимо этого, извлеченного из древнего каталога, у него не имелось. Он представлял собою глыбу спекшейся породы в форме картофелины, полкилометра в длину. "Красный Консенсус" завис над экватором. Линдсей спускался, держась за трос одной левой рукой. Темный астероид глянцевито поблескивал; сквозь забрало шлема видны были антрацитово-черные жилы углеродистой руды. Холодно-серые и белые пятна отмечали следы столкновений с метеоритами. Самые крупные кратеры достигали восьмидесяти метров в поперечнике, на дне их, сквозь трещины в породе, взбугрялись застывшая лава и вулканическое стекло. Линдсей приземлился. Поверхность под ногами была похожа на пемзу, усыпанную грязно-белыми застывшими пузырьками лавы. В длину астероид просматривался от начала до конца, в ширину же -- до горизонта было не более дюжины шагов. Пригнувшись, он поплыл над астероидом, цепляясь пальцами в грубой перчатке за выступы и впадины. Пальцы правой руки почти ничего не чувствовали -- толстая ткань внутри перчатки на ощупь была мягче хлопка. Ноги, не находя опоры, бесцельно болтались над поверхностью. Линдсей перебрался через кромку продолговатого -- удар, судя по всему, пришелся по касательной -- кратера. Глубина впадины в пять раз превосходила его рост, а дно представляло собою полосу стеклянно-гладкого зеленоватого базальта. Длинный, зазубренный гребень расплавленной породы в свое время едва не обрел свободу, но застыл, запечатлев рябь и волны расплавленной массы... Вдруг полоса камня скользнула в сторону. Поверхность ее пошла складками, сминаясь, словно шелк. Застывшие каменные волны оказались нарисованными на маскировочной пленке. Внизу зияла пещера. Точнее, вход в туннель, полого уходивший вниз. Осторожно спустившись по склону, Линдсей вплыл в туннель и, придерживаясь за стены, продвинулся немного вперед; затем поднял руки над головой и оттолкнулся от потолка, чтобы встать на ноги. Над близким горизонтом занялся рассвет. Отсветы его проникали в туннель. Туннель оказался идеально круглым, с неестественно гладкими стенами. Шесть металлических полос, отсвечивая медью под лучами солнца, тянулись вдоль стен в глубину, вероятно, приклеенные эпоксидной смолой. Судя по всему, туннель опоясывал астероид -- он круто, как и горизонт, изгибался. За поворотом, едва видимый, тускло блеснул коричневый пластик. Подпрыгивая и отталкиваясь от стен, Линдсей устремился вперед. В пластиковую пленку был вмонтирован матерчатый шлюз. Расстегнув молнию, Линдсей вошел в шлюз, застегнул за собой клапан, затем расстегнул молнию внутренней двери и пролез внутрь. Он оказался внутри пузыря, окрашенного черным и охрой. Баллон, должно быть, надули внутри туннеля -- он плотно, не оставив ни щелки, закрывал проход. Под потолком вверх ногами парил человек в защитном пластиковом скафандре. Зеленый силуэт ярко выделялся на фоне черных узоров, от руки нанесенных на охряной фон. Скафандр Линдсея осел -- давление воздуха уравнялось. Он снял шлем и с опаской вдохнул. Воздух оказался стандартной кислородно-азотной смесью. С намеренной неуклюжестью Линдсей прижал правую руку к сердцу: -- Я... э-э... желаю огласить заявление. Если вы не возражаете. -- Прошу вас. Тонкий голос женщины звучал несколько глуховато. Линдсей мельком увидел лицо, скрытое за стеклом визора: холодные глаза, смуглая кожа, темные волосы, забранные зеленой сеткой. Медленно, без всякого выражения, Линдсей принялся читать: -- Вас приветствует Горняцкая Демократия Фортуны. Наш независимый народ действует в рамках закона, твердо базирующегося на платформе гражданских прав человека. Новые члены нашего политического сообщества, как эмигрировавшие на территорию государства, подвергаются до получения полного гражданства краткому натурализационному процессу. Мы стараемся по возможности смягчить неудобства перехода к новому политическому строю. Согласно нашей политической линии идеологические различия устраняются в процессе переговоров. С данной целью мы делегируем к вам нашего государственного секретаря, уполномоченного выработать предварительные условия, подлежащие последующей ратификации Сенатом. Желательным для Горняцкой Демократии Фортуны, как определено совместной резолюцией номер шестнадцать шестьдесят седьмой сессии парламента, является незамедлительное начало переговоров под эгидой государственного секретаря, дабы обеспечить краткость и безопасность переходного периода. Шлем нашим будущим гражданам горячие поздравления и предлагаем руку дружбы. Подписано президентом. -- Линдсей поднял взгляд. -- Вам понадобится копия. Он протянул ей бумагу. Шейпер приблизилась к нему, и Линдсей увидел, что она сказочно красива. Впрочем, это ничего не значило -- красота среди шейперов ценилась дешево. Она приняла документ. Линдсей вынул из набедренной сумки еще несколько: -- Мои верительные грамоты. Он подал ей стопку переработанных из вторсырья разноцветных листов с печатями Фортуны, оттиснутыми на фольге. -- Меня зовут Нора Мавридес, -- сказала женщина. -- Моя Семья поручила мне довести до вас нашу точку зрения относительно сложившейся ситуации. Мы полагаем, что сможем убедить вас в том, что предпринимаемые вами действия являются безрассудными и что вам выгоднее заняться каким-нибудь другим объектом. Все, что нам необходимо, это время, потребное для того, чтобы убедить вас. В знак доброй воли мы даже заблокировали наше главное орудие. -- Прекрасно, -- кивнул Линдсей. -- Очень хорошо. Это произведет неизгладимое впечатление на наше правительство. Я лишь хотел бы взглянуть на это орудие. -- Вот оно, -- отвечала Нора Мавридес. -- Мы в его стволе. Космический корабль "Красный Консенсус" 22.12.16 -- Я прикинулся дураком, -- рассказывал Линдсей. -- Но не думаю, что они на это купились. Он обращался к совместной сессии парламента и сената под председательством спикера парламента. Президент находился среди публики, а члены Верховного Суда, несшие вахту у орудия в рубке управления, следили за происходящим по интеркому. -- Она поверила, не сомневайся, -- покачал головой президент. -- Шейперы же всех считают придурками. Да какого хрена, рядом с ними мы и вправду придурки. -- Мы пришвартовались, -- продолжал Линдсей, -- рядом с выходом их пускового кольца. Длинный круговой туннель, кольцо с осевой точкой в центре тяжести этого булыжника, пролегающее под самой поверхностью. Оборудовано продольными магнитными ускорителями и, в некотором роде, магнитной пусковой бадьей. -- Я слышал о таких, -- сказал по интеркому судья-три. Когда-то шахтер, на корабле он был штатным артиллеристом, и лет ему было уже под сотню. -- Начинает на малом ускорении, подхватывает бадью, подмагничивает, гоняет по кругу на магнитной подушке, разгоняет до нужного, а затем тормозит перед жерлом. Бадья останавливается, а груз выстреливается со скоростью нескольких кликов в секунду. -- Кликов в секунду? -- протянула спикер парламента. -- Да они нас разнесут! -- Нет, -- вмешался президент. -- На запуск нужна уйма энергии. А мы близко, и сразу заметим магнитное поле. -- Внутрь нас не пустят, -- сообщил Линдсей. -- Семья их живет в чистоте. Микробов у них нет -- или же только искусственно выведенные. А у нас в каждой поре зараза из Дзайбацу. Они собираются от нас откупиться и отправить восвояси. -- Но нас не для этого наняли, -- напомнила спикер. -- И как узнать, сколько с них взять, не видя поселения? -- поддержала ее деп-один. Юная ренегатка-шейпер поправила лакированными ноготками волосы. Последнее время она очень заботилась о своем внешнем виде. -- Можно прокопаться внутрь экскаватором, -- сказал президент. -- У нас есть данные сонарной съемки. Мы Хорошо представляем себе расположение ближайших к поверхности туннелей. За пять-десять минут, пока наш госсек ведет переговоры, успеем прокопаться. -- Он сделал паузу. -- Но за это они нас могут убить -- Мы и так покойники, -- с холодной уверенностью объявила спикер парламента, -- если они нас не подпустят поближе. Пушка наша -- для ближнего боя, а их кольцо расшибет нас и через несколько часов после отлета. -- Но пока что они этого не сделали, -- заметила деп-один. -- Раньше они не знали, кто мы такие. -- Остается одно, -- подвел итог президент. -- Поставить вопрос на голосование. ESAIRS XII 23.12.16 -- Мы же, в конце концов, горняцкая демократия, -- втолковывал Линдсей Hope Мавридес. -- Согласно идеологии Фортуны, мы имеем неоспоримое право на разведочное бурение. Если бы вы предоставили нам карты ваших туннелей, ничего бы такого не было. -- Вы сильно рисковали, -- заметила Нора Мавридес. -- Но вы должны признать, что здесь есть и положительные стороны, -- продолжал Линдсей. -- Теперь, когда ваша сеть туннелей уже, как вы выражаетесь, "подверглась заражению", мы можем хотя бы встретиться лицом к лицу, без скафандров. -- Это безумие, господин госсекретарь. Линдсей поднял левую руку к груди: -- Но, доктор Мавридес, взгляните на ситуацию с нашей точки зрения! ГДФ не может бесконечно откладывать вступление в обладание своей законной собственностью! Я не усматриваю в наших действиях ничего нелогичного. Вы продолжаете придерживаться мнения, что мы должны улететь. Но мы не разбойники, а поселенцы. Нас не свернуть с пути туманными посулами и антимеханистской пропагандой. Мы -- горняки. -- Вы -- пираты. Механистские наемники. Линдсей пожал плечами -- точнее, плечом. -- У вас действительно травма руки? Или же вы притворяетесь, чтобы убедить меня в вашей безвредности? Линдсей молчал. -- Понимаю вашу точку зрения, -- сказала она. -- Переговоры без доверия невозможны. И где-то обязательно есть почва для взаимопонимания. Так давайте поищем. Линдсей выпрямил руку. -- Хорошо, Нора. Давайте -- между нами двоими -- оставим пока наши роли. Слушаю вас. Я согласен на любой уровень откровенности, какой вы предложите. -- Тогда скажите, как вас зовут. -- Мое имя вам ничего не скажет. -- Последовала пауза. -- Хорошо. Называйте меня Абеляром. -- Из какой генетической линии? -- Я не шейпер. -- Вы лжете, Абеляр. Вы движетесь как один из нас. Рука помогает это скрывать, но ваша неуклюжесть слишком уж хорошо разыграна. Сколько вам лет? Сто? Меньше? Давно вы в бродягах? -- Это так важно? -- спросил Линдсей. -- Вы можете вернуться! Поверьте, положение изменилось! Совет нуждается в вас! Я вас поддержу. Присоединяйтесь к нам, Абеляр. Вы ведь -- один из нас. Что общего у вас с этими грязными ренегатами? Линдсей потянулся к ней. Нора резко отпрянула; длинные шнурки, стягивавшие ее рукава, взвились вверх. -- Вот видите, -- сказал Линдсей, -- я такой же грязный, как и они. Он взглянул ей в глаза. Нора была прекрасна. Клан Мавридесов был генетической линией, прежде ему незнакомой. Большие светло-карие глаза, слегка монголоидные и скорее индейские, чем азиатские. Высокие скулы, прямой римский нос, густые черные брови и пышные, черные, глянцевито блестящие волосы, вьющиеся в невесомости и заправленные в изумрудно-зеленый пластиковый тюрбан, стянутый сзади красной ленточкой... Кожа ее отливала медью и была чистой и сверхъестественно гладкой. Их было шестеро. Семейное сходство их было удивительным, однако они не являлись идентичными клонами. Шестерка их составляла ту ничтожную долю Мавридесов, которая прошла отбор: Клео, Паоло, Фазиль, Ион, Агнесса и Нора. Лидером была сорокалетняя Клео, Hope шел двадцать девятый год, остальным было по семнадцать. Увидев их, Линдсей проникся к ним жалостью. Совет Колец не любил швыряться средствами направо и налево. Семнадцатилетние гении вполне подходили для подобных заданий и обходились дешево... Они разглядывали его, Линдсея, и карие их глаза полны были опасливой брезгливости -- точно так обычные люди смотрят на вредных насекомых. Они убили бы его, не задумываясь, -- мешало лишь отвращение. Однако было поздно. Им бы убить его с самого начала, пока еще можно было сохранить свою стерильную чистоту... Теперь же он был слишком близко, и дыхание его, кожа, зубы и даже кровь -- все источало заразу... -- У нас нет антисептиков, -- объяснила Нора. -- Мы даже не думали, что они могут понадобиться. Для нас, Абеляр, все это будет крайне неприятно. Нарывы, опухоли, сыпи... Понос... И никуда от этого не денешься. Даже если вы улетите завтра же; воздух с вашего корабля... в нем кишели микробы. Она развела руками. Алые шнуры стягивали на запястьях пуфы рукавов ее блузы; сквозь разрезы слабо мерцала гладкая кожа предплечий. Блуза походила на шаль, стянутую шнурками на боках, а в талии -- поясом. Нора сшила ее сама. Лацканы украшали розово-белые кружева. Были на ней также собранные у коленей шорты и пурпурные сандалии на тесемках... -- Мне очень жаль, -- заговорил Линдсей, -- но так -- все лучше, чем умирать... Шейперы долго не протянут, Нора. Им конец. Я вовсе не питаю любви к механистам, поверь... -- Здесь он в первый раз отважился на жест правой рукой. -- Я сейчас скажу тебе одну вещь, но если ты перескажешь ее кому-либо -- отопрусь напрочь. Механисты существуют только благодаря вам. Союз картелей -- липа. Объединяет их единственно страх и ненависть к перекроенным. Уничтожив Совет Колец -- а за ними, кстати, не заржавеет, -- они сами рассыплются в пыль. Прошу тебя, Нора: ну, чисто полемики ради, прими хоть на время мою точку зрения. Я понимаю, что вы обречены, что вы преданы своей генетической линии и своему народу... Но ваша смерть никому ничем не поможет. Шейперам суждено пасть. Сейчас есть только вы да мы. Восемнадцать человек. Я жил с фортунианами. Оба мы понимаем, чего они стоят. Шайка пиратствующих мародеров. Неудачники. Жертвы, Нора! Живущие на грани между правильным и доступным. Но если уж вы пойдете с ними, они не убьют вас ни за что. И это -- ваш шанс. Для всех шестерых. Покончив с вами, они отправятся в картели. Если вы сдадитесь, возьмут с собой. Вы молоды. Скройте ваше прошлое -- и лет через сто будете править этими самыми картелями! Механисты, шейперы... Это всего лишь ярлыки. А суть -- в том, что мы живы. Живы! -- Вы -- просто орудия, -- ответила женщина. -- Да, верно, жертвы. И мы -- жертвы. Но наш случай -- как-то пристойнее. Голыми мы пришли в этот мир, Абеляр. Нас доставили сюда катером, неспособным на обратный полет, и в пути мы уцелели лишь потому, что на каждую реальную миссию Совет запускал по полсотни пустышек. Мы просто не стоим того, во что обошлось бы картелям наше уничтожение. Потому-то вас и наняли... Богатые, власть предержащие механисты обратили вас против нас. Мы сами обеспечили себе жизнь. Из ничего, собственными умом и руками, при помощи собственного ветвэра {* В отличие от "софта" (software) "ветвэр" (wetware) -- термин фантастический, причем у каждого из авторов-киберпанков он имеет разное значение. В романе "Схизматрица" этот термин обозначает продукт генетического программирования.} возвели эту базу. А вы пришли нас убить. И продолжить жить за наш счет. -- Но, так или иначе, мы здесь. Что прошло, того не поправишь. Я прошу тебя оставить меня в живых, а ты мне идеологией тычешь... Не будь такой непреклонной, Нора! Не губи всех! -- Я тоже хочу жить, -- сказала она. -- Но это вы должны к нам присоединиться. Толку от этого будет немного, однако мы согласны терпеть вас. Вы никогда не станете настоящими шейперами, но здесь, под нашей эгидой, найдется место и дикорастущим. А картели... Пусть делают что хотят -- мы их переиграем. Не мытьем, так катаньем. -- Вы -- в осаде, -- напомнил Линдсей. -- Прорвемся. Ты разве не слышал? Цепь переходит на нашу сторону. Одна орбитальная станция уже наша. Корпоративная республика Моря Ясности. Даже здесь не кинула его тень Константина. -- И ты считаешь это победой? -- с сарказмом спросил он. -- Эти-то упадочнические мирки? Древние развалины? -- Отстроим заново, -- с холодной уверенностью сказала она. -- Их молодежь -- за нас! Космический корабль "Красный Консенсус" 01.01.17 -- Добро пожаловать на борт, доктор Мавридес. Президент протянул руку. Нора пожала руку без колебаний -- ее кожу надежно защищал тонкий пластик скафандра. -- Прекрасно начинается новый год, -- заметил Линдсей. Они находились в рубке управления. Только сейчас Линдсей осознал, как не хватало ему знакомой, уютной музыки приборов. Звук пропитывал все его существо, снимая напряжение, о котором сам он и не догадывался. Переговоры длились уже двенадцать дней. Он уже и забыл, насколько непрезентабельно, неопрятно выглядят пираты. Закупоренные поры, слипшиеся волосы, грязные зубы... Да шейперскому глазу они должны казаться животными! -- Это -- наше третье соглашение, -- официально продолжал президент. -- Первое -- Акт об установлении отношений, затем -- Акт о технологическом налогообложении и Торговое соглашение, а вот теперь -- одно из величайших достижений нашей общественной политики -- Решение о воссоединении. Добро пожаловать на "Красный Консенсус", доктор. Мы надеемся, что каждый ангстрем этого корабля вы примете как наше национальное наследие и оцените по достоинству. Прилепив отпечатанное соглашение к переборке, президент изобразил под текстом развесистый, сложный росчерк. Линдсей же -- левой рукою -- приложил государственную печать. Тоненькая, рыхлая бумага немного смялась. -- Теперь все мы здесь -- единый народ, -- подвел итог президент. -- Можно малость расслабиться и это... познакомиться поближе. Вытащив тускло-серый ингалятор, он основательно затянулся. -- Вы сами сшили этот скафандр? -- спросила спикер парламента. -- Да, госпожа спикер. Швы сшиты проволокой и склеены эпоксидной смолой из наших ветвэр-резервуаров. -- Понятно. -- Тараканы у вас красивые, -- сказала деп-два. -- Розовые с золотым и зеленым. Даже и на тараканов-то не похожи. Мне бы таких! -- Я полагаю, это можно устроить. -- А я вам за них дам релаксанта. У меня много. -- Спасибо, -- сказала Нора. Она держалась прекрасно. Линдсей втайне гордился ею. Расстегнув скафандр, Нора выплыла из него. Она была одета в треугольное пончо с геометрическим орнаментом в белых и холодно-голубых тонах. Углы пончо были стянуты на бедрах шнуровкой, на ногах не было ничего, кроме сандалий на липучках. На сегодня пираты тактично отказались от красных комбинезонов с серебряными скелетами. Традиционную их одежду заменяли мышасто-бурые комбинезоны Дзайбацу, в которых они выглядели сущими дикарями. -- Мне бы такой сгодился... -- Деп-три сравнивал гофрированный рукав своего скафандра с тоненьким пластиковым рукавом Нориного. -- А как вы в них дышите? -- Они -- не для пространства. Мы просто закачиваем в них чистый кислород и дышим, пока можно. Минут на десять хватает. -- Ну, баллоны я подмонтирую. Космичней будет. Солнцу понравится. -- Мы научим вас шить такие. Очень полезное искусство. Она улыбнулась. Линдсей внутренне передернулся. Он понимал, как должно воротить ее от густейшего запаха прокислого пота из скафандра третьего депутата. Он вклинился между ними, ненавязчиво оттерев в сторону депа-три, и -- впервые -- коснулся Норы Мавридес. Опустил руку на мягкое, бело-голубое плечо ее пончо. Мускулы под тканью были судорожно напряжены. По губам ее скользнула стремительная улыбка. -- Не сомневаюсь, и остальные найдут ваш корабль восхитительным. Мы-то прибыли сюда в катере, на девять десятых загруженном льдом для ветвэр-резервуаров. Сами мы, практически мертвые, были залиты пастой... Был у нас робот, крохотный токамак, и прочего понемножку -- проволока, горстка микрочипов, соли, микроэлементы... И -- гены. Зародыши, семена, бактерии. Одежды у нас не было -- для экономии полетного веса... Все остальное мы сделали собственными руками. Камню не устоять против плоти, если плоть мыслит. Линдсей кивнул. Об электромагнитном орудии она даже не заикнулась. Пушки сегодня не обсуждались. Она изо всех сил старалась обаять и очаровать пиратов, но все равно они чувствовали себя уязвленными. Да, Семье было чем гордиться. Они начинали путь к процветанию с бактериального ветвэра в желатиновых капсулах не крупнее булавочной головки. Они создали пластики, выжав их из камня. Творения их обходились дешево. Как сама жизнь. Они вросли в камень. Стальная настойчивость мягкой плоти вынудила скалу отступить. ESAIRS XII был пронизан туннелями -- ободья с острыми зубьями грызли породу круглые сутки. Имелись у них и воздуходувки, состряпанные из виниловых мешков и ребер из пластика с памятью. Ребра дышали: они были подключены к токамаковой энергостанции; небольшие изменения напряжения заставляли их сокращаться и расширяться, и пластиковые "легкие" громко хлопали, втягивая воздух, а затем выдыхали его с животным визгом. Сам камень казался живым -- столь разнообразны были наполнявшие его звуки жизни. Скрежет проходческих инструментов, дыхание воздуходувок, бульканье ферментаторов... Была у Мавридесов и растительность. Не только водоросли и протеиновая слизь, но и -- цветы! Розы, флоксы, маргаритки -- вернее, растения, называвшиеся так до того, как скальпель коснулся их ДНК. Сельдерей, латук, карликовая кукуруза, шпинат, люцерна... Бамбук! При помощи тонкой проволоки и бесконечного терпения бамбук превращался в трубы и сосуды. Яйца! У них были и куры -- вернее, то, что называлось курами, прежде чем шейперские генные технологии не превратили их в невесомостные генераторы протеина. Они были могущественны, уязвимы и полны отчаянной ненависти. Линдсей понимал, что они лишь выжидают удобного случая и взвешивают все "за" и "против", тщательно рассчитывая свои действия. Да, они нападут и будут бить на поражение, но лишь в тот момент, когда обеспечат себе максимум возможностей победить и уцелеть. Понимал он также и то, что каждый новый день, каждое незначительное соглашение либо уступка кладут еще один слой шеллака на разделяющую их трещину. День за днем обретает форму новый статус-кво, непрочное перемирие, держащееся единственно на привычке. За неимением лучшего, хороша уже сама надежда на то, что мир на словах обернется когда-нибудь миром на деле. ESAIRS XII 03.02.17 -- Эй! Государственный секретарь! Линдсей проснулся. В призрачном тяготении астероида он едва касался пола своей пещерки, называемой всеми "Посольством". После принятия Решения о воссоединении он со всеми гражданами ГДФ переселился на астероид. Разбудили его Паоло с Фазилем. Оба юноши были одеты в вышитые пончо и жесткие пластиковые венцы, стягивающие длинные, развевающиеся волосы. Кожная инфекция поразила их жестоко, и с каждым днем положение ухудшалось. Шея Паоло была так воспалена, что горло казалось перерезанным. У Фазиля болело левое ухо, отчего голова его постоянно клонилась вбок. -- Хотим тебе кое-что показать, -- сказал Паоло. -- Можешь пойти с нами, господин государственный секретарь? Только -- тихо. Голос его звучал так мягко, а взгляд карих глаз был таким невинным и ясным, что Линдсей тут же понял: они пришли неспроста. Убьют? Пока нет, скорее всего. Зашнуровав пончо, он долго возился со сложными завязками сандалий и наконец сказал: -- Я к вашим услугам. Они выплыли в коридор. Коридоры, которые соединяли пещеры, были просто-напросто длинными и узкими -- метр в поперечнике -- норами. Мавридесы поплыли вперед с гибким проворством ящериц. Линдсей отстал. С правой его рукой делалось все хуже и хуже -- она совсем потеряла чувствительность. Так, в молчании, они добрались до одной из ферментационных, освещенной желтым неярким светом. Сюда выходили пухлые, сосцеобразные насадки трех ветвэр-камер. Сами камеры, подобно связкам огромных сосисок, размещались в каменных туннелях. В каждом туннеле лежала цепочка таких "мешков", соединенных встык с помощью фильтров. В последнем "мешке" крутилась, слегка пощелкивая, мешалка из пластика с памятью. В воздухе вилась, подсыхая, пустотелая труба из абсолютно прозрачного акрила; от нее шел сильный и неприятный запах. Миновав ферментационную, нырнули в темноту следующего туннеля. Все туннели были одинаковыми, с безупречно гладкими стенами. В освещении не было надобности. Любой из молодых гениев легко мог запомнить всю череду переходов. Слева донесся неспешный "клак-хрусть, клак-хрусть" проходческого обода. Ободья и зубья к ним