учеников -- сверхспособных. Сверхспособный встретил Линдсея на лужайке. Лицо его было исполнено спокойного самообладания. Дзен-серотонин... -- Я согласовал ваш визит с хранителем Понпьянскулом, -- сказал он. -- Предусмотрительно, -- оценил Линдсей. Невилл Понпьянскул тоже был мертв, но говорить об этом было бестактно. Следуя ритуалу Совета Колец, Понпьянскул увял, оставив заранее составленные речи, заявления, видеозаписи и "случайные" телефонные звонки. Неотеники так и не озаботились сместить его с поста хранителя. Избежав тем самым множества хлопот. -- Позволите ли показать вам Музей, сэр? Бывший его куратор, Александрина Тайлер, оставила нам бесподобную Линдсейниану. -- Чуть попозже. Канцлер-генерал Константин принимает посетителей? Константин отдыхал в розовом саду. Лежа в шезлонге рядом с ульем, он смотрел на солнце пластиковыми, ничего не выражающими глазами. Время, несмотря на самый лучший уход, не пощадило его. Долгие годы, проведенные в естественном притяжении, сказывались: поверх тонких костей странно бугрились узловатые мускулы. В отраженном солнечном свете Республики не было ультрафиолета, однако Константин загорел. Его древняя обнаженная кожа была испещрена синевато-багровыми родинками. Он лишился почти всех волос, и вдавленные мозоли в стратегических точках черепа стали доступны всеобщему обозрению. Лечение было долгим и основательным. И вот наконец оно завершилось успехом. Константин обернулся на звук шагов. Зрачки пластиковых глаз были разного размера -- он, очевидно, изо всех сил старался сосредоточить взгляд на пришедшем. -- Абеляр? Это ты? -- Да, Филип. Робот опустился на пол рядом с креслом, и Линдсей удобно устроился на его мягкой, упругой голове. -- Вот как... Хорошо добрался? -- Корабль был очень старый, -- ответил Линдсей. -- Что-то вроде летучего дома для престарелых. Там даже ставили "Белую Периапу" Фетгерлинга. -- Хмммм... Не лучшая из его пьес. -- Ты, Филип, всегда отличался хорошим вкусом. Константин выпрямился. -- Может, позвонить, чтобы принесли халат? Когда-то я выглядел лучше. -- Ты бы посмотрел, что там у меня под этим костюмом, -- развел руками Линдсей.-- В последнее время я не шибко-то тратился на омоложения. Когда вернусь, пройду полную трансформацию. Я отправляюсь на Европу, Филип. Море! -- Значит, в бродяги? Подальше от людских ограничений? -- Да, можно сказать и так... Я захватил с собой планы. -- Линдсей извлек из внутреннего кармана брошюру. -- Давай посмотрим вместе. -- Хорошо. Чтобы сделать тебе приятное. Костантин принял брошюру. На центральном ее развороте красовался портрет ангела -- подводного постчеловека. Кожа его была гладкой, глянцевито-черной. Ног и тазового пояса не было вовсе: спинной хребет заканчивался длинным мускулистым хвостовым плавником. От шеи тянулись ярко-алые жабры. Распахнутая черная грудная клетка демонстрировала белые крылоподобные сети, укомплектованные бактериями-симбионтами. На длинных черных руках -- красные, голубые, зеленые фосфоресцентные пятна. Пятна были подключены к нервной системе. Вдоль ребер и плавников тянулись две длинные линии. Снабженные множеством нервных окончаний, они обеспечивали ощущение колебаний воды -- новое, водное чувство, нечто вроде осязания на расстоянии. Носоглотка вела в легочные мешки с хемочувствительными клетками. Громадные глаза, лишенные век, определили форму перестроенного черепа. Держа брошюру перед глазами, Константин пытался сфокусировать на ней взгляд. -- Очень элегантно, -- сказал он наконец. -- Никаких тебе внутренностей... -- Да. Эти белые сети фильтруют серу для бактерий. Каждый ангел самодостаточен. Черпает жизнь, тепло -- все, что нужно, -- из воды. -- Ясно. Анархическое сообщество... А говорить они могут? Линдсей, слегка подавшись вперед, указал на фосфоресцентные пятна: -- Вот это мерцает. -- А размножаться? -- В генетических лабораториях. Подводных. Там можно создавать детей. Но эти создания и сами проживут века. -- Но где же грех, Абеляр? Ложь, ревность, борьба за власть? -- Он улыбнулся. -- Наверное, они могут допускать бестактности в конструировании экосистем... -- Они не утратили остроты ума, Филип. Если как следует постараются, то изобретут какое-нибудь преступление. Но ведь они не такие, как мы. Их ничто на это не толкает. -- Не толкает... -- На щеку Константина села пчела, и он бережно смахнул ее. -- Я в прошлом месяце ходил к месту катастрофы. -- Он имел в виду место гибели Веры Келланд. -- Там деревья. Старые как сам мир. -- Много времени прошло с тех пор... -- Сам не знаю, чего я ждал... Наверно, какого-нибудь золотистого сияния, указывающего, где похоронено мое сердце. Но мы -- существа маленькие, и космосу до нас дела нет. Так что никаких признаков не обнаружилось. -- Он вздохнул. -- Я хотел помериться силами с миром -- и погубил то, что могло помешать. -- Тогда мы были другими. -- Нет. Я думал, что смогу измениться... Вот ты, мол, умрешь, и Вера умрет, и я начну все с чистого листа, стану машиной... Этакой пулей, пущенной в лоб истории... Хотел захватить власть над любовью. Заключить все в железо. И попробовал. Но железо сломалось первым. -- Я понимаю. Я тоже познал власть замыслов. Последний замысел моей жизни ждет меня на Европе. -- Он забрал брошюру. -- Он может стать и твоим. Если ты пожелаешь. -- В послании я признался тебе, что готов к смерти, -- сказал Константин. -- Ты, Абеляр, привык от всего уворачиваться. Мы вместе прошли долгий путь, далеко позади оставили понятия "друг", "враг"... Я не знаю, как тебя назвать, но зато я тебя понимаю. Понимаю, как никто на свете, включая тебя самого. Столкнувшись с конечной своей целью, ты увернешься в сторону. Я в этом уверен. Ты никогда не увидишь Европы. Линдсей склонил голову: -- Пора кончать, Абеляр. Я померялся силами с миром; я для этого жил. И неплохую тень оставил за собой. Так? -- Да, Филип, -- потрясение вымолвил Линдсей. -- Даже ненавидя тебя, я тобой гордился. -- Но меряться с жизнью и смертью, словно бы я вечен... В этом нет ничего высокого. Что мы перед жизнью? Так, искорки... -- Искры, разжигающие пламя... -- Да. Твое пламя -- Европа, и тут я тебе завидую. Но, отправившись на Европу, ты потеряешь себя. Этого ты не вынесешь. -- Но туда можешь отправиться ты. Она может стать и твоей. Там -- твой народ, клан Константинов. -- Мой народ... Да, ты привлек их к своим делам. -- Я нуждался в них. В твоем гении... И они присоединились ко мне по доброй воле. -- Да... Смерть в конце концов побеждает нас. Но наши дети -- наша месть ей. -- Он улыбнулся. -- Я старался не любить их. Я хотел видеть их такими же, как и я, -- подобными стальному клинку... Но все равно любил. Не за то, что они подобны мне, напротив. И больше всех -- самую не похожую на меня. -- Веру. -- Да. Я создал ее из образцов, украденных отсюда. Клочков кожи. Генов любимой... -- Он умоляюще взглянул на Линдсея. -- Абеляр, что ты скажешь о ней? Как твоя дочь? -- Моя дочь? -- Да. Вы с Верой были великолепной парой. И мне было очень жаль, что ты умрешь, не оставив потомства. Я тоже любил Веру и хотел оберегать ее ребенка -- от того отца, которого она сама выбрала. И поэтому создал твою дочь. Разве я был не прав? Разве этого не стоило делать? -- Почему же, жизнь всегда лучше. -- Я отдал ей все, что мог. Как она сейчас? Линдсей почувствовал дурноту. Робот всадил иглу в его бесчувственную ногу. -- Она сейчас в лабораториях. Проходит трансформацию. -- О! Это хорошо. Она сделала свой выбор. Как и всем нам положено. -- Константин запустил руку под кресло. -- У меня тут есть яд. Смотрители дали. Нам пожаловано право на смерть. Линдсей отрешенно кивнул. Наконец лекарство умерило бешеное биение сердца. -- Да, -- сказал он. -- Мы все заслужили это право. -- Мы с тобой можем пойти на место катастрофы. И выпьем яд. Тут хватит на двоих. -- Константин улыбнулся. -- В компании -- это будет замечательно. -- Извини, Филип. Мне еще рано. -- Ты, как всегда, не хочешь никаких обязательств, Абеляр. -- Константин показал стеклянный сосуд с коричневой жидкостью. -- Ну и ладно. А то ходить трудно. После... после Арены у меня трудности с измерениями. Поэтому мне сделали новые глаза. Они за меня различают измерения. -- Узловатые пальцы его свинтили с сосуда крышку. -- Теперь я вижу жизнь такой, какова она есть. И поэтому понимаю, зачем нужно это сделать. -- Он приложил сосуд к губам и глотнул. -- Дай мне руки. Линдсей подал ему руки. -- Что, теперь обе -- металлические? -- Извини, Филип. -- А, неважно. Все наши прекрасные машины... -- Константин вздрогнул. -- Потерпи, я сейчас. -- Я с тобой, Филип. -- Абеляр... Прости меня. За Нору. За эту жестокость... -- Филип, это не... Я прощаю те... Поздно. Филип Хури Константин был мертв. Орбитал-Европа 25.12.86 Все, что осталось от жизни на Орбитал-Европе, было собрано в лабораториях. Высадившись, Линдсей нашел таможни в запустении. Орбитал-Европа кончилась, и импорт уже не имел значения. Он проследовал коридором, змеящимся сквозь наклонные стены из мембран. Коридоры мерцали цветом морской волны. В них было почти пусто. Мелькали лишь случайные бродяги и скваттеры, прибывшие сюда пограбить. Группа таких, шумно пропиливавших стену, вежливо ему помахала. Среди кораблей прибывших был и инвесторский, но никого из команды на глаза ему не попалось. Все двигалось наружу. Гигантские ледяные корабли уходили к планете, чтобы мягко скользнуть под воду сквозь свежие трещины. На борту одного из них была и его дочь Вера. Она уже улетела. От населения осталась лишь горстка последних трансформируемых. Орбитал-Европу свели до цепочки лабораторий, где они, последние оставшиеся, плавали в мутноватой воде европейских морей. Остановившись перед шлюзом, Линдсей некоторое время наблюдал за происходящим в лаборатории через выведенный в холл монитор. Трансформированные хирурги помогали рождению ангелов, прослеживая рост новых нервов в изменяемой плоти. Руки их испускали быстрые серии вспышек -- шла беседа. Оставалось лишь нацепить акваланг, пройти шлюз, окунуться в теплую воду и присоединиться к остальным. Так сделала Вера. Так сделал Гомес и все прочие. Они встретят его с радостью. И больно не будет. Все будет легко и просто. Прошлое висело на волоске. Но он не мог сделать последнего шага. Он повернул назад... ... и почувствовал его. -- Ты здесь. Покажись. Присутствие мягко опустилось с наклонной зелено-голубой мембраны стены, растеклось по полу зеркальной лужицей и завозилось, обретая форму. Линдсей зачарованно смотрел на него. Присутствие, очевидно, обладало собственной гравитацией -- прилепилось к полу, словно кто-то его прижал. Оно корчилось и комкалось, принимая форму ради своего удовольствия, и наконец превратилось в маленького четвероногого зверька. Вроде ласки, подумалось Линдсею. Или лисицы. -- Она ушла, -- сказал он зверьку. -- Ты ее отпустил. -- Полегче, гражданин, -- отвечал лис. Голос его не отдавался эхом -- он не был звуком. -- Не мое это дело -- кого-то там удерживать. -- Европа не в твоем вкусе? -- Хрен его знает. Там у вас, конечно, здорово, чистая сказка, но это копия, а я-то видел оригинальный вариант, помнишь? На Земле. Ну а ты, бродяга? Ты тоже вроде не очень торопишься. -- Я стар. А они молоды. Это -- их мир. Я им не нужен. Лис, потянувшись, покрылся рябью. -- Так я и знал, что ты придумаешь какую-нибудь отговорку. Ну и что же ты скажешь теперь, получив возможность... ну, скажем... пораскинуть мозгами? Линдсей улыбнулся собственному искаженному отражению в туловище зверька. -- Теперь я вроде как ни при чем. -- Замечательно! -- Беззвучный голос залился смехом. -- Я так полагаю, тебе сейчас осталось только помереть. -- Да? -- Линдсей поразмыслил. -- Это может оказаться преждевременным. -- Может, может, -- охотно согласилось присутствие. -- Значит, поживешь здесь еще несколько сотен лет? В ожидании последнего перехода? -- К пятому пригожинскому уровню сложности? -- Называй как хочешь, слова тут ни при чем. Но это так же далеко от жизни, как жизнь -- от инертной материи. Я много раз уже такое видел. И, вижу, оно идет сюда. Чую, как оно витает в воздухе. Люди... Ну, твари, существа; для меня все -- люди... Так вот, они задают абсолютные вопросы. Ну, и получают абсолютные ответы, и -- до свидания. Это -- Божественная Сущность. Или же нечто настолько похожее, что нам с тобой разницы не просечь. Может, ты этого и хочешь, бродяга? Абсолюта? -- Абсолют... -- пробормотал Линдсей. -- Абсолютные ответы... А твой-то ответ каков, дружок? -- Да нет у меня никакого ответа! Мне плевать, что там, под этой шкурой, творится; я желаю видеть и ощущать! Начала и судьбы, предсказания и воспоминания, жизни и смерти -- мне все это как-то до лампочки. Я слишком скользок, меня и время-то не ухватит, сечешь, бродяга? -- Так чего же ты хочешь, присутствие? -- Того, что у меня есть! Вечности, полной чудес. И даже не вечности, а неопределенной длительности, в ней-то самый и кайф. Подожду тепловой смерти Вселенной и погляжу, что будет потом! А все, что произойдет тем временем, -- это же кое-что! -- Да, -- согласился Линдсей. Сердце его молотом колотило в ребра. Робот снова потянулся к ноге иглой с успокаивающим, но Линдсей со смехом выключил ее и выпрямился. -- Это кое-что! -- Я прекрасно провел здесь время, -- сказало присутствие, -- Неплохое у вас тут местечко, под этим маленьким солнышком. -- Спасибо. -- Да нет, гражданин, все "спасибо" -- тебе! Но меня ждут другие места. -- Присутствие помолчало. -- Хочешь со мной? -- Да! -- Тогда держись. Линдсей протянул к нему руки. Его накрыла серебряная волна, звездный холод, плавящий жар и... ...освобождение. Все вокруг стало поразительно новым и свежим. Он увидел свою одежду, медленно оплывающую на пол. Протезные руки выпали из рукавов, волоча за собой дорогую электронику. Пустой череп, венчающий лесенку позвонков, ухмыляясь, провалился в ворот пальто. В холле появился Инвестор, подпрыгивающий в невесомости. Линдсей рефлекторно прижался к стене, чтобы не быть замеченным. "Пелеринка" Инвестора вздыбилась. С сорочьей жадностью обшарив кости, он упрятал все, что его заинтересовало, в и без того распухший мешок. -- Всегда поспеют, где что плохо лежит, -- сказало присутствие. -- Но они тоже ребята полезные, вот увидишь. Линдсей тем временем осваивался с новым самим собой. -- Рук же нет... -- А на что тебе? -- захохотало присутствие.-- Давай за ним! Они скоро куда-то отправятся. Они догнали Инвестора в конце холла. -- А куда? -- спросил Линдсей. -- Какая тебе разница? К чудесам! OCR Bed (Bed@Inbox.ru) 2000 год