беленьких панамках. Тяпкин довольно хорошо помнил содержание каждой книжки, водил по страницам пальцем и рассказывал, делая вид, что читает. Леша сначала ему верил, слушал с широко открытыми глазами, потом стал спрашивать, где какая буква, а Тяпкин начал сердиться. Он терпеть не мог, когда его уличали в том, что он чего-то не знает. - Я читаю! - услышала я на четвертый день нашей спокойной жизни сердитый голос Тяпкина.- А ты не слушаешь! Я тебе не буду больше читать! - Просто я тоже хочу читать научиться...- робко возражал Леша.- Вдруг ты устанешь и не захочешь больше, тогда я сам... Потому и спрашиваю: это какая буква? - Взрослые люди читают без буквов! - опять закричал Тяпкин.- Моя мам а кладет на стол книжку и делает вот так... Тяпкин взял книжку и стал усиленно поворачивать голову в одну и в другую сторону, видимо изображая, как я читаю про себя. Хотя, конечно, вряд ли читающий про себя человек сильно крутит головой, глаза действительно бегают - это да. - А тогда буквы зачем? - удивился Леша. Тяпкин важно помолчал, соображая, потом объяснил: - Для красоты. Когда просто одна белая бумага, некрасиво очень. А когда есть буковки, тогда ничего... Тут я решила вмешаться, дабы мой ребенок не приучался быть самонадеянным невеждой. - Что это ты тут такое интересное рассказываешь, Тяпик?..- подойдя к спорщикам, спросила я ехидно.- По-моему, кто-то тут чего-то не понимает, а делает вид, что понимает. Хорошо ли это? Обрадованный Леша растолковал мне, о чем они спорят, и я, стараясь говорить просто, объяснила ребятам, зачем люди придумали буквы, научив бумагу разговаривать. Посрамленный Тяпкин молчал, надувшись, а Леша сразу начал спрашивать, как называется вот эта буква и как та, старательно повторял, потом вдруг вытащил из растрепанного вороха одну книгу, раскрыл и прочел: "Жила-была на свете девочка, звали ее Красная Шапочка..." - остановился, изумленно глядя на меня, и крикнул: - Мама, ты послушай, как красиво: жила-была на свете девочка... Он смотрел на меня своими круглыми синими глазами с удивлением и восторгом и улыбался. Я тоже улыбнулась, пожалев, однако, что это лешонок, а не Тяпкин почувствовал скрытую музыку слов и изумился этому. - Очень красиво,- согласилась я и укоризненно сказала дочери: - Вот видишь, Тяпик, какое у Леши чуткое ушко, ты ведь этого не услышала... - У Лешки ухи, как у лягухи! - сердито подразнился мой ребенок.- Я и без него все сама слышу... Вон дедушка с поезда идет! - закричал вдруг Тяпкин и побежал навстречу деду, растопырив руки.- Деда, деда! А Лешка нашелся! Очень все-таки хорошо, что Тяпкин не был злопамятным. - Я в этом не сомневался,- отмахнулся дед.- Куда это чучело денется! - И сказал мне: - Тебя в редакцию вызывают срочно. Видишь, даже меня ухитрились разыскать. Поезжай сейчас. Я забеспокоилась, потому что, когда срочно вызывают в редакцию, это редко бывает хорошо. Однако прежде чем уехать, я натаскала деду воды во все пустые кастрюли и очень просила, если, несмотря на это, ему все же вздумается пойти за водой, то ребят с собой брать не надо: Леша после болезни не окреп; пусть играют на полянке, никуда не ходят. Потом я уехала, но сердце мое было неспокойно. 9 Впрочем, к счастью, в этот день ничего плохого не случилось. Прежде чем разобрать свои сумки - Тяпкин надеялся, что там есть разные вкусные вещи,- дед зажег керосинку и поставил чайник. Тяпкин и Леша потащились на терраску, где мы жгли обычно керосинку, чтобы не пахло в комнате, понаблюдали, как дедушка вытряхивает в помойное ведро маленький чайничек, как моет стакан, как стирает со стола и ставит посуду. Потом дед принялся переобуваться, чтоб отдохнули ноги; Тяпкин же, не выдержав, спросил: - А ты нам ничего не привез? - Я не знаю, чего бы ты хотела! - проворчал дед.- Я так торопился с этой паникой, что только возле вокзала успел заскочить в магазин. - Чего-нибудь...- Тяпкин пожал плечами и поскреб пальцем по столу. Он стоял у стола, положив одну ладошку и подбородок на край, и ждал, когда дедушка будет наконец доставать все из сумок. Не то чтобы он был голодным, просто ему было интересно. - Деда,- подключился к разговору Леша умненьким подхалимским голоском,- а мы будем пить чай? - Ты имеешь в виду конфеты? - усмехнулся дед.- Я думаю, что будем. Я буду чай, а вы конфеты и еще кое-что. Только дайте мне очухаться. - От кого отчухаться? - спросил Леша. - От поезда. Народу много, душно, жарко. Устал я. - Лешка не знает поезда! - мстительно сказал Тяп-кин.- Он его не видел никогда. Я ему в книжке показывала, а он никогда этого не видел. - Ничего страшного,- назидательно возразил дед.- Вот ты, например, не видела подводную лодку. - Видела,- соврал Тяпкин.- Я всякую лодку видела. Такая она просто лодка под водой. - Это ты видела утонувшую лодку,- не уступил дед.- А есть специальные металлические подводные лодки: в них глубоко под водой плавает много людей для научных и военных целей. Поняла?.. Не стыдно не видеть чего-нибудь, стыдно не стремиться узнать. А Леша вот стремится. Неизвестно, к чему бы привел этот разговор, поднимающий со дна души Тяпкина всякую муть, и каким боком это опять обернулось бы для Леши. Но тут, к счастью, закипел и вылился на керосинку чайник, дед заспешил, стал заваривать чай, кутать оба чайника в одеяло и, наконец, к великому удовольствию Тяпкина и Леши, принялся за сумки. Сначала он достал пакетик с "Золотым ключиком", потом кулечек со "Школьными", потом пакетик с "Васильком" и "Ромашкой", потом отдельно две "Мишки". Тяпкин и Леша встречали каждый пакет воплями восторга, а когда дед достал кулек с финиками, кулек с первыми в этом году мелкими яблоками "белый налив", мягкий батон с изюмом, два бублика и банку шпрот, то уж тут Тяпкин и Леша просто все время без умолку выли, точно волки в лесу: "У-у-у-у..." Дед довольно улыбался, хотя обычно он Тяпкину шуметь не велел: от шума у деда болела голова. Им теперь было хорошо и весело: дед пил свой черный чай, закрывая от удовольствия глаза и постанывая, а ребята быстро съели конфеты и принялись за финики, показывая друг другу и дедушке обглоданные косточки, чтобы не проглотить, а то подавишься. После этого они съели яблоки и по полбублика, выковыряли из батона изюм и подождали, не даст ли им дед чего-нибудь еще. Но шпроты дедушка открывать не стал, сказал, что оставит их к обеду. Тогда ребята взяли куски батона с выковыренным изюмом и отнесли их в мисочку старичкам. Старички любили белый батон и без изюма. Когда они вернулись, дедушка уже кончил пить чай и предложил пойти на речку, если Леша достаточно хорошо себя чувствует. - Достаточно, достаточно! - закричал Леша и спросил: - А на какую речку? - На настоящую! - важно объяснил Тяпкин.- Не на твой паршивый ручей. На настоящую, глубокую, там все купаются и плавают, там - с ручками! Дедушка снял рубаху - он любил за городом загорать и не боялся солнца,- надел белую фуражку, но не от солнечного удара, а просто потому, что стеснялся ходить при незнакомых людях с лысой головой, взял полотенце, велел ребятам надеть панамки, и они все отправились на речку. Сначала Леша немножко отставал, потому что после болезни забыл, как надо прыгать, но скоро вспомнил, развеселился и запрыгал высоко и весело, то обгоняя дедушку и Тяпкина, то задерживаясь возле какой-нибудь интересной ему вещи. Им встретился их старый знакомый козленок, он был уже совсем большой, и, когда Тяпкин захотел погладить его по спинке, козленок встал на дыбки и нагнул беленькие, довольно острые рожки. - Глупый, не соображает ничего! - снисходительно сказал Леша.- Большой уже, а глупый. Не трогай его, не надо. Он просто боится. Леша отыскивал в траве возле тропки перезрелую землянику и честно делил одну себе, одну дедушке, одну Тяпкину. Потом им навстречу попалась собака. Тяпкин сначала обрадовался, а потом испугался, как бы она не загрызла Лешу, и закричал. Но Леша спрятался в траву, собака пробежала мимо, по своим делам, а дедушка сказал: - Умная собака никогда не тронет маленького, у меня уж были собаки, я знаю. Тяпкин промолчал, потому что хотя он очень любил собак и просил, чтобы ему купили щенка, но во дворе одна собака чуть не загрызла совсем маленького котеночка. - Она меня не унюхает никогда! - успокоил его Леша.- Просто я же не пахну. Я ей - как шишка какая-нибудь. Что она дура, что ли, шишки есть? Так, разговаривая о разных интересных вещах, они дошли до обрыва над речкой. Леша раньше всех допрыгал до обрыва, остановился и, взявшись ладошками за голову, ахнул: - О-ой, сколько воды!.. Ой, Любка, я этого никогда не видел! - Это вот речка,- нравоучительно объяснил Тяпкин.- А то просто ручей. Понял ты теперь? Собственно, и эту речку почти в любом месте можно было перейти вброд, но кое-где все же было по шейку, и, спустившись вниз, дедушка разделся и стал плавать, потом вылез, взял Тяпкина за руку и разрешил ему войти в воду по грудки, поплескаться. После этого искупали Лешу и легли на песочке загорать. Дедушка загорал, а Тяпкин и Леша строили домики и заборы из песка. Леша сказал: - Гляди, как я могу! - завертелся на одном месте и пропал в песке. Тяпкин подождал минуту, подождал две, потом испугался и громко заревел: - Дедуш, Лешка в песок засыпался! Дед вскочил, стал расспрашивать, в чем дело, а Леша откуда-то, совсем с другого конца пляжа, закричал: - Ты что? Вот он я! Я тебе просто показать хотел! Так они поиграли еще часок и пошли вместе с дедом домой. После обеда, за которым они опять ели разные вкусные вещи, Тяпкин и Леша легли спать в гамак и заснули сразу, потому что хорошо нагулялись и устали. Спали они довольно долго, потом попили молочка и вышли с дедушкой на тропку встречать со станции маму: Но мама не приехала. Стало уже прохладно, и пришлось возвратиться домой. Оделись потеплей, сходили за молоком, и дедушка разрешил отнести молочка для ежиков. Когда Тяпкин и Леша спустились к оврагу и вылили молоко в мисочку, из кустов неожиданно появились старички. Леша очень обрадовался, а Тяпкин закричал: - Ура! Старички пришли! Леша бросился всех целовать, потому что после выздоровления никого из своих старичков не видел. - Как ты загорел, прямо сосновая шишка! - сказал, улыбнувшись, старенький дедушка и вытер слезы ладошкой.- Как я рад, Лешенька!.. Я думал, уж и в живых тебя не увижу. - Говорил же я, моя мама его вылечит! - сказал Тяпкин покровительственно и сел на пенек, положив ладошки на колени.- А вы мне еще не верили, глупые дедушки! Старички переглянулись, хотели, наверное, сказать, что это Тяпкин довел Лешу до такой тяжелой болезни, потом снова переглянулись и сразу все засмеялись. Очень это у них прекрасно получилось в один голос: - Хе-хе-хе-хе!.. - Вы чего? - обиделся Тяпкин.- Думаете, легко его было вылечить? Очень трудно. Мама целую ночь до утра не спала, все время к нему вставала, давала пить молочка горячего. - Передай ей спасибо,- сказал старенький дедушка. - Она добрая, хорошая женщина, я же говорил. Передай ей ото всех нас большое спасибо. Она дома? - Уехала...- сказал Тяпкин, и вдруг ему сделалось очень грустно, одиноко и захотелось зареветь.- Обещала скоро приехать, а все не едет...- Сдержался, не стал реветь, сказал басом: - Ешьте идите молоко, а то вон ежики прутся. В траве и правда показывались и пропадали серые спинки ежиков. Старички заспешили к миске. Леша тоже побежал впереди них всех и занял место для старенького дедушки, чтобы тот мог поесть. Вряд ли Любин дедушка разрешит взять молочка еще, просто подумает, что они баловались и разлили. Но оказалось, что старички сегодня не так жадничали, потом, в миске лежало много кусочков булки, они доставали их прямо руками и ели над миской. Видно было, что им очень вкусно: такие у всех старичков стали довольные лица. Наелись, даже немного молока осталось ежикам. Тяпкин и Леша еще посидели на пенечке, поразговаривали со старичками, но дедушка на крыльце закричал: - Люба! Леша! Домой! Пришлось попрощаться и идти домой. Еще немножко они посидели на крылечке с дедушкой, поглядели, какое красное небо там, где село солнце. Дедушка сказал, что завтра будет ветер, раз небо такое красное. Тяпкин промолчал, но не поверил, потому что одно дело - небо, а другое - ветер. Небо - вон оно где, высоко, а ветер на земле. Но спорить с дедушкой Тяпкин не стал, потому что заметил, что, когда со взрослыми не споришь, как-то все лучше получается, без всяких неприятностей. Можно делать как хочешь, но спорить не надо. Попили еще молочка и стали ложиться спать. - Деда,- попросил Тяпкин, когда они с Лешей улеглись рядом на подушке,- а ты нам песню споешь? - Спи, ладно, потом,- сказал дедушка, зажег керосиновую лампу, загородил ее газетой, выключил верхний свет и сел читать книжку. Стало совсем темно, и не ясно, что же случилось с мамой, почему она не едет. Тяпкин думал об этом, вертелся, вздыхал и не давал спать Леше. - Ты что не спишь, крутишься? - оторвался наконец дед от книжки.- И Леше спать не даешь, он тоже глазами хлопает. Давно пора спать. - Не могу я спать,- сказал Тяпкин.- Все время про маму думаю. - Никуда твоя мама не делась, нечего про нее думать. Завтра проснемся, позавтракаем и сразу пойдем ее встречать, она приедет. Спи. Дед сел близко к кровати и. стал петь колыбельную. Колыбельная эта была очень старая, и знал ее дед давно, ее пела его мама, когда он был маленьким, потом дед пел ее мне, потому что я рано осталась без матери и, кроме него, петь колыбельную для меня было некому, после уже дед пел колыбельную моему ребенку. Голос у деда был плохой, слух тоже, но и мне и Тяпкину казалось, что поет он очень хорошо. ...Улетел орел домой; Солнце скрылось за горой; Ветер после трех ночей Мчится к матери своей. Ветра спрашивает мать: "Где изволил пропадать? Или звезды воевал? Или волны ты гонял?" "Не гонял я волн морских, Звезд не трогал золотых; Я дитя оберегал, Колыбелечку качал..." Пока дед пел, Тяпкин повернулся на бочок, подложил ручку под щечку и заснул. Очень он бывал милый и хороший во сне - нос уткнулся в подушку и расплющился, он почмокивал губами и немного сопел. Все маленькие, когда спят, очень хорошие - и щенки, и ежата, и поросята, и дети. Дед вздохнул, поцеловал его тихонечко, сказал: "Спи, спи!" - и укрыл получше простыней. И тут увидел, что Леша не спит, смотрит широко открытыми глазами. - А ты, чучелко, что не спишь? - удивился дед.- Днем выспался? Хотел я вас раньше разбудить, да жалко было. - Нет...- прошептал Леша.- Дедуш, а ты что пел? - Песню. - Мне понравилась... А ты еще знаешь? Тогда дед запел еще песню, которая тоже сначала мне, а потом Тяпкину служила колыбельной, хотя совсем на колыбельную не походила. Просто дед всю жизнь был очень занят: сначала воевал на германской войне, потом на гражданской, потом боролся за революцию, потом строил социализм - учить колыбельные ему было некогда. Дед пел: По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах. Леша слушал, повернувшись на бочок и подложив ручку под щечку,- это я так учила его ложиться, чтобы скорее заснуть,- но глаза у него были внимательные и совсем не спящие. ...Есть остров на том океане - Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт. Зарыт он без почестей бранных Врагами в сыпучий песок Лежит на нем камень тяжелый, Чтоб встать он из гроба не мог. Леша не знал, кто такой "император" и что такое "почести бранные", как в свое время не знала я и не знал до сих пор Тяпкин,- он слышал сквозь сон эту песню и жалостливо дергал бровями. "Усачи гренадеры" казались ему таинственными "усачигри надерами", но Леша слушал, напряженно сощурив глаза, улыбался и вздыхал от горького наслаждения, которое дарила ему песня. Непонятное, щемящее нежно сердце было где-то вроде бы не в самих словах, а за словами, прикасалось тихонько, как котенок лапкой, к нежному в душе. Леша слушал и чувствовал, как ему все сжимает и сжимает сердце, тогда он быстро сказал: - Спасибо, дедушка, я уже захотел спать. Повернулся лицом к стене, закрылся с головой простыней и тихо заплакал. Он плакал настоящими слезами первый раз в жизни, не понимал, что это с ним, и не мог остановиться. Было ему и больно и очень сладко. А дед допел шепотом последние строфы: Но в цвете надежды и силы Угас его царственный сын, И долго, его поджидая, Стоит император один - Стоит он и тяжко вздыхает, Пока озарится восток, И капают горькие слезы Из глаз на холодный песок...* (* Смотри стихотворение М.Ю.Лермонтова "Воздушный корабль". Потом снова сел за стол и стал читать свою книгу. Леша наконец заснул, но спал чутко, все время помнил про песню и, открывая иногда глаза, видел, что дед все еще сидит за столом, пьет крепкий чай и читает. Леша думал во сне, что Любка правильно говорила про своего дедушку: тот точно никогда не спит и все время, хитренький, ночью читает книжки, потому что днем ему остается мало времени. Леша завидовал и хотел тоже всегда и ночью читать книжки. Утром Тяпкин и Леша проснулись веселые, позавтракали всякими вкусными вещами и пошли на тропку к станции встречать маму. Ветер сильно шумел вверху деревьями, Тяпкин вспомнил, как вчера дедушка говорил про ветер, и удивился: значит, все получилось правильно, такое бывает. И снова подумал: хорошо, что он не стал с дедушкой спорить, а то дедушка сегодня начал бы ему напоминать про это, а Лешка бы дразнился. 10 Я выехала из дому довольно рано: в девять часов мы с Верой Васильевной уже сошли с поезда на нашей станции и двинулись по тропке к дачам, часто останавливаясь и отдыхая, потому что у нас были тяжелые сумки. Вера Васильевна работала художником-оформителем в том издательстве, где у меня должна была выйти книжка, и меня специально вызвали, чтобы я с ней встретилась и поговорила, какую лучше сделать обложку и какие нарисовать картинки. Ни за час, ни за два этого не решишь, долго же в городе я оставаться из-за Тяпкина не могла. Поэтому я позвала художницу к нам на дачу. Муж Веры Васильевны был артист и уехал на летние гастроли со своим театром в другой город. Вера Васильевна скучала дома одна и обрадовалась, когда я позвала ее на дачу, чтобы она там пожила и все спокойно со мной обсудила. Правда, я предупредила ее, что у меня есть Тяпкин с довольно плохим характером, которого я все-таки очень люблю, но Вера Васильевна сказала, что детей тоже любит, хотя своих у нее нет. Про Лешу я не говорила ничего - боялась, что Вера Васильевна испугается и мне не поверит. И вообще пойдут в издательстве разные разговоры. В крайнем случае, если что, можно на это время отправить Лешу пожить-к старичкам. Хотя мне этого делать не хотелось: во-первых, Леша может обидеться, а во-вторых, я к нему привыкла и полюбила уже. Надеялась, что все как-нибудь обойдется. Дело в том, что многие люди Лешу не замечали. Они смотрели на него и отводили глаза, то ли не видели, то ли думали, что это им кажется. Наши соседи по даче, научные работники, занимающиеся изучением русского языка, часто видели, что Тяпкин и Леша играют на одеяле в саду, читают книжки, даже несколько раз подходили близко, разговаривали с Тяпкиным, но про Лешу ничего не спрашивали. А недавно вечером приехал вернувшийся из командировки наш папа, привез нам с Тяпкиным продукты, посмотрел на Лешу, но тоже ничего не спросил, а когда Тяпкин закричал: "Папа, гляди, у нас Лешка живет!.." - отвел глаза, быстро сказал: "Да-да, играйте, играйте". Я рассчитывала, что Вера Васильевна тоже Лешу не заметит и мы будем жить, как жили. Но когда Тяпкин и Леша бросились ко мне, обрадованные, что наконец-то я приехала и везу такие тяжеленные сумки с вкусными вещами, Вера Васильевна поздоровалась с дедушкой, после с Тяпкиным, а потом спросила восхищенно: - О-ой, кто это? Какой он прекрасный! - Это наш Леша,- ответила я неуверенно.- Леша, подойди, поздоровайся с тетей. Она художница, рисует картинки в книжках. - А кто тогда пишет буквы? - сразу заинтересовался Леша. Раньше он думал, что книжки так и есть всегда, их никто не делает, но раз эта тетя нарисовала картинки, значит, и буквы кто-то написал. - Разные люди...- Я пожала плечами.- Очень многие. Есть хорошие, есть не очень. Я расскажу тебе потом. - Здравствуйте,- поздоровался Леша, подпрыгнул и протянул свою деревяшечку: он уже знал, что надо здороваться за руку.- А вас как зовут? - Тетя Вера...- Вера Васильевна немного растерялась: она не успела поймать Лешину ладошку, а он больше не стал прыгать. - Мне не нравится,- сказал сухо Леша и отвернулся. - Мне тоже не нравится! - поддержал его Тяпкин.- Как-то не очень красиво: Ве-ера!.. Дедушка возмутился и сразу заругался: он не терпел, когда дети вели себя невежливо. "Вежливость, воспитанность помогают человеку подавлять в себе злые и плохие инстинкты!"- говорил он мне. Мы все замолчали растерянно, не зная, что дальше говорить. Леша подошел поближе и спросил: - Мама, а можно, я тетю Веру тоже буду звать "мама"? Мне такое имя нравится... Вот, например, Любку зовут еще Тяпкин, тебя зовут "тетя" и "мама" - у всех есть два имя. Я посмотрела в нерешительности на Веру Васильевну, но она сказала веселым шепотом: - Можно-можно... Господи, конечно! - И повторила громко: - Можно. Мне самой нравится такое имя. - Все тети бывают мамы,- сказал Тяпкин и, взяв меня за руку, повел домой. Ему очень хотелось посмотреть, что я привезла, и потом, он немножко соскучился.- Галина Ивановна - мама. У Таньки тетя Шура мама, у Андрюшки тетя Валя мама. Я вырасту, тоже буду мама, у меня родится двадцать ребеночков. Когда я была маленькой, то, насколько помню, называла тоже эту цифру, но пока завела только одного. Поэтому я не стала убеждать Тяпкина, что двадцать ребеночков много и хлопотно. Так мы дошли до нашей дачи, разобрали сумки, опять попили чаю со всякими очень вкусными вещами. После чая дедушка уехал в город, потому что, во-первых, устал от такого количества народу, а во-вторых, очень хотел посмотреть какое-нибудь новое кино. Ну, а мы стали продолжать нашу жизнь вчетвером. Я помнила, как обрадовался Леша, когда я сшила ему шапочку, и поэтому вчера, уходя из издательства, забежала по дороге в "Детский мир", купила пупса размером с Лешу, сняла с него туфли, носки, штанишки, рубаху и сейчас отдала все это Леше. Сказала, что купила в универмаге, где все люди покупают себе одежду. Леша чуть не умер от радости, долго прыгал выше стола и кричал "ура". Тяпкин тоже прыгал так, что дрожал дом, и тоже кричал "ура". Потом Леша мгновенно надел на себя все и сделался очень смешным - не то кукла, не то человечек. Я спросила, не жарко ли ему во всем этом. - Мне никогда не бывает жарко! - сердито ответил Леша и ушел на крыльцо. Наверное, он подумал, что я пожалела и собираюсь одежду у него отнять. Очень ему хотелось походить на человека. Вера Васильевна легла отдохнуть с дороги, Тяпкин доставал из сумки новые книжки, а я вышла на крылечко и села рядом с Лешей. - Ну? - спросила я.- Ты что надулся? - и почесала его пальцем по спине.- Я же специально пошла в магазин и купила тебе это, я знала, что ты хочешь. Носи, пожалуйста. Хотя я считаю, что без одежды тебе тоже хорошо. Леша посмотрел на меня, улыбнулся, но глаза у него были грустные. Мы помолчали. - Понимаешь...- сказала я потом.- Ты очень славное, умненькое существо. Доброе. Я бы хотела, чтобы у Тяпкина был характер такой, как у тебя. И не надо тебе стараться ни на кого походить, на мальчика, например. Будь такой, как ты есть,- это самое трудное всегда. Ты меня понял?.. Не надо себя стесняться, если даже ты не похож на других. Мы снова помолчали, потом Леша поднял на меня глаза, поежился смущенно и улыбнулся. На этот раз веселей. - Иди к Любашке,- сказала я ему.- Там я много новых книжек привезла. Ты еще не разлюбил книжки? - Ура! - заорал Леша и запрыгал в комнату.- Не разлюбил! Я их никогда не разлюблю! Книжки! Любка, будем читать книжки! Конечно, он был еще совсем ребенок. Тяпкин в сопровождении Леши выволок книжки на лужайку перед террасой, и они долго их рассматривали. Потом Тяпкину надоело, он стал бегать и кидаться шишками и палками просто так, ни в кого, хотя иногда нечаянно попадал в Лешу, И кричал сам с собой. А Леша сидел, читал книжку, и оторвать его было совершенно невозможно, он даже не замечал, когда на книжку падала шишка или палка. Просто стряхивал их, и все. Этой ночью я почему-то долго не могла заснуть, лежала и думала про всякие вещи, может быть, потому, что в стекла терраски сильно светила луна. Вдруг я услышала какой-то шорох и насторожилась. Не то чтобы я боялась мышей - я их могу брать руками, если, конечно, удается поймать,- но просто когда лежишь долго в темноте и не спишь, то вздрагиваешь от любого шороха. Затопали маленькие ножки, я поняла, что это Леша, и приподнялась на локте, посмотреть, что с ним. Леша пошел в угол, где лежали все игрушки, выволок из стопки какую-то книжку, сел прямо в лунной дорожке на полу и принялся читать. Я тихонько встала. - Леша! - шепотом сказала я, и он вздрогнул.- Ночью нельзя читать, потому что глаза испортишь. Плохо видно, можно ослепнуть. Леша обернулся и посмотрел на меня серьезно и с неприязнью. - Я же вижу ночью,- ответил он.- Вы же знаете. Я ночью вижу так же хорошо, как днем. - Правда, я про это позабыла,- поправилась я.- Но ведь ты живешь с нами и спишь ночью, а не днем, как с дедушками. Ты еще маленький, растешь, всякое существо должно отдыхать, если оно хочет вырасти сильным и здоровым. Надо спать ночью, малыш. - А дедушка? - спросил Леша.- Дедушка ночью всегда книжки читает. Я тоже хочу. - Дедушка старенький, ему расти уже не надо. А ты, если вырастешь здоровым и сильным, будешь долго жить - сто лет, даже дольше, как твои старички. Прочтешь все самые интересные и хорошие книжки, успеешь еще...- Я улыбнулась, вздохнула и добавила: - Не надо так сердито на меня смотреть. Ты мой милый и хороший малыш, я тебя очень люблю и хочу, чтобы тебе было хорошо... Я погладила его по желтой челке, а он вдруг засмеялся и потерся головой о мою руку. И лег спать. Всякому маленькому надо обязательно, чтобы его кто-то любил. Это, как солнышко, без которого травка вырастает белой и чахлой. Больше ночью Леша книжки не читал, но днем оторвать его от них было совсем невозможно. Он даже есть стал меньше и не с таким аппетитом. И потом, из-за этих книжек он начал как-то странно разговаривать. - Пойдем в лес,- просил меня Тяпкин. - Лес? Дремучий... Дремучий лес,- откликался, не поднимая головы от книжки, Леша.- В дремучем лесу живут дикие звери. Если кто-то произносил слово "корова", Леша тут же говорил: "А стадо? Стадо коров". Если я рассказывала Вере Васильевне, что за рекой есть поле, где можно набрать луговых опят, Леша и тут реагировал: - Поле? Чистое... Чистое поле, солнце ясное, небо высокое, береза белая, дорога дальняя... Я забеспокоилась, что это у него останется на всю жизнь, что он всегда теперь будет разговаривать готовыми книжными фразами. Как отучить его от этого, я не знала. Впрочем, к счастью, скоро все прошло само собой и больше не возвращалось. Как-то, глядя с нежностью на Лешу, стоявшего на четвереньках над книжкой, страницы которой были в два раза больше него, Вера Васильевна спросила: - А что будет с Лешей, когда вы переедете с дачи в город? Я вздохнула и пожала плечами, потому что старалась не думать об этом грустном времени. Взять Лешу с собой я не могла никак. Такая у меня работа, что я должна часто и надолго ездить в командировки, а потом писать книги. Без этого для меня нет жизни. Тяпкина я устроила в детский сад. А куда девать Лешу? - Вы же понимаете,- сказала Вера Васильевна,- к какой жизни он привык у вас! Отправлять его назад к дедушкам просто жестоко. Хотя, конечно, они и милые старички, но... Я сама так думала, но что можно сделать? - Мне пришлось разговаривать со стареньким дедушкой,- ответила я, опять вздохнув.- Он мне рассказывал, что, когда был маленьким - лет сто назад или больше,- тоже подружился с девочкой. Она ходила в кружевных платьицах, кружевных штанишках, носила длинные волосы в локончиках... - Какая прелесть! - засмеялась Вера Васильевна.- И что же дальше? - Родители девочки про него ничего не знали, иначе ей запретили бы с ним играть. Тогда ведь были всякие суеверия, страхи... Скоро девочка уехала, он остался. Скучал без нее. Иногда пробирался в их пустой дом и читал книги: она научила его читать. Единственный из всех старичков, он довольно образован. Все это пошло ему на пользу, в общем... - Ведь он не жил в семье, не менял образа жизни! - Вера Васильевна потрясла головой, не соглашаясь со мною. Скоро она уехала в город делать свою работу, мы же опять стали жить одни. 11 Как-то мы отправились с утра в лес: появились первые грибы. Я очень хотела угостить Лешу и старичков грибным супом и жареными грибами с картошкой, наверняка это должно было им понравиться. К тому же я сама очень любила собирать и есть грибы. - Разве люди едят грибы? - удивился Леша, когда я, оторвав его от книг, объявила ему, куда и зачем мы идем.- Их только белки едят. Очень нужно их собирать! Не хотелось ему оставлять свои книги. Я не против чтения, но двигаться маленькому, чтобы он правильно рос, надо обязательно. Войдя в лес, я почти сразу нашла подосиновик и показала Тяпкину и Леше, как он хорошо стоит на полянке в сырой траве, высокий, крепенький, с круглой красной шапочкой,- ребята бросились к нему и рядом нашли еще два, поменьше. Тут начался ажиотаж! Ребята носились по лесу, обгоняя, оттирая друг друга, лазили под все кусты и елки, кричали наперебой: - Это я первый увидел! Это мой гриб! Грибов было много, часа через полтора мы набрали полную корзину и отправились домой. Шли мы медленно, потому что ребята то и дело убегали с дорожки в лес, когда им казалось, что они видят гриб. - Ой-ой, мамочка! - закричал вдруг Тяпкин.- Погляди, тут кто! - Обыкновенный бельчонок! - сказал моментально подскакавший Леша.- Нечего и глядеть. Маленький совсем, тощий, точно крысенок. Я подошла. На стволе березы, как раз на уровне носа Тяпкина, встопорщив тощий хвостик, сидел бельчонок. Он и правда был еще совсем маленький, слабый и даже не мог взобраться выше по стволу. Чуть в стороне я заметила на траве клочки рыжей шерсти и кровь: видно, кто-то - хищная птица или кошка - разорил гнездо, а малыш спасся. - Возьмем его?...- попросил Тяпкин без надежды в голосе. Мы несколько раз за лето находили гнезда с птенчиками, но трогать их я не разрешала. Для птахи это верная гибель: слишком много нужно давать птенцу каждый день мух и червячков, чтобы можно было его выкормить. Трудно даже представить, сколько ему нужно еды! И потом, свободное должно жить на свободе. Но если не взять эту рыжую кроху, он наверняка пропадет: некому теперь его кормить, а для того, чтобы жить самостоятельно, он еще мал. Я сняла бельчонка со ствола, он заверещал и попытался меня укусить, но я сунула его в карман куртки и застегнула "молнию". Он пошебаршился там и затих. Леша стоял, заложив за спину руки, и смотрел на мои действия недовольно и осуждающе. Может быть, ему просто не нравились бельчата, а может, он боялся, что мы будем его меньше любить. Тяпкин же всю дорогу прыгал и шепотом, чтобы не разбудить бельчонка, кричал "ура". Ведь до сих пор белок он видел только издали на деревьях. Назвать найденыша мы решили Рыжиком. Когда пришли домой, я попыталась накормить Рыжика: налила ему в блюдечко молока и ткнула носом. Но он чихнул, заверещал и стал выдираться из моих рук, а отпускать его было нельзя: забьется куда-нибудь в угол так, что не найдешь, и с голоду умрет. К тому же он еще мал очень и непроворен - наступить можно незаметно или дверью прищемить. Случайно я заметила, что если Рыжика держишь, то он выдирается, а если его просто посадить на ладонь, то в горсти он сидит смирно, даже ложится, свернувшись клубочком, и пытается уснуть. Тогда я намочила в молоке хлеб, положила в горсть перед носом Рыжика и мазнула молоком по его мордочке. Он облизнулся, заволновался и, когда я подвинула мокрый хлеб к самому его носу, уперся в него лапками и стал сосать. Прижав уши, зажмурил глаза, чмокал и толкал лапками мои пальцы, как котенок кошкин живот. Скоро он наелся, я сунула его в карман халата, он свернулся там клубком и заснул. Глядя, как бельчонок ест, Тяпкин просто стонал от удовольствия, Леша тоже улыбался, и глаза у него были добрыми. Когда малыш уснул, я объяснила Леше, что сам он уже, в общем, большой и член нашей семьи, такой же, как Тяпкин, бельчонок же еще маленький, беспомощный, надо его подкормить, чтобы немного подрос, а после уже выпустить в лес. Первое время бельчонок днем так и сидел у меня в кармане. Высовывал мордочку с прижатыми ушками и смотрел, что делается на свете. Но едва Тяпкин или Леша подлетали ко мне, чтобы сказать Рыжему разные нежные слова и поглядеть на него, он моментально прятался в карман и считал себя там в безопасности. Его не смущало, что я хожу, что-то делаю, и "гнездо" его при этом трясется - он чувствовал рядом живое тепло и думал, что мир вокруг так же надежен, как и прежде, когда он спал под животом у мамы. Скоро Рыжик научился есть из блюдечка. Сначала, чавкая, выпивал молоко, потом доставал лапками кусок булки и ел, сидя на хвосте. Спал днем он пока все еще в кармане, но, проснувшись, забирался ко мне на плечо или на голову и сидел там, распушив хвост и поставив уши, не обращая внимания на то, что я занимаюсь хозяйственными делами. Мне это казалось не очень удобным: руки, ноги и даже лицо у меня были поцарапаны - малыш не выбирал дороги, перелезая из кармана ко мне на голову и обратно в карман. Через неделю мы пошли за грибами и взяли с собой бельчонка. За калиткой Рыжик присмирел, свернулся в кармане куртки, и я слышала, как у него бьется сердечко. Дойдя до опушки, где мы когда-то нашли его, я посадила бельчонка на траву под березой, и мы все отошли в сторону, поглядеть, что будет. Рыжик сначала сидел, прижавшись к земле и плотно положив хвост на спину, потом наконец расслабился, приподнялся, прыгнул раз, прыгнул два, прыгнул три - добрался по моим ногам до куртки и шмыгнул в карман. Что прикажете делать, не силком же оставлять в лесу!.. Мы пособирали грибы и пошли домой опять вчетвером. Тяпкин был доволен, а Леша шел очень грустный, почти не забегал вперед, не кричал радостно, не свистел, как он делал это обычно. Видно, надеялся, что Рыжик останется в лесу и не будет его больше донимать. Попробовав однажды расшелушить шишку, Рыжик решил, что Леша тоже нечто вроде шишки. Я несколько раз больно отодрала бельчонка за уши, когда, подкравшись к читающему Леше, Рыжик хватал его и начинал теребить. Ростом бельчонок стал почти что с Лешу, и тому было трудно защищаться. После выволочки Рыжик сделался осторожней, однако Лешу в покое не оставил. Заметив, что бельчонок подбирается к Леше, я кричала строго: "Рыжий, ты что делаешь!" Он тут же прижимал уши и шмыгал под кровать. Имя свое он знал и в интонациях голоса разбирался прекрасно. Теперь не приходилось его тащить силком, чтобы накормить. Стоило поставить блюдце с молоком в угол комнаты, где мы его обычно кормили, и позвать - он был тут как тут. 12 Рыжику у нас жилось неплохо, однако у Леши жизнь стала сложная и трудная. Я теперь поняла, почему он не очень обрадовался, когда мы взяли к себе Рыжика. Видно, лесовички вообще враждуют с белками: белки для них все равно что тигры для жителей джунглей. И хотя сам по себе тигр очень красивый, милый и хороший, но попробуйте встретиться с ним в джунглях! Да и жить с ним в одной комнате тоже, наверное, не очень спокойно. Что было делать?.. Я пообещала Леше, что через пять дней мы Рыжего непременно отпустим в лес, захочет он этого или нет, и мы стали жить дальше. Опять установилась сухая, довольно теплая погода, Тяпкин и Леша, надев пальтишки и ботинки, ходили играть на лужайку перед домом, а я пыталась работать, хотя Рыжик и мешал мне. - Любка! - сказал Леша в один из таких дней, когда я сидела и работала, а они гуляли в саду.- Пошли к моим дедушкам? Я почему-то по ним очень соскучился. Теперь стало рано темнеть, к тому же ручей от дождя разлился, и мисочку ставили в овраге за участком, чтобы старичкам не перебираться каждый вечер через ручей. Ребятишек я с собой не брала, когда относила молоко, и старички с Лешей на самом деле давно уже не виделись. - Ну и иди! - сказал Тяпкин. Последнее время они не очень с Лешей дружили. Леша читал свои паршивые книжки все время, и Тяпкину опять было не с кем разговаривать.- Как я в пальто в вашу дырку полезу? Я там застряну просто. Ты, что ли, с ума сошел, Лешка? - Ну и ладно! - Леша засунул руки в карманы штанишек и засвистел. Он видел недавно мальчика, который шел, засунув руки в карманы штанишек, и свистел - это Леше очень понравилось.- Пойду без тебя. Уйду от вас совсем! Книжки ваши я все прочел сто раз. Рыжий этот пристает все время... Уйду к дедушкам. - Ну и уходи...- сказал не очень уверенно Тяпкин, и ему захотелось зареветь: все-таки он полюбил Лешу.- Уходи, пожалуйста, ты никому не нужен! А зато в Москве у нас знаешь сколько книжек есть! Сто! На всей стенке стоят на полке книжки. А мы тебе не дадим их читать. Леша помолчал, постоял, отвернувшись и все еще держа руки в карманах, потом произнес: - А в Москву вы меня все равно не возьмете. Меня девать некуда. Я слышал, как наша мама с той мамой разговаривала, которая Вера. Когда она приезжала позавчера. И, не поворачиваясь, пошел вниз по дорожке в овраг. - Возьмем...- тихонько сказал ему вслед Тяпкин.- Ты что, глупый? Возьмем... Но Леша шел не оборачиваясь, маленький и прямой, и не вынимал рук из карманов штанишек, хотя у него по лицу текли слезы, капали на рубаху и совсем промочили ее. Когда он скрылся из виду, Тяпкин громко заревел и побежал домой, спросить, возьмем ли мы Лешу в Москву. Раньше он об этом просто не думал, ему казалось, что теперь Леша всегда будет жить с нами. Но я не стала его утешать, сказала, что Лешу и правда девать некуда: в ясли или в детский сад его не примут, а дома один он жить не может, потому что еще мал. Сказала, что Тяпкин прекрасно понимает: мне надо работать, ездить в командировки, писать книжки. Может, на будущее лето, если все будет хорошо, мы снова приедем сюда и возьмем Лешу к себе. Тяпкин плакать перестал, но сидел на крыльце очень грустный и до самого вечера ждал Лешу. Леша не пришел ни в этот вечер, ни на следующий день, ни еще через два дня. Тяпкин очень грустил, никуда не хотел идти гулять, потому что сидел на крылечке и ждал, что, может, Леша все-таки придет. Рыжика он теперь не любил совсем и говорил, что это из-за него ушел Леша. Пока не поздно, бельчонка, конечно, надо было выпускать. Нести его снова в лес мне не хотелось, я решила выпустить его здесь. На участке дачи росло много деревьев, потом рядом был овраг, заросший лесом, там жили несколько беличьих семей. Рыжему, может быть, здесь понравится больше, а главное, мы сможем его первое время подкармливать. Так и сделали. Я открыла дверь те