Владимир Георгиевич Машков. Веселая дюжина (Здравствуй, Валерка! - 2) Повесть --------------------------------------------------------------------- Книга: В.Машков. "Здравствуй, Валерка!". Повести Издательство "Мастацкая лiтаратура", Минск, 1974 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 26 декабря 2002 года --------------------------------------------------------------------- В эту книгу В.Машкова включены две тематически связанные между собой повести: "Между "А и "Б" и "Веселая дюжина". Главный герой этих повестей веселый и неугомонный мальчишка Валерка Коробухин. Для детей среднего школьного возраста. ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ПОКА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ Фу-ты ну-ты, чудеса! Вот счастье привалило - каникулы! Впереди - целое лето, три длинных-предлинных месяца! Два даже по тридцати одному дню! Очень хорошие месяцы - июль и август! Просто замечательные! А знаете, почему такие длинные? Чтобы мы вволю отдохнули на каникулах! Я только представил, если бы июль и август были зимой, а летом два февраля подряд, и мне сразу жутко стало. Такое нарочно не придумаешь. Да, лету конца не видно! Есть только начало - сегодня, продолжение - завтра и остальные дни лета, за которые можно столько всяких дел совершить! Ну, чем, например, не дело - сесть в трамвай, наполненный ветром, солнцем и грохотом, и покатить на озеро. А там поплавать, понырять и позагорать в свое удовольствие. Или - такое! Добыть в библиотеке мировую книгу, проглотить первую страницу, а потом походить вокруг, чтобы аппетит разгулялся, и тогда уже наброситься и читать, читать... И еще! Когда на улице погода, которую любит бюро прогнозов - пасмурно, возможен дождь, ветер умеренный, временами порывы до сильного, то есть, попросту говоря, кошмарная погода, - так вот тогда попросить у мамы рубль и засесть в кинотеатре на три сеанса подряд. Сперва посмотреть мультики, потом - фильм про жизнь зверей в разных странах, и на закуску - настоящее кино! А еще! Да мало ли что можно совершить за лето! Была бы охота! У меня охоты было - хоть отбавляй! Хоть одалживай эту самую охоту всем желающим. Вот какими мыслями была занята моя голова в то время, когда я сидел в нашем дворе на буме и болтал ногами. Я был готов сломя голову ринуться, чтобы воплощать в жизнь свои планы. Но мне нужны были друзья. Их я и ждал. Первым появился Семка. Мой друг, переваливаясь с боку на бок, не спеша приблизился ко мне и уселся рядом на буме. Мы заболтали ногами вдвоем. Так сказать, заболтали в четыре ноги. - Не верится, что уже каникулы. - Семка сожмурился то ли от солнца, то ли от удовольствия. - Ага, - поддакнул я. И тут во дворе появился Горох. Когда-то (это было давно, но тем не менее правда) Семка и я почти каждый день дрались с Колькой Горохом и его компанией. А потом неожиданно подружились, и теперь он наш верный приятель. - Вижу, свои парни сидят на буме и грустят. Дай, думаю, развеселю их, - пробасил Колька, счастливо улыбаясь. - Мы не грустим, а отдыхаем, - объяснил Семка. Горох уселся на буме, и мы заболтали ногами втроем. Так сказать, заболтали в шесть ног. - Так все лето и просидим на буме? - спросил Колька, которому уже надоело болтать ногами. - Надо что-то придумать! - воскликнул Семка. - Вот именно! - протянул я. Во дворе появился Генка Правильный верхом на велосипеде. Покружив немного среди песочниц и качелей, Генка лихо подкатил к нам, резко затормозил и ловко спрыгнул на землю. И тут мне в голову пришла такая идея, что я сразу развеселился. - Ребята, а что если мы возьмем велосипеды и махнем на пару дней за город? Вчетвером. - Ура! - шлепнул себя по коленкам Горох. - Давайте к моей бабушке в Зеленое. Лучшего места в мире нету. - Слишком близко, - возразил я. - Надо бы подальше. - Хорошо, - согласился Колька. - А в Зеленом ночевку сделаем. - Идет, - поддержал я Гороха. Пока мы с Колькой договаривались, куда ехать, Семка и Генка, задрав носы кверху, внимательно разглядывали голубое, без единого облачка, небо. - Вам что - не нравится? - спросил я напрямик. - Ну что ты! Очень нравится! - завертел головой Семка. - Замечательная мысль! - почему-то со вздохом промолвил Генка. - Так чего вы резину тянете? - возмутился Горох. - Едете или нет? Небо ребята оглядели и теперь уставились на землю. Наконец Семка отважился. У него в горле что-то булькнуло. Наверное, он проглотил свою нерешительность и произнес: - А что мы скажем мамам? - Вот именно. Мамы нас одних не отпустят, - поддакнул Генка. Ах, вот что их беспокоит! Я как-то об этом и не подумал. Привык - куда хочу, туда иду. Конечно, потом приходится выслушивать длинные мамины речи. Но это не самое страшное в жизни. Мы всегда с мамой миримся и живем душа в душу. - А зачем мамам говорить? - удивился Горох. - Ничего им не надо говорить. - Колька прав, - поддержал я Гороха. - Мамам ничего говорить не стоит. Не надо их волновать. У них в жизни волнений хватает. Оставим записки, скоро, мол, вернемся, ждите - и все. - Ай, ладно, - махнул на все рукой Семка. - Была не была! Еду! - Молодчина, - пожал ему руку Горох и повернулся к Генке: - А ты? - Я не могу, ребята, - пробормотал тот. - Вы меня извините, ребята, но я не могу. Никак не могу, ребята. Генка покатил "Туриста" домой. Мы молча смотрели, как легко идет отличный велосипед, который никогда не скрипел, всегда был смазан и сверкал, будто новенький. Когда Генка с "Туристом" скрылся во дворе дома, в Гороховом горле произошло извержение вулкана: - Ну и пускай! Обойдемся без этого маменькиного сыночка! Поедем втроем. Втроем еще лучше. - Нельзя, - помотал я головой. - Давно пора из Генки сделать настоящего мужчину. И потом... Если в дороге испортится велосипед, ты его поставишь на колеса? - Навряд ли, - неуверенно промычал Колька. - И я навряд ли, а Генка наверняка поставит его на колеса. Так что лучше? На себе тащить велосипед или мчаться на нем так, чтобы ветер в ушах свистел? - Чтобы ветер в ушах свистел, - расплылся в улыбке Горох. - Выше головы, ребята! - подбодрил я друзей. - Генку я беру на себя. Мы с Горохом запасаемся продуктами. Ты, Сема, добываешь палатку, топорик и нож. - Ага, - согласился Семка, - я у дяди попрошу. - Все сносим в сарай Кольки, он далеко от нашего дома, - продолжал я отдавать приказы, - и никто не заметит, что мы затеваем. Мы засучили рукава и принялись готовиться к путешествию. Дело двигалось быстро. К обеду Семка принес палатку, топорик и нож. К вечеру мы притащили в Колькин сарай все, что могли взять из маминых припасов. Туда же прикатили велосипеды, смазали, почистили и проверили их. Кажется, все было готово. Все, да не совсем. Генка больше не показывался во дворе. Этим он нам откровенно давал понять, что никуда не поедет. Но поскольку Генку я брал на себя, мне захотелось с ним потолковать. Наедине, конечно. Я вызвал его по телефону во двор. Вместо разговора у нас получился вечер вопросов и ответов. Я: - Гена, известно ли тебе, что Гайдар в 15 лет был командиром полка? Генка: - Да. Я: - А что Эварист Галуа совершил великие открытия в математике, когда ему было 19 лет, тебе это известно? Генка: - Знаю, читал. Я: - Гена, мы ждем тебя завтра в девять ноль-ноль утра у входа в парк. Генка: - Я понял. ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ ВОВСЮ СИЯЕТ РЫЖЕЕ СОЛНЦЕ Рыжее солнце било прямо в глаза. Я подставил ему лоб, еще ниже склонился над рулем и еще быстрее завертел педалями. Я видел, как меня настигают ребята, и крутил педали что есть силы. Это уже на шоссе мы разогнались, а по городу еле плелись. Но как только покинули городские улицы, то словно взбесились. Может, оттого, что шоссе было таким заманчиво прямым и словно без конца и края, а может, оттого, что попутный ветер, казалось, крутил за нас педали, а может, оттого, отчего я и сам не знаю, но нас понесло. Первым рванулся Горох. Он заорал что-то невразумительное, и вскоре его сиреневая майка замелькала далеко впереди. Тогда поддали и мы. Мы тоже кричали и отчаянно звонили, обгоняя друг друга. Мимо нас грохотали "МАЗы", скользили "Волги" и "Москвичи". Но мы их словно не замечали. Шоссе существовало сегодня только для нас. Сегодня мы были его единственными властителями. Эй, разойдись и разбежись, дай нам дорогу! Просто удивительно, как мы не врезались в какую-нибудь машину. Но я уверен, что шоферы не хотели с нами связываться и потому уступали дорогу. Они знали, что у нас начались каникулы, и решили: пусть дети побегают и побалуются. Вдруг что-то пшикнуло в заднем колесе моего велосипеда. Я глянул вниз. Ах, черт, камера лопнула! - Стой! - крикнул я ребятам в мокрые спины. Вскоре все колдовали над моим велосипедом. Склеить камеру никак не удавалось, а захватить запасную мы не догадались. - Эх, Генку бы сюда! - с тоской протянул я и посмотрел в сторону города. Как это ни печально, но Генка не пришел утром к парку. Мы прождали его с полчаса. А потом оседлали велосипеды и покатили втроем. Я как чувствовал, что без Генки нельзя предпринимать путешествие. Вот невезенье! Километров пять отъехали от города и уже загораем. Я продолжал с тоской глядеть в сторону города. Но вскоре тоска сменилась надеждой, надежда стала радостью, а радость превратилась в настоящее ликование. Со стороны города шел на всех педалях парень в алой майке чемпиона. Он очень уверенно сидел на велосипеде, и я безошибочно узнал в нем Генку. Генка резко затормозил и ловко соскочил на асфальт. - Я думал, вы уже далеко... У Генки, конечно, нашлась запасная камера, и вскоре мой велосипед снова уверенно стоял на своих двоих колесах. И мы покатили уже вчетвером. Впереди - Генка на сверкающем "Туристе", за ним - Семка, Горох и в хвосте - я. Время от времени мы менялись с Генкой местами, потому что первому трудно рассекать воздух. Для этого нужен опытный гонщик. А мы с Генкой были опытными. И тут снова с нами что-то произошло. Вернее, с Генкой. Потому что он ехал как человек, а потом вдруг рванул, и Семка сразу метров на двадцать отстал. Тогда и Семка поднажал. Что он - неумека, педали крутить не научился? За Семкой помчался Горох, потом и я. В общем, повторилась та самая история, с которой мы начали свое путешествие. Снова казалось, что ветер вместо нас крутит педали. Снова мимо грохотали грузовики и скользили "Волги". Перед мостом нас нагнала электричка. С ней мы решили потягаться и развили бешеный темп. Первым его не выдержал Семка. Для начала он нас всех обошел метров на десять, а потом неожиданно свернул на обочину и затормозил. За ним остановились и мы. Мы дышали, как загнанные лошади, а Семка майкой вытирал пот со лба. - Еще немного, - улыбнулся Генка, - и мы бы ее обогнали. Электричку. - Ага, - подхватил Колька. - Железно - обогнали бы. - Нет, если так будет продолжаться, я возвращаюсь домой, - сердито пыхтел Семка. - Куда мы несемся? Я чувствую, что потерял пару килограммов. Мама мне этого не простит. - Ребята! Я не знаю, что со мной случилось, - оправдывался Генка. - А вообще, не пора ли обедать? - пробасил Горох. Оказалось, что все проголодались и не прочь подкрепиться. Мы свернули с шоссе в лесок, выбрали полянку среди пятнистых берез и расположились в теньке. Когда все немного насытились, Генка обиженно промолвил: - Если бы она меня не закрыла на ключ, я бы не убежал. - Кто она? - не переставая жевать, поинтересовался Горох. - Мама... - объяснил Генка. - Я у нее попросил разрешения поехать с вами, а она накричала на меня, заперла на ключ и ушла на работу. Генка очень переживал, когда все это рассказывал. Еще бы - дело нешуточное - первый раз в жизни сбежал от мамы. Совсем другая песня, когда второй раз сбежишь или как я - не сосчитать даже. А первый раз - трудно. С непривычки. Но надо же когда-нибудь начинать? Интересно, а как Генка удрал? Их квартира на седьмом этаже. Неужели вылез через окно, а потом на крышу? Или как? - Взял проволочку, сунул ее в замочную скважину, повертел немного, и дверь отворилась, - спокойно ответил на мой вопрос Генка. Ну и мастак! Такой парень из любого положения найдет выход. Нет, без него нельзя было и думать о путешествии. Я поглядел на ребят: никто уже не жевал. Все сидели, объятые тоской и печалью. Повесил нос и Семка. Думает, наверное, как там мама честит его. Загрустил и Горох. Кольке опасаться нечего. Он единственный, кто отпросился у матери, но так и не открыв ей всей правды. Он сказал, что поедет на электричке к бабушке в Зеленое. И сейчас Колька хандрил за компанию. - Ну что ж, - промямлил я тоном человека, у которого нет иного выхода, - давайте вернемся, бухнемся в ножки, покаемся... - Ни за что! - воскликнул Генка. - Едем до конца. - Ни за какие коврижки, - завертел головой Семка. - Только до конца. - А я туда, куда и вы, - развеселился Горох. - Надо им хоть раз доказать, что нам уже не пять лет и что мы совсем взрослые. - Генка разошелся не на шутку. Я вообще замечал, если тихони во что-то упрутся, их с места не сдвинешь. Тверже скалы стоять будут. Мы с новыми силами принялись за обед, как вдруг Горох завопил отчаянно, будто его режут: - Сема! Стой! Семка замер. Мы не двигались. Колька схватил Семку за руку, в которой был зажат кусок ливерной колбасы. Мой друг только что собирался отправить его в рот. Забрав у Семки колбасу, Горох мрачно произнес: - Это все, что у нас осталось. Семка со злостью сплюнул: - А я думал... Что думал Семка, мы так и не узнали. Его слова канули на самое дно нашего громового хохота. Я стонал и вопил от смеха, Генка тоненько всхлипывал, Горох ревел, как медведь. Разобрало и Семку. Он упал на спину и, повизгивая, дрыгал ногами. Мы хохотали, хотя остались без еды, а впереди была дорога и дорога. И тогда я понял, что мы вместе поедем очень далеко и что нам вообще ничто не страшно. Тем более, когда Горох пообещал: - К вечеру доберемся до Зеленого, а там отведаем бульбочки с кислым молочком. ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ НА НАС С ЛЮБОПЫТСТВОМ ГЛЯДЯТ ЗВЕЗДЫ И снова - дорога. Но уже не шоссе, а лесная. Дорога была хорошей наполовину. Когда мы спускались с горы, ничего лучшего от дороги мы не желали. Ну, а когда преодолевали подъем, приходилось спешиваться и толкать перед собой велосипед. Нашим проводником был Горох. Это он сказал, что хватит плестись по шоссе, ведь жара неимоверная, и неужели мы хотим расплавиться, как асфальт. Мы, конечно, этого не хотели и охотно свернули на лесную дорожку, на которой, как уверял Горох, через два оборота колеса и появится деревушка бабушки. А там и долгожданная бульбочка с кислым молочком. Но колеса наших велосипедов наверняка совершили по сто тысяч оборотов, а деревни с бабушкой и бульбочкой все не было. Солнце из рыжего превратилось в огненное и стало похоже на вареного рака. Я понял, что пора думать о ночлеге. Тем более, что от Гороха уже нельзя было добиться ни бе, ни ме, ни кукареку. А на привале он уселся вдали от всех и стал задумчиво изучать небо. - Ты решил по звездам дорогу найти? - вежливо спросил я. - Какие звезды? Какая дорога? - притворился непонимающим Горох. - Нас тоже волнует, какая дорога ведет к твоей бабушке и обещанной бульбочке с кислым молочком, - произнес я. - Валерка! - Колька поглядел на меня виноватыми глазами. - Я потерял дорогу. Все они какие-то одинаковые, и там были березки, и пригорок этот был, и вот та яма. - Будем бить или простим? - обратился я к Семке и Генке. - Будем бить. - Ребята угрожающе зашевелились. - Я же не нарочно, - испугался Колька и, не вставая, начал отползать подальше от нас, торопливо отталкиваясь длинными ногами. Но Семка и Генка и не думали вскакивать. Они здорово устали и лежали, задрав на рюкзаки ноги в пыльных кедах. - Тебе повезло, - сказал я Гороху. - Ребята не в форме. Я поглядел на солнце. Оно осторожно спускалось по березкам на землю, чтобы заснуть до утра. Солнце сейчас было похоже на монтера, который, окончив работу, слезает со столба. - Сема и Гена! Выбирайте быстрее место для палатки, а мы с Колькой пойдем собирать хворост для костра, - скомандовал я. Едва мы успели поставить палатку и разжечь костер, как солнце покинуло нас до утра. С унылыми физиономиями мы расселись вокруг костра. Всем хотелось есть. Но никто не собирался первым признаться, что он ужасно голоден. Поэтому и костер, лихо стреляющий сучьями, нас не веселил. Я глядел на костер и на ребят, и оттого, что я долго глядел, мне стало казаться, что мы - это не мы. То есть мы - это мы, это Семка, Генка, Горох и я. Но мы уже не мальчишки, тайком удравшие от своих лучших в мире мам, а полярники на льдине в океане. Мы решаем, как быть дальше. Минуту назад наша льдина с ужасным треском раскололась пополам, и все припасы утонули. Есть выход - мы можем покинуть льдину на вертолете, но тогда нам не удастся спасти научные приборы и все, ради чего мы мерзли так далеко от дома. Мы не знаем, на что решиться, но мы спокойны, потому что мы настоящие мужчины. А потом мне стало казаться, что мы уже не на льдине, а сделали привал в знойной пустыне. Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь. Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово захотелось пить. Глянул на ребят - они облизывали пересохшие губы. Наверно, им тоже привиделась знойная пустыня. - Сейчас бы глоточек воды, - тягуче проныл Горох, - ужасно пить хочется. Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем. И на ночевку мы остановились неудачно - ни реки, ни ручейка поблизости. Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги. - Эх вы, полярники! - сказал я и отпил глоток. - Эх вы, пустынники! - сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг осушили флягу. Настроение из мрачного стало солнечным. - Хорошо верблюду, - подал голос Горох, - он может две недели без еды и воды прожить. - Ученые скоро придумают, - вступил в разговор Генка, - чтобы и человек мог так долго без пищи обходиться. - Значит, у человека будет два горба? - съязвил Горох. - Не обязательно, - спокойно объяснил Генка. - Просто в пустыню или на льдину человек возьмет с собой особые таблетки. Проглотил одну, как будто кружку воды холодной выпил. Другую проглотил, как будто две котлетки съел. - Не растравляй душу, - притворно застонал Горох. - А третью таблетку проглотил, - подлил я масла в огонь, - как будто тарелку бульбы с кислым молоком уплел. Колька надулся и больше не раскрывал рта, пока мы рассуждали о таблетках будущего. В конце концов мы так наговорились, словно сами попробовали эти таблетки и сейчас нам уже совсем не хотелось есть. Легли в палатку в отличном настроении. Было довольно тесно, и мы стали толкать друг друга. Я оттеснил Семку к стенке палатки. Мой друг - парень здоровый, но где ему со мной тягаться. Семка затих на несколько секунд в своем углу, а потом внезапно набросился на меня и стал щекотать. А щекотка для меня - враг номер один. Я дико взвыл, вскочил на ноги и свалил стойки, на которых держалась палатка. Палатка, конечно, рухнула. Погребенные заживо под брезентом, мы забарахтались, пытаясь найти выход. Наконец, по одному, еле дыша, выползли на свободу. Как в такой кромешной тьме снова поставить палатку? Оказывается, выскочили и два боковых колышка. Решили лечь прямо на палатку. Авось, дождя не будет, авось, не замерзнем. Положили под головы похудевшие рюкзаки и затихли. Потому что на нас с любопытством глядели звезды. Еще бы! На всей земле люди спят под крышами домов, а мы прямо на земле. Вот им и любопытно, а кто мы такие и что нам нужно. - А может, вон на той звезде, видите, она на кончике ручки Малой Медведицы, - тихо произнес Генка, - может, там сейчас лежат четверо ребят и, как мы на них, глазеют на нас. - И одного из них зовут Генка, - подхватил я. - А другого - Валерка, - в тон мне сказал Генка. - А третьего - Семка! - радостно закричал Горох. - А четвертого - Горох! - заорал Семка. - А четвертого - Колька, - спокойно поправил Семку Горох, - потому что на Малой Медведице горох не растет, там таблетками питаются. Мы захохотали. - И лежат эти ребята на своей звезде, - продолжал Генка, - и думают о нас. Им очень хочется, чтобы мы приехали к ним в гости. - А что? - как ни в чем не бывало сказал я. - И приедем. В это лето не обещаем, нам надо еще до Зеленого добраться. А вот на будущий год обязательно навестим. Оседлаем велосипеды - и по Млечному Пути напрямик до Малой Медведицы. Перед тем как захрапеть, я успел одним глазом заметить, что звезды глядят на нас уже с восхищением, а одним ухом услышать, как шуршат шины наших велосипедов по Млечному Пути. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ МЫ РАЗБЕГАЕМСЯ К утру звезды погасли, и на их месте снова появилось солнце. Первым делом оно разбудило меня. Я попробовал подняться, но ничего из этого не вышло. Ныла поясница. Кряхтя и проклиная все на свете, я кое-как встал и начал разминку. Прямой, как столб, я пробежался взад-вперед по полянке. Потом взялся за приседания. Присел и ойкнул. Снова присел и снова ойкнул. И когда в сотый раз присел и уже не ойкнул, понял, что снова стал человеком. - Подъем! - закричал я, хватая ребят за ноги. Друзья с ужасными стонами подымались на карачки и ползали по земле, не в силах встать на ноги. - Где твоя деревня? Где твой дом родной? - вопрошал я Гороха, когда с горем пополам ребята из обезьян превратились в человеков и увязали на багажниках рюкзаки. - Куда ехать, попросту говоря, если ты не понимаешь стихами? Колька уныло почесал затылок и махнул неопределенно рукой: - Прямо. Мы с трудом вскарабкались на наших двухколесных коней и покатили с горочки вниз. Сосны и березки стали убегать в стороны, освобождая пространство бревенчатым домам со стеклянными верандами. - Вот моя деревня! Вот мой дом родной! - орал во все горло Горох. - А что я говорил - надо прямо ехать. Чего только в жизни не бывает! Сидели усталые, голодные и не знали, что в двух шагах деревня, где и студеная вода и аппетитная бульбочка с кислым молочком. У дома бабушки Горох затормозил, прислонил велосипед к забору и устремился по асфальтированной дорожке к крыльцу, бормоча на ходу: - Вот моя деревня! Вот мой дом родной! Мы тоже поставили велосипеды у забора, а сами уселись в теньке. - Засада! - поднял нас на ноги отчаянный крик Кольки Гороха. - Тикай, ребята! Мы лихорадочно схватили велосипеды, но было поздно. По дорожке прямо на нас бежали, крича и размахивая руками, наши мамы. Мы опустили головы и сдались в плен. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как нас встретили мамы и какие теплые слова они нам сказали, вы и сами прекрасно знаете. Не один раз, наверное, в таких переделках бывали. Бульбочку с кислым молоком мы все-таки попробовали, а потом, погрузившись вместе с мамами и велосипедами в электричку, отправились домой. Про засаду я уже рассказал, а теперь про военный совет в Семкиной квартире. Мы сидели тихо, как мыши. И даже еще тише. Мы не сводили глаз с двери, ведущей в соседнюю комнату. Там заседал военный совет из четырех мам. Сперва в военном совете был один папа - Семкин. Но его вскоре выставили. Семкин папа, когда появился в нашей комнате, был очень похож на Семку. Он так же, как Семка, вертел головой, а его щеки были малиновыми, будто помидоры. - Попробовал за вас вступиться, - вздохнул Семкин папа. - Да где там! - Он махнул рукой и ушел. Скоро нам надоело сидеть тихо и ничего не делать. Семка с Генкой уселись за шахматы, а мы с Горохом стали браться на руку. Левой я его положил, а правой - он меня. И когда мы пошли по второму кругу, дверь из соседней комнаты распахнулась, и перед нашим взором предстал военный совет. Мамины лица не предвещали ничего хорошего. Они были, как у скульптур, то есть каменные. Мы неловко вскочили, шахматы грохнулись на пол, и черные и белые фигуры покатились по желтым брусочкам паркета. Мамы некоторое время грозно оглядывали нас, а мы потупили очи. Мол, видите, как мы раскаиваемся и переживаем. Начала Генкина мама. - Мы решили, - громко произнесла она, - что вместе вам быть нельзя. Лето только начинается, и вы еще сумеете натворить таких дел, от которых у нас не раз и не два разорвется сердце. Генкина мама шумно втянула в себя воздух и продолжала: - Так вот, завтра утром Сема летит к Черному морю. Коля уезжает к бабушке в деревню. Тоже завтра. А Валерик и Гена через несколько дней отправятся в пионерский лагерь. Опять-таки не вместе. Понятно? Мы кивнули. Приговор мы выслушали молча. Только нетерпеливый Семка хотел было что-то сказать, но я дернул его за куртку, и он промолчал. Приговор был суров. Честно говоря, мы такого не ожидали. Ну, думали, заставят нас пару дней послоняться дома, а потом выпустят на свободу. - Что же вы молчите? - спросила моя мама. Ребята покосились на меня. Я сделал шаг вперед. - Нам все понятно, но мы просим полчаса, чтобы в последний раз вместе пройтись по улице. Всего полчаса нам нужно, чтобы проститься. Это наше последнее желание. У каменных мам в глазах заблестели слезинки, и они смилостивились. Топоча по лестнице, мы побежали на улицу. На город наползали сумерки. У них был цвет фиолетовых чернил. Мы ковыляли по асфальту. Еще давала себя знать вчерашняя гонка. Мы молчали, потому что не хотелось вспоминать о приговоре. Какой толк говорить, если мам не переспоришь и все будет, как они решили. Уж лучше поболтать о чем-нибудь более приятном, ведь у нас всего полчаса, тридцать минут, тысяча восемьсот секунд. - Ребята, - начал я, - а помните, как Семка застыл с открытым ртом? Он подумал, наверное, что лягушку глотает. - Я думал, что Кольку змея ужалила, так он заорал, - поддал жару Семка. - А помните, - разошелся и Горох, - как мы ползали утром на карачках, никак подняться не могли. И пошло, и поехало. Оказывается, у нас было удивительно веселое путешествие. Оказывается, мы не заблудились, не голодали, не сидели без воды, не устали, как черти. Оказывается, все так и было задумано. - Ребята, смотрите - вода! - Я показал на тележку с газировкой. Мы встали в хвост длинной очереди, и, когда, сполоснув стакан в фонтанчике брызг, тетенька вопросительно глянула на меня, я громко сказал: - Четыре чистых! Ах, как прекрасна чистая вода! Как здорово щекочут нос пузырьки газа! Мы в один миг выдули по стакану. Я поглядел на свою гвардию: - Повторить? Гвардия дружно закивала в знак согласия. - Повторите, пожалуйста, - сказал я тетеньке. Мы выпили по стакану, и потом еще по одному. Ах, вода, как нам не хватало тебя вчера и сегодня утром! До самого дома мы не проронили ни слова. Когда очутились во дворе, будто сговорившись, подняли головы и посмотрели на звезды. А потом с тяжким вздохом уставились в пыльный асфальт нашего двора. - Ребята, - проникновенно сказал я, - наше время истекло. Давайте прощаться. Мы протянули друг другу руки. - Куда бы мы ни попали и что бы с нами ни произошло, - торжественно произнес я, - давайте всегда помнить наше путешествие. Мы крепко пожали друг другу руки. - Пацаны, - взволнованно сказал Горох, - если лагерь будет рядом с Зеленым, заходите ко мне. Мы с Генкой не ответили. Откуда нам знать, куда нас пошлют. - Ребята, - тихо сказал Семка, - я буду вам письма писать. Мы все посмотрели на Семку. Он даже не понимает, какой он счастливчик. Семка едет к Черному морю. Тому самому Черному морю, где светит такое солнце, которое в одну минуту любого сделает черным, как Черное море. И не просто едет, а летит. На самолете! На воздушном лайнере! А из нас никто еще не летал на самолете. Семке потрясающе повезло! - На каком самолете ты летишь? - спросил я у Семки. - На АН-10. - Турбовинтовой! - Я восхищенно зацокал языком. - Ну и что? - шмыгнул носом Семка. Он прав, какое значение имеет название самолета, если Семка остается без друзей. И особенно без меня. Всегда были вместе, а тут на тебе - он летит на море, а я остаюсь на суше. Над нами резко хлопнула, словно выстрелила, форточка. - Сема, домой! За первой форточкой - вторая: - Геннадий, домой! Потом и третья: - Валерка, сколько тебе надо говорить! И перекрывая все шумы, прилетело из дальнего конца двора: - Колька, чтоб сию секунду был дома! - Ребята! Воздушная тревога! По домам! - прошептал я. Мы разбежались. ГЛАВА ПЯТАЯ, В КОТОРОЙ СПЕРВА ПОЯВЛЯЕТСЯ, А ПОТОМ ПРОПАДАЕТ ЛИШНИЙ ОТРЯД - Коробухин? - Приземистая тетенька, у которой на носу сидели очки, а на голове торчала пилотка из газеты с крупными черными заголовками, впилась в меня цепким взглядом. Было такое ощущение, как будто меня схватили за шиворот. - Знаю такого. Слыхала. - Очень приятно. Я отвесил поклон и сверкнул зубами, которые до блеска вычистил утром под строгим наблюдением мамы. Лучи солнца, наверное, отразились в моих зубах, потому что я увидел, как солнечные зайчики забегали по лицам тетенек и дяденек, которые сидели за столами и записывали нас в пионерский лагерь. Да, случилось то, что должно было случиться. Наша неразлучная четверка разлетелась в разные стороны. Где они, мои друзья? Неизвестно. Я знаю только, где я. Я прибыл в пионерский лагерь "Лесная сказка" и сейчас держу вступительные экзамены. - Что же нам с тобой делать? - вздохнула тетенька, отмахиваясь от солнечных зайчиков, которых неутомимо испускали мои сверкающие зубы. - Ты - лишний. Первый отряд полностью укомплектован. - Тогда извините за беспокойство и до свидания, - вежливо сказал я и, подхватив чемоданчик, хотел было бежать. - Погоди, - остановила меня тетенька. - Какой быстрый! Тетенька из-под очков подмигнула лохматому парню, который сидел с ней за столом, и они засмеялись. - А и вправду, что же делать, Капитолина Петровна? - спросил лохматый парень. - Придумаем, Илья, - спокойно сказала Капитолина Петровна. - Жалко таких симпатичных ребят отпускать из нашего лагеря (это она про меня сказала). Вот что, Валерий, ты пока погуляй, посмотри наш лагерь, а мы посовещаемся. Я подумал, что осмотреться мне и в самом деле не мешает. Надо же разведать, где я буду жить целый месяц. Я обошел весь лагерь. Он мне понравился сразу. Наверное, и я ему понравился. В таком лагере я еще ни разу не был. Собственно, это был не лагерь, а настоящий лес. У подножия высоких и толстенных - не обхватишь - сосен, словно грибы, прятались желтые, голубые, зеленые и красные домики. А возле домиков знакомились друг с дружкой ребята. Интересно, с кем из них я буду в отряде? Конечно, лучше всего, если бы со мной рядом оказались мои друзья. Но такое может только присниться. Пора было возвращаться к Капитолине Петровне. - Валерий, - радостно, как старого знакомого, встретила она меня. - Ты зачислен в 9-й отряд. Понимаешь, к нам приехало очень много ребят твоего возраста. И мы вынуждены были создать такой, так сказать, лишний непредусмотренный отряд. В нем всего тринадцать ребят. - Чертова дюжина! - присвистнул Илья. - Это даже забавно, - улыбнулась Капитолина Петровна. - Так что, Валерий, направляйся в свой отряд. Там уже все ребята собрались. - Вон на горочке желтый домик, - показал Илья, - там и будет обитать 9-й отряд. Я быстрым шагом направился к отряду. Ага, вот он, наш домик. Желтый, как песочек на дорожке в парке. Место мне понравилось. В двух шагах от забора, а густые кусты надежно закрывали нас от всего лагеря. Поблизости никакого отряда не оказалось. Может, он в домике? Я заглянул - никого. Задвинул под кровать у окошка свой чемоданчик и снова вышел на свежий воздух. Моя мама, когда провожала меня, наставляла, чтобы я больше дышал свежим воздухом, особенно сосновым. Свежий воздух повышает аппетит, а моя задача - поправиться. Вот посмотри, говорила мама, как выглядит Сема. Просто приятно на человека смотреть. И мама всучила мне Семкину фотографию как пример для подражания. Я достал из заднего кармана блокнотик и вынул из него фото моего друга. На маленьком снимке виднелись одни Семкины щеки. Они были тугие, словно футбольные мячи. От разглядывания фото мне стало грустно. Что сейчас поделывает мой друг? Ныряет в Черном море или греет пузо на берегу? Я растянулся на травке, а головой уперся в теплый, шершавый ствол сосны. Закинул ногу на ногу, и получилось, что лежу я как будто в мягком кресле. Между прочим, самое мягкое на земле - это земля. Я всегда удивляюсь, когда говорят, что все бока отлежали на земле. Не понимаю. Земля гораздо мягче всяких кресел и тахт... Кстати, как будет слово "тахта" в родительном падеже множественного числа? Что-то голова не соображает. Вообще, надо, чтобы на каникулах голова отдыхала. Так я лежал и глядел, как лениво ползут по небу облака, словно это не облака, а школьники, бредущие на урок после бурной переменки. Сигнал горна заставил меня подняться с належанного места. Возле других домиков торопливо строились ребята, а возле нашего по-прежнему была тишь да гладь, да каникулярная благодать. И тут мое внимание привлек высокий, широкоплечий парень с беленьким чубчиком над загорелым лбом. Он появился у нашего домика и, сложив руки рупором, воззвал: - 9-й отряд, сюда! Сюда, 9-й отряд! Но что-то я не заметил, чтобы кто-нибудь бежал сломя голову на его трубный зов. Не заметил я, чтобы кто-нибудь просто бежал или даже шел к нему. - Ну и чудеса, - присвистнул я, - лишний отряд пропал. Когда я ленивой походкой подошел к здоровяку, тот был в состоянии бочки с порохом, готовой взлететь на воздух от одной искры. - Здравствуйте, - сказал я. - Тебе чего? - недовольно буркнул здоровяк. - А меня в 9-й отряд записали, - добродушно улыбнулся я. - А где же остальные? - обрадовался здоровяк. - Не знаю, - я пожал плечами. - Будем знакомы, я - вожатый 9-го отряда. Меня зовут Аскольд. Аскольд Васильевич, - поспешно добавил он и протянул руку. Вожатый мне сразу понравился. Но только было видно, что он первый раз вожатый. Совсем растерялся, что пропал отряд. А вожатому нельзя теряться. Он должен найти выход из любого положения. И в две секунды. - Я вообще-то не вожатый, - сказал Аскольд. - Я физрук. Но у нас в лагере лишний отряд получился. И Капитолина Петровна поручила мне воспитывать вас. Какие у Аскольда мускулы! Кажется, вот-вот разорвут белую рубаху. Она словно приклеилась к его телу. Наверняка Аскольд штангист, или боксер, или культурист, или кто-нибудь в этом духе. Вожатый поглядел по сторонам. Но никто к нам не торопился. - Давай покричим вместе, а? - предложил мне вожатый. - Давайте, - согласился я. Мы сложили руки рупором и дружно закричали: - 9-й отряд, сюда! Сюда, 9-й отряд! Никто и не думал откликаться. Колонны других отрядов, затягивая песни, бодро шли куда-то. Вообще, ясно куда - в столовую. - Ну, я им покажу, - пригрозил вожатый кулаком невесть куда пропавшим ребятам. - Пошли обедать. Пусть им хуже будет. ГЛАВА ШЕСТАЯ, В КОТОРОЙ Я ОБЕДАЮ Мы уселись за длинным дощатым столом, на котором был прикреплен флажок с цифрой "9". Это означало, что здесь должен питаться 9-й отряд. Но 9-й отряд не питался, он исчез в неизвестном направлении. Зато за другими столами шла дружная работа. По-моему, очень приятно смотреть, как люди едят. Конечно, если ты сам только что основательно подкрепился. На нашем столе в тарелках, налитых до краев, соблазнительно дымился борщ, гордо высилась горка от чистого сердца нарезанных кусков хлеба. - Пусть им будет хуже, - еще раз сердито сказал вожатый. - Ешь! - Все? - я испуганно оглядел стол. - Сколько сможешь, - разрешил вожатый. Я почувствовал, что на свежем воздухе здорово проголодался. Вспомнил мамино наставление: "Поправляйся, а то отощал за зиму, лица на тебе нет" - и налег на борщ. После третьей тарелки я остановился. А куда второе девать? Вожатый не отставал от меня. Опустошив тарелку борща, он, приговаривая "пусть им будет хуже", приступал к новой порции. Изредка Аскольд отрывался от еды, старательно поправлял флажок с цифрой "9", чтобы он лучше был виден. Но 9-й отряд, наверное, еще не проголодался, потому что к нашему столу, кроме дежурных, притащивших четырнадцать порций котлет, никто не подходил. В дальнем конце столовой возникла приземистая фигура Капитолины Петровны. Аскольд расправил широкие плечи, глубоко вздохнул и в считанные секунды одолел две порции котлет. - Помогай, - показал вожатый глазами на тарелки. Говорить с набитым ртом он был не в силах. - Не могу, - прохрипел я и похлопал по туго набитому животу. Мой довод, то есть живот, убедил Аскольда. Продолжать сражаться с обедом даже в одиночку было уже поздно. Ведь каждую минуту к нашему столику могла подойти Капитолина Петровна и поинтересоваться, где находится 9-й отряд пионерлагеря "Лесная сказка". Тогда, не сговариваясь, мы с Аскольдом начали прятать под стол оставшиеся тарелки с борщом и котлетами. Когда к нам, блестя очками, приблизилась Капитолина Петровна, дело было сделано. - А где остальные ребята? - удивленно спросила старшая вожатая. - Они... они уже пообедали, - робко соврал Аскольд. Я подтвердил его слова решительным кивком головы. - Тогда почему вы сидите? - еще раз удивилась Капитолина Петровна. - Мы обсуждали план работы, - уже уверенно соврал Аскольд. - Валерий Коробухин - председатель совета нашего отряда. Капитолина Петровна на этот раз ни капельки не удивилась, а крепко тряхнула мою руку: - Поздравляю. Желаю успеха. Когда старшая вожатая ушла, настала очередь удивляться мне. Я - председатель совета отряда? Это же просто смешно. Ведь всегда главными моими недругами были эти самые председатели. Они обычно хотели, чтобы я был ни рыба ни мясо, а я этого не хотел. Они хотели, чтобы я получал одни пятерки, а я не хотел. Вернее, я не хотел, чтобы за меня другие хотели. Вы вообще поняли, что я тут наплел? Если нет, то простите, ведь вы понимаете, как я удивился и к тому же объелся. Когда Капитолина Петровна удалилась, Аскольд, облегченно вздохнув, произнес: - Не волнуйся, старик! Мы еще с тобой покажем этой чертовой дюжине, где раки проводят свои каникулы. Аскольда рассмешила собственная шутка, и он немножко похохотал, но вскоре его лицо озабоченно вытянулось. - Но куда же они могли деваться? Может, в город укатили? - Вожатый забеспокоился. - Нет, не могли. Чего им лагерь бросать, здесь все-таки природа - лес, река... - И потом, обеды, завтраки, ужины... А может, они на речку сиганули? Аскольд заерзал на лавке, а потом решительно поднялся и мы направились к домику нашего отряда. - Сегодня мертвого часа не будет, - со