тебя покажут по телевизору и о тебе все заговорят... Нет, не доживу... И правда, столько учителей со мной занималось, и все напрасно. Бабушка так на меня надеялась, а я ее подвел. И мама с папой надеялись, и я тоже их подвел. Один дедушка на меня не возлагал своих надежд. Хорошо, что хоть дедушку не подвел. - Может, с горем пополам окончит восемь классов и пойдет в слесари-водопроводчики, они прилично зарабатывают. - Мама, как всегда, не поддавалась всеобщей панике. - Впрочем, блестящее будущее водопроводчика не для тебя - на двоечках да троечках далеко не уедешь. - Тогда уж лучше в футболисты, - воспрянул духом папа. - Или в хоккеисты... Заграничные поездки и все такое прочее... Я понимал, что у моих родных произошло крушение надежд. Но при чем тут я? Таких, как я, миллионы мальчишек и тысячи девчонок. Но их родители не мучают. Ну что я им сделал? Почему они глядят на меня, как на прокаженного? Я повернулся и ушел к себе в комнату. Если говорить честно, я страшно огорчился, что у меня нет никаких талантов. То есть мне, конечно, ужасно надоело быть вундеркиндом, но в глубине души я надеялся, что хоть какой-нибудь завалящий талантишко у меня отыщется. Не отыскался. Оказалось, что ровным счетом ничего... В общем, нуль без палочки. Я упал на тахту и уткнулся лицом в подушку. Вдруг чья-то рука коснулась моего плеча. Я обернулся - дедушка. - Ты чего тут разлеживаешься? - сердито спросил дедушка. - Мы опоздать можем. - Куда? - пробурчал я. - А это ты видел? Дедушка помахал перед моим носом билетами в кино. Билеты были настоящие - синие с чернильными штампами. - На что? - я приподнялся и сел на тахте. - На Чарли Чаплина, - объявил громогласно дедушка. И мне показалось, что сейчас дверь отворится и в комнату влетит смешной и грустный человек, похожий на мальчишку. Вскоре я сидел вместе с дедушкой в темном зрительном зале и визжал от хохота, глядя на приключения Чарли Чаплина - золотоискателя. А когда я вспомнил, что завтра после школы мы встречаемся с Гришей, я напрочь забыл все огорчения сегодняшнего дня. ГРИША БЕЖИТ ПО СЛЕДУ По-мальчишечьи весело, будто заложив два пальца в рот, свистел ветер. Мороз кусал нос и щеки. Снег скрипел под ногами, как новые неразношенные ботинки. Сжимая в руке автомат, я крался следом за Гришей. Автомат был пластмассовый, ствол красного цвета, а приклад - черного. Гриша в правой руке держал пистолет, а в левой - сразу два поводка, на которых были его собачки - Уголек и Кнопка. Собаки то тянули в разные стороны, то бежали рядом. Гриша шипел на них: - Тише, черти, мы на вражеской территории... Но собаки не хотели понимать, что они на войне. Они были рады, что Гриша вывел их на прогулку после долгого заточения. Почуяв волю, Уголек и Кнопка радостно лаяли и носились по снегу. - Закрой им рот, - попросил я. - Они нас выдадут... - Что я с ними могу поделать? - расстроился Гриша. - Они совсем не умеют в войну играть. Крадучись, мы обошли вокруг дома. Наших противников нигде не было. Ничего удивительного, услышав Гришиных собак, они надежно спрятались. - Собаки нарочно подыгрывают противнику, - рассердился я. - Они предупреждают его о нашем появлении... - Тоже скажешь, - обиделся за собак Гриша. - Сам топает, как слон. Тебя за сто километров слышно. Я не успел ничего ответить Грише, потому что в ту же минуту застрекотал автомат и следом за ним раздался мальчишеский голос: - Падай, падай! Почему ты не падаешь? Ты же убитый... Я растерянно глянул на Гришу. Мой друг застонал, гримаса боли искривила его лицо. Он прижал обе руки к груди, стараясь закрыть рану, и стал медленно оседать вниз. Последний раз вскрикнув, он растянулся на снегу, картинно разбросав руки. - А ты чего не падаешь? Падай, падай, - как заведенный, повторял Андрей - мальчишка, у которого не было двух передних зубов, - то ли сами выпали, то ли потерял на войне. Я отмахнулся от него и от двух его друзей, которые вовсю строчили по нас из автоматов. Умереть так здорово, как Гриша, я все равно бы не сумел. Так красиво умирают только в кино. А чего зря валяться в снегу?! Увидев, что их хозяин лежит неподвижно и не подает никаких признаков жизни, собаки завыли. Они хватались зубами за Гришину одежду, тянули изо всех сил, пытаясь поднять своего повелителя. - Падай, падай, - истошно вопил Андрей. - Гришка, скажи своему вундеркинду, что он убит... И тут случилось невероятное. Зарычав, Уголек и Кнопка бросились в атаку на наших врагов. Андрей стал отбиваться от собак, а те рычали и пытались его укусить. А два его друга со всех ног кинулись наутек. - Гришка, - закричал Андрей, увертываясь от собак. - Скажи им, что это нечестно. Гриша сел на снегу, свистнул. Собаки оставили в покое Андрея и бросились на зов своего хозяина. Гриша обнял ошалевших от радости собак. - Ладно, ваша взяла. - Мой друг поднялся на ноги. - Может, еще разок сыграем? - Сыграем, - согласился Андрей. - Только, чур, мы снова прячемся... Мы ж победили... Друзья Андрея осторожно стали приближаться к нам. Гриша взял Уголька на руки и подошел к Андрею: - Давайте договоримся, через дорогу не переходить. На всякий случай Андрей отодвинулся от Уголька, но я заметил, как Уголек успел зубами схватить пуговицу на пальто нашего противника. - Не будем, - кивнул Андрей и скомандовал своим друзьям: - Айда прятаться. Когда они убежали, Гриша спросил у меня: - А ты чего не падал? Если убили, надо падать... Такое правило... - Прямо в снег? - удивился я. - Прямо. А что? Снег мягкий. - Собак ты отведи в подвал, - посоветовал я Грише. - Из-за них мы проиграли. - Ни в коем случае, - решительно замотал головой мой друг. - А проиграли мы из-за себя, а не из-за них... С ними мы сейчас выиграем... Я хмыкнул. Ну Гриша! Без своих собачек пяти минут прожить не может. Неожиданно Уголек вырвался из Гришиных рук и спрыгнул на снег. Шерсть у него взъерошилась, он зарычал, а потом припустил со всех лап к соседнему пятиэтажному дому. Проваливаясь с головой в снег, Кнопка побежала за своим приятелем. - За мной! - крикнул Гриша и, взрывая ногами снег, скатился по склону вниз к пятиэтажному дому. Поколебавшись секунду, я плюхнулся на снег и съехал вслед за Гришей. Что случилось с собаками? Куда они помчались? Обогнув дом, я догнал Гришу на детской площадке. Мой друг оглядывался по сторонам. - Где они? - Кто? - не понял я. - Да собаки. - Гриша не мог стоять, от нетерпения переминался с ноги на ногу. - Не слышишь? - Не слышу, - повертел я головой. - А чего они побежали? - За Андреем, - подмигнул мне Гриша. - Ты видал, что Уголек куснул его пуговицу? Раз куснул, значит, понюхал... Теперь Андрей от нас не уйдет. Военная хитрость, понял? Ну и Гриша! С ним не пропадешь. Теперь я ни капельки не сомневался, что мы победим. Куда бы Андрей и его ребята ни спрятались, наши собачки их найдут, они их из-под снега достанут. Будто в подтверждение моих мыслей, раздался лай. - Это они! - радостно крикнул Гриша. - За мной! Мы кинулись к детскому саду, перелезли через ограду, промчались мимо малышей, которые сидели с воспитательницей в беседке. Малыши перепугались и затихли. А мы снова перебрались через ограду, но уже на противоположной стороне. Лай раздавался возле овощного магазина. Мы понеслись туда. Перепрыгивая через пустые ящики, разбросанные прямо на снегу, мы дважды обежали вокруг магазина. Ни Андрея с друзьями, ни собачек нигде не было. Снова послышался лай. Мы побежали и вскоре очутились на дороге. Лай доносился из парка, который был на той стороне дороги. Мы остановились, пропуская машины. Выбирали удобный момент, чтобы преодолеть препятствие. - Они нарушили обещание, - тяжело дыша, проговорил я, - и спрятались в парке. - Сейчас мы их оттуда выкурим, - не унывал Гриша. - Но когда же машины пройдут? Тяжело урча на подъеме, мимо нас шли грузовики. Пробегали легковушки. Неторопливо плыли троллейбусы. Мы не вытерпели и проскользнули между машинами на противоположную сторону улицы. Не сбавляя скорости, побежали по аллее парка. Лай уводил нас все дальше и дальше. Наконец парк окончился. Прямо перед нами на горку взбирались разноцветные дома. Здесь мы остановились. Лая не было слышно, да и забрели мы далеко от своего дома. У меня впервые закралось сомнение: а за нашими ли собаками мы все время мчались, высунув языки? Может, за другими? Вон их сколько в каждом дворе. Недалеко от нас остановился автобус. Из него высыпали люди. Я рассеянно глянул на них. И вдруг одна женщина радостно кинулась ко мне. - Здравствуй, Сева! Как я рада тебя видеть! Я узнал Янину Станиславовну, моего бывшего тренера по плаванию. - Здравствуйте! Я тоже обрадовался, что ее вижу. - Как ты поживаешь? - взяв за плечи, Янина Станиславовна поворачивала меня туда-сюда. - Хорошо, - ответил я. - А как вы? - Нормально, - сказала Янина Станиславовна. Гриша дернул меня за рукав. Мол, кончай разговоры, бежим дальше, время не ждет. Но я уже спросил: - Как там ребята? Как Игорь? - Я их давно не видела, - ответила Янина Станиславовна. - Почему? - Я уже не работаю в бассейне, - призналась Янина Станиславовна. - Почему? - снова спросил я и внезапно догадался: - Из-за меня? - Нет, что ты! - решительно вскинула голову Янина Станиславовна. - Наверное, это не мое призвание - быть тренером. Она стояла передо мной, совсем немного выше меня, очень похожая на девчонку. И вдруг она мне показалась ужасно маленькой и беззащитной. А я себе показался ну прямо-таки великаном, которому достаточно только мизинцем шевельнуть, чтобы спасти Янину Станиславовну. - Ты, значит, после того... - Янина Станиславовна замялась, - после того случая в бассейн не ходить? - Нет, - сказал я. - А где вы теперь работаете? - В школе, учителем физкультуры, - ответила Янина Станиславовна. - Ну, будь здоров, Сева. - До свидания, Янина Станиславовна. Я стоял и смотрел, как она быстро идет по улице. Ну совсем как девчонка, которая торопится домой из школы. Нет, это из-за меня она больше не работает в бассейне. Конечно, ее ученик, то есть я, чуть не утонул, как же ей можно доверить жизнь детей? Так говорила бабушка. Так, наверное, подумал и директор бассейна. - Сколько ты стоять будешь? - налетел на меня Гриша. - Из-за тебя мы след потеряли... - А ты уверен, что мы за твоим Угольком бежали? - напрямик спросил я. - Не уверен, - Гриша почесал затылок. И я понял, что он давно сомневается, по верному ли следу мы бежим, но просто не хочет признать, что собаки его подвели. - А чего ты с этой теткой разболтался? - сердито спросил Гриша. - Она не тетка, - ответил я. - Она - мой тренер по плаванию. - А-а, - ухмыльнулся Гриша, - так это ты из-за нее чуть не утоп? - Это из-за тебя я чуть не утоп, - разозлился я. - Сам же просил - помоги да помоги, - пожал плечами Гриша. - Я и помог. - А ее из-за меня прогнали с работы, - расстроился я. - Ну и правильно сделали, - сказал Гриша. - Если каждый день начнут топиться, знаешь, что будет? - Нет, неправильно, несправедливо, - кричал я. - Неужели ты не понимаешь? Гриша поглядел на меня с удивлением и миролюбиво сказал: - Пусть несправедливо, но теперь ничего не исправишь. И потом, какое тебе дело до нее. Ты в бассейн не ходишь, и все. - Это я виноват, - упрямо повторял я. - Из-за меня она не работает. Понимаешь? - Понимаю, - наконец дошло до Гриши. - Но что ты можешь сделать? - Не знаю, - выдохнул я. - А я знаю, - ответил Гриша. - Ничего ты не можешь сделать. Поехали лучше домой. Я думаю, что мои собачки ждут меня не дождутся. Мы перешли на другую сторону улицы и сели в автобус. Пока мы гонялись за невидимыми собаками, успело стемнеть. А когда мы добрались домой, был поздний вечер. Гриша оказался прав. У подъезда его ждали собачки. Они тихо скулили. Сперва Гриша собирался им устроить выволочку за то, что они заставили нас понапрасну бегать за собой. Но Уголек и Кнопка с такой неподдельной радостью встретили своего повелителя, что Гриша, растрогавшись, сменил гнев на милость. - Небось, за кошкой гонялись? - пробурчал Гриша для порядка. - А надо было за кем? За Андреем. Эх вы, следопыты. Наших противников нигде не было видно. Они, наверное, уже первые сны видели. Гриша повел своих собачек в подвал - укладывать спать. Я поднялся на лифте домой. Родители еще не спали. Папа боролся со сном в кресле перед выключенным телевизором. Мама сама с собой играла в карты на диване. Вообще, с тех пор как я стал обыкновенным ребенком, папа и мама с нетерпением ждали меня домой, беспокоились, когда я долго не приходил. Раньше они считали, что со мной все в порядке. Теперь они волновались, как бы со мной чего не случилось. - Ну, снова пришел весь мокрый, хоть выкручивай, - сердито сказала мама. Папа открыл глаза и с иронией произнес: - Но зато он счастлив. Усталость вдруг навалилась на меня с такой силой, что мне лень было рот раскрыть. Я только кивнул, соглашаясь со всем, что говорят родители, сбросил мокрую одежду и нырнул в постель. Тут усталость припечатала меня на обе лопатки к кровати, и я провалился куда-то глубоко-глубоко. ДНИ СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ Мы с Гришей гоняли на улице с утра до вечера. Теперь у меня были уже не жалкие два часа свободного времени, а целые дни свободного времени. Но иногда я отключался. Вокруг меня все исчезало, все пропадало. И неожиданно передо мной появлялись лица Янины Станиславовны, Валентины Михайловны и Льва Семеновича. У всех у них был такой несчастный вид, что мне хотелось реветь. Я чувствовал, что всем им причинил боль. Я зажмуривал глаза, чтобы не видеть их лиц. Но получалось наоборот. Когда я зажмуривал глаза, я видел лица моих учителей еще лучше, ярче, как будто они стояли совсем рядом и глядели на меня в упор. - Ты чего стоишь, как столб? - крикнул Гриша. - Я тебе дал пас, а ты? Я очнулся. Оказалось, что я стою посреди площадки. Я махаю клюшкой, а шайба уже у нас в воротах. Команда соперников вопит от радости и хохочет надо мной. И наша команда от огорчения готова меня съесть вместе с клюшкой. - Я задумался, - тихо сказал я и почувствовал, как запылали мои щеки. Хорошо, что на дворе стоит мороз, я разрумянился от игры, и потому никто из ребят не заметил, что я покраснел. - Начинаем с центра, - кричит Гриша. Мы играем в хоккей. У нас все настоящее, как у настоящих хоккеистов. У нас настоящая площадка, правда, поменьше, чем у мастеров, настоящий лед (это точно!), почти настоящая форма. Только вместо шлемов - зимние шапки. Если упадешь на лед, шапка тоже неплохо предохраняет голову. Играем мы без коньков и без судей. Так интереснее. Я снова получаю пас от Гриши, обматываю одного игрока, ко мне бросается защитник. Но я вижу, что Гриша оказался неприкрытым у самых ворот противника. Я проталкиваю шайбу другу. Тот забрасывает ее в ворота. Нас с Гришей окружают ребята. Меня тормошат, хлопают по плечу, пихают, нахлобучивают шапку на глаза. Я вижу, как сияет Гриша. Он что-то кричит мне. Но из-за шума я не разбираю слов. Да что там разбирать, и так все ясно. Гриша доволен мной. Команда соперников начинает с центра и бросается в атаку. А передо мной вдруг всплыло грустное лицо Льва Семеновича, и я услышал его голос: "Молодой человек, вы играете отлично. Но у вас есть один недостаток - вы избегаете силовой борьбы. А без силовых приемов с канадскими профессионалами на равных не сыграешь. Сейчас я вам продемонстрирую один силовой прием. Глядите внимательно..." Я загляделся на Льва Семеновича и сам растянулся на льду. Надо мной склонился разгневанный Гриша: - Опять задумался? - Нет. - Я ощупал голову, на которой не было шапки. - Я, кажется, получил травму. - Смена! - крикнул Гриша. Из-за деревянной перегородки с клюшкой наперевес выскочил заждавшийся мальчишка в рыжей шапке-ушанке. Вместе с Гришей они помогли мне подняться, на клюшке подали шапку. Я надел шапку и ушел с площадки. У нас смены не как в настоящем хоккее - на одну-полторы минуты. У нас как сменили, так уж до конца игры. Теперь я гляжу, как играют мои товарищи, и могу думать о чем угодно. Вновь передо мной возникает Лев Семенович. "Все было превосходно, молодой человек, - восклицает учитель, потирая руки. - Однако вы поторопились пойти на сближение с соперником, потеряли равновесие и потому упали. Вот поглядели бы вы, как выполняет силовые приемы мой ученик Роберт Полозов". Стоп, спохватился я, Роберт Полозов. Как я о нем раньше не подумал. Это же идея. Как раз окончился матч, болельщики окружили Гришу и нашу команду. Мой друг силился выглядеть серьезным, но улыбка распирала его щеки. Я сразу догадался: мы выиграли. По дороге домой я посвятил Гришу в свой план. - А зачем это тебе? - удивился Гриша. - Понимаешь, он расстроился, огорчился, - стал объяснять я. - А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце... Понимаешь? - Не понимаю, - покачал головой Гриша. - Ну какой ты непонятливый, - рассердился я. - Если у человека больное сердце, с ним в любую минуту может случиться беда... - Это я понимаю, - перебил меня Гриша. - Я тебя не понимаю. - Почему? - Ты так хотел избавиться от своих учителей, называл их своими мучителями... - Не называл, - сказал я. - Называл, - упрямо стоял на своем Гриша. - Ну скажи, скажи, когда называл? Гриша засопел, наморщил лоб, но не мог вспомнить, чтобы я хоть раз плохо называл своих учителей. - Ладно, не называл, - согласился Гриша. - Но думал о них так и хотел избавиться от них... Тут уж я ничего не мог сказать. - А что теперь получается? - спросил меня и себя Гриша и мне и себе ответил: - Теперь ты их жалеешь и хочешь, чтобы все началось сначала. - Я не хочу, чтобы все началось сначала, - разозлился я. - Как ты не понимаешь? - Тогда чего же ты хочешь? - спросил Гриша. Вот парень, толковал ему, растолковывал, а он ничего не понял. - Если бы ты был на моем месте, ты бы пожалел их? - спросил я. - И не подумал бы, - покачал головой Гриша. - Они тебя жалели? - Жалели, - поразмыслив, сказал я. - Ты придумал, как помочь Янине Станиславовне? - Дело безнадежное, - вздохнул Гриша. - Тогда я пойду к директору бассейна и поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, - выпалил я. - Иди, - скривился Гриша. - Ох, и тяжело с вами, вундеркиндами... Слушай, ты уроки сделал? - Сделал, - ответил я. - Тогда я сейчас к тебе зайду, - обрадовался Гриша. Я пришел домой и твердо решил - сегодня ни за что не буду за Гришу решать математику. Просто надоело. Разве Гриша ничего не соображает? Нет, ему просто лень шевелить мозгами. Нашел мягкотелого вундеркинда, списывает и живет себе припеваючи. А когда его просишь помочь, он задает тысячи вопросов и палец о палец не хочет ударить. Дождавшись, когда Гриша раскрыл тетрадь и вопросительно уставился на меня, мол, подавай матешу, я спросил напрямик: - А ты почему сам не можешь решить? Тебе что-нибудь непонятно? Что? Давай я объясню. - Что с тобой сегодня? - опешил Гриша. - А-а, догадываюсь... Ты ударился головой об лед, и теперь у тебя мозги набекрень? - А ты когда ударился, что простую задачку решить не можешь? Гриша почувствовал, что на сей раз "скатать матешу" ему не удастся, и буркнул: - Объясняй, только сначала... Я вспомнил, как поступал Александр Александрович, когда хотел проверить потолок - то есть уровень знаний. Я дал Грише задачку, которую мы решали в первой четверти, а сейчас уже бежала к финишу третья четверть. Я догадывался, что уровень Гриши будет где-то около нуля. Оказалось, ниже нуля. Но как и Александр Александрович, я не терял присутствия духа. Набравшись терпения, я стал объяснять Грише. Наконец он одолел задачку из первой четверти. По лицу моего друга поплыла улыбка. Он был счастлив, словно во второй раз выиграл хоккейный матч. - Слушай, а ты, наверное, и вправду вундеркинд? А ВСП-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ! Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка "Директор бассейна", не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра. Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришел, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец. Мимо меня быстро прошел высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замерзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился - директор! Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости. Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнес: - Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить. Сидя за столом, директор некоторое время внимательно изучал меня с ног до головы. Я сразу вспомнил, как он недавно говорил обо мне Янине Станиславовне: "Ноги коротковаты". - Вообще-то я занят. - Директор провел ладонью над седым ежиком, показывая этим, что дел у него выше головы. - Я на пять минут, - торопливо сказал я и закрыл за собой дверь. - У меня очень важное дело. - Хорошо, - сдался директор. - Только покороче. - Вы уволили Янину Станиславовну, это несправедливо, она хороший тренер, она ни в чем не виновата, один я во всем виноват, - выпалил я, приблизившись вплотную к столу директора. Спокойствие не покинуло директора, но в его замерзших глазах появилось любопытство. - А, так ты тот самый, который едва... - ...не утонул, - подтвердил я его догадку. - Верно, не утонул, - согласился директор. - Но мог. И если бы это случилось, виноваты были бы мы с Яниной Станиславовной. Я - как директор, она - как тренер. Янина Станиславовна, кстати, это прекрасно поняла. И попросила меня, чтобы я ее освободил от работы. Я ее не увольнял, она сама ушла. - Но она ни в чем не виновата, - упрямо повторял я. - Я сам хотел утонуть. - Почему? - не понял директор. - То есть я не хотел утонуть, - запутался я. - Я хотел сделать вид, что тону, и чуть не утонул на самом деле. - Но зачем тебе это понадобилось? В голове директора никак не укладывалось то, что я говорил. - Я не хотел ходить в бассейн, - растолковывал я. - И я подумал, если сделаю вид, что тону, меня на пушечный выстрел к бассейну не подпустят. Теперь вы понимаете, что Янина Станиславовна ни в чем не виновата. Один я виноват. Директор сперва сидел неподвижно. Вдруг его плечи задергались, все тело затряслось, а изо рта стали вылетать какие-то "кхе" да "кха". Наверное, директор сдерживался, чтобы не расхохотаться. Значит, ему было смешно, что я чуть не утонул, а Янину Станиславовну ни за что ни про что уволили? - Неужели ты думаешь, что тебе кто-нибудь поверит? - Директор овладел собой. - Значит, ты собирался утонуть, потому что не хотел ходить в бассейн? Нет, этому никто не поверит, а все в один голос скажут - виновата Янина Станиславовна. - Вы войдите в мое положение, - я едва не кричал. - Кроме того, что я ходил в школу, я занимался музыкой, математикой, английским и плаванием. Я света белого не видел. И потому я решил избавиться от бассейна, чтобы жить по-человечески, то есть как все мальчишки живут. - Интересно, чтобы жить, он захотел утопиться, - хмыкнул директор. Определенно я его забавлял. Его холодные глаза отогрелись, ожили. Может, он не успел еще сегодня искупаться в бассейне? - Но я же понарошке, - надрывался я. - А на самом деле я и не думал топиться. Нет, я совершенно ничего не мог объяснить директору. Он меня не хотел понимать. - Хорошо, допустим, я войду в твое положение, стану на твою точку зрения. Директор вышел из-за стола и стал со мною рядом. Поглядел внимательно на кресло, в котором только что сидел. Поглядел точно так, как я недавно смотрел на него. Тогда я понял, что он и вправду стал на мою точку зрения. - Садись, - вдруг предложил мне директор. - Чего ты стоишь? Я опустился на стул, директор уселся напротив. - Допустим, я стану на твою точку зрения, - повторил директор. - Но ведь ни у кого из учителей ты не тонул. На музыке ты не захлебывался, на английском ты не шел ко дну, на математике ты не пускал пузыри? Верно? Что верно, то верно. Я согласился с директором. - Значит, - подхватил он, - задумав утонуть в бассейне, ты тем самым хотел подчеркнуть, что тебе очень не по душе тренер. И поэтому я поступил правильно, уволив Янину Станиславовну. - Нет, неправильно, - крикнул я. - Ну как, скажите, пожалуйста, я мог утонуть на английском? - При желании все можно, - уклончиво ответил директор. - Но как? - не отставал я от него. - Я ходил на занятия ко Льву Семеновичу домой. Где я мог там утонуть? В ванной, что ли? - Балкон у твоего англичанина есть? - вдруг спросил директор. - Есть, - ответил я и затаил дыхание: что же скажет директор. - Ты же мог выйти на балкон и продемонстрировать, что хочешь свалиться вниз головой? - спросил директор. Я замялся, промычал: конечно, мог бы. Но зачем? - Ага, мог бы, - радостно ухватился за мои слова директор. - Мог бы, но не сделал. А почему? - Потому что это глупо, - буркнул я. - Не только, - торжествующе произнес директор. - Ты не сделал этого, потому что уважаешь учителя английского языка. А к Янине Станиславовне ты не питаешь почтения и потому хотел утонуть в бассейне. Я молчал, подавленный его словами. Я ничего не мог сказать против. Тут только я понял, что натворил, когда в один совсем не прекрасный день задумал топиться. - И к тому же за время своей работы она не воспитала ни одного разрядника, - равнодушно проговорил директор, и в его глазах вновь появились льдинки. - Поэтому и пришла к выводу, что быть тренером - не ее призвание. - Она на меня возлагала надежды, - я вновь обрел дар речи. - Возлагала, - подтвердил директор. - А ты чуть не утонул. Разговор вернулся к тому, с чего начался. И тогда я решил, что ничего тут не добьюсь и мне пора уходить. Я поднялся, буркнул: "До свидания!" - и пошел к двери. На пороге я обернулся и воскликнул: "А все-таки она не виновата!" Очень похожие слова давным-давно произнес великий ученый Галилео Галилей. Когда его заставили признать, что Солнце вертится вокруг Земли, а не наоборот, то Галилей тихо, чтобы никто не подслушал, воскликнул: "А все-таки она вертится!" Но я произнес свои слова, что Янина Станиславовна все-таки не виновата, совсем не тихо, а громко, чтобы дошло до ушей директора. А он уткнулся в бумаги на столе и сделал вид, что ничего не слышит. ОЖИВШАЯ ЧЕКАНКА Когда я вышел из кабинета директора, почувствовал, что у меня сосет под ложечкой. Когда я расстраиваюсь, у меня появляется волчий аппетит. Я направился в буфет, взял пару бутербродов и стакан кефира. Принялся жевать и сразу успокоился. А как успокоился, стал размышлять. Словами директора не проймешь. Надо доказать ему, что он совершил ошибку, когда позволил уйти Янине Станиславовне. Вернее, надо доказать директору, что Янина Станиславовна - замечательный тренер, что она может, если захочет, вырастить олимпийского чемпиона. - Севка, привет! - вдруг услышал я радостный крик. Я оторвался от размышлений и увидел, что напротив меня за столиком сидит Игорь, с которым мы вместе занимались плаванием. Мокрые волосы у него были зачесаны набок. Ага, только что из воды. - Привет, Игорь! - ответил я. - А кто у вас теперь тренер? - Сергей Егорович. Помнишь, он малых тренировал? - Помню, - кивнул я. - Ну и как? - Янина была лучше, - сказал Игорь. - Это точно, - подтвердил я. - А ты что, не будешь больше ходить? Игорь улыбался, наверное, обрадовался, что встретил меня. - Не знаю, - пожал я плечами, а сам не мог оторвать глаз от Игоря. Где я видел эту улыбку - рот до ушей, хоть завязочки пришей? - Приходи, - сказал Игорь и принялся уплетать сосиски. - Постараюсь, - ответил я и спросил: - Игорь, где мы с тобой раньше виделись? - Что с тобой? - поразился Игорь. - Мы с тобой второй год в бассейн ходим. - Угу, - промычал я. - А до бассейна мы не виделись? - Вроде нет, - ответил Игорь и тоже стал ко мне приглядываться. Мимо нашего столика прошел высокий мужчина в спортивных брюках и с журналом под мышкой. - Смелковский, - сказал он Игорю, - завтра в четыре тренировка. Не забудь. - Не забуду, Сергей Егорович, - сказал Игорь и повернулся ко мне: - Через две недели у нас соревнования, "Олимпийские надежды". Теперь мы тренируемся каждый день. Но я уже не воспринимал того, что мне говорил Игорь. Смелковский, вспомнил я, так это же фамилия Александра Александровича! - Игорь, кто твой папа? - Физик, - Игорь опустил голову. - Но он не живет с нами. - А где он живет? - Во Владивостоке. - А как его зовут? А-квадрат? - Нет, Александр Александрович. - Ну, правильно - А-квадрат. - Ты его знаешь? - встрепенулся Игорь. - Как-то встречались, - неопределенно ответил я. - Где, во Владивостоке? - Ага. Я соображал, что делать дальше. Вроде все сходится - и фамилия, и отчество. И похож он здорово на ту чеканку. Или не похож? - А ну-ка улыбнись! - велел я Игорю. - Чего-чего? - опешил тот. - Ну растяни рот до ушей! До чего непонятливый человек - просто ужас. - Зачем? - до Игоря по-прежнему ничего не доходило. Нет, наверное, он не сын Александра Александровича. Тот все схватывает на лету. Я понял, что пока все растолкую Игорю, уйдет много времени, и тогда я применил недозволенный прием. Я пощекотал его под мышками. Игорь взвизгнул, а рот его, как и требовалось, растянулся до ушей. И в то же мгновение я словно бы увидел чеканку в комнате Александра Александровича - лохматый босоногий мальчишка, улыбка - рот до ушей, из-за плеча вылетает птица. А потом передо мной предстал и сам Александр Александрович - белые зубы обнажены в улыбке, черная борода, как у пирата. - Похож, - с облегчением перевел я дух. - Вылитый папочка. - Ты что, по шее захотел? Игорь уже не улыбался, а глядел на меня свирепо. - Не сердись, - я хотел похлопать Игоря по плечу, но он отпрянул от меня. - Пошли, но дороге все объясню... Я повел Игоря к дому Александра Александровича. Игорь был добродушным человеком, и через минуту он уже не злился на меня, а без умолку рассказывал: - Вот бы выиграть соревнования! Да шансов мало. Тех, кто победит, возьмут в школу-интернат, специальную, для юных пловцов. Будут готовить на Олимпийские игры... Слушай, а что ты хотел мне объяснить? Пока я шел и слушал Игоря, я не переставал думать, как ему рассказать обо всем. Набравшись духу, я заговорил. Вот живет в городе человек. У него золотые руки. Ничего не стоит ему решить любую задачку. Но нет в доме у человека радости. А все потому, что забыл дорогу к этому человеку его сын. Сын, вообще, думает, что отец живет где-то очень далеко, чуть ли не на Дальнем Востоке... Я замер на полуслове и покосился на Игоря. Догадывается ли он, что я говорю о нем? Игорь напряженно морщил лоб, но по его глазам было видно, что не догадывается. Наверное, сообразить, что я хочу сказать, было нелегко. У дома Александра Александровича мы остановились, и сомнения напали на меня со всех сторон. А что, если я все это придумал? Мало ли людей с одинаковыми фамилиями, а они вовсе не отец и сын, и даже не родственники и не знакомые. Просто однофамильцы. Но Игорь к тому же похож на чеканку, которая висит в комнате Александра Александровича. Вообще-то, честно говоря, сходство весьма отдаленное, очень приблизительное. Но попытка, говорят, не пытка. Я отбросил все колебания и повернулся к Игорю: - Подымись на четвертый этаж, найди там квартиру 37 и позвони. - А кто там живет? - спросил Игорь. - Позвони, я тебя очень прошу, - повторил я. - Только не говори, что я с тобой пришел... Так ни о чем не догадавшись, Игорь вошел в подъезд. Я представил, как он взлетает, перепрыгивая через ступеньку, на четвертый этаж и нажимает кнопку звонка. А вдруг Александр Александрович вышел из дому? Нет, Александр Александрович дома. Вот он выскочил на балкон и кого-то высматривает. Не меня ли? Как же он догадался? Или Игорь рассказал? Я едва успел присесть и спрятаться за "Жигули", которые стояли у подъезда. Значит, все-таки Игорь - сын Александра Александровича. Что и требовалось доказать, как говорил, заканчивая объяснение задачи, сам Александр Александрович. Вечером меня позвали к телефону. - А-квадрат говорит, - послышался знакомый голос. - Так вы меня, кажется, называете? - Я не знаю, - пролепетал я в трубку. - А я знаю, - сказал Александр Александрович и, помолчав, спросил: - Твоя работа? - Вы о чем? - я прикинулся непонимающим. - О том, - ответил Александр Александрович. - Спасибо тебе. - Пожалуйста, - сказал я, потому как понял, что притворяться больше нет смысла. - Приходи, научу чеканить. Приходите вдвоем с Игорешкой. ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК - Ты готов? - спросил я у Гриши. Мой друг стоял посреди комнаты. Он закрыл глаза и мысленно, про себя повторил еще раз все, что ему предстояло совершить. В поте лица мы тренировались целую неделю. Должно получится, как задумали. Гриша открыл глаза и кивнул мне: - Я готов. Волнуясь, я набрал номер телефона и услышал высокий петушиный голос Льва Семеновича. - Я вас слушаю. - Лев Семенович, здравствуйте, дорогой, - крикнул я по-английски в трубку и махнул рукой Грише - мол, начинай. Взмахивая руками, Гриша закружил по комнате. Он надул щеки и загудел, как самый настоящий самолет. - Простите, я не расслышал, - откликнулся Лев Семенович. - С кем имею честь? Мне пришлось кричать, потому что Гриша совершенно меня заглушал. Само собой, что кричал я на чистом английском языке. - Это я, ваш ученик Роберт Полозов. Я в аэропорту. Вынужденная посадка. Как ваше здоровье? - Это вы, Роберт? - Лев Семенович был очень удивлен и спросил по-русски. - Да-да, Роберт, - я не сдавался и шпарил по-английски. - Я лечу в Индию, на трассе - сильная облачность. Вынужденная посадка. Слышите, как гудят самолеты? Последние слова я говорю по-русски. Это сигнал для моего друга. Гриша начинает гудеть, словно самолет, идущий на посадку. Чтобы гудеть по-настоящему, Гриша махал крыльями, то есть руками, и все ниже и ниже наклонялся, пока, наконец, не распластался на ковре посреди комнаты и не затих. - Слышу, слышу, мой дорогой, - радостно закричал старик. - У вас отличное произношение. - Это ваша заслуга, Лев Семенович, - воскликнул я. - Когда я говорю, все меня слушают. А когда я замолкаю, все спрашивают, кто меня так замечательно научил говорить по-английски. И я отвечаю - мой любимый учитель Лев Семенович... - Вы очень добры ко мне, мой мальчик... Я слышу, как Лев Семенович едва сдерживает слезы, - так взволновало учителя, что ему позвонил любимый ученик. Я подал знак Грише. Мой друг вскочил на ноги, зажал двумя пальцами нос и занудливым, простуженным голосом, как диктор в аэропорту, объявил: - Внимание, внимание! Объявляется посадка на рейс номер 1979... - ...Лев Семенович, - поспешно прокричал я в трубку. - Мой рейс... Объявили посадку... - Слышу, слышу, - ответил Лев Семенович. - Как жаль, что нам не удалось побольше поговорить с вами, Роберт. - Мне тоже, но я рад был услышать ваш голос. Обнимаю, будьте здоровы... - Спасибо, мой дорогой. Гуд лак, май бой! (Удачи, мой мальчик!) - Сенкью. Гуд лак, Лев Семенович (Спасибо. Удачи, Лев Семенович). Гриша, объявив посадку, вновь превратился в самолет и гудит так, что щеки у него побагровели. Когда я положил трубку на рычаг, Гриша сразу замолк. - Как думаешь, поверил? - шепотом, словно Лев Семенович мог нас услышать, спросил я. - Конечно, поверил, - у Гриши, как всегда, не было никаких сомнений. - Тут любой поверит. Я гудел, как настоящий самолет. Да что там! Я гудел лучше настоящего самолета. Мне тоже показалось, что Лев Семенович поверил. Как он обрадовался, услышав мой голос. Нет, не мой голос, а голос Роберта, своего любимого ученика. - Интересное кино получается, - хмыкнул Гриша. - Сперва ты обманул старика, уверив его, что ни бум-бум не разбираешься в английском. А теперь второй раз обманул и шпарил по-английски, как взаправдашний англичанин. Честное слово, я ни словечка не понял. - А ты что думаешь, что тот Роберт не шпарит по-английски лучше любого англичанина? - спросил я. - Еще как шпарит. А сейчас я не обманывал Льва Семеновича. Роберт мог вполне ему позвонить. И вот я позвонил вместо Роберта и перекинулся парой словечек со старым учителем. Меня все время грызло сомнение. Разгадал Лев Семенович мою хитрость или нет? Я решил так. Если сегодня вечером он позвонит, значит, разгадал. Вечером я ждал, волнуясь, звонка. Лев Семенович не позвонил. Значит, поверил, что с ним и вправду говорил любимый ученик. Тогда я решил, что если и завтра он не позвонит, то можно быть абсолютно спокойным - мой план удался. Лев Семенович позвонил на третий день, когда у меня уже не было сомнений, что наша с Гришей операция увенчалась успехом. Расспросив, как обычно, о здоровье моем и моих родственников и получив самые исчерпывающие ответы, Лев Семенович попросил: - Не могли бы вы меня навестить, молодой человек? Мы с вами в тот раз простились так скоропалительно, я не успел вам всего сказать. Я замычал что-то в трубку. Я сейчас очень боялся встречаться со Львом Семеновичем. Но старый дипломат по-своему расценил мои колебания. - Всего на пять минут, молодой человек. Я человек слова. Я сказал, что приду с удовольствием и не на пять минут, а на сколько он хочет. Мы договорились встретиться завтра. Точно в назначенное время я нажимал на кнопку звонка. Лев Семенович в черном костюме и белой рубашке встретил меня со всем радушием и провел в комнату. Учитель сам не садился и мне не предлагал. Я понял, что наша встреча будет происходить стоя, как дипломатический прием. Лев Семенович вынул из кармашка круглые часы-луковичку на цепочке. Щелкнул кнопкой, крышка открылась. - Сейчас ровно два часа дня, - торжественно произнес учитель и поднес мне часы под самые глаза, чтобы я мог убедиться, что он говорит правду. Я переминался с ноги на ногу и от неловкости сунулся носом прямо в циферблат. А потом кивнул: верно, два часа. Луковичка исчезла в кармашке учителя. Лев Семенович взял с полки томик Шекспира с золотыми буквами на обложке. - Вы знаете, молодой человек, как дорога мне эта книга. Она была неизменным спутником моей долгой жизни. И сейчас, когда дни мои клонятся к закату, я задумался, кому отдать, в чьи руки передать книгу. Не скрою от вас, что я долго колебался. Но вчера я твердо решил, что она ваша по праву. Возьмите книгу в память о наших занятиях. Я замотал головой, а руки протестующе выставил вперед, словно отталкивая нежданный подарок. Но Лев Семенович поймал мои руки и ловко вложил в них томик Шекспира. А потом прижал мои руки с книгой к моей груди и отпрянул от меня. Это произошло в одно мгновение, я не успел даже опомниться. - Никаких возражений! - твердо произнес Лев Семенович. Таким решительным я видел его впервые. - Но почему мне? - только и мог спросить я