красивые светлые глаза и рассеянный взгляд -- такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище -- гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно он его обвел, скажи нет, и раз -- в левый угол! " Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души. -- Ты что, оглохла? -- спросила Данка, подходя к раковине. -- Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос... Цеся вздрогнула и закрутила кран. -- Ну, так что, сегодня не занимаемся? -- спросила Данка с надеждой в голосе. -- Нет, нет, занимаемся, -- очнулась Цеся, -- Пошли. Берем манатки -- и на башню! Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем, было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной музыкой. Лежала, поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна... что она принесет? -- Мне бы хотелось влюбиться, -- вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула, испугавшись. Она совсем забыла про Данку. Подруга посмотрела на нее снисходительно. -- Кому не хочется, -- сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради, -- Честно говоря, я тоже только об этом и мечтаю. Как это? -- с любопытством спросила Цеся и приподнялась на локте. -- Я думала, ты влюблена в Павла. Что ты! -- сказала Данка. -- Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны моей личности. О господи! -- взволнованно произнесла Цеся. Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты видишь хоть одного интересного парня? Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом, впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах. Нет, не вижу, -- решительно сказала она, -- Ни одного. Вот именно, -- Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца, -- Где его, такого, найдешь -- и чтоб интересный был, и чтоб в то же время тебя понимал? Я бы не стала так много требовать, -- сказала Цеся мечтательно, -- Вовсе не обязательно, чтоб он меня понимал. Ну конечно, -- буркнула Данка. -- Когда и понимать-то особенно нечего... Что? -- рассеянно переспросила Цеся. Ничего. Знаешь что? Пока нет. Я бы могла влюбиться без взаимности, -- призналась Цеся, -- Если хорошенько разобраться в своих чувствах, можно прийти к выводу, что неважно, любят ли меня, -- важно только, люблю ли я. Ты что! Серьезно. Ну, а твой бородач? -- полюбопытствовала Данка, -- Он ведь довольно интересный, нет? Не-ет, -- сказала Цеся, -- Нисколечко. Хорошо одевается... Дурак он. Почему дурак? Спорил, что "Кориолана" написал Верди. А не он написал? Нет. Действительно. Зачем спорить? Цеся перевернула пластинку на другую сторону и снова плюхнулась на матрас. Здорово здесь, -- сказала она, -- Ничегошеньки делать не хочется. И мне! -- обрадовалась Данка. -- Знаешь что? Не будем сегодня заниматься! О нет!!! -- неожиданно крикнула Цеся и вскочила как ужаленная. -- За работу! На нее вдруг навалилось гнетущее ощущение случившейся беды. Ведь сегодня Данка получила двойку по физике, а она, вместо того чтобы спасать положение, вместо того чтобы восполнять свои упущения на ниве просвещения, еще потворствует этой лентяйке. Чего только весна не делает с человеком... 8 Спустя несколько дней Данка схватила очередную двойку, причем -- о ужас! -- у Дмухавеца. Урок польского подходил к концу, и учитель не успел до звонка израсходовать весь запас язвительности, каковым его наделила матушка-природа. Поэтому он поймал Целестину на перемене и, презрительно фыркая, задал ей вопрос, который угодил прямо в цель: -- Что, Жак, подводим? Испуганная Цеся смиренно стояла перед классным руководителем. Робость, эта проклятая болезнь, смешалась с чувством вины в такой трудноперевариваемый коктейль, что бедная Телятинка не могла выдавить ни слова. -- Я тебя просил, Жак, -- куражился Дмухавец, -- вытянуть за уши эту бездельницу Филипяк. Но ты не только этого не сделала -- ты сама покатилась вниз. Что означает несчастная тройка с минусом, которую тебе поставил биолог? А? Цеся молила провидение, чтобы Дмухавец вдруг потерял голос. Спектакль привлек уже нескольких любопытных, а под соседним филодендроном стоял ее одноклассник Ежи Гайдук, со всегдашним своим высокомерным видом погрузившись в чтение ежедневной газеты. О, сколь жестоко ошибается человек, одаряя доверием ближних! -- зычно воскликнул Дмухавец. Проходившая по коридору завуч смерила Цесю взглядом, выражающим осуждение и безоговорочную солидарность с учителем, -- В чем дело, скажи, пожалуйста! -- рявкнул классный руководитель. -- У тебя неприятности? Ты плохо себя чувствуешь и не справляешься? Ты влюбилась? Цеся обрела дар речи. Нет!!! -- крикнула она. Не хватало только, чтобы клеветнические измышления Дмухавеца были услышаны под филодендроном и неправильно истолкованы. Что же с тобой, в таком случае? -- спросил Дмухавец неожиданно тихо и ласково. Одновременно взмахом руки он разогнал зевак. Я постараюсь... -- простонала Цеся. Хотелось бы в это поверить, -- с сомнением сказал Дмухавец и внимательно присмотрелся к Цесе. -- Ты плохо выглядишь. К тому же отмечается некоторая вялость ума. Как будто ты регулярно не высыпаешься. "Так оно и есть", -- подумала Цеся не без иронии. Иренка попрежнему подымала дикий крик в два часа ночи. Войтек и Кристина, не зная, как справиться с ребенком, однажды ночью, придя в крайнее отчаяние, разбудили сладко спавшую в банте Цесю, и с той поры это вошло в обычай, ибо одна Телятинка умела вместо молока напоить дитя чаем из травок, приготовленным особым способом, -- так, чтобы Иренка даже не заподозрила обмана. Кроме того, Цеся придумала гениальный способ, как перехитрить ребенка: во время ночного кормления Иренку не брали на руки, а только слегка приподымали изголовье кроватки. Когда малышка опорожняла бутылочку, следовало с превеликой осторожностью и очень медленно опустить постельку в прежнее положение, чтобы насосавшийся, как пиявка, младенец ничего не почувствовал и не открыл закрывшиеся в процессе еды глазки. Затем надлежало в течение двух секунд на цыпочках выйти из комнаты, и тогда можно было надеяться, что Иренка заснет хотя бы часа на три. Ты как будто отупела, -- продолжал Дмухавец. -- Скажи, что ты прочла за последнее время? "Болезни детского возраста", -- не задумавшись, ответила Цеся. Что?! -- оторопел Дмухавец. Ну... это такой учебник... -- смутилась Целестина. Сдается мне, ты читаешь не те учебники, -- ехидно заметил Дмухавец и подскочил, потому что в эту секунду над самой его головой оглушительно зазвенел звонок. Перемена окончилась. Целестина могла возвращаться в класс. В дверях образовалась пробка, так как все стремились войти в класс одновременно. Цеся, чтобы не толкаться, отошла в сторонку. Чего он от тебя хотел? -- спросила Данка, неожиданно вырастая у нее за спиной. Отстань, -- буркнула Цеся. Обо мне что-нибудь говорил? Отстань. Ну скажи! Говорил. Что? Что я во всем виновата, и что мне нельзя доверять, и что он во мне обманулся, раз я не сумела тебя вытянуть, -- выпалила Цеся, глядя подруге в глаза. Да? -- усмехнулась Данка, отводя взгляд. -- Ну-ну... Надеюсь, ты не очень огорчена? Очень, -- отрезала Цеся, -- Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Хо-хо! И когда же? После обеда... -- рассеянно произнесла Цеся. Гайдук стоял напротив, по другую сторону осаждающей дверь толпы. Под мышкой у него торчала сложенная газета. Посвистывая сквозь зубы, он, не замечая Цеси, высматривал кого-то в глубине коридора. Высокий, прямой, с большим гордым носом и глазами, светящимися внутренним светом. "Ежик", -- мелькнуло у Цеси в голове, и она поймала себя на том, что загляделась на Гайдука. Продолжалось это от силы минуту, но ей было достаточно, чтобы вспыхнуть при одной мысли, что кто-то может перехватить ее взгляд. Резко повернувшись, Цеся вклинилась в гущу толпы и пролезла в класс. 9 Был ясный теплый день. Мартовский воздух пах свежестью и солнцем. Окна квартиры на третьем этаже дома с башенкой по улице Словацкого были широко распахнуты. Посторонний наблюдатель, если б ему удалось подняться на такую высоту и заглянуть в квартиру, увидел бы, что в захламленных, по обыкновению, комнатах царит лихорадочная суета. Цеся и Данка. которые, не на шутку разругавшись, притащились из школы унылые и мрачные, естественно, не могли снаружи увидеть, что происходит, в доме, и потому, едва переступив порог, остановились, охваченные чувством надвигающейся катастрофы. -- Что случилось?! -- крикнула Цеся, увидев своих родственников, суетливо бегающих по коридору. Трагедия! Трагедия! -- воскликнула мама Жак, хватаясь за голову. -- Цеся! Дануся! Спасите! Что все-таки случилось?! -- рявкнула Цеся. Но мама Жак, нервно подпрыгивая, уже удалялась в направлении кухни. -- Катаклизм, -- меланхолически произнес отец, стоявший, скрестив руки, посреди большой комнаты. -- Катаклизм. Право, не знаю, чем я так разгневал судьбу. А ведь говорил, просил, умолял: я хочу иметь сыновей. Нет, мне, разумеется, навязали дочерей. И вот вам плоды этого рокового легкомыслия. -- И, мрачно качая головой, ушел в свой кабинет. Из кухни выскочила тетя Веся. Где Бобик? Где мой ребенок?! -- кричала она. Что случилось?! -- Цеся больше не владела собой. Бобик в песочнице, -- сообщил дедушка, шлепая по коридору, -- Строит с Новаковским двухэтажный замок для мышей. И слава богу -- хоть этих не будет, когда они придут. Кто придет? -- гаркнула Цеся. Дедушка посмотрел на нее, как па бесноватую. -- Чего ты кричишь? -- с упреком сказал он. -- Пришла из школы, того-этого, и нет чтобы поздороваться -- с ходу начинает орать. И на кого? На престарелого больного пенсионера. У меня мог начаться сердечный приступ, того-этого. Цеся застонала. "Чистое безумие! " -- в бессильном отчаянии подумала она. -- Папа, что происходит? -- кротко спросила Цеся, входя в комнату отца. Жачек сидел на диване, глядя в пространство остекленевшим взором, и остервенело чистил на себе башмаки. Папа, ты можешь в двух словах объяснить, что опять стряслось? Я тебе сказал: катаклизм. Минуту назад позвонила твоя сестра. Они с Толеком и его родители вышли погулять, и им взбрело в голову нанести нам маленький визит. О боги! -- цепенея, прошептала Цеся. Вот так-то, -- сказал Жачек, -- Через пятнадцать минут они будут здесь, голубушка. Мы с Данкой идем на башню, -- заявила Цеся. О нет! -- крикнула мама, врываясь в комнату и ныряя в бельевой шкаф. -- Никуда вы не пойдете, нужно прибраться. Ради бога, где кремовая скатерка? В стирке, -- сказала разумница Цеся. -- Я вчера погладила другую, в клеточку. В клеточку! -- воскликнула мама, ломая пальцы. -- Придет графиня и этот... как его... лорд, который читает французских просветителей, а ты мне клеточку предлагаешь! Дануся, вот деньги, сбегай в кондитерскую за пирожными. Выбери какие-нибудь понеобыкновеннее! А может, лучше торт? -- предложила Данка, боря у мамы Жак кошелек и застегивая пальто. Да, торт, пожалуй, лучше, -- согласилась мама. -- А ты, Цеся, тащи щетку, надо тут хотя бы подмести! Все равно ничто уже не поможет, -- уныло заметил Жачек. Цеся сбросила сапожки, подвязала фартук и принялась за уборку. Тетя Веся тем временем торопливо мыла посуду, мама побежала вниз к Новаковским одолжить фарфоровый кофейный сервиз, отец продолжал чистить башмаки, и даже дедушка, дабы не отстать от других, ковырялся в своей трубке. Когда через двадцать минут раздался звонок в дверь, все было более или менее разложено по местам, начищено и выковыряно. Более или менее -- внимательный наблюдатель без труда заметил бы выглядывающие из-под шкафа заляпанные грязью резиновые сапоги Бобика, пыль на телевизоре, потрескавшиеся от старости стены и потертый ковер. Звонок прозвенел во второй раз. -- Здравствуйте, -- лучезарно улыбаясь, сказала мама Жак, открывая дверь. -- Какая приятная неожиданность! У Юлии были испуганные глаза и лицо белее мела. Толек, тоже взволнованный, держал под руку худую элегантную даму с породистым профилем, в костюмчике с меховым воротником, сшитом по последней парижской моде. На запястьях у нее позвякивали старинные серебряные браслеты. -- Здравствуйте, -- сказала дама великосветским тоном. Оробевший Жачек тем временем тряс руку сухонькому светловолосому джентльмену, который, несмотря на оттопыренные розовые уши, действительно смахивал на лорда. -- Очень приятно, очень приятно, -- наперебой твердили оба. В кухне тетя Веся лихорадочно перетирала фарфор Новаковских. Данка и Цеся вынули из коробки торт и положили его на красивую тарелку. -- Я туда не пойду, -- заявила тетя Веся, -- Нет, нет, с такой прической... я неделю не была в парикмахерской. -- Тетя! Ты должна! -- шепотом воскликнула Цеся. -- Вот я точно не пойду, ни за какие коврижки! -- Пойдешь, пойдешь, -- сказала тетя, -- Меня не уговоришь. Кроме того, погляди -- я в домашнем платье. Я иду наверх, -- сообщила Данка. -- Позанимаюсь немножко. Цеся вздохнула, налила воды в чайник и поставила его на газ. Потом пошла в ванную -- причесаться и привести себя в порядок. Ситуация была более чем серьезная, следовало пустить в ход все козыри. "Бедная Юлька", -- подумала Целестина и щедрой рукой наложила на веки голубые тени. 10 -- А вот и Цеся! -- сказала мама. Человек, не знакомый с мамой Жак, глядя на нее, никогда бы не подумал, что эта красивая полная дама со спокойными движениями и милой материнской улыбкой взволнована до последней степени. Зато у домашних не было сомнений, отчего дрожит ее голос и трепещут черные ресницы. -- Садись, дорогая, -- ободрила Цесю мама и взяла у нее из рук поднос с фарфором Новаковских. Пока величественная дама и ее лордоподобный супруг оглядывали Цесю с головы до ног, Толек дружески подмигнул ей со своего места. -- Славная барышня, -- наконец вынесла свой приговор дама, -- А какой смелый грим. В самом деле, Цеся, дабы не упасть в грязь лицом перед высокими гостями, использовала все возможные средства из своего и Юлиного арсеналов. Судя по вытянувшейся физиономии отца, она, пожалуй, перестаралась. Молодо-зелено, того-этого, -- сказал дедушка и смущенно закашлялся, почувствовав на себе панические взгляды родственников, как будто он выдал позорную семейную тайну. Юлия, разумеется, гораздо серьезнее, -- поспешил заверить гостей отец. Юлия судорожно улыбнулась и облизнула пересохшие губы. Мы очень любим Юлечку, кхе-кхе, -- заявил вдруг лорд, покашливая, -- Она такая нежная. Как цветочек. Кому кофе?! -- молниеносно вмешалась Цеся, молясь в душе, чтобы никому из родных не захотелось оспорить это мнение. К счастью, беседа свернула на гастрономические темы, и Жаки позволили себе немного расслабиться. -- Прелестный фарфор, -- восхитилась изысканная Толекина мама, беря двумя пальцами хрупкую чашечку с кофе, -- Именно такие мелочи, семейные реликвии, переходящие из поколения в поколение, создают атмосферу дома. Никто ей не возразил. Разве она была не права? Цеся резала торт, стараясь, чтобы треугольнички получались идеально ровными и аккуратными. Дедушка неожиданно нашел общий язык с отцом Толека: разговор у них зашел относительно "Опыта о нравах и духе народов" Вольтера. Тема была нейтральная, и Юлия вздохнула с облегчением. Пока все шло более или менее гладко. Жачек развлекал Толекину мать, популярно объясняя ей основы квантовой механики. Мама Жак взяла в свои руки бразды правления и руководила беседой, вставляя то деликатное замечание по поводу квантов, то глубокомысленный комментарий к Вольтеру. Было в самом деле очень мило. Но идиллия продолжалась недолго. Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бобик -- зареванный, с грязными дорожками от слез па щеках. Новаковский его замуровал! Новаковский его замуровал! -- едва выговорил он, рыдая, -- Живьем! Живьем! Кого?! -- крикнула мама Жак. Моего мыша! Моего мыша! -- всхлипывал поглощенный своим горем Бобик, ничего не замечая вокруг. -- Посмотрите! Посмотрите! -- сказал он, кладя на стол безжизненное мягкое тельце с безволосым хвостиком, -- Он, наверно, умер! Умер! Юлия в мгновение ока позеленела. Забери это со стола, -- простонала она. Дядя, сделай ему искусственное дыхание! Сделай ему искусственное дыхание! -- причитал Бобик. Мышка неподвижно лежала среди дивной красоты фарфоровых чашек и аппетитных кусочков орехового торта, а желтые нарциссы в темно-синей вазе скорбно склоняли над ней свои анемичные головки. Жачек отнесся к делу серьезно. Принеси нашатырный спирт, -- сказал он. -- Попытаемся привести ее в чувство. -- И коснулся мыши пальцем. -- Еще теплая, -- проговорил он задумчиво. Папа!!! -- сдавленным голосом сказала Юлия. Он умер от разрыва сердца? -- плакал Бобик. Не говорят "он", говорят "она", -- машинально поправила его мама Жак. Почему? -- всхлипнул Бобик. Мама!!! -- сказала Юлия сдавленным голосом. Но было уже поздно. Машина пришла в движение. Потому что мышь женского рода, -- объяснила мама. Всякая? -- заинтересовался Бобик: даже рыдания перестали срываться с его серых от пыли губ. Всякая. Говорят не "этот мыш", а "эта мышь". А самцы тоже женского рода? -- пожелал узнать Бобик. -- Гм... самцы. Нет, не женского. Это очень интересно, -- отметил Бобик, уже окончательно успокоившись и готовый задавать дальнейшие глубокие вопросы. Мышка на столе пошевелилась, и немного желтого песка ссыпалось с ее шубки. Мать Толека сидела, как загипнотизированная, и глядела на подергивающее лайками существо так, словно перед ней была бомба замедленного действия. -- Жив! Жив! -- завопил Бобик. -- Дайте ему торта, дайте ему торта! -- Просиявший ребенок недолго думая вскарабкался на колени к гостье и, поерзав, устроился, как ему было удобно. Элегантная дама сидела не шевелясь. Она была удивлена, но не подавала виду. Какой милый мальчуган, -- заметила она из-за взлохмаченной головки Бобика, стараясь не прикасаться к его запыленной курточке. За-бе-ри-те э-ту мышь, -- с трудом пролепетала Юлия, близкая к обмороку. Ах, в самом деле, -- спохватилась вдруг мама Жак и, помогая себе ложечкой, положила мышь на тарелку. -- Жачек, унеси эту несчастную тварь. Извините нас, ради бога. У Бобика бывают такие заскоки. Ничего, ничего, -- поспешили успокоить маму гости. Мышь была унесена. Цеся сманила Бобика с колен величественной дамы, положив на тарелочку большущий кусок торта и поставив эту приманку на противоположный конец стола. Дедушка ловко свернул разговор на Вольтера, отец возвратился к квантам, Юлия постепенно начала обретать нормальный цвет лица. Однако родные ошибались, полагая, что Бобик позволит заткнуть себе рот тортом. Проглотив, чудом не подавившись, огромный кусище, он слизал крем с пальцев и заметил: О, что я вижу? Сервиз Новаковского! Вкусный тортик? -- надрывно вскричала мама Жак. Замечательный, -- немедленно откликнулась гостья. Замечательный, кхе-кхе! Я по голубым рисуночкам узнал, -- похвастался Бобик. -- У меня глаз наметанный. Мама Новаковского говорила, что они за него заплатили в антикварном... Бобик! -- сказала Юлия. 11 И все-таки, несмотря ни на что, прием прошел удачно. После кошмарной промашки Бобика ничего худшего случиться уже не могло. Сознание этого принесло всем членам семьи Жак острое чувство облегчения: лед внезапно был сломан, и общая атмосфера заметно потеплела. Вторая часть встречи прошла в приятной беседе без перебоев. Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы: наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах -- таких, как современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы. Правда, дедушка со свойственной ему чистосердечностью несколько нарушил общую гармонию, сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку еще его не прорабатывал -- он добрался только до буквы "Д", -- однако в задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление прошло незамеченным. Когда отец и мать Толека поднялись из-за стола, никто уже не помнил ни о мыши, ни о сервизе Новаковского. Чаепитие благополучно завершилось, и после заключительного обмена любезностями, приглашениями в гости и взаимных восторгов от знакомства со столь интересными людьми окрашенная в белый цвет входная дверь наконец захлопнулась за Толеком и его родителями. -- Ушли, слава богу! -- сказал Жачек и вздохнул с облегчением, бессильно прислонясь к вешалке для верхней одежды. И в ту же секунду в дверь легонько постучали. Это отец Толека вернулся за своим зонтом. Он наверняка слышал! -- с отчаянием прошептала Юлия, когда Жачек, на этот раз проявив большую осмотрительность, проводил гостя вместе с зонтом на площадку и удостоверился, что тот окончательно ушел. Ничего он не слышал, -- буркнул Жачек без особой уверенности, тщательно закрывая дверь на задвижку. Он немного глуховат, я сам видел. Господи, что ты мог видеть? Что он глух. Как пень, -- сказал Жачек и добавил с оттенком высокомерия: -- И вообще, напрасно ты волнуешься, дорогая, не такие уж они аристократы. Неправда, он не глух как пень! -- безумно вращая глазами, воскликнула Юлия. Глух. Глух, как Бетховен. Я своими глазами видел, что он пользуется специальным рожком. Вставляет его в ушную раковину. Сам ты раковина! -- зарычала Юлия. -- С рожком! А он еще хоть куда и наверняка расслышал твое бестактное высказывание. О господи, почему вы все такие ужасные? Юлия, а что, этот юноша хочет на тебе жениться? -- полюбопытствовал дедушка. Н-не знаю, -- вспыхнула Юлия, -- Я вообще ничего не знаю. Конечно, хочет, -- убежденно сказала мама, -- Иначе зачем ему было приводить родителей? Он-то хочет, -- изрек Жачек тоном пророка, -- но как они к этому отнесутся, вот вопрос. Юлия неожиданно начала всхлипывать: Это все из-за вас! Из-за вас и из-за этого чудовища Бобика! Ну, ну, полегче насчет чудовища, -- возмущенно сказала тетя Веся, выглядывая из ванной, -- Ты знаешь, я не люблю, когда его так называют. А я считаю, что по-другому его никак не назовешь. А я нет! Атмосфера явно накалялась, и Цеся предпочла убраться подальше от эпицентра склоки. Захватив из кухни несколько оставшихся от обеда холодных картофельных оладий, она поднялась на башенку. 12 Данка, разумеется, лежала на матрасе и писала стихи. Из проигрывателя неслись звуки флейты, и вообще не похоже было, что кому-то здесь хочется заниматься. Цеся поставила перед Данкой картофельные оладьи и приглушила проигрыватель. Данка! -- строго сказала она, -- Пора поговорить серьезно. Я пишу, -- заметила Данка. Ты должна начать что-то делать. Не мешай. Учиться, к сожалению, нужно, от этого не отвертишься, как ни старайся, -- продолжала Цеся, твердо решившая не сдаваться, -- У тебя что, совсем нету честолюбия? Нету. Я пишу. Не мешай мне, черт подери! Цеся выключила проигрыватель. -- Нет, ты меня выслушай! Мне надоело! -- крикнула она, -- Ты относишься ко мне как к вещи! Даже не соизволишь посмотреть в мою сторону! Данка посмотрела на Телятинку с издевательской ухмылкой и села на матрасе, откинув со лба блестящие каштановые волосы. Ну, давай говори, хотя я заранее знаю, что ты собираешься сказать. Цеся, растерявшись, молчала. -- Ну? -- подбодрила ее Данка. -- Ты остановилась на том, что у меня нет честолюбия. Вот именно. И элементарного чувства благодарности, -- выпалила Цеся. -- Ты даже не замечаешь, что я трачу на тебя все свободное время. Я хочу тебе помочь, но ведь ты сопротивляешься! Ты так чудовищно ленива, что у меня просто руки опускаются! Ну, ну... Хоть намек на чувство собственного достоинства у тебя есть? Ты не понимаешь, что это унизительно, когда тебя перед всем классом постоянно называют лентяйкой? А ведь ты не глупей других, даже совсем наоборот... Данка встала и нервным движением одернула юбку. Послушай, -- сказала она, снимая невидимую ниточку с рукава зеленой вязаной кофты, -- условимся раз и навсегда, что у меня нет честолюбия, чувства благодарности, чувства собственного достоинства и что я лентяйка. Сразу станет легче жить. И тебе будет спокойнее, и я смогу писать без помех. Ничего не понимаю. Ты что, хочешь остаться на второй год? -- застонала Цеся, хватаясь за голову. В принципе мне все равно, -- призналась Данка, -- У меня уже столько хвостов... Да ведь я хочу тебе помочь! Не станешь же ты за меня учиться. Послушай, -- сказала Цеся, -- Еще одно. Я за тебя отвечаю. Я обещала Дмухавецу, что тебя вытяну, и обязана это сделать. Чего тебе дался этот старик? -- обозлилась Данка, -- К учителям надо относиться по-особому. Были б они обыкновенные люди -- другое дело, но это же надзиратели. Ха! -- возмутилась Цеся. -- И Дмухавец? Ну, может, он в меньшей степени. Дануся... -- снова начала Целестина просительно. -- Ты такая умная, талантливая, у тебя столько замечательных качеств... подумай о своем будущем. Чем скорее ты кончишь школу, тем раньше станешь свободна! Ты непременно будешь великой поэтессой. Отец Толека сказал, что у тебя талант, а уж он-то в литературе разбирается... Данка подняла голову и нахмурилась: Что? Что? Как это он, интересно, может судить о моем таланте? Я ему показала тетрадку... с твоей поэмой... -- поперхнулась Цеся. С поэмой "Отчуждение"?! -- спросила Данка бледнея. Да, он пришел в восторг... -- Цеся почувствовала, что Данку это сообщение не особенно обрадовало, и осеклась. Принеси мне эту тетрадь, -- проговорила подруга безжизненным голосом. -- И заодно отдай маме кошелек. Когда я пришла с тортом, была такая суматоха... Данка, ты... ты сердишься? -- с замиранием сердца робко спросила Цеся. Дануся недвижно, как изваяние, сидела на матрасе, прислонясь к стене, и лицо ее было лишено всякого выражения. -- Принеси тетрадь, -- повторила она. Цеся, в ужасе от того, что натворила, помчалась в столовую, где возле тарелки с тортом еще лежала Данкина тетрадь -- увы, уже не в том виде, в каком была: Бобик, воспользовавшись случаем, нарисовал в ней акварелью танк, атакуемый вертолетом со множеством людей на борту. Телятинка почувствовала сухость в горле и странную пустоту в голове. Она не в силах была вообразить, как ее подруга раскроет тетрадь, где на лучших страницах "Отчуждения" намалеван танк. Больше всего ей хотелось отдалить эту минуту в бесконечность. А пока что она решила пойти к маме. 13 Родители были у себя в комнате, и Цеся, заглянув в дверь, позавидовала их душевному спокойствию и возможности работать в нормальной обстановке. Мама, повязав поверх юбки какую-то тряпку, за большим столом лепила из глины изящные сахарницы в форме гиппопотамов. Разгороженная пополам книжным стеллажом комната освещалась двумя одинаковыми лампами. Однако одна половина нисколько не походила на другую. Вокруг мамы царил хаос: на полу -- глина, на столе -- гипс и глина, на стульях -- глина и гипс; на полках стояли бутылочки и баночки с глазурью, кисти в стеклянных банках и высохший стебель кукурузы в бутылке от вина. Мама была весела и полна трудового энтузиазма, пальцы ее двигались быстро и ловко, красивые губы тоже были в движении -- она что-то напевала. Отец сидел в своем углу в наушниках, предназначенных для индивидуального пользования телевизором. Однако в данном случае наушники ограждали его от посторонних звуков. Он работал и не желал слушать всякие там дурацкие куявяки7. Склонившись над сверкающим чистотой столом, Жачек аккуратно чертил что-то на большом листе кальки. Его книги стояли на полках ровными рядами, чертежные приборы были в идеальном порядке разложены по правую руку, а цветочки в вазе, хоть и очень скромные, выглядели свежими и красивыми. Мама, -- позвала Цеся. Да, да? Смотри, доченька, какой смешной у меня получился гиппопотамчик. Гиппопотамчик что надо. Мама, я тебе принесла кошелек. Какой кошелек? Ну, кошелек. Ты разве не помнишь, что его отдала? Мама рассмеялась: Не помню. -- Покосившись на Жачека, она с облегчением убедилась, что на ушах у него звуконепроницаемые наушники. Мама, -- спросила Цеся, глядя на мать с нежностью, -- ты любишь деньги? Я? -- удивилась мама, -- А что? Ничего. Просто мне вдруг интересно стало, как ты к ним относишься. Хм! -- мама задумалась, -- Я б сказала -- как к человеку, по которому я скучаю, хотя он меня явно избегает. А что, деньжата понадобились? Много, боюсь, я не наскребу. А сколько их у тебя вообще, ты знаешь? Не-а, не знаю. Никогда-никогда не знаешь? Никогда, -- призналась мама, фыркнула и тут же, спохватившись, поглядела на Жачека. -- Только ради бога, не проболтайся отцу! Я знаю, это мой серьезный недостаток. Но мне недосуг думать о деньгах. Столько других интересных вещей на свете... По-моему, если работаешь не покладая рук и получаешь за это деньги, наплевать, сколько именно их у тебя. Ты у нас трудовая пчелка. А что, это плохо? Наоборот. Ты молоток. Ну, спасибо тебе большое, деточка, -- обрадовалась мама, -- Приятно заслужить уважение собственной дочери. И гиппопотамчики у тебя получаются прелестные. Еще бы. Они пользуются грандиозным успехом. А тебе должны нравиться хотя бы потому, что благодаря им ты получишь новую кофточку. Серьезно? Единственно и исключительно. Что вы там с Данной наверху делаете? Цеся мгновенно вспомнила, что произошло. -- Ох! 3-занимаемся, -- ответила она, а сама подумала, отчего это появляется все больше и больше вещей, о которых нельзя рассказать родителям, хотя она старается жить честно и следовать их советам? Цеся тяжело вздохнула. Что, хандра? -- спросила мама. Э, нет. Просто жизнь тяжелая. Фу, какая банальность! -- поморщилась мама, -- Могла бы сформулировать то же самое более оригинально. Эх, жизнь, жизнь! -- изрекла Целестина. И вообще, ко всему нужно относиться проще, детка. Знаешь, сколько у человека чувств? Э-э-э... в принципе пять, -- сказала Цеся, будущий медик. Шесть у него чувств. Причем шестое -- может быть, самое нужное. Я имею в виду чувство юмора. Чем сильнее оно развито, тем легче кажется жизнь. Хм-м-м... -- с сомнением сказала Цеся и отправилась на башенку. Чувство юмора, ничего себе. Вероятно, мама не совсем права. Когда заденешь самые возвышенные чувства другого человека, никакой юмор не спасет. Цеся поднималась по ступенькам с ощущением, будто сердце ее весит тонну. Добравшись до площадки перед входом в башенку, она повернула дверную ручку. Дверь была заперта. За тонкими досками явственно слышались громкие рыдания. Эй! Открой! -- крикнула Цеся. Иди отсюда! -- донеслось из-за двери. Данка! Не валяй дурака! Надо поговорить... Мне не надо! Иди, разговаривай с этим типом! Читай ему стихи! О боже, боже, что за люди живут на этом свете! Дануся... извини... я правда, правда... Все небось слушали, да? -- Всхлипывание. Что ты -- горячо заверила ее Цеся. -- Никто даже внимания не обратил... Профаны! -- прогнусавила Данка и громко высморкалась. Что, что? А впрочем, я тебе не верю. Наверняка все прочли "Отчуждение" и теперь надо мной смеются! -- Взрыв плача. -- Нет, я отсюда не выйду! Как я теперь покажусь им на глаза! Данка, умоляю... Отвяжись! Нашли чем развлекать своих гостей... моим "Отчуждением"!.. Подлые! Не останешься же ты здесь... Именно останусь. Теперь я уже никогда отсюда не выйду, -- Бурные рыдания, -- Здесь и умру, зачем куда-то выходить. О господи! -- сказала Цеся и без сил опустилась на ступеньки, -- Этого я от тебя не ожидала, Данка. Ради бога, пойми: ты все преувеличиваешь. Никто уже о твоей поэме не помнит. Кончай паясничать. Я паясничаю?! -- В донесшемся из-за двери восклицании прозвучало глубокое возмущение. Как дура, -- со злостью ответила Цеся. -- Сама же будешь жалеть. Увы, хуже способа повлиять на Данку она не могла придумать. -- Это мы еще посмотрим, -- ожесточенно заявила добровольная узница. С этой минуты за дверью установилось упорное молчание. 14 После получаса безуспешных призывов и бесплодных уговоров Цеся покинула свой пост под дверями башенки и сбежала вниз. Ситуация осложнилась -- пора было просить помощи у родных. Семейство Жак сидело в большой комнате за ужином. Как обычно, собравшись вместе, все болтали и дурачились наперебой. В комнате стоял веселый гам. Цеся с неодобрением оглядела небрежно накрытый стол, вокруг которого, конечно, тоже царил беспорядок. Мне нужна помощь, -- объявила она, вступая в круг света. О, Цеся! -- радостно приветствовала ее Кристина, сидевшая рядом с Войтеком в конце длинного стола. Молодые супруги с достоинством сохраняли продовольственную автономию; в тот вечер их ужин состоял из ржаного хлеба и сыра. -- Цеся, хочешь выкупать Иренку? -- закричала Кристина. I am an engineer8, -- долбила Юлия, которой на следующий день предстояло сдавать зачет по английскому. Она сидела спиной к обществу, опершись о край стола, а ее красивые ноги лежали на подлокотнике соседнего кресла. В одной руке юная художница держала учебник, в другой -- стакан чая. Садись, Телятинка, -- сказала мама, кладя на тарелку несколько бутербродов. -- А где Данка, уже ушла? Данка сидит в башне, -- многозначительным тоном сообщила Целестина, -- Заперлась и не хочет выходить. Подумать только! Тебе с колбаской? С какой еще колбаской?! Обыкновенной, -- ответила мама, -- А хочешь, с брынзой, или со шпротным паштетом. Данка сидит в башне и отказывается выходить! -- крикнула Цеся. Ты уже говорила, -- Мама даже немного обиделась, -- Не понимаю, зачем так кричать. If it rains, I will stay at home9, -- заверила Юлия. Бобик кормил свою мышь творогом. Знаешь, Цеська, мой мыш уже умеет пить какао. Мне, пожалуйста, с брынзой, -- потребовал с другого конца стола Жачек. Что вы заладили: брынза, брынза, того-этого. Я из всей нашей семейки люблю... ... одну корейку! -- торжествующе вскричал Бобик. А вот и нет, хе-хе, того-этого. Колбаску. Разве это колбаса? -- серьезно заметил Войтек, Кристинин муж, -- Вот у нас в деревне колбаса так колбаса. А здесь она и на колбасу-то не похожа. Точно, -- поддержал его Жачек. Когда моя мать делает колбасу, это, честное слово, просто... Колбаса! -- радостно выкрикнул Бобик. ... колбаса. А здесь, извините, но это не колбаса. Я с вами не согласен, того-этого, -- вступил в дискуссию дедушка. -- Колбаса -- она всегда колбаса. Тоже верно, -- малодушно сдал свои позиции Войтек. Данка! -- рявкнула Цеся, стуча кулаком по столу. -- Данка! Сидит! В! Башне! И! Не! Хочет! Выходить! Ну и пусть сидит, -- разрешил отец. -- Что ты, силой потащишь ее ужинать? Может, бедняжка надумала похудеть? Отнеси ей наверх: парочку бутербродов, -- посоветовала мама. --- Вот этого я как раз и не могу сделать! -- воскликнула Цеся, сжимая кулаки. -- Она заперлась изнутри и заявила, что никогда больше не выйдет! Что ж, давайте теперь со шпротами, -- капризно сказал дедушка, -- Опять всю ветчину съели. Я могу подрезать еще, -- вскочила тетя Веся. Пускай сидит, коли молодой жизни не жалко, -- махнул рукой Жачек. -- Впрочем, рано или поздно ей выйти придется. Голод, физиологические потребности, гигиенические навыки... Накроем голубушку возле ванной, и дело с концом. Какая муха ее укусила? -- заинтересовалась мама. -- У этой девочки богатая внутренняя жизнь, уверяю вас. Неважно, какая муха. Важно, что она решила там умереть. О-о-о! -- протянул Жачек. За столом сразу стало тихо. Говорю вам, все очень серьезно, -- закончила Цеся. -- Вы должны что-нибудь придумать. Но что? -- растерянно спросил Жачек. -- Впрочем, надеюсь, это не очень срочно. Раз уж заперлась, пусть сидит, а я пока допью чай. Она не выйдет, говорю. Что значит -- не выйдет? В крайнем случае я позвоню ее отцу, тогда посмотрим, выйдет или не выйдет. А кстати, неплохо было бы познакомиться с ее родителями, -- заметила мама. -- Похоже, они своей дочкой мало интересуются, а? Девочка сидит здесь целыми днями, домой возвращается ночью, и никто даже не позвонит, не спросит. Потому что не все матери такие клуши, как... -- начал было Жачек. Как кто? -- полюбопытствовала мама. Я боюсь за Данку, -- сказала Цеся. Так поешь чего-нибудь, Телятинка. -- Мама пододвинула дочке тарелку. -- Как говорится, живот крепче -- на сердце легче. Ох, да мне правда сейчас не до этого! Папа, ну пойди, поговори с ней. Он бы выполнил эту работу, если б ему заплатили, -- бесстрастно бубнила Юлия. -- В условном предложении после "if" употребляется Past Perfect. He would have come if she had invited him10. Ну пожалуйста, подымитесь наверх. Проголодается -- выйдет, -- заявил Жачек, принимаясь за очередной бутерброд. -- Ее можно будет взять измором, увидите. Да нет же, -- рассердилась Цеся. -- Вы недооцениваете Данку. Она не такая, как вы все, она человек одухотворенный. Пища ей не нужна. -- Вот это да! -- Она идеалистка. Ест не ради удовольствия, а исключительно для поддержания сил. Не забывайте, что она пишет стихи, -- горячилась Целестина. -- Я тоже когда-то писала стихи, -- напомнила присутствующим тетя Веся. И, кажется, даже не плохие. -- I used to live in the country11, черт побери! -- сказала Юлия. В конце концов отец все-таки поднялся из-за стола. За папой, разумеется, последовала мама, потом к ним присоединились дедушка с Бобиком. Шествие замыкала Веся. Трое художников остались в столовой. Юлия зубрила английский, а Кристина с Войтеком занялись подготовкой к купанию младенца. -- Можно высадить дверь, -- предложил отец, когда Данка, несмотря на многократные призывы, не проявила ни малейших признаков жизни. Остальные с сомнением пер