-- торопила его Нина Борисовна. -- Когда произошла Полтавская
битва?
И вдруг прямо перед глазами Макара всплыли четкие слова, как будто
написанные в воздухе: "Полтавская битва произошла 27 июня 1709 года".
Синицын, запинаясь, робко повторил эти слова.
-- Правильно, -- одобрила учительница. -- А теперь расскажи подробнее.
Новые строчки появились перед носом Синицы-на, и он теперь уже бойко и
уверенно стал читать их:
-- "Девять лет шла война между Россией и Швецией. Русские отвоевали
побережье Прибалтики, но шведский король Карл XII не терял надежды
разгромить Россию..."
Брови Нины Борисовны поднимались все выше и выше, а головы учеников
повернулись к Макару. Послушайте, послушайте, как отвечает Синицын!
Тот самый Синицын, который у доски и трех слов связать не мог, только
на подсказках и выезжал, которого на каждом собрании отряда "прорабатывали",
как отстающего. А сейчас он отвечает, как по писаному. Это же чудо! Он
даже... даже читает стихи!
И верно, Макар, отчаянно размахивая руками и завывая, кричал на весь
класс:
Уж близок, близок час победы.
Ура! Мы ломим: гнутся шведы.
О, славный час! О, славный вид!
Еще напор -- враг бежит...
Да, для Синицына это был поистине славный час. Нина Борисовна,
улыбаясь, вывела против его фамилии торжественную пятерку. В перерыве Макара
окружили ребята.
-- Молодец, Синицын! Ну, и удивил ты нас! Хлопали его по плечам и спине
так, что пыль летела. В тот же день в классе была выпущена "Молния".
Синицына изобразили в виде богатыря с копьем на скачущем коне, а впереди
удирают шведы, похожие на двойки.
Правда, Нина Борисовна сначала возражала:
-- А вдруг он завтра опять получит двойку? Что же, срочно "Колючку"
будете выпускать?
Но редколлегия во главе с Лысюрой не отступала.
-- Он слово дал! -- шумел Генка. -- Теперь будет только на пятерки
учиться.
И он не ошибся. Через три дня Синицын исправил двойку по математике. Он
решил у доски такую головоломную задачу, что даже отличник Олег Черепанов не
смог угнаться за ним и так расстроился, что намарал в тетрадке. А еще через
день Макар наизусть прочитал всю "Сказку о царе Салтане", хотя задавали пока
одну страничку. Не пропустил ни одной строчки, ни одного слова. Все следили
за ним по книге. Учительница опять поставила ему пятерку, но сказала, чтобы
он без надобности не переутомлял так голову.
Подумать только! Совсем недавно она укоряла Синицына, что тот не
слишком утруждает свою голову!
И тогда Лысюра окончательно убедился: нет, без волшебства тут не
обошлось. И стал обдумывать предстоящий серьезный разговор с Макаром.
А тот все эти дни вел блаженный образ жизни. Ничего не учил, никаких
задачек не решал, а в "Сказку о царе Салтане", которую рассказывал наизусть,
на самом деле даже не заглядывал. Теперь он был свободен! Гонял футбольный
мяч, играл в городки, лапту, в пятнашки, ходил в кино, валялся на диване и
смотрел телевизор. А когда надо было, гордо вытаскивал из ранца дневник и
торжественно показывал матери. Там неизменно красовались одни пятерки. Мать
сначала удивлялась, не верила и даже как-то зашла в школу узнать правду.
Нина Борисовна встретила ее восторженно:
-- Макара не узнать! Он сейчас у нас лучший ученик в классе. Я только
боюсь, чтобы не переутомился.
Мать озадаченно пожала плечами: какое там переутомление! Занимается...
как всегда.
-- Значит, ему легче стала даваться учеба, -- успокоила ее учительница.
Как-то на безоблачное существование Макара набежала легкая тень. Пришло
письмо от отца.
"Здравствуй, сынок! Мама написала, что ты делаешь большие успехи в
учебе. Поздравляю! Я всегда верил в тебя и говорил маме, что когда-нибудь
тебе надоест носить домой двойки и тройки и ты возьмешься за учебу
по-настоящему... Ты же у меня мужественный!
Мы сидим в легком сборном домике, но здесь тепло и уютно. За стенами
свищет пурга. Через час мне идти проверять приборы..."
Синицын читал письмо, и уши его полыхали от стыда. Но вскоре все это
забылось и жизнь потекла по-прежнему.
Однажды, придя в школу, Макар увидел объявление:
"Внимание, внимание! Готовьтесь к турниру, веселые и находчивые
знатоки! Чихая от архивной пыли, ройтесь в справочниках и книгах. Или
наоборот: дыша чистым воздухом, наблюдайте внимательно природу, почаще
выезжайте за город, в лес, в поле. Потому что тема нашего нового турнира --
"Природа вокруг нас". В соревнование вступят команды "Любознательный"
(четвертый "А") и "Альбатрос" (четвертый "Б").
Вообще Макар не состоял в команде "Любознательный"-- туда записывали
только тех, кто хорошо учится, но принимал участие в большой сваре, которая
разгорелась при создании этих команд.
Сначала их хотели назвать, как обычно, -- КВН (клуб веселых и
находчивых), но Зина Живцов, которого прочили в капитаны и потом
действительно им избрали, воспротивился:
-- Нет, нам нужны не только веселые и находчивые, но и знатоки.
-- Какие знатоки? -- загудели в классе.
-- Те, которые ведут следствие? -- уточнил Олег Черепанов. -- По
телику, пятнадцать серий? А может, двадцать...
-- Зачем нам следствие?
-- Следствие действительно незачем, -- терпеливо пояснил Живцов. -- Но
знать кое-что надо. Точнее, не кое-что, а очень много. Иначе в первом же
турнире срежемся и альбатросовцы нас подкуют.
-- Но ведь так все команды называются, -- снисходительно бросил Лысюра.
-- КВН -- клуб веселых и находчивых.
-- Это по старинке. Кто-то выдумал и -- пошло... Во-первых, никакого
клуба у нас нет, при чем здесь клуб? А во-вторых, на одном веселье далеко не
уедешь. Надо, чтобы назывались КЗН -- клуб... вернее, команда знатоков и
находчивых. Ты телевизор смотришь?
-- Смотрю, -- попятился Генка. -- Регулярно и постоянно.
-- А передачу "Что, где, когда?" видел? Там в команде одни знатоки! Они
все на свете знают! Что ни спросят у них -- на все дают ответ. Вот как надо!
-- Ладно, -- увял Генка. -- Я не против.
-- Вот и мы давайте назовем наш клуб... то есть команду, "Что, где,
когда?", -- предложила Зойка и покраснела.
-- Это будет просто подражание, -- махнул рукой Зина. -- Надо что-то
свое придумать.
Лысюра важно нахмурился.
-- Если надо, мы можем и свое... А! Придумал. Есть!
Все с опаской посмотрели на него. А Лысюра вылез на парту и замахал
руками.
-- Надо добавить еще и "почему"! -- выкрикнул он, как на общешкольном
митинге.
-- Что -- почему? -- не понял Макар.
-- Ну, у них называется: "Что, где, когда?". А у нас будет называться:
"Что, где, когда, почему?". Сила!
Наступила тишина. Лысюра осторожно слез с парты.
-- А что? -- Олег встряхнул чубчиком, будто отгонял назойливую муху. --
Почему... почему... А почему -- "почему"?
Лысюра ударился в пояснения:
-- Они ведь отвечают только на вопросы: что произошло, где и когда. А
мы еще должны ответить и почему.
-- А зачем? -- спросил Макар.
-- Как зачем? -- загорячился Генка. -- Что, где и когда -- это каждый
знает. А вот почему -- не знает.
-- Не понял, -- сказал Живцов. -- Например?
-- Н-ну... например, -- промямлил Генка, и глаза его забегали, --
например...
-- Например, -- вмешалась Даша, -- все мы знаем, что: тебя избрали
старостой класса; где: вот здесь; когда: после уроков, в начале учебного
года; а почему -- никто не знает.
-- Потому что очень любит командовать! -- подхватил Макар.
-- Ну, ты...-- надвинулся на него Лысюра. -- Поосторожнее!
-- Ладно, ладно, -- успокоил их Живцов. -- Так и назовем команду --
знатоков и находчивых. А турниры будут называться: "Что, где, когда?".
-- И "почему"! -- опять добавил Генка. Долго спорили и голосовали, и
каждый раз
Лысюра настырно лез со своим "почему", так что в конце концов его стали
называть "Почемучкой". Все это вспомнилось Макару, пока он читал объявление.
Тут на него откуда ни возьмись налетел Зина Живцов.
-- Готовься к турниру! Будешь защищать честь класса.
Макар отшатнулся:
-- А почему я... должен защищать? Других нету, что ли?
-- Эх ты! А мне еще Поспелова расписывала: "Синицын покажет!" Прямо
наседала. И мы решили записать тебя в команду, как знатока... то есть как
знающего... Ты ведь в последнее время стал очень знающим!
-- Постой! -- схватил его за рукав Макар. -- Поспелова... так говорила?
-- А то кто же? Но видно, плохо еще тебя знает, -- Зина
пренебрежительно махнул рукой.
-- Ну ладно, ладно, -- оборвал его Синицын. -- Нельзя уж и пошутить.
Нервные все стали... Я ж не отказываюсь. Записывай в свой "Любознательный".
-- Вот это другое дело! -- обрадовался Живцов. -- Давно бы так.
Готовься с сегодняшнего дня. А то знаешь они какие, "альбатросовцы"?
-- Какие? -- насторожился Макар.
-- Таких вопросов насуют -- у-у-у! Только держись. И где они их
откапывают? Даже в "Детской энциклопедии" такого не найдешь. Так что берись
за дело.
-- А зачем мне браться? -- хмыкнул ему вслед Синицын. -- Я на любой
вопрос отвечу не глядя.
И довольный собой, подался в класс. А увидев Дашу, небрежно заметил:
-- Тут только что Живцов ко мне привязался...
-- Почему? -- остановилась Поспелова.
-- Выручай, говорит, иначе положит нас четвертый "Б" на обе лопатки.
-- Ну, а ты что? -- Дашины глаза блеснули. Синицын пожал плечами.
-- Пришлось согласиться. Ладно, говорю, разделаю их...
-- И хвастун же ты!
-- Чего хвастун, чего хвастун? -- закипятился Синицын. -- Сама увидишь!
-- Уви-и-идим, -- протянула многозначительно Даша.
6. Кот величиной с кита
Пионерская комната гудела, как перед началом киноутренника. Старшая
пионервожатая Влада Изотовна, румяная, с веселыми ямочками на щеках,
наводила порядок:
-- Четвертый "А" садится у этой стены, а четвертый "Б" -- сюда. Лысюра,
Лысюра, ваше место там.
Наконец команды разместились и начали сверлить друг друга глазами.
-- Начинаем! -- объявила Влада Изотовна. -- Капитаны команд, жребий.
В команде "Альбатрос" поднялся длинный Пашка Многолет. Живцов и Пашка
подошли к вожатой.
-- Белые начинают, -- сказала она, чуть приоткрывая шахматную коробку,
где тарахтели две пешки. Живцов с усилием просунул в щель руку и вытянул
черную. "Альбатросовцы" заревели.
Многолет улыбался до ушей. Он пошептался о чем-то с командой и вышел на
середину.
-- Первый вопрос! -- крикнул он хрипло и зачем-то вытаращил глаза. --
Сколько всего воды на Земле?
Наступила тишина, как в пустом зале.
-- Вот это да...-- протянул кто-то.
-- Уточняю вопрос, -- продолжал Пашка, откашлявшись. -- Нужно ответить,
сколько воды всего, включая воду океанов, озер и рек, в облаках и ледниках.
Синицыну показалось, что вместе с секундомером Влада Изотовна включила
и шум в комнате. Все загудели с удвоенной силой, зашевелились, стали толкать
друг друга локтями.
К Синицыну подбежал Зина Живцов:
-- Ну, знаешь?
Макар с усилием наморщил лоб. Он ожидал: сейчас появится волшебная
надпись. Но никаких надписей не появлялось, только перед глазами качалось
красное и встревоженное лицо Живцова.
-- Вспоминай, вспоминай! -- торопил он плачущим голосом. -- Время идет.
Что придумали, ловкачи, почешешься тут...
-- Время истекает, -- напомнила Влада Изотовна.
Живцов шумно задышал:
-- Ну что же ты!
И тут поднялся Олег Черепанов, тоже какой-то всклокоченный, с красными
пятнами на щеках.
-- Всей воды на Земле, -- начал он, неловко пряча руки за спину, --
шестьдесят семь миллионов кубических километров.
Влада Изотовна еще не успела утвердительно кивнуть головой, как по
вытянувшимся лицам "аль-батросовцев" стало понятно: ответ правильный.
Разразилась буря криков.
-- Минуту! -- подняла руку пионервожатая. -- А может, Олег знает,
сколько воды в океанах, облаках?
-- Знаю, -- передергивая плечами, ответил тот. -- В озерах и реках --
четыре миллиона, в ледниках -- тридцать миллионов, в облаках, тучах --
двенадцать миллионов кубических километров. Остальное -- в морях и океанах.
-- Ур-ра!!! -- осатанело заорал кто-то из "любознательных".
Но и "альбатросовцы" что-то кричали, зло вытаращив глаза. Когда шум
немного поутих, оттуда стали слышны отдельные выкрики:
-- Неправильно! Неправильно!
-- Олег немного ошибся, -- внесла ясность Влада Изотовна. -- В ледниках
не тридцать миллионов, а двадцать восемь и восемь десятых. Но ошибка
незначительная, и команда "Любознательный" получает восемь очков.
В стане "альбатросовцев" пронесся жалобный протяжный стон.
Теперь пришла очередь Живцова задавать вопрос. Он вдруг преобразился.
Лицо его стало глуповатым.
-- Какой цветок расцветает раньше всех весной? -- спросил он,
поворачиваясь к своим и подмигивая.
-- Подснежник! -- хором как один отозвались "альбатросовцы".
-- Это ваш окончательный ответ? -- улыбнулась ведущая.
Все обернулись к капитану Пашке Многолету. Тот напряженно хмурился,
глядя в пол.
-- Нет, не окончательный, -- поднялся он. -- Первым зацветает горицвет.
Влада Изотовна сделала пометку в блокноте:
-- Пять очков.
Пашка сел под ликование своей команды. Не зря, видно, избрали его
капитаном. Удовлетворение было написано на его лице. Но тут же вскочил и
предложил одному из команды "любознательных" выйти к доске.
Живцов повернулся к Макару и зашипел:
-- Ну, Синицын, ты еще не отвечал. Иди, выручай команду! Наверное,
какую-нибудь задачку дадут, а ты их щелкаешь, как орешки.
Синицын, подталкиваемый многими руками, напутствуемый пожеланиями,
выбрался из рядов своей команды и на деревянных ногах побрел к стоявшей в
углу черной глянцевой доске.
Там он привычно взял мел и неожиданно почувствовал уверенность: "Уж
задачку-то я решу".
-- Нужно нарисовать, -- раздался голос Много-лета, -- капусту, огурец,
желудь, собаку, кота и коня.
-- Пустяки, это же просто! Дуй, Синицын!
-- Только, -- продолжал Многолет, -- морскую капусту, морской огурец,
морской желудь, морскую собаку, морского кота и коня.
Все это он проговорил с наслаждением, каждый раз выделяя слова
"морской", "морская"... У Сини-цына даже зубы заныли. Он повернулся к доске
с несчастным видом. Что рисовать -- он и представления не имел. Каких-то
морских собак, котов... А какие они? Может, такие же, как и сухопутные,
только побольше размером? Кот величиной с кита? А какой тогда конь? Постой,
постой... Какие-то неясные воспоминания возникли в голове. Морской конь,
морской конек... Правильно, морской конек! Макар не раз видел его в детских
книжках. Он похож на шахматного коня, только вместо гривы -- колючки.
И Синицын торопливо принялся рисовать шахматного коня. Правда,
получился он немного кривой, зато похожий. Особенно старательно вырисовал
Макар круглую подставку.
Сзади засмеялись. Синицын обернулся.
-- Это что? -- заливаясь, Пашка тыкал растопыренной рукой.
-- Морской конь! -- Синицын насупился. "Альбатросовцы" грохнули.
-- Шахматный это, а не морской, -- отрезал Многолет. -- У морского
никакой подставки нет, а хвост острый.
И тут Синицын услышал со стороны своего класса сильное шипение, в
которое сливался шепот подсказок, увидел множество устремленных на него
укоризненных, напряженных и просто сердитых глаз. Но одни глаза --
удивленные и немного презрительные -- поразили его больше всего. Глаза
Поспеловой. Она смотрела на него, то наматывая на руку свою толстую
пшеничную косу, то разматывая.
Синицын опустил голову, тихонько положил мел и поплелся на свое место.
Долго еще продолжался турнир между "Альбатросом" и "Любознательным".
Синицын в это время горько думал: "Вот и кончилось волшебство. Опять начну
двойки хватать. Наверное, пропал мышонок Тик-Так. Что делать? Что делать?"
Еле дождался он, когда закончится турнир. Даже толком не понял, кто же
кого победил. Кажется, "Альбатрос", потому что уж больно орали в их стане, а
среди "любознательных", наоборот, царило глубокое уныние. Но Макару не до
того было. Расталкивая всех, он пробирался к двери. Кто-то ткнул ему кулаком
в бок:
-- Что же ты подвел нас?
Он даже не оглянулся. Схватив с вешалки пальто, вихрем вылетел на
улицу.
7. Где ты, волшебник Тик-Так?
Было уже темно. Рваные тучи неслись по небу, ветер хлестал по ногам
сухими листьями. Макар бежал, горестно бормоча себе под нос:
-- Бедный, несчастный... Один раз удача привалила -- не учить уроки, да
и то ненадолго. Теперь опять гни спину над учебниками, зубри -- ой-ой-ой!
Отомкнул дверь -- дома никого. Затаив дыхание, Макар стал красться по
скрипящим половицам на кухню. Откуда-то из темноты вырвался Обормот,
стукнулся об ноги и стал тереться. Наверное, колбасы просил. А может...
Синицын вздрогнул:
-- Обормот, ты?
Кот сыто и нахально замурлыкал. Макар встревожился, в душу его
закралось подозрение. Схватив кота за шиворот, он посмотрел ему в глаза:
-- Признайся, слопал Тик-Така? Говори!
Кот сучил лапами и закатывал глаза. Из-под кровати одобрительно
наблюдал Брехун, поблескивая крохотными глазками. Кот со своими пакостями
сидел ему в печенках.
-- Все ясно, -- грустно кивнул Синицын. -- Ты подкараулил маленького
беззащитного мышонка и съел его. Сожрал? Что, скажешь, не так? Эх ты! Ведь
это волшебный мышонок! Сказал бы мне, что есть хочешь, я бы тебе килограмм
колбасы приволок. Или рыбы наловил. Честное слово!
Обормот захрипел, засучил задними лапами, потом вильнул хвостом,
пытаясь царапнуть руку. Синицын отбросил его.
-- Уходи, не хочу тебя видеть.
Кот улизнул за шкаф. Макар, все еще держа портфель в руке, тихонько
открыл дверь на кухню. Прислушался. Ветер завывал за окном. Вдруг Синицын
вздрогнул: на холодильнике сидел маленький живой комочек. Вокруг него
мерцало слабое сияние.
-- Ты звал меня? Я пришел, добрый мальчик! Что-нибудь случилось?
-- Да вот, понимаешь, дорогой Тик-Так, -- начал он жалобно, -- вызвали
меня к доске, а я не мог ничего ответить. Вот и подумал, что твое волшебство
уже кончилось.
-- И ты ошибся! Знай же, мальчик, что волшебство мое сильное, потому
что это доброе волшебство. И тот, кто владеет им, не теряет эту силу.
-- Тогда почему я ничего не мог ответить?
-- Потому что ты не знал того, о чем тебя спросили.
-- Но как же так? -- недоумевал Макар. -- И на уроках я ничего не знал,
а... отвечал. Ты же обещал...
-- Я обещал тебе, -- прервал его мышонок, -- что ты будешь знать все, о
чем написано в учебниках. Значит, тебя спрашивали о том, чего в учебниках
нет.
-- Верно! Я был на турнире знатоков, там задавали специально такие
вопросы, которых ни в одном учебнике не найдешь. Это для того, чтобы ребята
читали разные книжки и больше знали.
-- Это правильно, -- одобрил мышонок. Синицын погрустнел.
-- Значит, в этих турнирах я не смогу участвовать?
-- Почему? Если почитаешь другие книги, то тоже будешь знать.
-- Но ведь их много, этих книг! -- в отчаянии воскликнул Синицын. -- А
я читаю медленно, пока все прочтешь, так состаришься, что ни в один
пионерский турнир не примут, потому что пенсионером станешь. А зачем мне
тогда турниры?
-- Значит, ты хочешь все знать, ничего не читая, безо всякого труда?
-- Вот-вот! Хочу во всех турнирах участвовать. Чтобы мог на любой
вопрос ответить. Сделай это, милый Тик-Так!
-- Пусть будет так, как ты хочешь.
-- Спасибо тебе, Тик-Так...
Макар протянул руку и хотел погладить мышонка, но тот мгновенно исчез.
8. Всеобщее презрение
-- Ну, кто победил вчера? -- радостно крикнул Синицын, когда на
следующий день увидел в раздевалке Зину Живцова.
Тот хмуро и недоуменно посмотрел на него.
-- Ты же был на турнире, чего спрашиваешь? Эх ты, трепач! Кричал: я, я!
А сам... Сколько очков из-за тебя потеряли! Если б знали...
-- Да ты не волнуйся! -- хлопнул его по плечу Синицын. -- В следующий
раз мы их на клочки разнесем.
-- Иди ты! -- сверкнул глазами Живцов. -- Не хочу слушать. В голове ни
бум-бум, хоть бы что-нибудь знал, кроме уроков. Любозна-а-тель-ный...
-- Значит, ни бум-бум? -- переспросил Макар многозначительно, и в
другой раз Живцов обязательно обратил бы внимание на его тон, да сейчас Зина
был слишком зол на Макара. -- А вот спроси меня о чем-нибудь!
-- Отвяжись! -- отмахнулся Живцов.
-- Нет, ты спроси! -- напирал Синицын. -- Попробуй, задай любой вопрос,
что вчера на турнире задавали.
-- Нашел дурака! -- хмыкнул Зина. -- Послушал там же ответы, а теперь
старается охмурить.
"Эх! -- подумал Синицын. -- Разве объяснишь, что вчера я ничегошеньки
не слышал".
-- Ладно, -- сказал он. -- Тогда задай мне какой-нибудь другой вопрос,
которого не было на турнире.
-- Где я тебе его возьму? -- буркнул Живцов. -- Ну чего ты ко мне
пристал? Я так переживаю из-за вчерашнего, а ты мне переживать не даешь.
Пономаренко! Поговори с ним.
Проходивший мимо Пономаренко остановился и, как всегда, застенчиво
улыбнулся:
-- А что?
-- Да вот, -- пожаловался ему Зина, -- лезет ко мне, требует, чтобы я
какие-то вопросы задавал. Мало его вчера позорили...
-- Никто меня не позорил, -- запыхтел Макар. -- Если бы я захотел, то
на любой вопрос ответил бы запросто. -- Айн-цвай-драй!
Пономаренко и Живцов как-то странно переглянулись.
-- Ну? Слабо? -- Макар уже закусил удила.
Живцов загадочно прищурился.
-- Любой вопрос? Хо-ро-шо. Задам-ка я один вопрос, на него ни один
человек в мире еще не ответил. Я вчера хотел шарахнуть им "альбатрос-цев",
да от расстройства забыл.
-- Давай, давай! -- оживился Макар. Понома-ренко заинтересованно
придвинулся, Зина оглянулся и зачем-то понизил голос:
-- У какой рыбы зеленые кости?
Синицын удивился: зеленые кости? Разве бывают рыбы с такими костями? Но
пока он удивлялся, губы его как-то сами собой ответили:
-- У двух морских рыб: бельдюги и саргана. Живцов и Пономаренко так и
отпрянули. Зина
даже застонал, словно от зубной боли. И оба снова выразительно
переглянулись.
-- Значит, все знаешь, -- каким-то тусклым шершавым голосом сказал
Живцов. -- Тогда скажи еще, что такое "ведьмино кольцо".
Синицын в первый раз слышал о ведьмином кольце. И он даже с
любопытством ждал, что же сам ответит:
-- Ведьмино кольцо встречается в лесу. По краям его растут грибы, а в
середине пусто, даже травы нет. В Америке, в степях Восточного Колорадо,
бывают кольца до двухсот метров в диаметре.
Зина прерывисто задышал:
-- Ага! Вот ты какой... Ну ладно, поговорим после уроков.
И оба, круто повернувшись, заспешили прочь. Макар посмотрел им вслед и
пожал плечами.
-- Завидуют... Пусть!
Тут его ухватил за локоть Генка Лысюра.
-- Синицын, привет! Знаешь, что завтра воскресник?
-- Какой воскресник?
-- А такой. На пришкольном участке надо укутать саженцы яблонь и груш.
-- Чем укутать?
-- Ясно чем: соломой. Нам выделили участок со ста деревьями, -- и
Лысюра потащил его к окну. -- Смотри: во-он от таго угла до калитки в заборе
все наши деревья. Каждый завтра должен укутать четыре-пять деревьев.
-- Зачем их укутывать? И так всю зиму простоят. Тополя вон всю зиму
голые, а эти укутывай.
-- Тополя -- деревья дикие, а эти культурные. К тому же завезенные из
теплых краев. Вот японская вишня -- са-ку-ра называется, -- выговорил по
слогам. -- Ее нам корейские друзья привезли. А там яблони из Мичуринска,
специально выведенные для наших краев. Гибрид грецкого и маньчжурского
ореха, -- загибал пальцы Генка. -- И всем им нужно ак...
акклиматизироваться! Вот!
-- А ты откуда знаешь? -- удивился Макар.
-- Оттуда, -- указал почему-то на потолок Генка. -- Мне сообщил...
-- Кто?
-- Руководитель кружка юннатов! Они там ведут переписку со всеми, кто
подарил нам саженцы в порядке шефской помощи. Под девизом "Сады -- тайге".
Понял?
Он выговорил это с такой гордостью, будто сам вел переписку.
-- И зима ожидается лютая, -- обрушил он вдруг на Макара самый веский
аргумент.
-- А ты откуда знаешь?
-- Мне в кружке "Юные борцы с плохой погодой" сообщили, -- выпятил
грудь Лысюра.
-- Да ты что, все кружки обошел?
-- Не все, -- отвел глаза Генка. -- В кружке вязания "Наша петля" не
был. Там одни девчонки, вяжут рукавички, шарфы в помощь малышам из садика
номер девятнадцать... А зачем им рукавички? Пусть закаляются.
Он презрительно сплюнул.
-- Когда я в садик ходил, нам никто не вязал. А простудишься -- по шее!
-- Правильно! -- оживился Макар. -- Пусть они тоже закаляются.
-- Кто? -- не понял Генка.
-- Деревья. Нам вон на каждом уроке физкультуры говорят: закаляйтесь,
закаляйтесь, от всего этого только польза.
-- Что бы болтаешь? Разве деревья понимают, что им надо закаляться? Они
возьмут и погибнут.
Их спор прервал звонок.
В классе Макар заметил, что все перешептывались и как-то враждебно
смотрели на него. Сначала он не придал этому особого значения. Но вот
начался урок рисования. Как всегда, Макар забыл дома циркуль. Он повернулся
к сидевшей рядом толстой Зое Чепуровой.
-- Дай циркуль.
Но та дернула плечом и промолчала.
-- Ты что, не слышишь? -- потянул ее за рукав Синицын.
Зоя вдруг сердито отодвинулась:
-- Не трогай меня! Я с тобой не разговариваю. У Синицына из рук выпала
резинка. Зойка, толстая добродушная Зойка, от которой никогда слова плохого
не услышишь, готовая поделиться последним бутербродом, не хочет вдруг с ним
разговаривать. Сначала он решил, что ослышался.
-- Это ты со мной не хочешь разговаривать?
-- А то с кем! -- она повернулась, и Макар впервые увидел злость в ее
маленьких голубых глазках. -- Ты еще набрался нахальства спрашивать?
-- Да что я тебе сделал? Учительница постучала по доске мелом.
-- Перестаньте разговаривать!
Макар затих и нахохлился. "Что сегодня происходит? Пришел в школу с
таким хорошим настроением -- и на тебе! Все стараются насолить. Что они --
не выспались?"
На перемене его настроение окончательно испортилось. Куда бы он ни
пошел -- все от него отворачивались, даже старались не замечать. Мимо
проходил Олег Черепанов, неестественно скосив глаза в сторону.
-- Алька! -- окликнул Синицын и почувствовал, что голос его стал
почему-то противным, заискивающим. -- Я тут у одного иностранную марку
видел...
Но Черепанов втянул голову в плечи и даже ускорил шаг. Это было
невероятно! При упоминании о марках он обычно становился сам не свой и
вцеплялся в человека мертвой хваткой. Он загонял его в угол и готов был
восторженно слушать самые длинные и самые нудные рассказы о марках. По
слухам, Алька собирал марки еще с ясельного возраста.
После этого Синицын совсем пал духом. Сел на свое место и уныло
уставился в пол. Но вот рядом остановились голубые ботинки с поцарапанными
мысами. Макар медленно поднял голову.
Перед ним стояла, заложив руки за спину, Даша и презрительно смотрела
сверху вниз. У Синицына тоскливо зачесался нос.
-- Так ты, оказывается, не только хвастунишка, -- Макару казалось, что
голос ее звенит на всю школу, хотя Даша говорила почти шепотом, -- но и
предатель!
-- Кто -- я? -- забормотал он, и у него глупо отвисла нижняя губа. --
Ты видела? Докажи... Я предатель?!
Даша повернулась и ушла на свое место. А Черепанов встал, смущенно
поправил очки и повернулся к классу.
-- Тихо! -- крикнул он, хотя вокруг уже давно царила тишина. -- После
уроков не расходиться: будет классное собрание. Тайное, без учительницы.
-- Почему тайное? -- крикнул кто-то.
-- Потому, -- ответил Лысюра важно, -- что будем судить предателя М. И.
Синицына.
Макар задохнулся:
-- Меня... судить?
-- А кого же еще? -- криво ухмыльнулся Живцов. -- У нас больше нет
других предателей...
Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном
коридоре на большой перемене.
"Обижают, -- он вдруг шмыгнул носом, -- все меня обижают, даже Зойка и
та..."
Зойка, услышав шмыганье, повернулась, и глаза у нее были по-прежнему
добрые -- маленькие, голубые, жалостливые.
-- Ты не переживай, Синицын, -- участливо зашептала она. -- Мы сильно
судить не будем. Ну, вынесем общественное порицание. Только ты больше не
предавай, ладно?
Синицын обозлился. Мало того, что ни за что ни про что на него напали,
так его же и утешают.
-- Не твое дело, -- оборвал он Зойку, и та обиженно отвернулась.
Весь урок Синицын сидел как на иголках. Еле дождался звонка. Нина
Борисовна продиктовала домашнее задание, собрала со своего стола тетрадки,
журнал и ушла. Все тоже делали вид, что собираются, но сразу после ухода
учительницы Живцов подскочил к двери, заложил ее ножкой стула. Класс
загудел.
-- Чш-ш-ш! -- зашипел Черепанов, поднимая
-- Особенно не орите, -- добавил Лысюра. -- Будем проводить тайное
подпольное собрание.
-- Как не орать! -- взорвался Живцов. -- Если в наши ряды пробрался
шпион, предатель...
-- Кто шпион? Кто предатель? -- подскочил к нему Синицын. -- А по
сопатке хошь?
Их с трудом растащили.
-- Спокойно, спокойно! -- надрывался Черепанов. -- Объявляю собрание
открытым. Пионера Синицына прошу выйти к доске.
-- Зачем к доске? -- опешил Макар. Все заревели:
-- Иди! Иди!
Синицын послушно вышел и растерянно остановился.
-- Бери мел! -- сказал Черепанов. -- Рисуй морскую корову, морскую
уточку, морское перо.
"Да не знаю я ничего такого! -- хотел было крикнуть Синицын, но рука
его помимо воли уже рисовала на доске. Он даже сам с интересом смотрел на
то, что появляется из-под его руки.
Морская корова была похожа на моржа с толстой складчатой шеей. Морское
перо только чуть-чуть напоминало птичье перо, а уточка не имела ничего
общего с обычной уткой -- толстые короткие стебли с пучками листьев на
конце.
-- Ну, вот видите? -- вскинулся Живцов, кивая на доску. -- Он прекрасно
знает всех морских животных: коров, собак, свиней... А вчера прикинулся
Незнайкой на Луне!
Синицын вздрогнул и пробормотал, запинаясь:
-- Вчера я действительно не знал...
-- А сегодня знаешь! -- ехидно бросил Живцов. -- Вчера на пустяковые
вопросы не мог ответить, а сегодня даже рыб с зелеными костями назвал и не
моргнул глазом. Да ведь этого даже старые кавээновцы-пенсионеры мне никогда
не могли сказать!
-- Сказки для второго-третьего класса! -- поддакнул Лысюра.
Макар в отчаянии приложил руку к груди:
-- Это правда, чистая правда! Я вот только объяснить этого не могу,
поверьте... Честное слово, не вру!
Все возмущенно загудели:
-- Он еще честным словом бросается!
-- Бессовестный!
Но тут поднялся Лысюра и потребовал слова.
-- Дело нешуточное, -- он значительно обвел всех взглядом. -- Давайте
разберемся по порядку. Значит, вчера мы видели и слышали, что Синицын во
время турнира -- ни бум-бум. А сегодня он с пеной у рта доказывает, что
может ответить на любой вопрос самого опытного кавээновца, -- он кивнул на
Зину Живцова, и тот покраснел от гордости. -- Тут можно сделать один вывод:
Синицын и вчера знал, но неизвестно из-за чего предал нас, наш класс, нашу
команду...-- голос его повысился до крика, -- и сознательно подыгрывал нашим
заклятым... товарищам "альбатросовцам"...
-- Н-нет! -- вырвалось отчаянно у Синицына.
-- Он говорит, что нет, -- продолжал староста. -- И даже дает честное
слово. Верите вы ему?
-- Ни за что! -- рявкнули все, как один.
-- И правильно, -- кивнул Лысюра. -- Я бы сам не поверил, но...
Класс насторожился.
-- Но однажды я был у Синицына дома и видел такое, что сейчас даже не
знаю, верить ему или нет.
-- Что ты видел? -- крикнуло сразу несколько голосов.
-- Пока говорить не буду, вы мне тоже не поверите, -- промямлил Лысюра.
-- Да что его слушать! -- крикнул кто-то. -- Он же друг Синицына,
защищает.
Лысюра обиделся, покраснел.
-- Я? Защищаю? -- он ударил себя кулаком в грудь, но тут же почесал в
этом месте. -- Мои лова могут подтвердить еще кое-кто. Со мной были двое
и...
--... ели волшебное мороженое? -- пискнул девчоночий голосок.
Лысюра медленно повернулся и уставился пронизывающим взглядом на
Живцова.
-- Ты?!
-- Я ничего... я никому...-- забормотал тот растерянно.
Лысюра величественно махнул рукой.
-- Знаю. Ты крематорий. Это она разболтала, Поспелова.
-- И не я! -- подскочила Даша. -- Это, наверное, Иринка, я ей по
секрету только...
Но тут вмешался Черепанов.
-- О чем затеяли разговор? Мы сейчас разбираем недостойное поведение
Синицына. У кого какие предложения? Записываю.
-- Постой, -- не сдавался Генка. -- Я же еще не кончил. Чего ты не
даешь мне сказать?
-- Говори, только про Синицына, а не про какие-то дела давно минувших
дней.
-- Я про Синицына и говорю, -- огрызнулся Лысюра. -- Не перебивай.
Значит, так. Я Синицыну верю.
Класс заклокотал.
-- Объясни! -- потребовал Черепанов. -- Может, ты его как друга
защищаешь.
-- Никакой он мне не друг! -- вскипел Лысюра, но тут же спохватился. --
То есть, конечно, друг, но я его не защищаю. А верю ему и требую, чтобы он
искупил свою вину перед коллективом.
-- Как же так? -- вмешался Живцов. -- Если ты ему веришь, значит, он не
виноват. Тогда какую вину он должен искупать?
-- Да, он не виноват, -- замямлил Генка. -- Но не так, как вы думаете.
Поэтому я верю. А чтобы и вы поверили, что он не виноват, пусть он искупит
свою вину тем, что за ночь укутает все деревья на нашем участке, -- и
добавил зачем-то: -- У него есть для этого все резервы и возможности.
-- Как?! -- у Синицына даже пересохло в горле. -- Все деревья?
-- Сто штук! -- ахнул кто-то.
-- Да, сто штук, -- твердо продолжал Генка. -- И тогда вы поверите, что
вчера он, допустим, не мог ответить ни на один вопрос турнира, а сегодня
любого кавээновца заткнет за пояс.
-- Как я укутаю сто деревьев? -- заорал Синицын. -- Ты хоть что-нибудь
соображаешь, Лысюра?
-- Действительно, -- поддакнул Живцов. -- Я тоже был тогда у Синицына и
ел... гм... но при чем тут деревья? Не понимаю я что-то старосту. Тут целому
классу работы на полдня, а он должен сделать один за ночь? И почему
обязательно за ночь?
-- А он знает почему, -- подмигнул Лысюра. -- И знает как...
Синицын во все глаза смотрел на старосту класса и заметил
многозначительную ухмылочку, блуждавшую по его лицу.
-- А так, -- Генка подался вперед, глядя на Синицына, будто
гипнотизировал его, -- точно так, как он вдруг начал учиться на круглые
пятерки, как за одну ночь изучил всю "Детскую энциклопедию"...
"Вот оно! -- зазвенело в голове Макара. -- Лысюра знает про мышонка
Тик-Така... Но откуда? Я-то никому не говорил, даже маме".
-- Неясно мне, зачем староста мелет тут разную ерунду, -- недовольно
брюзжал в это время Зина Живцов. -- Наказать, конечно, мы должны Синицына за
его недостойный поступок. Но требовать, чтобы он выполнил работу целого
класса, да еще за одну ночь...
-- Ха-ха! -- крикнул кто-то.
-- Надорвется! Черепанов поднял руку.
-- Есть у кого-то конкретные предложения?
-- Общественное порицание! -- раздался вдруг голос Зойки. Все
повернулись к ней, и Зойка, смутившись до слез, опустила голову и принялась
теребить передник.
-- Еще будут предложения? Нет! Ставлю на голосование. Кто за?..
Единогласно!
Вскочил Живцов.
-- Предлагаю также не допускать больше Синицына к турнирным
соревнованиям.
-- Не надо, я... -- дернулся Макар.
-- Справедливо, -- пробасил молчавший до сих пор Пономаренко, и руки
взметнулись вверх.
Печально плелся Макар с собрания домой. Эх, и не везет ему! Вот уж
неудачник так неудачник -- даже волшебство не идет ему впрок.
Сзади послышались чьи-то шаги и тяжелое дыхание.
-- Синицын, погоди! -- Макар узнал голос Лы-сюры и нехотя остановился.
-- Ну чего? -- спросил он хмуро. Лысюра задышал ему в ухо:
-- Ну так... что ты надумал? Обработаешь весь наш участок?
-- Что ты снова мелешь? Да я пять деревьев еле-еле...
Лысюра пихнул его в плечо.
-- Я ведь тебя на собрании защищал! А ты... Он оглянулся по сторонам.
-- Да ты не бойся. Никто не узнает.
-- Про что? -- тоже почему-то перешел на шепот Макар.
-- Что ты на самом деле не Синицын, а...-- Генка набрал в грудь
побольше воздуха, -- а волшебник по фамилии Кара-Чунг!
-- Что еще за Кара-Чунг? -- опешил Макар.
-- Ну как же, как же, -- засуетился Лысюра. -- Ты ведь сам говорил,
помнишь, когда мороженое ели?
Оба смотрели друг на друга выпученными глазами. Сгущались сумерки.
Тополя протянули над ними голые ветви. В щелях забора взвизгнул ветер.
-- И все сразу тебе поверят, -- забубнил ему в воротник Лысюра. -- Еще
и прощения просить будут.
-- Прощения?
-- А то как! -- воодушевился Генка. -- На руках будут носить: ты же за
всех работу сделал, можно баклуши бить. А самое главное... самое главное --
мы раньше всех закончим воскресник, и наш класс выйдет на законное первое
место.
-- Почему закончим? Если Тик-Так...-- он поперхнулся, -- если я сделаю
всю работу за ночь, то никому и начинать не придется.
-- Вот-вот, а я что говорю! Все классы придут на участок, только
примутся за работу, а у нас -- глядь -- все готово. Нам сразу благодарность,
школьный оркестр играет туш...
-- И мы утрем нос четвертому "Б"! -- подхватил Синицын.
-- Правильно! -- и они, схватившись за руки, начали отплясывать на
тротуаре так, что какая-то старушка испугалась и, не доходя до них,
перебрела на другую сторону улицы.
-- Значит, по рукам? -- остановился Лысюра. Но Синицын замялся:
-- В общем, я подумаю... над твоим предложением.
"А вдруг Тик-Так откажется?" -- пришло ему в голову.
-- Чего там думать? -- напирал староста. -- Делай -- и с концом.
Но Синицын ответил загадочно:
-- Утро вечера мудренее.
9. Соломенная метель
Чуть свет Лысюра бежал по улицам города к школе.
За ночь немного подморозило, на сухой земле белели разводы инея.
Вдалеке над окраиной города покачивались пепельные столбы дыма -- наверное,
жгли опавшие листья. Отсюда, с горки, где стояла школа, их микрорайон
виднелся, как на ладони. С автобазы одна за другой выезжали тяжелые
автомашины, окутываясь сизыми облачками. Голубая пелена лежала на крышах
домов.
Каблуки Лысюры звонко стучали по асфальту. Холодный чистый воздух
обжигал щеки. Генка сжимал озябшие кулаки в карманах пальто и шептал:
-- Сделает или не сделает? Волшебник или нет? Вот уже мелькнула за
поворотом белая стена школы, сейчас пойдет забор пришкольного участка...
Лысюра ускорил шаг, и тут горестный крик вырвался у него: деревья на всем
школьном участке стояли такие же голые, как и вчера.
-- Обманул, тр-репач, -- процедил Генка. Он открыл калитку и поплелся
на свою половину участка, машинально ощупывая деревья: ладонь чувствовала
холодную и влажную шершавую кору.
Он разочарованно присел на валявшийся бочонок из-под удобрений. Перед
ним стройными рядами тянулись стволы деревьев, которые еще надо было укутать
соломой, перевязать сверху веревками и сделать это не так-сяк, а на совесть
-- учитель ботаники Егор Сергеевич сам будет проверять, а у него глаза --
ой-ой! И неизвестно еще, кто раньше выполнит работу.
Рухнули сладкие мечты старосты класса, как он подходит к Ивану
Ивановичу, вскидывает вверх руку и звонким голосом рапортует о трудовой
победе коллектива.
И директор жмет ему руку, поворачивается к завучу и говорит удивленно:
-- Подумайте только, какие молодцы! Другие классы еще только начинают
работу, а эти уже закончили. Вот это темпы! И с высоким качеством.
А завуч как бы мимоходом заметит:
-- Это и не у