по шлему. Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил из нарукавного кармана пачку "Орбита" и принялся всех угощать. Всучил пару подушечек и мне: "Бери-бери, уши меньше закладывать будет". Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко, наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег "Антона" мне показался очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши и я понял - летим. Не знаю, то ли мозги в разреженной атмосфере начинают по-другому работать, то ли перепсиховал я в тот день, но у меня началось какое-то раздвоение сознания. Один я понимал, что такого со мной просто быть не может. Я - нормальный, рядовой обыватель, который аккуратно ходит на работу и не путешествует никуда дальше тещиного огорода. И такой человек не должен и не может находиться здесь, в тесной дюралевой каморке с двумя рядами круглых окошек, в компании молодых психов. А второй я меж тем остановившимся взглядом следил, как Сергей прицепил карабин моего вытяжного фала к тросу, как ребята неторопливо и обстоятельно готовились к прыжку. И невольно, как под гипнозом, я повторял все их действия. Вот Зинка тронула лямки, двинула подбородком вправо-влево, внимательно осматривая поблескивающие у нее на плечах замки отцепки. И я вслед за ней проделал то же самое, хоть на моем парашюте и замков-то таких не было. Витька подергал пряжку грудной перемычки - я машинально продублировал. Мо Ася снял шлем и внимательно заглянул внутрь. Убедившись, что и это я добросовестно собезьянничал, китаец с совершенно серьезным видом постучал шлемом себя по лбу. Разумеется, стукнул себя по лбу и я - черт его знает, традиция у них такая, или что... Короче, стукнул. И чуть не подавился жвачкой от взрыва хохота - купили, сволочи! Но мозги от этого почти встали на место. Внезапно дважды тявкнула сирена и загорелся желтый плафон над дверью. Сергей деловито открыл дверь, ухватившись за трос, высунулся наружу, глянул вниз - борода его бешено затрепетала. Глянул на меня, улыбнулся, показал знаком: поднимайся, мол. Что, у ж е?! Вмиг вспотели ладони, я судорожно вытер их о штаны и прерывисто вздохнул. До сих пор не могу понять, как мои ватные ноги умудрились распрямиться и донести меня до двери. А тут еще одна беда подоспела - ни с того, ни с сего взбунтовался кишечник, распираемый газами. Чертова физиология! Не хватало еще опозориться. Ведь бабахну сейчас так, что все окошки тут повышибает! Последними остатками самолюбия стискивая зубы и все остальное, я шагнул к двери. Сергей ободряюще подмигнул мне и положил руку на плечо. Я попытался улыбнуться в ответ - только криво оскалился. Вот она, дверь. Приподнятый порожек в заклепках. А голова, как ни странно, вовсе не кружится. Высота совсем не такая, что из окна десятиэтажки. Спокойная и даже не очень-то и пугающая. Словно карта внизу расстелена. Даже притягивающая... Елки зеленые, а ведь внизу, на земле людей мучает куча разных проблем - нелады с любимыми, маленькая зарплата, грызня начальства. Там эти проблемы кажутся огромными, закрывающими собой весь белый свет. А отсюда, с высоты, перед открытой дверью, все эти невзгоды кажутся такими крошечными, что их просто не разглядеть... Я немного приободрился и лихо выплюнул жвачку в дверь. Белый комочек долетел до обреза двери и исчез. Не упал вниз, не отлетел в сторону - просто исчез. И в тот же миг исчезла вся иллюзорная безмятежность там, за бортом - я просто физически ощутил и бешеный ветер, и сумасшедшую бездну, от которых меня отделял только тонкий слой дюраля. И тут же неумолимо рявкнула сирена, зеленый плафон вспыхнул, словно глаз киношного Вия. - Паш-шел! - гаркнул мне в ухо Сергей и хлопнул по плечу. Нет!!! Словно могучая рука уперлась мне в грудь, отталкивая от двери. Сердце ломилось сквозь ребра. Я задыхался. Не мо-гу!! - Ну! - бешеным весельем сверкнули глаза Сергея, - Давай, Саня! Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька... И, как в тот далекий день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться - просто рванулся вперед. Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все кончилось. Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер - порвался?! И тут же вспомнил - нет, так и должно быть.) Далеко внизу золотой сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба! Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо " О sole mio", которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре. А сейчас - откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления - земля налетела откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки, ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни. Купол протащил меня пару шагов и погас. Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку - плевать!) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую. Смог. Сумел ведь, а? Сумел. Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а вот случилось - и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово, но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время - сладкое чувство приобщенности к п о з н а в ш и м. Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные "матрасы" спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет. На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а они на своих "матрасах" подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой "дуб" - тоже парашют классный. - Ну что? - окинул взглядом компанию Витек, - Поздравлять будем? - Да уж поздравили, вроде, - улыбнулся я, - Спасибо... - Э. По-настоящему-то еще не поздравляли. Давай, Санек. Становись, - оскалил он свои зубы в каннибальской ухмылке. Блендаметовские рекламщики при виде такой ухмылки обрыдались бы. - Как становиться? - встревожился я, - Вы чего, люди?! - Серый, ну ты че - человека в курс не ввел, что ли? - искренне удивился Витек, - Всю службу завалил, инструктор, называется... Серей со смехом подхватил мою пузатую сумку с парашютом, подал Витьке одну длинную матерчатую ручку, за вторую ухватился сам. - Традиция такая, Сань, - вроде как боевое крещение, не боись... - Так что делать-то? - со смехом принял я правила игры. - Ну это... - ухмыльнулся он, - Рачком становись, короче - как перед отделением. Приготовиться!!! - вдруг сотряс он окрестности сержантским рыком. И я послушно принял заданную позу, с опаской косясь в тыл. - И-и!... - подал команду Витек, и вся компания хором начала скандировать: - Пятьсот один!... Пятьсот два!... - а Витек с Сергеем начали раскачивать мою парашютную сумку. На счет "пятьсот три" они со всей дури влепили сумкой по тому самому месту, о котором вы сейчас подумали. Сумка была хоть и мягкой, но увесистой - почти пуд, между прочим. А когда ее раскачивают две такие вот лошади... В общем, отлетел я, как ядро, метра на три и плюхнулся, под общий хохот, в какую-то свежевырытую яму. Какого черта она тут делает?!! - это я уже вопил про себя, отплевываясь от рыхлой земли и вцепившись в ногу обеими руками. Лодыжку словно огнем обожгло. Черт, неужели сломал? Глупо-то как, а. - Сань, ты чего? - склонились все над ямой, - Вылезай! - Ага, сейчас, - попытался я встать. Черт, больно-то как... - Ох, блин! - Витька спрыгнул в яму, помог мне выпрямиться, - Сань, мы не нарочно! - Да ничего, ничего... - подсаживаемый снизу и подтягиваемый сверху, я выбрался из ямы. Меня усадили и принялись дружно жалеть и извиняться. Толстушка Люда ловко разула меня (мысленно я порадовался, что надел новые носки), мягкими но сильными пальцами ощупала ступню. - Вывиха нет, растяжение, - успокаивающе ворковала она, бинтуя мою ногу, которая начала понемногу опухать, - Дома троксевазином помажьте и рентген сделайте на всякий случай. - Люд, - тронул ее за рукав Лаэрт, - Пашу тоже посмотри, а? - Что у него? - забеспокоилась Люда, - Тоже нога? - Нэт, глаза, - испуганно прошептал Лаэрт. - Что с глазами? - совсем встревожилась докторша, - Где он? - Вон, укладывает. Они у него после прижка совсем разный стал, слушай! - Че-го?! - распахнула Люда совиные глазки, - Что ты мне голову морочишь! - Нэ веришь - сама посмотри! - оскорбился джигит, - Я тебе сказал, ты - врач, сам думай! - и он гордо отвернулся. Торопливо закончив перевязывать меня, Люда заспешила к Паше, флегматично "листающему" свой купол. Глядя ей вслед, компания повалилась кто куда и принялась беззвучно давиться хохотом. - Чего это они? - обалдело спросил я Витьку. - Да они у Пашки с рожденья разные, - плача, кое-как объяснил он, - Один зеленый, второй карий. Щас бедная Люда офигеет... Айда, приколемся. Бедная Люда суетилась вокруг Пашки, словно испуганная курица перед цыпленком. Правда, "цыпленок" был супербройлерным. - Паша, - испуганно просила она его, - Дай-ка я тебе пульс померяю... - На, меряй, - протянул ей Паша лапу, - Жалко, что ли? - Паша, - врачиха терялась все больше, - А как ты себя чувствуешь? -Нормально чувствую, - пожал тот плечами, - Чего это ты на меня так смотришь? - Пашенька, - Люда растерялась совсем уже окончательно, - Ты прости, а... У тебя глаза вообще какого цвета? - еле пролепетала она. Паша внимательно посмотрел на нее. - Ну, голубые - ты что, сама не видишь? Э-э, Люд, ты чего?! - еле успел он подхватить докторшу, побелевшую, как ее халат. - Мальчишки, да ну вас в баню с вашими шутками, идиоты! - налетела Зина, - Заикой же человека сделаете! Люда, Люда... - нежно захлопала она ее по пухлым щекам, - Ну-ка, давай, приходи в себя... Чего смотрите, балбесы, нашатырь достаньте! Вон, в сумке у нее! - Не нада насатыля, - подскочил аккуратный ловкий Мося, - Ссяс все холосо будет. Поддерживая смуглой ладошкой голову сомлевшей докторши, он быстро, но бережно уперся ногтем большого пальца в основание ее носа и начал быстро его массировать. Буквально через пару секунд Люда очнулась, выслушала молящего о прощении Лаэрта и разревелась. Потом мы наперебой успокаивали ее, и Лаэрт во искупление грехов добровольно отправился мыть полы в медпункте (для гордого джигита это был поступок, согласитесь). Потом мы с Сергеем в четыре руки чистили картошку, а Мося, напевая себе под нос, готовил какой-то диковинный салат. Уж чего только он туда не накидал - не ведаю, помню только, как он вдруг стремительно сорвался, метнулся во двор (оттуда донеслось возмущенное куриное кудахтанье) и вернулся с пучком какого-то чертополоха. - Мось, - окликнул его Сергей, - Ты чего там у кур отобрал? - Нисего не отобрал. Они глюпый, не знают, что это кусать мозно. - А правда, что у китайских поваров есть такая поговорка, что можно есть все, что на четырех ногах, кроме стола? - Правда, правда, - охотно закивал он, - А ессе говорят, что мозно кусать все, что летает, кроме самолет и все, что плавает, кроме подыводыный лодыка! - Мо, а научишь меня палочками есть? - спросил я, - Веришь, всю жизнь хотел научиться. Как они правильно называются? - Куайцзы, - легко улыбнулся Мося, - Наусю, это совсем нетэрудына. За обедом все в один голос хвалили Мосин салат (а нам с Серегой влетело за переваренную картошку), выпили за мой первый прыжок по глотку рябиновой наливки (Серега прихватил - я, конечно же, не догадался, шляпа), а потом Витька, поддавшись общим уговорам, сбегал к машине за гитарой и замечательно спел старую Киплинговскую песню о морском пехотинце, "матросолдате". - Мой коронный номер был на всех армейских смотрах самодеятельности, - похвастался он, - По два раза на "бис" вызывали! - А ты где служил, Вить?- спросил я. - В морпехе, на Тихоокеанском. Славянка - слышал такой город? - Не... - На са-амом краешке, аж за Владиком. Я представил Витьку на сцене армейского клуба - в форме морского пехотинца, с гитарой. Да, это впечатляло. - Расскажи про службу, Вить, - попросила его Люда, - Трудно было? - Да чего там трудного? - пожал Витек плечами, - Замполиты вот задолбали - это да. Какой-то расизм наоборот устроили, представляешь? Как какой-то корреспондент приедет, его сразу ко мне тащат - во, наш правофланговый, знаменосец, отличник боевой и политической! Как какой-то слет идиотский, обязательно меня делегатом посылают. А я больше всего хотел хлеборезом устроиться. Фиг... - Ты? Хлеборезом?! - А че? Кто сказал, что по сопкам с гранатометом приятнее бегать, чем пАйки шлепать? - Какие пАйки? - Ну, из масла. Кругленькие такие, - показал Витька пальцами. - Все мечтал: вот дембельнусь, приеду в свое Бирюлево, как куплю на рынке масла вологодского пару кило, да батонов подмосковных, да как сяду, да как начну прикалываться! А приехал - даже и не тянет... Ну, чего ржете? В армии хлеборез - самая классная должность - скажи, Сань? - кивнул он мне. - Да я в армии только на сборах был, в институте, - смутился я. - А какая разница? Все равно ведь знаешь, подтверди им... Удивительно, но ребята словно и не чувствовали почти двух десятков лет разницы между мной и ими. Обращались совершенно на равных: Саня и Саня, свой парень. Более того, в чем-то их отношение ко мне было покровительственным, словно к младшему братишке. Совершенно искренне радовались за меня. Витька торжественно вручил мне "разника" (или "тошнотика", так они его еще называли) - тяжеленький сине-белый эмалевый значок парашютиста на армейской "закрутке". Вадик одарил меня поляроидными снимками - я в шеренге с ребятами во время осмотра, в кабине, у двери перед прыжком с перекошенной физиономией... Когда только успел снять, я и не заметил даже - похоже, я тогда вообще мало чего вокруг себя замечал. А хозяйственная Зина без лишних разговоров отобрала мою куртку и аккуратно подштопала надорванный рукав: "Давай, без разговоров! За вами не посмотришь, так штаны потеряете, как дети малые, ей-богу...". Наверное, у парашютистов по-другому и не бывает, перед небом все равны - что старый, что малый. Фу, какие высокопарные банальности лезут в голову... Просто удивительно, сколько вместил в себя тот короткий осенний день. Не знаю, был ли он лучшим в моей жизни, но... Шуршат шины по асфальту, расстилается навстречу золотое чудо осени, рядом товарищ (и даже не верится, что всего неделю назад не знал его); сладко побаливают мышцы и обветренные губы и свежи еще в памяти запахи керосинного выхлопа самолетного двигателя, сухого перкаля, аэродромной полыни. И за плечами - п о с т у п о к, который совершил ты. Сам. И молодо бродит кровь, и чувствуешь, что - живешь. Как же давно я не чувствовал этого! Что хотите, а такое не забывается. И главная награда за этот день меня ждала дома: нежданно-негаданно приехала Ленка. У меня аж в глазах защипало, когда увидел ее - тощенькую, успевшую загореть за две недели до кофейного цвета, с выгоревшими волосами, глазастую. Бестолковые, сумбурно-радостные слова. Что? Как? Почему так рано? Почему не позвонила? Ленка, я соскучился! А вот специально нагрянула к вам, как снег на голову, на всех грешках вас прижучить! Ты где весь день шлялся, признавайся, папаша! А чего хромаешь? Где-где?! На каком аэродроме? Чего это ты там делал?! - Так, стоп! - вскинул я руки, - Девчата, я вам должен кое в чем признаться. Светланка, в первую очередь - тебе. Только не перебивайте, я и сам сто раз собьюсь. Притихли мои девчата, смотрят выжидающе. Что за сюрпризик им папаша приготовил? Ох, как не хочется во всем признаваться-то... А надо, куда деваться. Ну, давай, Саня. В общем, выложил я им все. Про кассету с "Шинелью", про Серегину программу, про мое глупое вранье и про сегодняшний день. Пока рассказывал - взмок еще хуже, чем во время прыжка. Барышни слушали меня с раскрытыми ртами - давно я их такими не видел. Наверное, решили, что спятил почтенный папик. - Вот и все, - вытер я лоб, - Теперь можете меня презирать. Глава третья Когда у человека славное настроение, то и все вокруг кажется славным, даже если небо затянуло унылой пеленой, готовой расплакаться бесконечной осенней моросью. И пусть березы не горят жидким огнем в стылой синеве, а тускло светятся благородным старым золотом сквозь прохладный туман - все равно они замечательные. И до чего же упоительно пахнет грибной сыростью палая листва! Почему в городе этот запах бывает только ранним утром и поздним вечером? Заглушает его бензиновая вонь или мы сами его не замечаем на бегу? В таком вот чудесном настроении я вышел из подъезда и чуть ли не вприпрыжку (нога совсем уже почти не болела) направился к остановке автобуса. Навстречу мне громыхал тележкой, сооруженной из старого корыта и колес от детской коляски наш дворовый бард-алканавт Семеныч. Личность неопределенного возраста, в черном бушлате на голое тело, отвислых трениках и могучих прохорях-говнодавах. Трехдневная щетина и седоватые патлы до плеч, схваченные на лбу черно-белым "хайратником". И конечно же, в сопровождении верной свиты - рыжей Дамки и пегого Тузика, преданных ему до последнего лишая. Семеныч, как и подобает разносторонне развитому джентльмену, делал сразу несколько дел: выуживал из кустов вчерашние бутылки, складывал их в тележку, сочинял стихи, подбирал к ним музыку и являл свое творение миру. Ему было хорошо. - Здоров, Семеныч! - поприветствовал я его, - С утра пораньше - за работу? - Приветствую! - с достоинством отозвался бард, - Трудимся! Сбор урожая хрусталя не терпит промедления - конкуренты не дремлют, ети их... Закурить есть? - Угощайся, - вытащил я пачку "Явы", - Чего небритый-то? - ну очень умный вопрос, ничего не скажешь. - Я не небритый, - Семеныч прикурил, кивнул благодарно, - Я - сексуальный! Да иду я, иду!... - это уже - Дамке и Тузику, которые умчались вперед, решительно прогоняя с заповедной хозяйской территории какую-то заблудшую бабульку-браконьера. Народу на остановке набралось порядочно. Сердитый народ, невыспавшийся. Как всегда, автобусом и не пахнет. А появится наконец - так забит будет под завязку. Не хочется, чтобы прекрасное настроение выдавили из меня в этом автобусе. И я зашагал к метро пешком. Шел и удивлялся, почему не делал этого раньше. Всего-то двадцать минут ходьбы - да половину этого времени на остановке топчешься. А вторую половину будешь задыхаться от убойного парфюма, ядреного перегара (а то и еще чего покруче), да кряхтеть от тычков под ребра под визгливые призывы: "За проезд, мущщина! Вам говорю, за проезд чего у вас?" Вот и пусть давятся там, кто хочет. А я буду шагать по влажным листьям, вдыхать утренний туман, еще не успевший провонять бензином и любоваться луковками церкви, бронзово темнеющимися над старыми ивами. И с тихой радостью вспоминать прошедшую ночь. И не только с тихой радостью, но и с самодовольной гордостью, неизвестной до поры молодым плейбоям. А ведь ты еще - вполне, а, парень? Откуда что взялось. Или мы с Ленкой и в самом деле так друг по другу соскучились? Сладким воспоминанием прошелестел у меня в ушах ее счастливый смеющийся шепот: "Саньчик, это на всех мужиков так прыжки влияют?!" Это мое безмятежное настроение вмиг разметал истошный визг тормозов за моей спиной. Дернувшись, я резко обернулся. У перекрестка, который я только что пересек, застыл аспидно-черный гробоподобный "Мерседесовский" джип - "Брабус". В "кенгурятник" джипа уперлась клюкой древняя бабулька с сумкой на колесиках, заслуженный член бесчисленной команды московских "Анок-пулеметчиц", гроза наглаженных брюк и начищенных штиблет. - Ты чо, коза старая! - распахнул дверцу джипа дядечка с могучим выбритым затылком, - Ваще охерела?! Куда прешься?! - Сам охерел, каз-зел! - неожиданно агрессивно откликнулась бабка, - Чуть меня на "зебре" не сбил и еще орать тут будет! Щас гаишники приедут - быстро мозги тебе вправят, буржуй недорезанный! - От кошелка старая, - дядька возмущенно хлопнул себя по ляжкам и оглянулся, словно ища сочувствия. И увидел меня. - О! Санек, здорово! - расцвел он вдруг. Господи, да это же Генка. Вот что значит три года только по телефону общаться раз в полгода - не узнал. Привет - привет - как жизнь - тебе куда - да ладно, садись - до Кропоткинской? - ну и мне в ту сторону - подкину, садись. Интересно, как немцы умудряются делать такие совершенно подхалимские сиденья? Оно, словно услужливая гейша, мгновенно принимает самую удобную мне позу, лаская меня в своих объятьях. А запахи, наверное, придаются к такой машине в виде обязательного комплекта, как набор инструментов. Хорошая кожа, дорогой табак, изысканный одеколон - вот как пахнет небедная жизнь, ребята. - А я тебя сразу узнал! - весело сообщил Генка, - Ты не меняешься совсем, что ль? - А я тебя - нет. Богатый будешь. Или ты - уже? - Спасибо на добром слове, - хохотнул Геннадий, - До богатства еще... - Ну на жизнь-то хватает? - Э. Бабки - такая сволочь, что их всегда не хватает. Все - в деле, в долгах, еще черт-те где... Ты это - кассету-то нашел? Во память у мужика. Минутный разговор недельной давности помнит. И - по привычке, что ли - проверяет, решился ли вопрос. Наверное, в бизнесе по-другому и нельзя. - Нашел, спасибо тебе. Слушай, ты не поверишь, тут такая история с этой кассетой накрутилась! - и я, увлеченно поведал Генке про все. Кто меня за язык тянул, спрашивается? Правильно Ленка говорит - как был я простодырой, так и остался, и ничему меня все эти годы после перестройки не научили. - Обожди, обожди... - заинтересовался Генка, - Так что это за программа была, говоришь? Как называется? - Да по-моему, никак еще не называется, Сергей ее сам написал. Я пока ее принцип понял - чуть с ума не съехал. Во мозги у мужика, представляешь? Другой бы давно в Силиконовой долине деньгу лопатой греб, а он - здесь, маму оставлять не хочет, а мама никуда из Москвы не хочет. - Так-так-так... - Генка что-то торопливо соображал, - Слушай, это интересно... Ну что, вот твоя Кропоткинская - где высадить? - спохватился он. - Да здесь и сойду, спасибо. - Да не за что. Ты это - давай, звони... - Генка уже явно думал о чем-то своем. Генкин джип свернул на Пречистенку, я посмотрел ему вслед и зашевелилось у меня в душе нехорошее такое предчувствие и ощущение, что сморозил я какую-то капитальную глупость. На третий день, сидя в плену у бледнолицых, Зоркий Сокол увидел, что в камере нет одной стены. А на четвертый день Мудрая Змея догадался, что можно убежать. - Пап, тебе товарищ звонил, - сообщила мне Светка, когда я вернулся домой. - Какой товарищ? Сергей? - Нет, он говорил - его Геннадий зовут. Сказал, перезвонит. Или чтоб ты ему позвонил, как придешь, - в глазах у дочери чертиками скакало любопытство: что-то такое интересное с папиком происходит. Трубку Генка снял почти сразу. - Санек, здорово еще раз! - голос был напорист и азартен, - Слушай, у меня дело к тебе есть. - Что за дело? - я старался говорить по возможности спокойно и независимо. - Да в двух словах не скажешь, надо бы встретиться. Сможешь ко мне в офис завтра подъехать? - Смогу. А что за дело-то? Хоть в двух словах. - Извини, нескромный вопрос: ты сколько получаешь? - Не понял. Тебе что - в долг, что ли, надо? - простодушно удивился я. - Да нет, нет! Ну сколько, Сань? - Ну, мало. Чистыми - около трех штук выходит. - Рублей? - уточнил-утвердил Генка. - Нет, тугриков. Вопросики, блин. - Короче, я понял. Слушай, ты ко мне в фирму не согласился бы перейти? Три - не три, но полторы штуки я тебе для начала положу. Баксов, - уточнил он. Оба-на. Сердце заухало где-то в глотке, лоб мигом вспотел. - Кха... А это... должность-то какая? - чего спрашиваешь, идиот, тебе не все равно?! - Да все по специальности, Сань, - легко отозвался Генка, - приезжай, потолкуем. Лады? - Н-ну давай... - Тогда завтра, прямо с утра - сможешь? - С самого утра - вряд ли, на работе-то я не предупредил. Но в первой половине дня - запросто. - Давай тогда к часу. - Голос Генки неуловимо потвердел, обрел более привычные командные нотки, - я охрану предупрежу, проводят. Нетвердой походкой я прошел в комнату. Голова слегка кружилась, не в состоянии вот так, сразу переварить услышанное. - Генке звонил? - оторвалась жена от штопки Светкиной толстовки. - Угу. Слушай, Лен, он меня к себе на работу приглашает. - Да ну? Что это он вдруг? - искренне удивилась Ленка. Раньше, когда я пытался обращаться к нему насчет работы, он отвечал нехотя, ссылался на трудности и старался поскорее закончить разговор. - Да сам не пойму. Но - зовет. - И сколько платить обещает? - Полторы тысячи. Этих... баксов. - Ох... - Ленка схватилась за отворот халата, - Сань, ты что - серьезно? - Ну... И мы целую долгую минуту не могли ничего сказать, только обалдело глядели друг на друга. Наконец, Ленка отложила штопку, ухватила меня за свитер и ткнулась носом мне в грудь. Я молчал, осторожно гладя ее острые лопатки. Больше всего мне не хотелось сейчас вдруг проснуться. - А я всегда знала, что ты у меня молодец, - оторвалась от меня Ленка. - Вот знала, и все. Ох, Саньчик, я прямо даже не знаю... Я сейчас орать начну! Эх, Ленка ты моя, Ленка... Сколько же ты натерпелась, бедная? Лишние колготки себе не могла позволить купить, о театре своем любимом и не вспоминала. И за все время - хоть бы раз упрекнула. Вслух, по крайней мере. В долгу я перед тобой - за всю жизнь не расплатиться. Ну ничего, совсем скоро все у нас по-другому будет... На радостях мы достали заначенную на случай внезапного приходагостей бутылку шампанского. Я изо всех сил старался быть сдержанно-скромным: ну позвали на работу и позвали, что такого. Ленка же сияла не таясь. Не знаю, был ли у нас еще когда такой вечер со времен медового месяца. А засыпая, я подумал о том, что с первой этой немыслимой получки я обязательно куплю Ленке тот самый шикарнейший букет из роз сорта "Конфетти", который я видел в цветочном магазине у метро. Стоил он половину моей нынешней зарплаты. Ехать с таким букетом в метро - все равно, что пробираться сквозь заросли кактусов со связкой воздушных шаров. Подумаешь... Такси возьму... Глава четвертая Создавая Генкину секретаршу, природа не поскупилась на все длинное - точеные ноги, тяжелые антрацитовые волосы Египетской царицы, зеленющие глаза с азиатской раскосинкой, полированные ногти, игольчатые ресницы, не хуже, чем у молодой коровы. Услышав мою фамилию, мадемуазель Савская расцвела, словно к ней пожаловал, по меньшей мере, директор Центробанка или Ален Делон в возрасте, когда тот служил в Иностранном легионе. - Да-да, Александр Петрович, Вас ждут. Пожалуйста, проходите. Да что вы говорите? Кто бы мог подумать... Генка поднялся мне навстречу, сияя не хуже своей секретарши. - Здорово, Санек! - Крепкое, прямо-таки сердечное рукопожатие, нежное похлопывание по спине, чуть ли не объятия. Гм, все ли у моего старого однокашника в порядке с ориентацией? Говорят, сегодня у богатых жутко модна голубизна... - Здравствуй Гена. - Присаживайся, - Генка сам подвел меня к лайковому раздутому креслу, - Чай, кофе? Или давай лучше коньячку, а? Из Еревана, настоящий! Помнишь, как на практике там были?... - Да нет, спасибо... - Марина, свари кофейку! - выглянул Генка в приемную и достал из бара пузатые бокалы, - Чего там "нет", садись... Из похожего на поросенка дубового бочоночка он нацедил в бокалы янтарной влаги, от которой в кабинете мгновенно запахло солнцем и летом. - Чуешь букет, а?! Сказка! Осторожно постукивая каблучками, вошла секретарша с серебряным подносиком. Низко наклонившись (и ослепительно сверкнув при этом убийственным декольте), поставила поднос на столик, при этом ее волосы щекотнули мою щеку. Одарила меня интимной улыбкой и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я невольно проводил ее долгим взглядом. - От секретарши требуется уметь что? - хохотнул Генка, - Варить хороший кофе - раз, носить короткие юбки - два, долго поднимать упавшие предметы - три! Ну - будем! Я вежливо посмеялся, пригубил бокал, взял с подноса крохотную чашечку. Кофе у Генки тоже был - уж не знаю откуда, но настоящий. Не помню, когда в последний раз такой пробовал. - Так что по поводу работы, Ген? - неловко проговорил я. Наверное, не стоило вот так показывать нетерпение, пусть бы сам заговорил об этом, а я бы изображал знающего себе цену человека. Да чего уж там... - Насчет работы. - Генка легко подобрался, посерьезнел, - Я тебе предлагаю должность руководителя проекта. Это слово он произнес по-дамски: "проэкта". Очень оно модное сейчас, это слово. Причем не в среде конструкторов или архитекторов, а у кого угодно. Певец в ажурных колготках, томно хлопая накрашенными ресницами, жеманно делится с журналистами: "Мы с продюсером сейчас работаем над новым проэктом "Пасхальные вечера"... Модный фотограф обряжает безголосую певицу во всевозможные одежки, изображая из нее то русалку, то гейшу и гордо именует сие творение "проэкт "Метаморфозы"". Жены олигархов демонстрируют драгоценности, подаренные им супругами - тоже "проэкт". Иногда кажется, что берясь за дело, они сами толком не знают, что у них получится и как это обозвать. Что это у вас - песня? Фотография? Концерт? А это у нас проэкт. Что-то такое, заранее обреченное на успех. - Что за проект? - Да как раз для тебя работа, только ты и справишься. Помнишь, ты мне про ту программу говорил, что Серега написал? - Ну. - Хочу попробовать такую штуку у себя сделать. Потянешь? - Не понял, - опешил я, - А не проще у Сергея готовую взять? Ты с ним говорил вообще на эту тему? - Да говорил... - Генка сделал скучное лицо и отмахнулся. - Он чего-то там заменджевался: да я не знаю, да я подумаю, да на фига оно мне надо, да мне некогда... Э. Такой чувак мешок с бабками найдет и до дома дотащить его поленится. А потом ноют: мол, умных людей у нас не ценят. А предлагаешь такому и работу, и бабки хорошие, а он еще носом крутит: да не, мне свободный график подавай и вообще я напрягаться не люблю... Ну так как? Возьмешься? Что нужно для работы - говори, сделаем. Аппаратура, штат, средства - без проблем. Сколько чего надо - к концу недели мне список составь, добро? - Генка говорил мягко, но напористо, конкретно, по делу. - Погоди, Ген, - попытался я нерешительно сопротивляться, - Ты прямо так сразу... - А чего? Дело интересное, надо делать. - Да я не уверен, смогу ли вообще это сделать, понимаешь? - Ну... Ты же говорил, что он тебе объяснил? Ты же понял? - Основные принципы понял, алгоритм он мне растолковал, а все равно. Это ж для целой команды работа. - Так я тебе про что и говорю! - с энтузиазмом откликнулся Генка. Подбирай команду, определяй штат. Двадцати человек тебе хватит? Надо будет еще - решим, не проблема. Ты только руководить всей работой будешь. У тебя ж не голова - чистое золото. Тебя же в аспирантуру как тащили - что я, не помню? Чего отказался? - Женился, Светка родилась, - вздохнул я, - У аспирантов какие заработки? А в "ящике" платили нормально и квартиру почти сразу дали. - Ну вот видишь. А сейчас сколько мужиков толковых без дела маются, - сокрушенно вздохнул Генка, - Давай, поищи ребят грамотных. Для простого программера зарплату установим баксов семьсот - как думаешь, нормально будет? И - премии, за каждый выполненный этап, в размере оклада - пойдет? Ну и там по мелочи - жрачка, проезд, чай-кофе, выезды на уикенды куда-нибудь. Если кто иногородние будут - снимем хату, тоже не вопрос. Визы, регистрация, если кто из ближнего забугорья - это мои проблемы, я решу. Ну? По рукам? - широко отвел он свою пухлую ладошку. Мне чуть не пришлось в свою руку вцепиться. Она, предательница, сама так и дернулась навстречу Генкиной ладони. - Ген, погоди. - Я с усилием глянул в его быстрые глазки, - Знаешь, я все-таки должен сначала с Сергеем поговорить. Нечестно это как-то получается, понимаешь... - Да чего нечестного-то? - искренне удивился Генка, - Я ж не стырить программу прошу! Ну ладно, написал он ее, так что? Если Попов раньше радио изобрел, так Маркони что - не должен был его делать, что ли? Да у тебя эта программа еще круче выйдет! - Все равно, Ген. Не обижайся, но я сначала у него спрошу. Хорошо? - Ну ладно, ладно... Принципиально - то ты как? Согласен? - Ну, принципиально... Ладно, давай попробуем. Только если не получится, ты уж не взыщи. Не стреляйте в нашего пианиста, он играет, как умеет. - Да все получится! - Генка просиял. - Ну что - за успех? Коньяк тепло щекотнул небо и словно растаял на языке, незаметно растворяя без остатка и смутные мысли, и сомнения. Все будет нормально! Да что я - не справлюсь, в самом деле? А если еще ребят нормальных подтащу - вон, хоть бы Рафика Насретдинова, он в своем Душанбе который год загибается, а мозги у него - Билл Гейтс отдыхает. Или Валерка Павлюченко в Полтаве... Что мы - нормальной жизни не заслужили? - Ты, Сань, на выходные что планируешь? - легко проворковал Генка. - Да неделя вроде только началась, рано еще планировать. - Ничего не рано. Давай ко мне на дачу закатимся, а? У меня она в Николиной Горе, ты ж еще у меня там не был? - Не был. - А чего? - сделал Генка обиженный вид. - Да так все как-то... - Не скажешь ведь, что не был там по той же причине, что и не был на приеме у президента - не приглашали. - Во, и посмотришь! В пятницу я за тобой заеду, заберем дамочек своих и - вперед, на все выходные. Шашлычок заварганим, в баньке попаримся - она у самого озера стоит! А воздух какой там сейчас - м-м, закачаешься! x x x Выйдя из офиса, я блаженно подставил лицо нежаркому осеннему солнцу и улыбнулся. Еще один солнечный денек, здорово-то как. Нет, хорошая в этом году осень, просто замечательная. Хотя... Солнышко солнышком, а ветерок поднимается довольно прохладный, ощутимо попахивающий близкими заморозками. Так что воротник плаща мы все же поднимем, так оно лучше будет... Этот студеный ветерок подталкивал меня в спину и незаметно, нобыстро выдувал из головы коньячную легкость мыслей. И, конечно же, освободившееся в мыслях место незаметно начали занимать сомнения и терзания - словно злые и голодные бомжи, которые поселяются на дачах, из которых уехали веселые и беспечные хозяева. Черт. Вот черт. Как с Сергеем-то говорить, а? Как скажу, что скажу? Можно, я твою программу напишу, а? Или дай переписать, тебе же она все равно особо не нужна, как я понял? Как та тупенькая переводчица в "Осеннем марафоне", бллин! А что Сергей ответит? Скорее всего, бросит презрительно: "Валяй, жалко, что ли..." Можно будет утереться и начать "валять". Только надо будет оч-чень постараться о совести думать поменьше, иначе сам себя изгрызешь. Лучше думать о чем-нибудь полезном. Хотя бы о том, что девчонкам давно пора уже гардероб обновить. А если откажет? Вот скажет: нет, и все. Тогда что? Извиниться перед Генкой - дескать, не могу без согласия автора, совесть никак не позволяет? Это, конечно, очень бла-ародно, сказал дон Тамэо, а вот как насчет баб? Насчет семьи-то как, а, Саня?Устроишь ты им когда-нибудь нормальную жизнь, черт тебя подери?! Ну что за гадство такое. Если уж посылает тебе судьба подарок, так обязательно - с таким довеском, что и не знаешь, то ли радоваться, то ли плеваться. Когда я снимал телефонную трубку, чтобы позвонить Сергею, она показалась мне залитой свинцом. Сергей подошел к телефону только через полминуты - для меня эти секунды растянулись в ледниковый период. - Алло? - глухо откликнулся он. - Это я, Саня. Привет, Сергей. - А-а, здорово, Сань. Как оно? - Да так... Сергей, тут такое дело... - все мои заготовленные фразы вместе с тщательно настроенным бодряческим тоном безнадежно улетучивались, - В общем, я у Генки сегодня был, он меня к себе на работу зовет... - Угу. Врубаюсь... - хмыкнул Сергей, - Предложил программу написать? - Ну да, - терзаясь, выдавил я. - Сергей, а почему ты-то отказался? Он же все условия создает, так чего? - "Условия", - зло усмехнулся Сергей, - А он тебе не говорил, для чего ему эта программа нужна? - Да знаешь - нет, - растерялся я, - Говорит просто: "проэкт", - невольно воспроизвел я Генкину интонацию. - Угу, "проэкт". Проэктировщик. Порнуху он собрался делать, Геночка твой. Оба-на... Я аж икнул. Но машинально возмутился: - Он такой же мой, как и твой! Ты с ним, по-моему, даже больше моего общался. - Ну, общался. Я в старых фильмах разбираюсь, так он ко мне за консультациями обращался иногда. А тут вдруг позвонил, пригласил, да любезный такой - куда тебе. Небось, и секретаршу свою заинструктировал, чтобы передо мной поизгибалась... М-да. Вот тебе и многообещающая улыбка, вот тебе и кофеек с глубоким наклоном. А не развешивай губы, козел старый - ты что, всерьез себя Ричардом Гиром вообразил? - Сергей, это я ему про твою программу сболтнул, - потерянно пробормотал я, - хотел, как лучше... - Да ладно, я же не скрывал ничего. - По-дурацки все так вышло... - Все условия обещал, верно, - продолжал, усмехаясь, Сергей, - Полный карт-бланш. А потом как-то так осторожно удочку закинул: как, мол, я к эротике отношусь? Да никак, отвечаю. Из юношеского возраста уже вышел, до старческого маразма еще далековато... А что? А он знаешь, чего? - Чего? - выдохнул я. - А он так, словно вслух размышляет: интересный мог бы проэкт получиться, ретро-эротика... Марлен Дитрих... Вивьен Ли... Мэри Пикфорд... Любочка Орлова... Это ж золотое дно! - Ни-че-го себе... - Вот так вот... Потом до меня дошло: а он ведь на этом не остановится. Он и детскую порнуху гнать будет и прочее - а что? Даже если и возьмут за вымя, так отделается легким испугом: а у меня все нормально, никакого растления малолетних, это спецэффекты! А на пиарщиках он какую деньгу срубать сможет - прикидываешь? - Как это? - Уф-ф, Сань, ну ты чего - в самом деле не врубаешься? - М-м, не до конца еще... - Вот именно до него и врубись, - язвительно поддел Сергей, - С этой штукой на кого угодно любой компромат состряпать можно. Хоть на человека, похожего на президента. Например, в постели с кем угодно. Хоть с животным, похожим на кобылу. В общем, я ответил уклончиво. - Это как? - Да я его на ... послал, - безмятежно ответствовал гвардии сержант запаса Серега - старый солдат, не знающий слов любви. - Слушай, мы в субботу на аэродром собираемся, за тобой заехать? - Ох... Да и не знаю пока. До субботы далеко. Да и получка у меня еще не скоро... - Дава