уди буханку хлеба, отрезал по ломтику и передавал каждому по очереди. Тетя Агафья присела на скамье в конце стола, взяла на руки ребенка и приложила его к груди. Василинка внимательно смотрела и удивлялась, что все сидят молча и не приступают к еде. Но как только дядя Андрей зачерпнул суп, все принялись молча и усердно хлебать горячую пищу. Лишь слышно было, как то один, то другой старательно дул на ложку. ВОЛЯ-ВОЛЬНАЯ Мама была весь день в хлопотах и потому не очень внимательно смотрела за детьми. Тут она разрешала им надолго отлучаться из дома. Засядет за свою машинку и крутит ее целый день. А тетя Агафья достает из большого, обитого железом сундука кусочки материи и просит: "Вот из этого, сестричка, платьица пошей девчатам. А этот, - и она тянет синий в белую полоску кусок, - хорошо будет парням на рубахи". И где только за день не побывают Василинка с Митей! Здесь на каждом шагу столько интересного. Вот черная с белой грудкой птичка носит под стреху козявок своим птенчикам. А те знай разевают широко ротики. Деревня стоит высоко над озером. А как спустишься к нему по узкой, извилистой, будто змейка, тропинке - увидишь на другой стороне сине-зеленую стену леса. Вокруг тишина и покой. Озеро словно притихло и замерло. Но это только так кажется. А как приглядишься повнимательней, то увидишь, что оно живет и дышит. Сколько рыбы в нем водится! Мотя говорит, что дальше там даже на дне водяной сидит и вокруг него плавают русалки. В звездные ночи они выходят на берег. Но все это таинственное царство существует там, возле леса, а тут озеро как озеро. Дети бегают по отмели, подкасав штанишки и подняв платьица. Чуть ли не от каждой хаты к озеру вьется узенькая тропинка. Вот подошла женщина, стала на дощатую кладочку, нагнулась, взмахнула деревянным ведром так, что круги пошли по озеру, зачерпнула воды. Взмахнет другим ведром, и вновь далеко разбегутся круги, а потом подцепит на коромысла полнехонькие ведра, подымет на плечи и пойдет по тропинке вверх. Не успеет она исчезнуть из виду - глядь, по тропинке сбегает другая, с мокрым бельем на плече. Сбросит с плеча свою ношу и давай деревянным вальком так колотить, что слышно далеко окрест. "Трах, трах, трах!" - отдается на том берегу. Василинка любит ходить по травке у самого озера и смотреть, как снуют в воде маленькие рыбки. Сколько раз пыталась она, сложив ладони ковшиком, поймать хоть одну из них - ничего не получалось. Вот дядя Андрей - на все руки мастер. У него сеть такая длинная-предлинная - бреднем называется. Выберет дядя время и со старшим сыном Пилипкой, когда тот из города приедет погостить, возьмутся за оба конца бредня и пойдут далеко-далеко в озеро, пока вода под самые подмышки им не станет, распустят сеть и тянут ее к берегу. Василинка с другими малышами бегает, суетится: так хочется поглядеть, что в бредне запуталось. А какая радость увидеть в неводе серебристых плотичек! Словно она сама их поймала. Василинка бежит к рыбакам и подает им корзинку, сплетенную из лучины, донышко которой выстлано зеленой осокой. Плотички выскальзывают из рук, бьют хвостами, подпрыгивают. Но Василинка не пугается, она берет рыбок руками и бросает их в корзину. Одна, с мелкими чешуйками желтоватого цвета, затрепыхалась и до крови уколола ладонь. Было нестерпимо больно, но Василинка, сжав зубы, молчит, никому не жалуется. Боится, как бы над ней не смеялись. Однажды в воскресенье старшие мальчики ездили на лодке ловить рыбу. Повезло им тогда - поймали огромную щуку. Щука дышит, хватает воздух открытой пастью. "Василинка, - сказал один парень, - положи палец ей в рот". Василинка послушно сунула палец и ойкнула: щука больно укусила. Василинка плакала от боли, а парни хохотали, аж за животы брались. Очень любила Василинка, да и не только она, валяться на сене в сарае. Дети забирались высоко, под самую балку, и съезжали с такой высоты вниз. Понятное дело, что сено все больше и больше сдвигалось. После нескольких часов такой игры сарай было не узнать. Однажды тетя Агафья пошла с Василинкиной мамой поливать огурцы и наказала девочкам смотреть за маленькой Валей, и как только она заплачет, сунуть в рот рожок с молоком и качать в люльке. Но малышка никак не засыпала. То у нее мокро под боком, то мухи сядут. И тут уж качай иль не качай, подбрасывай хоть до самого потолка люльку - все равно кричит. Тогда решили взять малышку с собой в сарай. Все согласились, потому что ни у кого не было охоты сидеть с ней в душной хате. Вынули Валю из люльки, завернули в пеленку и побежали всей ватагой в сарай. По лестнице, прислоненной к утрамбованному сену, подняли ребенка наверх, под самую крышу, взъерошили немного сена, сделали ямку и положили туда Валю. Она так разоспалась, что долго не подавала голоса. И тут началось такое веселье, такая кутерьма! Один за другим, как муравьи, взбирались высоко, под самую потолочную балку. Кто лез по лестнице, а кто - держась за стену. Садились гуськом один за другим и с хохотом скатывались вниз. Неизвестно, то ли дядя Андрей услышал детский писк и смех, то ли ему понадобилось что в сарае, только в самый разгар игры, когда уже у всех были мокрые рубахи и платья, скрипнули двери и показалась фигура дяди. Смех сразу смолк, все растерялись в ожидании сурового приговора. Но он не торопился его выносить. Он взял в руки грабли и принялся сгребать разбросанное сено. А дети поспешили улизнуть из сарая, совсем забыв про Валю. Сердце Василинки захлебнулось от страха. А что, если дядя возьмет вилы и начнет бросать сено наверх? И засыплет Валю или, не дай бог, ранит ее? Дядя Андрей молча подгреб сено, забросил наверх и, наведя полный порядок, закрыл двери и повесил замок. Испуганные девочки стояли за углом и следили за отцом. Едва он отошел от сарая, они бросились к дверям и только сейчас заметили замок. - Что делать? Ни Егорки, ни Павла, ни Михася нигде не было. Вместе с ними удрал и Митька. - Жива ли Валя? - плакала Василинка. Мотя быстро сбегала и принесла лопату. Девочки выкопали ямку в подворотне, и Мотя поползла в сарай, а Саша с Василинкой стояли на стороже. Через несколько минут из-под дверей показался белый сверток. Из него торчали маленькие голые ножки. Валя все еще спала... Много радости приносила Василинке суббота, когда после полудня потянет дымком из бани над озером. Это дядя баню топит. Мытье в бане не сказать чтобы нравилось Василинке. Глаза ест дым, а когда женщины плеснут воды на каменку, горячий пар обдает все тело, некуда деваться. Всласть нахлеставшись березовыми вениками, женщины выскакивают из бани, бегут по кладке и бросаются в озеро. Василинка тоже бежит за взрослыми, но с кладки прыгать боится, осторожно входит в холодную воду, у самого бережка бултыхнется разок-другой и снова мчится в жаркую баню. Домой возвращаются поздно вечером. На столе шумит большой, с вдавленным боком, самовар. Дядя кладет каждому по маленькому кусочку сахара, и все пьют чай. Кто сколько сумеет выпить с одним куском... После бани крепкий сон наваливается на Василинку. И она и Митька так сладко спят, что мать утром не решается их будить. Она спустится с чердака и без них пойдет за грибами вместе с девчатами. Василинка жалеет, что проспала. А мама обещает сходить с ней за грибами еще и днем. Василинке так хочется самой найти грибок! А лес не сразу раскрывает перед ней свои тайны. Мама раз за разом нагибается и кладет в лукошко то сыроежку, то моховичок, а Василинке не везет, ничего она не видит. Вокруг одни красивые яркие мухоморы. Но мама сказала, что их нельзя брать, они ядовитые. Долго бродит Василинка, пока не нападет на целое семейство лисичек. - Вон на том островке, - говорит мама, - растут сыроежки-чашечки, а на том холме - лисички, а в сосновом бору, что за деревней, по ту сторону большака, - боровики. Василинке интересно, откуда мама все знает, и она тут же заручается ее согласием сходить и на островок через болото, и в большой сосновый бор за боровиками. А разве не интересно пойти по ягоды! Вот только собирать их Василинка совсем не умеет. И кружка все время пустая. Увидит спелую ягодку, захочет бросить в кружку, а она сама собой в рот попадает. Все дети идут домой с полными кружками, а Василинка с пустой, хоть выброси ее где-нибудь в кусты. Но как выйдут из леса, дети сядут кружком на полянке, и каждый по горсточке ягод отсыплет Василинке в кружку, пока та не наполнится доверху. Тетя Агафья знает такие места в лесу, куда никто не доберется. Однажды повела она Василинку с мамой в бруснику. Нашли такую полянку, что у Василинки дух захватило: вокруг красным-красно! Мама с тетей, не разгибаясь, спешат, собирают в лукошки крупные ягоды. Собирает и Василинка, но мало что остается у нее в руках, все просыпается на землю. Но она все равно собирает, пока не заболит спина. Тогда тетя Агафья подводит Василинку к кочке-кургану и показывает серо-голубые крупные ягоды. Василинка пробует одну, вторую, третью. Вкусно! Только ей очень хочется спать, сил нет на ногах держаться. Она садится на курган и вдруг сползает с него. К ней подбегает взволнованная мама. Сквозь сон издалека Василинка слышит голос тети Агафьи: - Не пугайся, сестричка, это она от голубики опьянела. Пускай поспит чуток. Положи ей под бок мою свитку. Больше Василинка ничего не слышит. Сколько она проспала, не знает. Наконец мама тормошит ее и говорит: - Проснись, дочушка, проснись, время домой подаваться. Митька там скучает без нас с тобой. Василинка едва подымается на ноги, передергивая плечами от холода, и видит, что все лукошки - и ее тоже - полным-полнехоньки красных ягод. И еще из двух платков - вместительные узелки с брусникой. Мама и тетя берут по лукошку и узелку в руки и направляются домой... ТОЛОКА Василинка замечает, что в доме готовятся к празднику. Тетя Агафья прикидывает, кого пригласить на толоку. - Хоть бы люди хорошие подобрались, - озабоченно говорит она, - и успели все вывезти за день. - Что такое толока? - спрашивает Василинка у мамы. - Погоди, сама увидишь, - отвечает та. Назавтра за большим столом сидели молодые девчата и парни, взрослые мужчины. Тетя Агафья и мама поставили на стол глиняные миски с кашей, клецками и горячей картошкой. Мотя принесла из клети большую тарелку малосольных огурцов. Как метлой, гости подмели все до крошки и вышли во двор. Взяв вилы, мужчины пошли в хлев и принялись копать навоз и бросать его на телегу. Как только воз наполнялся, мальчики-подростки брали коня под уздечку и вели в поле, а с поля возвращались, стоя на порожней телеге. И Василинке страсть как захотелось прокатиться, стоя на телеге с вожжами в одной руке и с кнутом в другой. - Никитка, возьми меня с собою, - умоляюще просит она соседского мальчика. - А если не удержишься? Ты же маленькая, - не соглашается тот. Василинка с тоской в глазах проводит его, но не теряет надежды. Просится у Василька и Николая. Наконец, Николай соглашается. - Беги туда, - он показывает рукой в сторону леса. Василинка знает куда. Однажды она пошла за орехами и взяла с собой дядин кнут, чтобы ловчей было сгибать ветки. Она видела, что так делали пастухи. В лесу она подошла к ореховому кусту, на котором так соблазнительно белели в зеленом уборе гроздья орехов, ловко подпрыгнула и, ухватившись за одну из ветвей, хотела ее согнуть. Но та пружинила, не поддавалась. Тогда Василинка набросила на нее кнут и пригнула. Не успела она сорвать несколько орехов, как ветка вырвалась из рук и потащила за собой дядин кнут. Так и вернулась домой без орехов и без кнута. Дядя Андрей к вечеру хватился кнута, спрашивал, куда он поделся, но никто не знал, все молчали. Молчала и Василинка, не подавая вида, что она одна знает правду. Об этом происшествии Василинка никому, даже маме, не рассказала. А сейчас Василинка не бежала, а летела к лесу в надежде прокатиться, да не просто так, а стоя на возу и держа в руках вожжи. - Лезь на телегу, - предложил Николай, - я тебя прокачу с ветерком! Василинка взобралась на воз, стала рядом с мальчиком. Ветер развевал короткие волосы Василинки, она крепко держалась за рубашку Николая и представляла себе, как удивится мама, увидев ее на телеге. А еще больше хотелось, чтобы ее увидели все дети. Пусть знают, что она не какая-нибудь там трусишка. Ощущение своей силы так подняло Василинку, что ей было ни капельки не страшно. Но тут Николай круто, на всем скаку, повернул коня в переулок к дядиной хате. От неожиданности Василинка подалась вперед и не устояла на ногах. Грохнулась на перепачканные доски и едва не свалилась с телеги. Все, кто был во дворе, вместо того чтобы посочувствовать, дружно хохотали. Настроение у Василинки вконец испортилось. Но ненадолго: вот уже и она смеется вместе со всеми. Вечером дядя Андрей играл на скрипке. Когда Василинка ехала в гости, она думала, что дядя Андрей большой и сильный, а увидев его, немножко разочаровалась. Он был невысокого роста, щуплый, с редкой рыжеватой щетиной и, не в пример своей жене, угрюмый и молчаливый. Кажется, ничто его не занимало, кроме хозяйственных дел, и руки его - корявые, с грубыми толстыми пальцами - могли держать только топор, косу да вилы. А тут - скрипка... Дядя Андрей осторожно снял ее со стены, приложил к подбородку, провел смычком раз, другой - и вдруг ударил такую веселую полечку, что все заулыбались, будто и не было никакой усталости. Мама и тетя Агафья приглашали всех к столу, а люди не торопились заходить в дом, они слушали, как играет дядя Андрей, и всем было хорошо и весело. Этот вечер всколыхнул в душе Василинки одно воспоминание - эту историю ей рассказала мама. Кажется, она стоит у окна и видит, как к хате подлетает пара красивых лошадей. Кучер соскакивает с козел и помогает пожилому располневшему пану выбраться из брички. А потом ведет, чуть ли не тащит в хату. Сначала пан играет на скрипке, а дядя Андрей - тот, да еще не дядя, а мальчик-подросток, притаившись в углу, с жадностью внимал волшебным звукам. А потом пан долго и много пьет водку. Дядя все стоит и ждет, надеется вновь услышать чудную музыку. Вскоре пан и вправду взял в руки скрипку, но заиграл совсем не так, а будто другой человек. Затем скрипка умолкла, и раздались всхлипывания пьяного пана. Слезы сменились взрывом страшного гнева, пан кричал, кого-то ругал, кому-то угрожал, поднял высоко над головой скрипку и грохнул ее об пол. Скрипка рассыпалась на мелкие кусочки. Пан забылся тяжелым сном, а дядя Андрей, ползая на коленях, собирал щепочки от разбитой скрипки. Никто не знает, как ему удалось склеить скрипку! Только с той поры каждую ночь из-под навеса, где обычно спал дядя Андрей, слышен был ее голос. А вскоре дядя Андрей стал известен на всю округу. К нему шли и ехали люди, просили играть на свадьбах и вечеринках. Славно играл дядя Андрей. Василинка слушала и не могла наслушаться. Не переставая играть, дядя Андрей взошел на крыльцо: - Заходите, люди добрые! Толока еще не окончилась. В ГОСТЯХ ХОРОШО, А ДОМА ЛУЧШЕ - Побудь еще, сестричка, - просит тетя Агафья. - Нет, спасибо, пора нам домой собираться, - отвечает мать. - Ты же читала письмо, как Змитрок мой без меня и детей тоскует. Спасибо вам за привет и ласку, но поеду. Василинка тоже загрустила, вспомнила отца и Тоню. - Поедем, мамуля, поедем, родная! - упрашивает она. - Ладно, в воскресенье выедем. Медленно тянется время! - Ну вот, переспим сегодняшнюю ночь и завтра утром в дорогу, - наконец сказала мама. С вечера не спалось. На рассвете Василинка проснулась, протянула руку, а мамы нет рядом. Василинка подхватилась и едва не заплакала. Оказалось, что мама пошла укладывать вещи. Вскоре настало время прощания. Василинка поцеловалась с двоюродными сестрами и братьями, подошла к дяде Андрею. Перед отъездом все сели "на счастье в дороге". Садится и Василинка и первая вскакивает со скамеечки. Мысли ее уже далеко отсюда. Воз заставлен корзинами и узлами. Тетя Агафья опять садится впереди и берет в руки вожжи. И вновь длинная-предлинная дорога. Лес, болото, железнодорожный вагон. Наконец, вот он, родной город! Вокзал как стоял, так и стоит на своем месте. Также, как и прежде, от него разбегаются железнодорожные пути. А вот и переезд. Мама оставляет у знакомой сторожихи в будке несколько корзинок и узлов. Корзину, сплетенную из лучины, в которой шевелятся куры и белый петух, мама берет в одну руку, а в другую еще одну корзину с большой бутылью черники, засыпанной сахаром. Василинка с Митькой тоже сгибаются под тяжестью котомок. Встретив их на вокзале, Тоня перебросила через плечо два узла и в руке несет небольшой третий. Отца нет, он в поездке. Василинка замечает, как подросла за это время и повзрослела Тоня. Мама всю дорогу расспрашивает о новостях. Наконец переступают порог, входят в дом. Как тут хорошо! Покрашенный пол блестит, как зеркало, на окнах тюлевые короткие занавески, постели аккуратно застланы, на маминой кровати высоко поднимаются взбитые Тоней подушки, а маленькая пуховая подушечка сверху словно дышит. - Как хорошо! Василинка бросается на улицу, к своим подружкам, но вскоре возвращается и зовет маму. Чудеса, да и только: возле их крыльца сидят женщины с детьми, рядом лежат узлы. Вокруг них растет толпа. Всем хочется знать, что за люди и откуда они появились. Василинка слышит незнакомое слово: "беженцы". - Мама, что такое беженцы? От кого они бегут? - От германца, дочушка, от врага, - отвечает встревоженная мама. - Из Белостока мы, из Белостока, - повторяет светловолосая женщина, прижимая к груди маленькую рыжую девочку. Вокруг нее еще двое мальчишек-подростков, рядом сидит старая бабушка. - Пристанища ищем. Муж там остался. Железнодорожник он. Маме Василинки все ясно, все понятно. У нее тоже трое детей и муж-железнодорожник. А что, если и ей не дай бог доведется подняться с детьми с насиженного места? И эта мысль все решает. Мама зовет светловолосую женщину в дом. - Как-нибудь устроимся, в тесноте, да не в обиде, - говорит мама. Василинка радуется. В их квартире теперь всегда шумно. Они своей семьей разместились в самой большой комнате, через которую ходят старики Климовичи. Сам Климович, высокий седой человек в очках, служит посыльным в конторе. Костюм у него всегда чистенький, не то что у Василинкиного отца. После службы Климович выходит на крыльцо, выходит с ним и его больная жена, Ивановна. Сидят и воркуют, как голубки. Климович разворачивает газету и вслух читает, надвинув на нос очки. Василинка послушала один раз, но ей было неинтересно и совсем непонятно. Другое дело постоять и подслушать разговоры, которые ведут меж собой женщины, собравшись на крыльце. В сумерки Климовичи возвращаются в свою комнату. Там они берут сверкающий никелированный самовар. Его торжественно несет сам Климович, а его жена - фарфоровый чайничек для заварки. Оба терпеливо сидят на кухне в ожидании, пока самовар закипит и запыхтит паром. А потом долго пьют чай с черным хлебом и сидят еще неизвестно сколько при свете лампы с зеленым красивым абажуром. А иногда, заскучав, что ли, приглашают к себе в гости Василинку, просят почитать им книжки. Василинка тогда устраивается на теплой лежанке и начинает читать. В небольшой комнатке возле кухни разместились беженцы. Там, точно в муравейнике, копошатся малыши и взрослые. Стасик с Зигмунтом - школьники. Один вслух читает, другой пишет. Беженка колышет рыженькую Виктю, а старая бабушка моет посуду. Мама теперь нередко отлучается. Отправит Тоню с Василинкой в школу, а сама пойдет на поиски какой-нибудь еды. С каждым днем, говорит мама, ее все трудней найти. Отец почти совсем не бывает дома, все время в поездках. А Василинке так его недостает. Ей хочется рассказать отцу, что происходит в школе. У соседей Богдановых умерла бабушка. Старый муж ее не отходил от гроба, и с глаз его не переставая катились слезы. На поминки позвали одну маму. А какой вкусный холодец из сухой тарани там был! Правда, он не застыл, уху ложками хлебали. У Василинки даже слюнки потекли, когда про такое услыхала. С продуктами стало еще труднее. У магазинов стояли большие очереди. На спине каждого, кто стоял в очереди, мелом писали номер, чтобы не нарушить порядок. Всю ночь простояла и мама Василинки, да дня еще прихватила, пока дождалась гнилой селедки. Прежде чем принести домой, обила об угол хаты, взяв за хвост, каждую селедку, чтобы высыпались из них черви. Об этом по секрету Василинке сообщила Тоня, которая все видела своими глазами. Но селедка все равно была вкусная. В доме соседки Жевнеровой, живущей в маленьком домике, который почему-то назывался "флигелем", - своя беда. Уже с полгода, как мужа ее забрали в солдаты. Она моет посуду в солдатской столовой, работает, а мальчишки совсем от рук отбились. Младший, Петька, начал курить и бросил школу. А старший, Иванька, сбежал из дому. Сколько слез выплакала Жевнерова, один бог знает. Все ждет, что парень вернется, а его нет, и неизвестно, что с ним случилось. - Не плачьте, Петровна, - утешает Жевнерову Василинкина мама. - Все образуется. Василинка смотрит на белые, будто в кипятке вываренные, опухшие руки Петровны, которыми она то и дело смахивает поседевшую прядку волос, наползающую на глаза. - А что, если он на позицию подался? - И такое случается, так солдаты не дадут его в обиду. Может, сыном полка примут? - вновь утешает тетю Петровну мама. - А может, попадет в оркестр? Порой по Зеленой маршировали солдаты в серых шинелях и серых, под барашка, папахах. За строем бежали дети. Вместе со всеми бежала и Василинка. Забавно было слушать, как солдаты по команде громко заводили: Соловей, соловей, пташечка, Канареечка жалобно поет... Бабы высыпали из домов и провожали строй печальными глазами. Только Шурка, дочь соседа, на улицу не выходила. Она глядела в окно и плакала. Ее жених без вести пропал на германском фронте. Все уже было к свадьбе готово. Помолвку справили и белой материи на свадебное платье купили, а его, жениха, раз - и в солдаты. Вот и льет слезы Шурка. Все на улице ее нынче невестой-вдовой кличут. А вскоре пришла беда и в дом Василинки. Вернулся из поездки отец. Как обычно, взошел он на крыльцо в замасленной одежде с деревянным сундучком за плечами. Взглянув на отца, Василинка сразу почувствовала: случилось недоброе. По бледному лицу катились крупные капли пота. Видно было, что отец заболел. Мама помогла ему переодеться и уложила на кровать. В доме сразу стало жутко, тоскливо, будто тяжелые тучи опустились низко и давят, давят, мешают дышать. Василинке было не до забав. Побросала в угол свои игрушки и затихла. - Что с тобою, Змитрочка? - спрашивала мама. - Сам не знаю. Выпил воды из тендера, и стало мне плохо. Позови Зоркина. Мама побежала к фельдшеру. Василинка его давно знала. Однажды она заболела, и мама позвала к ней лекаря. Зоркин сказал тогда, внимательно выслушав Василинку: - Инфлуэнца. Эта загадочная "инфлуэнца" надолго приковала Василинку к постели. Сколько ей тогда довелось выпить сладенькой прозрачной микстуры, пока не стала на ноги! Сколько раз мама натирала ее гусиным жиром со скипидаром и обвязывала колючим шерстяным платком! Вот и сейчас придет фельдшер, посмотрит на отца и скажет: - Инфлуэнца. Так думает Василинка, слушая, как стонет отец. Нет, она так не стонала. Хоть бы скорей вернулась мама. Отцу совсем плохо. Он уже криком кричит и просит Тоню: - Растирай мне ногу, растирай, мочи нет терпеть. Тоня отгибает одеяло, и Василинка видит под кожей на ноге у отца шишку. Тоня растирает ее ладонью, а отец заходится от боли и крика. Отец раньше никогда ни на что не жаловался, не то что мама, которая нет-нет да и приболеет. Наконец в дом входит в изящном костюме и в очках с золотой оправой Зоркин. Бросив взгляд на ногу отца, отпрянул назад и произнес: - Везите в больницу... На Песчаную. Мама бросается к нему: - Доктор, что с ним? - Немедленно везите в больницу, - повторяет Зоркин и быстро выходит из дома. Мать громко плачет. Лишь она одна знает, что на Песчаной, далеко за городом, построили бараки, в которых помещают больных холерой. Вскоре Василинка видит, как у их ворот останавливается черная крытая карета. Из нее выскакивают санитары с носилками, входят в дом, берут за края простыню, на которой лежит отец, и кладут его на носилки. Мать хочет попрощаться, нагибается поцеловать отца, но ее не пускают. Она бежит вслед за носилками, которые исчезают в распахнутых дверях черной кареты. Санитар погоняет лошадей. Василинка, Тоня, Митька и мама, растерянные, стоят у ворот и смотрят в ту сторону, куда уехала карета с отцом. Во дворе возле будки, словно предчувствуя беду, рвется на цепи и воет рыжий Бобик. А в доме хозяйничают санитары. Не жалея, поливают какой-то вонючей жидкостью все без разбора. Опрыскали фикус, запачкали стол, пол. Постель, на которой лежал отец, санитары велят маме вынести во двор и сжечь. Утром, едва начало светать, мама трясет за плечо Василинку и говорит: - Проснись, дочушка, проснись. Пойдем отца проведаем. Василинка вскакивает, от холода передергивает плечами, быстро одевается, и они с мамой шагают по улицам Царской Ветки. Идут через весь город. Будто маленькую, мама крепко держит Василинку за руку и все поторапливает. Когда восходит солнце, они уже далеко за городом. До бараков рукой подать. Но заходить туда запрещено. Найти бы хоть кого-нибудь да расспросить. Навстречу идет старик в ватной солдатской стеганке. Мать опускает в карман своего пальто руку, и на ладони у нее блестит серебряный рубль. Сторож не отказывается, берет рубль и велит подождать, а сам скрывается в бараке. Мама прижимает к себе Василинку: - Вот как нам повезло, дочушка! Скоро все узнаем об отце. Только ничего они не узнали. Сторож сказал, что в списке умерших отец не значится. - Приходите завтра, может, что-нибудь узнаю. Больше двух недель мать ни свет ни заря подымает с постели Василинку, и они долго и молча идут к баракам, чтобы проведать отца. Каждая думает свою горькую думу. Василинка знает, что покойников ночью выносят в мертвецкую, кладут в гроб и засыпают известью. Стоя за порогом, поп машет кадилом и молится за спасение души. А потом опрометью мчится в санпропускник. Сторожа грузят гробы на подводу и везут подальше от бараков, в поле, и там закапывают покойников. А что, если они с мамой опоздают? Придут и не увидят больше отца? Выдержать такое Василинка не в силах. Разве может статься так, что умные добрые папины глаза засыплют едкой известью?! Сторож и на этот раз не отказывается от рубля, откуда ему знать, что у матери их так мало. Как договорились со сторожем, бегут к тому окошку, у которого лежит отец. На этот раз ситцевая белая занавеска чуток раздвинута (это санитары по просьбе сторожа сделали), и через маленькую щелочку Василинка видит, что отец лежит, прислонившись головой к билу, не спит. Ей хочется крикнуть, позвать папу, но мама зажимает ей ладонью рот: - Молчи, дочушка, молчи. Видишь, отец наш поправляется! ДОМОВЛАДЕЛЬЦЫ Мамина сестра тетя Анна живет в соседнем доме с сыном Рыгоркой и мужем Карпом. Она совершенно не похожа на Василинкину маму: такая сухонькая-сухонькая, носит несколько длинных юбок, и все помятые, выцветшие и потертые. Мама Василинки большая любительница вязания. Любые кружева свяжет. День и ночь будет сидеть, а своего добьется. Она никогда без дела не бывает. То прошвы для наволочек мастерит, то кружева девочкам вяжет, а однажды и сумочки Тоне с Василинкой связала для выхода в люди. Василинке очень нравится желтая, точно солнышко, сумочка на зеленой ситцевой подкладке. Она эту сумочку в праздничные дни носит. Василинка любит мамино вязание, особенно салфетки на маленьком комодике и на том столе, что посреди комнаты. Мама вяжет небольшие кружочки, потом соединяет их, а посредине паучки из этих же ниток вставляет. Готовую салфетку обвяжет каймой, а потом кисти прикрепит - не салфетка, загляденье. Постирает, отгладит салфетку, на стол положит, а потом долго стоит и сама любуется. А когда отец вернется из поездки, поведет его в комнату и спросит: - Ну, как тебе, Змитрочка, нравится? Отцу всегда по душе мамина работа. Приглядевшись, он улыбнется, подкрутит длинные усы и скажет: - Молодчина ты, моя Алексеевна! - Подойдет и поцелует мать в губы. А тетя Анна никогда ничего не вяжет. Живут они в тесной комнатке за кухней. Она такая крохотная, что негде повернуться. Дядя Карп - муж тети Анны - считает, что большего им и не нужно. Только деньги напрасно переводить. Сам он очень бережливый, водки не пьет и не курит. Много лет деньги в банк кладет, чтобы купить свой, собственный дом. И день, и ночь видится ему тот дом. Тетя Анна с ним согласна. Она ему во всем поддакивает. - Мне такая комната нужна, чтобы, на кровати сидя, достать еду со стола, а поев - отдохнуть на кровати, не подымаясь. У них и правда подле железной узкой кровати стоит столик. Дядя Карп, сидя на кровати, завтракает и обедает. Рыгорка сидит с другой стороны на стуле из деревянных планочек, а тетя Анна - та просто так, стоя, хлебает из миски какую-нибудь еду. А чаще всего она зачерпывает в ведре кружку сырой воды, отрезает ломоть хлеба, отламывает от него небольшие кусочки, макает в соль, насыпанную в уголке стола, и запивает водой. В праздничные дни дядя Карп идет на "толкучку". Там он долго ходит и присматривается, что подешевле можно купить. Иногда приносит гнилые груши и еще ребра, с которых мясники на колбасы все мясо посрезали. Дух от тех костей неприятный идет, особенно когда готовится еда. Один дядя Карп не слышит его. А всем остальным хоть из кухни убегай. Тетя Анна сама ничего никогда не покупает. Дядя Карп лучше ее это делает. Приобретать что-либо в лавке он считает ненужным занятием - только деньги зря выбрасывать. Он приносит с "толкучки" поношенные ботинки с длинными носами на красной подкладке и отдает тете. Та оденет их и скажет: - Спасибо тебе, Карпочка! Очень хорошо, очень, только номера на два больше, чем мне нужно. - Ничего, из больших не выскочишь, а маленькие разве только на нос насунешь. Так и ходит тетя Анна в огромных башмаках до тех пор, пока те не развалятся. Прежде, когда Василинка была маленькой, они квартировали в одном доме. Василинка помнит, как мама говорила отцу: - Не могу я, Змитрочка, на их житье смотреть, сердце не выдерживает. Давай новую квартиру искать. И они перешли в соседний дом, номер пять. С той поры к ним чаще всего тетя Анна сама заходит. Зайдет, подымет одну юбку, другую, вытащит из потайного кармана кисет с махоркой, скрутит цигарку и затянется. Курит тетя Анна давно и тайком от дяди Карпа. Тот не то чтобы против курения, только бранится, что тетя деньги зря переводит. Василинкиной маме обидно за сестру. Но та и виду не подает, что ей плохо. Наоборот, стремится склонить маму Василинки на свою сторону. - Неправильно ты живешь, Аниська, неправильно. Копейку не бережешь. Дети растут, пора и о собственном домике подумать. А ты все проедаешь, все проедаешь. Пожалеешь, да будет поздно. Дашь кишкам волю - проешь счастье и долю. Помолчав, добавляет: - И за что только тебя твой Змитро любит? Маме не нравится такой разговор, но перечить старшей сестре не хочет. Одно только и ответит: - Живи, сестрица, как знаешь. А я так жить, как вы с Карпом, не хочу. Тетя посидит, посидит, съест что-нибудь, чем мама угостит, а потом подымется и побежит домой. Дядя Карп с ночной отдыхает. Он на дровяном складе посменно работает. Паровозы дровами или углем загружает да еще подзарабатывает на выгрузке вагонов. Вот и торопится тетя, чтобы не проворонить состав, который подадут на ветку. Она раз за разом влезает на крышу по лестнице, приставленной к дому. Оттуда хорошо видно, прибыли ли вагоны. А как только заметит, что подают состав, скоренько спустится вниз и разбудит дядю Карпа. Тот вскочит, минутку посидит на кровати, прогоняя сон, вскинет на плечи широкий железный шуфель и побежит на склад. А тетя Анна, немного погодя, также взвалит на свои хилые плечи тяжелый шуфель и потрусит вдогонку за дядей Карпом. Без ее подмоги ни один вагон угля или дров не выгружается. Бывает, она и ночью подкарауливает поезда, по нескольку раз бегает на склад, пока дождется вагонов. У Василинки с Рыгоркой, который на один год только старше ее, большой дружбы не получается. Иногда она забегает к нему, но ненадолго. Рыгорка сидит на дощатом стуле возле шкафчика. В комнате, кроме кровати, шкафчика, деревянного стула и замусоленного шкафа, ничего нет. Окно грязное, без занавески, в комнате всегда пахнет гнилью. У Рыгорки в шкафу полно игрушек. Там спрятано все, что покупал ему отец или подарил кто из родственников, от погремушки до паровоза с вагончиками. Только Рыгорка не любит, когда Василинка берет его вещи, боится, как бы чего не поломала. И еще у Рыгорки есть одна игрушка, которой нет ни у Василинки, ни у Тони, ни тем более у Митьки. Это маленькая, вылепленная из глины совиная голова со щелочкой на маковке. Копилкой называется эта игрушка. Рыгорка бросит в отверстие грош или копейку, а те лязгнут и провалятся, будто в капкан попадут. Василинка переворачивает совиную голову, трясет, трясет, а монета обратно не выскакивает. Однажды она, разозлившись, так тряханула, что совиная голова выскользнула у нее из рук, ударилась об пол и разбилась. Рыгорка покраснел от злости и принялся ползать по полу, собирая копейки. Чувствуя себя виноватой, ему помогала Василинка. После того происшествия Василинка боялась показываться на глаза дяде Карпу, хотя Рыгорка склеил совиную голову и вновь набросал туда копеек. Мама давно не заходит к тете Анне, не хочет видеть дядю Карпа: он уже совсем обезумел, копя деньги. Наконец купил он дом - тот самый, где он снимал комнатенку. Совсем похудела тетя Анна. Рыгорка ходит замусоленный и голодный. - Почему ты не смотришь за сыном? - спрашивает у тети Анны Василинкина мама. - Ничего, - говорит та, - придет месяц-лизун и вылижет его. Василинка думает, что никакой месяц-лизун не вылижет Рыгорку, как не вылизал дядю Карпа. На его корявом, словно побитом градом лице угольная пыль так глубоко въелась, что не отмывается даже горячей водой в бане. Василинка понимает, что маме не нравится дядя Карп, хотя отец замечает порой: - Не серчай на него, мать. Жизнь - трудная штука. Каждый живет как умеет. По всему видно, что отец жалеет дядю Карпа. - Подумай, как ему довелось купить этот домишко. Кровью и потом, по копейке, во всем себе отказывая, наскреб эти деньги. После этих слов смягчается сердце Василинки, слабеет обида на дядю. И она бежит к Рыгорке. Живут они все в той же маленькой комнатенке. Две другие комнаты как занимали жильцы прежде, так и занимают. Освобождать комнаты они не желают. МЫ, ДЕТИ ПРОЛЕТАРИЕВ... К отцу все чаще стал заходить слесарь Самсонов из паровозного депо. Всякий раз, сойдясь вдвоем, они долго о чем-то говорят. То о деньгах, которые позарез нужны, чтобы приобрести литературу, то о каких-то собраниях. Кто кого поддержал, а кто не по одной дороге идет. - Вот металлисты, кожевники да с фабрики "Двина" с нами пойдут, - говорит дядя Самсонов. "С кем это с нами? - пытается понять Василинка. - И куда собираются идти паровозники?" Посидеть бы и послушать, что они говорят, да где там. Дядя Самсонов просит Василинку пойти побегать по улице. Отчего же и не пойти? На улице всегда занятие найдется. Улица в том конце, где они живут, почти всегда сухая, песчаная, даже редкой травой поросла, потому что мало кто по ней ездит. И вообще, Василинка свою Зеленую улицу ни на какую другую не променяет. На Гороховой лишь только дождь пройдет либо весной или осенью ног из грязи не вытянешь. А на Рижской или Киевской вокруг черным-черно, неуютно. По обеим сторонам этих улиц глубокие канавы, полные зеленой вонючей воды, в которой без устали квакают лягушки. Там не только улицы, даже огороды засыпаны угольным шлаком. Когда ни пойдешь по этим улицам, всегда встретишь железнодорожников с мешками на плечах. Все несут, все тянут шлак и сыпят возле своих домов и огородов, чтобы меньше было грязи. Говорят, что прежде на месте селения железнодорожников была сплошная трясина. А потом это болотистое место отвели железнодорожникам. И получила городская окраина с той поры название - Царская Ветка. А если с Зеленой в другую сторону податься, на Широкую, там веселее чуток. Кое-где трава на свет пробивается и вода в канавах не всюду стоячая. А Монастырскую Василинка не почитает. Та камнями вымощена, по ней беспрестанно тарахтят брички с окованными колесами. На мощеных тротуарах всегда грязно, грязь в дождливую погоду заливает мостовую. На этой улице Василинка появляется, если мама пошлет в лавку Штемберга или самой захочется сбегать за железнодорожный переезд, на Михайловское кладбище. На Гороховой Василинка бывает довольно часто. Там стоит большой двухэтажный дом, первый этаж его зеленый, а второй - голубой. Самый большой дом во всей Царской Ветке. Василинке он нравится потому, что в нем на нижнем этаже живет ее крестная мать Мария. У нее тоже трое детей - две девочки, Нюша и Маня, и мальчик Вася. Маня ровесница Василинки. Во дворе этого дома множество закоулков, и тут очень удобно играть в прятки. Можно спрятаться так, что никто не найдет. Муж крестной на паровозе ездит. В последнее время и он к ним заходит, приносит тоненькие книжечки или листочки тонкой бумаги, на которых что-то напечатано. Пускай читают на здоровье, это Василинку не трогает. Она тоже держала в руках брошюры, которые Стасик и Зигмунд от матери во дворе в собачьей будке прячут. Потому что та, как поймает сыновей за чтением этих тонких книжечек, скажет одно: "Снова Пинкертоны!" - и, размахнувшись, влепит мальчишкам затрещины. Василинка аж задрожит вся. А мальчишки молчат, не прекословят и не плачут. Чаще доставалось почему-то старшему, Стасю. Это он тех Пинкертонов приносил. От Василинки Стась не прятался, доверял ей, и Василинка никому не рассказывала о тайне Стася... Однажды под вечер прибежал в дом дядя Самсонов. - Революция! Революция! Слышишь, Алексеевна? Он взял мамину руку, сжал ее в своей широкой черной ладони. - От товарищей имею поручение, Алексеевна, обойди всех жителей улицы и скажи, чтобы завтра утром шли на Вокзальную. Будет большая демонстрация. Не успела мама расспросить толком насчет той демонстрации и революции, как Самсонов выбежал из дома. Василинка не растерялась и тут же, прильнув к матери, сидевшей на табуретке, стала ластиться и просить, чтобы взяла ее с собой на Вокзальную. А утром по улице шли к вокзалу мужчины и женщины, некоторые вместе с детьми. Старших вели за руку, а самых маленьких несли. Мужчины шли небольшими кучками, с красными флагами, на которых белыми буквами что-то было написано, но что - Василинка не успела разобрать. Погода стояла сухая, только дул сильный ветер. С обеих сторон Вокзальной двигались колонны демонстрантов с красными лентами на груди. - Железнодорожники идут, - говорят в толпе. Над колоннами трепетали красные флаги, гремела музыка. Духовой оркестр играл не переставая, а барабанщик так лупил по барабану, что Василинка диву давалась, как он не