Галина Георгиевна Васюкова. Золотые росы -------------------- Галина Георгиевна Васюкова Золотые росы ---------------------------------------------------------------------- Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года ---------------------------------------------------------------------- -------------------- Повесть ----------------------------------------------------------------------- Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года ----------------------------------------------------------------------- Для детей младшего школьного возраста. СОДЕРЖАНИЕ Часть первая. Друзья и недруги Часть вторая. Грачи колхозные  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ ПЕРЕЕЗД В тот день я проснулась рано. Мой братишка Ленька услышал, что я встала, и тоже вскочил, испуганно протирая круглые заспанные глаза. Он, видно, как и я, боялся прозевать самое интересное. Шутка ли, ведь мы переезжали. И не куда-нибудь, а в деревню. Наш папа еще с весны уехал туда на работу. Его послали председателем в отстающий, недавно организованный колхоз. Все лето ему было не до нас, и мы жили в городе с мамой и бабушкой. Приезжая по делам, он на минутку забегал домой, и мы с Ленькой засыпали его вопросами. Что такое колхоз? Почему он отстающий? И что папа там делает? Леньке казалось, что колхоз - это какая-то машина, вроде паровоза. - Все колхозы идут быстро, а папин отстает. Наверно, в нем что-нибудь испортилось и папу послали исправить, - говорил он. Я, конечно, не верила. Если бы только исправить, то папа уже приехал бы обратно, а он там живет целое лето, и мы тоже туда поедем. Все. И бабушка, и мама, и мы с Ленькой, и Рыска. И даже наш зеркальный шкаф и бабушкина швейная машина. Когда я все Ленькины рассуждения передала маме, она рассмеялась и сказала: - Колхоз - это не как паровоз, а скорее как город, только поменьше. Там есть поле, лес, луг, речка... и дома. - А почему он отстающий? Как он может отставать, если стоит на месте и никуда не идет? - допытывались мы. Мама подумала и сказала: - Он называется отстающим потому, что у людей, которые там живут, мало хлеба, мало коров и молока. А нужно сделать так, чтобы всего было вдоволь. Вот нашего папу и послали помочь этим людям. - Видишь, - сказала я Леньке. - Наш папа не только машину может исправить, он все может. Ленька был согласен со мной. Он тоже гордился нашим отцом. Только он никак не хотел согласиться, что в деревне все такое же, как и в городе: и небо, и земля, и солнце. - Знаешь, Оля, - говорил он мне, - я думаю, что небо в деревне... фиолетовое. Домики маленькие, белые с разноцветными крышами, а трава и деревья синие... Я не соглашалась. - Зажмурь глаза. Крепко-крепко, сама увидишь, - посоветовал он. Я зажмурила глаза, но, кроме красных прыгающих кругов, ничего не увидела. - Ну что? - Ничего. - Совсем ничего не видела? - Круги красные. - Это коровы, - заявил Ленька. - В деревне коровы красные. Я рассердилась: - Не выдумывай! Коровы красные не бывают, и трава синяя не бывает, и фиолетовое небо! - Не бывает?! А помнишь, мы видели с тобой розовое небо и красное солнце? Оно висело совсем низко, над лесом. Я вздохнула, не зная, что ответить. И вот сегодня мы увидим деревню собственными глазами. Накануне приехал папа и сказал, что будем переезжать. Еще с вечера все было уложено в чемоданы, посуда - в большой ящик, а швейная машина стояла полосатая, как зебра. Это бабушка обшила ее половиком. Только шкаф громоздился на прежнем месте и, казалось, никуда не собирался. В его зеркале я увидела девчонку в коротеньком синем платье, в сандалиях и с черной челкой на лбу. Из-под челки выглядывали серые глаза. Это была я. Одеваясь на ходу и пыхтя от усердия, из спальни вышел Ленька. - Вкусно пахнет, - заметил он, потянув носом. Из кухни доносилось шипение примуса. Заглянув туда, мы увидели бабушку. Она жарила наши любимые картофельные оладьи. В другой раз мы бы захлопали в ладоши от радости, но сегодня оладьи показались чем-то таким обычным, будто мы ели их каждый день. Хотелось скорее выбежать во двор, взглянуть, не пришли ли за нами подводы. Однако бабушка усадила нас на ящик с посудой и заставила поесть. - Ешьте, ешьте, - сказала она, - обедать, может, сегодня не придется. И верно, обедать нам не довелось. В полдень из колхоза пришли три подводы. Это были не обыкновенные телеги, какие мы видели в городе, а высокие, решетчатые. В таких, как мы после узнали, возят снопы и сено. Взглянув на подводы, запряженные тощими лошаденками, бабушка сердито фыркнула: - Председатель называется! Лошадей для себя не мог выбрать? А нам с Ленькой и лошади, и телеги очень понравились. Только бы скорее ехать. Но нас посадили в последнюю очередь. Сначала уложили шкаф. Он долго упирался и никак не хотел грузиться - ни боком, ни стоя. Когда его наконец уложили, оказалось, что он занял чуть ли не всю телегу. На вторую подводу погрузили стол, кровати, стулья и ящик с посудой. А на последнюю уселись мы с мамой. Под нами лежали чемоданы и узлы с подушками и одеялами. Сидеть было удобно. Наша телега выехала вперед, и мы видели, как на самой последней, рядом со шкафом, восседала бабушка, придерживая руками фикус. Фикус вежливо кланялся во все стороны, прощаясь с городом. И вдруг Ленька закричал: - Рыска! Рыска! Бабушка, Рыску забыли! Я тоже было открыла рот, но не успела зареветь, как где-то совсем рядом послышалось "мяу". - Здесь ваша Рыска, - сказала мама. Оказалось, что Рыска едет на одной телеге с нами, - в бабушкиной большой корзине из-под белья. Мы сразу успокоились и стали смотреть по сторонам. Вдаль, к темному лесу убегали сжатые поля. Белые и ершистые, они были похожи на недавно постриженную Ленькину голову. По жнивью паслись коровы. Были среди них черные, рябые и коричневые, но красных не было. И небо над нами было обыкновенное, голубовато-серого цвета. Мы так и не дождались, чтобы оно стало фиолетовым. Потом из-за леса навстречу нам выползла огромная туча, и небо сразу стало темным. Лошади зашагали быстрее. Мы сидели притихшие и смотрели, как первые капли дождя скатываются с пыльных листьев фикуса. Прижавшись к маме, мы укрылись плащом. Ехать стало неинтересно. Дорога быстро размокла, и лошади устало тащились по хлюпкой грязи. Телеги скрипели, как будто вот-вот развалятся. Под их монотонный скрип я уснула. Проснулась оттого, что мы остановились. Вокруг была непроглядная темнота, и только позади мелькал крошечный огонек. "Может, волки?" - подумала я, но огонек вспыхнул сильнее, и я догадалась, что это кто-то курит. Из темноты донесся сердитый бабушкин голос: - Вот тут где-то она упала и как сквозь землю провалилась. - Кто провалился? - спросила я оторопело. - Крышку от кастрюли потеряли, - сказала мама, и я по голосу почувствовала, что она улыбается. Отец чиркал спичками, стараясь посветить на дорогу. Желтый крошечный огонек на секунду выхватил из темноты бабушку, закутанную в клетчатый платок. Согнувшись, она шарила палкой вокруг телеги. - Да бросьте вы, Михайловна, - сказал отец. - Стоит ли из-за какой-то крышки мокнуть? Поехали. - Много ты понимаешь! - рассердилась бабушка. - Ты и кастрюлю потеряешь - не пожалеешь. Все нипочем... - Я же не виноват. Грязь кругом, - примирительно сказал отец. Усаживаясь на телегу, бабушка ворчала: - Жил бы себе, как люди... А то сам не сидит на месте и семью за собой таскает. Один убыток от такой жизни, а пользы... - Подождите, Михайловна, будет польза, - весело сказал отец, помогая ей устроиться поудобнее. - Да уж будет! Весь свет на свой лад все равно не переделаешь... - Переделаем со временем, - не сдавался отец. Подойдя к нам, он спросил: - Ну, как бы тут, команда? - Мы за тебя, - улыбаясь, сказала мама, - хотя, конечно, крышки жаль. Кастрюля новая... - Па-апка, - сонно протянул Ленька, - я тебе помогу переделать. Я все люблю переделывать. - Ну, тогда вперед, - рассмеялся отец. - Трогай, - скомандовал он и, обернувшись к нам, ласково сказал: - Скоро приедем, потерпите немножко. Уютно прижавшись к маминому теплому плечу и снова засыпая, я подумала, что наш папа когда-нибудь непременно все переделает на земле. Он такой смелый и сильный - ему даже грязь и дождь нипочем. УТРОМ Проснувшись, я увидела прямо над собой незнакомый дощатый потолок, на котором весело прыгали солнечные зайчики. Зайчики были знакомые. Они прыгали у нас еще в старой квартире, в городе. Наверно, мы их привезли с собой. Я плохо помнила, как мы вчера приехали. Сонная, усталая, я упала на подушку, едва бабушка стащила с меня пальто и сандалии. Оказывается, мы все спали на полу. Мама спала возле Леньки, подложив под голову свою тонкую руку, и была похожа не на маму, а скорее на большую девочку. Папино место уже пустовало, и бабушки тоже не было видно. Я растолкала Леньку, и мы выбежали на крыльцо. Дома с позолоченными солнцем окошками, голубое небо и зеленая трава. Обыкновенная трава, как и на нашем городском дворе - еще зеленая возле домов и заборов и вытоптанная посреди улицы. Из труб вьются сизые дымки, и солнце полощет косички в лужах от вчерашнего дождя. Все самое обыкновенное и все-таки необыкновенное. Солнца больше, неба больше и воздуха больше. Мы с Ленькой соскочили с крыльца и помчались по лужам. Золотистые брызги разлетались во все стороны. - Стой! - вдруг крикнула я. - Смотри! Перед нами прямо на земле лежит крыша. Обыкновенная крыша, как на всех остальных домах. Только эта лежит прямо на земле, и никакого дома под ней нет. - Гм, почему это она здесь валяется? - спрашиваю я. Ленька молчит. Даже Ленька не может ничего сказать! - Может, ее вчера ветром снесло, когда был дождь? - говорю я, и мы с Ленькой оглядываемся по сторонам, ожидая увидеть дом без крыши. Но все дома с крышами и даже с трубами. - Это, наверно, еще только строят дом, - говорит Ленька. - Почему же его начали строить с крыши? - допытываюсь я. Ленька задумывается. Он не успевает ничего сочинить, потому что я говорю: - Дома так не строят. Сначала делают стены, а потом уже крышу. Я видела в городе... - Ага, - говорит Ленька, - так то - в городе, а это - в деревне... Присмотревшись как следует, мы заметили, что у крыши есть еще дверь и что она замкнута на огромный висячий замок. Это открытие нам не удалось обсудить как следует. На крыльцо вышла бабушка и позвала нас домой. Обернувшись, я вдруг увидела, что дом, в котором мы остановились, не похож на другие дома. Он большой, с зеленой железной крышей и высокими окнами. Не успели мы взбежать на крыльцо, как бабушка подала мне стеклянный в цветочках кувшин и сказала: - Иди, Оля, с отцом на ферму за молоком. Только дорогу запоминай, назад одна пойдешь. Отец на минутку домой забежал. Ему будет некогда. - И я хочу, - заныл Ленька. - У нас с тобой другая работа, - сказала бабушка. - Тыкву будем чистить. А в ней семечки есть, белые, крупные. Хочешь? Ленька наклонился к круглой желтой тыкве и потянул ее за жесткий, закрученный, как у поросенка, хвостик. Мне стало завидно. "Конечно, Леньке всегда все самое лучшее. Ему тыкву чистить, а мне - тащись на какую-то ферму. Что я, молока не видела, что ли?" - с обидой подумала я. ТЕТЯ МАША Ферма оказалась просто длинным-предлинным сараем, в котором живут коровы. Коров дома не было. Они встают очень рано и уходят в поле. Зато на ферме была тетя Маша в белой косынке и в белом переднике. Она повела меня в маленький домик с марлевыми занавесками на окнах. В этом домике никто не жил. В нем было очень много больших блестящих бидонов - с молоком и пустых. И тетя Маша, и домик мне очень понравились. Взяв у меня из рук кувшин, тетя Маша налила в него молока выше цветочков. Взглянув на меня, она почему-то вздохнула. Потом взяла белую кружку с длинной, торчащей вверх, как палка, ручкой, зачерпнула в нее молока и подала мне: - На, пей. Я опустила губы в теплое душистое молоко и даже зажмурилась от удовольствия. - Вкусно? - улыбаясь, спросила тетя Маша. - В городе, наверно, такого нет? Я кивнула головой, не отрываясь от кружки. Пока я пила, тетя Маша смотрела на меня добрыми, жалостливыми глазами. - Худая какая да бледная, - сказала она. - Плохо вам в городе жилось, наверно? Я ведь говорила отцу твоему: "Вези, Егорыч, ребят сюда поскорее, отпоим их хоть молоком маленько". А он все твердит, что, мол, еще и молока в колхозе не заработал. А в городе они, говорит, паек получают и молока могут купить. Я, говорит, не объедать колхоз приехал, а поставить его на ноги... Мне стало смешно, что нашего молодого и безусого папку тетя Маша назвала Егорычем, как старика. И вроде она его ругает, а сама любит. Точно как наша бабушка. - Ну, так как же вы там жили, в своем городе-то? - допытывалась тетя Маша. - И впрямь, что ли, паек какой получали? Ведь отец-то ваш из колхоза крупинки еще не взял... Я не знала, что сказать. Мне вспомнились бабушкины пестрые мешочки для пайка, которые чаще всего бывали пустыми. Вспомнилось, как однажды бабушка поднялась чуть свет и, собрав их, отправилась в очередь. Нас с Ленькой оставила дома смотреть за примусом, на котором стояла большая зеленая кастрюля. Вытряхивая корзинку, она вдруг обнаружила между очистками небольшую картофелину. Бабушка поскребла ее ногтем и, ополоснув, бросила в кастрюлю. - Пускай варится, - сказала она. - А ты, Ольга, смотри. Тут в кастрюле вода с молоком. Я вот пойду крупу получу, и тогда суп будет. Щелкнул замок, мы с Ленькой остались одни. Несколько минут мы сидели молча, и у обоих вертелась в голове одна и та же мысль: "Сварилась уже картофелина или нет?" Ленька, вдруг вооружившись ложкой, направился к кастрюле. - Стой! - закричала я. - Не лезь! Ты слышал, бабушка велела мне смотреть. Ленька только фыркнул и, приподняв крышку, понюхал варево. - Ах так! - сказала я и тоже схватила ложку. Наши ложки заработали вовсю. Мы обшаривали дно и бока кастрюли, но маленькая картофелина была неуловимой. Драгоценная, засиненная молоком вода расплескивалась, и примус угрожающе шипел. Мы едва успели отскочить, когда он, разъяренный, прошипел в последний раз. Кастрюля валялась на боку, а по полу расползалась мутная лужа. Картофелина откатилась в сторону и лежала на сухом месте. Ленька завладел ею первый. Откусив половину, он протянул мне мою долю. - На. Сырая еще, - сказал он. - Не хочу, - ответила я, шмыгнув носом. - Достанется нам теперь... Ленька задумчиво повертел вторую половинку, положил в рот и, как кролик, схрумкал ее передними зубами. Одной рукой я вытирала лужу на полу, а другой - глаза и нос. За этим занятием и застала меня бабушка. Взглянув на ее корзинку с пустыми мешочками, я заулыбалась: - Не получила паек? Ну и хорошо. Все равно у нас тут разлилось... Вот... - развела я руками. НЕОЖИДАННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ Солнце поднялось высоко. Оно пригрело так, что белое пятно за огородами, про которое я подумала, что это река, начало расползаться во все стороны. Это был туман. От выпитого молока и солнца, которое проворно сушило лужи и мои сандалии, мне стало так радостно, что я даже запела свою любимую песенку про Красную Шапочку: Красной Шапочкой Катюшу Мама называла. Раз она ее с гостинцем К бабушке послала... Красной Шапочкой, разумеется, была я, а гостинец - у меня в кувшине. И только не было злого серого волка. Да и откуда ему взяться, когда здесь деревня, а не лес? А позади ферма, на которой хозяйничает тетя Маша. Я оглянулась, чтобы посмотреть на ферму, и... замерла. Шагах в десяти от меня стоял волк. Серый и огромный! Левое ухо у него было разорвано. Он смотрел на меня красноватыми глазами. Я хотела бежать, но ноги мои точно приросли к земле. Мы стояли оба, не шевелясь, и смотрели друг на друга. Наконец я немножко пришла в себя. "Почему он не бросается на меня? Может, он ручной?" - подумала я и осторожно начала пятиться назад. Волк не двинулся с места. Он стоял, вытянув острую морду, и принюхивался. Я осмелела, потихонечку пошла. Волк стоял. Я пошла быстрее. Волк тоже заковылял за мной. Не раздумывая больше, я пустилась бежать. Оглядываясь на ходу, видела, что волк трусит следом. Придерживая рукой кувшин, чтобы не расплескать молоко, я побежала быстрее. Я уже не смотрела назад, чувствуя, что волк и не думает отставать. "Только бы не упасть, - думала я. - Он сразу тогда набросится". А вокруг, как назло, ни души, и до деревни еще порядочно. Вдруг я увидела, что из-за поворота на телеге выехал человек. - Дядя! - закричала я. - Дядя!.. Но вместо дяди на телеге, держа в руках вожжи, стояла белобрысая девчонка. Она глянула на меня, потом на зверя, остановившегося в нескольких шагах, и, ничего не говоря, взялась за кнут. - Пошел вон! - крикнула она. Волк стоял и, вытянув морду, посматривал то на меня, то на нее. - Ах, ты так! - обозлилась моя спасительница и, поставив босую ногу на край телеги, подалась вперед. - Кому говорю, пошел вон! К моему удивлению, волк повернулся и потрусил обратно. - Спасибо вам, - сказала я вежливо. Не обернувшись, девчонка взмахнула вожжами: - Н-но! Пош-шел! И не успела я опомниться, как она покатила прочь. Я смотрела, как ветер пузырит ее цветастое платье, и мне почему-то хотелось зареветь. Телега была уже почти возле фермы, и все же мне было видно, как храбрая девчонка размахивала кнутом и ветер трепал ее светлые волосы. - Дура лохматая! - бросила я ей вслед и тут же с испугом схватилась за голову. Банта не было. Мой новый голубой бант, который я утром завязала первый раз, потерялся. Волосы торчали во все стороны, и я, верно, похожа была на взъерошенную ворону. Я вздохнула и поплелась домой. Навстречу мне выбежал сияющий Ленька. - Знаешь, я сделал открытие, - объявил он. - Хочешь, скажу? - Не надо мне твоих открытий, можешь не говорить, - ответила я сердито. Но Ленькино открытие так и распирало его, и он, не дожидаясь, пока я попрошу, выпалил: - Мы живем в школе! - Как - в школе? - В обыкновенной школе, в которой учатся. Там есть классы и парты! Я смотрела на Леньку, думая, что он опять сочиняет. - Не веришь? Ну так смотри - вон уже первый ученик пришел. Скоро уроки начнутся. Только тут я увидела возле крыльца незнакомого мальчишку в длинных холщовых штанах и с сумкой через плечо. Он молча таращился на меня. Вспомнив, что мой отец председатель колхоза, я задрала нос кверху и прошагала мимо. ДОМ БЕЗ ТРУБЫ И СЕРДИТЫЙ ДЕД После "первого ученика", пришли остальные. Они стояли и глазели на нас. Обычно Ленька очень быстро заводил знакомства, но на этот раз не успел. Из школы вышла учительница и позвала их в классы - в этой школе не было даже звонка. Мы остались одни, и нам стало скучно. - Пойдем? - предложил Ленька. - Куда? - Куда глаза глядят, - сказал он. Мы пошли. Шли-шли и вдруг видим: из одного дома валит дым. - Бежим, - крикнул Ленька, - это, наверно, пожар!.. Мы подбежали и увидели, что никакого пожара нет. Только дым валит из открытой двери, пролезает через крошечное оконце. И дом - не дом, а избушка, маленькая, с огромной соломенной крышей. Мы с Ленькой уцепились друг за дружку и стояли как заколдованные. Мне даже показалось, что это вовсе не избушка, а какой-то страшный зверь и наверху у него не крыша из пожелтевшей соломы, а грозно торчащая во все стороны щетина. Чудовище уставилось на нас своим единственным глазом и, открыв четырехугольную пасть, выбрасывает клубы едкого дыма. И вдруг из этой пасти вынырнула старушка с деревянным корытцем в руках - маленькая, сухонькая, в длинной синей юбке с передником. Сгорбившись, она засеменила за дом. Не успели мы опомниться, как она вернулась обратно. В корытце лежала свекла. Ополоснув ее водой из деревянного ведра, бабка снова нырнула в дымящееся отверстие. - Смотри, - прошептал вдруг Ленька, - трубы нет... Я взглянула на крышу и тоже не увидела там трубы. - Может, с другой стороны? - сказала я. Мы стали осторожно обходить избушку. Вокруг ни изгороди, ни колышка. Только грядки со свеклой и зеленовато-белыми кочанами капусты. И вдруг Ленька чуть не наступил на какой-то крошечный желтый комочек. - Ой, цыпленок! - закричал он. Между грядок копошились цыплята. Желтые и серенькие. Они разгребали землю, как настоящие куры, и тоненько попискивали. Ленька нагнулся и хотел погладить одного. - Осторожно, - сказала я, - а то курица тебя сейчас ка-а-ак клюнет!.. - Не бойтесь. Курицы нет. Я тут за курицу. Мы испуганно обернулись. Возле дома, на завалинке, сидел старый дед с лицом, заросшим седыми волосами. Он и в самом деле был похож на наседку с растрепанными перьями. Я даже хихикнула, но дед смотрел на нас строго, и мне тут же расхотелось смеяться. - Мы гуляли... - начала я смущенно, - и... - И вдруг видим - пожар! - подхватил Ленька. - Мы подошли сюда, а это вовсе не пожар. Просто дом без трубы. Дед улыбнулся в прокуренные усы, и мы с Ленькой тоже заулыбались. - А где же ваша труба, дедушка? Упала? - спросила я. - Ее у меня никогда не было, - сказал дед. - Не было? А как же зимой без трубы? - удивились мы. - А вот так, как видите... Топим по-курному. - Мы скажем папе, и вам сделают трубу, - сказал Ленька. Дед усмехнулся. - Не верите? Наш папка председатель, он здесь самый главный... - быстро заговорил Ленька, поглядывая на меня. - Да, - сказала я. - Нашего папку прислали сюда все переделать. Он сделает, что все будут жить богато. А труба ему пустяки - в два счета сделает... - заявила я, видя, что этого деда ничем не проймешь. Вместо того чтобы обрадоваться и поблагодарить, дед еще раз усмехнулся, покачал головой и сказал: - Дай бог, дай бог... Только тут уже бывали такие, переделывали. А толку... - Он вздохнул и, махнув костлявой рукой, полез в карман. - Вы нашего папку не знаете! - взволнованно сказал Ленька. - Он не такой, как другие, он... он... Ленька готов был зареветь от досады, а дед, не обращая на него внимания, набивал свою трубку. Мы и не заметили, как к нам подошла бабка. - Вот, Марта, гости к нам пришли, - кивнул на нас дед. - А ты уж их и обидеть успел, - взглянув на наши насупленные лица, сказала бабка Марта. - Ну, пойдемте в хату, я вас горохом угощу. Мы с Ленькой покосились на дверь, из которой только что валил дым. Дыма было уже меньше. Он плыл, совсем светлый и реденький, как старый бабушкин шарф, который я у нее выпрашивала для куклы. Мы нырнули вслед за бабкой Мартой в избушку. Внутри дым был только вверху. Мы сели на низенькую скамеечку и смотрели, как бабка проворно снует по избушке. Она делала все не разгибаясь. Быстро передвинула в печи кипящие горшки, принесла нам в миске свежий вылущенный горох. - Вкусно? - улыбнулась она, глядя на нас, и веселые морщинки разбежались у нее по лицу. Присев рядом с нами, она сказала: - А на моего Савельича вы не обижайтесь. Он добрый, только так ворчит, с обиды... - Поглядывая на дверь, бабка шепотом рассказывала: - Табак у него рос на грядках, а огород у нас, сами видели, не огорожен... - Ни кола ни двора... - догадался Ленька, вспомнив сказку про бедного мужичка. Бабка кивнула. - Правда твоя, дитятко. Ну, а эта ведьма, кулачка Лещиха, пустила свою корову, она весь табак и потоптала. - А пусть бы дед Савельич взял палку и побил бы ведьму Лещиху, - сказал Ленька. Я только глаза вытаращила от удивления, как он все сразу понимает. Мне, например, совсем не ясно, как это табак растет на грядках, когда он должен продаваться в магазине. Я постеснялась спросить, да и рот был занят горохом, а бабка продолжала: - Он ей так и посулил, а она за это возьми да отними у нас курицу! - Как это? - не поняли мы с Ленькой. - А так, отняла - и все, - сказала бабка, и веселые ее морщинки сбежались в горькие складочки вокруг рта. - Курица-то ее была. Одолжали мы наседку, цыплят выводить, - пояснила она. - Осиротила их, маленьких. А на дворе осень, им теперь трудно без матери... Мне даже горох не полез в горло, так жалко стало цыплят. - И что это наш папка смотрит?! - возмущался Ленька, когда мы шли домой. - Беспорядки кругом, а ему вроде и дела нет. Я ему все доложу сегодня! Все! - заявил он решительно. ЗНАКОМСТВО Уроки в школе уже кончились, все ребята ушли домой, только "первый ученик" со своей холщовой сумкой остался возле крыльца. Оказалось, его зовут Павликом и они с Ленькой уже друзья. Они сидели на скамеечке и о чем-то разговаривали. Вдруг я заметила знакомое цветастое платье, мелькнувшее за забором. Когда девочка подошла, я увидела у нее в руке мой бант, который потеряла нынче утром. - Это твой? - спросила она. - Я сразу догадалась... На, возьми! Я взяла бант и стояла, не решаясь сказать ей, что мне очень хочется с нею дружить. Ведь это была не какая-нибудь городская девочка с соседнего двора, к которой я могла подойти и просто сказать: "Давай с тобой дружить". А эта вон какая - ездит на лошади и даже может расправиться с волком. С виду она была совсем обыкновенная, почти такого же роста, как и я, только босоногая, загорелая и растрепанная. И вдруг, когда она уже повернулась, чтобы идти, я решилась. - Как тебя зовут? - спросила я. Она обернулась. - Зинка. - Зина, хочешь, я... я тебе этот бант подарю? Она смотрела на меня насупившись. - Он тебе знаешь как пойдет! У тебя волосы белые, а бант голубой... А мне он не подходит, и... у меня еще есть. На, возьми. - Вот еще придумала! Сама носи... - сказала она и фыркнула. Потом смерила меня взглядом с головы до ног, снова чмыхнула и, ничего не говоря, помчалась прочь. Я покосилась на скамейку, где сидели Ленька с Павликом. Они сочувственно глядели на меня. Тогда я, размахивая ленточкой, запрыгала на одной ножке к крыльцу. Но мне вовсе не было весело. Мысли мои были заняты тем, как покорить эту странную Зинку. И вдруг я придумала. - Бабушка, где моя кукла?! - крикнула я, влетев в комнату. Бабушка сердито отмахнулась. - Отстань, не знаю я. Разве тут найдешь что? Нужную вещь не могу найти, не то что куклу... - Кукла тоже нужная вещь, - сказала я и начала перетряхивать ящик с вещами. Игрушки и кукла, как назло, оказались на самом дне. У куклы был не особенно нарядный вид. Я кое-как пригладила ей волосы, поправила измятое платье. Спустя несколько минут на крыльце уже была настоящая квартира из нескольких комнат, отгороженных кубиками. В спальне сидела моя кукла с ярким бантом в растрепанной косе. Я сразу заметила, что она произвела сильное впечатление на Павлика. Он стоял возле крыльца и во все глаза глядел на куклу. - Что, красивая? - спросила я. Павлик молча кивнул. "Конечно, - подумала я, - он и в глаза такой не видал. Зинка тоже ахнет. Не будет тогда нос задирать..." Но Зинка не появлялась, и мне стало скучно. - Павлик, хочешь со мной играть? - предложила я. Он растерянно взглянул на Леньку. - Ленька тоже будет, - заверила я. - Вы будете дети, а я - мама. - Ладно, - сказал Ленька. - Он будет послушный сын, а я - балованный. - Дети, идите обедать! - сказала я строго. Но ни один из "сыновей" - ни послушный, ни балованный - не поспешил на мой зов. Ленька, забравшись на перила крыльца, свесился вниз головой и начал кривляться, а Павлик стоял, как столб, не зная, что делать. - Ну, что же ты? Иди домой, говорю! - набросилась я на него. - А чего ты кричишь? - заступился за приятеля Ленька. - Он же послушный. Ты на меня кричи, видишь, я балуюсь? Я разозлилась: - Уходи отсюда! Никто с тобой играть не будет, с таким... - Тогда и Павлик уйдет! - Нет, не уйдет! - Нет, уйдет. - А я говорю, не уйдет! Павлик стоял растерянный, не зная, кого слушать, а мы с Ленькой тормошили его с обеих сторон и шумели на всю улицу. Вдруг откуда-то как вихрь вылетела Зинка. - Вы чего тут деретесь? - закричала она. - Мы не деремся, мы играем, - сказал, улыбаясь, Павлик. - Давай и ты с нами играть, - обрадовалась я. - Вот еще, - сказала Зинка, - что я, маленькая? Некогда мне... Она шмыгнула веснушчатым носом и убежала, даже не взглянув на мои игрушки. Я хотела было крикнуть ей вслед что-нибудь обидное, но, как назло, ничего не могла придумать. Третий раз за сегодняшний день эта девчонка доводила меня до слез. Я стояла отвернувшись, чтобы Ленька с Павликом не видели, как ползут у меня по щекам две слезины. И вдруг позади я услышала чей-то шамкающий голос, как будто у говорившего был завязан рот. - Не обраш-шай на нее внимания... Я обернулась. Передо мной стоял мальчик с черной челкой, зачесанной набок, и в синей косоворотке, подпоясанной ремешком. В руке у него был огромный кусок хлеба с маслом. Рот был тоже забит хлебом. Проглотив его, мальчик сразу же заулыбался. Кивнув головой в ту сторону, куда убежала Зинка, он сказал: - Эта голь несчастная сроду таких игрушек не видела. Я посмотрела на мальчика, на его хлеб с маслом и тоже заулыбалась сквозь слезы. - Как тебя зовут? - спросила я. - Петя. А тебя? - Оля, - ответила я. - Будем с тобой играть? Он кивнул. - Вот сейчас, только хлеб доем. Он сел на крыльцо и не спеша принялся доедать свой хлеб. А мы стояли и смотрели: Ленька с Павликом немного поодаль, а я рядом. Мне даже видны были крупинки соли, блестевшие на масле. И мне почему-то вдруг совершенно расхотелось играть в куклы. Я тоже уселась на крылечке и, подперев кулаком щеку, задумалась. Вдруг мне в голову пришла одна мысль. - Петя, ты в школу ходишь? - спросила я. - Ага, в первый класс, - промямлил он. - А Зинка? - Она - нет. Ничего не говоря, я побежала в дом. - Бабушка! Мама! - закричала я. - Я пойду в школу! - Тебе рано еще, - сказала мама. - Что это ты вдруг придумала? - Ну, мамочка, дорогая, - умоляла я, - пусти меня в школу. Ведь я и так все знаю: и буквы, и цифры, а там я все-все выучу... Мама объясняла мне, что в школу принимают только с восьми лет, но я никак не соглашалась. - Мала ты еще! - прикрикнула на меня бабушка. - Семи не исполнилось, а она - в школу! - И вовсе я не маленькая, меньше меня бывают ученики... Я выскочила во двор, схватила за рукав Павлика и потащила в дом. - Вот, пожалуйста. Он в школу ходит, а почему я не могу? Я встала с ним рядом. И сразу стало видно, что он меньше меня ростом на целую ладонь. - Видели? - торжествующе сказала я. Мама и бабушка рассмеялись. Смущенно подняв глаза, Павлик взглянул на бабушку, потом на маму и вдруг тоже заулыбался. Я ИДУ В ШКОЛУ Утром, едва я открыла глаза, меня сразу охватило ощущение чего-то необычного. И тут же вспомнилось: ведь я сегодня иду в школу! Вчера я все-таки уговорила маму, и она пошла к учительнице, Вере Петровне, которая жила у нас за стенкой. Вернувшись, она сказала: - Ну что ж, собирайся. Вера Петровна разрешила тебе прийти в первый класс. Посмотрим, что из этого выйдет... И вот я стою на крыльце в сером платье с белым воротничком и в начищенных ради такого случая ботинках. В волосах у меня не какой-нибудь бант, который лезет в глаза и мешает смотреть, а узенькая ленточка: как у мамы на фотографии, когда она тоже ходила в школу. В школе пока пусто. Нет даже "первого ученика" - Павлика, который вчера пришел раньше всех. Солнце только начало свой утренний обход. Я выхожу во двор. С крыльца, как мячик, скатывается Ленька. Он так спешит, что даже не замечает меня. Правая рука у него за пазухой, и я вижу, как он там что-то придерживает, завернутое в бумагу. - Ты куда? - спрашиваю я. - Так, куда надо... - уклончиво говорит он, не глядя на меня. Мне становится обидно, что у него появились какие-то свои собственные дела. Но стоило вспомнить, что я иду в школу, и ко мне возвращается радостное и торжественное настроение. - Знаешь, Ленька, я тебе буду все рассказывать, о чем будут говорить в школе, и ты тоже все будешь знать. - Ладно, - соглашается Ленька, но я вижу, что его мысли заняты чем-то другим. Он пятится от меня, стараясь поскорее улизнуть. - А ну, покажи, что у тебя за пазухой! - говорю я. Ленька видит, что ему не отвертеться, и, оглянувшись по сторонам, разворачивает газету. В ней лежат высушенные зеленые листья. - Это табак, - таинственно шепчет он. - Я вчера нарвал и высушил в печурке. Савельичу отнесу... - А где нарвал? - На дереве, - говорит Ленька, кивая на кленок возле школы. Отбежав немного, он вдруг оборачивается. - Послушай, Оля, а та крыша, что мы вчера видели, вовсе не крыша, а холодильник. Для молока... - Да ну! А кто тебе сказал? - удивляюсь я. - Зинка! Я с ней вчера ходил туда... - Ах, Зинка! Ну и пусть. Зато твоя Зинка не ходит в школу, а я хожу! - кричу я. И все же мне очень обидно, что Ленька сумел уже подружиться с Зинкой, а я нет. "Это он, наверно, вчера, когда я собиралась в школу, - подумала я. - Ну ничего, я им еще докажу!" - Оля! - зовет меня бабушка. - Сходи-ка принеси тыкву с огорода. "Вот хорошо! - подумала я. - Значит, сегодня снова у нас будет сладкая каша с молоком". В огороде за школой, кроме этих тыкв, почти ничего нет. Развалясь, лежат они по всему огороду. Их толстые стебли зелеными змеями вьются по земле, переплетаются между собой. Только в дальнем углу торчат на смешных ножках седые от утренней росы кочаны капусты да жмется к изгороди длинная грядка краснолистой свеклы. Я выбрала самую толстую тыкву и отнесла бабушке на кухню. - Бабушка, - спросила я, - как это может быть: стоит прямо на земле крыша и вдруг это вовсе не крыша, а холодильник для молока? Его что, прямо туда наливают, что ли? - Ox! - спохватилась бабушка и, не отвечая, сунула мне в руки кувшин. - Про молоко-то я совсем забыла. Иди, Оленька, на ферму. - Но мне же в школу, - говорю. - Рано еще в школу. - А я потом опоздаю. - Не опоздаешь! Еще восьми нет, а школа с девяти. Я сморщилась, зная, что она все равно настоит на своем. И вдруг вспомнила: - Бабушка, я не пойду. Там волк бродит. - Еще что выдумай! - рассердилась бабушка. - Какой это волк может быть в деревне? - Большой такой, серый, с красными глазами... Он вчера знаешь как за мной бежал! Чуть удрала... - Иди, иди. Нечего сочинять, - сказала бабушка. Я взялась за кувшин. - Ну и пусть он меня съест! Тогда пожалеешь, - говорю я, надеясь, что бабушка все же одумается. Но она и бровью не повела. Я постояла еще минутку, вздохнула и пошла. Все время оглядываясь по сторонам, я дошла до фермы. Волк не пояелялся. Он вынырнул откуда-то, когда я уже возвращалась обратно. У меня от страха задрожали ноги, и я остановилась. Волк тоже стоял, нюхал воздух и не двигался с места. Вид у него был довольно мирный. "Может, он молока хочет? - подумала я. - Интересно, едят ли волки молоко?" Я огляделась вокруг, соображая, во что бы ему налить. Заметив на краю дороги глиняный черепок, я, не спуская глаз с волка, подняла его и плеснула туда немного молока. Едва я отошла, волк набросился на черепок и чуть не проглотил его вместе с молоком. Вылизав черепок, он снова пошел за мной, приветливо помахивая хвостом. Я нашла в канаве старую банку. - Ты хороший волк, раз кушаешь молоко, а не людей, - сказала я. - На, ешь! Волк лакал молоко, а я стояла почти рядом. Потом мы снова пошли. - Глупый ты волк, - говорила я ему. - Что же ты сразу не сказал, что хочешь молока? Напугал только меня... Пока мы шли, я наливала ему молоко во все черепки, которые попадались по дороге. Около деревни он от меня отстал. И тут я заметила, что молока в кувшине только на донышке. "Достанется мне от бабушки", - уныло подумала я и сразу же вспомнила про холодильник. Не теряя времени, помчалась прямо туда. На холодильнике висел замок. Я обошла вокруг, но ничего не могла придумать. Можно было пробить гвоздем дырочку, но ведь в школу опоздаешь. Так и поплелась домой. Взглянув на мой почти пустой кувшин, бабушка всплеснула руками: - Господи, и что это за девчонка такая! Одно наказание! Молоко где? - Хорошо, что сама цела осталась, - обиженно ответила я. Ребята уже сидели в классах, и мне, к счастью, некогда было расписывать подробности своей встречи с волком. Я взяла приготовленные с вечера две тетрадки с выгоревшими обложками и старый букварь. В другой руке у меня был пенал без крышки, и я шла по коридору прямо и важно, боясь рассыпать свои драгоценности: два пера - рондо и еще неизвестно какое, с обломанным концом, и обгрызенный химический карандаш и "сердце" от желтого. Взглянув на меня, Вера Петровна улыбнулась и велела мне сесть с Петей, который сидел один. ЧЕТЫРЕ КЛАССА В ОДИН ДЕНЬ В школе было четыре класса, и все они занимались в двух комнатах. На каждом ряду сидел отдельный класс. Вера Петровна учила первый и третий. Для первоклассников она написала на доске примеры и велела их решать, а сама перешла на другой ряд. В третьем классе был урок чтения. Цифры я знала и поэтому быстро переписала все, что было на доске. Потом стала слушать, что читали на другом ряду. Павлик сидел немного сбоку, впереди меня, и мне было видно, как он морщит лоб, загибает пальцы и хмурится. Петя склонил набок голову и, высунув кончик языка, тоже усердно срисовывал цифры. - Павлик! - позвала я шепотом. Он обернулся. Я скорчила ему рожу, показывая, что он ничего не соображает и поэтому так долго копается. Петя взглянул на меня и засмеялся. Павлик покраснел и отвернулся. К концу урока Вера Петровна задала третьему классу учить стихотворение, а сама начала проверять у нас примеры. - Ну, ребята, кто решил? - спросила она. Все подняли руки. И я тоже. - Первый столбик прочитает... - Она обвела взглядом весь наш ряд. "Я прочитаю, я..." - мысленно твердила я, глядя на нее умоляющими глазами. - Оля Лещук, - сказала Вера Петровна. Я вскочила, бросив на Павлика победоносный взгляд, и затараторила: - Два - крестик - один - две черточки, четыре - крестик - три - две черточки... Дружный смех не дал мне дочитать столбик. Ничего не донимая, я замолчала. Взглянула на Веру Петровну и увидела, что она тоже улыбается. - Оля у нас сегодня первый день, и ничего нет смешного, если она еще не умеет решать. Садись, Оля, я тебе потом объясню, - сказала она. Я села. - Это тебе не в куклы играть, - хихикнул Петька. Я закусила губу, стараясь не заплакать. Особенно стыдно мне было перед Павликом. Он читал первый столбик примеров, и все у него было правильно. Оказывается, цифры надо было сложить или отнять, чтобы сколько-то получилось. А я просто списала, и у меня не получилось нисколько. З