живем, и ни одна, слава богу, не утонула! Вошла Выдра в воду осторожно-осторожно: сперва по грудку, потом по шейку... поплыла, поплыла... да вдруг как кинется на судака! Еле-еле он от нее ушел, только из хвоста она ему середку вырвала: был хвост лопатой, а стал уголками. "Ой-ой-ой, - думает Судак, - ни за что не буду с незнакомыми разговаривать, особенно со зверями! Ты им - слово, а они - за хвост! Ишь звери!" Сказать сказал, а язык-то все чешется! Поплавал немного - в другом месте к берегу подплыл. Опять нос высунул. Смотрит - на большом камне Незнакомка сидит, вся в перьях, беленькая, хорошенькая, а сама плачет жалостно-прежалостно: "Чаю! Чаю!" Жалко ее стало Судаку. - Эй ты, - говорит, - беленькая, хорошенькая! Ты не зверь? - Да что ты, - говорит Незнакомка, - я, чай, птица! Чай, знаешь, Чайка я! - А чего же ты плачешь? - Отчего плачу? Есть хочу, оттого и плачу! - Есть хочешь? - удивился Судак. - Так зачем плакать? Возьми да поешь! - Хорошо тебе советы давать! - говорит Чайка. - Я, чай, это и сама знаю! А что взять-то? Взять-то нечего, кроме песка да гальки! Судак ну хохотать! - Ох, уморила ты меня, - говорит наконец. - Еды сколько хочешь, а она говорит - есть нечего! - Где? - Да у нас в воде! И ракушки вкусные, и червяки, и раки ничего себе, а вкуснее всего... - Тут запнулся было Судачишка, да язык у него сам собой выговорил: - ...вкуснее всего - кой-какие рыбешки! И только у него эти слова вырвались - Чайка как взлетит, как ухватит его за спину, за самую середину! Ну, Судак - он тоже не промах - кой-как извернулся, ушел. Только плавник спинной ему Чайка изорвала - он у Судаков и по сие время неровный. Уплыл Судак в море, на глубокое место. Еле-еле отдышался. Сам себя ругает ругательски! "Так мне, Судаку-дураку, и нужно, - думает. - Ведь знал же, что не годится с незнакомыми разговаривать! Ну уж теперь хоть режьте меня - ни за что не буду! Зарок даю! Ни со зверями, ни с птицами! И к берегу не подплыву! Пусть у меня плавники отсохнут!" И долго крепился, терпел. Целый день почти. Только уж к вечеру душа не вынесла - опять к берегу подобрался. "Хоть одним глазком погляжу, - думает, - а говорить - ни-ни!" Смотрит: что за чудо такое? Сидит на берегу Незнакомец, а кто он - и не понять! Вроде бы птица: нос птичий и посвистывает, да перьев нет! Вроде бы и зверь - да нет: на двух ногах и шерсти мало! Сидит, вечернюю зорьку встречает. Глядел, глядел на него Судак, а заговорить боится: плавник-то еще саднит. А Незнакомец заметил Судака и говорит: - Добрый вечер! Судак молчит. - Что же ты не отвечаешь? - говорит Незнакомец. - Невежливо, брат. Молчит Судак. - А-а, ты, наверно, говорить не умеешь, - догадался Незнакомец. - Верно, верно, рыбы ведь говорить не умеют! Забыл я, извини! Обидно стало Судачишке. До того обидно - мочи нет! - Это мы-то не умеем? - выпалил. - Да мы, если хочешь знать, ого-го-го как умеем! Еще и тебя научим! - Да ну? - удивился Незнакомец. - Так что ж ты раньше-то молчал? - А потому молчал, что я зарок дал - ни со зверями, ни с птицами не разговаривать, а то больно кусаться любят! Ты-то сам что за птица? - Что ты, - говорит Незнакомец, - какая я тебе птица! - Тогда, выходит, зверь? - И не зверь я... Я, как бы тебе понятней объяснить... Человек я. - Челове-ек? - повторил Судак. - Первый раз слышу! Ну, если Человек - тогда ничего. - Вот и я думаю - ничего, - говорит Незнакомец. - А тебя-то как звать? - Судак. - Ну, вот и познакомились, - говорит Человек. - Можем и побеседовать с тобой, пока я снасть налажу. А сам на палку нитку привязывает. - И для чего же такая снасть? - спрашивает Судак. - Это я, - отвечает Человек, - врать тебе не стану - рыбки надумал наловить. А Судак - от большого ума - как захохочет! - Ры-ы-ыбки? - говорит. - Да как же это ты палкой рыбку ловить будешь? - Там видно будет, - говорит Человек, а сам на нитку тоже что-то привязал - загогулинку какую-то. - Хотя верно, - говорит Судак, - у нас в море-океане такая дура-рыба есть, что и на палку клюнет! Не поверишь, какая дура! Камни - и то хватает! Но, - говорит, - если хорошую рыбу хочешь подманить, ты ей... И пошел, и пошел выкладывать: что какая рыба ест, да что особо любит, где ходит, да когда спит, да когда кормится. Все выложил. Болтал, болтал - даже самому есть захотелось. И вдруг видит: перед самым его носом червячок в воде вьется-извивается, аппетитный, толстый, словно говорит: "Съешь меня!" Судак его и хамкнул. Да только проглотить не успел - оказался на крючке. - Ну, - говорит Человек, - что же мы с тобой делать будем? Уху варить? А Судак от страха и "мама" сказать не может. Замер. Жалко стало его Человеку. - Так и быть, - говорит, - отпущу тебя для первого знакомства. Но, гляди, в другой раз не попадайся! Снял он Судачишку с крючка и в воду бросил. Судак как припустится - и "спасибо" не сказал! Обеспамятел от радости, видно. Но только с этого самого дня стало рыбы в реках-морях заметно убавляться. И собрались однажды все рыбы на совет. - В чем, - говорят, - причина? То нас ни зверь, ни птица, ни человек не трогали, а теперь таскают не судом! Признавайся, кто их научил! Пришлось Судачишке каяться. - Так и так, - говорит, - я, дурак, проболтался! Делайте со мной что хотите - я всему виной! Хотели было рыбы его за это смерти предать, да, спасибо, Камбала - умнее ее рыбы на свете нет - отговорила. - Этим, - говорит, - горю все равно не поможешь. И Судак у нас теперь ученый - будет молчать! Вот лучше-ка давайте и мы все вперед будем язык за зубами держать, чтобы ни люди, ни птицы, ни звери больше никаких наших рыбьих хитростей не узнали. Так и порешили. С тех-то самых пор все рыбы воды в рот набрали и ни с людьми, ни со зверями, ни с птицами не разговаривают. Говорят только между собой. И то - тихо-тихо. Ма-Тари-Кари Жил-был Крокодил. Нет, нет, это был совсем не тот известный Крокодил, который ПО НЕВСКОМУ ХОДИЛ! - ведь тот Крокодил, как ты, конечно, знаешь, жил да был, а этот просто жил-был. Это большая разница! К тому же этот Крокодил ходил мало (он чаще плавал), не курил никаких папирос (и правильно делал, это очень вредно!) и говорил только по-крокодильски. Словом, это был самый настоящий Крокодил, и жил он в самой настоящей Африке, в большой реке, и, как полагается настоящему Крокодилу, все у него было страшное: страшный хвост и страшная голова, страшная пасть и ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ! (Только лапки у него были коротенькие, но Крокодил считал, что они СТРАШНО коротенькие.) А самое страшное: он никогда не чистил своих ОЧЕНЬ СТРАШНЫХ ЗУБОВ: ни перед едой, ни после еды (аппетит у него тоже был СТРАШНЫЙ!), ни утром, перед завтраком, ни вечером, умываясь перед сном... (Умываться он, что правда, то правда, никогда не забывал, но когда живешь в реке, это не такая уж большая заслуга, верно?) И неудивительно, что в один прекрасный день (так уж говорится, хотя для Крокодила, поверь, этот день вовсе не был прекрасным!), неудивительно, что в один прекрасный день у Крокодила заболели зубы. Да еще как! СТРАШНО! Заболел-то, правду сказать, только один зуб, но Крокодилу казалось, что болят все зубы сразу. Потому что в зубе и кололо, и ныло, и словно буравом сверлило, и вдобавок стреляло! Крокодил прямо-таки не находил себе места! Он кидался в воду и нырял на самое дно, надеясь, что от прохладной воды ему станет полегче, и сначала ему как будто становилось легче, но потом зуб начинал ныть вдвое сильнее! Он как бешеный выскакивал на берег, на горячий песок, в надежде, что ему поможет тепло, и в первую минуту ему как будто помогало, но потом!.. Он стонал, он кряхтел, он хныкал (некоторые считают, что все это помогает), но ему только делалось все хуже, хуже и хуже! А хуже всего было то, что некому было его пожалеть: ведь он был СТРАШНЫЙ КРОКОДИЛ, и характер у него тоже был СТРАШНЫЙ, и он многих обидел на своем веку, и никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не сказал ни одного ДОБРОГО СЛОВА! Звери и птицы, правда, сбежались со всех сторон, но они стояли поодаль и только удивлялись, глядя, что вытворяет Крокодил. А удивляться было чему, потому что Крокодил и вертелся, и метался, и стукался головой о прибрежные скалы, и даже пробовал попрыгать на одной ножке. Но все это ему ни капельки не помогало! И вдобавок лапки у него были такие коротенькие, что он никак не мог даже поковырять в зубах (хотя, если бы и мог, это бы ему мало помогло!). И наконец бедный Крокодил в отчаянии растянулся под большим-пребольшим бананом (под маленьким он бы не поместился) и заревел в голос. - Ой-ой-ой! - плакал он басом. - Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Бедный я Крокодил! Вот поднялось веселье! Звери и птицы хохотали и прыгали от радости; одни кричали: "Так тебе и надо!" - другие: "Ага, попался!" Мартышки даже швыряли в него камешками и песком, а особенно веселились птицы - ведь у них-то не было никаких зубов! Тут Крокодилу стало так больно и обидно, что из его глаз покатились слезы - СТРАШНО большие слезы! - Глядите! Крокодиловы слезы! - крикнул пестрый Попугай и расхохотался первым. За ним засмеялись те, кто знал, что означают эти слова, а там и все остальные, и вскоре поднялся такой шум и хохот, что маленькая птичка Тари - хорошенькая беленькая птичка, ростом побольше голубя и поменьше пигалицы - прилетела посмотреть, в чем дело. А узнав, в чем дело, она очень рассердилась. - Как вам не стыдно! - крикнула она своим звонким голоском. И все сразу замолчали, и стало слышно, как стонет Крокодил: - Ой-ой-ой! Бедные мои зубки! Ой-ой-ой! Как больно! - А почему это нам должно быть стыдно? - спросила какая-то Мартышка. - Стыдно смеяться над бедным Крокодилом! - ответила птичка Тари. - Ведь у него болят зубы! Ему больно! - Можно подумать, ты знаешь, что такое зубы! - фыркнула Мартышка и скорчила рожу. - Зато я хорошо знаю, что значит - "больно"! - сказала птичка Тари. - И знаю, что если тебе больно, а над тобой смеются - тебе вдвое больнее! Вы видите - Крокодил плачет! - Крокодиловыми слезами! - повторил Попугай и засмеялся. Но никто его не поддержал. - Попугай ты! - с презрением сказала птичка Тари. - Говоришь, а сам не понимаешь, что говоришь! Никакие это не крокодиловы слезы! - Как же так? Ведь плачет-то Крокодил? - удивился Попугай. - Эх, ты! - сказала птичка Тари. - Зубы-то у него по-настоящему болят, верно? Значит, и слезы настоящие! Самые настоящие горькие слезы! - Еще бы не настоящие! - сказал Крокодил страшным басом и вдруг перестал плакать. - Ой! - продолжал он с изумлением. - Мне кажется... что мне, кажется, стало легче... Нет! Ой-ой-ой! Мне это только кажется! И он заплакал еще громче. - Все равно мне его не жалко, - заявила Мартышка. - Он сам виноват: почему он никогда не чистит зубы? Брал бы с нас пример! И она тут же принялась чистить зубы шершавой веточкой дерева Мъсваки - это она собезьянничала у людей. - Да ведь я же, - простонал Крокодил, - я же не знал, что их надо чистить!.. - А если бы ты знал, ты бы чистил? - спросила птичка Тари. - Если бы знал? Конечно, НЕТ! - прохныкал Крокодил. - Как я могу чистить зубы, когда у меня такие СТРАШНО коротенькие лапки? - Ну, а если бы ты мог, ты бы чистил? - настаивала птичка Тари. - Еще бы! - сказал Крокодил. - Ведь я чистоплотный Крокодил и каждый день умываюсь. Хотя это не такая уж большая заслуга. Для того, кто живет в реке, - скромно прибавил он. И тут птичка Тари, маленькая, белая с черным птичка, ростом чуть побольше голубя и чуть поменьше пигалицы, сделала такую удивительную вещь, что все ахнули. Она смело подлетела прямо к страшной пасти Крокодила, к самому его носу, и скомандовала: - Открой рот! Крокодил послушно открыл пасть, и все снова ахнули и отступили на шаг (не меньше!), потому что пасть у Крокодила была (ты не забыл?) СТРАШНАЯ, а в ней торчали ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ. Но все ахнули гораздо громче (а многие даже зажмурились!), когда птичка Тари вскочила прямехонько в крокодилью пасть! - Смотри не вздумай закрыть рот, а то у нас ничего не получится! - сказала она, и Крокодил, разинув пасть еще шире, ответил: - О-Э-О! - что должно было означать: "Конечно!" (Попробуй сам сказать "конечно" с открытым ртом, только ни в коем случае не закрывай его, а то у тебя ничего не получится...) - Какой ужас! - крикнула птичка Тари спустя полминуты. - Просто страшно, что тут творится! Это не пасть, а какое-то... - Птичка запнулась, она хотела сказать "болото", но побоялась обидеть Крокодила. - Чего тут только нет! - продолжала она. - Даже пиявки! И черные, и зеленые, и с красными полосками! Да, самое время было почистить тебе зубы! Крокодил, услышав про пиявок, только тяжело вздохнул. - Ну ничего, ничего, - продолжала птичка Тари, - сейчас мы все приведем в порядок! И птичка Тари принялась за дело. - Ну вот и он - больной зуб! - вскоре крикнула она весело. - Сейчас мы его выдернем! Раз... два... три! Готово! Крокодил ойкнул. Птичка тоже. - Ой! - сказала она. - Ой, а под ним-то, оказывается, новый растет! Как интересно! - У нас так всегда бывает! - похвалился Крокодил (кстати, это сущая правда), но так как он ни на секунду не забывал, что пасть закрывать нельзя, то получилось у него только: У-А-А-Э-А-Ы-А-Э! И не все поняли, что он хотел сказать. Через пять минут все было готово. Звери и птицы были до крайности изумлены, увидев, что птичка Тари выпорхнула из крокодильей пасти целой и невредимой, и казалось, сильнее удивиться они не могли, но все-таки им пришлось удивиться еще больше, потому что первые слова, которые произнес Крокодил, закрыв наконец пасть, были такие: - Большое-большое спасибо тебе, добрая птичка! Мне гораздо, гораздо, гораздо легче! И тут все звери и птицы сами разинули рты, словно хотели, чтобы птичка Тари тоже почистила им зубы. Но это, конечно, не так (тем более что у птиц, как ты знаешь, нет никаких зубов!). Просто они удивились до самой, самой последней крайности потому, что НАСТОЯЩИЙ СТРАШНЫЙ КРОКОДИЛ ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ СКАЗАЛ НАСТОЯЩЕЕ ДОБРОЕ СЛОВО! - Какие пустяки, - скромно сказала птичка Тари. - Не стоит благодарности, тем более что пиявки были - первый сорт! Особенно эти, в красную полосочку! Если хочешь, я буду каждый день тебе чистить зубы! - Еще бы не хочу!.. - сказал Крокодил. - Договорились! - сказала птичка Тари, и мартышки вдруг захлопали в ладоши, все другие звери запрыгали и затопали копытами, а птицы запели свои самые веселые песни, сами не зная почему... И вот с этого-то самого дня птичку Тари называют Ма-Тари-Кари, что на крокодильем языке означает: "Маленькая птичка, которая делает большие добрые дела"... И если тебе очень повезет и ты поедешь в Африку, ты сможешь своими глазами увидеть, как Ма-Тари-Кари чистит зубы Крокодилу и предупреждает его об опасности (ведь иногда и Крокодилу грозит опасность!). Некоторые, правда, зовут се за это Крокодиловым Сторожем, а то и Крокодильей Зубочисткой, но Ма-Тари-Кари не обижается: она говорит, что, с тех пор как они подружились, характер у Крокодила стал уже не такой СТРАШНЫЙ. Что ж, это вполне возможно. Отшельник и Роза I В Синем море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему море называют Синим - ему-то оно казалось совсем, совсем серым... Да, это было очень странно! Ведь море было действительно синее-синее, и жить в нем было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили веселую песню о том, как хорошо живется в море: Никто и нигде! Никто и нигде! Не жил веселее, Чем рыбы в воде! Ни люди, Ни звери, Ни птицы, Ни змеи - Никто и нигде не живет веселее! Да, никто и нигде! Нет, никто и нигде Не жил веселее, чем рыбы в воде! - и распевали ее с утра до ночи. Морские Звезды так и сияли, мудрые Дельфины и те резвились как дети, а бедный Рак сидел, забившись в какую-нибудь щелку, и горевал. А ведь у него было все, что полагается настоящему раку для полного счастья: десять ног и вытаращенные глаза, длинные-предлинные усы и могучие клешни. Вот только панциря у него не было - тельце было совсем мягкое... Может быть, потому-то все, у кого такой панцирь был, да и многие другие, обижали его, щипали, кусали, а то и старались съесть... И он пел грустную-прегрустную песню: Ах, много места в море, И много в нем воды, Но в нем не меньше горя, Не меньше в нем беды! - Все горе в том, что тебе не хватает твердости, - сказал ему как-то его дальний родственник дядя Краб, который всегда ходит боком. - В наше время нельзя быть таким мягкотелым! И в доказательство он сильно ущипнул бедного Рака. - Ой! - крикнул Рак. - Больно! - Это для твоей же пользы, - сказал дядя Краб, очень довольный. - Мое дело, конечно, сторона, но на твоем месте я попытался бы обзавестись каким-нибудь приличным панцирем. И он поскорее - бочком-бочком - убрался в сторону. Ведь клешни у Отшельника были как у настоящего рака и даже, пожалуй, покрепче... Да, я и забыл тебе сказать, что рака прозвали Отшельником, как раз потому что он, как ты знаешь, вечно прятался то в пещеры, то в норки, то под камушки, чтобы его поменьше щипали. Первый назвал его Отшельником Морской Конек - он известный насмешник, - а Рыбы-Попугаи (есть и такие!) подхватили его слова, и скоро во всем Синем море да и на суше никто иначе и не называл нашего рака, как Рак-Отшельник. "Ну что ж, - подумал Отшельник, когда боль немного успокоилась, - щипок был неплох, но ведь и совет, пожалуй, тоже! Пожалуй, мне действительно стоит об этом хорошенько подумать". Как видишь, Отшельник умел не только горевать, но и думать, а это значит, что он был очень, очень умный рак! А кругом валялось многое множество раковин. И вот, хорошенько подумав, он решил так: "Самое подходящее место для рака - это, конечно, раковина; а самый подходящий жилец для раковины - это, конечно, рак. И когда рак залезет в раковину, его уже никто не ущипнет, или я ничего не понимаю ни в тех, ни в других!" И вот он постучал в первую попавшуюся раковину и попытался объяснить все это ее хозяину, но оттуда выглянул сердитый Моллюск и, не дослушав его, сказал: - Глупости! Я занят! - и крепко-накрепко захлопнул створки своей раковины. - Самое подходящее место для рака - это раковина, - продолжал Отшельник, постучав во вторую раковину, но оттуда тоже выглянул сердитый-пресердитый Моллюск и сказал: - Глупости! И тоже захлопнул створку у него перед носом (хотя носов у раков, как ты знаешь, не бывает). А когда он постучал в третью раковину, оттуда уже никто не выглянул, потому что там никого и не было, и - о радость! - это оказалась как раз подходящая раковина: не слишком большая и не слишком маленькая - ну, просто в самый раз! "Да, мы прямо созданы друг для друга, - подумал Отшельник, засунув свое мягкое тельце в раковину. - Чего же лучше! Теперь меня не ущипнешь!" И он даже не обиделся, когда вертевшийся неподалеку Морской Конек тоненько заржал (а это означало, что он собирается сострить) и сказал: - Иги-ги-ги! Наш Отшельник совсем ушел в свою раковину! И Рыбы-Попугаи, которые, по правде говоря, ничего в этой шутке не поняли, подхватили и понесли ее по всему Синему морю... Ну что ж, когда у тебя есть все, что нужно для полного счастья, можно стерпеть и шутку. Верно? II Но странное дело! Хотя никто (даже дядя Краб), никто не мог больше ни ущипнуть, ни укусить нашего Отшельника (даже для его же пользы), ему, видно, все-таки чего-то не хватало для полного счастья... Иначе почему бы море по-прежнему казалось ему совсем, совсем серым? И почему бы он продолжал петь свою грустную песню: Ах, много в море места, Но не найти никак Нигде такого места, Где был бы счастлив Рак!.. Однажды он, не удержавшись, сказал проплывавшей неподалеку Летучей Рыбке: - Как странно жить в Сером море! Я слыхал, что есть на свете Белое море, и Черное, и Желтое, и даже Красное, но никто и никогда не слыхал про Серое море... - Серое! - засмеялась Летучая Рыбка. - Какое же оно серое? Оно лазурное, бирюзовое, изумрудное, голубое, васильковое! Оно синее-пресинее! Самое синее на свете! И она поспешила вслед за своими подружками, которые выпорхнули на поверхность, чтобы еще раз полюбоваться синими волнами с белыми гребешками. - Кого ни спросишь, все говорят: "синее". Странно! - пробормотал про себя Отшельник. - Почему же только я один этого не вижу? Только я один! - Именно поэтому, - неожиданно раздался чей-то голос, и Отшельник, вздрогнув, на мгновение спрятался в свою раковину. А выглянув оттуда, он увидел... - кого бы ты думал? - самого доброго, самого мудрого из всех морских волшебников. Да, да, ты не ошибся: это был Дельфин. - Именно потому, что ты один! - сказал Дельфин. - Найди себе друга - и тогда ты увидишь! Желаю удачи, и подумай над моими словами! И Дельфин (как и все волшебники, он любил говорить загадками) вильнул хвостом и поплыл по своим делам. А Отшельник (как ты помнишь, он умел не только грустить, но и думать) стал думать... И он подумал: "Дельфин сказал: "Именно потому, что ты один". Ну конечно, когда я найду друга, я буду уже не один... А что же я увижу?.. Ну конечно, я увижу, что море станет синим... И наверно, тогда уже все-все будет совсем хорошо! Значит, надо искать себе друга. Горе в том, что я не знаю, кто такие эти друзья, и где они живут, и как выглядят... Ну что ж, когда я найду настоящего друга, я это сразу узнаю, потому что ведь море станет синим-синим!" С этими словами Отшельник отправился искать себе друга, и, говоря по правде, тут-то наша сказка и началась! III А я должен сказать тебе, что найти настоящего друга не так-то легко, даже на дне морском. Особенно если ты не знаешь, как он выглядит... Отшельник побывал и на отмелях, и в глубинах, и он повидал множество диковинных существ, созданий и даже чудищ, но друга между ними он не нашел. На отмели он встретил Ската и спросил его, не друг ли он. И Скат, который целый день лежит на дне и подстерегает зазевавшихся рыбешек, сказал ему: - О, конечно, конечно, я друг тебе! Иди скорее ко мне, и мы никогда не расстанемся! - и открыл чудовищную пасть... К счастью, наш Отшельник, как ты хорошо знаешь, был очень умный, он понял, что Скат ищет не друга, а добычу, и поскорее поплыл прочь, а разочарованный Скат замурлыкал про себя страшную песню: Куда спешить на дне морском? Тут можно двигаться ползком. Друзья, умерьте вашу прыть: Ползти спокойнее, чем плыть... Он был по-своему прав, потому что Скату гораздо легче ловить ту добычу, которая ползает, чем ту, которая плавает... В глубине моря, где царит вечная тьма, Отшельник увидел какую-то светлую точку, и он, обрадованный, поплыл к ней, и это оказалась глубоководная рыба с таким трудным названием, что она и сама его не знает. И, увидев Отшельника, она стала манить его своей светящейся удочкой, и плохо бы ему пришлось, если бы он соблазнился приманкой, потому что пасть у этой рыбы была не меньше, чем у Ската... Он познакомился с Голотурией и попытался заговорить с ней, но трусливая Голотурия с испугу вывернулась наизнанку и выстрелила в него собственными внутренностями, потому что она приняла Отшельника за врага, а Голотурии всегда так откупаются от врагов... Он пытался подружиться с красивой Медузой, но она оказалась совсем глупой, да вдобавок ядовитой, и он едва успел увернуться от ее ядовитых щупалец. Словом, сколько он ни искал, он ничего не нашел: одни боялись его, другие смеялись над ним, а третьи старались его съесть, и, уж конечно, ни тех, ни других, ни третьих нельзя считать настоящими друзьями! И наконец, очень усталый и очень-очень грустный, он присел отдохнуть и сказал: - Вот я обошел все дно морское и нигде не нашел друга. И море по-прежнему серое. Наверное, для меня оно всегда будет серым. Ах, если бы я мог, я бы утопился!.. IV И тут он услышал, как кто-то с тяжелым вздохом, словно эхо, повторил его слова: - Ах, если бы я могла, я бы утопилась... Отшельник оглянулся (вернее, просто повел по сторонам глазами - ведь они у него, как ты помнишь, на стебельках) и никого не увидел. Никого, кроме Розы, Морской Розы. Но ведь Морские Розы (ученые люди называют их Актиниями), хотя они и не цветы, вздыхать не могут! Но вздох повторился, а потом послышалось всхлипывание. А ведь кругом никого не было, кроме Розы, Морской Розы. - Это ты плачешь? - удивленно спросил Отшельник. Он чуть было не прибавил: "А разве ты умеешь?" - но вовремя удержался. Роза ничего не ответила, но так как она заплакала еще громче, то ответа, в сущности, и не требовалось. - А почему ты плачешь? Тебя кто-нибудь обидел? - спросил Отшельник (ведь не только тело, но и сердце у него было мягкое). - Никто не смеет меня обидеть! - сказала Роза. - Никто во всем море не смеет ко мне прикоснуться! И она гордо выпрямилась и даже перестала плакать. - Тогда почему же ты плачешь? - спросил ее Отшельник так ласково, что Роза тоже смягчилась и ответила ему: - Мне просто грустно. А грустно мне потому, что это море такое серое, серое! Вот если бы я нашла друга, все было бы по-другому. Но ведь я не умею ходить, и все, что мне остается, - это стоять здесь и горевать... Отшельник хотел сказать ей, что он обошел все дно морское и нигде не нашел друга, но ему стало жалко огорчать бедную Розу, тем более что она была такая красивая. И он сказал ей: - Я как раз тоже хожу по дну морскому и ищу друга. Если хочешь, пойдем вместе, и, может быть, если нам очень, очень повезет, каждый найдет себе друга, и тогда море станет синим, и мы совсем не будем грустить. - Да ведь я же не умею ходить, - сказала Роза, и лепестки ее грустно поникли. - Ну, это горе небольшое, - сказал добрый Отшельник. - Если ты хочешь, я могу тебя понести! Мне это будет только приятно! Розе было страшновато сниматься с насиженного места, хоть ей и плохо там жилось... Так всегда бывает! Но Отшельник говорил с ней так ласково и показался ей таким добрым, что она согласилась. И вот Отшельник помог ей сойти с камня и сесть к нему на раковину, и они тронулись в путь! Ох, как закружилась у Розы голова - ведь она прежде не знала, что значит двигаться, и ей показалось, что все несется вокруг нее бешеным хороводом: и камни, и водоросли, и приросшие ко дну устрицы, и морские ежи. Она даже побледнела, но из гордости не издала ни звука - да, она была очень, очень гордая! А через несколько минут она привыкла (тем более что Отшельник, сказать по совести, шел не так уж быстро) и начала громко восторгаться всем, что видела вокруг. - Ах, как хорошо! - восхищалась она. - Как легко дышать, когда не стоишь на месте! Ой, какие пестрые рыбки! Как их зовут? А кто это так сияет? Морские Звезды, вот как! Не думала, что они такие красивые! А это что? А это кто? Ох, как хорошо путешествовать!.. И Отшельник едва успевал отвечать на ее вопросы. Он, правда, много раз видел все, чем она так восхищалась, но (ведь он был очень добрый) думал про себя: "Пусть радуется, бедная! Скоро ей все это надоест, так же как и мне... По правде говоря, мне очень приятно слышать, как она радуется! Интересно, если бы я нашел друга, мы радовались бы с ним вместе или нет?" И он задумался о том, как грустно, что ему никогда, никогда не найти друга; и вдруг Роза, которая уже с минуту как замолчала, спросила, как будто угадав его мысли: - А когда же мы пойдем искать друзей? И тут Отшельник не удержался и рассказал ей всю правду; как он искал друга по всему дну морскому и видел существа, создания и даже чудища, но друга не нашел нигде... - Может быть, никаких друзей вовсе не бывает на свете, - сказал он грустно, - и лучше их и не искать? V - Неправда! - сказала Роза. - Друзья на свете бывают, я уверена, а не нашел ты их только потому, что не знал, где их искать. - А ты знаешь? - спросил Отшельник. - Я знаю! Настоящие друзья живут в Алом городе. Они построили его сами и живут там и дружат, и для них море всегда, всегда синее! И знаешь, говорят, что эти друзья - мои сестры или братья, или вообще какие-то родственники, так что мы должны пойти к ним, и они нам очень обрадуются! - А они не будут щипать нас... для нашей же пользы? - спросил Отшельник, который при слове "родственники" вспомнил дядю Краба. - Надеюсь, что нет, - сказала Роза гордо, - ведь я говорила тебе, что никто не смеет прикоснуться ко мне! Если я этого не захочу, - добавила она, вспомнив, что ведь Отшельник прикоснулся к ней, когда помогал ей взобраться на раковину. Отшельник хотел сказать, что его это очень утешает, хотя его самого, увы, щипали много раз, но не успел, потому что в эту минуту перед ними появился дядя Краб собственной персоной. - Доброе утро, племянничек, - бросил он небрежно и хотел было пройти боком по своим делам (у крабов всегда множество дел), но тут он заметил Розу и от удивления выпучил глаза. - А это еще что такое? - спросил он и махнул своей толстой клешней в сторону Розы. Нельзя сказать, что он был слишком хорошо воспитан! - Это не что, а кто! Это Роза, - объяснил Отшельник. - Мы с ней идем к Алому городу искать друзей! Дядя Краб удивился еще больше - глаза у него на длинных-длинных стебельках совсем вылезли. - Мое дело, конечно, сторона, - сказал он, - но все-таки я должен тебе кое-что сказать. Во-первых, Алый город находится за семью морями, так что ты туда не дойдешь! Во-вторых, по-настоящему он называется не Алый город, а как-то иначе, так что ты его не найдешь! В-третьих, там тоже нет никаких друзей, так что ты зря его ищешь! Словом, ты собираешься совершить глупый поступок! А еще глупее - таскать с собой такую обузу. - И он снова показал на Розу своей толстой клешней. Роза побледнела от обиды, и лепестки ее сжались. И тут дяде Крабу пришлось удивиться еще больше, потому что Отшельник (ведь ты не забыл, что он был очень добрый) впервые в жизни рассердился. - Не смей обижать Розу! - крикнул он и бросился на дядю Краба. Дядя Краб едва успел увернуться. Но все-таки успел. - Мое дело, конечно, сторона, - крикнул он, отбежав бочком-бочком на почтительное расстояние, - но в одном из семи морей ты обязательно встретишь Госпожу К., и она покажет тебе, где раки зимуют! От души желаю тебе этого, дерзкий мальчишка! Для твоей же пользы! Отшельнику стало страшновато - ведь никто не любит, когда ему показывают, где раки зимуют, а раки - особенно. Кроме того, он хорошо знал, кто такая Госпожа К. И он невольно замедлил шаги... - Ты боишься? - мягко спросила его Роза. - Скажи откровенно! Ты боишься этой Госпожи К.? Не бойся! Ведь я с тобой! Как ни страшно было Отшельнику, он едва не засмеялся. Ведь Госпожа К. - так все раки и крабы называют самого страшного своего врага, такого страшного, что они даже не решаются произнести его полное имя. Своими страшными щупальцами она хватает самого сильного краба - и он становится беспомощным, как младенец; своим страшным клювом она раскусывает самый прочный панцирь, как яичную скорлупу... Что может сделать, чем может ему помочь бедная маленькая Роза, если они встретят Госпожу К.? Но он не засмеялся - ведь он не хотел обидеть Розу. - Чему быть, того не миновать, - сказал он храбро. - Но все-таки... все-таки будем надеяться, что мы ее не встретим! - А если мы ее встретим, мы сами покажем ей, где раки зимуют, - сказала Роза, и тут Отшельник расхохотался и с удивлением почувствовал, что ему уже почти совсем-совсем не страшно! И они пошли дальше. VI Да, это было долгое путешествие, куда длиннее его первого путешествия по дну морскому! Они прошли Первое море, и Второе море, и Третье море, а это гораздо скорее сказать, чем сделать. Но вот что удивительно: этот долгий, долгий путь показался Отшельнику гораздо короче. Может быть, потому, что по дороге они делились всем: и каждой крошкой еды, и всеми радостями, и горестями - и весело болтали обо всем, что они видели в пути? Они шли, и шли, и шли, и, когда они пришли в Четвертое море, Отшельник вдруг почувствовал, что он больше не помещается в своей раковине, и вышел из нее, чтобы поискать себе другую. - Постой! - шепотом сказала ему Роза. - Ты хочешь меня оставить? - Да что ты, - сказал Отшельник, - я просто вырос, и мне нужна другая раковина, побольше! - Нет, ты хочешь меня оставить! - настаивала Роза. Она вся совершенно побелела. И ему пришлось долго успокаивать ее, но совсем успокоилась она только тогда, когда он нашел другую раковину и посадил на нее Розу. И они снова тронулись в путь. - Если бы ты меня оставил, я бы сразу умерла, - сказала Роза. - Да и я тоже! - искренне сказал Отшельник. И Роза снова засияла и начала рассказывать ему сказки и болтать всякие веселые глупости, и за разговором они даже не заметили, что вода становится все теплее и теплее, а это могло означать только одно: что они уже пришли в Седьмое море, в то самое море, где живет страшная Госпожа К. - Погоди-ка, что это такое? - сказал Отшельник и остановился, не дослушав сказки о том, как Рыба-Молот (такая есть) женилась на Рыбе-Наковальне (такой на самом деле нет) и что у них родилось множество детей: Рыба-Пила, Рыба-Гвоздь, Рыба-Серп, Рыба-Щипцы, Рыба-Напильник, Рыба-Подкова, Рыба-Меч и множество других рыб, из которых одни бывают, а другие нет... Отшельник остановился потому, что перед ними было ужасное зрелище! Впереди было ущелье между подводными скалами, и у входа в это ущелье лежала целая груда панцирей раков и крабов. Все они были пустые и расколотые пополам, словно орехи, и раздавленные, как яичная скорлупа. И Отшельнику показалось даже, что среди них лежат изуродованный панцирь и клешни дяди Краба. Правда, в такой горе панцирей, клешней и ног трудно было узнать какой-нибудь один панцирь, даже панцирь родственника... Ясно было только одно: где-то поблизости живет Госпожа К... Но путь к Алому городу лежал вперед, только вперед... VII Медленно, осторожно двинулся Отшельник по ущелью, ощупывая каждый клочок дна своими длинными усами и глядя во все глаза, хотя он и знал, что это почти бесполезно, потому что Госпожа К., как и ее родственники - осьминоги, спруты и кальмары, - умеет становиться невидимкой, когда захочет, и вы ни за что не отличите ее от камня или кучи песка, пока она не кинется на вас, а тогда будет уже поздно... Ущелье становилось все уже, все круче вздымались его скалистые стены с мрачными отверстиями пещер, все темнее становилось кругом... А Отшельник все шел... Вот снова стало светлее. Казалось, опасность миновала. Им оставалось лишь несколько десятков шагов до выхода, как вдруг в большой пещере блеснули чьи-то страшные глаза... Показались длинные щупальца... и медленно, беззвучно из пещеры выплыла Госпожа К. - Роза, спасайся! - отчаянно крикнул Отшельник. В ужасе он даже забыл, что Роза не умеет ходить, и, видимо, забыл, что сам он ходить умеет: он застыл на месте. И только угрожающе поднял клешни, чтобы прикрыть Розу... А Каракатица (так по-настоящему называют Госпожу К.) не спеша - ведь она была уверена, что добыча от нее не уйдет! - подплывала все ближе. Вот Отшельник уже мог разглядеть страшные присоски на концах ее щупалец... Извиваясь, как змеи, щупальца все приближались и наконец схватили бедного маленького Отшельника и неумолимо повлекли его туда, где мерцали огромные немигающие глаза. Щелкнул страшный клюв... Отшельник отчаянно боролся, но щупальца были крепкие, как железо... Клешни его бессильно опустились... "Все кончено, - мелькнуло в голове Отшельника. - Прощай, Роза!" И тут сноп сверкающих молний ударил в толстое тело Каракатицы у самого основания ее щупалец. Это Морская Роза пустила в ход свое грозное оружие - жгучие стрелы, спрятанные в ее прелестных лепестках. Да, недаром она говорила, что к ней никто не смеет прикоснуться! Удар - и подернулись пленкой немигающие глаза; удар - и щупальца бессильно повисли, выпустив свою жертву; еще удар - и Каракатица как ошпаренная (в сущности, так и было!) отлетела в сторону, выпустив напоследок "чернильную бомбу" - облако темной, как чернила, краски... Все заволокло чернильно-черной мглой... А когда тьма рассеялась, Каракатицы нигде не было. Путь из ущелья был свободен. - Ну что, кто кому показал, где раки зимуют? - спросила Роза. VIII Путь был свободен, и когда путешественники вышли на отмель, в ослепительном сиянии солнца им открылся город! Причудливы были очертания его стен, уступами поднимавшихся все выше и выше и утопавших где-то наверху, там, где кончается море и начинается небо. И далеко-далеко разносились кругом веселые звуки песен и неумолчная трескотня рыб (ты не забыл, что рыбы большие любители поболтать?). "Ах, как, должно быть, весело тут живется!" - подумали одновременно Отшельник и Роза. И хотя они никогда не видали Алого города, они сразу догадались, что это он. Ведь стены у него были такого чудесного цвета - красные, и розовые, и пунцовые, и ярко-ярко-алые! - Это ведь Алый город? - спросили путешественники у первого встречного. Это оказалась Рыба-Доктор, которая как раз лечила больного Тунца от морской болезни. Доктор оторвался от своего дела и серьезно сказал: - Гм-гм! Алый город? Гм-гм! Это нельзя считать научным названием. Можете называть его Алым городом, если хотите, но на самом деле это Коралловый риф! Ведь его построили кораллы, и с научной точки зрения правильней называть это сооружение Коралловым рифом. - Вспомнила! - неожиданно сказала Роза. - Так и зовут этих друзей... или родственников... Кораллы! Да, да, это они. Идем скорей. Но когда Отшельник и Роза подошли к городу (или рифу) так близко, что им стали видны миллионы прозрачных венчиков, очень похожих на венец лепестков Розы (а именно так выглядят кораллы), Отшельник остановился и заговорил, и в ту же секунду заговорила Роза, так что они сказали хором: - Я НЕ ХОЧУ ИСКАТЬ НИКАКИХ ДРУЗЕЙ, КРОМЕ ТЕБЯ! - Давно бы так! - прозвучал удивительно знакомый голос. - Искать то, что давно нашел, - это попусту тратить время! То был, конечно, Дельфин, морской волшебник. Видя, что ни Отшельник, ни Роза его не поняли, он прибавил: - Чудаки! Да неужели вы до сих пор не догадались, что вы и есть самые настоящие друзья? Про настоящих друзей говорят: их водой не разольешь! А ведь для вас не хватило целых семи морей! - Иги-ги-ги! - тоненько заржал кто-то рядом. Это был Морской Конек, как всегда вертевшийся поблизости. Должно быть, впервые в жизни он засмеялся чужой, а не