своей шутке: - Иги-ги-ги-ги! Но, конечно, ни Отшельник, ни Роза не обиделись. Ведь море было синее-синее - самое синее на свете! Жить было так весело, так интересно! И они подхватили веселую песенку, звучавшую со всех сторон. Никто и нигде, Никто и нигде Не жил веселое, Чем рыбы в воде! - пели рыбки. Но ведь мы - ты и я, Мы - такие друзья, Что нам бы могли бы Позавидовать даже и рыбы! - пели Отшельник и Роза. И, по-моему, они совершенно правы! Ведь если ты нашел друга и поешь с ним веселую песню, значит, у тебя есть все, что нужно для полного счастья! Жил-был Фип I Жил-был Фип. Правду сказать, жил он еще так недолго, что даже сам и не знал, кем он был. А был он инкубаторным цыпленком трех дней от роду - маленьким, желтым, пушистым комочком на тоненьких ножках и с тоненьким голоском: "Фип! Фип!" Вместе с тысячами - если тебя интересуют цифры, могу сказать точно: вместе с 39312 (знаешь, как это произносится? С тридцатью девятью тысячами тремястами двенадцатью) - братьями и сестрами он появился на свет в огромном здании, на котором красовалась вывеска: "Птицефабрика Э 2". Появился на свет - так, пожалуй, можно сказать, хотя было там не так-то уж и светло. Правда, там было тепло; но не было ни солнца, ни неба, ни земли, ни травы, ни ветра - словом, ни природы, ни погоды! Но Фип ни капельки из-за этого не огорчался! Ведь он и не подозревал, что на свете бывают такие вещи, как природа, погода, небо, солнце, земля и так далее. Что греха таить, знал он маловато, а умел еще меньше. И все-таки он весело поклевывал вкусную кашку из молотых зерен, косточек, червячков и тому подобного (называется это кормовой смесью) и весело попискивал своим тоненьким голоском: "Фип!" Уж это-то он умел. И так продолжалось - ты не забыл - ровно три дня. А на четвертый день поутру его посадили в картонную коробочку, где уже сидело 35 (тридцать пять) его братьев и сестер - таких же, как Фип, желтеньких и пушистых, и так же перепуганных. Все они, включая Фипа, пищали изо всех сил. Но, как известно, писк обычно мало помогает. Не помог он и нашим цыплятам. Их коробку погрузили в кузов маленького автомобиля "пикапа", где было совсем темно и не очень-то приятно пахло и где уже стояло множество таких же картонных коробок, - все они тоже отчаянно пищали. Но тут что-то громко зафыркало, затарахтело, зарычало: цыплята почувствовали, что все куда-то едет, едет, едет... и запищали еще громче, но, так как они сами не слышали собственного писка, им скоро пришлось перестать. Грузовичок вскоре остановился, и шофер начал передавать притихшие коробочки в руки какой-то тете. Тетя, кстати сказать, была очень миловидная (то есть на нее было приятно смотреть). И шофер на нее так засмотрелся, что даже не заметил, как из одной коробочки полетел на траву желтый пушистый комочек. Это был Фип. II Не от страха (испугаться он не успел), а, наверное, просто от неожиданности (ведь он еще никогда не летал) Фип потерял сознание: он закрыл глаза и как будто заснул. Но когда он пришел в себя и открыл глаза, он испугался по-настоящему: прямо над ним нависла чья-то огромная страшная морда с большими зубами. Бедный Фип не знал, что делать. Он было вскочил на ноги, но они у него тут же подкосились; он снова зажмурился, но так было еще страшней... Все это случилось с ним только потому, что он так мало знал; знай он чуть побольше, он бы понял, что эта страшная, как ему показалось, морда принадлежит веселому, добродушному и любопытному Жеребенку. - И-го-го! Тебя как звать? - спросил Жеребенок, и спросил так приветливо, что даже Фип как-то сразу начал понимать, что бояться вроде бы нечего. - Фип, - ответил Фип. - Ага-га! Фип, понял! - сказал Жеребенок (тут-то Фип и получил свое имя). - А откуда ты взялся, Фип? - Не знаю! - честно ответил Фип. - Иги-ги, потерялся! - сообщил сообразительный Жеребенок. - А что делать будешь? - Не знаю... - опять признался Фип. - Ага-га! А я знаю! Будешь своих искать! - Каких своих? - слабо спросил ничего не понимающий Фип. Жеребенок тоненько заржал. - Вот чудак! Своих не знает! Ты ведь кто? Птица! Значит, и твои - птицы! Мои свои - лошади, а твои свои - птицы! - А кто это - птицы? - заинтересовался Фип. Почему-то это слово ему понравилось. - Иго-го! Птицы - это, брат... Ну, птички, понял? - Не понял, - признался Фип. - Ну, такие, с этими... с крыльями... Ну, которые по воздуху бегают быстро-быстро! Еще говорят... Ага, вспомнил! Которые летают! - с удовольствием повторил Жеребенок. Ему было приятно, что он вспомнил такое трудное слово. Интересная и содержательная беседа продолжалась бы, возможно, еще долго, но в это время кто-то из своих Жеребенка призывно заржал (неподалеку паслось несколько лошадей), и Жеребенок, крикнув: - Бегу, мама! - понесся прочь, успев на прощание только предупредить Фипа: - Ищи своих, а то совсем пропадешь! III Фип встал на ноги и осмотрелся. Какой огромный, яркий, шумный мир окружал его! Зеленый-зеленый луг, синее-синее небо, а там, в небе, что-то ослепительно золотое - Фип было глянул и поскорей снова зажмурился... А как тепло, какие чудесные запахи, какой ласковый ветерок! От ветерка чуть колышется зеленая трава - такая высокая, что не только Фипу можно спрятаться в ней с головой, - и важно покачивают хорошенькими головками цветы. Их так много, они такие разные! Желтые, красные, белые, лиловые... И повсюду, куда ни глянь, - птицы. Они то перелетают с цветка на цветок, с травинки на травинку, то подолгу вьются в воздухе на одном месте, то стремительно, с жужжанием проносятся у Фипа над самой головой. "Ну, тут я не пропаду, - радостно подумал Фип. - Сколько своих!" Но странное дело, к кому бы из них Фип ни кидался, все птицы шарахались от него в сторону и поскорей уносили ноги. Никто из крылатых не только не желал вступить с Фипом в разговор, - никто не отвечал ему даже на самые вежливые вопросы. На Фипово счастье, неподалеку от него на синий с желтым цветок плавно опустилась очень-очень большая птица, пожалуй, больше самого Фипа. У нее были пушистые усики, шесть тоненьких ножек, широкие разноцветные крылья, и при каждом ее движении крылья эти отливали всеми цветами радуги. Наученный горьким опытом, Фип подошел к ней, медленно, осторожно, и первым делом вежливо поздоровался. - Здравствуйте, тетя! - пискнул Фип. - Можно мне спросить у вас одну вещь? Бабочка (ты, конечно, догадался, что это была она) была такая большая, что не испугалась Фипа. - Спрашивай, вежливый малыш, - сказала она. - Тетя, вы - птица? - спросил Фип и тут же понял, что сказал что-то неподходящее. Бабочка взмахнула крылышками, словно собиралась улететь. - Не улетайте, тетя! Пожалуйста! Пожалуйста! - отчаянно пискнул Фип. Бабочка осталась на месте и принялась только усиленно обмахиваться крылышками. - Как ты мог... как ты мог даже подумать обо мне такую ужасную вещь! - сказала она наконец. - Я - птица? Б-р-р! - Но ведь вы же летаете! - пискнул совершенно сбитый с толку Фип. - А кто летает - тот птица... Тут Бабочка тоненько рассмеялась. - Я вижу, ты просто глупыш и не хотел меня обидеть, - сказала она и улетела. IV День шел к концу, а Фипу так и не удалось найти ни одной настоящей птицы. Бедняга совсем расстроился, а особенно огорчало его, что все, к кому он обращался, - все крылатые, все летающие, обижаются, когда он принимает их за птиц. А один большущий (чуть ли не больше самого Фипа) Жук даже обещал его отколотить за такие вопросы. - Что же это получается? - рассуждал Фип вслух, устраиваясь на ночлег под кустиком (ему-то этот кустик казался большим деревом). - Получается чепуха: летают, а не птицы. Ну просто чепуха! - Чепуха, мой друг, твои рассуждения! - вдруг послышалось откуда-то сверху. - Впрочем, меня это не удивляет. У вас там, внизу, все вверх тормашками. Фип поднял голову. Высоко над ним, на ветке кто-то висел вниз головой. От изумления Фип не мог произнести ни звука. - Да-с, - продолжала неизвестная собеседница Фипа, - попробуй рассуждать по-настоящему. Видя, что Фип ничего не понимает, она пояснила: - Насекомые летают, но они не птицы. Я летаю, но я не птица. Вывод: не все, кто летает, - птицы. Фип разинул клювик от удивления и огорчения. - Да-с, - с торжеством сказала незнакомка. - И больше того: не все птицы летают. Страус - не летает. Киви - не летает. Пингвин - не летает. А вот я - летаю. И с этими словами Летучая Мышь (кто же это мог быть, кроме нее?) расправила огромные кожистые крылья и бесшумно исчезла в вечерних сумерках. Вскоре она вернулась, и что-то упало на голову Фипу. Ему показалось, что это были жесткие надкрылья того самого Жука, который недавно грозился его поколотить... - Птицы, а не летают, летают, а не птицы, - рассуждал сам с собой Фип. - Ну, как же тогда мне птиц узнать? - захныкал он так жалобно, что и Летучая Мышь смягчилась. - Птиц узнать очень просто, - сказала она. - Они поют! Да-с! - Птицы поют, птицы поют, - повторял Фип, чтобы не забыть. С этими словами он и заснул. V Утро было чудесное. Только Филу сразу захотелось пить и есть. Он склюнул несколько росинок с листьев и травы и начал поклевывать зернышки, хотя они были зеленые и не такие вкусные, как те, которые давали Фипу раньше, но он был и тому рад и клевал их с большим увлечением. Но вдруг он бросил свое увлекательное занятие и насторожился. Да, сомнений не было - кто-то громко-громко пел: - В реке-кекс! В реке-реке-кекс! Хотя Фип и не знал, что такое "кекс", ни даже что такое река, он так и кинулся на звук этой песни. Вполне естественно: во-первых, ему очень понравилась песня, а во-вторых (и это главное), это была песня и, значит, где-то рядом была и птица. И действительно, на берегу большой лужи (или маленького прудика) сидел кто-то необыкновенно красивый: зеленый, блестящий, с большими блестящими глазами, и пел. Чудесно пел: - В реке-кекс! Фип так заслушался, что забыл обо всем на свете. - Вы, конечно, птичка? - спросил он, когда певица наконец замолчала. - Квак? - спросила певица. - Почему ты так решил? - Мне сказали, что птички поют, а вы так замечательно поете! - Квак, квак я пою? - переспросила зеленая певица. - Замечательно, чудесно! - восхищался Фип. - В жизни не слыхал такого дивного пения! Я думаю, не надо объяснять, что Фип говорил чистую правду: он ведь действительно в жизни не слыхал пения. - Ты, видать, умный головастик, - сказала зеленая певица. - Пою я действительно чудесно, замечательно! Это ты все правильно говоришь. Но только я не птица. Вот еще! Я - Лягушка! Бедный Фип не мог скрыть своего разочарования. - А я думал... а мне говорили - только птицы поют... - жалобным голоском протянул он. - Хе-хе-хе! Кто это тебе говорил? - Летучая Мышь, - сказал Фип. - Летучая Мышь? Хе-хе-хе! - засмеялась Лягушка. - Ну, у нее, известно, все вверх тормашками, она ведь вниз головой спит! Придумала тоже! Только птицы поют! Мы, лягушки, лучше всяких птиц поем, сам слышал! А почему? Тут Лягушка сделала такую большую паузу, что Фипу волей-неволей пришлось спросить: - Да, почему? - Да потому, что мы первые на свете запели. Лягушка снова сделала паузу, и Фипу опять пришлось спросить: - Ну да? - Да! Ведь было время, никто петь не умел, потому что все в воде жили, а там не очень-то распоешься. А вот мы, лягушки, сумели! И запели! Лягушка снова замолчала, очевидно ожидая, чтобы Фип опять выразил свой восторг. Но Фип неправильно ее понял. - А как же мне тогда... - начал было он, но она его перебила: - Да, мы первые запели, а там уж и другие... и птицы эти хваленые, а уж теперь все, кому не лень, поют... Фип снова попытался о чем-то спросить Лягушку, но она не обращала на него внимания. - Все поют, - продолжала она с жаром, - кто может и кто не может. У птиц хоть голос есть какой-никакой, а многие - хе-хе-хе - совсем без голоса поют! До того техника дошла - не поверишь: ногами поют, ногами слушают. Можешь себе представить? - Не могу, - честно признался Фип. - Да вон, гляди, вон он, видишь там, зелененький, коленками назад. Фип посмотрел туда, куда показывала Лягушка, и увидел большого зеленого Кузнечика. Кузнечик сильно чиркнул ножкой по крылу, еще, еще - и полилась всем знакомая песенка. - Видишь, вот он самый и есть, - с удовлетворением сказала Лягушка, - жаль, далековато сидит, а то мы бы его получше рассмотрели. И тут Фип вдруг заплакал. - Ой-ой-ой, что же мне делать? Все летают, все поют, - всхлипывал он, - как же мне птиц узнать? Лягушка заметила, что бедный цыпленок совсем расстроился, и ей стало его жалко. - Как птиц узнать? Это я тебя, головастик, научу, - сказала она добродушно. - Кто поет - хорошо, кто летает - тоже хорошо, но это еще полдела. А главное дело - кто гнездо строит, тот и птица. Понял? - Ничего я не понял, - ответил Фип. - Какие еще гнезда? Где они бывают? - Опять я тебя, головастик, научу, - продолжала Лягушка. - Гнезда всякие бывают. И всюду они бывают: на земле, на кустах, на деревьях... Ищи только лучше. Да вон оно! Вон оно, гнездо! Во-о-о-н там, в тростнике, видишь? - Большое спасибо, тетя, - крикнул Фип и бегом устремился к тростникам, туда, где на высокой, стройной тростинке покачивалось гнездышко, очень хорошенькое гнездышко, сплетенное из сухих травинок. - Птица, птица, выходи! - крикнул Фип еще на бегу. На этот раз он был уже совершенно уверен, что нашел своих. И на его призыв действительно из гнездышка выглянула чья-то очаровательная мордочка, за ней - вторая, третья. Просто удивительно было, как они все там помещались. - Вы - птицы? - спросил Фип упавшим голосом. Почему-то его уверенность начала пропадать. - Хи-хи! - ответили из гнезда. - Он думает, мы птицы. Хи-хи! Хи-хи! Какие ж мы птицы? Ты разве не видишь, мышата мы! - Мышата... - растерянно протянул Фип. - А зачем же вы в гнезде сидите? - Как зачем? Это наше гнездышко! - А мне говорили: птички гнезда вьют. - Птички несут яички, - сообщили ему наперебой все три мышонка. - Несут яички? А куда? - грустно спросил Фип. И тут раздался такой взрыв хохота, что он, повесив голову, зашагал прочь. - Эй, малыш, погоди! - крикнул кто-то ему вслед. Фип неохотно обернулся. Из гнезда выглядывала мордочка побольше. Это была мама мышат, Мышь-Малютка. - Ты ищешь птичек? - спросила она. - Так вот: птички правда живут в гнездышке и правда несут яички, такие белые, кругловатые, а бывают и раскрашенные! - Спасибо, - сказал Фип. - Белые, кругловатые, - повторил он. И вдруг перед его глазами всплыла знакомая картина: белые, кругловатые... Время от времени они лопались, и на волю выходил брат или сестренка Фипа. - Вспомнил! - запищал Фип, очень взволнованный. - Так и есть, и я был в яичке, значит, я правда птица! От радости он начал клевать все, что попало, и сам не заметил, как забрался на какую-то покрытую сухими иголками и колючими ветками кочку. На ее верхушке лежали белые кругловатые предметы, очень похожие на те, о которых Фип только что вспоминал, только маленькие, и он стал клевать их тоже. - Эй, ты! Ты что делаешь? - послышался такой тонюсенький голосок, что Фипов писк мог по сравнению с ним показаться басом. - Это наши яички! Мы их несем сушить, а ты клюешь! - Вы несете яички? - спросил ошеломленный Фип, разыскивая глазами, кто это говорит. - Да где же вы? Значит, вы птички? Где же вы? - Вот мы где, - отвечал тоненький голосок, и тут Фип наконец увидел своего собеседника. Это был рыжий Муравей. - Так это вы птички? - с сомнением сказал Фип. - Птички несут яички, - машинально повторил он заученную фразу. - Да что ты, дяденька, - с искренним недоумением ответил Муравей. - При чем тут птички? Что у них там за яички? Ну, одно-два яичка снесет или там пяток, и все. А у нас, у муравьев, - ого-го! У нас, брат, царица за день столько яичек отложит - и счету нет! Мильон! А то даже тыщу! Так как Фип совершенно не умел считать, на него это муравьиное хвастовство не произвело впечатления. Он понял только одно: он опять не нашел птичек. Окончательно разочарованный, он поплелся прочь. - Что же это получается? - убивался Фип, присев отдохнуть под высоким-высоким, до самого неба, деревом. - Летают - и не птички... Поют - и не птички... Гнезда вьют - и не птички... Яички несут - и то не птички! - разрыдался бедный цыпленок. - Все - не птички! А кто же тогда птички? - сказал он, ни к кому не обращаясь. И в ответ он неожиданно услышал чей-то глубокий, добрый-предобрый голос: - Птицу узнаешь по перу. - И с вершины дерева, под которым сидел Фип, плавно, медленно слетело вниз птичье перышко - красивое, легкое, блестящее. Плавными, широкими кругами опускалось оно все ниже и ниже, и, когда оно заканчивало круг, вновь зазвучал добрый, глубокий голос: это говорило Дерево. - Есть птицы, которые не поют... Есть птицы, которые не летают... И гнезд не вьют... Есть птицы и совсем без крыльев... Но нет птицы без перьев! Дерево умолкло, и, словно поставив точку, перышко опустилось Фипу прямехонько на нос. - A y меня ведь и перьев нет?.. Значит, я сам не птица! - ахнул Фип. Но он не успел даже расстроиться, потому что рядом с ним на землю опустился кто-то, ростом даже чуть поменьше Фипа, но ужасно бойкий, веселый и нахальный и весь в перьях. - Известно, не птица! Курица - не птица! - весело сообщил Воробей (это был именно он и никто другой). - А я разве курица? - спросил бедный Фип. - Ты-то? Ты даже еще не курица, - продолжал насмешник. - Ты - цыпленок, хорошо еще, хоть нежареный! - Ой-ой-ой! - захныкал Фип. - Ну, где же мне найти своих? И он повесил голову с таким убитым видом, что его пожалел бы даже разбойник Коршун, не только честный Воробей. - Да не хнычь ты! - весело чирикнул он. - Вон они, твои! - Где? - недоверчиво поднял голову страдалец Фип. - Квох-квох! - донеслось до его слуха. - Квох-квох! Лучше этого Фип еще ничего не слыхал в своей богатой приключениями жизни. И лучше этой картины он не видел: совсем неподалеку на лужок вышла птица - большая, красивая, пестрая, а за ней, весело попискивая, поспевала целая дюжина таких же желтых пушистых комочков, как сам Фип. Фип рванулся было к ним, но вдруг остановился. - А перья? - спросил он робко. - А перья вырастут! - засмеялся Воробей. - Лети, лети к своим, не сомневайся! И Фип полетел. Со всех ног. Сказка про всех на свете Жили-были... Жили-были, по правде говоря, все на свете. И сказка эта как раз про них - ПРО ВСЕХ НА СВЕТЕ. Но так как про всех на свете сразу рассказать уж очень трудно, то лучше попробуем сначала рассказать про ягненка. А там, глядишь, доберемся и до всех на свете... Так вот, жил-был ягненок, маленький, хорошенький ягненок по имени Барашек. Жил он со своей мамой, неподалеку от большого луга, где росла Кашка (многие называют ее клевером), и он ее очень любил. И между прочим, ел эту Кашку (любую: белую, розовую и даже лиловатую) без всяких фокусов и капризов, без уговоров и сказок. Не то что НЕКОТОРЫЕ! А еще он очень любил своего большого друга, Чмока (его большой друг - это был маленький щенок по имени Чмок). А еще он очень любил играть. И - бывают же такие совпадения! - Чмок тоже очень любил играть! Да, да, любил играть, хотя его Хозяин был УЧПНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Во что они только не играли: и в салочки, и в пряталки, и в казаки-разбойники, и в "горячо-холодно"! Не знаю, поверите ли вы мне или нет, но только Барашек выучился у Чмока играть в такие игры, в какие ягнята никогда не играют. В собачьи игры! Он и палку в зубах таскал (а Чмок ее отнимал), он и на задних лапках (вернее, ножках, какие же у ягненка лапки!) ходил и даже... немножко лаял. Правда, это у него не очень хорошо получалось. Лаял он так: "Бе-е! Бе! Бе-бе!" Но согласитесь - для ягненка и это неплохо! Недаром и Чмок так любил Барашка! Зато, как и все (или очень многие) собачки, Чмок терпеть не мог Кошек. Любимая его песня была такая: Если встречается Кошка с Собакой, Дело обычно кончается дракой. Если Собака с Кошкой встречается, Дело, как правило, тем же кончается!.. Вот однажды играли Барашек с Чмоком на лугу, а из-за кустика на них смотрел маленький Котенок. И так они славно играли, так хорошо веселились, что Котенку, сами понимаете, тоже ужасно захотелось с ними поиграть. Долго он не решался к ним подойти. Но когда друзья набегались и напрыгались до изнеможения и мирно улеглись рядышком - тут Котенок наконец отважился: вышел из-за кустов и пошел прямо к ним. Подошел и говорит: - Примите и меня-я!.. Чмок как вскочит: - Чего, чего? - Поиграть примите, - робко говорит Котенок. - Примем, а? - говорит Барашек. (Котенок ему сразу понравился.) - Ты молчи, овечка! - говорит Чмок. - Еще чего! На что нам Кошки! Котенок очень удивился: - Как на что Кошки?.. А на что... А на что Собаки?.. Эх, лучше бы он этого не говорил! - Ах, на что Собаки?! - зарычал Чмок. - Ты не знаешь? Ну, я тебе сейчас покажу! Сморщил нос, оскалил зубки, кинул задними ногами целую тучу земли и песку да как бросится на Котенка! Котенок - бежать. Чмок за ним. И Барашек следом. И совсем было схватил Чмок Котенка, чуть-чуть в хвостик ему не вцепился, да, спасибо, рядом дерево стояло. Увернулся Котенок и на дерево залез. Сидит на тоненькой веточке - мяучит жалостно. А Чмок под деревом бегает, лает: - Вуф! Воф! Р-р-р! Вэф! И Барашек туда же: тоже прыгает и тоже лает: - Бе-е! Бе! Бе-бе! Словом, целый скандал. Да такой скандал, что на шум вышел из дому сам Чмоков Хозяин. - Мой четвероногий друг, не будешь ли ты так добр кратко изложить мне причины этого с трудом выносимого нарушения тишины? - сказал Хозяин. Конечно, не всякий догадался бы, что все это значит, но Чмок привык к тому, как выражается Хозяин, и он сразу перевел его слова на простой человеческий язык. Получилось: - Ты что тут шумишь? - Я кошку прогоняю, - ответил Чмок и залаял вдвое громче. - Прогоняешь Кошку? - удивился Хозяин. - А каковы мотивы этих странных действий, мой юный друг? В переводе на простой человеческий язык это означало: - А зачем? - Как зачем? - Чмок тоже удивился. - А на что нам Кошки? - И он залаял втрое громче. - Ай-яй-яй! - сказал Хозяин. - Я не ослышался? Ты действительно так сказал? - А на что нам Кошки? - повторил Чмок. - Да чтоб они все пропали! - Бедный мой друг! - сказал Хозяин. - Ты произнес роковые слова, которые могут иметь фатальные последствия. Ну, тут уж и Чмок, несмотря на весь свой опыт, ничего не понял. Он разинул рот и молча уставился на Хозяина. Хозяин печально покачал головой и пояснил: - Я хочу сказать, что добром это для тебя не кончится. Но, видя, что Чмок все равно не понимает, Хозяин сказал просто: - А ну-ка, пойди сюда и послушай сказку. Как тут было не послушаться! Чмок подошел к Хозяину и лег у самых его ног. - Так вот, - сказал Хозяин. - Жил-был один царь - очень злой, глупый и жадный. Такой жадный, что однажды, увидав Воробья, который клевал зернышки, он сказал: "Э-ге-ге! Один Воробей склюет одно зернышко; два Воробья склюют два зернышка; сто Воробьев склюют сто зернышек... да этак я совсем разорюсь! А на что нам Воробьи? Да чтоб они все пропали!" И мало того, что он произнес эти роковые слова, которые могут иметь фатальные последствия, - он еще приказал своим подданным выгнать всех Воробьев из своего царства. И подданные послушно принялись стрелять из ружей, бить в барабаны, трещать трещотками и лупить в кастрюли (не говоря уже о медных тазах), так что бедные Воробышки в ужасе полетели куда глаза глядят, и скоро во всем этом царстве не осталось ни одного-единственного Воробья. Глупый царь этому очень обрадовался. А еще больше обрадовались этому Гусеницы, Жуки и Мошки - ведь Воробьи их клевали! И в скором времени в этом царстве начался страшный голод, потому что Гусеницы, Жуки и Мошки съели весь урожай. А на другой год глупому царю пришлось отправляться за тридевять земель и на коленях умолять Воробьев вернуться обратно... Вот что бывает, когда произносят роковые слова, которые могут иметь фатальные последствия... Понял? - сказал Хозяин и посмотрел Чмоку прямо в глаза. - Чего понял? - переспросил Чмок. - При чем тут Воробьи? Я их и не трогал! - Ну, что ж, поймешь со временем, - сказал Хозяин, засмеялся, махнул рукой и пошел домой. А Чмок подхватил какую-то палочку и со всех ног кинулся обратно к дереву, на котором все еще сидел Котенок. - А на что нам Кошки? - повторял Чмок на бегу. - Чтоб они все пропали! И то ли эти слова действительно были вроде волшебного заклинания, то ли просто глупую щенячью просьбу услыхал какой-то волшебник и решил подшутить над Чмоком, - только, подбежав к дереву, Чмок уже не увидел там никакого Котенка. Котенок исчез. И не только он один. Исчезла полосатая серая кошечка, которая играла с клубком. Исчезла пушистая белая кошечка, кормившая целый выводок котят (котята исчезли вместе с ней); исчезла худая черная кошка, которая стерегла мышиную нору; исчезла рыжая кошка, которая мирно спала в кресле; исчезли все сибирские коты и ангорские кошки, и сиамский кот - с темными, как у соболя, лапками и мордочкой; и голубой персидский кот с курносым носом, - словом, все-все-все коты и кошки исчезли в одну минуту, не исключая игрушечных кошечек и даже глиняных кошек-копилок. Правда, Чмок этого не заметил. У него было очень много разных дел. А на другой день их стало еще больше: он должен был разгрызть одну хозяйскую тапочку, а другую затащить под диван, и облаять трех прохожих (по очереди), и, кроме того, вырыть большую яму под кустом цветущих роз. А еще на другой день его взяли на реку купаться, и потом он до поздней ночи все никак не мог просохнуть, так что только на следующее утро он заметил, что вот уже три дня, как он ни разу не видал своего лучшего друга - Барашка - и очень по нему соскучился. Но на лугу, где они всегда играли, ягненка не было; не было его и на улице, а когда Чмок подошел к калитке дома, где Барашек жил, и стал его кликать, оттуда выглянула Старая Овца - Барашкова мама - и грустно сказала: - Он не выйдет. Вот уже третий день он лежит больной и ничего не ест... ничего в рот не берет... Все просит Кашки - белой, розовой или хотя бы лиловатой. А где я ее возьму? - Старая Овца заплакала. - Кашки? - переспросил Чмок. - Ну, это мы сейчас! - И он понесся на знакомый луг с такой быстротой, что задние ноги у него, как у зайца, обгоняли передние. Три раза Чмок обежал весь луг. Вернее, в первый раз он его обежал сломя голову, во второй - рысцой, а на третий раз он шел шагом, свесив свой розовый язычок. Нигде на всем лугу не было Кашки. И только на самом-самом краю Чмок нашел один-единственный цветочек Кашки, который покачивался на тоненьком стебельке и, видимо, тоже собирался убежать. - Постой, постой! - сказал Чмок. - Куда вы все девались? Где все остальные? Цветок грустно покачал головкой. - Мы ушли, - сказал он. - И мы до тех пор не вернемся сюда, пока сюда не вернутся Шмели. Кто такие Шмели, Чмок уже прекрасно знал (однажды он пытался поймать Шмеля, приняв его за Муху), и потому он сильно удивился. - Шмели? - сказал он. - Да ты что? Они кусачие! Они вас всех перекусают! Цветок засмеялся. За ним засмеялись и другие Цветы. Особенно заливались Колокольчики. - Да ты что! - выговорил наконец Цветок. - Шмели кусаются? Я слыхал, что кусаются собаки! - И он снова засмеялся. Чмок промолчал. - А Шмели, - продолжал Цветок, - это наши лучшие друзья. Мы без них просто жить не можем! - Без этих жужжачих и кусачих? - Чмок удивился еще больше. - Жить не можете? Почему? - Все очень просто, - терпеливо пояснил Цветок. - Если к нам не будут прилетать Шмели, то у нас не будет семян. А ведь мы сами вырастаем из семян, и значит, если к нам не будут прилетать Шмели, нас скоро тоже совсем не будет. Ну, теперь-то ты понял? - Понял не понял, пойду искать Шмелей, - со вздохом ответил Чмок и отправился на поиски. Ему пришлось немало побегать, прежде чем он наконец заметил толстого, важного Шмеля, который чем-то занимался на ветке шиповника. - Извините, - сказал Чмок (очень вежливо!), - можно к вам на минуточку? - Обож-ж-ди! - прогудел Шмель. - Я должен написать письмо. Чмок так и сел. Неужели Шмели умеют писать? Он смотрел на Шмеля очень внимательно, но тот ничего не писал, а, как показалось Чмоку, зачем-то кусал лист шиповника. Наконец Шмель закончил свое дело. - Письмо готово, - сказал он с удовлетворением. - Теперь можно на минуточку! - А где же?.. Где же ваше письмо? - спросил Чмок. - Письмо? - переспросил Шмель. - Письмо - вот оно. Оно у меня не простое, а душистое. Покусаешь листик, останется запах, вот тебе и письмо. Можешь сам прочитать. Подходи, подходи, не бойся! - сказал он, видя, что Чмок не очень торопится. - По-моему, ничем не пахнет, - сказал расхрабрившийся наконец Чмок, тщательно обнюхав листик. - Эх, ты! А я слышал - у Собак нюх хороший. Любой Шмель мое письмо и через три дня прочитает, - сказал Шмель с гордостью. - Ну, да не в этом дело. Рассказывай, зачем пришел. - Ах, да, чуть не забыл, - спохватился Чмок. - Пожалуйста, вернитесь на тот луг, где Кашка росла. Она вас очень просит. И я тоже. Очень-очень! Шмель задумчиво повел усиками. - Оно бы можно, - сказал он. - Да только нельзя. Видя, что Чмок окончательно сбит с толку, Шмель продолжал: - Вот если бы с того луга Мыши ушли, тогда бы можно. А так - нельзя. Там Мышей вдруг развелось видимо-невидимо, а они наши гнезда разоряют. Я как раз и пишу всем Шмелям, чтобы на тот луг не летали, - гудел Шмель, но Чмок его уже не дослушал. Он со всех ног мчался прогонять Мышей. Но что он ни делал (а он и бегал, и прыгал, и раскапывал норки, и лаял), все было напрасно. Со всех сторон из-под земли появлялись насмешливые мышиные мордочки и слышалось: - Хи-хи! Хи-хи! Хи-хи! - Убирайтесь вон! - грозно рычал Чмок. - А то я вас! Мордочки исчезали, но тут же откуда-то сзади снова слышалось: - Хи-хи! Хи-хи! Хи-хи! Совершенно замученный и сконфуженный, поплелся Чмок домой, и, понурив голову и поджав хвостик, подошел он к скамейке, на которой сидел его Хозяин. - Я вижу, мой юный друг, - сказал Хозяин, - что твои дела не в блестящем положении. - Совсем никуда, - признался Чмок и даже лег на землю. - Так, значит, теперь ты понял, что бывает, когда произносят роковые слова, которые... Ну, и так далее? - Понял, - сказал Чмок виновато. - Надо Мышей прогнать. - Ну, что ж, можно помочь твоему горю, - сказал Хозяин. - Но тебе для этого придется потрудиться... - Потрудиться? Пожалуйста! - радостно вскочил Чмок. - ...потрудиться выучить и спеть песню "Про всех на свете", и спеть ее не одному, а кое с кем! И с этими словами Хозяин достал из-за пазухи... кого бы вы думали? Совершенно верно - Котенка. Чмок было насупился, но потом поднял голову и лизнул Котенка в нос. Понятно, это означало: "Не сердись, и давай дружить!". И Котенок сразу его понял: он замурлыкал мелодию песни "Про всех на свете". А Хозяин подхватил. Он-то знал и слова. А чуть попозже запел и Чмок. А назавтра они пели ее втроем: Чмок, Барашек и их новый друг - Котенок. И пели они ее на лугу, где порой слышался мышиный писк (но не так уж часто!), зато снова жужжали Шмели и цвела Кашка - белая, розовая и даже лиловатая. И так как вам, наверно, тоже хочется узнать, что это за песня "Про всех на свете", то вот ее слова: Все-Все, Все на свете, На свете нужны, И Мошки Не меньше нужны, чем Слоны. Нельзя обойтись Без чудищ нелепых И даже без хищников, - Злых и свирепых. Нужны все на свете! Нужны все подряд - Кто делает мед И кто делает яд! Плохие дела У Кошки без Мышки, У Мышки без Кошки Не лучше делишки! И, если мы с кем-то Не очень дружны, Мы все-таки ОЧЕНЬ Друг другу нужны! А если нам кто-нибудь Лишним покажется, То это, конечно, Ошибкой окажется! Все-Все, Все на свете, На свете нужны, И это все дети Запомнить должны! ПОЧЕМУ ДЕРЕВЬЯ НЕ ХОДЯТ - Почему? - сказал Зайчонок, И Зайчиха-мать вздохнула. - Почему деревья, мама, Никогда гулять не ходят? Ведь они уже большие, Почему бы им не бегать? Все ведь, мама, любят бегать, Почему ж они не ходят? - Почему? - сказала мама. - Потому что не умеют! Ног у них, деревьев, нету, Наказание ты наше! - По чему? - переспросила Очень умная Сорока. - По земле! - Сама сказала И сама же рассмеялась. Все вокруг захохотали. Засмеялись звери, птицы, Белки громко затрещали: - Только нам и не хватало, Только нам и не хватало, Чтобы прыгали деревья! - Даже глупые Лягушки Захихикали в болоте: - Ква-ква-ква! Какой он глупый! Вот нашел себе заботу, Почему не ходят палки! Есть же умные вопросы: "Скоро ли начнется дождик? Где найти побольше тины? Чем набить сегодня пузо?" Ты бы вот над чем подумал, Глупый маленький Зайчонок! Правда, Пж - колючий ежик - Проворчал: - Легко смеяться, А попробуйте ответить! Глупых, дети, нет вопросов! Вот ответов глупых - вдоволь! Но никто его не слышал - Все смеялись над Зайчонком. И никто не знал ответа. А Зайчонок не смутился, Просто отошел в сторонку, На траве он растянулся Под тенистым старым дубом, Потихоньку повторяя: - Кто же все-таки мне скажет, Кто же все-таки ответит: Почему стоят деревья, Почему они не ходят? И с зеленой ветки дуба Прозвучал чудесный голос: - Я на твой вопрос отвечу. Я тебе отвечу - правду. И, услышав этот голос, Птицы сразу замолчали, Звери уши навострили, Замолчали и Лягушки - Словно в рот воды набрали. Все узнали этот голос - Соловья узнаешь сразу! I Много лет назад, Зайчонок, У ручья стояла Ива. Год за годом зеленела, Подрастала год от года - Не спеша растут деревья, А какие вырастают! Не спеша живут деревья. Целый век стоят на месте, Уходя корнями в землю, Простирая ветки к солнцу. Ничего они не ищут, Ни о чем они не просят - Им ведь нужно так немного: Свет, Земля, Вода И ветер - То, чего искать не надо, То, что всем дается даром. А еще деревьям нужно, Чтоб Земля была прекрасна, И живут они, деревья, Украшая нашу землю: Красотой листвы зеленой, Красотою тонких веток, Красотой стволов могучих, Несказанной красотою Доброты своей извечной! Потому что все деревья, И кусты, цветы и травы, - Все они живут на свете По Зеленому закону: Ничего они не ищут, Ничего не отнимают, Никого не обижают, Всем готовы поделиться. Так сейчас живут деревья, Так они и раньше жили, Так жила и наша Ива. И она росла неспешно, А своей могучей кроной, Говорят, коснулась неба, А могучими Корнями Глубины земной коснулась. У ручья она стояла, И дружили с Ивой рыбки - Подплывали к ней без страха, У корней ее резвились, И в тени ее прохладной В жаркий день скрывались зайцы И прекрасные олени - Чудо-звери, у которых Над печальными глазами Тоже ведь растут деревья, Только зимние, без листьев. А в ее листве зеленой Песни целый день звучали - С ней дружил народ крылатый: Птицы, радостное племя, На ветвях гостеприимных Вили гнезда, пели песни... Песни петь они умели! А она умела слушать: Ни листок не шелохнется, Заскрипеть сучок не смеет. Мы, певцы, народ пугливый, Мы, певцы, народ крылатый: Нас спугнуть - совсем нетрудно, А вернуть - не так-то просто! Не заман