- более многообразными. В первом разделе поэтического
сборника 1856 года определились не только пути движения и роста народного
самосознания, но и формы изображения народной жизни. Стихотворение "В
дороге" - это начальный этап: здесь лирическое "я" Некрасова еще в
значительной степени отстранено от сознания ямщика. Голос ямщика
предоставлен самому себе, голос автора - тоже. Но по мере того как в
народной жизни открывается поэту высокое нравственное (*173) содержание,
преодолевается лирическая разобщенность. Прислушаемся, как звучат те же
голоса в стихотворении "Школьник":
- Ну, пошел же, ради Бога!
Небо, ельник и песок -
Невеселая дорога...
Эй! садись ко мне, дружок!
Чьи мы слышим слова? Русского интеллигента, дворянина, едущего по
невеселому нашему проселку, или ямщика-крестьянина, понукающего усталых
лошадей? По-видимому, и того и другого, два эти голоса слились в один:
Знаю: батька на сынишку
Издержал последний грош.
Так мог бы сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но
говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой склад народного
языка принял он в свою душу.
О ком идет речь в стихотворении "Несжатая полоса"? Как будто о больном
крестьянине. Даже приметы осеннего пейзажа - "поля опустели" - схвачены
здесь глазами пахаря. И беда осмыслена с крестьянской точки зрения: жаль
неубранной полосы, несобранного урожая. По-крестьянски одушевляется и
земля-кормилица: "Кажется, шепчут колосья друг другу..." "Помирать собрался,
а рожь сей",- говорили в народе. И с наступлением смертного часа крестьянин
думал не о себе, а о земле, которая останется без него сиротою. Но читаешь
стихотворение и все более и более ощущаешь, что это очень личные, очень
лирические стихи, что глазами пахаря поэт смотрит на себя. Так оно и было.
"Несжатую полосу" Некрасов писал тяжело больным, перед отъездом за границу
на лечение в 1855 году. Поэта одолевали грустные мысли; казалось, что дни
уже сочтены, что в Россию он может не вернуться. И тут мужественное
отношение народа к бедам и несчастьям помогало Некрасову выстоять перед
ударом судьбы, сохранить духовные силы. Образ "несжатой полосы", как и образ
"дороги" в предыдущих стихах, обретает у Некрасова переносный,
метафорический смысл: это и крестьянская нива, но и "нива" поэтического
труда, тяга к которому у больного поэта сильнее смерти, как сильнее смерти
любовь хлебороба к труду на земле, к трудовой ниве.
В свое время Достоевский в речи о Пушкине говорил о (*174) "всемирной
отзывчивости" русского национального поэта, умевшего чувствовать чужое как
свое, проникаться духом иных национальных культур. Некрасов многое от
Пушкина унаследовал. Муза его удивительно прислушлива к народному
миропониманию, к разным, подчас очень далеким от поэта характерам людей. Это
качество некрасовского таланта проявилось не только в лирике, но и в поэмах
из народной жизни.
Своеобразие сатирических стихов Некрасова. Во втором разделе сборника
Некрасов выступает как очень оригинальный сатирический поэт. В чем
заключается его своеобразие? У предшественников Некрасова сатира была по
преимуществу карающей: Пушкин видел в ней "витийства грозный дар".
Сатирический поэт уподоблялся античному Зевсу-громовержцу. Он высоко
поднимался над сатирическим героем и метал в него молнии испепеляющих,
обличительных слов.
Послушаем начало сатиры поэта-декабриста К. Ф. Рылеева "К временщику":
Надменный временщик, и подлый, и коварный,
Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный...
А у Некрасова все иначе, все наоборот! В "Современной оде" он
старается, напротив, как можно ближе подойти к обличаемому герою,
проникнуться его взглядами на жизнь, подстроиться к его самооценке:
Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...
Более того, в стихах "Нравственный человек" и "Отрывки из путевых
записок графа Гаранского" герои уже сами о себе и сами за себя говорят. А мы
смеемся, мы негодуем! Почему? Да потому, что Некрасов "приближается" к своим
героям с издевкой: намеренно заостряет враждебный ему образ мыслей. Вот его
герои как бы и не нуждаются в обличении извне: сами себя они достаточно
глубоко разоблачают. При этом мы проникаем вместе с поэтом во внутренний мир
сатирических персонажей, явными оказываются самые потаенные уголки их
мелких, подленьких душ. Именно так обличает Некрасов впоследствии и знатного
вельможу в "Размышлениях у парадного подъезда". Почти буквально (*175)
воспроизводит он взгляд вельможи на счастье народное и пренебрежение к
заступникам народа:
...Щелкоперов забавою
Ты народное счастье зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Повествование о вельможе выдержано в тоне иронического восхваления,
подобного тому, какое использует поэт и в "Современной оде". В поэме
"Железная дорога" мы услышим монолог генерала. Некрасов дает герою
выговориться до конца, и этого оказывается достаточно, чтобы заклеймить
генеральское презрение к народу и его труду. Некрасовская сатира, давшая
толчок юмористической поэзии В. В. и Н. В. Курочкиных, Д. Д. Минаева и
других поэтов - сотрудников сатирического журнала "Искра", по сравнению с
поэтической сатирой его предшественников последовательно овладевает
углубленным психологическим анализом, проникает в душу обличаемых героев.
Нередко использует Некрасов и сатирический "перепев", который нельзя
смешивать с пародией. В "Колыбельной песне (Подражание Лермонтову)"
воспроизводится ритмико-интонационный строй лермонтовской "Казачьей
колыбельной", частично заимствуется и ее высокая поэтическая лексика, но не
во имя пародирования, а для того, чтобы на фоне воскрешенной в сознании
читателя высокой стихии материнских чувств резче оттенялась низменность тех
отношений, о которых идет речь у Некрасова. Пародийное использование
("перепев") является здесь средством усиления сатирического эффекта.
Поиск "нового человека". Третий раздел сборника, поэма "Саша",- это
один из первых опытов поэтического эпоса Некрасова, органически вытекающего
из стремления его к широкому охвату жизни. Поэма создавалась в счастливое
время подъема общественного движения. В стране назревали крутые перемены,
ожидалось появление "новых людей" с сильными характерами. Всем было ясно:
эти люди должны появиться из общественных слоев, близко стоящих к народу. В
поэме "Саша" Некрасов, предвосхищая Тургенева и Чернышевского, хотел
показать, как рождаются "новые люди" и чем они отличаются от прежних героев
- дворян, "лишних людей".
Духовная сила человека, по Некрасову, питается мерою связей его с
народом. Чем глубже эта связь, тем устойчивее и значительнее оказывается
человек, и наоборот. Лишен-(*176)ный корней в родной земле, человек
уподобляется степной траве перекати-поле. Таков культурный дворянин Агарин.
Это умный, одаренный и образованный человек, но в характере "вечного
странника" нет твердости и веры:
Что ему книга последняя скажет,
То на душе его сверху и ляжет:
Верить, не верить - ему все равно,
Лишь бы доказано было умно!
Агарину противопоставлена дочь мелкопоместных дворян, юная Саша. Ей
доступны радости и печали простого деревенского детства: по-народному
воспринимает она природу, любуется праздничными сторонами крестьянского
труда на кормилице-ниве. В повествование о Саше и Агарине Некрасов вплетает
любимую крестьянством евангельскую притчу о сеятеле и почве.
Крестьянин-хлебороб уподоблял просвещение посеву, а его результаты - земным
плодам, вырастающим из семян на трудовой ниве. В роли "сеятеля знаний на
ниву народную" выступает в поэме Агарин, а благодатной почвой оказывается
душа юной героини. Социалистические идей, с которыми знакомит Агарин Сашу,
падают в плодородную почву и обещают в будущем "пышный плод". Героев "слова"
скоро сменят герои "дела".
Поэма "Саша" была принята современниками с особым воодушевлением: в
общественной жизни тех лет уже начиналось вытеснение культурных дворян
разночинцами.
Своеобразие любовной лирики. Оригинальным поэтом выступил Некрасов и в
заключительном, четвертом разделе поэтического сборника 1856 года: по-новому
он стал писать и о любви. Предшественники поэта предпочитали изображать это
чувство в прекрасных мгновениях. Некрасов, поэтизируя взлеты любви, не
обошел вниманием и ту "прозу", которая "в любви неизбежна" ("Мы с тобой
бестолковые люди..."). В его стихах рядом с любящим героем появился образ
независимой героини, подчас своенравной и неуступчивой ("Я не люблю иронии
твоей..."). А потому и отношения между любящими стали в лирике Некрасова
более сложными: духовная близость сменяется размолвкой и ссорой, герои часто
не понимают друг друга, и это непонимание омрачает их любовь ("Да, наша
жизнь текла мятежно..."). Такое непонимание вызвано иногда разным
воспитанием, разными условиями жизни героев. В стихотворении "Застенчивость"
робкий, неуверенный в себе разночинец сталкивается с надменной светской
красавицей. В "Маше" супруги не могут (*177) понять друг друга, так как
получили разное воспитание, имеют разное представление о главном и
второстепенном в жизни. В "Гадающей невесте" - горькое предчувствие будущей
драмы: наивной девушке нравится в избраннике внешнее изящество манер, модная
одежда. А ведь за этим наружным блеском часто скрывается пустота. Наконец,
очень часто личные драмы героев являются продолжением драм социальных. Так,
в стихотворении "Еду ли ночью по улице темной..." во многом предвосхищаются
конфликты, характерные для романа Достоевского "Преступление и наказание",
для мармеладовской темы в нем.
Таким образом, успех поэтического сборника 1856 года не был случайным:
Некрасов заявил в нем о себе как самобытный поэт, прокладывающий новые пути
в литературе. Главным источником поэтического своеобразия его творчества
явилась глубокая народность, связанная с демократическими убеждениями поэта.
Поэзия Некрасова в преддверии реформы 1861 года. Накануне крестьянской
реформы 1861 года вопрос о народе и его исторических возможностях, подобно
вопросу "быть или не быть?", встал перед людьми
революционно-демократического образа мысли. Разочаровавшись к 1859 году в
перспективах реформ "сверху", они ожидали освобождения "снизу", питали
надежду на крестьянскую революцию. Некрасов не сомневался в том, что именно
народ, многомиллионное крестьянство, является основной и решающей
исторической силой страны. И тем не менее самую задушевную поэму о народе,
написанную в 1857 году, он назвал "Тишина".
Поэма эта знаменовала некоторый поворот в развитии Некрасова. Поиски
творческого начала в жизни России на заре 60-х годов были связаны с
интеллигенцией: она является главным героем трех предшествующих поэм: "В. Г.
Белинский", "Саша", "Несчастные". К народу в этих произведениях Некрасов
выходил не прямо, а косвенно: через заступников народных, страдальцев и
мучеников за правду. В "Тишине" поэт впервые с надеждой и доверием обратился
сам к народу:
Все рожь крутом, как степь живая,
Ни замков, ни морей, ни гор...
Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор!
В лирической исповеди поэта ощущается народный склад ума, народное
отношение к бедам и невзгодам. Стремление (*178) растворить, рассеять горе в
природе - характерная особенность народной песни: "Разнеси мысли по чистым
нашим полям, по зеленым лужкам". Созвучны ей и масштабность, широта
поэтического восприятия, "врачующий простор". Если в поэмах "В. Г.
Белинский", "Несчастные" идеал русского героя-подвижника воплощался у
Некрасова в образе гонимого "народного заступника", то в "Тишине" таким
подвижником становится весь русский народ, сбирающийся под своды сельского
храма:
Храм воздыханья, храм печали -
Убогий храм земли твоей:
Тяжеле стонов не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей!
Сюда народ, тобой любимый,
Своей тоски неодолимой
Святое бремя приносил -
И облегченный уходил!
Почему тоску народа Некрасов называет "святым бременем"? Как объяснить,
что демократ-шестидесятник создает религиозные стихи, исполненные такой
суровой красоты, такой высокой скорбной силы? Вспомним, что становление
демократических взглядов Некрасова совершалось во второй половине 40-х
годов, когда передовые умы России были захвачены идеями французских
социалистов-утопистов. Это были социалисты-мечтатели, идеи братства,
равенства и свободы они считали "новым христианством", продолжением и
развитием нравственных заповедей Иисуса Христа. Социалисты-утописты, как
правило, критиковали официальную церковь, но этические идеи христианства,
связанные с проповедью социального равенства и человеческого братства, они
считали "святым бременем", зерном, из которого вырастает идея нового,
справедливого, социалистического общества.
Русские их последователи были подчас сторонниками более решительной,
революционной ломки старого мира. Но в области этической, нравственной они
шли за своими предшественниками. Белинский в знаменитом письме к Гоголю
называл православную церковь "опорою кнута, угодницею деспотизма", однако
Христа он при этом не только не отрицал, а прямо считал его предтечей
современного социализма: "Он первый возвестил людям учение свободы,
равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего
учения".
(*179) Многие современники Белинского шли еще дальше. Сближая социализм
с христианством, они объясняли это сближение тем, что в момент своего
возникновения христианство было религией угнетенных и содержало в себе
исконную мечту народа о будущем братстве. Поэтому, в отличие от Белинского,
Герцен, например, а вместе с ним и Некрасов с преклонением относились к
религиозности русского крестьянства, видели в ней одну из форм проявления
естественной мечты простого человека о будущей мировой гармонии. В дневнике
от 24 марта 1844 года Герцен писал: "Доселе с народом можно говорить только
через Священное Писание, и, надобно заметить,- социальная сторона
христианства всего менее развита; Евангелие должно войти в жизнь, оно должно
дать ту индивидуальность, которая готова на братство".
Заметим, что такое "обмирщение" религии не слишком противоречило
коренным основам крестьянской религиозности. Русский мужик не всегда уповал
в своих верованиях на загробный мир и будущую жизнь, а иногда предпочитал
искать "землю обетованную" на этом свете. Сколько легенд оставила нам
крестьянская культура о существовании таких земель, где "живет человек в
довольстве и справедливости"! Вспомним, что даже в рассказе Тургенева "Бежин
луг" сон крестьянских детей овеян этой доброй мечтой о земле обетованной.
В поэзии Некрасова постоянно звучат религиозные мотивы, а в качестве
идеала для народных заступников выступает образ Христа. Эти мотивы имеют
народно-крестьянские истоки, они прямо связаны с социально-утопическими
убеждениями поэта. Некрасов верит, что социалистические чаяния являются
духовной опорой верующего христианина, крепостного мужика.
Но в "Тишине" его волнует и другой вопрос: перейдут ли эти мечты в
дело, способен ли народ к их практическому осуществлению? Ответ на него
содержится во второй и третьей главках поэмы. Крестьянская Русь предстает в
них в собирательном образе народа-героя, подвижника русской истории. В
памяти поэта проносятся недавние события Крымской войны и обороны
Севастополя:
Когда над Русью безмятежной
Восстал немолчный скрип тележный,
Печальный, как народный стон!
Русь поднялась со всех сторон,
Все, что имела, отдавала
(*180)
И на защиту высылала
Со всех проселочных путей
Своих покорных сыновей.
Воссоздается событие эпического масштаба: в глубинах крестьянской
жизни, на проселочных дорогах свершается единение народа в непобедимую Русь
перед лицом общенациональной опасности. Неслучайно в поэме воскрешаются
мотивы древнерусской литературы и фольклора. В период роковой битвы у автора
"Слова о полку Игореве" "реки мутно текут", а у Некрасова "черноморская
волна, еще густа, еще красна, уныло в берег славы плещет". В народной песне:
"где мать-то плачет, тут реки прошли; где сестра-то плачет, тут колодцы
воды", а у Некрасова:
Прибитая к земле слезами
Рекрутских жен и матерей,
Пыль не стоит уже столбами
Над бедной родиной моей.
И о военных действиях неприятеля Некрасов повествует в полусказочном,
полубылинном духе:
Три царства перед ней стояло,
Перед одной... таких громов
Еще и небо не метало
С нерукотворных облаков!
В поэме укрепляется вера Некрасова в народные силы, в способность
русского мужика быть героем национальной истории. Но когда народ проснется к
сознательной борьбе за свои интересы? На этот вопрос в "Тишине" нет
определенного ответа, как нет его и в "Размышлениях у парадного подъезда", и
в "Песне Еремушке", ставшей гимном нескольких поколений русской
демократической молодежи.
В этом стихотворении сталкиваются и спорят друг с другом две песни:
одну поет няня, другую - "проезжий городской". В песне няни утверждается
мораль холопская, лакейская, в песне "проезжего" звучит призыв к
революционному делу под лозунгами "братства, равенства и свободы". По какому
пути пойдет в будущем Еремушка, судить трудно: стихотворение и открывается,
и завершается песней няни о терпении и смирении. Тут скрывается существенное
отличие народного поэта Некрасова от его друзей Чернышевского и Добролюбова,
которые в этот момент были большими (*181) оптимистами относительно
возможного народного возмущения. Именно потому в стихах Некрасова "На смерть
Шевченко", "Поэт и гражданин", "Памяти Добролюбова" "народный заступник" -
чаще всего страдалец, идущий на жертву. Такая трактовка "народного
заступника" не вполне совпадает с этикой "разумного эгоизма" Чернышевского.
По отношению к "новым людям" у Некрасова часто прорываются чувства, близкие
к религиозному преклонению. Характерен мотив избранности, исключительности
великих людей, которые проносятся "звездой падучею", но без которых
"заглохла б нива жизни". При этом Некрасов отнюдь не порывает с
демократической идеологией. Его герой напоминает не "сверхчеловека", а
почитаемого и любимого народом христианского подвижника:
Ты любишь несчастного, русский народ!
Страдания нас породнили...
("Княгиня Волконская")
В подвижническом облике некрасовских "народных заступников" проявляется
глубокий их демократизм, органическая связь с народной культурой. В
миросозерцании русского крестьянина воспитана трудной отечественной историей
повышенная чуткость к страдальцам за истину, особое доверие к ним. Немало
таких мучеников-правдоискателей находит поэт и в самой крестьянской среде.
Его привлекает аскетический образ Власа (стихотворение "Влас"), способного
на высокий нравственный подвиг. Под стать Власу суровый образ пахаря в
финале поэмы "Тишина", который "без наслаждения живет, без сожаленья
умирает". Судьба Добролюбова в некрасовском освещении оказывается
родственной доле такого пахаря:
Учил ты жить для славы, для свободы,
Но более учил ты умирать.
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал...
Если Чернышевский вплоть до 1863 года чутьем политика осознавал
реальную возможность революционного взрыва, то Некрасов уже в 1857 году
чутьем народного поэта ощущал иллюзорность этих надежд. Этика "разумного
эгоизма", отвергавшая жертвенность, основывалась на ощущении близости
революции. Этика подвижничества и жертвенности у Некрасова порождалась
сознанием невозможности быстрого (*182) пробуждения народа. Идеал
революционного борца у Некрасова неизбежно смыкался с идеалом народного
подвижника.
Первый пореформенный год. Поэма "Коробейники". Первое пореформенное
лето Некрасов провел, как обычно, в Грешневе, в кругу своих приятелей,
ярославских и костромских крестьян. Осенью он вернулся в Петербург с целым
"ворохом стихов". Его друзей интересовали настроения пореформенной деревни:
к чему приведет недовольство народа грабительской реформой, есть ли надежда
на революционный взрыв? Некрасов отвечал на эти вопросы поэмой
"Коробейники". В ней поэт выходил на новую дорогу. Предшествующее его
творчество было адресовано в основном читателю из образованных слоев
общества. В "Коробейниках" он смело расширил предполагаемый круг своих
читателей и непосредственно обратился к народу, начиная с необычного
посвящения: "Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды,
Костромской губернии)". Поэт предпринял и второй беспримерный шаг: на свой
счет он напечатал поэму в серии "Красные книжки" и распространял ее в народе
через коробейников - торговцев мелким товаром.
"Коробейники" - поэма-путешествие. Бродят по сельским просторам
деревенские торгаши - старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их
любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни
тревожного пореформенного времени. Сюжет дороги превращает поэму в широкий
обзор российской провинциальной действительности. Все, что происходит в
поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор. О
подлинной народности поэмы свидетельствует и то обстоятельство, что первая
глава ее, в которой торжествует искусство некрасовского "многоголосия",
искусство делать народный взгляд на мир своим, вскоре стала популярнейшей
народной песней - "Коробушкой". Главные критики и судьи в поэме - не
патриархальные мужики, а "бывалые", много повидавшие в своей страннической
жизни и обо всем имеющие собственное суждение. Создаются колоритные живые
типы "умственных" крестьян, деревенских философов и политиков.
В России, которую судят мужики, "все переворотилось": старые устои
разрушаются, новое еще в брожении и хаосе. Картина развала начинается с суда
над "верхами", с самого батюшки-царя. Вера в его милости была устойчивой в
крестьянской психологии, но Крымская война у многих мужиков эту (*183) веру
расшатала. Устами старого Тихоныча дается следующая оценка антинародных
последствий затеянной самодержавием войны:
Царь дурит - народу горюшко!
Точит русскую казну,
Красит кровью Черно морюшко,
Корабли валит ко дну.
Перевод свинцу да олову,
Да удалым молодцам.
Весь народ повесил голову,
Стон стоит по деревням.
В годину народного бедствия появляется в России целый легион
прихвостней, ловких мошенников, наживающихся на крестьянском горе. Одной
рукой бездарное правительство творит "душегубные дела", а другой спаивает
несчастных мужиков дешевой сивухой через рыжих целовальников калистратушек.
С крестьянской точки зрения, народное пьянство - первый признак глубокого
общенационального кризиса, первый сигнал надвигающейся катастрофы:
Ой! ты, зелие кабашное,
Да китайские чаи.
Да курение табашное!
Бродим сами не свои.
С этим пьянством да курением
Сломишь голову как раз.
Перед светопреставлением,
Знать, война-то началась.
Вкладывая в уста народа такие резкие антиправительственные настроения,
Некрасов не погрешил против правды. Многое тут идет от старообрядческой
семьи Гаврилы Захарова, костромского крестьянина. Старообрядцы не
употребляли вина, не пили чаю, не курили табаку. Оппозиционно настроенные по
отношению к царю-антихристу и его чиновникам, они резко отрицательно
оценивали события Крымской войны. Картину развала крепостнической России
дополняют наблюдения коробейников над праздной жизнью господ, проматывающих
в Париже народные денежки на дорогие безделушки, а завершает история
Титушки-ткача. Крепкий, трудолюбивый крестьянин стал жертвой всероссийского
беззакония и превратился в "убогого странника" - "без дороги в путь пошел".
Тягучая, заунывная его песня, сливающаяся (*184) со стоном российских сел и
деревень, со свистом холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в
поэме трагическую развязку. В глухом костромском лесу коробейники гибнут от
рук отчаявшегося лесника, напоминающего и внешне "горе, лычком
подпоясанное". Это убийство - стихийный бунт потерявшего веру в жизнь
человека.
Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями
коробейников. Это очень совестливые мужики. Они стыдятся своего торгашеского
ремесла. Трудовая крестьянская мораль подсказывает им, что, обманывая своих
же братьев-мужиков, они творят неправедное дело, "гневят Всевышнего". Их
приход в село - дьявольское искушение для бедных девок и баб. Вначале они -
"красны девушки-лебедушки", "жены мужние - молодушки", а после "торга
рьяного" - "посреди села базар", "бабы ходят точно пьяные, друг у дружки
рвут товар". Как приговор всей трудовой крестьянской России своему
неправедному пути, выслушивают коробейники бранные слова крестьянок:
Принесло же вас, мошейников!..
Из села бы вас колом!..
И по мере того как набивают коробейники свои кошельки, все тревожнее
они себя чувствуют, все прямее, все торопливее становится их путь и все
значительнее препятствия.
Поперек их пути становится не только русская природа, не только
отчаявшийся лесник, напоминающий лешего. Как укор коробейнику Ваньке -
чистая любовь его невесты Катеринушки, той самой, которая предпочла всем
щедрым подаркам "бирюзовый перстенек". В трудовых крестьянских заботах топит
Катеринушка свою тоску по суженому. Вся пятая главка поэмы, воспевающая
самозабвенный труд и самоотверженную любовь,- упрек торгашескому делу
коробейников, которое уводит их из родимого села на чужую сторону, отрывает
от трудовой жизни и народной нравственности:
Часто в ночку одинокую
Девка часу не спала,
А как жала рожь высокую,
Слезы в три ручья лила!
В ключевой сцене выбора дороги окончательно определяется трагический
исход жизни коробейников. Они сами готовят свою судьбу. Опасаясь за
сохранность тугих кошельков, они (*185) решают идти в Кострому "напрямки".
Этот выбор не считается с непрямыми русскими дорогами. Против коробейников
как бы восстают дебри лесов, топи болот, сыпучие пески. Тут-то и настигает
их ожидаемое, сбываются их роковые предчувствия...
Примечательно, что преступление "христова охотничка", убивающего
коробейников, совершается без всякого расчета: деньгами, взятыми у них, он
не дорожит. Тем же вечером, в кабаке, рассказывает он всему народу о
случившемся и покорно сдает себя в руки властей.
Не случайно в "Крестьянских детях", созданных одновременно с
"Коробейниками", Некрасов воспевает суровую прозу и высокую поэзию
крестьянского детства и призывает хранить в чистоте вечные нравственные
ценности, рожденные трудом на земле,- то самое "вековое наследство", которое
поэт считает истоком русской национальной культуры:
Играйте же, дети! Растите на воле!
На то вам и красное детство дано,
Чтоб вечно любить это скудное поле,
Чтоб вечно вам милым казалось оно.
Храните свое вековое наследство,
Любите свой хлеб трудовой -
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..
Период "трудного времени". Поэма "Мороз, Красный нос". Вскоре после
крестьянской реформы 1861 года в России наступили "трудные времена".
Начались преследования и аресты. Сослан в Сибирь поэт М. Л. Михайлов,
арестован Д. И. Писарев. Летом 1862 года заключен в Петропавловскую крепость
Чернышевский. Нравственно чуткий Некрасов испытывал неловкость перед
друзьями, их драматическая судьба была для него укоризной. В одну из
бессонных ночей, в нелегких раздумьях о себе и опальных друзьях выплакалась
у Некрасова великая "песнь покаяния" - лирическая поэма "Рыцарь на час".
Когда он писал ее, вспомнились задевшие его в свое время в письме покойного
Добролюбова от 23 августа 1860 года укор и упрек: "И подумал я: вот человек
- темперамент у него горячий, храбрости довольно, воля твердая, умом не
обижен, здоровье от природы богатырское, и всю жизнь томится желанием
какого-то дела, честного, хорошего дела... Только бы и быть ему Гарибальди в
своем месте".
Ушел из жизни Добролюбов, сгорев на подвижнической (*186) журнальной
работе, попал в крепость Чернышевский... А Некрасову стать "русским
Гарибальди" так и не пришлось. И не потому, что не хватало твердости воли и
силы характера: обостренным чутьем народного поэта он ощущал неизбежный
трагизм революционного подвига в России. Подвиг этот требовал безоглядной
веры. У Некрасова такой веры не было. А революционное "рыцарство" с оглядкой
неминуемо оказывалось "рыцарством на час":
Суждены вам благие порывы,
Но свершить ничего не дано...
Осенью 1862 года в тяжелом настроении (под угрозой оказалось
существование "Современника", пошло на спад крестьянское движение,
подавляемое энергичными усилиями правительства) поэт навестил родные места:
побывал в Грешневе и в соседнем Аб`акумцеве на могиле матери. Итогом всех
этих событий и переживаний явилась поэма "Рыцарь на час" - одно из самых
проникновенных произведений Некрасова о сыновней любви к матери,
перерастающей в любовь к родине. Настроения героя поэмы оказались созвучными
многим поколениям русской интеллигенции, наделенной жгучей совестливостью,
жаждущей деятельности, но не находящей ни в себе, ни вокруг себя прочной
опоры для деятельного добра или для революционного подвига. Поэму эту
Некрасов очень любил и читал всегда "со слезами в голосе". Сохранилось
воспоминание, что вернувшийся из ссылки Чернышевский, читая "Рыцаря на час",
"не выдержал и разрыдался".
Польское восстание в 1863 году, жестоко подавленное правительственными
войсками, подтолкнуло придворные круги к реакции. В обстановке спада
крестьянского движения некоторая часть революционной интеллигенции потеряла
веру в народ, в его творческие возможности. На страницах демократического
журнала "Русское слово" стали появляться статьи, в которых народ обвинялся в
грубости, тупости, невежестве. Чуть позднее и Чернышевский в "Прологе"
устами Волгина произнес горькие слова о "жалкой нации" - "снизу доверху все
сплошь рабы". В этих условиях Некрасов приступил к работе над новым
произведением, исполненным светлой веры и доброй надежды,- к поэме "Мороз,
Красный нос".
Центральное событие "Мороза" - смерть крестьянина, и действие в поэме
не выходит за пределы одной крестьянской семьи. В то же время и в России, и
за рубежом ее считают (*187) поэмой эпической. На первый взгляд, это
парадокс, так как классическая эстетика считала зерном эпической поэмы
конфликт общенационального масштаба, воспевание великого исторического
события, имевшего влияние на судьбу нации.
Однако, сузив круг действия в поэме, Некрасов не только не ограничил,
но укрупнил ее проблематику. Ведь событие, связанное со смертью крестьянина,
с потерей "кормильца и надежи семьи", уходит своими корнями едва ли не в
тысячелетний национальный опыт, намекает невольно на многовековые наши
потрясения. Некрасовская мысль развивается здесь в русле довольно
устойчивой, а в XIX веке чрезвычайно живой литературной традиции. Семья -
основа национальной жизни. Эту связь семьи и нации глубоко чувствовали
творцы нашего эпоса от Некрасова до Льва Толстого. Идея семейного,
родственного единения возникла перед нами как самая насущная еще на заре
русской истории. И первыми русскими святыми оказались не герои-воины, а
скромные князья, братья Борис и Глеб, убиенные окаянным Святополком. Уже
тогда ценности братской, родственной любви возводились у нас в степень
национального идеала.
Крестьянская семья в поэме Некрасова - частица всероссийского мира:
мысль о Дарье переходит естественно в думу о "величавой славянке", усопший
Прокл подобен крестьянскому богатырю Микуле Селяниновичу:
Большие, с мозолями руки,
Подъявшие много труда,
Красивое, чуждое муки
Лицо - и до рук борода.
Столь же величав и отец Прокла, скорбно застывший на могильном бугре:
Высокий, седой, сухопарый,
Без шапки, недвижно-немой,
Как памятник, дедушка старый
Стоял на могиле родной!
"У великого народа - своя история, а в истории - свои критические
моменты, по которым можно судить о силе и величии его духа,- писал
Белинский.- Дух народа, как и дух частного человека, высказывается вполне в
критические моменты, по которым можно безошибочно судить не только о его
силе, но и о молодости и свежести его сил".
С XIII по XX век русская земля по меньшей мере раз в (*188) столетие
подвергалась опустошительному нашествию. Событие, случившееся в крестьянской
семье, потерявшей кормильца, как в капле воды отражает исторические беды
российской женщины-матери. Горе Дарьи торжественно называется в поэме как
"великое горе вдовицы и матери малых сирот". Великое - потому что за ним
трагедия многих поколений русских женщин - невест, жен, сестер и матерей. За
ним - историческая судьба России: невосполнимые потери лучших национальных
сил в опустошительных войнах, в социальных катастрофах веками отзывались
сиротской скорбью прежде всего в наших семьях.
Сквозь бытовой сюжет просвечивает у Некрасова эпическое событие.
Испытывая на прочность крестьянский семейный союз, показывая семью в момент
драматического потрясения ее устоев, Некрасов держит в уме общенародные
испытания. "Века протекали!" В поэме это не простая поэтическая декларация:
всем содержанием, всем метафорическим миром поэмы Некрасов выводит
сиюминутные события к вековому течению российской истории, крестьянский быт
- к всенародному бытию. Вспомним глаза плачущей Дарьи, как бы растворяющиеся
в сером, пасмурном небе, плачущем ненастным дождем. А потом они сравниваются
с хлебным полем, истекающим перезревшими зернами-слезами. Вспомним, что эти
слезы застывают в круглые и плотные жемчужины, сосульками повисают на
ресницах, как на карнизах окон деревенских изб:
Кругом - поглядеть нету мочи,
Равнина в алмазах блестит...
У Дарьи слезами наполнились очи -
Должно быть, их солнце слепит...
Только эпический поэт мог дерзко соотнести снежную равнину в алмазах с
очами Дарьи в слезах. Образный строй "Мороза" держится на этих широких
метафорах, выводящих бытовые факты к всенародному бытию. К горю крестьянской
семьи по-народному прислушлива в поэме природа: как живое существо, она
отзывается на происходящие события, вторит крестьянским плачам суровым воем
метелицы, сопутствует мечтам народным колдовскими чарами Мороза. Смерть
крестьянина потрясает весь космос крестьянской жизни, приводит в движение
скрытые в нем духовные силы. Конкретно-бытовые образы, не теряя своей
заземленности, изнутри озвучиваются песенным, былинным началом. "Поработав в
земле", Прокл оставляет ее сиротою - и вот она (*189) "ложится крестами",
священная Мать - сыра земля. И Савраска осиротел без своего хозяина, как
богатырский конь без Микулы Селяниновича.
За трагедией одной крестьянской семьи - судьба всего народа русского.
Мы видим, как ведет себя он в тягчайших исторических испытаниях. Смертельный
нанесен удар: существование семьи кажется безысходным. Как же одолевает
народный "мир" неутешное горе? Что помогает ему выстоять в трагических
обстоятельствах?
Обратим внимание: в тяжелом несчастье домочадцы менее всего думают о
себе, менее всего носятся со своим горем. Никаких претензий к миру, никакого
ропота, стенаний или озлобления. Горе отступает перед всепоглощающим
чувством жалости и сострадания к ушедшему человеку вплоть до желания
воскресить Прокла ласковым, приветливым словом:
Сплесни, ненаглядный, руками,
Сокольим глазком посмотри,
Тряхни шелковыми кудрями,
Сахарны уста раствори!
Так же встречает беду и овдовевшая Дарья. Не о себе она печется, но,
"полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит". Мечтая о свадьбе сына, она
предвкушает не свое счастье только, а счастье любимого Прокла, обращается к
умершему мужу как к живому, радуется его радостью. Сколько в ее словах
домашнего тепла и ласковой, охранительной участливости по отношению к
близкому человеку. Но такая же теплая, родственная любовь распространяется у
нее и на "дальних" - на усопшую схимницу, например, случайно встреченную в
монастыре:
В личико долго глядела я:
Всех ты моложе, нарядней, милей,
Ты меж сестер словно горлинка белая
Промежду сизых, простых голубей..
Дарью согревает в трагической ситуации тепло одухотворенного
сострадания. Тут касается Некрасов сокровенного ядра народной нравственной
культуры, того, на чем стояла и должна стоять Русская земля.
В поэме "Мороз, Красный нос" Дарья подвергается двум испытаниям. Два
удара идут друг за другом с роковой неотвратимостью. За смертью мужа ее
настигает собственная (*190) смерть. Однако и ее преодолевает Дарья.
Преодолевает силой любви, распространяющейся у героини на всю природу: на
землю-кормилицу, на хлебное поле. И умирая, больше себя она любит Прокла,
детей, крестьянский труд на вечной ниве:
Воробушков стая слетела
С снопов, над телегой взвилась.
И Дарьюшка долго смотрела,
От солнца рукой заслонясь,
Как дети с отцом приближались
К дымящейся риге своей,
И ей из снопов улыбались
Румяные лица детей...
Это удивительное свойство русского национального характера народ пронес
сквозь мглу суровых лихолетий от "Слова о полку Игореве" до наших дней, от
плача Ярославны до плача вологодских, костромских, ярославских, сибирских
крестьянок, героинь В. Белова, В. Распутина, В. Астафьева потерявших своих
мужей и сыновей. В поэме "Мороз, Красный нос" Некрасов коснулся глубинных
пластов нашей культуры, неиссякаемого источника выносливости и силы
народного духа, столько раз спасавшего Россию в годины национальных
потрясений.
Поэма Некрасова учит нас чувствовать духовную красоту и щедрость
народного характера, главной особенностью которого является обостренная
чуткость к другому человеку, умение понять его, как самого себя, счастье
радоваться его счастьем или страдать его страданием. В редкой поэтической
отзывчивости на чужую радость и чужую боль Некрасов и по сию пору -
исключительный и глубоко народный поэт.
Лирика Некрасова конца 60-х годов. Именно эта глубокая вера в народ
помогала поэту подвергать народную жизнь суровому и строгому анализу, как,
например, в финале стихотворения "Железная дорога". Поэт никогда не
заблуждался относительно ближайших перспектив революционного крестьянского
освобождения, но и никогда не впадал при этом в отчаяние:
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную,
Вынесет все, что Господь ни пошлет!
Вынесет все - и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
(*191)
Жаль только - жить в эту пору прекрасную
Уж не придется - ни мне, ни тебе.
Так в обстановке жестокой реакции, когда пошатнулась вера в народ у
самих его заступников, Некрасов сохранил уверенность в мужестве, духовной
стойкости и нравственной красоте русского крестьянина. После смерти отца в
1862 году Некрасов не порвал связи с родным его сердцу
ярославско-костромским краем. Близ Ярославля он приобрел усадьбу Карабиха и
каждое лето наезжал сюда, проводя время в охотничьих странствиях с друзьями
из народа. Вслед за "Морозом" появилась "Орина, мать солдатская" -
стихотворение, прославляющее материнскую и сыновнюю любовь, которая
торжествует не только над ужасами николаевской солдатчины, но и над самой
смертью.
Появился "Зеленый Шум" с весе