едчувствием, безвольно наблюдал со стороны, словно читая жуткую повесть, - и поползла к цепочке на шее. Наконец воля Фродо проснулась и подвела руку к какому-то предмету, спрятанному у сердца, холодному, твердому, - и ладонь его сжала фиал Галадриэли, забытый и как бы ненужный до этой роковой минуты. И всякая мысль о Кольце покинула его; он вздохнул и опустил голову. В тот же миг Повелитель призраков тронул коня и вступил на мост; мрачное полчище двинулось за ним. Может статься, незримый его взор обманули эльфийские накидки, а окрепнувший духом, независимый маленький враг стал незаметным. К тому же он торопился. Урочный час пробил, и по мановению своего Властелина он обрушивался войной на Запад. И он промчался зловещей тенью вниз по извилистой дороге, а по мосту все проходил за строем строй. Со дней Исилдуровых не выступало такой рати из долины Минас-Итила, никогда еще не осаждало Андуинские броды столь свирепое и могучее воинство, и однако же это было лишь одно, и не самое несметное, из полчищ, которые изрыгнул Мордор. Фродо шевельнулся, и вдруг мысли его обратились к Фарамиру. "Вот буря и грянула, - подумал он. - Стальная туча мчится на Осгилиат. Успеет ли Фарамир переправиться? Он предвидел это, но все же не застанут ли его врасплох? Броды гондорцы не удержат: кто сможет противостоять Первому из Девятерых Всадников? А вслед ему не замедлят и другие несметные рати. Я опоздал. Все пропало. Я замешкался в пути. Все погибло. Если даже я исполню поручение, все равно об этом никто никогда не узнает. Кто останется в живых, кому рассказать? Все было зря, все напрасно". Обессилев от горя, он заплакал, а Моргульское войско все шло и шло по мосту. Потом откуда-то издалека, словно бы в Хоббитании ранним солнечным утром, когда пора было просыпаться и растворялись двери, послышался голос Сэма: "Проснитесь, сударь! Проснитесь" - и, если бы голос прибавил: "Завтрак уже на столе", он бы ничуть не удивился. Вот приставучий Сэм! - Очнитесь, сударь! - повторял он. - Они прошли. Лязгнули, закрываясь, ворота Минас-Моргула. Последний строй копейщиков утонул в дорожной мгле. Башня еще скалилась мертвенной ухмылкой, но на глазах тускнела, и крепость окутывалась сумрачной тенью, воцарялось прежнее безмолвие, и по-прежнему глядели изо всех черных окон недреманные очи. - Очнитесь, сударь! Они умотали, и нам тоже надо живенько сматывать удочки. Тут караулит глазастая нежить, того и гляди, увидят, и они-то тебя да, а ты-то их нет, извините, ежели непонятно, мне и самому не очень. Но тут поторчи на месте, и мигом тебя накроют. Пойдемте, сударь! Фродо поднял голову и встал на ноги. Отчаяние осталось, но бессилие он одолел. Он даже угрюмо улыбнулся: наперекор всему вдруг стало яснее ясного, что ему надо из последних сил выполнять свой долг, а узнают ли об этом Фарамир, Арагорн, Элронд, Галадриэль или Гэндальф - дело десятое. Он держал в одной руке посох, в другой - фиал; заметив, что ясный свет уже струится из-под его пальцев, он спрятал фиал обратно и прижал его к сердцу. Потом, отвернувшись от Моргульской крепости - сереющего пятна в темной логовине, - он изготовился в путь. Видимо, Горлум бросил хоббитов и уполз наверх, в темень, когда открылись ворота Минас-Моргула. Теперь он приполз обратно. Зубы его клацали, длинные пальцы дрожали. - Дурачки! Глупыши! - шипел он. - Нельзя мешкать! Пусть они не думают, что опасность миновала, нет. Не мешкайте! Не отвечая, они пошли за ним по краю пропасти. Это было жутковато даже после всех пережитых ужасов, но вскоре тропа свернула за выступ скалы и нырнула в узкий пролом - должно быть, к первой лестнице из обещанных Горлумом. Там было своей протянутой руки не видно, и только сверху светились два бледных огонька: Горлум повернул к ним голову. - Оссторожней! - шепнул он. - Тут ступеньки, много-много ступенек. Надо очень оссторожно! И опять не соврал: хотя Фродо и Сэму полегчало - все ж таки стены с обеих сторон, - но лестница была почти отвесная, и чем выше карабкались они по ней, тем сильнее оттягивал черный провал позади. Ступеньки были узкие, неровные, ненадежные: стертые и скользкие, а некоторые просто осыпались под ногой. Хоббиты лезли и лезли, хватаясь непослушными, онемелыми пальцами за верхние ступеньки и заставляя сгибаться и разгибаться ноющие колени, а лестница все глубже врезалась в утес, и все выше вздымались стены над головой. Наконец, когда руки-ноги отказали, вверху снова зажглись горлумские глаза. - Поднялиссь, - прошептал он. - Первая лестница кончилась. Высоко вскарабкались умненькие хоббитцы, очень высоко. Еще немножечко ступенечек, и все. Пошатываясь и тяжело пыхтя, Сэм, а за ним Фродо вылезли на последнюю ступеньку и принялись растирать ступни и колени. Они были в начале темного перехода, который тоже вел наверх, но уже не так круто и без ступенек. Горлум не дал им толком передохнуть. - Дальше будет другая лестница, - сказал он. - Гораздо длиньше. Взберемся по ней, тогда и отдохнете. Здесь еще рано. Сэм застонал. - Длиньше, говоришь? - переспросил он. - Да-да, длиньше, - сказал Горлум. - Но легче. Хоббиты карабкались по Прямой лестнице. Сейчас начнется Витая лестница. - А там что? - спросил Сэм. - Там поссмотрим, - тихо проговорил Горлум. - О да, там мы поссмотрим! - Ты вроде говорил, что дальше проход? - сказал Сэм. - Темный-темный проход? - Да-да, там длинный проход под скалой, - сказал Горлум. - Но хоббитцы сначала отдохнут. Если они сейчас взберутся по лестнице, все будет хорошо, это уже самый верх. Почти самый верх, если они сумеют взобраться, да-ссс. Фродо вздрогнул. Карабкаясь, он вспотел, а теперь ему стало зябко и одежда липла к телу: коридор продувал сквозняк с невидимых высот. Он поднялся и встряхнулся. - Пошли, что ли! - сказал он. - Здесь не посидишь: дует. Долгонько тащились переходом, а холодный сквозняк пронимал до костей и постепенно превращался в свистящий ветер. Видно, горы злобствовали, отдувая чужаков от своих каменных тайн и стараясь их сдунуть назад, в черный провал. Наконец стена справа исчезла - значит, все-таки вышли наружу, хотя светлее почти не стало. Мрачные громады обволакивала густая серая тень. Под низкими тучами вспыхивали красноватые зарницы, и на миг становились видны высокие пики спереди и по сторонам, точно подпорки провисающих небес. Они поднялись на много сот футов и вышли на широкий уступ: слева скала, справа бездна. Провожатый Горлум жался к скале. Карабкаться вверх было пока что не надо, но пробираться в темноте по растрескавшемуся уступу, заваленному обломками, приходилось чуть ли не ощупью. Сколько часов прошло с тех пор, как они вступили в Моргульскую долину, ни Сэм, ни Фродо гадать не пробовали. Бесконечная ночь бесконечно тянулась. Впереди снова выросла стена, и опять они попали на лестницу, передохнули и принялись карабкаться. Подъем был долгий и изнурительный, но хоть в гору эта лестница не врезалась: она вилась змеей по скалистому откосу. Когда ступеньки шли краем черной пропасти, Фродо увидел внизу огромное ущелье, которым кончалась логовина. В страшной глубине чуть мерцала светляком призрачная тропа от мертвой крепости к Безымянному Перевалу. Фродо поспешно отвел глаза. А тропка-лестница петляла, всползала по уступам наконец вывела их в боковое ущелье к вершинам Эфель-Дуата, отклонившись от мертвяцкого пути на перевал. По обе стороны смутно виднелись щербатые зубья, заломы и пики, а между ними чернели трещины и впадины: несчетные зимы жестоко изгрызли Бессолнечный хребет. Красный свет в небесах разгорелся: может быть, это кровавое утро заглядывало в горную тень, а может, Саурон яростнее прежнего терзал огнем Горгорот. Подняв глаза, Фродо увидел еще далеко впереди конец пути - вершинный гребень в красноватом небе, рассеченный тесниной между двумя черными выступами, на обоих торчали рогами острые каменные наросты. Он остановился и присмотрелся. Левый рог был потоньше и повыше и сочился красным светом: быть может, небо в скважине. Но нет, это была черная башня у прохода. Он тронул Сэма за рукав и указал на башню. - Здрасьте, пожалста, - сказал Сэм и повернулся к Горлуму. - Стало быть, твой тайный проход все-таки стерегут? - рявкнул он. - И ты, поди, не очень удивился? - Здесь стерегут все ходы-выходы, - огрызнулся Горлум. - А как же! Но где-то же надо хоббитцам пройти. Здесь, может, меньше стерегут. Попробуйте, вдруг они все ушли на войну, попробуйте! - И попробуем, - буркнул Сэм. - Ладно, дотуда еще далеко, а досюда тоже было не близко, да потом твой переход. Вы бы, сударь, отдохнули. Уж не знаю, день сейчас или ночь, но сколько мы часов на ногах! - Да, отдохнуть не мешает, - согласился Фродо. - Спрячемся где-нибудь от ветра и соберемся с силами - напоследок. Ему и вправду казалось, что напоследок. Какие страхи ждут их за горами и как уж там быть - это своим чередом, до этого далеко. Пока что перед ними неодолимая преграда и неусыпная стража. Зашли в тупик, и назад ходу нет, а как-нибудь проскочим - там пойдет как по маслу. Так казалось ему в тот темный час возле Кирит-Унгола, когда он, изнемогая, брел по сумрачному ущелью. Нашли глубокую расселину между утесами. Фродо и Сэм забрались подальше, Горлум скорячился при входе. Хоббиты устроили себе роскошную трапезу, последнюю, думали они, невмордорскую, а может, и последнюю в жизни. Поели снеди из Гондора, преломили эльфийский дорожный хлебец, выпили воды - вернее сказать, смочили губы, да и то скудно. - Где бы это нам водой разжиться? - сказал Сэм. - Ведь, наверно, и здесь, не пивши, не проживешь? Орки пьют или как? - Пьют, - сказал Фродо. - Давай лучше про это не говорить. Их питье не для нас. - Тогда тем более воды надо набрать, - сказал Сэм. - Только где здесь ее возьмешь: ни ручейка я не слышал. Правда, Фарамир все равно сказал, чтоб мы моргульской воды не пили. - Ну, уж если на то пошло, он сказал: "не пейте из рек и ручьев, протекающих через Имлад-Моргул", - сказал Фродо, - а мы уже выбрались из их долины и если набредем на родник, то пожалуйста. - Береженого судьба бережет, - сказал Сэм, - ну разве что подыхать буду от жажды. Дурные места, хоть и выбрались. - Он сопнул носом. - А кажись, подванивает, чуете? Чудная какая-то вонь, затхлая, что ли. Ох, не нравится мне это. - Да мне здесь все не нравится, - сказал Фродо, - ни ветры, ни камни, ни тропки, ни реки. Земля, вода и воздух - все уродское. Но что поделать, сюда и шли. - Это верно, - сказал Сэм. - Знали бы, куда идем, нипочем бы здесь не оказались. Но это, наверно, всегда так бывает. К примеру, те же подвиги в старых песнях и сказках: я раньше-то говорил - приключения. Я думал, разные там герои ходят ищут их на свою шею: ну как же, а то жить скучно, развлечься-то охота, извините, конечно, за выражение. Но не про то, оказывается, сказки-то, ежели взять из них самые стоящие. С виду оно так, будто сказочные люди взяли, да и попали в сказку, вот как вы сказали: сюда и шли. А они небось вроде нас: могли бы и не пойти или пойти на попятный двор. Которые не пошли - про тех мы не знаем, что с ними дальше было, потому что сказки-то не про них. Сказки про тех, кто пошли - и пришли вовсе не туда, куда им хотелось, а если все хорошо и кончилось, то это как посмотреть. Вот господин Бильбо - вернулся домой, стал жить да поживать, и все ему стало не так. Опять же хорошо, конечно, попасть в сказку с хорошим концом, да сказки-то эти, может, не самые хорошие! А мы, интересно, в какую сказку попали? - Интересно, - согласился Фродо. - Вот уж не знаю. В настоящей сказке этого и знать нельзя. Возьми любое сказание из тех, какие ты любишь. Ты-то знаешь или хоть догадываешься, что это за сказка - с хорошим или печальным концом, а герою это невдомек. И тебе ни к чему, чтобы он догадался. - Конечно, сударь, ни к чему. Тот же Берен - он и думать не думал добывать Сильмарилл из железной короны, а пришлось ему топать в Тонгородрим, местечко почище этого. Но про него сказка длинная-длинная, там тебе и радость, и горе под конец, а конец вовсе и не конец - Сильмарилл-то, если разобраться, потом попал к Эарендилу. Ух ты, сударь, да я же ни сном ни духом! Да у нас же... да у вас же отсвет этого Сильмарилла в той хрусталике, что вам подарила Владычица! Вот тебе на - мы, оказывается, в той же сказке! Никуда она не делась, а я-то думал! Неужто такие сказки - или, может, сказания - никогда не кончаются? - Нет, они не кончаются, - сказал Фродо. - Они меняют героев - те приходят и уходят, совершив свое. И мы тоже раньше или позже уйдем - похоже, что раньше. - Уйдем, отдохнем и отоспимся, - сказал Сэм и невесело рассмеялся. - А я ведь серьезно, сударь. Не как-нибудь там, а обыкновенно отдохнем, выспимся толком, с утра я в сад пойду работать. Мне ведь на самом-то деле только этого и надо, а геройствовать да богатырствовать - это пусть другие, куда мне. А вообще-то интересно, попадем мы в сказку или песню? Ну да, конечно, мы и сейчас, но я не о том, а знаете: все чтоб словами рассказано, вечерком у камина, или еще лучше - прочитано вслух из большой такой книжищи с красными и черными буквицами, через много-много лет. Отец усядется и скажет: "А ну-ка, почитаем про Фродо и про Кольцо!" А сын ему: "Ой, давай, папа, это же моя любимая история! А Фродо был какой храбрый, правда, папа?" - "Да, малыш, он самый знаменитый на свете хоббит, а это тебе не баран чихнул!" - Это точно, что не баран, - сказал Фродо и звонко, от всей души рассмеялся. С тех пор как Саурон явился в Средиземье, здесь такого не слыхивали. И Сэму показалось, будто слушают все камни и все высокие скалы. Но Фродо было не до них: он рассмеялся еще раз. - Ну Сэм, - сказал он, - развеселил ты меня так, точно я эту историю сам прочел. Но что же ты ни словом не обмолвился про чуть не самого главного героя, про Сэммиума Неустрашимого? "Пап, я хочу еще про Сэма. Пап, а почему он так мало разговаривает? Я хочу, чтоб еще разговаривал, он смешно говорит! А ведь Фродо без Сэма никуда бы не добрался, правда, папа?" - Ну вот, сударь, - протянул Сэм. - Я серьезно, а вы насмешки строите. - Я тоже серьезно, - возразил Фродо, - серьезней некуда. Только мы с тобой оба проскочили через конец, а по правде-то застряли мы на самом страшном месте, и, наверно, найдется такой, кто скажет: "Папа, закрой книжку, не надо, не читай дальше". - Ну, не знаю, - сказал Сэм, - мои бы дети такого не сказали. А потом, коли все прополоть да обтяпать, как оно в сказке и полагается, так это хоть Горлума туда вставляй: там-то он не то что под боком. Да он же вроде любил двести лет назад сказки послушать. Вот как он сам думает - герой он или злодей? Эй, Горлум! - позвал он. - Хотишь быть героем?.. Да куда же он опять по девался? Его не оказалось ни на прежнем месте, ни поблизости. Их снеди он есть не стал; как повелось, глотнул водички, а потом вроде бы свернулся калачиком. Прежде хоть было понятно, куда он пропадает - ходит на добычу, кушенькать-то ему надо, но вот и сейчас умотал, пока они разговаривали. Здесь-то какая добыча? - Чего-то он тишком мухлюет, - сказал Сэм, - не разбери-поймешь. Кого ему здесь ловить, чего копать? Камень, что ли, вкусный нашел? Мха и того с фонарем не сыщешь! - Да оставь ты его в покое, - сказал Фродо. - Без него мы бы в жизни и близко не добрались. Каков есть, таков есть, ловчит - значит, ловчит. - Все равно, мне спокойнее, когда он вертится на глазах, - сказал Сэм. - А коль он ловчит, так тем более. Помните, как он тень на плетень наводил: не знаю, мол, не то стерегут, не то нет. А башня вот она - либо она пустая, либо там полным-полно орков или кто у них здесь в сторожах. Может, он за ними и отправился? - Да нет, не думаю, - сказал Фродо. - Если даже он что и затевает, - а похоже на то, - ни орки, ни другие рабы Врага тут ни при чем. Зачем бы он столько дожидался, суетился, волок нас сюда? Он и сам этого края смертельно боится. Сто раз мог он нас выдать с тех пор, как мы встретились. Нет, уж ежели он что выкинет, то выкинет на свой манер, тихохонько. - Как есть вы правы, сударь, - сказал Сэм. - Ну, прыгать от радости я пока погожу - меня-то он хоть сейчас продаст с потрохами, да еще приплатит, чтоб купили. Но я и забыл - а Прелесть-то! Нет, с самого начала у него на лбу было написано: "Отдайте Прелесть бедненькому Смеагорлу!" И коли он что замышляет, так только в этих видах. Но зачем он сюда нас приволок - нет, спросите что-нибудь попроще. - Да он, поди, и сам не знает, зачем, - сказал Фродо. - Вряд ли какой-нибудь замысел удержится в его худой голове. Я думаю, он просто бережет, как может, свою Прелесть от Врага: ведь если Тот ее заполучит, то и Горлуму крышка. Ну а уж заодно выжидает удобного случая. - Ну да, как я и говорил - Липучка и Вонючка, - сказал Сэм. - Но чем ближе к вражеской земле, тем больше вони от Липучки. Вот помяните мое слово - если дойдет до дела, до его хваленого перехода, он свою Прелесть так, за здорово живешь, не отпустит. - Это еще дожить надо, - сказал Фродо. - Вот чтоб дожить, и надо ушами не хлопать, - сказал Сэм. - Прохлопаем, засопим в две дырочки, а Вонючка уж тут как тут. Это я себе говорю, а вы-то, хозяин, как раз вздремните, порадуйте меня, только ляжьте поближе. Я вас буду стеречь. Вот давайте я вас обниму, и спите себе - кто к вам протянет лапы, тому ваш Сэм живо голову откусит. - Спать! - сказал Фродо и вздохнул, точно странник в пустыне при виде прохладно-зеленого миража. - Смотри-ка, а я ведь и вправду даже здесь смогу заснуть. - Вот и спите, хозяин! Положите голову ко мне на колени и спите! Так и нашел их Горлум через несколько часов, когда он вернулся по тропке из мрака ползком да трусливой побежкой. Сэм полусидел, прислонившись щекой к плечу, и глубоко, ровно дышал. Погруженный в сон Фродо лежал головой у него на коленях, его бледный лоб прикрывала смуглая Сэмова рука, другая покоилась на груди хозяина. Лица у обоих были ясные. Горлум поглядел на них, и его голодное, изможденное лицо вдруг озарилось странным выражением. Хищный блеск в глазах погас; они сделались тусклыми и блеклыми, старыми и усталыми. Его передернуло, точно от боли, и он отвернулся, глянул в сторону перевала и покачал головой едва ли не укоризненно. Потом подошел, протянул дрожащую руку и бережно коснулся колена Фродо - так бережно, словно погладил. Если бы спящие могли его видеть, в этот миг он показался бы им старым-престарым хоббитом, который заждался смерти, потерял всех друзей и близких и едва-едва помнил свежие луга и звонкие ручьи своей юности, - измученным, жалким, несчастным старцем. Но от его прикосновения Фродо шевельнулся и тихо вскрикнул во сне, а Сэм тут же открыл глаза и первым делом увидел Горлума, который "тянул лапы к хозяину" - так ему показалось. - Эй, ты! - сурово сказал он. - Чего тебе надо? - Ничего, ничего, - тихо отозвался Горлум. - Добренький хозяин! - Добренький-то добренький, - сказал Сэм. - А ты чего мухлюешь, старый злыдень, где ты пропадал? Горлум отпрянул, и зеленые щелки засветились из-под его тяжелых век. Он был вылитый паук - на карачках, сгорбился, втянул голову, глаза так и торчали из глазниц. Невозвратный миг прошел, словно его и не было. - Мухлюешь, мухлюешь! - зашипел он. - Хоббиты всегда такие вежливенькие, да-ссс. Сславненькие хоббитцы! Смеагорл привел их к тайному проходу, о нем никто-никто не знает. Он устал, ему пить хочется, да, очень хочется пить, а он ходит, рыщет, тропки ищет - вернется, и ему говорят: мухлюешь, мухлюешь. Хорошенькие у него друзья, да, моя прелесть, очень хорошенькие. Сэм немного устыдился, но доверчивей не стал. - Ну прости, - сказал он. - Ты уж прости, со сна еще и не то скажешь, а спать-то мне ох не надо бы, вот я и сгрубил малость. Хозяин вон как устал, я ему говорю: вздремните, мол, я постерегу, а оно вишь ты как вышло. Прости. А пропадал-то где? - Мухлевал, - сказал Горлум, и глаза его налились зеленым мерцанием. - Ну как знаешь, - сказал Сэм, - тебе виднее. Не так уж я небось и ошибся. Ладно, теперь нам надо как-нибудь втроем смухлевать. Сколько времени-то? Еще сегодня или уже завтра? - Уже завтра, - сказал Горлум. - Уже завтра было, когда хоббиты заснули. Спать здесь нельзя, спать опасно - и бедненький Смеагорл стережет их и мухлюет. - Вот прицепился к словечку, - сказал Сэм. - Хватит тебе. Бужу хозяина. - Он бережно отвел волосы со лба Фродо и, склонившись к нему, тихо проговорил: - Проснитесь, сударь! Проснитесь! Фродо пошевелился, открыл глаза и улыбнулся, увидев над собой лицо Сэма. - Не рано будишь, а, Сэм? - спросил он. - Темно ведь еще! - Да здесь всегда темно, - сказал Сэм. - Горлум вернулся, сударь, и говорит, что нынче уже завтра, надо идти. Постараемся напоследок-то. Фродо глубоко вздохнул и сел. - Да, напоследок! - сказал он. - Привет, Смеагорл! Нашел себе что-нибудь поесть? Отдохнул? - Смеагорлу некогда есть и отдыхать, - сказал Горлум. - Он мухлюет, он мухляк. Сэм цокнул языком, но сдержался. - Не обзывай сам себя, Смеагорл, - сказал Фродо. - Это очень неразумно, даже если заслуженно. - Смеагорл сам себя не обзывает, - сказал Горлум. - Его обзывает лассковый господин Сэммиум, такой умненький хоббит. Фродо поглядел на Сэма. - Да, сударь, - сказал Сэм. - Было дело: я чего-то всполошился со сна, а он тут как тут. Я попросил у него прощенья, но, похоже, зря. - Нашли время ссориться, - сказал Фродо. - Вот ты и довел меня до места, Смеагорл. Дальше ведь мы и сами пройдем, верно? Куда идти, понятно, перевал на виду, и если там нет ничего мудреного, то ты свое дело сделал, исполнил, что обещал, и ты свободен: иди куда знаешь, только не к вражеским слугам, ешь, отдыхай. Будет тебе и награда - не от меня, так от тех, кто меня помнит. - Нет-нет, еще нет, - заскулил Горлум. - Пройдут они дальше сами? Нет еще, не пройдут. Переход трудный. Смеагорлу нужно идти с ними: ни поесть, ни поспать, ничего ему нельзя. Пока еще нет. Глава IX. ЛОГОВО ШЕЛОБ Может, и вправду был день, как сказал Горлум, но хоббиты ничего дневного не заметили, только небо подернулось дымной мутью, чернота расползлась по расселинам и нагорную глушь окутывал пепельно-бурый сумрак. Хоббиты бок о бок шли за Горлумом по дну ущелья между обветренными, обглоданными каменными глыбинами и столбами, похожими на идолища. Стояла тишина. Впереди, за милю или около того, серел отвесный срез огромного утеса. Он приблизился и заслонил небо и землю высокой черной стеной, подножие которой затенял сумрак. Сэм потянул носом воздух. - Уф! Ну и вонища! - сказал он. - С ног валит. Углубились в сумрак: посреди стены зияло отверстие пещеры. - Вот сюда, - тихо произнес Горлум. - Здесь начинается переход. Он не назвал его, а имя ему было Торек-Унгол, Логово Шелоб. Оттуда смердело; и это был не тощий смрад трупного гниения, как на Моргульских лугах, а густое зловоние, точно от чудовищной свалки нечистот. - Иначе никак не пройти, Смеагорл? - спросил Фродо. - Нет-нет, только здесь, - отозвался тот. - Теперь нам всем надо сюда. - А ты неужто лазил в эту дыру? - спросил Сэм. - Наш пострел везде поспел! Ну да, тебе небось любая вонь нипочем. Глаза Горлума злобно блеснули. - Он не знает, что нам почем, правда, прелесть? Нет, он совсем не знает. Проссто Смеагорл очень терпеливый, да-ссс. Он лазил, да, он проходил насквозь, да-да, насквозь. Иного пути нет. - А чего так воняет? - сказал Сэм. - Вроде как... тьфу, даже говорить противно. Наверняка здесь орки гадят, и лет за сто столько поднакопилось золота, что и лопатой не разгребешь. - Орки не орки, - сказал Фродо, - а раз нет иного пути, то нам сюда. Они перевели дыхание и полезли в пещеру. Через несколько шагов их поглотил непроглядный мрак. В такую темень Фродо и Сэм после Мории не попадали, а эта была, пожалуй, еще чернее и гуще. Там, в Мории, все-таки и поддувало, и эхо слышалось, и чувствовался подгорный простор. Здесь воздух был недвижный, тяжкий, затхлый; он мертвил звуки. Это была черная отрыжка кромешной тьмы, она не только слепила глаза, но и отшибала память о цветах и очертаниях, изгоняла самый призрак света. Вечная ночь вечно пребудет, и нет ничего, кроме ночи. Оставалось только осязать, и болезненно чутки стали пальцы на вытянутых вперед руках и осторожно ступающие ступни. Стены были, к их удивлению, гладкие, пол ровный, наклонный им навстречу, иногда попадалась ступенька-другая. Проход был такой широкий, что хоббиты, которые шли, ощупывая стены, и старались держаться рядом, почти сразу потеряли друг друга. Горлум пошел вперед и был, должно быть, за несколько шагов - поначалу они еще слышали его шипенье и пыхтенье, но вскоре притупились все их чувства: пресекся слух и онемели пальцы, и они пробирались вперед лишь потому, что раз заставили себя войти, то не возвращаться же, а впереди все-таки должен быть какой-то выход. Может быть, и вскоре - время тоже растворилось во тьме - Сэм на ощупь обнаружил справа скважину, из которой не так воняло; ему даже померещилось какое-то дуновение, но он побрел дальше. - Здесь не один проход, - шепнул он с невероятным усилием. - Вот где оркам-то жить да радоваться! Потом, сперва он по правую руку, потом Фродо по левую, миновали они три или четыре такие скважины, пошире и поуже, но проход не ветвился, он вел прямо и прямо, вверх по уклону. Да что ж ему никак нет конца, сколько еще можно это терпеть, сколько станет сил терпеть? Чем выше, тем гуще становилось зловоние, а из-за спертого черного смрада напирало что-то куда страшнее и чернее. Какое-то висячее вервие липкими щупальцами цеплялось за их головы; зловоние все усиливалось, и стало так, будто из пяти чувств им оставлено одно обоняние - и только затем, чтобы их мучить. Час, два или три часа - сколько они уже шли? Да какие часы - дни, а может, и недели. Сэм оторвался от своей стены, нашел руку Фродо, и рука в руке пошли они дальше. Фродо чуть не провалился влево, в пустоту; скважина была гораздо шире, чем попадались до сих пор, и оттуда несло таким смрадом и такой страшной злобищей, что он едва не потерял сознание. Сэм тоже споткнулся и упал ничком. Одолевая тошнотный ужас, Фродо схватил его за руку. - Вставай! - прохрипел он без голоса. - Это отсюда и вонь, и гибель. Вперед! Быстрее! Собрав остатки сил и решимости, он вздернул Сэма на ноги и ринулся вперед. Сэм, шатаясь, ковылял рядом - шаг, два шага, три, наконец - шесть шагов: то ли они миновали невидимую скважину, то ли еще что, но идти вдруг стало чуть-чуть легче, словно приослабла беспощадная хватка, и они побрели, по-прежнему взявшись за руки. Но проход раздвоился, а может, растроился, расчетверился, и в темноте не понять было, какой из них шире, какой ведет прямее: левый, правый? как выбрать? - а выберешь неверно, выберешь верную смерть. - Куда Горлум-то пошел? - задыхаясь, проговорил Сэм. - Чего ж он нас не подождал? - Смеагорл! - попробовал позвать Фродо. - Смеагорл! - Но голос его увяз в гортани, и зов замер, едва сорвавшись с губ. Ответа не было - ни эха, ни шепотка. - В этот раз насовсем удрал, - пробурчал Сэм. - Довел до места, спасибочки: сюда, видать, и вел. Горлум! Попадешься - голову оторву! Ощупью, спотыкаясь на каждом шагу, они наконец обнаружили, что левый проход - тупиковый, может быть, изначально, а может, его завалило. - Здесь мы не пройдем, - шепнул Фродо. - Значит, и выбора нет - только другой проход, если он там один, и будь что будет. - Скорее обратно! - пропыхтел Сэм. - Тут не горлумством пахнет. На нас кто-то глядит. Другим проходом они не пробежали и двух саженей, как сзади послышалось невыносимо жуткое в плотном беззвучье урчанье, бульканье и долгий, шипящий присвист. Они в ужасе обернулись, но видно пока ничего не было. Хоббиты окаменели в ожидании неведомой напасти. - Это ловушка! - сказал наконец Сэм, взялся за рукоять меча и вспомнил могильную мглу, из который он был добыт. "Эх, сюда бы сейчас старину Тома!" - подумал он. Но Том был далеко, а он стоял в непроглядной черноте, и гневное, темное отчаянье сжимало его сердце. Вдруг в нем самом забрезжил, потом зажегся свет такой нестерпимо яркий, будто солнце брызнуло в глаза, полуослепшие от подвального сумрака. Свет расцветился: зеленый, золотой, серебряный, огненно-белый. Вдали, как на эльфийской картинке, он увидал Владычицу Галадриэль на траве Лориэна, и в руках ее были дары. "Тебя, Хранитель, - услышал он далекий, но внятный голос, - я одариваю последним". Ближе раздались шипенье, хлюпанье и тихий скрип с прищелком - точно что-то суставчато-членистое медленно шевелилось во тьме, источая смрад. - Хозяин, хозяин! - крикнул Сэм, обретая голос. - Подарок Владычицы! Звездинка! Помните, она сказала: в темноте будет светить. Да звездинка же! - Звездинка? - пробормотал Фродо в недоумении, как бы сквозь сон. - Ах да! Как же я забыл о ней! Чем чернее тьма, тем ярче он светит! Вот она, тьма, и да возгорится свет! Медленно вынул он из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над головой. Он замерцал слабо, как восходящая звездочка в туманной мгле, потом ярко блеснул, разгоняя мрак, наконец разгорелся ясным серебряным пламенем - и вспыхнул неугасимый светильник, словно сошел к ним закатной тропой сам Эарендил с Сильмариллом на челе. Темнота расступалась, а серебряный огонь сиял в хрустале и осыпал руку Фродо ослепительно белыми искрами. Фродо изумленно глядел на чудесный дар, который так долго носил с собой как драгоценную и милую безделушку. В дороге он редко вспоминал о фиале - вот вспомнил в Моргульской долине - и не вынимал его: вдруг засветится и выдаст. - Айя Эарендил Эленион Анкалима! - воскликнул он, не ведая, что значат и откуда взялись эти слова, ибо иной голос говорил его устами, голос ясный и звонкий, пронизавший смрадную тьму. Но много злодейства таят глубокие полости Средиземья - могучего, древнего, ночного злодейства. Исчадие мрака, Она слышала этот эльфийский возглас в незапамятные времена, слышала и не убоялась его, не убоялась и теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и мертвящий взгляд. Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их отшатнуло, явились из темени два больших многоглазых пучка, и скопища пустых глаз отразили и распылили ясный свет звездинки; смертоносным белесым огнем налились они изнутри, огнем ненасытной и беспросветной злобы. Чудовищны и омерзительны были эти паучьи - и вовсе не паучьи - глаза, налитые злорадством при виде беспомощных, затравленных жертв. Фродо и Сэм пятились, не в силах оторвать взгляда от многоглазых пучков, а они все приближались. Дрогнула рука Фродо, он медленно опустил светильник. Цепенящее злорадство приугасло, глаза хотели позабавиться предсмертной суетней жертв - и жертвы повернулись и побежали. Через плечо Фродо, чуть не плача от страха, увидел, что глаза скачками движутся следом. И смрад объял его как смерть. - Стой! Стой! - выкрикнул он. - От них не убежишь! Глаза медленно близились. - Галадриэль! - воскликнул он и с мужеством отчаяния снова воздел светильник над головой. Глаза застыли и опять приугасли, словно бы в некоем сомнении. И сердце Фродо воспламенилось гневом и гордостью, и он - безоглядно, безрассудно, отважно, - перехватив светильник в левую руку, правой обнажил меч. Острый, надежный клинок заблистал в серебряном свете, полыхая голубым пламенем. Высоко подняв эльфийскую звезду и выставив сверкающее острие, Фродо Торбинс, маленький хоббит из маленькой Хоббитании, твердым шагом пошел навстречу паучьим глазам. Они еще потускнели, сомнение в них усилилось, и они попятились от ненавистного и небывалого света, надвигающегося на них. Ни солнце, ни луна, ни звезды не проникали в логово; но вот звезда спустилась в каменные недра и приблизилась, и глаза отпрянули и медленно погасли; мелькнула тенью огромная невидимая туша. Они скрылись. - Хозяин, хозяин! - кричал Сэм. Он не отставал от Фродо с обнаженным мечом наготове. - Ура и слава нам! Ну, эльфы, если б об этом прослышали, как пить дать сочинили бы песню. Может, я как-нибудь уцелею, все расскажу им и сам эту песню послушаю. Но дальше, сударь, не ходите! Не надо в ихнюю берлогу! Улепетнем поскорее из этой вонючей дыры! И они пошли по проходу дальше, а после и побежали. Там был крутой подъем, и с каждым шагом смрад логова слабел; сердце забилось ровнее, и сами собой двигались ноги. Но полуслепая злоба хватки не разжала: она таилась где-то позади, а может, рядом и по-прежнему грозила смертью. Наконец-то повеял холодный разреженный воздух. Вот он, другой конец прохода. Задыхаясь от тоски по небу над головой, они кинулись к выходу - и снова, отброшенные назад, поднялись на ноги. Выход был прегражден, но не камнем, а чем-то пружинисто-податливым, однако неодолимым. Воздух снаружи сочился, свет - ничуть. Они снова ринулись напролом и опять были отброшены. Подняв светильник, Фродо пригляделся и увидел серую завесу, которую не проницало и даже не освещало сияние звездинки, точно это была тень бессветная и для света неприступная. Во всю ширину и сверху донизу проход затянула огромная сеть, по-паучьи тщательно и очень плотно сплетенная, а паутина была толщиной с веревку. Сэм мрачно рассмеялся. - Паутинка! - сказал он - Всего-то навсего? Но каков паук! Долой ее, руби ее! И он с размаху рубанул мечом, но паутину не рассек. Она спружинила, как тетива, свернув клинок плашмя и отбросив руку с мечом. Три раза изо всей силы рубанул Сэм, и наконец одна-единственная паутинка перерубилась, свилась и свистнула в воздухе, задев Сэмову руку: он вскрикнул от боли, сделал шаг назад и поднес руку к губам - подуть. - Ну, этак мы за неделю не управимся, - сказал он. - Что будем делать? Как там глаза - не появились? - Да нет, не видно, - сказал Фродо. - Но меня их взгляд не отпускает; не взгляд, а может, помысел - они быстро что-нибудь надумают. Как только светильник ослабеет или угаснет, они явятся тут же. - Ну, влипли все-таки! - горько сказал Сэм, но гнев его превозмогал усталость и отчаяние. - Чисто комары в марле. Чтоб этот Горлум лопнул! Фарамир обещал ему скорую и злую смерть, так вот чтоб поскорее! - Нам-то что с этого, - сказал Фродо. - Погоди еще! Попробуем Терном - все-таки эльфийский клинок, а в темных ущельях Белерианда, где его отковали, водилась паутинка в этом роде. А ты постереги и в случае чего отгони глаза. Вот, возьми звездинку, не бойся. Держи ее повыше и смотри в оба! Фродо подступил к плотной серой сети, полоснул по ней между узлами широким взмахом меча и быстро отскочил. Блистающий голубой клинок прорезал паутину, как лезвие косы - траву: веревки-паутинки взметнулись, скукожились и обвисли. Для начала было неплохо. Фродо рубил и рубил, пока не рассек всю паутину, сколько хватало руки. Свисавшее сверху охвостье покачивалось на ветру. Вырвались из ловушки! - Пойдем! - крикнул Фродо. - Скорей! Скорей! Его обуяла дикая радость спасения из самых зубов смерти. Голова у него кружилась, как от стакана крепкого вина. Он с криком выскочил наружу. После зловонного мрака черная страна показалась ему светлым краем. Дым поднялся и немного поредел; угрюмый день подходил к концу, и померкли в сумерках красные зарницы Мордора. Но Фродо чувствовал себя как при свете утренней надежды. Он у вершины стены, еще чуть выше - и вон Кирит-Унгол, щербина в черном гребне между каменными рогами. Рывок, перебежка - и на той стороне! - Вон перевал, Сэм! - крикнул он, сам не замечая, до чего пронзительно: высоким и звонким стал его голос, освобожденный от смрадного удушья. - Туда, к перевалу! Бежим, бежим - мы проскочим, не успеют остановить! Сэм бежал за ним со всех ног, но и на радостях не терял осторожности и озирался - не покажутся ли глаза из-под черной арки прохода, да, чего доброго, не только глаза, а вся туша, страх подумать, кинется вдогонку. Плохо они с хозяином знали Шелоб. Из ее Логова был не один выход. Исстари жила она здесь, исчадие зла в паучьем облике; подобные ей обитали в древней западной Стране Эльфов, которую поглотило море: с такой бился Берен в Горах Ужасов в Дориате, а спустившись с гор, увидел танец Лучиэнь при лунном свете на зеленом лугу, среди цветущего болиголова. Как Шелоб спаслась из гибнущего края и появилась в Мордоре, сказания молчат, да и маловато сказаний дошло до нас от Темных Времен. Но была она здесь задолго до Саурона, прежде чем был заложен первый камень в основание Барад-Дура. Служила она одной себе, пила кровь эльфов и людей, пухла и жирела, помышляя все о новых и новых кровавых трапезах, выплетая теневые тенета для всего мира, ибо все живое было ее еще не съеденной пищей и тьма была ее блевотиной. Ее бесчисленные порождения, ублюдки ее же отпрысков, растерзанных ею после совокупления, расползлись по горам и долам, от Эфель-Дуата до восточных всхолмий, Дул-Гулдура и Лихолесья. Но кто мог сравниться с нею, с Великой Шелоб, последним детищем Унголиант, прощальным ее подарком несчастному миру? Несколько лет назад с ней встретился Горлум-Смеагорл, превеликий лазун по всем черным захолустьям, и тогда, во дни былые, он поклонился ей, и преклонился перед ней, и напитался отравой ее злобы на все свои странствия, став недоступен свету и раскаянию. И он пообещал доставлять ей жертвы. Но вожделения у них были разные. Ей не было дела до дворцов и колец, ни до иных творений ума и рук: она жаждала лишь умертвить всех и вся и упиться соком их жизни, раздуться так, чтоб ее не вмещали горы, чтоб темнота сделалась ей тесна. Но до этого было далеко, а меж тем как власть Саурона возрастала и в пределах царства его не стало места свету и жизни, она крепко изголодалась: и внизу, в долине, сплошь мертвецы, и в Логово не забредали ни эльфы, ни люди, одни разнесчастные орки. Жесткая, грубая пища. Но есть-то надо, и сколько ни прокладывали они окольные ходы мимо нее от башни и перевала, все равно попадались в ее липкие тенета. Однако она стосковалась по лакомому кусочку, и Горлум сдержал обещание. "Поссмотрим, поссмотрим, - частенько говорил он себе, когда злобища снедала его на опасном пути от Привражья до Моргульской долины, - там поссмотрим. Сслучись так, что она выбросит кости и тряпье, - и мы найдем ее, мы ее заполучим, нашу Прелесть, подарочек бедненькому Смеагорлу, который приводит вкусненькую пищу. И мы ссбережем Прелесть, в точности как поклялись, да-ссс, унесем ее, а уж потом... потом мы ей покажем. Мы сквитаемся с нею, моя прелесть. Мы потом со всеми сквитаемся!" И пряча эти мысли в темных закоулках души, надеясь утаить их от нее, явился он к ней снова с низким поклоном, покуда спутники его безмятежно спали. А что до Саурона, то Саурон знал, где ютится Шелоб. Ему была приятна ее голодная и неукротимая злоба, приятна и полезна - лучшего стража для древнего перевала, пожалуй, и он бы не сыскал. Орки - рабы сподручные, но уж кого-кого, а орков у него хватало. Пусть Шелоб кормится ими в ожидании лучших времен: и дешево, и сердито. И как иной раз подбрасывают вкуснятинки кошке (кошечкой своей он называл ее, но она и его презирала), так Саурон прикармливал ее узниками после пыток; их запускали к ней в логово, а потом доносили ему о ее забавах. И так они жили, оба довольные собой, и не опасались ничьего нападения и гнева, не предвидя конца своей обоюдной ненависти ко всему миру. Никогда еще ни одна жертва не вырвалась из тенет и когтей Шелоб, и тем страшней было нынче ее голодное бе