только мистер Кудри проговорил последние слова, как внизу стол зашевелился, опасно накренился и, звеня чашками, подбрасывая пирожные на тарелках, поплыл вверх и, описав плавный круг, завис в воздухе перед мистером Кудри. -- Вот молодец, -- мистер Кудри с гордостью посмотрел на Мэри Поппинс. -- Я знал, Мэри, что ты хороший товарищ. Занимай место напротив и будь, пожалуйста, за хозяйку. А гости сядут слева и справа. Отлично, Майкл, -- похвалил он, видя, как тот, ловко подпрыгнув, опустился с правой стороны от него. Джейн села слева. И все четверо приступили к чаепитию. Мистер Кудри довольно улыбнулся. -- Обычно принято начинать с бутербродов, -- посмотрел он на Джейн с Майклом. -- Но сегодня мой день рождения. И мы начнем наоборот -- со сладкого пирога! Мне такой порядок больше по душе. И он отрезал каждому по огромному куску. -- Еще чаю? -- спросил он Джейн. Не успела она ответить, в дверь раздался резкий частый стук. -- Войдите, -- ответил мистер Кудри. Дверь отворилась, и в комнату вошла мисс Персиммон, неся на подносе чайник с кипятком. -- Я подумала, мистер Кудри, -- сказала она, удивленно оглядывая пустую комнату, -- вам, наверное, нужно еще... Господи помилуй! -- воскликнула она, увидев хозяина и гостей сидящими вокруг стола под потолком. -- Такого я еще в жизни не видывала. Я всегда, мистер Кудри, считала вас чудаком. Но закрывала на все глаза. Ведь за квартиру вы платите исправно. Но такое странное поведение... пить чай со своими гостями в воздухе... Я, мистер Кудри, поражена. Это такая невоспитанность... для джентльмена ваших лет... Я бы никогда не смогла... -- Еще как смогли бы, мисс Персиммон! -- сказал Майкл. -- Что смогла бы? -- заносчиво дернула головой хозяйка. -- Заразиться смехотворным газом, как мы с Джейн. Мисс Персиммон презрительно сощурилась. -- Надеюсь, молодой человек, -- сказала она, -- я достаточно уважаю себя и никогда не опушусь до того, чтобы прыгать в воздухе, как футбольный мяч. Я крепко стою ногами на земле, или я не Эйми Персиммон. И... о, Господи, что это... Боже мой! БОЖЕ МОЙ! Я лечу! На помощь! НА ПОМОЩЬ! Да, мисс Эйми Персиммон, вопреки себе, оторвалась от земли и, качаясь, полетела по воздуху, как узкий длинный воздушный шар, изо всех сил жонглируя подносом. Чуть не плача от расстройства, она подлетела к столу и опустила поднос на стол. -- Большое спасибо, -- спокойно и вежливо поблагодарила ее Мэри Поппинс. Мисс Персиммон повернулась и плавно полетела вниз, шепча про себя: "Такое унижение... только подумать... такая добропорядочная, рассудительная женщина. Нет, мне необходимо повидать доктора". Коснувшись ногами пола, она опрометью бросилась вон из комнаты, заламывая на ходу руки и ни разу не обернувшись. "Такое унижение!" -- еще раз послышался ее вопль, и дверь за ней захлопнулась. -- Выходит, никакая она не Эйми Персиммон, раз она все-таки не так твердо стоит на земле, -- прошептала Джейн Майклу. А мистер Кудри глядел на Мэри Поппинс странным, слегка укоризненным взглядом. -- Мэри, Мэри, все-таки не надо было... не надо, Мэри. Бедная старуха никогда теперь не опомнится, помяни мое слово. Ну и вид же у нее был! Как она смешно летала -- вперевалочку! И тут он вместе с Джейн и с Майклом опять захохотал, схватившись за бока: он вспомнил, какой смешной вид был у мисс Эйми Персиммон. -- Ради Бога, -- взмолился Майкл. -- Перестаньте меня смешить. Я больше не вынесу. Я сейчас лопну! -- Ох, ох, ох! -- ловила ртом воздух Джейн, держась за сердце. -- Господи, спаси и помилуй! -- рокотал мистер Кудри, вытирая глаза полой смокинга, потому что никак не мог найти носового платка. -- ПОРА ИДТИ ДОМОЙ, -- прозвучал иерихонской трубой голос Мэри Поппинс, перекрывая раскаты хохота. И тут внезапно, как от хорошей встряски, Джейн, Майкл и мистер Кудри полетели вниз. И приземлились все разом со странным стуком. Пора идти домой -- это была первая печальная мысль за весь вечер. Только она мелькнула в голове, смехотворный газ из них вышел и они очутились на полу. Вздохнув, Джейн с Майклом смотрели, как Мэри Поппинс медленно опускается вниз, держа в руках пальто и шляпу Джейн. Мистер Кудри тоже вздохнул -- долгим, глубоким и тяжелым вздохом. -- Какая жалость, -- протрезвевшим голосом сказал он, -- что вам надо идти домой. Я еще никогда в жизни так не веселился. -- И я никогда, -- печально кивнул Майкл. Как скучно снова очутиться на земле и не чувствовать, как тебя уносит вверх смехотворный газ. -- И я никогда, -- сказала Джейн, стоя в дверях на цыпочках и целуя сморщенные, как сухое яблоко, щеки мистера Кудри. -- Никогда, никогда... ...Они возвращались домой в автобусе, сидя по обе стороны от Мэри Поппинс. Они сидели притихшие, вспоминая веселый день рождения. Вдруг Майкл спросил Мэри сонным голосом: -- А ваш дядюшка часто так себя ведет? -- Как? -- сурово переспросила Мэри Поппинс, как будто Майкл сказал ей что-то обидное. -- Ну, летает, смеется, кувыркается в воздухе. -- В воздухе? -- голос у Мэри Поппинс был совсем сердитый. -- Что это значит -- кувыркается в воздухе? -- Майкл хотел сказать, -- пришла брату на помощь Джейн, -- часто ли ваш дядюшка надувается смехотворным газом и плавает под потолком? -- Плавает под потолком? Что за вздор! Под потолком! Мне стыдно за вас, как можно даже предполагать такое! -- Мэри Поппинс была воплощенное негодование. -- Но ведь он летал! Мы сами видели, -- сказал Майкл. -- Что? Видели, как он летает под потолком? Да как вы смеете! Знайте, мой дядюшка -- трезвый человек, честный, трудолюбивый. Вам следовало бы говорить о нем с большим почтением. И, пожалуйста, не ешьте ваши проездные билеты. Летает под потолком! Надо же такое придумать! Майкл и Джейн взглянули друг на друга, но больше ничего не сказали: они знали, что с Мэри Поппинс лучше не спорить, какие бы странные вещи она ни говорила. Во взгляде, которым они обменялись, сквозил вопрос: "Но все же летал мистер Кудри под потолком или нет? Кто прав -- они или Мэри Поппинс?" Ответить на этот вопрос было некому. Автобус ехал и ехал, бешено трясясь и подпрыгивая. Мэри Поппинс сидела между ними, обиженная, безмолвная, а дети -- они ведь в тот день очень устали -- скоро привалились к ней с боков и крепко уснули. Но и во сне решали они эту загадку... Глава 4. Эндрю, принадлежавший мисс Ларк Мисс Ларк жила в соседнем доме. Но, прежде чем рассказывать дальше, я должна описать этот соседний дом. Это был великолепный дом, самый лучший на всей улице Вишневой. Говорят, что даже Адмирал Бум завидовал дому мисс Ларк, хотя у его собственного дома вместо обычных труб были пароходные, а во дворе стояла мачта с флагом. Много раз обитатели Вишневой улицы слышали, как Адмирал Бум, проезжая мимо дома мисс Ларк, восклицал: -- Разрази меня гром! Что ей делать с таким домом, как этот? А причиной зависти Адмирала были двое ворот в ограде дома. Одни -- для родственников и друзей мисс Ларк, а другие -- для мясника, булочника и молочника. Однажды булочник ошибся и вошел в ворота, предназначенные для родственников и друзей. Мисс Ларк так рассердилась, что решила больше не покупать у него хлеба. В конце концов ей пришлось простить булочника, ведь он один во всей округе умел печь вкусные булочки с хрустящей завитушкой наверху. Но своего расположения она лишила его навсегда, и, входя к ней в дом, он натягивал картуз почти до самых глаз, чтобы мисс Ларк приняла его за кого-нибудь другого. Но не было случая, чтобы мисс Ларк обозналась. Джейн с Майклом всегда знали, гуляет ли мисс Ларк у себя в саду или идет по улице: она носила так много брошек, ожерелий и серег, что ее движения сопровождались звяканьем и звоном. Точно шла не мисс Ларк, а целый оркестр. Завидев детей, она всегда говорила одно и то же: -- Доброе утро (или "добрый вечер", если дело шло к ужину), -- и прибавляла: -- Как мы сегодня себя чувствуем? Джейн с Майклом не понимали, о чьем самочувствии мисс Ларк спрашивает -- их, или своем, или Эндрю. Поначалу они отвечали только "Добрый вечер" или "Доброе утро", в зависимости от времени дня. Весь день, где бы они ни были, они слышали громкий голос мисс Ларк: -- Эндрю, где ты? -- кричала она. Или: -- Эндрю, не смей выходить на улицу без камзольчика. -- Или: -- Эндрю, иди скорее к своей мамочке! Если бы вы не знали, кто такой Эндрю, вы могли бы подумать, что это маленький мальчик. Джейн была уверена, что мисс Ларк считает Эндрю маленьким мальчиком. Но Эндрю вовсе не был мальчишкой. Эндрю был пес, маленький, с пушистой шелковистой шерсткой. Такие собачки, пока не залают, похожи на меховую горжетку. Но зато, когда залают, уже никакого сомнения нет, что это настоящая собака. Никакая меховая горжетка не могла бы произвести столько шума. Эндрю, надо вам сказать, вел такую роскошную жизнь, точно был переодетый персидский шах. Он спал в комнате мисс Ларк на шелковой подушке; два раза в неделю ездил в автомобиле к парикмахеру, где его мыли шампунем; каждый день пил сливки, а иногда даже завтракал устрицами; у него было четыре выходных разноцветных сюртучка в клетку и полоску. Словом, у Эндрю каждый день был праздником. На день рождения для Эндрю пекли пирог и зажигали на нем две свечи, хотя всем известно, что положено зажигать всего одну. Вследствие всего этого Эндрю терпеть не могли обитатели Вишневой. Они насмехались над ним, когда он ехал в легковом авто к парикмахеру, одетый в свой лучший камзольчик и накрытый меховой попонкой. А тут мисс Ларк еще вот что придумала -- боясь простуды, купила ему две пары кожаных башмачков, чтобы Эндрю мог гулять по парку в любую погоду. И когда он вышел обутый на улицу, вся Вишневая высыпала потешиться над бедным, ни в чем не повинным псом. Однажды Джейн с Майклом глядели на Эндрю сквозь забор, отделяющий дом N 17 от соседнего дома. -- Фу, какой дурак, -- заявил Майкл. -- Откуда ты знаешь, что он дурак? -- поинтересовалась Джейн. -- Знаю, потому что папа так его назвал сегодня утром, -- ответил Майкл и стал дразнить Эндрю. -- Он не дурак, -- сказала Мэри Поппинс, -- и не будем спорить. Мэри Поппинс была права. Эндрю отнюдь не был глупым псом. И вы скоро в этом убедитесь. Только, пожалуйста, не думайте, что он не уважал мисс Ларк. Уважал. Даже любил ее по-своему, не выказывая своих чувств. Разве мог он не любить женщину, которая была так добра к нему чуть не с самого его рождения. Даже несмотря на то что она, пожалуй, слишком много ласкала и целовала его. Но в одном не было сомнения -- жизнь, которую вел Эндрю, угнетала его бесконечно. Он отдал бы половину своих богатств, если бы имел таковые, за добрый кусок сырого мяса вместо ежедневных куриных грудок и омлетов со спаржей. Надобно знать, что в самой глубине сердца Эндрю мечтал стать обычной дворняжкой. Проходя мимо своей родословной, которая украшала стену гостиной мисс Ларк, он всякий раз содрогался от стыда. Сколько раз сетовал он, что имеет таких знаменитых отца, деда и прадеда. Надо же разводить вокруг них столько шуму! Эндрю не только мечтал стать дворняжкой, но и дружил с одними дворнягами. Улучив минутку, убегал к калитке и ждал там появления друзей, с которыми можно переброситься парой слов о простых собачьих делах. Но это бывало так редко! Увидев его у калитки, мисс Ларк тотчас звала его: -- Эндрю, Эндрю, иди сюда, мой красавчик! Перестань общаться с этими ужасными беспризорными дворнягами! И, конечно, Эндрю вынужден был идти домой. Иначе мисс Ларк шла к калитке и уносила его домой на руках, опозорив перед друзьями. Красный от стыда, Эндрю поспешно взбегал по ступенькам, чтобы другие собаки не слышали, какими словами осыпала его мисс Ларк. Тут было и "бесценный", и "счастье мое", и "мой маленький сахарочек". Задушевным другом Эндрю был не просто дворовый пес, а притча во языцех всей улицы. Он не только был помесью эрдель-терьера с Лабрадором, но и умудрился взять от той и другой породы все самое худшее. Когда бы ни завязалась на улице собачья драка, он был всегда в самой ее гуще, вечно грызся с почтальоном и полицейскими, а больше всего любил рыться в помойках или в сточной канаве. Он сумел насолить всей улице. И не один житель говаривал в сердцах -- какое счастье, что это отродье -- не его собака! А Эндрю любил его и постоянно ожидал с ним встречи. Иногда им удавалось только приветливо обнюхать друг друга в парке, изредка выпадала удача -- побеседовать у калитки. Эндрю узнавал от своего друга все городские новости, и по ухмылке большого пса можно было догадаться, что они были не такие уж невинные. И всегда на самом интересном месте раздавался из окна голос мисс Ларк, большой пес вставал, показывал ей язык, подмигивал Эндрю и уходил, вихляя задом. Чихать он на нее хотел! Эндрю, конечно, не разрешалось выходить за калитку, разве только с мисс Ларк на прогулку или с горничной к ветеринару подрезать коготки. Вообразите теперь удивление Джейн и Майкла, увидевших Эндрю одного в парке; он пробежал мимо них, прижав уши и задрав хвост, как будто напал на след тигра. Мэри Поппинс резко остановила коляску -- вдруг Эндрю в пылу погони опрокинет коляску вместе с близнецами. -- Эй, Эндрю! Где твой камзольчик? -- закричал ему вслед Майкл, стараясь подражать визгливому голосу мисс Ларк. -- Эндрю, несносный мальчишка! -- вторила брату Джейн, гораздо лучше подражая голосу мисс Ларк, в чем нет ничего удивительного, ведь она была девочка. Эндрю заносчиво поглядел на них, а на Мэри Поппинс громко затявкал. -- Тяф! Тяф! -- повторил он быстро несколько раз. -- Постой, постой. Мне кажется, первый направо, второй дом по левой стороне, -- сказала Мэри Поппинс. -- Тяф? -- спросил Эндрю. -- Нет, сада нет. Только огород сзади. Ворота обычно открыты. Эндрю опять что-то протявкал. -- Не уверена, -- сказала Мэри Поппинс. -- Но думаю, ты прав. Обычно появляется домой к послеобеденному чаю. Эндрю кивнул и со всех лап побежал дальше. Глаза у Джейн и Майкла стали круглые, как блюдца. -- Что он сказал? -- выпалили оба, задыхаясь от волнения. -- Ничего, он просто гуляет себе, и все, -- сказала Мэри Поппинс и плотно сжала губы, чтобы ни одно слово больше не вылетело у нее изо рта. Джон и Барбара громко гулили в своей коляске. -- Нет, не просто! -- возразил Майкл. -- Он не может просто так гулять! -- поддержала брата Джейн. -- Вам, конечно, виднее. Как всегда, -- сказала, вздернув нос, Мэри Поппинс. -- По-моему, он спрашивал у вас чей-то адрес. Он наверняка... -- начал было Майкл, но Мэри Поппинс, фыркнув, перебила его: -- Если ты все знаешь, зачем меня спрашиваешь? Я ведь не справочная книга. -- Перестань, Майкл, -- вмешалась Джейн. -- Мэри Поппинс ничего нам не скажет, если ты будешь говорить таким тоном. Мэри Поппинс, пожалуйста, скажите нам, о чем вы говорили с Эндрю? -- Спрашивай у него. Он все знает, мистер Всезнайка, -- ответила Мэри Поппинс, презрительно кивнув в сторону Майкла. -- Нет, Мэри Поппинс, я не Всезнайка. Правда, правда, не Всезнайка. Скажите, пожалуйста. -- Полчетвертого. Пора идти пить чай, -- проговорила ледяным тоном Мэри Поппинс, повернула обратно коляску и опять плотно сомкнула губы, как будто захлопнула дверцу люка. И всю дорогу домой не проронила ни слова. Джейн с Майклом тащились сзади. -- Это все ты виноват, -- сказала Джейн. -- Теперь мы никогда не узнаем, что сказал ей Эндрю. -- Ну и пусть, -- ответил Майкл и вскочил на самокат. -- А я и не хочу знать. Но на самом деле он очень, очень хотел знать. И так случилось, что он, Джейн да и все остальные уже к чаю узнали, куда так спешил Эндрю. Когда они переходили дорогу у самого дома, из соседнего дома до них донеслись громкие крики и глазам предстало удивительное зрелище. Две горничные мисс Ларк носились как сумасшедшие по саду, заглядывали под кусты, раздвигали ветки деревьев -- так ищут только потерянную драгоценность. Тут же был парнишка Робертсон Эй из дома N 17; с сосредоточенным видом ворошил он метлой гравий на дорожке, ведущей к дому мисс Ларк, словно надеялся под камешком обнаружить исчезнувшее сокровище. А сама мисс Ларк бегала по саду и, всплескивая руками, звала: -- Эндрю! Эндрю! Его нигде нет! Мой дорогой мальчик пропал. Надо послать за полицией. Я обращусь к Премьерминистру. Эндрю потерялся! Мой маленький Эндрю! -- Мне очень жалко мисс Ларк, -- сказала Джейн, чуть не бегом переходя дорогу. Мисс Ларк была так расстроена, что только самый жестокий человек не пожалел бы ее. Успокоил ее Майкл. Подходя к своему дому, он взглянул в конец улицы и вдруг увидел -- кого бы вы думали? -- Глядите, мисс Ларк, да вон же Эндрю. Сворачивает у дома Адмирала Бума! -- Где? Где? Покажи! -- крикнула мисс Ларк, едва переводя дыхание. И повернула голову в ту сторону, куда показывал Майкл. Действительно, в конце улицы появился Эндрю собственной персоной, он шел не спеша, с рассеянным видом, как будто ничего страшного не произошло; рядом с ним вышагивал большой пес, помесь эрдель-терьера с Лабрадором, взявший от той и другой породы все самое худшее. -- Какое счастье! -- громко вздохнула мисс Ларк. -- Какая тяжесть свалилась с моих плеч! Мэри Поппинс с детьми оставались на улице у калитки соседнего дома, мисс Ларк и две ее горничные перевесились через забор, Робертсон Эй, отдыхая от трудов праведных, оперся о метлу -- все молча наблюдали возвращение домой блудного сына. Эндрю и его приятель с самым безмятежным видом подошли к калитке, весело размахивая хвостами и независимо навострив уши; в глазах Эндрю читалось предупреждение -- сегодня он настроен самым решительным образом. -- Опять этот ужасный пес! -- воскликнула мисс Ларк, посмотрев на спутника Эндрю. -- Пшел, пшел отсюда! Убирайся сейчас же домой! Но пес сел на тротуар, почесал за правым ухом левой лапой и широко зевнул. -- Вон отсюда! Пшел! Кому я говорю! -- кричала мисс Ларк и сердито махала на пса руками. -- А ты, Эндрю, -- продолжала она, -- сию же минуту иди в дом! Без спросу уйти за ворота! Один, без камзольчика! Я очень тобой недовольна. Эндрю что-то лениво протявкал, но не двинулся с места. -- Что это значит, Эндрю? Иди сейчас же ко мне! -- приказала мисс Ларк. Эндрю снова затявкал. -- Он сказал, -- вмешалась Мэри Поппинс, -- что он домой не пойдет. Мисс Ларк повернулась и окинула Мэри Поппинс высокомерным взглядом. -- Откуда вы знаете, что говорит мой пес, позвольте вас спросить? Конечно же, он пойдет домой. Эндрю, однако, помотал головой и издал глухое рычание. -- Не пойдет, -- повторила Мэри Поппинс. -- Не пойдет без своего друга. -- Чушь, ерунда! -- отрезала мисс Ларк. -- Такого он сказать не мог. Чтобы я пустила в свой сад эту беспородную образину! Эндрю в ответ что-то протявкал. -- Он говорит, что настроен решительно, -- сказала Мэри Поппинс. -- Более того, он сам уйдет жить к своему другу, если вы прогоните его. -- О, Эндрю, нет, ты не можешь так поступить со мной после всего, что я для тебя сделала! -- Мисс Ларк едва сдерживала рыдания. Эндрю два раза тявкнул и отвернулся. Большой пес поднялся на ноги. -- Он и вправду настроен решительно! -- воскликнула мисс Ларк. -- Я это вижу. Глядите, он уходит! -- Мисс Ларк зарыдала, прижав к лицу носовой платок, потом высморкалась и сказала: -- Ну хорошо, Эндрю, хорошо, я согласна. Эта... эта беспородная собака может остаться. При одном, конечно, условии -- спать он будет в подвале. -- Эндрю говорит, мадам, что это условие для него невыполнимо. У его друга должна быть шелковая подстилка, и спать он должен у вас в комнате. Иначе Эндрю будет спать вместе с другом в подвале, -- сказала Мэри Поппинс. -- Эндрю! Откуда в тебе такая жестокость? -- стенала мисс Ларк. -- Я никогда не дам на это согласия! Эндрю с большим псом сделали вид, что уходят. -- О, горе, он покидает меня! -- возопила мисс Ларк. -- Ну ладно, Эндрю. Пусть будет все, как ты желаешь. Он будет спать в моей комнате. Но я уже никогда не утешусь. Совсем, совсем беспородная собака! -- Она вытерла льющиеся потоком слезы и продолжала: -- Не ожидала этого от тебя, Эндрю. Ну хорошо, хорошо, я молчу, что бы я при этом ни думала. А эта... э-э-э... это создание, я буду звать его "Бродяга", или лучше "Дворняга". Большой пес бросил на мисс Ларк негодующий взгляд, а Эндрю громко залаял. -- Они говорят, что вы должны звать его Уиллоуби и никак иначе. Уиллоуби -- его кличка, -- перевела Мэри Поппинс. -- Уиллоуби! Что это за имя! Час от часу не легче! -- в отчаянии всплеснула руками мисс Ларк. -- А что он сейчас говорит? Эндрю как раз опять что-то протявкал. -- Он говорит: вы должны дать обещание, что никогда больше не станете возить его к парикмахеру и одевать в камзол. Тогда он вернется. Это его последнее слово, -- сказала Мэри Поппинс. Воцарилось молчание. -- Хорошо, -- наконец произнесла мисс Ларк. -- Но предупреждаю тебя, Эндрю, если ты простудишься, пеняй на себя. С этими словами она повернулась и гордо пошла по ступенькам домой, смахнув по дороге последнюю слезу. Эндрю снизу вверх посмотрел на Уиллоуби, точно хотел сказать: "Идем, дружище!" -- и оба пса медленно бок-о-бок пошли по дорожке сада, махая хвостами, как флагами, и скоро скрылись в доме вслед за мисс Ларк. -- Никакой он не дурак, как я погляжу, -- сказала Джейн, когда они поднимались по лестнице в детскую, где их ждал чай. -- Теперь и я это вижу. А как по-твоему, откуда Мэри Поппинс это знала еще тогда? -- Понятия не имею, -- ответила Джейн. -- И она никогда, никогда нам этого не скажет. Я уверена... Глава 5. О Корове, которая день и ночь плясала У Джейн болели уши, она лежала в постели, и голова у нее была завязана большим пестрым носовым платком Мэри Поппинс. -- А как это болят уши? -- спросил Майкл. -- Все время стреляют, -- ответила Джейн. -- Как из пушки? -- Нет, как из духового ружья. -- А-а, -- протянул Майкл. И ему вдруг почти захотелось, чтобы и у него заболели уши. Целый день стрельба -- так интересно! -- Хочешь, я возьму книжку с картинками и буду тебе рассказывать? -- сказал Майкл, подходя к книжной полке. -- Нет, мне очень больно, -- ответила Джейн, прижимая ладонь к больному уху. -- А хочешь, я сяду на подоконник и буду рассказывать, что делается за окном? -- Хочу, -- обрадовалась Джейн. Майкл сел на подоконник и целый час описывал сестре, что происходило на Вишневой улице. -- А вон Адмирал Бум, -- говорил он. -- Вышел из калитки и быстро шагает по тротуару. Нос у него краснее, чем всегда, а на голове цилиндр. Вот он идет мимо Соседнего дома... -- А он говорит: "Разрази меня гром"? -- спросила Джейн. -- Отсюда не слышно. Но, наверно, говорит. В саду у мисс Ларк вторая горничная. А у нас в саду Робертсон Эй подметает дорожки и поглядывает через забор. Сел на скамейку и, кажется, отдыхает. -- У него слабое сердце, -- сказала Джейн. -- А ты откуда знаешь? -- Он сам мне сказал. Говорит, доктора велят ему работать как можно меньше. А папа говорит, я сама слышала, если тот будет следовать советам врачей, он его рассчитает. Ох, вот опять стрельнуло. Все стреляет и стреляет! -- и Джейн опять прижала к уху ладонь. -- Ого! -- вдруг воскликнул с подоконника Майкл. -- Что? Что там? -- Джейн привстала с постели. -- Расскажи. -- Удивительное зрелище! Представь себе, у нас по улице идет корова,-- объявил Майкл, вертясь на подоконнике. -- Корова? Настоящая живая корова? Прямо в центре города? Как смешно! Мэри Поппинс, -- позвала Джейн. -- Майкл говорит, у нас на-улице корова. -- Да, медленно так идет, заглядывает через каждую калитку, то и дело оглядывается. Как будто что потеряла. -- Как бы мне хотелось на нее поглядеть, -- грустно сказала Джейн. -- Смотрите! -- сказал Майкл подошедшей к окну Мэри Поппинс. -- Корова. Правда, смешно? Мэри Поппинс бросила в окно быстрый внимательный взгляд. И от неожиданности чуть не подпрыгнула. -- Ни капельки, -- сказала она, поворачиваясь к Джейн и Майклу. -- Ничего смешного нет. Я знаю эту корову. Она была очень дружна с моей матушкой. И я убедительно вас прошу говорить о ней с подобающим почтением. -- А вы давно ее знаете? -- мягким, вежливым голосом спросил Майкл, надеясь услышать интересную историю. -- Еще до того, как она побывала у короля, -- ответила Мэри Поппинс. -- А когда это было? -- ласково спросила Джейн. Мэри Поппинс вперила в пространство взгляд, как будто всматривалась во что-то, никому, кроме нее, не видимое. Затаив дыхание, Майкл и Джейн ждали. -- Это было очень давно, -- начала Мэри Поппинс завораживающим тоном. И замолчала, точно вспоминала события, случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во сне, все так же глядя перед собой невидящим взглядом. ..."Рыжая Корова, так ее тогда звали, была очень важной и богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на самом лучшем лугу во всей округе; луг был большой, на нем росли лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как гвардейцы в зеленых мундирах и желтых киверах. Стоило ей съесть голову такого гвардейца, на ее месте тотчас вырастала новая. Она жила на этом лугу всегда. Рыжая Корова часто говорила моей матушке, что никогда не паслась ни на каком другом лугу. Во всяком случае, она не помнит этого. Мир ее был ограничен живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону -- ей было неведомо. Рыжая Корова была в высшей степени респектабельная дама. У нее были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела отличить плохое от хорошего. Она признавала только черное или белое -- и никаких промежуточных тонов. Вот и одуванчики -- либо они спелые и сладкие, либо незрелые и горькие, и никаких там "вполне съедобных"! Жизнь ее отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери, Рыжей Телочке, делать уроки, после обеда учила ее хорошим манерам, походке, мычанию, словом, всему, что должна знать воспитанная корова. Потом они ужинали, и Рыжая Корова учила дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А ночью, когда Рыжая Телочка засыпала, она шла в дальний конец луга, жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы. Все ее дни были похожи один на другой. Одна Рыжая Телочка вырастала и уходила, ее место занимала другая. И нет ничего удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что так всегда и будет длиться -- завтра, как сегодня, а сегодня, как вчера. Ничего другого она не хотела, пусть все дни будут одинаковые, до самого последнего. Между тем приключение уже подстерегало ее, как потом она говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звезды в ту ночь были такие яркие и крупные, как одуванчики у нее на лугу, а луна нежно белела среди звезд, как маргаритка. Рыжая Телочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по какой причине вдруг пустилась в пляс. Она танцевала красиво, бурно, ритмично, хотя никакой музыки не было. То отплясывала польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию. А в перерыве между танцами она учтиво кланялась, приседала и лбом касалась сонных темных одуванчиков. -- Боже мой! -- воскликнула Корова, когда ноги ее принялись выстукивать морскую чечетку. -- Что еще за странность! Я всегда считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так, раз я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова. И Рыжуха, как ее иногда называла дочь, продолжала кружиться в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец ноги ее стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и честь знать, скоро светать начнет, и тогда не поспишь. Но вот удивительное дело -- она никак не могла остановиться. Подошла к Рыжей Телочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают кренделя. Круг за кругом вальсировала она по лугу, то вприпрыжку, то вприсядку. -- Боже мой! -- восклицала она в редкие минуты передышки, и даже это восклицание выдавало в ней истинную леди. -- Какая все-таки странная история! -- Но остановиться не могла. Настало утро, а Рыжуха все танцевала. Рыжей Телочке пришлось одной завтракать одуванчиками, матушка есть не могла -- она лихо отплясывала. Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперек, кругом и снова кругом. А Рыжая Телочка только жалобно мычала, глядя на пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова все плясала. Вот уж и ночь настала. А ноги все свое выкаблучивают. Тут ее взяло беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля и посоветоваться с ним. Поцеловала она Рыжую Телочку, велела быть умницей и отправилась в дальний путь. Идет и пляшет, идет и пляшет, схватит только листок-другой с куста или дерева. Прохожие глядят на нее в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась она сама. Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король. Дернула губами веревочку колокольчика, ворота открылись, вошла она в парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному крыльцу, наверху которого восседал на троне Король. Он как раз был очень занят, сочинял новый свод законов. Рядом стоял секретарь и записывал их в маленькую красную книжечку, как только они рождались в королевской голове. Трон окружали придворные и статс-дамы, все в роскошных нарядах, и безумолку болтали. -- Сколько я сочинил сегодня законов? -- спросил Король, поворачиваясь к секретарю. Секретарь долго считал что-то в красной книжке. -- Семьдесят два, Ваше Величество, -- ответил он, низко кланяясь и стараясь никого не задеть длинным гусиным пером, которым записывают законы. -- Гм, не так уж и плохо за один час, -- сказал Король, очень довольный собой. -- На сегодня, пожалуй, хватит. -- Он встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии. -- Велите подать карету. Я спешу к моему цирюльнику, -- произнес он с истинно королевским величием. И в этот миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову, которая не переставала плясать. Он снова опустился на трон и поднял скипетр. -- Что это оскорбляет наш королевский взор? -- спросил он. -- Это я, Ваше Величество, Рыжая Корова, -- скромно потупившись, ответила незваная гостья. -- Это я вижу, -- сказал Король. -- Я еще не утратил остроты зрения. Что тебе здесь надо? Только объясняй, пожалуйста, поскорее, у меня на десять назначена встреча с королевским цирюльником. Он меня долго ждать не будет. А мне просто необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати, наконец, эти прыжки, -- проговорил он с раздражением. -- У меня от них голова закружилась. -- Да, да, закружилась, -- эхом отозвались придворные. -- Я к вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в том, что я не могу прекратить, -- жалобно простонала Корова. -- Не можешь прекратить? Какой вздор! -- в ярости воскликнул Король. -- Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе! -- Сейчас же прекрати! Король приказывает! -- опять подхватили придворные. Рыжая Корова изо всех сил напряглась, так что все кости вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги ее не слушались. -- Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество, но не могу остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днем и ночью. Совсем не сплю и почти ничего не ем. Ухвачу случайно клочок травы, тем и сыта. Вот я и пришла к вам просить помощи и совета. -- Хм, очень странно, -- подивился Король, сдвинув корону набок и почесав в затылке. -- Очень странно, -- отозвались придворные, не забыв тоже почесать затылок. -- И что ты при этом чувствуешь? -- спросил Король. -- Это просто смешно, -- ответила Корова. -- Хотя, надо признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при этом не совсем неприятное. Точно внутри меня смех по жилам переливается. -- Поразительно, -- сказал Король, подперев рукой подбородок, устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем бы ей помочь. Вдруг он вскочил с трона и воскликнул: -- Боже ты мой! -- Что такое? В чем дело? -- наперебой защебетали придворные. -- Как, неужели вы все не видите? -- Король так разволновался, что даже выронил скипетр. -- Какой же я идиот! Как я сразу не заметил! Взгляните же на правый рог! Видите, на нем звезда. Наверное, падала и зацепилась. -- Видим, видим, вот она! -- кричали придворные, заметив наконец звезду. И чем дольше они смотрели на нее, тем она становилась ярче. -- Так вот, оказывается, в чем дело! -- сказал Король. -- А теперь, прошу вас, снимите с рога звезду, чтобы эта... э-э-э... леди перестала плясать и наконец спокойно позавтракала. Всему виной звезда, мадам. Это она не дает вам остановиться. -- Король повернулся к Рыжей Корове и тут же перевел взгляд на Главного дворецкого. -- Так начинайте же! -- повелел он. Главный дворецкий учтиво поклонился Рыжей Корове, схватил звезду и дернул. Звезда не поддалась. Самый ближний придворный обхватил дворецкого и стал тянуть вместе с ним. Звезда -- ни с места. Еще один ухватился, еще -- образовалась длинная цепь. Тянули, тянули -- никакого толку. -- Осторожней! Моя голова! -- умоляла Корова. -- Тяните пуще! -- гремел Король. Лица у всех покраснели, как помидор. Наконец дернули все вместе -- да как полетели вверх тормашками! А звезде хоть бы что. До того прочно застряла! -- О-хо-хо! -- вздохнул Король. -- Секретарь, достаньте энциклопедию, что там сказано про коров со звездами на рогах? Секретарь заполз на коленях под трон и скоро вылез с большущей зеленой книгой. (Энциклопедия должна быть всегда под рукой. Мало ли что Король захочет узнать, не бегать же каждый раз в библиотеку.) Секретарь полистал страницы. -- Решительно ничего, Ваше Величество. Есть только история про Корову, которая прыгнула через Луну. Вы ее знаете. Король подергал себя за бороду -- это очень помогало думать. Думал, думал, вздохнул и удрученно посмотрел на Рыжую Корову. -- Могу одно посоветовать, -- сказал он. -- Попробуйте и вы, мадам, проделать эту штуку. -- Какую? -- спросила Рыжая Корова. -- Прыгните через Луну. Вдруг поможет... Попробовать, во всяком случае, стоит. -- Кто, я? Через Луну? -- А кто же? -- нетерпеливо заметил Король. Ему хотелось скорее отправиться к цирюльнику. -- Сир, -- с достоинством произнесла Рыжая Корова. -- Я прошу вас помнить, что я всеми уважаемое, хорошо воспитанное жвачное животное. Я впитала с молоком матери, что прыгать в высоту -- малопочтенное занятие для леди. Король поднялся с трона и затряс скипетром. -- Мадам, -- сказал он, -- вы пришли ко мне за советом. Я вам его дал. Вы что, хотите до конца своих дней плясать? Хотите не спать сутками? Умереть голодной смертью? Рыжая Корова вспомнила сладчайший вкус одуванчиков. Вообразила, как мягко спать на шелковистом лугу. Подумала о своих измученных ногах -- хорошо бы все-таки дать им отдых. И сказала себе: "Пожалуй, один раз можно нарушить приличия. Это будут знать только Король и его придворные. Так что честь моя не пострадает". -- А как вы думаете, Ваше Величество, высоко ли Луна? -- спросила, не переставая плясать, Корова. Король взглянул на небо. -- Думаю, не меньше мили, -- ответил он. Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Секунду еще поколебалась и сказала: -- Никогда не думала до такого дойти. Прыгать, да еще через Луну. Ну что ж, раз надо, значит надо, -- и грациозно присела перед троном. -- Умница, -- сказал довольный Король. Он вдруг понял, что не так уж опаздывает к цирюльнику, и последовал в сад. -- Вот здесь, -- сказал Король, когда вышли на зеленую лужайку. -- Когда я дуну в свисток -- прыгайте! Он вынул из кармана жилетки большой золотой свисток и слегка дунул в него -- проверил, не запылился ли. Рыжая Корова, танцуя на месте, пыталась стоять по стойке "смирно". -- Раз! -- крикнул Король. -- Два! Три! И он дунул в свисток. Рыжая Корова сделала глубокий вдох и подпрыгнула. Да так высоко, что земля для нее в один миг превратилась в далекий шарик, а Король с придворными -- в едва заметных букашек на лужайке и скоро совсем исчезли из виду. Корова летела по небу, а вокруг нее вились, как золотые пчелки, звезды. Но вот скоро ее ослепил холодный лунный свет. Она зажмурилась и прыгнула, под ногами мелькнул сияющий диск, она развернулась и полетела обратно на землю. В то же мгновение ее звезда со страшным грохотом сорвалась с рога и покатилась по небу. Наконец ее поглотила тьма, и Корове в последний миг послышались дивные могучие аккорды, потрясшие небо. Еще минута -- и Рыжая Корова благополучно опустилась, но -- о, чудо! -- не к подножью Королевского трона, а на свой родной одуванчиковый луг. И она больше не плясала. Ноги ее стояли на земле прочно, как каменные, и двигалась она опять спокойно и важно, как и подобает благовоспитанной корове. Ах, как ей хотелось скорее увидеть Рыжую Телочку! И она поспешила к ней, обезглавливая по дороге своих бравых гвардейцев. -- Как я рада, что ты вернулась, -- сказала Телочка. -- Мне так было одиноко! Рыжая Корова поцеловала ее и принялась поглощать сочную траву с одуванчиками. За какой-то час полегло несколько золотоголовых полков. Ведь это была ее первая трапеза за столько дней! Ей сразу стало легче. И скоро жизнь ее вернулась в свою колею. Первое время она так всему радовалась: как хорошо есть, не выбивая ногами чечетку, и ночью спать, а не вздыхать до утра на луну. Но мало-помалу в ней зашевелилась какая-то неудовлетворенность. Ее одуванчиковый луг был прекрасен, а Рыжая Телочка -- такое солнышко, но ей хотелось еще чего-то, а чего -- она и сама не знала. И наконец она поняла -- ей не хватает звезды. Она так привыкла за неделю к танцам, все ее существо переполняла радость -- и этим она была обязана звезде. Ей вдруг нестерпимо захотелось вернуть ее на правый рог и сплясать вместе огненную шотландскую жигу. Она стала сердиться по пустякам, потеряла аппетит, в душе были пустота и мрак. Она часто плакала без всякой причины. В конце концов пошла к моей матушке, рассказала ей свою историю и попросила совета. -- Ах, ты, господи! -- воскликнула матушка. -- Вы думаете, милая, что ваша звезда -- одна только упала с неба. Мне говорили, еженощно падают миллиарды звезд. Но, конечно, они падают в разных местах. На один и тот же луг две звезды подряд упасть не могут, во всяком случае на протяжении одной жизни. -- Так значит, если я стану путешествовать по всему миру... -- в глазах у Рыжей Коровы вспыхнул огонек надежды. -- Будь я на вашем месте, -- сказала матушка, -- я бы, не теряя времени, отправилась на поиски звезды. -- Я, конечно, и отправлюсь, -- приплясывая, сказала Корова. -- Сию минуту". ...Мэри Поппинс замолчала. -- Вот так она, наверное, и попала на нашу Вишневую? -- ласковым голосом спросила Джейн. -- Да, -- прошептал Майкл. -- Она ищет свою звезду. Мэри Поппинс резко выпрямилась. Глаза утратили отрешенное выражение, она как будто проснулась. -- Сейчас же сойдите с окна, сэр! -- строго проговорила она. -- Пора выключать свет. И с этими словами Мэри Поппинс пошла на площадку, где был выключатель. -- Майкл, -- шепнула Джейн. -- Посмотри скорее, там ли еще корова. Майкл быстро выглянул в окно, всматриваясь в сгущающиеся сумерки. -- Скорее! Мэри Поппинс вот-вот вернется. Ты видишь ее? -- Не-е-т, -- протянул Майкл. -- Никаких признаков. Она ушла. -- Я так хочу, чтобы она нашла ее, -- сказала Джейн. Она думала о Рыжей Корове, которая бродит по свету, мечтая, что к ней на рог опять упадет с неба звезда. -- И я тоже, -- сказал Майкл и, услыхав приближающиеся шаги Мэри Поппинс, поспешно опустил штору. Глава 6. Черный вторник Спустя немного времени Майкл просн