взрослых, но поберегите мое здоровье - я всю ночь глаз не сомкнул. А вот случай не столь серьезный. Как-то на Штабе ребята спросили, нельзя ли немного улучшить питание. - Вы что, бываете голодными? - Да нет, просто хочется чего-нибудь вкусненького. Я напомнил о лагерной смете, сверх которой нам ни копейки не дадут, но ребята уже все продумали и предложили в пределах недельного расхода заменить одни продукты другими. - Ничего не выйдет, - вмешался завпрод. - Я и так еле концы с концами свожу! Но штабисты настаивали, что надо попробовать и они сами поедут на базу с завпродом, выберут то, что повкуснее и не очень дорогое. Завпрод обозвал товарищей дураками и, конечно, при голосовании поднял руку против. Я благоразумно воздержался. На следующий день в лагерь завезли родимых кур с пупырыш-ками и с пушком, копченую колбасу, шоколадки и несколько банок меда. Повариха тетя Тася сказала, что кур для второго блюда маловато, их хватит раза на три для супа, и то маленькими кусочками. Колбасу резали на просвет, и завпрод заорал, что не позволит переводить добро и остаток отдаст в поход какому-нибудь отряду - пусть хоть там увидят, что им досталось на перекус. Шоколадки к полднику порадовали, но зато мед, налитый на печенье, по-настоящему разозлил дежурных. Они заявили, что теперь надо отмывать клеенки несколько раз теплой водой, и пусть этим занимаются те, кто привез эту липучую пакость. Три дня мы хлебали куринный супчик и ели картошечку с сардинами в масле. А на четвертый - супчик был уже только с картошкой, и картошечка только с маслом. Члены Штаба предложили добавить в картошку традиционную тушенку, но завпрод показал им комбинацию из трех пальцев, сказав, что тушенка пойдет со следующей недели, а теперь пусть обходятся кашами на молоке. Даже малыши посмеивались над членами Штаба, а я, к счастью оказавшийся вне игры, назидательно процитировал им: " Беда, коль пироги начнет печи сапожник... " С каждым годом наш лагерь богател и благоустраивался. Мы построили сборный фанерный домик для бесед, песен и чтения стихов во время дождя, Московский военный округ передал нам четыре байдарки, десяток саперных лопаток и три палатки-вагона, тоже не лишние при непогоде. Под руководством учителя географии ребята соорудили две лодки человек на десять, причем одну под парусом. С таким флотом можно было выходить в двухдневные походы - на большее мы не решались: возвращаться, выгребая против течения, оказалось трудно даже для старшеклассников. Поэтому флот чаще использовался для катания и, конечно же, на соревнованиях и при проведении ночных военных игр, когда требовалось захватить остров километрах в пяти от лагеря. На звенигородской автобазе я предложил нелегальную сделку: - Мы берем в лагерь за символическую сумму пятерых детей ваших работников, а вы предоставляете нам машину для привоза воды и продуктов. Новые ребята легко вошли в наш коллектив и еще несколько лет, уже повзрослев, помогали строить лагерь и участвовали в походах. Так мы распростились с колхозной лошадью - теперь каждое утро возле кухни стояла цистерна со свежей водой. В начале нового учебного года Сергей Михайлович сдержал обещание и подбил меня дать совместный материал на разворот " Пионерской правды ". Он не мог забыть наезд на лагерь комиссии перезревших комсомольцев и сказал, что это будет "наш ответ Чемберлену". Потом вышли его книги "Полотняный городок" и "Городок сорванцов", ставшие очень популярными среди подростков. Героев книг начали приглашать на читательские конференции, а меня - еще и на различные педагогические собрания, где часто приходилось видеть недоверие и скепсис на лицах слушателей. На Педагогических чтениях в НИИ психологии АПН РСФСР, после привычных уже вопросов: "А что будет, если..." и вопросов о ночной рыбалке, о самостоятельных поездках ребят за продуктами и вообще о последствиях чрезмерной детской самостоятельности один из оппонентов, подводя итоги, сказал: - Наш уважаемый докладчик поведал о своей красивой мечте. Но он ошибся местом: здесь научная конференция, а не клуб любителей фантастики. Тогда, не прося слова, поднялся Сергей Михайлович Голицын и, представившись, повернулся к залу: - Я живу в лагере со дня его основания. И могу заверить, что все, о чем сегодня рассказывалось, - лишь малая толика того, что было на самом деле. Раздались аплодисменты. Экмперимент В лагере по нескольку раз в неделю я учил моих, ставших уже семиклассниками, ребят технике хождения по склонам, благо берега Москвы-реки были крутые, местами с разрывами песчаника и каменистыми выходами. Учил не ради забавы: после лагеря мы отправлялись в горное путешествие по Кавказу. Все началось еще в интернате. Я не всегда был доволен шестым классом, в котором работал воспитателем. Особых претензий не было - уборка спален, дежурства по интернату и столовой выполнялись вроде бы неплохо. Но мне хотелось большей сплоченности между ребятами, хотя что это такое, я не очень представлял. Бихевиористические тенденции, определяющие группу как общность, совокупно реагирующую на внешние раздражения, меня не увлекали, так как от них попахивало муштрой и бездумной дисциплиной. Я безоговорочно принимал макаренковские определения коллектива, где ни слова не говори- лось о единых интересах и потребностях людей. Каждый из моих шестиклассников жил своей жизнью, со своими сиюминутными заботами, со своими мечтами, наконец, со своими маленькими тайнами, правдами и обманами. Это не волновало меня, потому что, проецируя их жизнь на свою, видел, что в этом плане ничем не отличаюсь от ребят. Конечно, отношение к различным сторонам действительности у нас не всегда совпадало, и то, что я, как воспитатель, старался передать детям свой нравственный опыт, было естественным. Я знал, что люди, находящиеся в условиях формальных или неформальных объединений, постепенно вырабатывают собственные нормы жизни, не всегда совпадающие с общественными и даже антогонистические им. То, что в одной группе оценивается в положительных единицах, в другой не принимается или пресекается на корню. ВОТ эти нигде не зафиксированные нормы и не устраивали меня. Часть моих воспитанников жила по принципу - сделать поменьше, получить побольше. Удивляться тут было нечему: жизненный опыт многих воспитанников формировался в семьях, далеко не лучшей социальной характеристики. Безусловно, за два года работы с классом, включая лагерные сезоны, кое-что сделать удалось. Ребята начали больше читать, стали лучше относиться к своим обязанностям и друг к другу. Но я видел, что для многих воспитанников существует как бы две морали. Одна - официальная, где надо играть роли дисциплинированных учеников и активных пионеров, и другая - собственная, формируемая личным опыом и обеспечивающая наибольшее благоприятствие ее носителю. По этой морали не возбранялось списывание домашних заданий, решение споров при помощи кулака, порча интернатского имущества и многое другое, никак не согласуемое с общественными нормами. В лагере, где не было уроков и надоевшей уборки помещений, ребята преображались, и даже самые ленивые выполняли "работы по желанию" - возможно, чтобы заслужить мое одобрение, а если повезет, то и получить право спустить флаг на вечерней линейке, что считалось очень престижным. Но начался новый учебный год, и повзрослевшие воспитанники снова входили в привычный круг отношений. Чтобы сохранить все положительное из туристского лагеря, нужна была иная организация жизни всего интерната, построенная на цепочке перспектив, ведущих к общей, значимой цели. Такая цель появилась только однажды - при подготовке к строительству нашего городка второго сезона. В дальнейшем подобного энтузиазма не было и не могло быть: общие задания кончились, а сборный домик и лодки мастерили человек десять старшеклассников, и это никак не затрагивало жизни остальных воспитанников. Только через несколько лет мне необыкновенно повезло: я вошел в коллектив, построенный на макаренковских принципах. А сейчас требовалось в не приспособленной для этого школьно-интернатской системе заниматься сплочением ребят, зная, что даже при успехе все замкнется на одном моем классе, без выхода на воспитанников других возрастов. Это был не лучший вариант, но я все-таки открыл книги по психологии, чтобы определить, чем же эта сплоченность характерезуется. В самых общих чертах оказалось, что для сплоченности группы необходима устойчивость межличностных отношений и взаимодействий. Организовывать взаимодействия я уже умел, поэтому в своем педагогическом дневнике крупно выделил "Межличностные отношения " и поставил вопросительный знак. Далее требовались эмоциональные связи. Как их формировать, признаться, не понимаю до сих пор, но чтобы не адаптировать проблему, заменил "Эмоциональные связи" на "Организацию личностно значимой и эмоционально привлекательной деятельности" - здесь я чувствовал себя достаточно уверенно. Устраивало меня и то, что сплоченность возникает, в частности, при осознании людьми полезности группы для себя - в плане ли физической защищенности или достижения цели, неважно. Этим я уже занимался в классе и особых трудностей не предвидел. Итак, из всего прочитанного неясным оставалась организация межличностных отношений и эмоциональных связей - позитивной притягательности членов группы друг к другу и к группе в целом. Но я решил, что здесь все образуется само собой, и начал искать содержательную форму, в которой на практике будут реализовываться теоретические положения. Прежде всего перед ребятами должна быть поставлена личностно значимая и эмоционально привлекательная цель, для достижения которой стоит тратить время и усилия больше привычных. Путь к цели должен быть нелегким, но реальным, чтобы каждый воспитанник осознавал возможность пройти его. Достижение цели обеспечивается взаимодействием в микро-группах и между микрогруппами, вследствие чего должны возникнуть межличностные эмоциональные связи и положитель-ная индивидуальная оценка всей группы. Реализация этих положений неминуемо приведет к возникно-вению искомой сплоченности воспитанников! Что и требовалось доказать. После тщательной подготовки и анализа всех pro et conra я выдвинул перед ребятами яркую и заманчивую цель - летнее путешествие по Кавказу. И не в какие-нибудь курортные места, а в настоящие горы, туда, где на вершинах не тают снега и ледники спускаются в темную зелень озер, где в прохладных ущельях ревут всклокоченные пеной реки, а нарзан можно пить сколько хочется, черпая его меж красноватых камней. Я расписывал горные красоты с таким упоением, что самому захотелось тут же бросить все и закинуть рюкзак за спину. - А отдых у моря?! Кто из вас был у моря? Шестиклассники завороженно смотрели на меня, стараясь понять, шутка это или серьезно. - Да кто нас пустит в горы, - охладил мои восторги лагерный завхоз Юра Овчинников. - И денег нет. - Пустят! - уверенно сказал я. - И деньги наскребем. Только... - я удрученно замолчал. - Только с такой успеваемостью, как у нас, разговаривать с Валентиной Ивановной о Кавказе - дело безнадежное. И тут ребят прорвало. "Подумаешь, успеваемость! - кричали они. - Что мы, хуже других классов учимся? Да если захотим..." - Вот-вот, - перебил я. - Если захотите. А на другие классы нечего кивать, они в горы не собираются. Я смотрел на своих воспитанников и хорошо понимал, что творится в душах этих нигде не бывавших и ничего еще не видавших ребят. Только что перед ними раскрыли такую радужную, такую заманчивую цель, а тут - мышка бежала, хвостиком вильнула, яичко упало и разбилось. - Вот что, - сказал я, - не будем галдеть и не будем торопиться. До конца полугодия остается чуть меньше месяца. Проверьте себя и постарайтесь получить в четверти поменьше троек. В первую очередь это относится... Ну, вы сами знаете, к кому. И тогда мы посмотрим, стоит ли затевать разговоры о Кавказе или все это пустая болтовня. Пусть лучшие ученики помогут двоечникам. А я за это время что-нибудь придумаю - как нам организовать учебу и как избавиться от лентяев, корчащих из себя дураков. Потому что уверен: лентяи среди нас есть, а дураков нет. Почти ежедневно я так или иначе упоминал о будущем путешествии. То принесу свои старые фотографии с ледниками и снежными вершинами, то цветные буклеты с видами гор, или заведу разговор об обороне Кавказа в годы войны. Я даже рисовал на доске схему хребтов в районе путешествия и советовался с ребятами, какой маршрут нам лучше избрать. Словом, я вел себя так, будто вопрос о поездке - дело почти решенное, и осталась самая малость: наладить успеваемость. И лед тронулся! На самоподготовке ребята донимали меня просьбами построже проверить устные предметы - русский и математику я сбрасывал сильным ученикам, и когда их подшефные благополучно выплывали на уроках, горячо хвалил и тех и других. На переменах ко мне в спортивный зал скатывались заматеревшие двоечники с криками, что они за контрольную получили четыре с минусом, а уж в следующий раз... В общем, все получалось по науке: стремление к сформированной потребности требовало включения в деятельность, не являющейся предметом потребности! А так как затрата непривычных усилий отвечала функциональным возможностям воспитанников и, как правило, сопровождалась успехом, я посчитал вопрос решенным и приготовился к организации сплоченности. К концу полугодия мы подошли с результатами значительно лучшими, чем в первой четверти. Правда, троечников меньше не стало, но это были твердые троечники, без дополнительных занятий и натаскиваний. После зимних каникул я прикнопил к стене разграфленный ватманский лист, где на фоне снежных вершин и под заголовком "В первый раз на Кавказ!" были воткнуты на булавках флажки с фамилиями учеников. - Мы начинаем путешествие! - объявил я. - Теперь за каждую оценку от трех до пяти вы будете получать соответствующее количество очков. Сколько оценок можно получить за неделю? Семь-восемь. Не будем жадными и остановимся на пяти. Значит, по минимуму можно получить 15 очков. Но это без всякого напряжения. Поэтому условимся: проходной недельный балл - 18 очков. Что это значит? Набрал за день 6 очков - флажок переносится на следующий день, не набрал - стоишь на месте. - Так ведь могут не спросить, - заволновались ребята. - Могут. Но пять оценок за неделю каждый непременно получит. Бывает, за день получают по три оценки. Приплюсуйте их к вчерашним - и тогда перепрыгните не только через день, но и через два дня. - Я дал возможность переварить информацию. - Пойдем дальше. Спустились к субботе. На понедельник переносятся флажки тех, кто набрал 18 очков или больше. Так что при 24 очках окажетесь сразу на вторнике. Это понятно? А теперь самое главное. Путешествуем по звеньям, то есть по рядам. Так вот,ДАВАЙТЕ ДОГОВОРИМСЯ, ЧТО если хотя бы один человек не переступит субботнюю черту, его ждет все звено. Вспомните: в походах темп движения строится по слабейшему. На маршруте таких разгружают, и здесь тоже отстающему надо помочь. Ну, а дальше все просто: в горы пойдут те, кто к 15 мая окажется за красной линией внизу. Кому непонятно, задавайте вопросы. Вопросы посыпались, словно осенние листья в лесу. Первым, конечно же, вскинул руку Витя Сурков, тот самый, что провел дружескую беседу с комсомольской комиссией в лагере. - Я в горы не поеду - буду в деревне бабушке помогать. Должен я участвовать в соревновании? - По-моему, должен. Хотя бы для того, чтобы проверить свои силы. Да тебе и беспокоиться нечего, все равно ты войдешь в первую пятерку. Витя почесал свой лисий носик: - Тогда я хочу спросить вот о чем. Если двоечник будет застревать на каждой неделе, все звено из-за него не поедет? Это неправильно. - Теоретически так может случиться, а на практике - вряд ли. Посчитайте, сколько комбинаций может быть, чтобы набрать 18 очков в неделю: две пятерки и две четверки - это для сильнейших. Три четверки и две тройки могут получить практически все. А для тех, кто пока плетется в хвосте, реально заработать за неделю хотя бы две четверки и дотянуть до 18 очков тройками. Разумеется, двойки к очкам не приплюсовываются. Но я уверен, что скоро мы будем учиться лучше. Тем более что в каждом звене возьмут шефство над отстающими. - Все равно неправильно, - упрямо сказал Сурков, - Один может подвести всех. - А если кто-нибудь заболеет и пропустит неделю, как тогда? - спросили ребята. - Будем ставить его флажок на ту неделю, с которой он присупил к занятиям. - Значит, болеть выгодно, - подсчитал кто-то. - Отставал, отставал, а тут раз - и вместе со всеми! - Чего там выгодно! Поставить его неделей выше - и все дела. Это уже начиналось серьезное обсуждение условий соревнования. Ребята уточняли детали, чтобы все было по справедливости, а я гнул свою линию, убеждая, что на Кавказ поедут все желающие, надо только немного подтянуть отстающих. Мы начали распределять, кто и кому будет помогать в своих звеньях, но когда дошла очередь до одного из слабейших учеников, он сказал, что ему помогать не надо. - Думаешь, справишься один? - спросил я. - Нет, - угрюмо ответил мальчишка. - Просто я никуда не поеду и в соревновании участвовать не буду. - Почему? - Не хочу подводить товарищей. Сказано это было с такой болью, что первый червячок сомнения в правильности наглядного разделения класса на способных и неспособных зашевелился во мне. - Ты не прав, - сказал я. - Нам без тебя будет трудно в горах. Все знают, что в походах ты работаешь больше и лучше многих. А как ты помогаешь на маршруте девочкам! Нет, без тебя мы просто не сможем обойтись. Правда, девчонки? Девчонки запищали, зазвенели своими голосками, а начальник Штаба лагеря Лена Гусева положила мальчишке руку на плечо: - Ты, Мишка, не дури. Я из тебя хорошиста сделаю, увидишь! Протрубили трубы, загремели литавры, развернулись знамена, и мы двинулись в свой нелегкий поход. Через две недели завуч спросила: - Что вы там сделали с классом? В журнале почти нет двоек. Я коротко рассказал. - Вообще-то соревнование по успеваемости не приветствуется, - сказала завуч. - Но результаты, как говорится, на лице. Учителя говорили, что на уроках ребята прямо рвутся к доске, а при хороших оценках слабым ученикам даже аплодируют. Я и сам видел, что учеба перестала быть личным делом - в каждом звене помогали друг другу, а с теми, кто не успевал приготовить уроки в установленный срок, занимались и после самоподготовки. И что важно: вчерашние лентяи не старались улизнуть с дополнительных занятий и парились еще минут сорок вместе со своими терпеливыми шефами. - Ну что же ты третий раз на одной и той же строчке спотыкаешься! - удивляется Лена Гусева и передает подопечному басни Крылова. - Прочти внимательно. А теперь вслух и с выражением. Лена чуть раскачивается в такт стихам, руками и мимикой показывает, как это надо - с выражением. - Опять забубнил, - огорчается она. - И что ты, Мишка, на потолке ищешь? Смотри лучше в мои прекрасные глаза! - Очень ты мне нужна, - смущается Мишка. - Ладно, давай в последний раз, а то мне в мастерскую слесарить надо. На следующий день, в начале самоподготовки, Лена торжественно оповещает меня, что Мишка получил по литературе пятерку. Я выражаю предельное восхищение, а ребята аплодируют и кричат, что к концу года у нас появится новый отличник. - Он хоть поблагодарил тебя? - Ага, - кивает Гусева, - поблагодарил. Так по плечу треснул, что я аж присела. Целый месяц три звена шли единым фронтом, штурмом беря одну неделю за другой. Вечерами мы подсчитывали с Леной наши победы, а тех, кто мог задержать движение вперед, точнее, вниз, к субботней черте, брали под особый контроль. Часто подсаживались к нам старые лагерные волки - Сурков с Овчинниковым и будущий отличник Мишка. Я спрашивал ребят, не выдохнемся ли до конца четверти, и Овчинников бросал свое любимое словечко: - Сдюжим! Но тут, где-то в начале марта, затормозились сразу два звена. Да не из-за одного, а из-за нескольких человек! Я бросил на подмогу лучших учеников класса, строй флажков выравнялся, но к следующей субботе - снова остановка, и теперь уже трех звеньев. Что-то у нас начало разлаживаться. Один из шефов вдруг заявил, что отказывается заниматься с товарищем, который вместо того, чтобы шевелить мозгами, постоянно ждет его помощи. Другие молчали, но я видел, что их подопечные тоже стоят им поперек горла. Эти недавние двоечники, уверовав, что им всегда и во всем помогут, вспомнили о прежней вольготной жизни и с какой-то снисходительностью позволяли шефам возиться с собой. Конечно, это раздражало сильных учеников, и, потеряв терпение, они просто отдавали своим подопечным тетради для списывания. Иногда в конце самоподготовки вспыхивали настоящие ссоры, когда один кричал, что все выучил, а другой - что ничего подобного! Я пытался разобраться во всем коллективно, но ничего, кроме взаимных обвинений, не получилось: те, кто рвался вперед, говорили, что их нарочно задерживают на каждой неделе, а недобравшие нужных очков кричали, что все это случайно и они еще покажут себя. После двух таких общих собраний я не рискнул проводить третье из-за боязни, что ребята открыто начнут враждовать между собой. Лена Гусева и Юра Овчинников сказали, что класс начинает делиться на два лагеря, и те, кто плетется позади, радуются тройкам других учеников. По счастью, третья четверть заканчивалась, и класс не успел окончательно пересобачиться. Хорошистов у нас прибавилось, а у остальных троек стало поменьше. Я надеялся, что после весенних каникул страсти улягутся, и пока ребят не загрузили домашними заданиями, можно будет выравнять строй флажков. Я собрал всех, кто шел впереди, и просил снова заняться с отстающими, ведь до контрольного срока остается всего полтора месяца. Всего полтора! Но разговор получился каким-то вялым, ребята уже не верили, что можно исправить положение, и мне показалось, что обида на тех, кто срывал горное путешествие, была даже сильнее желания поехать на Кавказ. - Да ну его, этот Кавказ, - сказал Мишка. - Я, может, и не хочу никуда ехать, но ведь никого не задерживаю, правда? - Правда, - сказала Лена Гусева. И что ты предлагаешь? - Морду им набить надо, вот что! - Первое предложение поступило, - улыбнулся я. - Какие еще будут? Но ребята угрюмо молчали. Я пытался расшевелить их, убеждая, что ничего еще не потеряно - и когда ребята заговорили, сначала неохотно, а потом горячась и раздражаясь, узнал такое, о чем мне, взрослому человеку и воспитателю, следовало догадаться самому, прежде чем начинать жестокий эксперимент. Ребята рассказали, что отстающие начали просто издеваться над ними и не хотят заниматься, а я ругаю не этих дураков, а их шефов; что те, кто всех тормозят, поддерживают друг друга и смеются над остальными, говоря, что все равно никакого Кавказа не будет; что у Лены Гусевой подруга в другом звене, и Лена свое звено еще, может быть, вытащит, а там, где подруга, ничего уже не получится. И подруга уже устроила истерику в спальне и тягала двоечницу за волосы. И что Лена без подруги на Кавказ не пойдет, а уедет с ней в деревню. Юра Овчинников заявил, что Мишка только собирается бить морды, а он, Юра, уже набил, и пусть не думают, что на том кончится - они с Мишкой наведут в своем звене порядок. Что было делать? Прежде всего я попросил забыть о кулаках и поискать какой-нибудь другой выход. Сплоченности класса все равно не получилось, и только по моей вине. Оставить всех без путешествия - значит перессорить ребят так, что это не забудется и в следующем году. Отказаться от соревнования тоже нельзя: в победителях останутся двоечники. Тогда что же? Решать надо сейчас. Переносить вопрос на начало четверти - все равно что не ставить его: в начавшемся раздрае предложения одной группы будет непременно срывать другая. Мы так и сяк пересматривали условия соревнования, пока вездесущий Витя Сурков не сказал: - Мое дело - сторона, я все равно еду к бабушке. А вам надо вот что сделать. Оставьте все как есть, но скажите, что с 15 апреля каждый двигается сам по себе. Кто хочет, пусть просит помощи, а кто не хочет - не надо. - А дальше? - спросила Гусева. - А что дальше? В горы пойдут те, кто 15 мая окажется за красной линией. Третью четверть мы всех тащили? А теперь один месяц пусть каждый поработает на себя. Это будет правильно. - Неправильно, - сказал я. - При таком условии половина класса дома останется. А мы заинтересованы... - Это вы заинтересованы, - перебил Мишка. - Мы что, мешали кому-то идти с нами? Ничего, кто хочет - догонит. - Мишка прав, - Гусева раскрыла тетрадь со своими пометками. - Смотрите: пока набирается команда из 11 человек. Когда скажем о новом условии, увидите - добавятся еще двое или трое. А остальные - хоть по-старому, хоть по-новому - все равно никуда не пойдут. - Что, они такие уж безнадежные? - я пытался найти еще какой-нибудь вариант, чтобы дать возможность отстающим перебраться через заветную линию. - Не безнадежные, а лодыри! - сказал Овчинников. - Задарма они бы пошли, а тут башкой думать надо. Вы посмотрите, кто всех тормозит - те же, кто и в спальне убирается шаляй-валяй, и в столовой. Думаете, в походе они лучше будут? - Ну, ты о самых отъявленных говоришь, - я показал на флажки. - А тут еще резерв человек в десять... - Так кто им мешает? - Овчинников подошел к стенду. - Смотрите: вот, вот и вот - эти всего на неделю отстают, а эти на две. Захотят - сдюжат. Мы проговорили долго и приняли предложение Суркова. Когда ребята собрались после каникул, я рассказал о нашем решении, предупредив, что обсуждать его не будем. - Это нечестно! - зашумели те, которым уже ничего не светило. - Честно, честно! - закричали те, у кого появилась надежда. Я не позволил разгореться новой ссоре, но видел, что многие остались недовольны: одно дело, когда в горы никто не пойдет - все-таки не так обидно. И другое, когда пойдут избранные. - Вы нарочно так сделали, - сказала девочка, отстающая на две недели. - Раньше надо было предупредить. А теперь поедут только ваши любимчики. - Какие любимчики?! О чем ты? - Ни о чем! Я все знаю! - зло сказала девочка и, не дослушав меня, выбежала из класса. Последняя четверть была для меня мучительной. Те, кто уверенно приближался к 15 мая, радовались успехам догонявших товарищей, другие тоже радовались, но тогда, когда кто-нибудь срывался и не переходил на следующий день. - Не догонишь, не догонишь, Посреди реки утонешь! - распевали они новую дразнилку и разбегались, когда к ним медленно подходили - руки в карманах - Юрка Овчинников и Мишка. Меня уже мало волновали результаты последней четверти. Все, что я успел сделать за два года работы с классом, рухнуло за несколько месяцев, и рухнуло с таким треском, что восстановить утраченное было невозможно. Мальчишки как-то быстро успокоились: нет похода - и не надо. После нашего туристкого лагеря поедут в обычный пионерский - там тоже совсем неплохо. Зато девочки смотрели на меня с открытой враждебностью, не отвечали на вопросы, только при крайней нужде цедили "Да" или "Нет" и тут же поворачивались спиной. Выдержать такое было очень нелегко, и Лена Гусева, не только начальник Штаба лагеря, но и командир будущего похода, как могла успокаивала меня. В горы набралась команда из 16 человек. Пятеро ребят заранее предупредили, что на Кавказ поехать не смогут - значит, за бортом оказалось восемь неудачников. Я было заикнулся, не взять ли их тоже, но ребята наотрез отказались. И не только потому, что были недополучены нужные очки, а потому, что это были их враги, которые смеялись над догонявшими и распевали разные дразнилки. Я не хочу подробно анализировать причины случившегося - это увело бы в сторону от разговора. Достаточно открыть работы по психологии личности и социальной психологии, как многие вопросы отпадут. Я внимательно читал о детерминантах активности, о целенаправленном привлечении и притяжении к деятельности, о внутренних затрудненных условиях поведения, о редукции отрицательной модальности, но читал, как теперь понимаю, не так и не с той стороны. Внешняя правильность моих рассуждений не учитывала побочных моментов, а они-то как раз и стали главенствовать в отношениях между ребятами и по отношению к цели, которую я поставил перед ними. Из педагогического дневника: " 17 мая 1961 г. Мой теоретический багаж, скорее всего, достаточен для осмысливания крупных блоков деятельности, которой занимаюсь. И совершенно непригоден для тех нюансов, тех кирпичиков, из которых складывается целое. То, что произошло с классом, - не организационная, а психолого-педагогическая ошибка. Я рассматривал класс как коллектив - и не более того. А то, что в этом коллективе есть не только Гусева, Сурков и Овчинников, учитывалось вторым параграфом. Отсюда не только общая цель, но и общие требования при движении к ней. Отсюда организация взаимозависимости, когда невиновный отвечает за виновного. Флотская команда "Поворот все вдруг!" стала превалирующей, а то, что "все вдруг" может далеко не каждый, опускалось за незначительностью. Даже при индивидуальном соревновании конфликты в группе, особенно детской, более чем вероятны: отстающие начнут завидовать товарищам и постепенно найдут средства, как эту зависть опредметить. А дальше - консолидация по враждующим микрогруппам и деление класса на чистых и нечистых. Все это можно было предусмотреть... ... Соревнования по жизненно значимым моментам внутри одной группы недопустимы. Ни между звеньями, ни между спальнями, ни между отдельными людьми. Соревнование всегда предполагает победителей и побежденных, а таких в одной группе не должно быть. В ситуативных мероприятих можно соревноваться сколько угодно - подвижные и спортивные игры, эстафеты - звено на звено, команда на команду. Проиграли, выиграли - огорчились, порадовались - и до следующей встречи! Можно соревноваться индивидуально: настольный теннис, шахматы, бег, лыжи, викторины - результат тот же. Но выдвигать перед всей группой значимую цель, достижение которой связано с наличием у ее членов определенных и далеко не равных качеств, ни в коем случае нельзя. Я взял за критерий учебу. А почему не токарное мастерство? Или швейное? А еще лучше - бег по пересеченной местности. По крайней мере, он полезней для горного путешествия, чем знание басен Крылова. Вместо того чтобы мучить слабых учеников непривычными нагрузками, выставляя перед всем классом их несостоятельность, надо было просто помогать им. Я нахватался каких-то теоретических знаний и не смог правильно распорядиться ими. Ведь сформированная у детей потребность, лежащая в районе средней перспективы (Кавказ), позволяла заниматься с отстающими без сопротивления с их стороны. Им надо было только помочь (целенаправленное привлечение, преодоление внутренних затрудненных условий поведения). А я своими эксперементами поставил их в положение изгоев, востановил против них вчерашних товарищей. Какого же результата, кроме того, что получился, можно было еще ожидать? ... А сплочение класса и улучшение успеваемости надо было организовать так: 1. На Кавказ едут все желающие. 2. Каждый ученик берет обязательство закончить четверть с определенными оценками. З. Обеспечивается помощь слабым ученикам со стороны товарищей и воспитателя. Хвалить отстающих за малейший успех. 4. Обязательства контролируются еженедельно и только внутри звена. Никаких негативных последствий для не выполнивших обязательства, кроме группового обсуждения, не должно быть. 5. Сплоченность достигается за счет единства цели и подготовки к ее достижению: технические умения, физические качества, краеведческая работа, ремонт снаряжения - там, где нужно - по сводным отрядам и без всякой оглядки на успеваемость. 6. Различные дежурства - сводными отрядами и под руковод-ством дежкома. 7. Участие в интернатских мероприятиях - под руководством назначенных ребят. 8. Успеваемость достигается за счет нежелания отстающих быть постоянно под прицелом негативной общественной оценки и закрепляется одобрением всей группы. Больше ничего не надо!" Сейчас, по истечении многих лет, я бы подписался под этими строчками, может быть, что-то добавив и чуть изменив формулировки. Мы выехали на Западный Кавказ, в Теберду, сделали несколько радиальных выходов в горы, перешли в Домбай и через Клухорский перевал спустились в Сухуми. Конечно, все поражало ребят - и горы, и море. Но для меня путешествие было нерадостным. То и дело вспыхивали какие-то мелкие ссоры, пустяковые обиды, и самое неприятное - появились маленькие группки, почти не общавшиеся между собой. Посторонний человек, скорее всего, ничего бы и не заметил. Дежурства проходили нормально, на маршруте ребята помогали отстающим, вечерами долго и с удовольствием пели у костра. Но не было того оптимистического тона, который звенел в нашем туристком лагере, не было шуток и дружеских подначиваний, потому что в ответ на шутку можно было услышать что-то раздраженно-презрительное, и Лена Гусева шепотом рассказала мне, что две девочки плакали в палатке и хотят поскорее вернуться домой. Не думаю, что это были только плоды моего дурацкого соревнования, хотя кто знает. Погоня за очками вымотала ребят. Правда, после окончания учебного года прошло больше месяца, все вроде бы должно забыться, утрястись. Но, возможно, тогдашняя недоброжелательность к тем, кто едва не сорвал путешествие, все же сохранилась. Во всяком случае, сплоченности группе она не прибавила. Кроме того, многие ребята уставали на маршруте - и опять же по моей вине: дополнительных занятий по физической подготовке в учебном году и в лагере не проводилось. А когда человек изо дня в день устает, ему уже не до шуток и не до дружеского общения. Конечно, не все было так плохо. Ребята слушали мои рассказы о взметнувшихся перед ними вершинах и о том, что находится по другую сторону хребтов. Я давал время для рисования, и девочки обещали, что в интернате они переведут свои рисунки в краски и развернут целую картинную галерею. Несколько дней на привалах вся группа отрешенно смотрела вдаль и склонялась над тетрадками - это ребята проверяли свои литературные способности. Есть в Домбае вершина под названием Сулахат, очень напоминающая лежащую на спине женщину. Я рассказал легенду о злом волшебнике, полюбившем красавицу Сулахат. Девушка бежала от него в горы и прилегла отдохнуть на гребне хребта. И злой волшебник, видя, что не сможет догнать Сулахат, превратил ее в камень. Я предложил желающим написать об этом, но не как школьное изложение, а что-то вроде красивой сказки, пофантазиров и добавив свое. Возможно мне, преподавателю физкультуры, не следовало вторгаться в чужую епархию, но ведь литератора с нами не было, а мой помощник - учительница математики - трудилась вместе с ребятами. Мне приносили смятые тетрадки - чаще всего шедевров не получалось, и я как мог объяснял почему. Никто не обижался на замечания, но зато были споры с поисками новых слов и созвучий, и даже те, кто напрочь отказался от литературной славы, приходили на творческие семинары и предлагали что-то свое. Когда закатное солнце окрасило алым снега на вершинах гор и мягкие сумерки спустились в долину, я прочел вслух несколько ребячьих работ. Мы по-доброму обсудили их, и я взял последнюю тетрадь. - Прошел день и еще половина, - чуть нараспев, чтобы сохранить дух горной легенды читал я. - Прохладный ветер разбросал волосы Сулахат и высушил слезы на прекрасном лице... ... "Вот он, гребень хребта, а позади - никого, а там, по другую сторону и далеко внизу, за темным лесом и белой полоской реки, живут сильные и красивые люди - они примут и защитят меня", - думала Сулахат. Ребята слушали так, будто сами не писали об этом. Ритмичные волны строк делали легенду какой-то новой, совсем не похожей на ту, которую рассказывал я. - ... И легла Сулахат отдохнуть на холодные камни. Вечерний туман, клубясь, потянулся в ущелья, и первые звезды несмело и неярко замерцали над ней. Я перевернул страницу и тихо закончил: - Так и осталась лежать на горе красавица Сулахат, глядя в небо камеными глазами. Ребята молчали. Таинственная сила слова объединила таких разных и часто недружных тринадцатилетних людей - я никогда не понимал, почему и как это происходит, но знал, что в эти короткие минуты ребята становятся лучше и добрее. - Хорошо! - сказал Мишка и удивленно посмотрел на девчонку, сотворившую маленькое чудо. - Как это у тебя получилось? И все удивленно смотрели на девочку, обычно раздражительную и грубоватую, которую не каждый мальчишка в классе рискнул бы задеть. А девочка ломала тоненький прутик и растерянно улыбалась... Мы вернулись домой, ребята разъехались кто куда, и собрались в интернате только в сентябре. Никто не вспоминал о конфликтах прошлого года, но я чувствовал, что какие-то нити между мной и воспитанниками оборвались навсегда. Скоро в интернат пришла новая учительница, и меня спросили, не соглашусь ли передать ей свой класс. Работа в спортзале и выездные соревнования требовали все больше времени. Я согласился, сожалея и радуясь, потому что для многих ребят стал чужим, а без взаимной любви в нашем ремесле ничего сделать нельзя. Потом у меня были еще неудачи, но такого провала, как этот, который я сотворил своими руками и с самыми благими намерениями, уже не было никогда. Однажды ко мне на урок зашла Элеонора Самсоновна Кузнецова, доцент педагогического института, руководившая у нас студенческой практикой. Несколко раз мы беседовали о разных вещах, но все это так, мимоходом. Полная и очень энергичная женщина, она молча наблюдала за акробатикой малышей, а когда прозвенел звонок и зал опустел, сказала: - Я присматриваюсь к вам целый месяц и знаю вас лучше, чем вы меня. Ближе мы познакомимся потом. Я ничего не понимаю в физкультуре, но вижу, что дети аккуратно одеты, у всех одинаковая форма и что занимаются они с удовольствием. Будем считать, что на этом преамбула закончилась. Я предлагаю вам читать курс педагогики в группах историко-литературного факультета. Как вы на это посмотрите? - Но я никогда не читал лекции студентам... - Все мы когда-то и что-то не делали, - оборвала меня Элеонора Самсоновна. - Так как же? - Но я даже не знаком с программой... - А вам и не надо с ней знакомиться. Для начала возьмем тему "Воспитательная работа в туризме и краеведении". Это, надеюсь, вам знакомо? Ну и чудесно. Программу составите сами и можете мне ее не показывать. Через две недели приступайте к занятиям. Желаю успеха! Через две недели разъяренная Элеонора Самсоновна ворвалась в спортивный зал: - Это что за фокусы?! Почему вы не явились на лекции? - Простите, но мы ни о чем конкретно не договаривались... Ни о расписании, ни о группах... - А вам нужны дипломатические договоры с подписанием протоколов на уровне правительства? - Элеонора Самсоновна тяжело опустилась на стул. - Послушайте, молодой человек, раз я сказала через две недели, то это не через две недели и два дня! Вы что, рассчиты