ьникам подсоединились бывшие воспитанники интерната, поэтому я не сомневался, что первый выход новичков в горы будет успешным. Неодобрительно поглядывают пассажиры на ребят, втаскивающих в вагон тяжелые рюкзаки. Кто-то споткнулся о ящик с продуктами, кого-то задели альпенштоком, и в адрес туристов летят нелестные реплики. Тогда в деликатные переговоры с недовольными вступают наши ветераны, и все быстро улаживается: нам отдают пять смежных купе, и ребята обещают вести себя тихо. Вечером проводим заседание Штаба. - После отбоя - никаких хождений по вагону и никаких разговоров! - говорит командир нашей поездки Саша Иванов. Саша - ветеран из первого интернатского поколения, а ныне токарь и студент географического факультета пединститута. Он великолепно знает законы и традиции группы и сейчас негромко втолковывает новичкам, что рядом с нами едут посторонние люди, и нарушать их покой нельзя. - Ответственные за порядок после отбоя - старосты по купе и дежурный командир. Дежком ложится последним, а завтра доложит, кто пытался нарушить дисципллину. Еще предложения по отбою есть? - Есть. И не только по отбою, - говорит медсестра, тоже из поколения ветеранов. - Санитары отделений должны проследить, чтобы все умывались перед сном, а перед едой мыли руки. И нечего тут улыбаться! - одергивает она новичков-штабистов. - Нашли чем шутить! Сегодня перед ужином я отправила двоих умываться, а завтра, если это повторится, санитары получат наряд. Еще предлагаю проводить влажную уборку купе и не затруднять этим проводников. Предложение принимается, и завтрашний дежурный командир делает в своей тетради пометки. Еще одна ночь в поезде - и ребята упаковывают рюкзаки: скоро Симферополь. - Вэ-Я, - испуганно окликает меня дежурный командир, - там вас пассажиры спрашивают. - Что-нибудь случилось? - Не знаю. Только они всех ребят собрали и вас ждут. - "Не знаю", - передразнил я дежкома. - А кто должен знать? Ну, пойдем. В центральном купе и вдоль по коридору стояла, наверное, половина пассажиров нашего вагона. Ребята жались по углам и свешивались с верхних полок. "Дело, видимо, серьезное", - подумал я, перебирая все мыслимые наши грехи. - Здравствуйте. Вы руководитель этих туристов? - женщина средних лет поглядывала на меня сквозь стеклышки очков. - Доброе утро. Я слушаю вас. - Мы все, - женщина блеснула очками в сторону обступивших ее пассажиров, - мы все хотим поблагодарить вас за хорошее воспитание детей. Когда вы пришли с рюкзаками, мы думали, что не дадите днем отдохнуть и ночью выспаться. А дети у вас оказались замечательными. С верхней полки раздался смешок, я стрельнул туда взглядом - и чья-то голова тут же спряталась. - Это Женя Мухин балуется, - улыбнулась женщина. - Знаете, мы тут со всеми вашими детьми перезнакомились. И Аннушку знаем, и четверых Саш, и обеих Маринок. Они так интересно рассказывают о своих походах и о всей группе. И поют очень хорошо. Нам всем понравилось, что дети поддерживают чистоту в вагоне, вот и проводница вас хочет поблагодарить. Много приятных слов сказали нам пассажиры. Я с удовольствием слушал, потому что хорошо помнил свои первые поездки со школьниками в электричках, когда ничего не мог сделать, чтобы обуздать кричащих, свистящих и затевающих потасовки ребят. А ведь они были одного возраста с нынешними моими учениками, только не было рядом старших товарищей, на которых хотелось бы походить... Погода в Крыму этой весной не заладилась. Мы обучали ребят простейшим приемам хождения по скалам и травянистым склонам, не обращая внимания на постоянно моросящий дождь: на Кавказ, куда мы собирались летом, погода могла быть и хуже. Я видел, что новичкам трудно. В зимних походах они привыкли работать в мороз и слякоть, но каждый знал, что надо потерпеть всего сутки, а потом - горячая ванна и чистая постель. А здесь на склонах хребта - на ветру, под дождем, в плохо просушенной одежде - надо изо дня в день хвататься за осклизлые камни, карабкаться вверх, спускаться, держась за грязные веревки - это совсем не просто для девчонок и мальчишек 11-13 лет. И не будь рядом старших, ничего бы у нас не получилось. Бывшие интернатские обучали новичков, пресекая баловство и лихачество, их оптимизм создавал нужную атмосферу, и то, что было наработано в группе за прошлые годы, легко принималось школьниками. Но все-таки на заключительном собрании, когда по традиции высказывались о каждом члене группы, в том числе и о руководителях, старожилы говорили, что новички не всегда справляются с трудностями и даже бывали случаи небрежных дежурств по кухне. И тут в неправильных действиях неожиданно упрекнули взрослых. - Конечно, вы опытней нас, - заикаясь от волнения, сказала чудесная пятиклассница Аннушка Баранова. - И больше умеете... Только зачем, чуть что, все делаете сами, а мы, как маленькие, только смотрим?... Воду принести или костер разжечь - сразу вы бежите. Ну, пусть мы сделаем это медленней, но ведь нам тоже надо учиться. Никто не спорит, когда помогаете на скалах - там мы одни не справились бы. А на Штабе зачем все первыми говорите, а Вэ-Я недоволен, что мы молчим? А что мы можем сказать, когда вы уже все сказали? Аннушка оглянулась на согласно кивающих школьников и, зажмурившись, выпалила: - Вэ-Я удобней, когда все старшие делают, так у него хлопот меньше - вот что! Возражения опытных туристов и мои доводы не произвели на ребят никакого впечатления, и они остались при своем мнении. В Москве мы не раз возвращались к поездке в Крым, и новички старались вспомнить даже самые незначительные случаи нарушения принятых в группе норм, и прямо указывали товарищам, когда и почему они поступали не так, как следовало бы. Не обо всем из услышанного я знал лично, но это нисколько не тревожило, а только укрепляло в уверенности: все то, что не заметит руководитель, будет постоянно находиться под контролем общественной оценки всех членов группы. Летом мы взяли старших школьников на Кавказ, и никакой разницы между старожилами и новичками не было. Осенью в группу пришла пионервожатая школы Валентина Ивановна Юхацкова, и работать в паре стало значительно легче. Валентина Ивановна не прощала новым туристам даже пустячных промахов. Она удивительно точно помнила все проступки ребят и сразу указывала на них. И попробуй сказать: "А че я?" - Валентина Ивановна тут же перечислит не только нынешние, но и все прошлые твои грехи. У нас действительно было не все гладко: кто-то набедокурил на перемене, кто-то нахватал двоек. Так что отвести душу на ребятах было нетрудно. Конечно, можно махнуть рукой и уйти из группы. Но как тут уйдешь, когда готовится новый поход в снежном лесу, да еще без палаток, когда скоро туристский вечер, когда весной - новая поездка в Крым, а летом уже маячат Карпатские горы? Вот и приходится сидеть и слушать Валентину Ивановну и ребят. А потом еще и от старших влетит. Наши старожилы не так уж часто заходят в школу: десятый класс, работа - их можно понять. Но в походах мы вместе, и тут среди бесед и песен у костра всегда находится время, чтобы поговорить о делах новичков. Нет, старшие не ругают школьников, они только спрашивают: почему не помогли, почему не одернули? А что тут скажешь? Новички уже знают, что любой их поступок - это победа или поражение группы. Все чаще мы говорим не о художествах школьников, а о том хорошем, что они могли сделать, но поленились или не догадались. Покрасили без помощи взрослых пол в спортивном зале - великолепно, иначе и быть не могло. Но в седьмом классе есть прогульщики и двоечники. Почему не взялись за них? Ах, они не члены группы? Но они же учатся в вашей школе! Однажды в походе я сказал, что недоволен новичками. Да, они стали лучше учиться; да, не отказываются ни от каких поручений. Но ведь это туристы! Наши младшие товарищи. Мы вместе в школе, вместе в походах. Неужели они не видят, как мне бывает трудно? Ведь я исполняю обязанности директора школы, я секретарь парторганизации - дел уйма! Но ни один из новичков не подошел и не спросил, надо ли в чем-нибудь помочь! Разговор получился бурный. Тут уж школьникам припомнили и безалаберное хранение туристского инвентаря, и неинтересные пионерские сборы, и поломанные стулья, которые они вот уже несколько недель обещают починить. Бывшие воспитанники интерната, видно, забыли, что им от меня доставалось за то же самое, и потому выводы из разговора были сделаны совершенно неожиданные для меня: не брать новичков в летнее путешествие! Честно говоря, мне стало не по себе: как же так? Столько готовились, мечтали - и вдруг все прахом. Ведь речь шла не об отчислении ребят из группы. Занятия, тренировки, походы - все это будет. И провожать отъезжающих на Карпаты новички тоже придут - такова традиция. Но каково тем, кто останется дома не из-за своих личных дел, а подчиняясь решению четырехмесячной давности?! Защитить новичков в сложившейся ситуации я не мог, а при голосовании знал, что останусь в меньшинстве. Девочки уже начали всхлипывать, и в неловкой тишине командир новичков Саша Орлов спросил, можно ли побеседовать с товарищами отдельно от старших. - Конечно, можно. И ребята побрели за кусты к реке. Не знаю, о чем они там совещались, но вернулись не скоро и только попросили: пусть голосование состоится через месяц, а потом еще через месяц, а потом еще... К чести новичков надо сказать, что к этому вопросу мы больше не возвращались, и на Карпаты поехали все. Конечно, мы понимали, что не великая сознательность свалилась вдруг на головы школьников, а мечта о Карпатах заставляла сидеть за учебниками и удерживала от многих лихих деяний. Собрался у нас разный народ - хорошие ученики и двоечники, тихони и сорви-головы. У каждого были свои дела: кто музыкой занимался, кто спортом, а кто и просто баклуши бил по дворам. Жили они спокойно, не слишком общаясь друг с другом, и к нам пришли - одни с интересом, а другие так, от нечего делать. А тут - походы и ночевки в зимнем лесу или на холодных камнях в черных лабиринтах подмосковных пещер, тут песни у костров и взрослые люди, с которыми так интересно говорить и спорить, тут планы, от которых кружатся головы: летом Карпаты, а через год - Кавказ или Памир. Как уйдешь от всего этого? И постепенно школьники начали понимать, что строгость старших - это не дежурные нотации и не только забота об их сегодняшнем дне, но и о том, какими они станут в будущем. Так внешние требования становились для новичков требованиями к себе. Новички крепко сдружились и старались быть вместе не только на переменах, но и после уроков, собираясь в пионерской комнате, где Валентина Ивановна всегда находила для них какие-то дела. Новые интересы, плотно спрессованные новыми заботами дни не оставляли времени на праздношатания, заставляли строже оценивать свои поступки и поступки товарищей. Помню, как новички набросились на нашу Маринку за безобразное поведение на уроках черчения. Я не слышал начала разговора, но подойдя к костру, застал девочку в слезах. - Не понимает, - огорченно говорили ребята. - Целый год в группе, а не понимает, что всех нас позорит. - Да не в этом дело, - вскинулась Аннушка Баранова, теперь уже шестиклассница, казначей и член Штаба. - Позорит - это конечно. Но ведь она сама не учится и другим мешает. Может быть, ей не стыдно, а нам стыдно за нее, вот что! Ребята загалдели все разом, и на бедную Маринку посыпались горькие слова упреков. - Ну и подумаешь! - огрызнулась Маринка. - Все вы хорошие, одна я плохая. А мне не стыдно! Слышите - не стыдно, и все! - Маринка вскочила. - Уйду я от вас! Совсем уйду! Из группы!.. И, расталкивая ребят, бросилась в темноту. Ужинать она не пришла, бродила по лесу и со мной говорила неохотно, сквозь зубы. - Не слишком ли круто вы взялись за нее? - осторожно спросил я ребят. И ребята наперебой начали объяснять, что нельзя в одном месте вести себя хорошо, а в другом плохо только потому, что в одном месте интересно, а в другом скучно. Из группы Маринка, конечно, не ушла и уроки черчения тоже не полюбила, но учиться стала прилежней, и жалоб на ее поведение больше не поступало. Возможно, я ошибаюсь, но полагаю, что школьники все больше начали интересоваться делами и жизнью друг друга, нередко обращаясь ко мне или Валентине Ивановне с просьбами или за советом: - Андрей может получить двойку в четверти. Что делать? - Знаете, почему Витя таким хмурым ходит? У него отец выпивает. Вы бы поговорили с отцом. И я приглашаю витиного отца в школу и долго разговариваю с ним. - Вэ-Я, Дима опять прогуливает. Все думают, что он болеет, а он во дворе в футбол играет. Ох, уж этот Дима! Второгодник, переведенный из другой школы, он несколько раз ходил с нами в походы, но месяца через три бросил, не выдержав наших требований. И теперь ребята разыскивают его по дворам, чтобы усадить за книги. А когда у них ничего не получилось, за Диму взялись"старичкки". - Что вам от меня надо, - ерепенился Дима, - я же теперь не в вашей группе! - А вот мы соберем Штаб и постановим, чтобы ты жил у кого-нибудь из старичков. Не волнуйся - прокормим и уроки проверим. С твоей матерью тоже договоримся, можешь не сомневаться. Дима знаком с работой нашего Штаба и потому ни в чем не сомневается. То, что для старожилов группы было естественным, сначала удивляло школьников. Внимательно слушают они разговоры у костра. - У Нины трудновато с деньгами, надо помочь. - Люда опять переходит на другую работу - в чем дело? - Саша готовится в институт, а дома вечерами не бывает - почему? И Люда, и Саша отвечают на вопросы, а новички привыкают к тому, что в группе не может быть людей, равнодушных друг к другу. Нет, они не были идеальными, наши ребята. Хотелось бы, чтобы новый командир, семиклассник Саша Орлов, с большей уверенностью руководил группой, а эмоциональный заряд Аннушки Барановой был чуть самокритичней. Не мешало бы и обеим нашим Маринкам ближе сойтись с коллективом, а Борису Отставнову - человеку недюжинной силы и неиссякаемой доброты - научиться, наконец, правильно говорить, а не "мекать" на общих собраниях под добродушный смех товарищей. Были у нас и трое мальчишек, в которых уж очень прочно засел дух уличных компаний. Преданность группе великолепно сочеталась у них с умением при случае схитрить на работе или переброситься между собой такими словечками, за которые у нас полагался не только наряд, но и вызов на заседание Штаба. Все это не позволяло руководителям рассчитывать на безмятежный отдых во время новой поездки в Крым и в летнем карпатском путешествии. Как бы ни были интересны для ребят наши туристские дела, все-таки главным должна оставаться учеба. Сразу после зимних каникул школьники дали письменные объязательства: с какими оценками они предполагают закончить третью четверть. Все объязательства тщательно разбирались, и сами ребята указывали друг другу, по каким предметам они могут учиться лучше, чем обещали. Нескольким уж очень скромным туристам пришлось вносить в свои обязательства существенные поправки. - Вэ-Я, а если мы не выполним обязательств, что тогда будет? В Крым не возьмете, да? - Ну почему же, в Крым поедут все. Мы только хотим посмотреть, как вы умеете держать слово. Да и силу воли у некоторых не вредно проверить. Ребята недоверчиво улыбаются, а потом откровенно смеются: - Вы хитрый! И вовсе ничего вы не хотите проверить, вы только учиться нас хотите заставить, и все! Я тоже смеюсь вместе со всеми, а потом резко обрываю веселье. - Хорошо, будем говорить откровенно. Вы что, действительно уверены, что мы ходим в походы только для вашего удовольствия? Да грош цена такому туризму, если все, что он дает, не выходит за рамки обычного развлечения. Нет, друзья, в походах мы приобретаем самое важное для вас - знания. Те знания, которые не всегда имеет возможность дать школа. В походах мы учимся жить и действовать в коллективе, и каждый из вас проверяет свои нравственные качества, а мы, взрослые, стараемся заметить все положительные и отрицательные стороны в характере каждого, чтобы сделать из вас настоящих людей. Иными словами, в походах, как и в школе, мы занимаемся вашим воспитанием, и надеюсь, это ни для кого не составляет такой уж великой тайны. Ребята охотно соглашаются. Они не раз слышали споры старичков о системе А. С. Макаренко, о методике создания коллектива и проектировании личности. Проблемы воспитания, может быть, даже слишком часто поднимаются у нашего костра. - Теперь подойдем к вопросу с другой стороны, - продолжаю я. - Вы посещаете школу для того, чтобы получать знания. Большинство же учится хуже, чем может, а некоторые - из рук вон плохо. Подумайте сами, что получается: приходите в школу за знаниями - и не хотите этих знаний получать! Но ведь образование - это не только ваше, но и государственное дело. Старшее поколение передает вам свой опыт, а вы будете со временем наставниками тех, кто идет за вами. Если бы это было не так, я не стоял бы здесь и не вдалбливал вам в головы такие элементарные вещи. Что же из этого следует? А следует то, что вы слабовольны и нецелеустремленны, что нет у вас твердого убеждения в необходимости взять у школы максимум того, что она может дать. Значит, вас еще нужно воспитывать. Воспитывать до тех пор, пока в каждом не появится стремление к самовоспитанию. А чтобы это стремление появилось возможно скорее, мы будем всеми способами вас к нему подталкивать. В частности, обязательствами по учебе, которые вы должны выполнить не из боязни наказания, а из уважения к группе и к самим себе тоже. Наверное, я говорил достаточно энергично, и разговор у нас получился серьезный. Ребята сказали. что выполнят обязательства, и слово свое сдержали. Через год мы поставили вопрос об учебе без троек, сделав исключение по нескольким предметам только троим, и ребята снова выполнили наши требования, хотя многим это далось очень и очень нелегко. Как всегда, у нас появилась проблема со свободным временем: до двух часов - уроки. На домашние задания тоже надо часика два-три. А тут еще наши туристские дела, занятия в спортивных секциях, общественная работа - как выкроить что-то на свое личное? Но для Карпат нужны деньги. Основную часть мы получим от бухгалтерии, остальное доплачивают родители школьников. Я сказал ребятам, что негоже трепать семейный бюджет, и надо хотя бы немного, но заработать самим. Три месяца, по свободному графику, школьники трудились на картонажной фабрике, и когда наш казначей подвела итоги, оказалось, что вместо 80 рублей родители будут доплачивать от 20 до 40, а двое ребят полностью оплатили свою поездку. Даже те мамы и папы, что сначала возражали против наших походов, скоро увидели, что дело это благое. Дети стали лучше учиться, а если они долго не приходят из школы, значит, сидят в пионерской комнате или занимаются в спортивном зале. По воскресеньям, когда нет походов, тоже можно не беспокоиться - пошли в музей или еще куда, но опять же со мной и Валентиной Ивановной. Да и прийти пожаловаться на своих чад есть к кому - родители знают, что наше слово для ребят не пустой звук, и сами рассказывают, что дома то и дело слышат: "Вэ-Я сказал" или "Валентина Ивановна велела". Ну, а раз детям хорошо с нами, то родители, чем могли, помогали туристам. Одна мама договорилась у себя на фабрике, и нам в порядке шефской помощи выписали поролон для ковриков, отец понаделал на заводе сотню легчайших колышков для палаток, кто-то привез обломки оргстекла для разжига костров и освещения ночных биваков. Так, с миру по ниточке, мы понемногу обогащались всякими нужными мелочами, а контакты с родителями позволяли лучше узнать ребят. Весной мы снова были в Крыму, и теперь я устраивал ребятам такие веревочные спуски и подъемы на скалах, что Валентина Ивановна призналась: больше всего ее радует отсутствие родителей на тренировках. Год общения с ветеранами группы пошел на пользу - все, что касалось дела, выполнялось по-взрослому спокойно и основательно. Уже можно было поручить восьмиклассникам позаниматься с новичками на травянистых склонах или ставить на веревочную страховку, зная, что они будут сверхвнимательны. Бытовые заботы полностью перешли в руки дежурных командиров, а если казначей или завпрод о чем-то шушукались с Валентиной Ивановной - так им же только по 13 лет! Конечно, наши школьники еще не были опытными туристами, но почти каждый прошел больше двадцати подмосковных походов, два раза ездил в Крым, и значит, для несложного путешествия в бесснежных карпатских горах был вполне подготовлен. На Карпатах с погодой не повезло - почти каждый день ливневые дожди. Но ребята выдержали, и даже когда одно отделение, свернув не на ту тропу, потерялось в горах и полдня шло без взрослых, никто не запаниковал. Мы искали потерявшихся, переходя с одного склона на другой, вымотались до предела - и только в сумерках услышали далеко внизу чей-то голос. Командир группы Саша Орлов бросился напрямик через кусты и минут через пять закричал, чтобы мы спускались. ... У реки, привалившись к камням, сидит дежурный командир. Он хочет встать, но я удерживаю его. - У нас все в порядке, - докладывает дежком. - Мы уже поставили лагерь, это метрах в пятистах отсюда. Ребята готовят ужин, а я пошел на разведку - думал, может быть, найду вас... Дежком вновь приваливается к камням. - Ребята, - тихо говорит он, - вы извините, но я не смогу помочь донести рюкзаки. - Что с тобой? - пугается Валентина Ивановна. - Ничего. Только устал очень... Откуда-то из темноты выныривает неунывающий Борис Отставнов, довольно шмыгает носом и подхватывает чей-то рюкзак. Мы едва плетемся за ним, но уже бежит навстречу потерявшееся отделение, и девчонки, наши милые смешные девчонки, пытаются отобрать рюкзаки у мальчишек, которые только устало отмахиваются от них. У костра нам рассказывают, как дежком упрямо вел отделение вверх. Он нашел хорошую тропу, но она скоро уткнулась в реку, а обломки моста валялись в стороне. Тогда старшие ребята прощупали дно и перенесли на другой берег девочек. - А я бы и сама смогла, - перебила рассказчиков Аннушка. Я уже прыгнула на камень, а Витя кричит: "Назад!" Конечно, если б он не был дежкомом, я бы дальше пошла, а так что же... Только хотела назад прыгнуть, а он кричит: "Стой!" Это же не кто-нибудь, а дежком приказывает, вот и стояла, пока он с Борисом всех не перенес, а меня последнюю. Только, если бы не запретили, я бы и сама смогла... Мальчишки-семиклассники несколько раз уходили на поиски нашего отделения, оставляя на видных местах записки, а на последних переходах подносили рюкзаки уставших товарищей. Традиции старичков продолжали действовать и здесь, когда ветеранов группы рядом не было! В Киеве проводим заключительное собрание. Как обычно, сначала дается общая оценка путешествию. - Да, все понравилось. Порой было трудно, но это и хорошо - трудности надо учиться преодолевать. Что больше всего запомнилось? Ну конечно, горные переходы. И еще воскресный день в Рахове, когда все вокруг ходили в ярких гуцульских одеждах. И еще автобусная экскурсия по Львову. И еще картинная галерея. И еще... - перебирают ребята день за днем. - А что можно сказать о нашем коллективе? Теперь слово берут трое старичков. - Что ж, группа хорошая, - говорят они. - Ребята дружные и все стараются делать как надо. Только вот четкости в работе не было. Вы посмотрите тетрадь дежкома - что ни неделя, то два-три наряда дается. А за что? То не сразу поручение выполнил, то в городе задержался или нагрубил кому-нибудь. Разве это дисциплина? Конечно, и сами дежурные командиры виноваты: у хороших дежкомов нарядников не бывает. А некоторых даже подстраховывать приходилось, словно они впервые в походе! И все согласились, что нормальная жизнь отряда во многом зависит от деловитости дежурного командира. Не вызвала особых возражений оценка личных качеств и поведения каждого члена группы. Ребята прямо указывали на недостатки друг друга и хвалили самых достойных. Несколько неприятных минут пришлось пережить Аннушке Барановой. - Конечно, она настоящий товарищ, - сказали ребята. - Работает хорошо и всегда в бодром настроении. Но не слишком ли часто Аннушка пытается распоряжаться, когда рядом дежком или командир отделения? И не слишком ли часто Аннушка поругивает других за те оплошности, которые допускает сама? Такая оценка личных качеств туристов запоминается надолго. Проходили годы, и повзрослевшие ветераны вспоминали, как они переживали каждое замечание и старались впредь вести себя так, чтобы о них говорили только хорошее. Встречаясь со мной, родители школьников довольно подробно пересказывали итоговое собрание, как правило соглашаясь с оценкой своих детей. Но случалось, что мне приходилось успокаивать расстроенных мам, уверявших, что их ребенок не заслуживает упреков товарищей. Сами же школьники принимали похвалу и осуждение очень серьезно, не сомневаясь, что их поведение оценивается справедливо и доброжелательно. По традиции собрание заканчивалось разбором действий руководителей. С тайным злорадством ожидал я, когда очередь дойдет до Валентины Ивановны. Не раз мы спорили с ней о соотношении форм осуждения и степени проступка. Мне не казались правильными резкие выступления Валентины Ивановны на ежевечерних заседаниях Штаба по таким пустякам, как отсутствие косынки у девочки во время приготовления пищи или копоти на ведрах. Чрезмерными представлялись постоянные требования наказывать за перерасход продуктов и снизить оценку поварам за подгоревшую кашу. Тревожило, что вслед за Валентиной Ивановной кое-кто из штабистов начинал приобретать дурную привычку отыскивать во что бы то ни стало погрешности в дежурствах и поведении товарищей, возводя любую оплошность до Бог знает какой величины. Я говорил, что мелочные придирки только мешают нашей работе, потому что обижают ребят и создают впечатление о крупных неполадках, которых в действительности нет. Но все мои доводы разбивались об ортодоксальность нашей пионервожатой, не желающей видеть, что мы имеем дело с детьми, пусть организованными и дисциплинированными, но все-таки детьми, которых еще надо многому терпеливо учить, а не одергивать и не упрекать по всякому поводу. И вот теперь, на итоговом собрании, сами ребята должны были поставить точку в нашем затянувшемся споре. Я даже пересел на другое место, чтобы лучше видеть поражение несостоятельной педагогической доктрины. Но торжествовать мне не пришлось. На разные голоса ребята принялись распевать хвалебные оды в честь Валентины Ивановны. Они превозносили ее требовательность. Они восхищались ее принципиальностью. И громче всех били в литавры как раз те, кто больше других страдал от ее тирании! Итог подводили"старичкки". - Пусть Вэ-Я не обижается, но прежде он строже требовал выполнения всех наших законов. А сейчас он стал добреньким, и этим кое-кто пользуется. - Мы уверены, - сказали"старичкки", - что, не будь с нами Валентины Ивановны, беспорядка в группе было бы значительно больше. Меня упрекнули, что постоянно ношу самый тяжелый рюкзак, и постановили на будущее запрещать мне перегружаться. Вот и опять поднялся вопрос о личных качествах руководителя. Ну не умею я быть сверхстрогим, как Валентина Ивановна или Людмила Яковлевна. Меня тянет на смешинку, на розыгрыш. Чаще стараюсь убедить ребят в своей правоте. Как-то мне попалось стихотворение Безыменского на смерть Патриса Лумумбы. Были там такие строчки: Я знаю, что всех ваших бед причина - Ваш мягкий характер и добрый нрав. Не раз история нас учила; Нельзя быть мягким, когда ты прав. Но ведь строгость или жесткость - это еще не доказательство правоты. Есть и другие аргументы. Я был уверен, что если у меня что и получается в работе, то, в частности, потому, что я весьма демократичен как руководитель. Правда, уже взрослые люди признавались, как в юности, в своих первых походах, боялись подходить ко мне - таким я казался неприступным в окружении старожилов, - и как завидовали тем, кто садился со мной рядом у костра. А уж не выполнить моего поручения, брошенного даже мимоходом, им казалось просто немыслимым! - Так строгий я или нет? - допытывался я у ветеранов. - Как вам сказать... Когда сердитесь или вспылите, то лучше от вас подальше. А так, наверное, не очень... Вот и разберись тут! Но почти на каждом собрании меня упрекали за излишнюю мягкость, и каждый раз я давал себе слово закручивать гайки потуже, зная, что не смогу этого сделать - не тот характер. Еще в первом уральском путешествии мы вручали участникам недорогие памятные подарки. Теперь ребята предложили за счет сокращения расходов на питание купить сувениры всем членам группы, оставшимся в Москве. Так появилась новая традиция. И когда мы прочно обосновались со своими путешествиями в Средней Азии, встречать нас приходили совершенно бескорыстно, но с авоськами, потому что каждый встречающий получал громадную дыню с бухарского или самаркандского базара. Через год я начал выводить школьников на городские туристские соревнования, и отдохнувшим от наших побед соперникам снова пришлось потесниться: ниже третьего места мы не опускались. Для меня были не столь важны завоеванные места, хотя что говорить, это приятно, да и зачем соревноваться, если не расчитываешь на победу? Но на туристских соревнованиях нельзя выиграть без дружной команды: одних надо освободить от дежурства по кухне - они уходят на старт ориентировщиков, другие еще раз повторяют установку палатки, третьи бегут по трассе. Постоянно надо кого-то заменять, что-то перетасовывать. Если ребята будут отказываться от внеочередных дежурств, если каждый не следит за чистотой на биваке, если никто не догадается вынести к финишу кастрюлю с компотом - ничего путного не получится. Все, что накоплено в команде за месяцы подготовки, пружинно выстреливается на туристских слетах сгустком умений и тем высоким уровнем отношений, которые не менее ценны любой победы. Я Помню как на один из городских туристских слетов приехал директор только открывшейся школы-интерната Леонард Леонович Микельян. И привез с собой две коробки с тортами. Я уже пристроился вкусить на дармовщину, но Леонард Леонович прикрыл коробку рукой: - Это для ребятишек. Награда за победу. - Да они у тебя в жизнь не выиграют! - Возможно. Но с тортами и поражение будет не столь горьким, - серьезно сказал Леонард Леонович. - Понимаешь, ребята в первый раз на слете. Мы их готовили, они уже сбились в дружную кучку, я уверен, что это будущий актив интерната. Конечно, они проиграют - опыта еще никакого нет. И, конечно, расстроятся. Скорее всего, даже ссориться будут - виновные в проигрыше ведь всегда найдутся. А тут я со своими тортами: "Молодцы ребята, все прекрасно, не ожидал от вас такой прыти! А то, что не выиграли, так мы же в первый раз на слете - только заявили о себе, только отметились. Будем готовиться еще лучше и победы от нас не уйдут." И отношения в команде, которые уже начали складываться, не исчезнут. Понимаешь? Так что убери руки от торта, не порть мне музыку. Мудрый Леонард, награжденный потом за свою работу орденом, знал, что говорил: отношения между ребятами и отношение к порученному делу важнее занятых мест. Ради этого я и выводил туристов на различные соревнования, нацеливал на борьбу. Ну, а если не будет победы, разберемся - причины-то всегда можно найти. У ребят начал появляться вкус к соревнованиям. Особенно им нравилось встречаться со взрослыми людьми, которым и проиграть не стыдно. Приходит ко мне в школу незнакомый мужчина. - Я из молодежного туристского клуба. Говорят, у вас ориентировщики хорошие. - Да какие хорошие! Но компас с часами не перепутают. - Мы вас приглашаем на лыжные соревнования по ориентирова-нию. Обоснуемся на ночь в пионерском лагере, устроим самодеятельный концерт, а утром на старт. Мы для затравки даже приз за первое место выставили: у нас бронзовый лыжник в клубе есть, килограммов этак на десять. - Мужчина улыбнулся: - Мы бы не рисковали лыжником - вещь казенная. Но наши все равно выиграют, а школьникам полезно лишний раз по трассе пробежаться. Собрал я туристов и спрашиваю: - Кто надеется на свои силы? Дистанция километров 15 будет. Ребята молчат, переглядываются. А потом один говорит: "Я пойду", и другой согласен. Мы с Валентиной Ивановной смотрим как ребята отбирают участников. Все амбиции отброшены в сторону: Юра пробежать сможет, но с картой у него нелады, а Коля - лыжник так себе, ему летом бегать... Ну, а из девчонок надо только лыжниц ставить: им что карта ориентировщика, что выкройка - все едино. Выехало нас на соревнования человек тридцать. Без болельщиков нельзя: они и подбодряд, и чай на трассе подадут. Да и провести лишний вечер вместе - это ведь тоже много значит. Затерялись наши восьмиклассники среди взрослых лыжников. - Вы хоть вернитесь, чтобы вас до вечера в лесу не искать! - напутствуют ребят болельщики. Закончились соревнования и судьи что-то уж очень долго совещаются у себя в комнате. А потом приглашают меня. - Видите какое дело, - смущенно говорит молодой человек. - Как-то так получилось, что ваши ребята выиграли. А статуэтку мы отдавать не можем - бронза все-таки, она у нас на балансе. Вот мы вам картину в раме приготовили. Может возьмете и разойдемся красиво? - Давайте, - говорю, - картину.- Но ребят поздравьте как следует. В другой раз пригласили нас на какие-то неофициальные соревнования. - Елизаров! - вызывают на старт лыжника-ориентировщика. - Я! - откликается наша восьмиклассница. - Так здесь же мужская трасса! - А какая разница! У нас парня в команде недостает. А я - Елизарова. Пробегусь для зачета. И снова первое место. Не иначе нам кто-то ворожил. Потом мы зачастили на соревнования, организуемые республиканской детской туристской станцией. На них было много любопытных моментов, ведь новичков никто всерьез не принимал. Сначала надо повариться в соревновательном котле, оглядеться, разобраться что к чему, а потом уже мечтать о призовых местах. А тут приходит неизвестная школа, да еще с двумя командами - 5-6 и 7-8 классов! Но заканчиваются соревнования, и на торжественной линейке объявляют победителей по отдельным видам двухдневной борьбы. Первое место за организацию бивака - младшая группа нашей школы. Первое место за ориентирование - снова наши младшие. Конкурс поваров - они же. И младшей команде вручается приз за общее первое место - фотоаппарат! А когда за грамотами начал выбегать капитан старшей команды, его остановили: - Не вертись, стой возле судей! И все грамоты и все вымпелы за первые места по всем видам соревнований начали передовать ему. - А фотоаппарат? - закричали ребята. - Обойдетесь. Хватит с вас и одного. Был с нами на этих соревнованиях семиклассник Витя Санчиков, непробиваемый двоечник. И так и сяк мы с Валентиной Ивановной подъезжали к нему - ну не хочет пацан учиться и все тут. Но к нашим туристам он прилип основательно, был среди них уважаемым человеком, и мы уже поговаривали с ним о летнем кавказском путешествии, вот только с оценками надо бы разобраться. Вручил я Санчикову наши грамоты и выпелы: - Давай, Витя, развесь все награды возле спортивного стенда в школе, да так, чтобы для всех это был сюрприз. Придумай как все это разместить, может планку какую к стене приколотишь или еще как. - А почему я? - Ты же во всех соревнованиях участвовал. Здесь и твоя победа. Да и надоело все время слышать: Санчиков - двоечник, Санчиков - прогульщик. Хватит! Ведь какой ты на самом деле никто не знает. А тут Санчиков - чемпион! Улавливаешь? А с оценками сам утрясешь - я же вижу: тебе самому опротивели все эти проработки в классе и на педсоветах. В общем, действуй, но так, чтобы для всех был сюрприз. И Санчиков начал действовать. Он не пошел на первый урок, разложил на банкетках в опустевшем вестибюле наши награды и уже примеривался как поэффектней их развесить, но тут же попался под руку завучу. И на большой скорости был водворен в мой директорский кабинет. - Вот полюбуйтесь! - завуч подтолкнула Санчикова к моему столу. - Я спрашиваю, почему он не на уроке, а он мне про какие-то победы и сюрпризы талдычит. Да его не в походы брать, его давно из школы пора выгнать! Завуч бушевала, а Санчиков стоял спокойно, в давно знакомой мне по разборкам с другими шалопаями позе, стоял и поглядывал в окно. - Что скажешь?! - тряхнула его завуч - Можно я грамоты и вымпелы соберу, а то утащит кто-нибудь, - пробурчал Санчиков. - Собери и положи в канцелярии. А сам до звонка в вестибюле посиди. Я рассказал завучу о моем поручении Санчикову и о том, что не догадался предупредить его, чтобы сюрприз готовил не за счет прогула урока. - Да он, скорее всего, и без моего поручения на урок не пошел, отсыпался бы после соревнований. Не в первой же ему. А тут парня похвалили, дали серьезное задание, вот он и хотел выполнить его как лучше. - Вы считаете, что развешивание каких-то грамот - повод для пропуска уроков? - Не считаю. Только не каких-то грамот, а наград за его труд. Ведь боролся он не за себя, а за свою команду, за честь школы! Ну, представьте: вы не поволокли его ко мне, а расспросили о соревнованиях, и за что получена каждая грамота. Поохали бы, повосхищались, даже не поверили бы, что Садчиков мог совершать такие подвиги, словом, дали бы ему возможность заново пережить все перепетии борьбы. И посоветовались бы с ним, как лучше все эти грамоты развесить. И заодно, конечно, упрекнули за пропуск урока. А потом зашли бы в класс и еще раз поздравили его. Думаю, это было бы полезней очередного разноса, на который ему наплевать. Ну, чем мы можем его наказать? Объявить выговор, записать в дневник? Так дома дневник никто не смотрит. Нет, здесь надо что-то другое. А что именно, не знаю, давайте порассуждаем вместе. Тут я увидел тонко сжатые губы завуча и замолчал. - Виктор Яковлевич, - сказала завуч, - вы еще молодой директор... - Исполняющий объязанности, - поправил я. - ... и вам еще многому надо учиться, а не учить людей опытней и старше вас! Иначе долго в этом кресле не усидите. Завуч хлопнула дверью и наш умный педагогический разговор не состоялся. В другой раз завуч остановила меня в вестибюле. - Виктор Яковлевич, по моему вы забываете, что вы директор школы, а не учитель физкультуры. Ну можно ли являться на работу в телогрейке и с рюкзаком? Вы же роняете свой авторитет! Я схватил за вихры пробегавшего мимо шестиклассника: - А ну, быстро: я в телогрейке роняю свой авторитет? Пацан вскинул на меня удивленные глаза и засветился радостной улыбкой: - Не-к! - Топай дальше! - я дал пацану подзатыльник и повернулся к завучу: - Устами младенца... Но большинство учителей понимали меня. Хотя и не часто, но в моем кабинете собирались опытные учителя и молодежь, и разговоры о наших педагогических проблемах затягивались до темноты. Без всякой повестки дня и протоколов. А ребят моя субботняя телогрейка не шокировала. Тем более, что в кабинете я переодевался и поднимался на этажи как и положено большому начальнику -