рнал. - Правым боком по движению приставными шагами! - командуют динамики. - Левым боком! Ребята перестраиваются для выполнения общеразвивающих упражнений. Они тоже записаны на пленку. Обычно я хожу между колоннами и слежу за чистотой исполнения, но сегодня даже не выглядываю в зал. А малышам нет до этого дела: терминологию они уже знают, идет привычный урок, и для них главное - не выбиться из музыкального темпа упражнений, идущих потоком одно за другим. - Продолжайте урок, - говорю практикантке. - И перестаньте хохотать, вы же не в цирке. - Чудеса какие-то, - смеются студенты. - Какие там чудеса. За три года можно и зайца научить соленые огурцы есть. Чем старше становились ребята, тем серьезнее относились они к урокам. Поэтому, не скрою, мне было лестно услышать, как десятиклассники сказали ученику, пришедшему из другой школы и пропустившему занятие: - Вэ-Я - хороший мужик, но он тебя запросто отработками загоняет. Так что не ищи на свою голову приключений. Ребята не знали, что я сижу в своем кабинетике при открытых дверях, и популярно растолковали новичку значение физкультуры. Было и такое дело: на тренировке я крепко повредил ногу и первые дни не мог наступить на нее. О том, чтобы отменить уроки, речь, конечно же, не шла. Утром бывший ученик привозил меня на служебной "Волге" на стадион, и, сидя на трибуне, я руководил занятиями. По окончании уроков меня на руках переносили в школу, и вечером после секций волейбола или гимнастики я с комфортом отправлялся домой на той же "Волге". Таская меня, ребята вспоминали наше первое знакомство. Заявились они на стадион. тогда еще шестиклассники, с большим опозданием Я двинулся им навстречу, а они, будто не замечая нового учителя, пошли по кругу. Так мы и гуляли почти весь урок - они впереди, я за ними. - Разве мы думали, - смеялись теперь ребята, - что мы вас на руках носить будем! Я не задавался вопросом, что именно определяло наши отношения. Вся моя жизнь проходила среди учеников. На переменах и вечерами старшие набивались в мой кабинетик и, зная, что я не успеваю заглядывать в столовую, приносили из дома бутерброды и разные лакомства. Мы выкладывали наши запасы на специально изготовленный "едальный" столик и под тихое бульканье чайника допоздна беседовали о многом. Мне было хорошо с ребятами, и смею думать, они тоже не тяготились моим обществом. Старшие великолепно улавливали грань между такими вечерами и уроками, где отвлекаться не полагалось, и хотя особого контроля за учениками не было и я мог все занятие просидеть на стуле с микрофоном в руке, трудились они на совесть. На уроках гимнастики ребята работали по индивидуальным и групповым карточкам, положенным на твердую основу и запаянным в целлофан, и мне не нужно было тратить время на многократную демонстрацию упражнений. С шестого класса я учил судейству гимнастических соревнований. Каждый ученик изготовлял специальную книжечку типа большого сдвоенного блокнота с цифрами от 0 до 10 и оценивал в баллах упражнения товарищей. Эти оценки заносились в классный журнал. Споров никогда не возникало: назначаемые судьи одновременно раскрывали свои блокноты, а расхождение в оценках допускалось в пределах полубалла. Такая взаимопроверка позволяла ребятам разобраться даже в незначительных погрешностях при выполнении комбинаций и оставляла пути для дальнейшего совершенствования. Если 8,5 балов соответствовало оценке "пять", то, чтобы добраться до 9,5 или до 10 баллов, приходилось еще много работать. В конце четверти проводились контрольные соревнования внутри класса, и лучшие ученики выходили на школьное первенство. За право участвовать в первенстве школы по гимнастике шла настоящая борьба, причем выпускники стремились пробиться в финал ничуть не меньше учеников младших классов. Наши умельцы-туристы отливали на заводах чемпионские медали. Мы подвешивали их на муаровые ленты и вручали стоящим на пьедестале победителям под торжественные звуки фанфар, вместе с широкой перевязью, на которой золотыми буквами искрилось в свете прожекторов: "Чемпион по гимнастике", "Призер по гимнастике". Через несколько дней оформлялся фотостенд со всеми перипетиями борьбы, и победителям дарились наборы фотографий с их большими портретами при всех регалиях. Достаточно высокая гимнастическая подготовка учеников сослужила мне однажды дурную службу. В порядке обмена опытом меня попросили дать открытый урок для преподавателей физического воспитания района, выбрав для этого класс по своему усмотрению. Я остановился на 7-ом, предупредив ребят, что ничего сверх привычного на занятии не будет, так что и волноваться нечего. Но придти в спортзал придется вечером, пожертвовав личным временем. Урок как урок - с музыкальными вставками, с работой по карточкам, с судейством внутри отделений и взаимным выставлением оценок. Но, стоя на страховке опорных прыжков, заметил, что несколько женщин уж очень активно перешептываются, кивая то на одного, то на другого ученика. Когда до конца урока оставалось несколько минут, меня вежливо спросили нельзя ли дать ребятам учебные карточки восьмого класса - хотелось бы посмотреть сумеют ли ученики разобраться в них. - Пожалуйста! И семиклассники начали выполнять незнакомые комбинации, правда, не столь чисто как свои, но все-таки. Закончился урок, я попрощался с ребятами и приготовился выслушать мнение гостей об увиденном. - А что тут анализировать! - сразу же сказали шептавшиеся женщины. Это не урок, а хорошо отрепетированное представление. Собрали лучших гимнастов из седьмых и восьмых классов и устроили цирк! Кто поверит, что такие упражнения могут выполнять все ученики одного класса? - Но позвольте, - растерянно сказал я, - вот классный журнал, в конце концов можно зайти завтра на урок к ребятам и проверить по списку... - Еще проверять мы будем! Пусть начальство разбирается! - женщины бросили свои тетради в сумочки и встали. - Только время из-за вас потеряли! Больше всего меня расстроило не возмущение женщин, а молчание остальных учителей. Правда, двое преподавателей сказали, что бывали на моих уроках, видели как работают в других классах и уверенны, что никакой подтасовки учеников сегодня не было. Но им не поверили, и разбор проведенного урока не состоялся. Разумеется, я доложил о случившемся директрисе. Она долго и молча смотрела на меня. - Учтите, что покрывать вас я не намерена. - Вы тоже думаете, что я мог собрать на урок учеников из разных классов? - Я ничего не думаю. Так думают ваши коллеги. И, полагаю, им лучше знать о возможном уровне подготовки учащихся. - Вам не трудно будет подняться завтра в класс и спросить ребят, кто из них был на сегодняшнем уроке? - Безусловно, я это сделаю, хотя, - директриса жестко посмотрела на меня, - дыма без огня не бывает. Я вышел, кажется, не попрощавшись. Работать в такой обстановке становилось все труднее. Конечно, в проведение уроков никто не вмешивался, но то, что делалось после занятий начало контролироваться плотно и предвзято. По договоренности с ребятами все чемпионы по гимнастике после окончания школы один год помогали мне вести спортивную секцию и делали это с удовольствием. На волейбольные тренировки, заканчивающиеся в десять вечера, тоже приходило много бывших учеников. Так независимо от меня образовался своеобразный спортивный клуб. Люди собирались не только на тренировки, но и посидеть в зале, пообщаться между собой. И это не устраивало администрацию. Налаженную систему начали расшатывать: посторонним в школу не приходить; работу секций заканчивать не позже 17 часов; количество соревнований сократить. Поездки в Крым, куда мы ездили на осенние и весенние каникулы, тоже предлагали свернуть - дети должны отдыхать перед новой четвертью. В общем, все, что мы делали с ребятами, оказалось не ко двору, и я перешел в только открывшееся педагогическое училище, предупредив новое руководство, что за моей спиной стоит большая группа туристов из школьников и взрослых, и что я надеюсь увлечь походами будущих педагогов. - Превосходно! - сказали мне. - Хоть какие-то мужчинки у нас появятся. Действуйте. Я начал действать. В первый год в группу пришли четверо девушек, а после того, как они съездили в Крым и побывали на Памире, народ к нам пошел. На новом витке Педагогическое училище - скопище девиц с микроскопи-ческой прослойкой юношей. С первых же дней меня удивило, что на занятия в спортивный зал приходят не больше 8-10 человек от группы. - А что вы хотите, - сказала директор, - это специфика нашего дамского заведения. Одни девушки готовятся к критическим дням, другие переживают их, а третьи приходят в себя после недельных неприятностей. Тут уж ничего не поделаешь. Месяца два я сочувственно ставил крестики в журнале, удивляясь, почему так много освобожденных у меня и у двух других преподавателей-мужчин, и почему еще к одной нашей женщине на занятия приходят практически все. Поудивлялся, поудивлялся, - а потом предупредил девушек, что пойду им навстречу и буду заниматься с теми, кто пропустил занятия, дополнительно. И проблема испарилась. Прошло несколько лет - и я спросил девушку, соскочившую с брусьев, почему ее не было в прошлый раз. - Надо же! - рассмеялась она. - Я за четыре года только третье занятие пропустила, из них два на бассейн пришлись. Никуда от вас бедным девушкам не деться! Достаточно быстро я нашел общий язык с девчонками, хотя спортивная подготовка многих была очень низкой. Вроде бы некрасиво сетовать на их школьных преподавателей, но вот начинается тема "Волейбол" или "Баскетбол", а полгруппы говорит, что никогда в эти игры не играли. С гимнастикой тоже нелады, а нормативы по бегу будто созданы для инопланетян. А ведь по большому счету вопрос касался здоровья людей. Это было начало 80-х годов, которые сейчас называют временами застоя. В те годы победные реляции были важнее существа дела. Чтобы спокойно жить, школьным учителям физкультуры достаточно было не беспокоить администрацию жалобами на прогульщиков уроков и не поставить по недомыслию тройку хорошисту или отличнику. Ну, и держать на должном уровне процент выполнивших нормативы комплекса ГТО. Разумеется, на бумаге. Из разговоров с учителями физвоспитания других школ знал, что администрация посещает их уроки крайне редко, все отдано на откуп учителям при молчаливом условии, что они своими отчетами не будут чернить общую картину достижений школы. Оказавшись бесконтрольными, многие учителя снижали требования к урокам, фактически подменяя учебный процесс приемом контрольных нормативов. Понятно, какое отношение складывалось у школьников к таким урокам физкультуры и какой спортивной подготовкой они обладали. Но обвинять во всем только учителей тоже нельзя. На собственной шкуре я знал, что такое идти против установленных неизвестно кем порядков. Вычитал я в газете, что по статистике из ста человек, сдающих нормативы комплекса ГТО, полностью их могут выполнить не более 35%. Но у нас Москва. Столица! Значит, даешь 80% ! За этим районное начальство следило строго. А у меня, хоть тресни, больше 40% не получалось. И ругали меня, и уговаривали не портить районную отчетность, но я раскрывал протоколы соревнований: смотрите, здесь все ученики. Но вот эти не умеют плавать, а эти не уложидись по времени в беге - как можно считать их полностью выполнившими нормы? И какой в этом смысл? Мы обманываем государство, рапортуя о почти всеобщей спортивной подготовленности школьников и гордимся липовыми успехами. Мы поощряем бездельников и топчем тех, кто работает честно! Тогда меня начали прижимать с другой стороны. - У вас самая большая по численности школа, а процент занимающихся в спортивных секциях самый низкий в районе. Отсюда и результаты по ГТО такие. И нечего болтать о высоких материях! - прикрикнул на меня заместитель заведующей районным отделом образования. - Вы не так считаете! - резко ответил я. - Если в школе сто учеников, а в секциях занимаются пятьдесят человек - это пятьдесят процентов. Но если шестьсот учащихся, то процент будет чуть больше восьми. У нас могут заниматься в секциях больше ребят, чем в других школах, но процент их все равно окажется ниже. Спортивный зал в школе один, он загружен до вечера. А тренировать ребят на потолке я не умею. Учителя физкультуры по-дружески советовали мне не лезть на рожон - мол, плюешь против ветра - но я держался, прикрываясь победами школы на многих соревнованиях. Но гром все-таки грянул. На городском совещании школьных директоров и преподавателей физического воспитания с трибуны назвали нашу школу как худшую в Москве по выполнению этого самого процента. Конечно, с указанием фамилий директрисы и моей. - Мы в ближайшее время направим в школу комиссию на предмет проверки соответствия учителя занимаемой должности, - грозно предупредили с трибуны. - Чтобы другим неповадно было! Скоро в школу пришли два пожилых человека. Внимательно осмотрели спортивные и туристские стенды, висевшие не только на стенах, но и на колоннах вестибюля, полюбовались горкой спортивных кубков и грамотами в застекленной нише, а потом два дня просидели у меня на уроках. К моему удивлению, документацию проверяющие смотреть не стали, и поговорив со мной, попросили спуститься в спортзал директрису. - Так что будем с ним делать? - спросила директриса. - А что делать? Берегите его, а то обидится и сам уйдет. - А как же процент ГТО? - Ну что процент? Бумага терпит. В общем, пусть работает и ни о чем не беспокоится. Такой руководящий нажим мог выдержать не каждый учитель, тем более молодой. А когда от человека требуют делать заведомо невыполнимое, не обращая внимания на реальную работу, он зачастую перестает выполнять и ее. Конечно, я знал десятки прекрасных учителей, готовых за свое дело хоть голову на плаху. Это были не только знающие, но и волевые, напористые люди, с теми качествами характера, которые достаются не всем. Вот эти "не все" и поставляли в училище девушек, не умеющих отличить волейбольный мяч от баскетбольного. Без всяких шуток - просто не знали, какая между ними разница! Мне, и еще троим преподавателям приходилось начинать с нуля. Училище, как уже говорил, только вступило в строй. Мы вырабатывали единые требования к урокам, начали проводить соревнования и спортивные праздники, которые рассчитывали в будущем сделать традиционными. Многое я перенес на уроки из своего прежнего опыта, но появилось и кое-что новенькое. В школе уроки физкультуры проводились два раза в неделю по 45 минут. А в училище я, как подарок, получил тоже два занятия в неделю, но по 90 минут! Здесь уже можно было развернуться. Понимая, что на занятиях легкой атлетикой скурпулезно учить девушек 16-18-ти лет сложным элементам техники уже поздновато и особой пользы здоровью это не принесет, я сосредоточился на их общем физическом развитии, взяв за основу небыстрый, но длительный бег. Измайловский лесопарк был рядом с училищем. Мы не торопясь бежали по размеченной трассе, через каждые пять-шесть минут переходя на ходьбу, делали рывки на затяжных подъемах - и постепенно девушки перестали бояться длинных дистанций, а через полтора месяца успешно выполняли установленный мной норматив: пробегали семь километров за 45-50 минут. По своей психической структуре девушки более склонны к эмоциональным и разнообразным занятиям типа подвижных и спортивных игр. Чтобы скрасить монотонность бега, я читал девчонкам стихи. Теперь мы бежали плотной группой, и отстающие кричали, чтобы я перестал читать, потому что они тоже хотят слушать. Мы переходили на ходьбу, я замолкал, и девушки просили поменьше отдыхать, чтобы услышать побольше. Даже перед началом занятий, меня спрашивали, будут ли сегодня стихи - так без всяких уговоров и принуждения девушки переносили довольно значительные для своей спортивной подготовленности нагрузки. Конечно, нагрузки ложились и на меня - ведь за четыре занятия в день пробегал около тридцати километров, но для тренированного пятидесятилетнего мужчины это не такая уж беда. Зато слухи о том, что один из преподавателей постоянно бегает со студентками, да еще читает им на ходу стихи, быстро расползлись по училищу, и на меня начали посматривать или с уважением, или с непониманием. И то и другое полезно для дела. Ну не должен руководитель, какой бы ранг он ни занимал, быть совершенно обезличенным. А в нашем педагогическом ремесле - тем более. Несколько необычная форма занятий нравилась девушкам - подвижные игры и эстафеты с беготней по горкам и между деревьями, упражнения на тренажерах и даже купание в пруду. Когда я в первый раз предложил первокурсницам искупаться, они стыдливо захихикали. Тогда я сбросил тренировочный костюм и вошел в воду. На следующее занятие купальные принадлежности принесли несколько человек. А потом купальных свертков появилось столько, что их относили к пруду освобожденные от занятий, а мы, отбегав положенное, быстро переодевались в небольшом домике на берегу и плескались на зависть тем, кто решал купаться со следующего раза. Я хорошо знал Измайловский лесопарк и знал, какие его уголки и при каком освещении выглядят наиболее впечатляюще. Осенний багрянец листвы, пронизанный солнечными лучами, и опрокинутые в темную гладь прудов березы очаровывали девушек. Я рассказывал о различных направлениях в живописи, и будущие учителя увлеченно поддерживали разговор: на уроках рисования им уже говорили, какими техническими приемами можно достигнуть того или иного результата, и теперь, налюбовавшись пейзажем, мы уже на бегу рассуждали о способах перенесения на холсты индивидуального видения художника и чем отличается цветная фотография от написанной картины. Старшекурсницы, уже поднаторевшие в методиках преподавания, смеясь говорили, что на уроках физкультуры мы осуществляем межпредметные связи, которые для лучшего усвоения материала требуется устанавливать на всех занятиях с детьми. Что ж, пусть будет так. С третьего курса, когда мы уже хорошо знали друг друга и, как мне кажется, были очень дружны, я проводил пару занятий в парке по рации. Садился на скамейку, давал аппарат одной из туристок - а таких было по несколько человек в каждой группе - и вперед. - Где находитесь? - вызывал я группу. - Бежим по плотине. - У спуска к реке переходите на ходьбу, и после мостика - ускорение в горку. Как поняли? Прием. - Мы на горке. Теперь куда? - Поворачивайте вправо по тропе, бегите к пруду. - Что дальше? - вопрошает ведущая. - Десять минут самостоятельных занятий на тренажерах. Не ленитесь! Я не сомневался, что девушки пробегут сколько надо и не будут отдыхать вместо упражнений на тренажерах. Все было построено на полнейшем доверии между преподавателем и студентками. И все-таки однажды произошел срыв. Бежали третьекурсницы контрольные семь километров. Я выставил на скамейку приносимые по этому случаю термоса с чаем, настоенным на памирских травах, и раскрыл газету. Погода самая беговая: не жарко, слабенький ветерок - результаты должны быть хорошими. Вот вдали показались первые девушки. За ними еще одна группка и еще одна. Едва успеваю сообщать финиширующим результаты: 37 минут, 37,05, 39 минут ровно! Молодцы! Хваля каждую, ставлю в черновом протоколе всем пятерки. Девушки задирают носы - вот мы какие! А в училище, просматривая результаты, вдруг понял, что не могли девушки так пробежать, не по силам им это! В пресквернейшем настроении пришел домой, и чем бы ни занимался, все думал: как же такое могло случиться. Неужели и раньше обманывали меня? И как теперь следует поступить? Ничего я не придумал, а пришел в училище пораньше и со зла выставил всем пятерки в журнал. Даже тем двум девушкам, которые не бежали дистанцию. А потом поднялся на этажи, извинился и попросил разрешения у преподавателя отвлечь девушек от урока не больше, чем на тридцать секунд. - Вы срезали дистанцию на полкилометра, и я знаю где. Но раз вы считаете это правильным, я выставил всем пятерки. Так что поздравляю с прекрасными результатами. И вышел. Я думал, что группа прибежит ко мне на перемене с объяснениями, но ошибся. Никто не пришел и на следующий день. Зато на третий девушки вызвали меня из спортзала: - Вчера мы сами пробежали семь километров. Вот наши результаты. Мы очень просим переставить оценки и простить нас. Даже сами не знаем, как все получилось. Первые свернули с трассы - и все за ними. Больше такого никогда не будет, поверьте. - Я верю. Мы никогда не вспоминали этот случай. И поводов не было, и неприятно. Изредка администрация подключала преподавателей физвоспитания к каким-нибудь массовым мероприятиям, скажем, к поездке с первокурсницами на теплоходе. Наши уроки заменялись в этот день другими предметами. Уже на третьем году работы в училище я просил таких замен в моих группах не делать: девушки самостоятельно будут заниматься по упрощенному конспекту. - Вы уверены, что два часа не пропадут впустую? - спрашивает завуч. - Абсолютно. Я раздавал физоргам листочки с заданиями, и девушки самостоятельно бегали в парке или принимали друг у друга контрольные нормативы. Почему я был уверен, что никто не пропустит урока? Ну, во-первых девушки очень хорошо относились лично ко мне. Конечно, не за красивые глаза. Эмоциональность и плотность наших занятий увлекали студенток, а моя требовательность никогда не переходила в злоупотребление властью. Кроме того, я постоянно говорил девушкам, чтобы они не беспокоились об оценках: хорошие результаты придут как итог нашего труда и я никому не позволю получить "тройку" в семестре, хотя бы потому, что из-за нее можно лишиться стипендии. Но работать придется много, только не для оценки, а для здоровья. - Какой смысл ставить двойки и тройки? - говорил я. - Поймать человека на том, что он не знает или не умеет очень легко. Сложнее его научить. Поэтому я буду проверять каждого, пока он не получит ту оценку, которую хочет иметь. Так что - в добрый путь! Мы много работали на уроках, и не нужно было выклянчивать у преподавателя хорошую оценку, раз он сам старался поставить ее. А если добавить, что в каждой учебной группе были наши туристки, то обмануть меня или огорчить считалось нарушением тех отношений, которые устанавились между нами на занятиях и во внеучебной работе. Я доверял девушкам и они не подводили меня. Еще одним новшеством по отношению к школе стали занятия по ориентированию. Я нанес на спортивные карты лесопарка двадцать контрольных пунктов, по пять для каждого курса, и чтобы карты служили долго, наложил их на оргалит и запаял в полиэтилен. Вечерами, накануне занятий, прикреплял к деревям листочки с надписями "Кот", "Еж", "Волга", " Москва", и девушки рыскали по лесу и списывали с листочков названия. Оценок за это не полагалось, но соревновались азартно, пробегая около пяти километров. Что, собственно, и требовалось. Лучшие получали конфетки и все - наш традиционный чай из термосов. В спортзале шли обычные уроки с постепенно увеличивающимися нагрузками. Много работали с набивными мячами, вводили упражнения с учетом особенностей женского организма - на растяжение, на гибкость, танцевали и занимались ритмикой... Я постоянно напоминал девушкам о пользе наших занятий, приносил таблицы о соотношении возраста, веса и роста, рассказывал о последствиях гиподинамии - болезни, связанной с недостатком движений. Девушки верили мне, и принуждать кого-либо выполнять задания не приходилось. На последних курсах с согласия девушек ( а протестов, конечно, не было) я обучал их самообороне от похотливых мужчин, предупреждая, что при малейших смешках немедленно прекращу занятия. Предупреждал, как увидел, напрасно - занятия были сверхзначимы для каждой. Оказалось, что многие профилактирующие нападение позиции девушки уже знают: как одеваться, возвращаясь домой поздними вечерами, по какой части тротуара лучше идти, к кому из прохожих полезно присоединиться. Остальному надо было учить. - Никаких попыток сбить негодяя с ног, - говорил я. - Не верьте тем, кто показывает вам такие приемы - их надо тренировать годами. Ваша задача - ошеломить маньяка, выиграть время, чтобы убежать и позвать на помощь, уметь нанести ему травму пальцем, шпилькой, сумочкой, и главное, не растеряться в стандартных положениях, которые мы будем разучивать. Я показывал освобождение от захватов - спереди, сбоку, сзади - не требующих чрезмерной физической силы, демонстрировал, что должна делать женщина, поваленная на землю, и убеждал, что при самообладании возможность избежать насилия достаточно велика. Девушки самозабвенно работали в парах за себя и за нападающего. Мне, конечно, отводилась роль насильника, и через несколько занятий, даже повалив девушку, я нередко вскрикивал от боли: наука усваивалась успешно. Двое преподавателей-мужчин завистливо поглядывали на нашу возню, но в своих группах проводить подобное не решались - преподаватели были моложе меня, а ситуация в борьбе нередко складывалась весьма пикантная. Сам я не слишком верил в полезность наших занятий, давал их так, на всякий случай - а вдруг пригодится. Но тут одна девушка объявила, что прошлым вечером освободилась от захвата сзади, развернулась, как мы учили, ударила парня сапожком по голени и выбежала из темного двора на улицу. Не верить ей не было причин, и значит, наши занятия, хотя бы из-за одного такого случая, оправдывались. Наши выпускницы, встречаясь со мной, говорили, что очень жалеют о невозможности заниматься физкультурой - всякие дела, семейные заботы, времени совершенно нет - но наши занятия вспоминают с благодарностью. Не слишком часто, но все-таки, выпускницы приходят ко мне на уроки и становятся в строй вместе со студентками. Что скрывать, это радует, и я горжусь этим. Через несколько лет училище получило статус педагогического колледжа - так я и буду его теперь называть, - и вместе с различными новшествами уроки физкультуры сократили до двух часов в неделю. Пришлось убрать из занятий семикилометровые пробежки, ориентирование и самооборону - времени на это не оставалось. Единственное, что я сделал - спросил у девушек выпускной группы, согласны ли они заниматься дополнительно еще один час, но при условии явки на занятия всех студенток. - Конечно, согласны! Я договорился в учебной части о расписании. Меня предупредили, что такое занятие оплачиваться не будет. - Но я же ничего не прошу! Сколько ни доказывал, что занятия физкультурой один раз в неделю приносят скорее вред, чем пользу, администрация только понимающе кивала и разводила руками: это не наше распоряжение, сделать ничего не можем. Конечно, уроки многое потеряли. Мы вынуждены были отказаться от соревнований по спортивной гимнастике - девушки не успевали разучивать упражнения. Снизился технический уровень в игровых видах, ухудшились результаты в беге. Назрела необходимость искать новые формы и менять содержание занятий, потому что спускаемые нам учебные программы казались мне идиотскими, нацеленными в основном на тестирование студенток как показатель их всестороннего физического развития. Надо же было додуматься: сократив часы, проверять, насколько благотворно это скажется на учащихся! Более того, результаты тестирования значительно влияли на определение профессионального уровня преподавателя, на присвоение ему квалификационного разряда, от которого зависит оплата труда. Меня это не касалось - высшую категорию я получил в числе первых в колледже, но я представлял, как многие преподаватели будут вынуждены натаскивать своих подопечных на результат, подменяя живую работу бесконечными прыжками в длину с места, отжиманием от скамеек, наклонами из положения сидя и прочая, и прочая. Словом, добиваться показателей, которые при других условиях должны непременно прийти в результате сложного учебного процесса, крепко сдобренного эмоциональным накалом. Теперь же мои знания и знания еще четверых наших преподавателей в общем-то оказались ненужными - систематическое обучение начало подменяться неизвестно чем: то ли имитацией спортивных игр, то ли развлекательными упражнениями. Мы видели, что, разучивая, скажем, передачу мяча в волейболе, студентки на следующем занятии повторяли те же ошибки, от которых начали избавляться на предыдущем. А когда что-то, наконец, усваивалось, тема заканчивалась - через 6-8 занятий надо переходить к освоению баскетбола или гимнастики. Мне было стыдно выставлять тройки неумехам, которых я не научил, а перестраиваться на иной вид занятий и менять политику оценок тоже не получалось. Я начал чувствовать себя динозавром из прошлой эпохи и, несмотря на уговоры коллег и администрации, подал заявление об уходе. В самом расцвете сил - в 66 лет. Вокруг туристских дел Но до ухода из колледжа надо было еще добрести, а пока я приглашал студенток в нашу туристскую группу, и через три года одних только девушек из колледжа у нас оказалось около тридцати человек. Пришли к нам и молодые преподаватели - сначала Вера Михайловна Апарцева, строгая математичка на занятиях и веселый, взбалмошный человек в походах. Через год обосновалась в группе преподаватель психологии Александра Марсовна Акулова, в прошлом мастер спорта по фигурному катанию, интеллигент, не снимавшая белых перчаток у костра, любительница литературы, человек с такой богатой, образной речью, что девушки сокрушались - никогда у нас так не получится, не то воспитание. Вскорости примкнул к нам еще один преподаватель математики, Николай Николаевич Гаврилин, шумливый, вспыльчивый, любящий шутку - тоже бывший фигурист, и в мальчишестве - певец из хора Свешникова. Эта дружная троица быстро пролезла на руководящие посты в группе и стала моими ближайшими помощниками. В положенный срок все они получили звание "старичков". Вера Михайловна вела отделение по Кавказу, Александра Марсовна возилась с хозяйственными и финансовыми делами, а не ведающий страха Николай Николаевич уже через три года обучал девушек скалолазанию, вел ребят по Тянь-Шаню и даже возглавил восхождение на Эльбрус - правда, наделал кучу ошибок и дальше седловины не поднялся. С моим уходом из школы группа незаметно начала меняться по возрастному составу. Притока малышей теперь не было, разве только кто-нибудь из туристов приведет родственников или знакомых. Наши пятиклассники взрослели, и нижняя граница группы поднялась до 15-16 лет. Я указывал на это "старичкам", предупреждая, что смены им не будет: большинство девушек из колледжа надолго в группе не задержится - выйдут замуж. Ветераны тоже обзаведутся семьями - кто же останется? Но когда все хорошо, думать о завтрашних серых временах скучно, и дальше разговоров о том, что неплохо бы что-то придумать, дело не шло. Наступил 1988 год, и значит, двадцать пять лет со времени создания группы - пусть не круглая, но достаточно весомая дата. Я не слишком занимался подготовкой торжества - просто обзвонил ветеранов и попросил подготовить фотостенды и выступления. И назначил ответственного за проведение вечера. Нам предоставили актовый зал районного Дворца пионеров, и я изумился, увидев, как ребята украсили его. В простенках между окнами - планшеты с фотографиями: маршрут каждого поколения от малышек до взрослых людей, стоящих на памирских перевалах; на подоконниках - книжки-раскладайки, тоже с фотографиями и веселыми рисунками; на столах - наши краеведческие дневники, газеты и журналы с публикациями о группе, а над сценой - большая надпись: "Вэ-Яки: 1963 - 1988". Я думал, что будет гораздо скромнее - ведь чтобы изготовить все, что выставлено в зале, надо было затратить по меньшей мере неделю. - Один раз в двадцать пять лет можно постараться, - довольно улыбались ветераны. Сколько людей может вместить актовый зал Дворца пионеров и сколько в нем собралось, я не считал, а провести запись мы не догадались. Свободных мест не было: люди стояли вдоль стен и сидели в проходах между рядами. Мы с Людмилой Яковлевной поздравили туристов с нашим праздником, а потом на сцену вышла студентка пединститута, давно и добровольно взвалившая на себя обязанности историографа группы. - Недавно я прочла книгу американского социолога, - она назвала чью-то фамилию. - Так вот, он утверждает, что неформальные объединения, подобные нашему, обычно существуют не более пяти-шести лет. Студентка переждала веселый шум в зале и тяжело вздохнула: - Как ни прискорбно, но по науке нас не должно быть. Мы - только мираж. Поэтому запомните сегодняшний вечер: когда еще доведется присутствовать на таком собрании призраков! - Являются призраки первого поколения! - утробно возвестили динамики. Выходят мои дорогие интернатские, уже мамы и папы, так и оставшиеся для меня девчонками и мальчишками. Вспоминают, как у нас все начиналось, как впервые шли по горам, по тайге, и поют туристские песни тех лет, давние песни своей молодости, о которых даже не слышали приходящие к нам новички. Сменяются на сцене поколения туристов: бывшие школьники, бывшие студенты. И вот уже наш последний набор - девушки из колледжа. На экране - отрывки из наших фильмов, слайды о подмосковных и горных походах разных лет. Ребята узнают себя еще совсем молодыми - смех, шум, аплодисменты. Призраки веселятся! Группу поздравляют родители нынешних туристов, говорят, что их детям повезло на встречу с нами. Громогласный Михаил Владимирович Кабатченко под хохот зала вспоминает мои интернатские выкрутасы: - Врывается ко мне в кабинет воспитательница. Нет, сначала влетели обезумевшие глаза, а потом все остальное. - Идите, - кричит, - посмотрите, что ваш Вэ-Я вытворяет! Ну, думаю, не иначе Виктор Яковлевич напился и теперь буянит. Выбегаю на улицу и вижу - стоит ваш руководитель с ребятами и спокойно смотрит на небо. Вроде трезвый, так об чем шум? Взглянул кверху - вы перестаньте гоготать, я о серьезных вещах говорю - взглянул кверху и сразу руками вокруг себя зашарил: за что бы схватиться, чтоб не упасть. Из-под самой крыши по стене интернатского корпуса идет мальчишка. Ну да, за веревку держится, ну и что? Вы представляете, что такое пятый этаж?! А тут воспитатели сбежались, кудахтанье началось. Собрал я свою волю в стальной кулак, подхожу к Виктору Яковлевичу и равнодушно спрашиваю: не сорвется? - Вроде не должен. Понимаете: "Вроде не должен!" - А нельзя ему обратно на крышу залезть? - Нельзя, - говорит Виктор Яковлевич, - этому он еще не обучен. Теперь только вниз. Кабатченко потер то место, где у него должно быть сердце. - Что прикажете делать? Сказать, чтобы прекратил это занятие, - так ведь все равно мальчишке надо спускаться. Оглядываюсь на воспитательниц: "Ну что вы разволновались? Идет обычная запланированная тренировка перед Кавказом. Только от дел меня отрываете". И ушел. А в кабинете в зеркало посмотрел - сколько у меня седых волосков прибавилось. Или вот еще случай... Кабатченко продолжал веселить зал, пока я не сделал крест руками - судейский знак "Время!": заканчивай. Сергей Волков и Александр Александрович Остапец подводили под нашу группу теоретическую базу - и снова фильмы, слайды и песни. Четыре часа пролетели незаметно. Мы бы просидели и дольше, но нам намекнули, что пора и честь знать... На этом юбилейном вечере мы показали отрывки из спектаклей нашего театра. Театр возник два года назад как-то случайно, во всяком случае, мы его не планировали. Исполнители - только мужчины, и давались спектакли систематически: один раз в год, к Международному женскому дню. Ну, разумеется, мы и раньше поздравляли девочек, а они нас - на 23-е февраля. Даже соревновались, у кого лучше получится. Но что могут придумать девчонки? Споют пару песен на групповую тематику, подкинут обнаженные ножки в канкане на снегу и раздадут подарки, присовокупив к ним невинный поцелуй. На большее фантазии не хватало. У мужчин все-таки была фора: 8-е марта после февраля идет. Мы собирались в спортзале и, учтя уровень женского выступления, изобретали что-нибудь похлеще. Девочки пристегнули к себе сшитые из поролона куклы, которые в темноте у костра двигались почти самостоятельно, - это, конечно, смешно. Но диалоги кукол - не так, чтобы очень. А мы им - взрывы петард, привидения в балахонах и стишки о подвигах каждой в горах. Они нам - подарки в руки, а мы заставляем срезать подарки с веревочки при завязанных глазах. Один раз удачней получается у девчонок, другой - у мальчишек, но чаще все-таки у мужской половины группы. Однажды к 23-му февраля группа выйти в лес не смогла, и мы решили объединить два праздника в марте. Наш Придворняжный поэт Володя Борисов сочинил что-то очень остроумное - не ударять же в грязь лицом при очном соревновании! Мы наскоро отрепетировали, запаслись подарками, среди которых самыми ценными были долго ожидаемые девчонками комплекты больших фотографий горного путешествия, и спокойно расселись у костра, вежливо похлопав, вызывая девочек на утоптанную в снегу сцену. Ничего особенного мы не ожидали, но то, что увидели, не ожидали увидеть вовсе. Ах, как мы просчитались! Мы не учли, что в группе появилась кандидат филологических наук и полиглот Женя Смагина, в будущем автор академического издания книги с немудреным названием: "Кефалайа ( "Главы"). Коптский манихейский трактат". Женя переложила на туристский лад сцены из шекспировской комедии "Укрощение строптивой". Девушки вышли в испанских костюмах и выдали такой искрометный текст, что мы сначала поразевали рты, а потом начали икать и хохотать. - Вэ-Я, после них нельзя выступать, - растерянно шептал мне Володя Борисов. - Придумайте же что-нибудь! В финале девушки поговорили насчет света и тьмы, и молодые испанки, подбоченясь и покачивая бедрами, двинулись к нам и с поклоном преподнесли каждому по китайскому электрическому фонарику. Где и когда готовили девчонки свое выступление и как удержались сохранить его в тайне, мы не допытывались - какая уж тут разница! Мы не просто проиграли соревнование. Это было сокрушительное поражение, полнейший разгром! Тридцать мужчин столпилось за деревьями позади сцены. Придворняжный поэт Володя Борисов толкался между всеми и с расширенными от ужаса глазами упрашивал: - Не надо выступать, это невозможно! Я понимал нашего автора. Знать бы, что все так случится - мы бы насочиняли, мы бы показали, как с нами тягаться! А теперь они сидят у костра, эти задаваки, эти гордячки, и снисходительно похлопывают в ладоши. Ничего-ничего, пусть похлопывают - праздник не последний, уж в следующем году мы постараемся! А что делать сейчас? - Спокойно, - сказал я. - Построились в колонну. Я быстренько растолковал, как выполняются фигурные перестроения, и под ляляканье выходного марша из кинофильма "Цирк" мы бодро замаршировали на сцену, приветствуя девушек то одной, то другой рукой. Колонна делилась на две, расходилась в разные стороны, шла на зрителей по четыре в ряд - девушки уже подпевали нам и хлопали в такт, а мы все перестраивались и перестраивались, демонстрируя бицепсы и богатырские осанки. Это уже было смешно, потому что ничего другого не было. Но вот колонна развернулась в шеренгу и длинным рядом пошла на зрителей. - Раз! - скомандовал я. Фонарики поднялись над головами. - Два! Фонарики зажглись, и лучи уткнулись в лица девчонок. - Три! Мужчины упали на колени, молитвенно сложили ладоши перед собой и прокричали: - Девочки, мы офонарели! - Все, - сказал я. - Получайте под