увидел неожиданную картину. На фоне тем- но-зеленых сопок и розово-голубого неба из меня выплывало нечто проз- рачное. Это была дисковидная пленка с волнистыми вверху краями. Что это? "Наверное, охранитель первого порога",- подумал я, вспомнив Р.Штей- нера "Путь к посвящению". Встреча с охранителем означала предупрежде- ние перед дальнейшим продвижением о повышенной ответственности за все свои последующие поступки спрашивание им у идущего о готовности идти дальше. Но, честно говоря, я не знаю, что это было. Никаких диалогов с этим существом я не вел. У меня осталось чувство, что это была пленка, прежде выстилавшая полость моей души и ставшая теперь маленькой для моей растущей новой. Но размеров она была не малых и больше меня и круглее. Ее волнистый верхний край напоминал мне слова Юнны Мориц "ум кудрявый". После ее выхода сила в меня полилась. Спуск духа ярко выражено происходил в течении трех недель, начавшись с третьей декадой мая. День за днем незаметно боль в правом полушарии от последних язвитель- ных слов Вадима о том, надо ли мне восстанавливаться в институте, сглаживалась. Обратил я на это внимание, только когда она исчезла. Внезапно, продолжая всем существом тянуться к радости, я вдруг обнару- жил, что мне ничто не мешает ее проявлять. Вызвав образ Павитрина в правом полушарии, я вдруг почувствовал, что он вызывет у меня только снисхождение, и боль отсутствует. Одновременно издалека в представле- нии как бы из дома Павитриных и от самого Вадима в правое полушарие хлынула энергия. Она текла белым широким потоком, вызывая у меня вмес- те с воспоминаниями слов Оли о пережитом Вадимом стрессе, довольно ве- сомые раскаяния. Как я мог становиться счастливым, если счастье приоб- реталось за счет чужого горя. Я думал, что украл у него его энергети- ку. Но все равно энергия покрывала все.Тем более, что я имел на это моральное право. Я не украл ее, а выиграл в честной борьбе, тем более, что выигрывать ее мне сам Вадим не помогал. Поток энергии рождал чис- тое чувство абсолютной радости. Я был рад всему и всем, также как и свободен ото всего. Единственное, что я не мог понять - почему я себя ощущаю Павитриным. Я чувствовал, что я -это он. Угрызения совести впоследствие и не дали мне поэтому Уйти, куда звало меня внутреннее чувство. Как я мог обмануть себя? Также во время приходов к ним в гос- ти у меня были опасения, что он заметит, что я осознаю, что я украл у него его энергетику и сущность.Но он, вроде, не замечал и, казалось, что несмотря на какие-то свои недомолвки, вообще не подозревает об этом. Это меня успокаивало. К перемене же своего внутреннего статуса из-за абсолютного счастья я относился очень просто: какая разница кто я. Главное, что я - это я. Я растворялся в Боге. Это было потрясающе. Руки и ноги, налитые от бесчисленных подтягиваний и накачиваний, теперь еще наливались и сами. Каждый мой шаг, поворот корпуса, наклон дышали мощью, усиливаю- щей веру в себя. Мои с детства слабые места - руки и пресс - теперь состояли из бугров, о которых прежде можно было только мечтать. Это становилось каким-то совмещением во мне сущностей Иисуса Христа и Ар- нольда Шварцнеггера. Не знаю, чувствует ли Арнольд, что может проло- мить кулаком череп или грудную клетку обычному человеку - я это чувс- твовал. И при этом я был кроток как Иисус. Позднее, через два года, дочитав Шри Ауробиндо, пережитое им "опускание Кришны в физическое" я нашел схожим с этим Его опусканием в меня. Однажды, идя по улице, я увидел пьяного мужика с пачкой денег, торчащей из-за ремня и бутылкой водки, которую он, лежа на газоне, приглашал со мной распить. Я мог отобрать у него и деньги, и водку и дать ускорение, но, поставив его на ноги, дал ему подзатыльник, чем сильно перепугал. Тренировки у меня, как и питание, стали самопроизвольными, по два раза в сутки. Толчок в грудь изнутри я чувствовал после подъема и де- лал несколько кругов по еще спящим кварталам. После завтрака, объем которого сокращался с каждым днем, я ехал на огород на велосипеде, ес- ли не было дел в городе. В семь часов вечера раздавался вторичный тол- чок. На сон уходило четыре-пять часов. Я ложился в постель, раскинув- шись как богатырь, и чувствовал, что все мои комплексы неполноценности растворены теперь в силе, приливающей ровно и постоянно. Гид. Впервые я услышал его тогда, перед "опусканием Кришны". Я сидел перед стенкой в медитации. "Каждый новый твой шаг похож на нелепость, от которой тебя хочу я спасти", - услышал я идущий из затылка голос. Это не был голос Криса Кельми. Это был Павитрин. И это стало моей главной ошибкой в отношении к голосу, хотя с говоримым не согласиться было нельзя. Это был голос Гида. Он бесстрастен, но он - Хранитель. Интонации Вадима он принимал из-за того, что я последнему душу дарил всю жизнь. В ту весну я слышал Гида один этот раз. Летом меня вели толчки в грудь изнутри и простое неосознаваемое чувство, что нужно де- лать. Теперь я был свободен и от института, хотя и договорился о сдаче летней сессии, не сданной в прошлом году. Я хотел, съездив на прощание к нашим на Сахалин, Уходить. Подобно У-Суну, герою "Речных заводей", попутешествовать по России, как он по Китаю, людей посмотреть, себя показать. Но, несмотря на духовную свободу, я был и привязан. Как ни странно, к тому, кто меня больше всех унижал. "Какой он идиот,- думал я,- Ведь для счастья только то и нужно, что быть человеком". Каждый свободный вечер я садился на велосипед и ехал к ним, так как себя я чувствовал посвященным, а Павитрина считал Вселенским злом номер один, и весь вечер читал им проповеди. Тот, не находя слов остановить мое красноречие, со злой миной ложился на диван, подложив руку под голову, а Оля подкладывала мне картошки. Она, как и я, была рада моему расцве- ту и, по-моему, даже тому, что Вадим теперь проигрывал. Как-то, по пу- ти домой, я провожал ее к родителям. "Это такое состояние, когда весь мир в тебе?"- восторженно спрашивала она меня. "Да",- отвечал я, не понимая, о чем идет речь. Из "мировых" у меня было только желание об- нять мир. А то, что имела в виду Оля, только начинало зарождаться, так как психика только-только очистилась от стрессов. -Ты знаешь, когда у Вадима защита от людей была сломана, он не находил себе места. Я насторожился. Это подтверждало мои наблюдения. Вадим вел себя как-то странно, хотя и частично понятно. Как-то я продемонстрировал ему свою свободу в его доме, достав в прихожей лук-самострел с полки для головных уборов. Проходивший мимо Вадим, закусив губу и убрав гла- за, бросился на кухню. В другой раз я увидел, что его затылок как-то приплюснут, и это как-то связано со мной. Неужели я тебя как-то пода- вил, желая лишь выплюнуть твои плевки? - думал я, полупереживая. - Так скажи же мне, и я покажу, что не принесу тебе вреда". Но он молчал. Я молчал тоже. В то лето я познакомился с Бхагаваном Шри Раджнишем. Читать заго- ловки его книг по сей день остается моим любимым занятием. Какой долж- на быть душа человека, давшего книге название: "Когда туфли не жмут". Сколько в нем образности, иронии, сарказма и любви к идущим. Но его путем я не ходил, так как жил в то лето в совершенной чистоте. Мне ка- жется, просто не успел. Чувство опять звало меня забыть родных и близ- ких, все и вся, закончить очистку психики в состоянии того экстаза, в котором я находился и познать то, что мне открылось бы внутри меня, но... В конце июля ко мне приехал Толя Страхов: "Давай, погуляем". Два месяца безоблачного абсолютного счастья стерли из моей памяти путь, которым я к нему шел, а сила мышц не давала и предположить, насколько оно хрупко. И так захотелось один раз вспомнить забытое старое. Бутылки водки на троих не хватило. Хватило трех. И чуть не случи- лась ссора. Не с Толей, а с Кешей В., не понявшим что я его ставлю (понятно убеждениями) на Путь, после слов: "Не на того напал", перере- завшим мне за это шнур от колонки, чем привел меня в несказанное удив- ление. Также как и словами, что он про меня Эрику расскажет. Утром я почувствовал себя неважно. Было чувство, что в психике находится какая-то щель, куда сила понемногу вытекает. Но все равно ее оставалось много, и я продолжал жить, отмечая в себе появление прежних комплексов и проклиная себя за пьянку. Я решил отнести Павитрину пачку книг от контактерства до нунчак, которые были мной прочитаны. По доро- ге к нему я увидел девушку, торгующую крышками для закатывания банок. Посмотрев цену, которая была вполне приемлемой и придя к Павитрину я спросил его о том, не нужны ли ему эти крышки. Он спросил об этом Олю. Она не расслышав, продолжала заниматься плитой. Не дождавшись ответа, он переспросил: "Ты скажешь или нет? Человек спрашивает". То, как он сказал слово "человек", меня перепугало. В нем я услышал отчуждение такое, будто Павитрин говорил не обо мне, а о каком-то человеке с ули- цы, которого он впервые видит и говорит о нем за глаза. Одновременно в этой интонации мне услышалось что-то болезненное или больное личное. Одновременно я услышал полное безразличие к моей услуге. Это был чужой человек. Хотя и тот же самый, но только внешне. Я лежал дома на кровати, когда у себя в изголовье вдруг увидел Вадима, решающего, что со мной делать. Окружности наших голов были сцеплены, как два обруча в одной плоскости с двумя точками пересече- ния. Он думал, отчуждаться от меня или нет. Отчуждаясь, он забирал бы у меня неопределенное количество энергии и, если бы я оставался живым, начинал бы ко мне относиться соответственно ставшему у него и оставше- муся у меня. Эта сцепленность и казалась мне происшедшей по тому расс- казу Оли о его сломанной защите. Я думал, что это я сломал ее своим внешним видом, хотя я изменился немного, а также своим неординарным поведением, родившим в нем страх расплаты за свое прошлое ко мне отно- шение. Хотя я вел себя вполне культурно. Это видение стало переломным моментом как в моем состоянии, так оно и дало мне исходную точку отс- чета причин моих душевных проблем. Расстояния для меня не существова- ло. Точнее, я думал, что впечатав ему в психику себя страхом своего появления в новом качестве, я, тем самым сделав ему доминантный очаг, вынудил его тем самым постоянно думать обо мне, отнимая у него энер- гию. Ведь, думая о ком-либо, мы заряжаем его своей энергией. Даже больше. В.Сафонов и Д.Кандыба писали, что для передачи мыслей и энер- гии надо представить больной орган человека или его лицо. А в какой-то магии я прочел обратное о возможности забора энергии подобным спосо- бом. Поэтому я и не мог Уйти, так как считал, что не имею на это пра- во. Поэтому я и считал все последовавшее после внутри меня частично справедливым, тем более, что жизнь, как мне казалось, подтверждала мои мысли. -А! - сказал Вадим, что означало "к черту", и приложил усилие. У моей правой ноги поле распахнулось и энергия хлынула красным потоком в направлении к их дому. Уровень оставшейся остался как до просветле- ния. Но этот перепад ощущения от мужа до юноши не мог не сделать юно- шу, уже прошедшего инициацию, неудовлетворенным мгновенным возвращени- ем в юность. Но что было делать. Когда я пришел книги забирать, то увидел, что его приплюснутый затылок округлился, а он сам налит ка- кой-то свежей энергией и не прячет глаз, как это было раньше. Чувство- валось, что он принял какое-то решение. Разговор прошел как обычно, но пошел он меня провожать с помойным ведром. "Ты его еще вспомнишь!" - с негодованием подумал я. Следующим было не только видение. Я стоял на огороде лицом на се- вер. Город оставался на юге. Вдруг сзади из-за сопок по пояс приподня- лась фигура Вадима. Своими руками он замкнул мне в затылке кольцо. По ним к нему тут же хлынула моя желтая энергия. Я тут же стал таять. Ужасу, охватившему меня, я хода не дал. Руками сделав такое же кольцо перед собой, я напряг мышцы. Половина моей энергии опять вернулась в них, и видение исчезло, оставив меня потрясенным и истощенным. Я пони- мал, что такого не может быть, что увиденное мной может быть просто видением или галлюцинацией. Но если бы я это только видел. Я это пере- живал. Увиденное полностью подтверждали мои чувства. Я был действующей его частью. Углубление в несоответствие внутреннего мира с внешним. Летнее освобождение моей души по моим планам завершалось поездкой сначала на Сахалин самоходом - вниз по Амуру, а затем на запад к отцу. После этого круиза и окончательной помощи в освобождении души своим близким все мои дела на Земле становились исчерпанными, и за ними вид- нелось что-то неопределенно грандиозное. "Что-то будет - перейду в свободную форму существования во Вселенной или в жизнь на Земле в об- ществе", - я еще не знал и не планировал. Сейчас, становясь из-за вы- текания силы прежним, умом я продолжал цепляться за свои летние планы, не желая сдавать позиции. Каждое такое цепляние на мгновение оживляло геркулесовские чувства и служило самообманом для ухода из реальности. Но помимо "спускания" моей мощи, в моей психике заработали прежние комплексы неполноценности, усиливаемые болью в правом полушарии. Боль эта непрерывно была связана с именем Павитрина. Если весной моя вера в то, что она пройдет, покрывала и заглушала ее, то сейчас реальность и обозреваемые перспективы делали меня беззащитным перед ней. Оживлявши- еся воспоминаниями прошлых планов, геркулесовские чувства приглушали эту боль, растворяя меня в себе, и я решил продолжать их реализовы- вать. Поездка самоходом вниз по Амуру, где надо, договариваясь с людь- ми, требовала иметь достаточную веру в себя, и поэтому отпала сама по себе, и я пошел в кассы трансагенства. Стоя в очереди в тот момент, когда моя очередь была следующей, мне вдруг показалось, будто в тот день, на который я беру билет, рейсов нет. Заняв место в очереди, я пошел в справочное бюро. Расписание, висевшее там, подтвердило мне это. Пока я обдумывал день отъезда, моя очередь прошла. И вдруг я по- нял, что только посмотрев в справочном бюро расписание, я смотрел день отлета у другого рейса. Когда я вновь подошел к справочному бюро, то смог убедиться в этом. Мой же рейс, лететь на котором запланировал я вначале, в этот день был. Моя ошибка меня шокировала, как и мое сомне- ние перед самой кассой. И в первом и во втором случае я почувствовал подчинение меня чьей-то воле, чье воздействие на мою психику включает и выключает мое сознание в нужные моменты, чтобы разрушить мои жизнен- ные планы и показать мне мою никчемность и собственное превосходство (надо мной). И не просто показать, а хладнокровно и целенаправленно действуя, размазать меня как человека в первую очередь в моих глазах, а затем уже и глазах всех остальных людей. Носителя этой воли опреде- лить было нетрудно, так как правое полушарие было настроено на одну фамилию, постоянное воспоминание которой вызывало у меня страх, боль и ее проклятье. Назад в очередь я не встал, потому что моя ошибка показала мне, что я сошел с Пути. Легкость свершения всех дел стоящего на Пути ис- чезла, и сам факт совершения этой ошибки, как и представление сложнос- тей, могущих возникнуть теперь с приобретением билета выбил меня из веры в себя пониманием случившегося, и мне ничего не оставалось де- лать, как повернуться к выходу и направиться домой, переживая за себя. Одновременно автоматически и незаметно исчезли планы путешествий по России и свету и как-то однозначно возникло решение идти в институт. Для восстановления мне необходимо было сдать два экзамена. Каждый из них я сдавал раза по три. Я был уверен, что я знаю ответы на вопросы билетов. Когда же я начинал отвечать, оказывалось - не знал. Я думал, что для моего ответа необходимо показать лишь правильный ход мысли и мышления, а эрудиция легко восполнима перед уроком, но преподаватели не всегда так думали. В результате моя уверенность в легком и быстром ответе, рожденная рассчитыванием на взаимопонимание с преподавателем тут же обрывалась, если он начинал "копать" конкретные факты, к знанию которых я и не стремился. Но это было по дисциплинам, в основе которых лежат конкретные медленно изменяющиеся во времени факты, например, ге- ография. Дисциплины, теоретическая база которых базировалась на абс- трактных данных, для меня вообще не имели смысла: текучесть жизни не давала никакой конкретности в планировании дел завтрашнего дня так же, как культура правильного мышления говорила не заботиться о них, что давно уже стало самим моим мировосприятием, а здесь необходимо было вести расчет того, что в жизни десять раз к необходимому моменту может измениться, как и не случиться вообще. Такими дисциплинами для меня были генетика и все науки, в которых присутствовал расчет. Анализ, как форма чистого мышления, у меня практически отсутствовал, несмотря на то, что необходимое небольшое проанализировать я мог достаточно точ- но. Легкость мышления отсутствовала вообще. Я знал истинность или неис- тинность говоримого моим собеседником, но часто был непредсказуем сам для себя. Особенно в дружеском общении. Я мог сделать мгновенный ана- лиз как только что сказанной фразы моего собеседника, так и всей встречи, не задумываясь насколько это может сказаться на наших отноше- ниях. Иногда в редких случаях я говорил, сам не осознавая сказанного. Просто понимал, что в сказанном мной есть какой-то здравый смысл или эмоциональный заряд, что собеседником будет воспринято положительно. Так оно часто и случалось. Единственное, что постоянно приносило мне боль - это то, что многие говоримые мной слова вдруг вызывали у людей на лице негатив, в то время, когда я выкладывал им свою душу. И тут я ничего не мог поделать. Я чувствовал, что причиной этого являются ка- кие-то излучения из моей психики, сопровождающие сказанное мной, нак- рывая его сверху.Человек вдруг обижался и стремился закончить разговор в то время, как я оставался чист перед ним. Мой билет по генетике. Вопросы 1) Комплементарный тип взаимодействия генов. 2)Межхромосомные мутации. Делеции, дефишенсии. 3)Задача Ответ 1) Не знал 2) Мутации - появление у потомства признаков, отсутствующих у родителей. Причины - деформации генов, хромосом, появление в цитоплаз- ме стр-р, отличающихся от нормы. Хромосомные мутации - обрыв делеции хромосом, перестановка генов в пределах одной хромосомы, нехватка ин- версии, перевертывание, умножение. Политения -многократное умножение числа хромосом в ядре без деления клетки. Форма эндомитоза. Кариотип- типология ядра по колич. составу хромосом.Различным к разных видов растений и животных. Фенотип - совокупность внешних признаков. Мутация - изменение видимое и невидимое. 1.Морфологическое - деформация нормальной формы. 2. Биохимическое - биохимическое внутреннее изменение на осно- ве внешних химических воздействий. Я был искренне уверен, что больше ничего говорить не нужно, так как существо вопроса мной было высказано все. Вопросы, которые я не знал, я говорил прямо. Мой лаконизм преподавателей шокировал. Чаще всего они только располагались слушать, в то время как уже начинал ждать их рецензии моего ответа. Задачу я решить не смог ни в один из трех раз, которые я сдавал генетику. Вера Федоровна Кирсанова решала ее с моей помощью сама и тройку мне в конце концов поставила авансом, предупредив, чтобы с такими знаниями я не рассчитывал сдать ГОСы. -Конечно,- с улыбкой сказал я в дверях, довольный от того, что до ГОСов еще почти целый учебный год, а сейчас свобода. Вера Федоровна внимательно посмотрела на меня, на мою неосознаваемую самоуверенную экзальтированность. Я чувствовал ее чистой радостью. А Вере Федоровне она показалась наверное обманом с моей стороны. Обманом в отношении. Сдача экзаменов закончилась школьной педпрактикой, на которую я опоздал на месяц из-за трехкратной сдачи экзаменов и поздним выходом на сдачу этих долгов. Моя школа N 3 была в районе железнодорожного вокзала, кварталах в десяти от дома. Вести мне предстояло оба моих предмета в восьмых - десятых классах так же, как и стажироваться в ро- ли классного руководителя в 10-м классе. Одновременно с началом педп- рактики я устроился работать в туберкулезный диспансер дворником, внутренне гордясь за свою самостоятельность, внешне - стесняясь людей за выбранное место работы. Несмотря на то, что эти полгода я был везде окружен людьми, оди- ночество и печаль были моими постоянными спутниками, так как меня ник- то не понимал, и я чувствовал, что и не сможет понять, начни я кому бы то ни было рассказывать. Летний экстаз в психике как бы проломился по- середине и остался лишь в памяти манящей к себе мечтой. Теперь бук- вально каждое действие и мою мысль дублировала мысль о том, как это же самое происходит или есть у Павитрина. Что у него это лучше и правиль- ней, а у меня - неправильно, некрасиво и убого. Подобно голоду, рож- давшемуся в центре правого полушария на фоне непонятного желтого виде- ния, каждое мое действие, заставляло меня сравнивать каждое мое - по- купку, мысль, поступок, место работы с тем же самым у Павитрина. Один за другим стали всколыхиваться все весенние дистанционные страхи, ко- торые, чтобы оставаться нормальным, нужно было подавлять. Геллер. Хотя по его книге я был знаком с ним больше года, открывать его фено- мен я начал лишь сейчас. Помогли подготовки к школьным урокам и виде- ния. Глядя, как растворяются и исчезают видения, я вдруг подумал: а что, если по этому принципу исчезают и предметы в присутствии Геллера? Он, посмотрев на них, отворачивается. Его память, впечатав в себя об- раз предмета, забывает о нем. В ней предмет исчезает. Но мощное биопо- ле, окружающее Ури, заставляет исчезнуть и сам предмет. Оно ведь - продукт психики. Ури предмет просто де- или материализует. То же самое он сделал с собакой, с патронами и даже с механизмом браунинга. Я чувствовал, что дематериализации подверглось и его тело во время пере- лета из Нью-Йорка в Оссиннинг. Здесь я только не мог и не могу ска- зать, за счет чего - или самопроизвольно по стечению его духовных и обьективных обстоятельств, или на том корабле "Спектра" была нажата какая-то кнопка, если учесть случившееся с Ури в детстве на детской площадке и его контакт с инопланетянами. Полет его душа совершала в субстанции, которую Шри Ауробиндо называет "тонкое физическое". Меня привлекало в Ури все. Ответ на опыт по проращиванию и возв- рату пророщенных семян к исходу я тоже нашел быстро. Вспомнил лишь то, что для просветленной психики (а психика - это модель Вселенной) нас- тоящее, прошлое и будущее происходят в настоящем одновременно. Оста- вался лишь один вопрос: как Ури, находясь в тонком физическом, смог разматериализировать монету при полете его души в Бразилию, собрав после ее дома, в Америке. Ответ я получил после своего первого аст- рального полета, точнее выхода из тела. Ъ_Школа.Ъ. Педпрактика в школе раскрыла мне глаза, чему учит современная пе- дагогика. Мне было больно за детей, хотя едва ли стоит лишний раз го- ворить о своей боли. В конце книги Т.Лобсана Рампы "Третий глаз" есть наставление ему, отправляющемуся в цивилизованный мир, сделанное Да- лай-ламой. Помимо прочего мне особенно в душу запали следующие слова: "Странные вещи тебе придется там увидеть: в сонме существующих там на- ук отсутствует главная - наука о душе". Именно из-за этих моих разде- ленных с Далай-ламой убеждений я со скрипом вел экономическую геогра- фию, хотя и не отрицая ее, но отрицая лишь существующий доминирующий техногенный акцент. Но на биологию я летел. Благо все, что связано с душой, тесно переплетается с ней. Мое знакомство с учебниками биологии тоже меня шокировало. Необходимость их пересмотра для меня была и ос- тается очевидной: "Состояния полного покоя организм человека никогда не способен достичь",- читал я ссылки авторов учебника на Павлова и Мечникова. Но почему же? Совершенно очевидно, что утверждающим это фи- зиологам не хватает не только личного опыта, но и простой философии. Если движение - это перемещение чего-то относительно чего-то, то дви- гающаяся по отношению к другим частичка по отношению к самой себе бу- дет оставаться в покое. Человек, его организм - такая же частичка по отношению к окружающему. При успокоении центра души успокаивается и плоть. Достигнув полного контроля сознания над телом (или над самим собой), человек становится властелином и духа, и плоти. Древнекитайс- кая пословица "оберегай духом тело" подтверждает мои мысли. И именно на этом контроле над сознанием и духом основаны все чудеса древними и современными посвященными. Когда я однажды возвращался домой и проходил через рынок, на ум ко мне пришли строки из книги "Свет на Пути" и "Голос безмолвия": "...Если ищущий теперь сойдет с Пути, то даже в самых беспросветных буднях цивилизованной жизни Путь будет мерцать в нем негаснущей иск- рой, всколыхивая его память, направляя его к Свету и сейчас". "А хо- чешь ли ты сейчас сойти с Пути?" - словно кто-то спрашивал у меня, или я сам спрашивал у себя. "Сойти с Пути?" - думал я. Эта мысль мне каза- лась кощунством. Она вообще казалась мне нереальной. Я не представлял, что я буду делать без мыслей о Высшем. Копаться в тряпках, быту и еще в огороде? "Но ведь меня же никто никуда не гонит". Мысль о том, что можно расслабиться и не думать о Пути, на мгновение изменила меня са- мого, облегчив. Спускаясь однажды по лестнице своего подъезда, я увидел что моя психика разтраивается. Подобно раскрывающемуся вееру синхронно в обе стороны из моего туловища до пояса, до наклона в 45 градусов выходят две головы с верхними частями туловища. Этому видению как всегда пред- шествовало нечто, что будто меня предупреждало об этом. Это было нечто вроде толчка или наоборот приостановки меня. Сам я не делал никаких усилий и ни о чем сверхъестественном не думал. Это видение я воспринял с некоторой болью и констатацией: "Ну, вот, теперь уже растроения на- чались". Видение, находившееся с левой части от центрального, которое было собственно моим телом, хотя я чувствовал его подобным вышедшим в стороны видением, несло женскую эманацию, а вышедшее в правую сторону - мужскую. Также с грустью я констатировал факт, что левая половина у человека женская, а правая - мужская. В конце декабря я сидел дома в кресле, когда вдруг вверху перед собой в метрах двух я увидел чьи-то бегущие ноги. Подошва обуви нахо- дилась на уровне верха моей головы. Сами ноги виднелись до колен. По движениям я понял, что это Славины ноги, а промелькнувшие, еще кого-то из его друзей. Мне показалось, что он с друзьями убегает от милиции. Когда через некоторое время я его спросил об этом времени он ска- зал, что действительно они убегали от милиции. Однажды я зашел к Па- витрину. Когда он меня провожал домой, зашел разговор о продвижении в медитации: - Я чувствую что моя голова, словно пустая. Мысли проскакивают сквозь нее не задерживаясь,- сказал я. Я взглянул на его лицо. На нем играла многозначительная всепони- мающая улыбка. Я не мог понять, что она означает. Какое-то дружеское чувство побудило меня однажды взять книгу К. Кастанеды "Дверь в иные миры" и отнести ее Игорю Сатпремову на работу. Он вышел из кабинета, настороженно глядя на меня. От книги он пока от- казался, сказав, что зайдет после. Когда я стал уходить, он расхохо- тался и сказал: -Иди, Миша, совершенствуйся дальше. Я домой, наверное, не пришел, а прибежал, после чего часа 2 не вы- ходил из медитации, отлеживаясь. Не позволяла боль. -Конечно, у него такая работа, - рассказывал я после Павитрину. - Сколько человеческой грязи на него обрушивается. Я уже забыл его последние слова. Их интонацию. Однажды утром у меня возник вопрос - пойти в школу или поехать на огород. Это была суббота и уроков у меня не было. Но у меня внутри как будто сидела заноза - сходи в школу для поддержания постоянства обще- ния с ребятами. Павитрин же "говорил" мне: "На кой они тебе нужны?" В общем-то, подсознательно я склонялся к тому, что для меня этот приход будет маслом масляным, но нежелание принять от Павитрина ни одного да- же самого правильного совета вкупе с моей привязанностью к моему клас- су повело меня в школу. Пройдя несколько кварталов от своего дома и завернув за очередной угол, я вдруг наткнулся на невидимую стену, воз- никшую передо мной. Правда, я сразу почувствовал и то, что она как будто начинается во мне из-за конфликта моего сознания с подсознанием, но она несла и вполне реальное чувство, бывшее намного сильней перво- го, будто ее мне ставит Павитрин. Закон параллельности Эйнштейна также как обещания Бхагавад-Гиты и других учений и Учителей о возможности влияния на любые живые существа независимо от расстояния давали моим страхам реальную подпитку. И если бы еще я не стоял перед невидимой стеной, преодолеть которую мне необходимы были усилия... "Может, мне нужно вернуться домой ? - подумал я. - И это знак к этому ?" Но мысль о том, что нужно подчиниться этому знаку, который ставит мне Павитрин таким бесцеремонным и насмешливым способом (так как первое чувство было тогда размытым и не имеющим никакого подтверж- дения ) вызвала у меня протест. Как и сама мысль о конфликте сознания и подсознания тогда могла мне показаться большей утопией, чем вторая, которая заставила меня пойти против его знака. Преодолеть эту стену я просто не мог, так как у меня просто не было сил, а точнее самого начала их зарождения, чтобы начать двигаться вперед. Поэтому я, обойдя квартал, продолжил путь в школу. Еще одним желанием, которое я хотел осуществить в школе - это отпроситься у моего куратора на сегодня. Вкупе с первым это желание воссоздало у меня свой собственный идеаль- ный образ в глазах Елены Александровны, ребят и своих собственных. Но едва я переступил порог учительской, как Елена Александровна, сидевшая за столом, радостно воскликнула: - О, прекрасно, не уходи - третий урок будет твоим. Я понял, что влип. - Елена Александровна, я как раз пришел, чтобы у вас отпроситься. И я не готов. - У меня тоже нет конспектов. И что теперь - пусть класс гуляет урок? - Но ведь у меня по расписанию нет уроков, и я рассчитывал, что не будет вообще. Закончился разговор тем, что Елена Александровна оставила мне учебник готовиться. Но я карандашом выделил из нужных параграфов необ- ходимые для темы урока фрагменты и, оставив ей записку, с извинением ушел домой, досадуя на собственную глупость. Понятно, что подобные переживания рождали у меня желание узнать точно у виновника моих болей, следствием чего последние являются. Но спрашивать открыто было очевидной глупостью. Отрицательный ответ я по- лучил бы в любом случае и единственное, чем я пользовался при встрече с Павитриным, были многозначные намеки о том, что мне все известно. Сидя как-то дома я, обдумывая свое поведение, заметил, что к Сла- ве я отношусь также как, Павитрин относится ко мне, с некоторым обыва- тельским страхом, а к Павитрину - так как ко мне относится Слава - иронично по поводу этого обывательства. По отношению к Славе я прояв- лял всю философию жизни Павитрина - примирения и недеяния. К Павитрину - широту и свободолюбивость души Славы, а также деловитость. Как будто мое существо разделено на две половины и только. По логике вещей долж- на была быть и середина моего существа, находясь в которой я вел бы себя как я. Но у меня и с Славой и с Павитриным было так много общих черт, более того, общих чувств друг к другу, что собственно мое "я" терялось между ними. "А как я себя веду по отношению к другим людям?" - продолжал думать я. В момент общения я вел себя просто как я, не за- думываясь над этим, как и любой нормальный человек. Иногда, правда, в общении я пользовался манерами и излюбленными выражениями Славы и Ва- дима, но эти случаи бывали не чаще, чем любой другой человек подражает увиденной у кого-нибудь привычке, манере или же выражению. Видения продолжали мне досаждать, но были случаи, которые заслу- живают внимания. К Лене Куропову на день рождения я пошел с Женей Тимошенко. Мы сидели у Лени на кухне. Леня суетился у плиты. Женя открыл было рот, но: "Не надо готовить яичницу",- вдруг за него сказал я. Особенной нео- жиданностью для меня это не было. Я чувствовал, что говорю его жела- ние, но оно было и моим. Я чувствовал единую вибрацию, единое чувство. Женя с изумлением посмотрел на меня. Он хотел задать суетящемуся Лене дежурный вопрос, чтобы снять у Лени неудобство за наше ожидание, но его опять опередил я. Леня ничего не замечал, так как был занят накры- ванием стола. На Женю напал смех от его открытия. "Смотри, как бы на тебя не напал ужас",- несколько печально подумал я. Моя мысль была про- роческой, что повеселило бы меня еще больше, если бы не переживание за свое здоровье. Другим интересным явлением был случай дальновидения, случившийся со мной. Я стоял на крыльце кинотеатра и ждал девушку. Вдалеке от меня шла группа людей. Внезапно я почувствовал, что могу очутиться за их спинами, не сходя с места, и рассмотреть их детально. Или просто уви- деть их как в хорошую подзорную трубу. Я это и сделал. Что я сделал, я не знаю, так как просто осуществил желание. Внутри правого полушария что-то сработало, и возникло чувство появления какой-то линзы между вниманием (душой) и глазом -глазницей. Вполне возможно, что это была какая-то полевая структура, благодаря которой я и увидел этих людей рядом. Я мог и стоять на месте, и смотреть на них как в подзорную тру- бу, и быть от них в непосредственной близости -буквально за их спина- ми, разгляывая их и осознавать происходящее. Однажды, приехав к Славе в Моховую Падь, где он сейчас жил, я пригласил его в кино, перед которым по программе должен был быть кол- лаж, составленный из фильмов с участием Цоя. Слава ехать для этого в город не захотел, и, поговорив с ним обо всем, я поехал дальше - на свой огород. На фильм пошел я один. Спустя два дня я сидел дома, когда как-то самопроизвольно начав думать об этой моей поездке к Славе, словно под воздействием какой-то силы по какому-то длинному коридору, который, будучи то ли внутри моей головы, то ли каким-то образом на самом деле, я вдруг оказался в его доме, где он тогда жил. Сначала пе- ред этим как-то приподнявшись своим сознанием вверх своей головы или глядя туда, что для меня было одним и тем же, я увидел прозрачную мас- су, под действием какой-то силы скользящую относительно себя самой. Однозначно я подумал, что это я вижу Славино мышление. О чем думал Слава, понять я не мог. От прозрачности этой массы в виде чувства шел только Славин самоимидж как человека. Сам коридор казался неживым и застывшим. Мыслью пролетев до его конца, я попал в Славину голову, и через один его глаз (так как второй был мне недоступен) я увидел себя его глазами. Точнее одним этим глазом. Сама его голова была разомкну- той и тоже застывшей и неживой, как и вся эта реальность, которую я увидел. Она, казалось, находится в каком-то микромире. Но живыми в ней остались все его эмоции, которые он проявлял во время разговора ко мне. Находясь здесь в самом месте возникновения этих эмоций, я почувс- твовал боль от некоторых из них, в то время как во время разговора их внешние проявления я воспринял просто как лукавство - так как их и проявлял на своем лице Слава. Аналогичной прозрачной массой где-то вверху в районе своего лба, только одновременно как будто и высоко в пространстве я видел и мышле- ние Вадима. Он уже приехал из Китая, где был в служебной командировке и куда я отправил с отправляющимся к нему его коллегой письмо о том, что при имеющемся у нас уровне знаний нам нельзя вести войну. Это письмо Павитрин оставил без разбора со мной и без особого удивления. Как будто он понимал, о чем в письме идет речь. Когда он приехал из командировки, я стал поддерживать с ним преж- ние отношения. Только теперь вопрос, влияет ли на меня он дистанцион- но, был у меня неизменен. Дистанционные влияния к этому времени я на- чал чувствовать практически от всех людей, с кем у меня недавно были или продолжались отношения, вызывавшие у меня чувства к этим людям. Часто я чувствовал какой-то импульс замереть и прислушаться, сделать что меня двигало желание узнать, кто это хочет узнать мои мысли или думает обо мне. Когда я прислушивался, первые мысли, приходящие ко мне о ком-либо, настраивали меня на этого человека, и я начинал слушать непосредственно его. Но моей ошибкой, отличающей мой настрой на чело- века от настроя на энергоинформационную волну человека опытными экс- трасенсами, было одушевление мной некоторых видений, сопровождавших мой настрой систематически. Белые или прозрачные полевые пятна, поя- вившиеся во время этого импульса на моей голове, я воспринимал за душу этого человека, которую он направил ко мне узнать, о чем я думаю. Тем не менее, мой имидж экстрасенса держался прочно везде. О своих пережи- ваниях я, понятно, никому не рассказывал, а то, что рассказывал, обос- новывалось мной с самых материалистических позиций. Однажды, уходя от Павитрина, я вызвал у него на лице страх, расс- казав ему о том, как я слышал Славины мысли. Накануне мы со Славой встретились в Моховой Пади. Я ехал на огород, а Слава с парнишкой шел за грибами. Мы прошлись по лесу, и я позвал их дальше на свою дачу. В ходе этих путешествий на руле моего велосипеда раскрутился и выпал болт одного из тормозов, что я обнаружил, увидев тросик тормоза сво- бодно висящим без самого рычажка. -Я убрал его в подсумок, - сказал Слава, впившись в меня глазами. Я равнодушно пожал плечами. Слава остался ночевать в Моховой у знако- мых, а я, вернувшись вечером домой, на следующее утро ехал по делам в город. Тут какое-то чувство опустило мои глаза на руль. Там, на месте прикрепления ручки тормоза висел в воздухе светлый полупрозрачный шар сантиметров 15 в диаметре, от которого веяло Славино чувство, что он "нашел щель в моем доме". Самое интересное было то, что тормоз раскру- тился на правой стороне руля, а шар висел на левой. Правда, это могло быть связано с распределением полевых филиалов людей в моем поле, в том числе и Славиного. Этот страх, проявленный Павитриным, вызвал у меня чувство, что его совесть передо мной нечиста. В этот момент мне показалось, что он вспомнил мои весенние рассказы о том, как я видел, как его сознание опускается ко мне в затылок. Я подавал тогда ему это как видение. Усилил мое подозрение к Павитрину его приезд ко мне с расспросами о том, как я ощущаю его вампиризм. Утром в день приезда он, позвонив, договорился со мной встретиться вечером для разговора. Когда он поло- жил трубку, над своей макушкой, я почувствовал и увидел появление светлого размытого пятна, нарушившего мне привычный гомеостаз в психи- ке. Как будто и после разговора он пытался мне что-то внушить или подслушать мое отношение к нему. Когда он приехал, и мы сели разгова- ривать, я отвечал ему на все его вопросы. -Сейчас ты чувствуешь? - спрашивал он. -Сейчас - нет, а после многих разговоров - да. Он уходил обрадованный и обнадеженный. В этот вечер я, вниматель- но следивший за всем ходом разговоров и его действиями, никакого вам- пиризма не почувствовал. Тем не менее его поведение к доверию не вызы- вало. Однажды, когда я рассказал ему про тот мой неудачный поход в школу, сказав ему о том что, чувствовал "как будто это ты ставишь пе- редо мной воздушную стену каким-то образом". Он, внимательно все слу- шавший, услышав о моем "влипании", расхохотался. Выходило так, будто он смеялся не над моей ошибкой в чувствах, а над моей глупостью, проя- вившейся в его непослушании. В тот же вечер я рассказывал ему свои открытия Ури Геллера. Когда я рассказал ему про то, как дематериализу- ются предметы в присутствии Ури, лицо Вадима вспыхнуло пониманием, ко- торое он тут же погасил. Я почувствовал, что это такой вопрос, который он не хочет со мной обсуждать. Что наиболее интересующие его вопросы по его мнению - не для меня, также как и эта часть его духовного мира. Такое отношение вызвало у меня массу вопросов и подозрения. Однажды ночью приснился Вадим, дающий мне метлу и отправляющий меня работать дворником (после моего устройства на эту работу). В дру- гую ночь приснилось как я расчленяю Вадима и его тело прячу в тумбочке в какой-то комнате. Проснулся я, что называется, в холодном поту, б