его ждет Оля. - Тебе надо идти. Тебя Оля ждет. - сказал я, вдруг догадыва- ясь, что это переживание внутри меня возникло синхронно с мыслью Вади- ма. Его молчаливая улыбочка вроде как подтверждала, что он это понял сам. То, что он отказывается вслух от воздействия на меня шло вразрез с этим пониманием. Правда, это было только визуальное воздействие, а не дистанционное. Но все-таки. Дома меня начало трясти от этого плевка и недоговоренностей. Я сидел в кресле, наблюдая, как какая-то жидкая субстанция, что казалась мной моим существом, течет от сердца вверх по изгибающимся каналам в виде трубочек в правое полушарие. Часть этой жидкости от сердца подни- малась вверх, к левому полушарию. Оба эти течения соединялись в коре больших полушарий, образуя неправильную (почти правильную) каплеобраз- ную замкнутую форму. Одновременно с этим в правом полушарии присутс- твовало какое-то раздражение к Павитрину. Я не хотел его из-за этого раздражения видеть. А я вчера еще его и пригласил к себе после его плевка. По инерции после его приглашения. Я сидел, не зная, как мне поступить. Одна мысль о том, что он может опять появиться на пороге моего дома с какой-нибудь просьбой и своей язвительностью вызывала у меня содрогание. Содрогание не от страха, а от мысли, что я опять ему должен буду проявлять отзывчивость. Утром я сел на велосипед и поехал к нему домой. -Я тебя в тот раз пригласил к себе в гости. -Да. -Так вот - я тебя не приглашаю. Я думал, это вызовет у него ка- кое-нибудь сожаление, вопрос "Почему?". Нечто человеческое. -Ну и ладно, - сказал он равнодушно с какой-то усмешкой. Когда я ехал домой, опять стал осознавать, что я ничего не изменил. Этим своим приходом к нему я хотел разрешить все свои духовные проблемы - то есть привести душу к покою, отключившись от него в мыслях. Ведь ес- ли знаешь, что он не придет - тогда и незачем о нем и думать. Но сей- час раздражение, вызванное его высокомерным ответом, показывало, что свои вопросы я не разрешил. Мне опять в его ответе чего-то не хватало, того, что стало бы бальзамом моей душе. Спустя несколько дней я почувствовал, что мне опять надо идти к нему, так как боль не прекращалась. Он встретил меня без особого удив- ления. Он ехал куда-то по делам и предложил мне, по пути, поехать с ним. Мы сели в машину. Обменялись несколькими фразами. -А как понимать твой последний приход? -Прана текла в одну сторону, а я решил попробовать направить ее в другую. Его глаза приняли положение "навыкат". -Просто все дело в том, что я хочу создать в своей психике обста- новку лета 92 года, и мне показалось, что этим приходом и словами у меня это получится. Я сидел на кухне и силился понять в чем суть моих проблем. Мое сознание, то есть я, казался себе подвешенным к коре больших полушарий снизу. Вниз уходило все мое тело, разбитое на вертикально стоящие от- секи -филиалы моих самых близких людей и тех, кто за эти последние годы пытался мне таким стать. Само сознание было прикреплено к коре левого полушария. Вниз от него уходил филиал отца, сестры, моей первой (и последней) невесты, чувствовались матушкины, Борины и Славины эмана- ции. Правая часть моего тела тоже виднелась мне свободной полостью и была прикреплена к левой половине моего тела. Но ни в нее, ни в правое полушарие я попасть не мог. Там чувствовалось присутствие Павитрина, и со своей половины тела я мог лишь созерцать, что творится в моей пра- вой половине тела. Несмотря на то, что доминанта присутствия Павитрина преобладала в правой половине моего тела, чувствовался он и в его ле- вой части. В районе коры больших полушарий несколько пленок, выстилаю- щих мою голову изнутри несли чувство, что они - продукция известной головы. Эти пленки отделяли мое сознание от коры левого полушария, ко- торое висело непосредственно под ними и продолжали выстилать внутрен- нюю полость моего левого бока изнутри дальше вниз. Создавалось ощуще- ние, что во всем моем теле, собственно моей плоти, то есть меня - не- большой фрагмент, находящийся над сердцем и поднимающийся до головы, ее верха. Это филиалы моих близких в нем - их полевые филиалы. А все остальное мое тело не мое, а Павитринское. Это было не просто чувство. Это было реальностью. И изнутри и снаружи я видел свои формы, измененные по типу Павитринского тела. Вся обстановка внутри него несла чувство, что оно принадлежит Павитрину. Это опровергало лишь то, что оно подчинялось мне. И я сам и все филиа- лы моих близких были заключены в каком-то Павитрине-зомби, который подчинялся мне. Иногда у меня возникала исследовательская мысль - а может быть я сам - Павитрин. Но представляя себя им и расслабляясь, я тем не менее чувствовал, что остаюсь собой. Это успокаивало, и я рас- лаблялся окончательно, переставая обращать внимание на чувство при- сутствия Павитрина. Это висение под корой левого полушария над своим телом напоминало висение над пропастью или бездной, так как нижних границ тела - ног изнутри не было видно, и их присутствия не ощущалось. Видение тела за- канчивалось где-то в районе сердца, ниже чего начиналась темнота. Ка- кое-то чувство подсказывало мне, что раз мое тело представляется мне Павитриным, значит так на деле и происходит: филиал Павитрина, находя- щийся на моем правом полушарии, отхватив у моего сознания большую по- левую долю и ткани моего мозга сматериализовал ее по своему типу, так же как и остальную часть моего тела, к которому посредством корти- ко-висцеральных связей идет иннервация от правого полушария. Это зна- чило, что раз мне мое тело кажется Павитриным, то обстановка внутри моего тела по размерам соответствует обстановке внутри самого живого Павитрина. То есть все то, чего он достиг в духовном развитии, имеется на или во мне. Что мне предстоит еще открыть, не задавая хитреньких вопросиков, подобно тому, как это делает он. Это же чувство висения над бездной устранялось одним подъемом головы и обращением взгляда вперед. Мир становился обычным и страх и ненормальность своего положе- ния и состояния исчезали. Я говорил с собеседником, а мои слова выходили у меня откуда-то сбоку, как будто из невидимого продолжения меня, распростертого по обе стороны моего тела. Они могли выходить и из меня, из разных участков головы и тела. Я шевелил губами, то есть говорил ртом, а видел, что реально фраза или слово выходит из сердца или правого легкого, подбо- родка или виска. Как будто я говорил этими участками тела. Иногда я даже видел, что они выходят из спиралевидных прозрачных структур, про- являющихся из воздуха-пространства в районе моего живота или на уровне таза и даже ног - по обе стороны от моего тела. При этом и в первом случае я начинал чувствовать, что говорю манерой кого-нибудь из моих близких знакомых или родственников. Я вопрошающе смотрел на своего со- беседника, иногда запнувшись и теряя уверенность в себе, думая, что он это тоже увидел. Но он ничего не замечал. Для него я говорил своей ма- нерой, голосом и своим ртом. Я же чувствовал переплетение своей второй сигнальной системы с филиалами моих близких. После одной обиды на Павитрина я шел мимо их дома и увидел, как они выезжают на машине из двора. Я не хотел здороваться первым после про- явленного ко мне отношения и не стал. Павитрин, увидев меня, втянул голову в плечи. В это время я увидел как все мое существо смещается в левую сторону, вызывая у меня чувство, будто мои ноги идут справа от меня, а тело идет под наклоном в 120 градусов. Я чувствовал себя так неестественно не здороваясь и таким дураком. От своего ощущения я бо- ялся, что они сейчас начнут смеяться над положением моего тела. Но к моему удивлению они отреагировали на меня, как на нормально идущего. В это время я начал обнаруживать свою абсолютность или полноту. Я знал все, что мне было необходимо. А мне ничего не было нужно. Все же, мне необходимое, я мог сделать или заработать своими руками. Люди вок- руг бились в проблемах. Я жил с ними одной жизнью, но у меня не было проблем. Опять я думал о справедливости слов Б.Ш.Раджниша, что незна- ние медитации - главная проблема человечества. С января я начал опять ходить на тренировки в институт. Это было достаточно тяжело, так как я во время футбольной разминки задыхался. Но я в жизнь начинал окунаться с головой. Дома тренировки опять входили в повседневность. Свою книгу я хотел назвать "Психиатрия без лекарств". Второе ее название было "Освобождение души или о вреде и пользе эгоизма". Тогда же я, осознав ошибки в моем лечении со стороны врачей, хотел предло- жить им свою помощь в научении их медитации и подать на них в суд, ес- ли они откажутся от этого. Когда я об этом написал отцу, через некото- рое время ко мне пришло понимание того, чем это может для меня кон- читься. Тогда я написал письмо заведующему отделением, в котором я ле- жал, изложив ему все проблемы психиатрии на нескольких листах. Главной моей претензией к врачам было отсутствие в их практике элементарных эзотерических знаний, их применения и собственного духовного опыта, а наличие одного только лекарственного акцента. "Лечение психики по кни- гам, - писал я, - равносильно путешествию через горный хребет по спра- вочнику без проводника". Дальше я рассказал про третий глаз, в какой чакре находится человеческая душа и немного опыта из моих психозов. Ответа я, как и следовало ожидать, никакого не получил. Но как-то реализовывать свои знания нужно было по-любому. Сначала была статья в газету на письмо девушки, которая хотела сделать себе пластическую операцию. Уважаемая редакция! Прочел в субботнем (за 22.1.94 г.) номере Вашей газеты письмо Виктории из Белогорска. Оно меня очень удивило путем, который Вика в силу своего незнания выбрала для разрешения своих проблем. Очень прошу Вас опубликовать и мое письмо. Если Вика и другие Ваши читатели, муча- ющиеся подобными затруднениями, последуют моим советам - это поможет им не обращаться в центр косметологии и пластической хирургии и сохра- нить уйму здоровья, денег и времени для более полезных для себя и для окружающих людей дел. Вика, понимая твою проблему, предлагаю тебе способ безболезненно- го, бесплатного и относительно - зависит от твоей силы воли - простого разрешения твоих всех не только психических и физических, но даже и социальных проблем. Этот способ, как ты сама сможешь убедиться, намно- го проще и универсальней, выбранного тобой. Есть древняя китайская мудрость - физическое изменяется вслед за духовным. Ее подтверждает русское ее понимание - одухотворенность. Синоним же слову "дух" в сов- ременной науке - биоэнергетика. Так две причины - имеющаяся у тебя нехватка духа - энергии и твое отношение к твоим чертам лица породили у тебя третью причину - следствие - твою неспособность не мешать нега- тивному самоустраниться путем простого накопления энергии - одухотво- рения. Выход из твоей проблемы вытекает сам по себе - надо дать твоей энергии-духу накопиться. Для этого тебе надо некоторое время перестать заниматься энергорастрачиваемыми занятиями - курением, сексом и пусты- ми разговорами. В своей комнате на зеркало повесь фотографии тел и лиц, формы которых ты хотела бы видеть у себя и начни заниматься спор- том. Сдвиги ты начнешь видеть уже через 2 недели. Удачи тебе! Михаил. Редактирование работниками редакции моей статьи сделало ее похо- жей на происки ловеласа, после чего решение о книге стало однозначно. Психиатрия без лекарств. Экскурс в мир знаний хочу начать с очищения слова "психиатрия", а точнее, с показа чистоты моих желаний делу добра при использовании этого слова, так как "психиатр" с древнегреческого дословно переводит- ся "душой играю". Я тоже хочу, поигравшись этим словом, силой мысли убить его в этой книге, полностью убрав его из социального обихода. По стереотипу начало-следствие-конец, наверное, читателям проще будет следить за ходом моей мысли, поэтому я начну рассматривать проблему с начала возникновения субстрата, подвергающегося психическим болезням - человеческой психики. Тут я попадаю в некоторое затруднение. Как объ- яснить некоторым незнающим и неверующим вечность этого духовного субст- рата, проще - души человека. Чувствую необходимость раскрыть свои взгляды на отношения души-психики и тела человека друг к другу. Основа человеческой личности, разума - душа человека, психика - фильтр лич- ности, тело - повозка души, полигон для ее совершенствования. Вечность души мне помогут доказать последние научные исследования психики. Сог- ласно им человеческая психика - это модель Вселенной. Так как Вселен- ная вечна и обладает Полным Знанием того, что и как в ней происходит, значит и человеческая психика способна это знать и этим быть. Разве не потому Боги и святые становились сами собой после полного раскрытия своего психического потенциала. Кстати, именно с позиций Полного Зна- ния, которым в потенциале обладает каждая психика, можно объяснить те психические психо-физические и психо-физиологические феномены, над ко- торыми бъются ученые мира. Так дематериализация и последующая материа- лизация предметов в присутствии Ури Геллера происходит в силу его мощ- ного биополя и импульсивности его характера. Подобно неживым предметам происходят материализация и дематериализация живых тел. Аналогом тако- го явления во Вселенной является процесс перехода вещества из одного состояния в другое. Иисус даже после смерти смог пользуясь Вселенским потенциалом своей психики перевести физиологический субстрат своего тела в невидимую мысль, укрепив веру в свое учение, а психо-энергопо- тенциал Ури Геллера из-за спонтанности многих своих проявлений перенес тело своего хозяина в дематериализованном виде вместе с ним самим из Нью-Йорка в Оссиннинг и без его желания на то. Сопоставив тождественность психических и Вселенских процессов я, думаю, доказал способность психики перенимать и проявлять все свойства Вселенной, включая и вечность - трансцендентность. Впрочем, возможно для некоторых людей отождествление психики со Вселенной может пока- заться нереальным в силу ограниченности их сознания и не служить дока- зательством вечности души. В таком случае им необходимо просто допус- тить веру в свое сознание о возможности жизни и после смерти, и что опыт многих, побывавших в клинической смерти - не голая выдумка, а пе- режитая их душой реальность. Однако, если мы внимательно посмотрим на жизнь, то сможем понять то неизменное, постоянное и бесценное, что она прямо-таки каждым своим шагом, действием, проявлением навязывает, подсказывает и рекомендует каждому человеку, и что действительно берут очень немногие. Тех, которые не берут эту бесценность, нельзя очень сильно упрекать: слишком тонка граница между этой бесценностью и тем, что начинает иметь цену. Труднопонимаемы и невероятны перспективы, отк- рывающиеся по ее достижении и в жизни имеет место простая ненужность этих перспектив для простого обывательского сознания многих живущих. Но ошибка обывателей заключается в том, что они независимо от своего же- лания и уровня развития своего сознания являются космическими сущест- вами, а беда их незнания в том, что законы Космоса неумолимы и для незнающих; в том, что они верят в конечность жизни и не знают, что их души будут вселены во все новые тела для новых и новых конечных жиз- ней, пока в одной и в одном из них душа не поймет свои собственные свободу и вечность и конечность жизни любого физического тела. Осознав это, человек получает возможность выбора свободной формы существования во Вселенной. Так то бесценное, ежедневно и постоянно навязываемое нам жизнью и есть освобождение души от невечного. Только поскольку душа для неясновидящих прозрачна, а движения нашего эго редко помогают ее высвобождению, то ей и приходится вместо пребывания в гармонии и бла- женстве биться с различными телами о будни реалий разных жизней. Воз- можен разумный вопрос: каким образом жизнь освобождает душу, когда постоянно заваливает проблемами? Однако, такое видение жизни возможно лишь у запутавшегося в жизни человека... В январе я начал переживать нечто необычное. Где-то внизу у моих ног словно в каком -то невидимом резервуаре начала скапливаться энер- гия. Я чувствовал ее огромный ком, дававший мне лишь какую-то уверен- ность на то, что я смогу им овладеть. Он давал мне уверенность лишь своим присутствием. Я чувствовал, что такое распределение энергии ре- зультат какой-то неправильности в психоэнергоструктуре моего организ- ма. В начале марта я пришел к Вадику мириться. Они смотрели телевизор. Я сел на ковер и молча просидел до конца фильма. После его окончания Вадик, удивленный моим молчанием, но остававшийся обиженным, пошел ме- ня проводить. -Мне кажется, что я спасен, - сказал я. Вадим промолчал, отреагировав тем не менее на это положительно. Мы сели на скамейку перед его подъездом. -У меня ни к кому нет никаких претензий,- говорил он,- а кто на меня что-то имеет - к тому то и возвращается. Последние слова он сказал с намеком в мой адрес. Это несколько успокаивало меня и успокоило бы полностью в случае полного доверия ему, в том, что он не воздействует на меня дистанционно. Но я ему так не верил, а чувствам своим я тоже до конца не доверял, так как не знал, как должна чувственно выглядеть правда. И моя чувственная сфера не была восстановлена полностью. -Кого ты хочешь в этом мире изменить? - начал со снисходитель- ностью к бессмысленности моих усилий говорить он. - Я общаюсь с парня- ми - из них больше половины пустые. -Только не я, - сказал я, имея в виду то, что раз я полный, зна- чит мне необходимо делиться своей полнотой. -О, я не сомневаюсь. Я почувствовал, что после разговора эти слова будут меня хлес- тать, но я не знал, что надо говорить, чтобы от них защититься. Укол тем временем улегся и неприятное чувство от сказанного исчезло. Мы встали и пошли дальше. Молчание надо было прервать, и я начал говорить частичку того, чем был переполнен: -Ужас что творится с эзотерикой, показывают по телевизору Сете Асахара. Его биография, говорит корреспондент, также темна, как и его деятельность: "После освобождения души в Гималаях, приехал в Туву". Что же тут темного? -Ха-ха-ха! - расхохотался Вадик, даже не спросив у меня, что имею в виду под своим вопросом я. Я же имел в виду то, что освободившаяся душа может сказать о себе любую, нужную себе информацию, а во-вторых, не имея своего, подобного Учителю, знания, обычный человек просто нес- пособен узнать Учителя, без элементарного доверия. Он не узнает Его, даже если последний будет раскрывать перед ним свою душу. После духов- ного размежевания, вызванного моим письмом, и вообще этот мой приход был отличным от всех остальных, во время которых я обычно своими зна- ниями в разговорах заполнял время. Сказать же Вадику о своих миролюби- вых настроениях я даже и не подумал, так как ничем не проявлял своего противопоставления. Смех же Вадика, переливаясь от его воспоминаний, о том что я еще не совсем дурак, понятно вызвал у меня такое же отноше- ние, которое я опять ничем не проявил. Когда я пришел домой, "кожа" опять начала с меня слезать лохмотьями, причиняя нестерпимую боль не самим процессом снятия, а тем, что ложилось на оголенные теперь места моего тела. Я как будто начинал видеть отношение, которое было вложено в каждую его фразу и действие, в его присутствии выглядевшие вполне обычными и безобидными. Что мне было делать? Пойти и начать бить его головой об стенку? У меня не было стольких сил. Причинить какой-нибудь материальный ущерб? Но едва ли бы меня поняли, если до этого времени я молчал. Пойти ска- зать ему об этом прямо? - Он просто посмеется надо мной, как смеялся недавно. Тогда же сестра, приехавшая в с коммерческой поездкой дала мне возможность узнать, что такое индуктивное зрение. К ее приезду, благо- даря эмоциональному подъему, вызванному приближением весны, я накопил достаточное количество энергии для успокоения и уверенности в себе. Но после нескольких разговоров с ней я почувствовал, что опять катастро- фически худею и весь утоньшаюсь. Причину этого я, понятно, видел в ней, но исправить положение словами я не смог, после чего я замкнулся. Однажды мне понадобился ключ от квартиры. Его поиски по его обыч- ным местонахождениям мне ничего не дали. Моя сосредоточенность обратила на себя внимание сестры, понявшей, что я ищу и одновременно, как мне показалось, захотевшей проверить мои сенситивные способности. В этот мо- мент произошло как бы наложение одной реальности на другую. Наложенная реальность отличалась от обычной зеленоватым цветом всего, в ней нахо- дившегося. Благодаря присутствовавшему в ней чувству, я почувствовал, что ключ находится в кармане пальто сестры. Оставалось только подойти и взять его. Это была какая-то высшая дурость на пустом месте, какая-то свер- шающаяся высшая несправедливость, о которой свершающие и не подозрева- ли. Мне улыбались, сочувствовали, были готовы помочь, чем могли, гото- вы были сделать, можно сказать все, ради того, чтобы я был собой. Все участники свершающегося были своими людьми. Но мне от них ничего не было нужно кроме одного - чтобы обо мне правильно думали - что я -это я. Что я нормальный. А этой элементарщины они как раз делать и не мог- ли из-за своего понимания положения дел или амбиций. И из-за этой эле- ментарщины я становился дураком опять вплоть до нового возвращения в психиатрическую больницу. Где в жизни можно найти ситуацию абсурдней? И это понимал один лишь я. Обратиться к матушке за поддержкой - что, она разве сможет заставить Павитрина думать правильно? И едва я это начинал делать, как у меня возникали мысли, что она опять подумает, что у меня опять началось. К сестре? Она меня выслушивала, но я видел, что она оставалась закрытой во время разговора и имеет свое мнение. Какое? Я этого не знал. Она мне вслух не говорила, так как только выс- лушивала и расспрашивала меня. Оставалось только думать, что она тоже думает, что у меня опять начались галлюцинации. Ведь это же воздейс- твие происходит на расстоянии, и я это чувствовал. А они - может, они в это и не верят, а слушают меня лишь для того, чтобы посмотреть сте- пень моего сумасшествия. Имея загруженную голову и чувства, оценить насколько они верят в возможность такого влияния я просто не мог. Я просто их не слышал. Я замолкал. Правильно - так как мне было надо, меня понимал один лишь Павитрин, когда раскрывался и активно сопережи- вал моим болям, если я о них рассказывал. Но последний раз он это де- лал 10 лет назад. Сейчас и он не хотел меня слушать. Мне не оставля- лось права на ошибку, меня отталкивали, когда я пришел извиняться. Мне оставалось лечь в больницу из-за этого опять? Но ведь я же не дурак. От чего меня сейчас там будут лечить этими препаратами? Если бы я это сделал, я чувствовал, что это будет надолго. Я сидел на кухне и смотрел на огромную голову Павитрина, надетую на мою. Его голова состояла из разноцветных полос. Я не знал, что ему от меня еще надо. Я спросил, после чего стал прощупывать себя внимани- ем в поисках места, на которое должен прийти ответ. Он пришел на мой нос. "Ничего". Параллельно моему носу в воздухе висел огромный нос Па- витрина всем своим существом, заходящий в мою голову. Но его кончик выходил из нее и соприкасался с кончиком моего носа. -Зачем ты пришел? -Просто так. -К тебе можно? -Приходи. Я не знал насколько реально то что я вижу, также как и то кто мне отвечает. Слова приходили на нос так, будто их кто-то диктовал. Меня поразила четкость ответов. Но, понимая то, что это могу себе отвечать я сам, хотя сейчас я в этом не был уверен, я тем не менее не знал как на все это реагировать. 7 декабря, когда мы с Вадиком пришли на день рождения к Алеше Черныху, Вадик, рассказывая об отношениях Игоря Сатпремова и Сережи Точилина подал их как явную несправедливость со стороны Игоря, на чем (над Игоревой практичностью) они с Лешей посмеялись. Этот смех меня полосонул насколько это было возможно. Тем более, после того как Игорь во время одной вечеринки демонстративно поставил бутылку рядом с моей рюмкой после того как налил себе и нашему знакомому, я увидел у него подобное отношение и к Сереже Точилину. Представлялась возможность убить сразу нескольких зайцев. И я написал записку родителям Игоря о несправедливости и неэтичности Игоря в отношениях с друзьями, прося их на него подействовать. На следующий день раздался звонок Игоря. Вместе с претензиями Игорь попросил меня действовать цивилизованно. Вечером я сидел на кухне. Вокруг меня было неспокойно. Как будто в воздухе носились энергетические вихри. Неожиданно на уровне колена и рядом с ним в воздухе возникло окошко. Я вгляделся в него. На него наплывали кусты, деревья, растущие на газоне, знакомый угол дома, подъезд. Без сомнения, это был дом Сережи Точилина. Для меня также бы- ло без сомнения и то, что я вижу его глазами Игоря, спешащего к Сереже договориться с ним о единой легенде их отношений для меня (что и было рассказано после мне ими обоими). Эта, пережитая мной способность че- ловеческой психики, стала основной посылкой для развивающегося второго психоза. В психоз вошел я постепенно, всю зиму живя в пограничном состоя- нии. Моя уверенность в правильности духовного направления моей жизни не подтверждалась общим психофизическим состоянием. Я шел как по лез- вию бритвы. Если после больницы, восстановив с Вадиком отношения, я, можно сказать, внушил себе веру, что в больницу я попал из-за галлюци- наций, связанных с последствиями стресса семилетней давности, то после нарушения отношений эта моя вера была взята мной под сомнения. Ведь в сути следование ей было ни чем иным, как самообманом ради душевного покоя. Но и оставление этой веры было не волевое. Парапсихологические книги, которые я опять перестал читать, так как все это знал, говорили о возможности дистанционного влияния. Об этом прямо написано и в "Бха- гават-Гите" и в любой другой эзотерической литературе. Это значило, что вопрос о причинах моего попадания в больницу остается открытым. В глубине правого полушария царила темнота. Иногда оттуда слышал- ся голос Павитрина, к которому я старался не прислушиваться, так как он чаще всего комментировал мои действия, интонациями показывая их не- состоятельность, подобно тому как Вадик это делал это в жизни. Сказать об этом я, понятно, никому не мог, так как знал результат такого расс- каза, а что означает этот голос, я надеялся выяснить в ближайшее вре- мя. Начав на даче завершение плотницких работ, я пережил еще одно яв- ление. Я сидел, собираясь идти домой, когда вдруг бессознательно встал, подошел к окну дачи и стал рассматривать в его отражении толщи- ну своих бедер, что мне абсолютно не было нужно, так как я и так знал их силу. Когда я обратил внимание на то, чем я занимаюсь, из левого полушария, создалось впечатление, как будто что-то выскользнуло через затылок. В моей памяти все филиалы прошлогоднего психоза, через кото- рые все его участники проявлялись во мне, были сохранены. Голоса из них, как и из филиала Павитрина, я тоже слышал по мере отхода от ней- ролептиков, но также оставлял им право быть галлюцинацией. Сейчас же после рассматривания своих физических данных я, взяв за посылку, что в прошлом году и зимой были не галлюцинации, стал думать кто бы из всех моих прошлого и этого года слушателей мог бы меня опасаться. Угрозы в себя я слал и в жизни представлял опасность только Павитрину. Вскоре я вспомнил одно видение Павитрина в виде тени в психозе прошлого года у себя за спиной, что тогда я принимал за него самого, пришедшего со мной сводить счеты. Значит, то могло быть не галлюцинацией, а реаль- ностью. Все рассказываемое ему мной этой зимой после пережитого в прошлом году начинало выглядеть такой глупостью, а его отношение ко мне такой наглостью, что у меня кулаки сжались от ярости. Значит, эти голоса не галлюцинации! Значит, после больницы со мной снисходительно все разговаривали, зная правду о моем попадании в больницу. И они мол- чали и улыбались. Тем не менее полное углубление в происходящее вело в известном направлении. Так же, как ошибка в действиях несла вину перед людьми. Чтобы не выпасть из реальности, приходилось все обдумываемое в ходе диалогов с голосами держать как реальность, могущую оказаться не- реальной. И если в прошлом году в психозе голосам и себе я представал больше как застигнутый врасплох открытием способностей и дел моих дав- них знакомых, то сейчас весь ход психоза шел на выяснение мной, кто из них есть кто по отношению ко мне, если все происходящее было и остает- ся правдой. Параллельно с парапсихологической войной, я пытался вклю- чить свое мышление, чтобы создать вокруг тела мыслеформу ауры, чтобы подобно В. Мессингу, прошедшему незаметным мимо охраны банка стать непроницаемым для супраментальных взглядов хозяев голосов. Царство Бо- жие внутри нас, поэтому одновременно я пытался и уйти в себя, чтобы раствориться в покое и нирване. Но не мог, сколько ни бился. В то утро я проснулся словно от толчка. Словно кто-то меня ткнул: "Вставай, ле- жебока". Я открыл глаза. Было такое чувство, словно меня разматывают. Словно я, как катушка с намотанными нитками, которые сбегают с меня с хрустом, который издавался от едва заметного их преломления в местах сгиба, словно эти нити состояли из едва различимых сегментов. Сбегая с меня, они уходили куда-то вверх, и их концы терялись где-то там. Чувс- тво, что эти нити движутся под воздействием чего-то живого, что нахо- дится где-то надо мной, было столь реальным, что у меня и мысли не возникло, что это может быть галлюцинация. Мгновенно родилось чувство вины за то, что я еще сплю. У меня также и не возникло никакого сопро- тивления этому удару и укору, вложенному в него. Ниток было две. Иногда одна останавливалась, и я чувствовал одну. Они сновали по моему телу, как снуют по челноку, разматывающегося с не очень большой скоростью. Тем не менее меня окружало чувство, что то живое, которое меня ударило и сматывает с меня эти "нитки", ко мне от- носится терпеливо. Чувство, что эти нитки - продукция ума Вадика и Оли у меня возникло однозначно. То, что они ко мне относятся терпимо, пос- лужило поводом к тому, что я и не подумал восставать против такого об- ращения, а несколько виновато вскочил, ища себе оправдание и стал оде- ваться. День пошел как обычно. Второй психоз. Однажды, сидя на диване, я вдруг увидел его самого. Бледной тенью он очень четким и живым видением находился за моей спиной. Попытки его выгнать оказались бесплодными. Он словно меня дразнил, появляясь с разных сторон моей спины. Когда я выбился из сил, он исчез. Так значит те видения в прошлом году были не галлюцинацией! Психоз разворачивался по сценарию прошлого года. Он не нес с со- бой ту душераздирающую жуть как прошлогодний. Тем не менее далек от этого по нервной нагрузке он был не сильно. Так же довольно скоро я довел свое состояние до сыпучести сердцевины моего существа. Я тек как слева направо, так сверху вниз и по диагонали. Тело стало казаться мне нереальным элементом моего существа, но я не мог отказаться от призна- ния его. Ведь какое-никакое, оно все-таки было. Его изменения, скорее всего, носили характер иллюзий, так как главные изменения произошли во мне самом. Опять исчезли мои самоощущения, все мои имиджи - парня, спортсмена, гитариста, просто Миши, было одно лишь безликое тело, про- низанное прозрачной, текущей во всех направлениях массой. Причем я и осознавал себя этой безликой массой. Даже принятие мной любого моего имиджа терпело неудачу, так как он через несколько мгновений раство- рялся в этой самой массе. Я просто не мог его удержать, так как теку- честь просто смывала ее из моей сконцентрированности внимания, а само внимание спонтанно расконцентрировалось. Да и ходить с напряженной мыслью о себе что ты - это Миша - тоже было абсурдным. Я просто не мог удерживать в своем внимании долгое время незначительную мысль как о себе самом, так и о чем бы то ни было. Но ведь, даже будучи никем, все равно как -то о себе думаешь. Я столкнулся с проблемой вообще невоз- можности о себе думать никак. Эта прозрачная масса окутывала мое тело и голову, делая меня безликим, а мое самоощущение - этим выпуклым взглядом из безликого тела, и мне ничего не оставалось, как с болью идти к моим личным вещам и вспоминать себя через свое прошлое отноше- ние к окружающим меня предметам. Это отношение вспыхивало во мне, в моей голове, но опять гасло, смываемое этой массой. Чтобы вспоминать себя, приходилось быть в постоянном движении и поиске. Но ведь такое воспоминание себя тоже нельзя назвать нормой. Я не знал, что делать, как остановить мне эту сыпучесть и текучесть моего существа, которые, несмотря ни на что, не изменили меня ни во всех моих физических, ни в психических, для внешнего мира, параметрах. Единственным недостатком можно было считать иногда проявляющуюся нерешительность в обращении к людям, часто усиливающуюся как собственным комплексом, так и приходя- щим - внушенной голосами. Но была и свобода действий. Все равно делать что -то было надо. Для мысли одновременно предоставлялась безудержная свобода. Никто ведь не видел, о чем я думаю. Разве что иногда в неко- торые моменты моего состояния в городе я замечал, что люди на меня не так смотрят. В это время у себя над головой и плечами я чувствовал хоть и легкий, но внушительный полевой ком по моему и бесформенный, искажающий форму моего тела, моих контуров. Свобода мышления ни к чему не приводила. Я продолжал чувствовать и душевную боль и голоса. Вскоре я стал замечать что- то что я у себя считал умом лишь бесплодные попытки моего ума применить законы духов- ной жизни для разрешения той внутренней ситуации в которую я попал. Все внутренние краски стали исчезать, и мое внутренне существо стало становиться прозрачным. Иногда исчезала и боль, но малейшая попытка расслабиться немедленно из правого полушария вызывала многозначитель- ный язвительно комментирующий или недоговаривающий комприинформацию голос Павитрина. Вместе с уверенностью, что никто не знает о чем я ду- маю - я видел это по лицам людей, я был уверен, что остальные свидете- ли моего состояния, чьи голоса я тоже слышал, также знают обо мне все и слышат меня в любую нужную им минуту. Комплексы мне стали делать да- же грубости от некоторых голосов. На периферии моего поля я видел та- кую нежную его вибрацию, что стал бояться ездить в общественном транс- порте из-за того что при малейшем неудобстве иные пассажиры чаще всего говорят не душе неловкого человека, а его внешнему облику, который, надо полагать, изменяют размеры причиненного им неудобства. Отсутствие границ своего существа делало меня центростремительно все более и бо- лее ранимым. В какой-то момент в присутствии постоянного и уже привычного чис- ла участников-свидетелей моего состояния и положения, в котором я ока- зался, я вдруг почувствовал еще чье-то присутствие. Я начал определять кто бы это мог быть. На мгновение перед глазами вспыхнула картина из прошлогоднего психоза, когда, я вдруг увидел Игоря Сатпремова, задыхающегося от смеха над тем, как я запутался в голосах, которые они мне подбрасывают, пользуясь моей беспомощностью. -Ах, вот это кто!Теперь-то ты от меня не уйдешь! Если в прошлом году это видение было единичным, и мои попытки увидеть вновь Игоря, чтобы определить является он свидетелем моего состояния или нет, были бесплодны, то сейчас он от меня и не стал скрываться. Его язвительность была такой, что у меня перехватывало ды- хание от его насмешек. После каждой его реплики я некоторое время си- дел не имея возможности пошевелиться от боли даже для того, чтобы вдохнуть воздух. Желание ответить подобным образом "успокаивал" страх, что следующий его подобный ответ мне пережмет мое дыхательное горло вообще. Но через день мое терпение лопнуло. Возвращаясь откуда-то до- мой, я Славиными интонациями, которыми говорил бы он, окажись он в та- кой ситуации, я ставил на место Павитрина и Игоря. -Ничего, скоро я вам кровь пущу, мальчики, подождите до вечера. Игорек, готовь свой следовательский животик. Элементы садизма, которые я проявлял в этот момент были следстви- ем осознания мной ситуации целиком такой, какая она мне представля- лась: они, развив у себя супраментальные способности издеваются надо мной, сидя в тепле, имея своих жен, может быть даже и любовниц, растя своих детей. Я не хотел делать того, что обещал и не представлял, как я это буду делать, когда наступит вечер. Но, так как они знали все мои мысли, я сам себя настраивал на совершение того, что обещал, уже хотя бы для того, чтобы их напугать сейчас - может, они перестанут надо мной издеваться, начиная готовить план ловли этих супраменталов, поль- зуясь их социальной привязанностью. Когда наступил вечер, голоса утих- ли, и желание мстить за прошлое отошло. Мне стало хорошо, и мысль об убийстве казалась вандализмом. "А вдруг, к тому же, тот его голос зву- чит лишь в моей психике, а сам Игорь и не подозревает о том, что про- исходит со мной", - думал я. Иногда мысли подобного рода были компро- миссом с собой, так как для убийства едва успокоившиеся от напряжения нервы нужно было снова напрягать. Не хотелось нарушать своего, хоть временного, но покоя. Тем более узнать насколько он временный возмож- ности никакой не было. Может быть голоса больше не возобновятся. Сознание стало просветляться, голоса стихать. В этот момент я вспомнил статью об Игоре Васильевиче Байкалове - человеке с разносто- ронними увлечениями и способностями. Когда он умирал, пришли Они и сказали, что он поправится и получит необыкновенные способности. Так оно и случилось. "Что это было, - думал я. - Может быть это те же ОНИ? Была ка- кая-то волна, несущая запредельность происходящего. С мыслями, что я теперь посвящен, я стал начинать новую жизнь. Она действительно каза- лась новой. На душе было радостно. Я заправил постель, умылся и стал готовить завтрак. ОНИ скоро вернулись. Но это были прежние все лица. Павитрин, Слава, Света и Вика. Изредка подключался Игорь. Но теперь их отношение стало другим. Они стали заботиться обо мне, помогая совета- ми. Теперь со всех сторон я чувствовал дружеское участие. Снизу вверх текла энергия, постепенно, как будто усиливая свой ток. Покой и ров- ность мышления обещали мне, что скоро она меня наполнит, и я стану как все. Вика захотела выйти за меня замуж. Но Света не желала просто так отдавать меня Вике. Она стала просить у нее разрешение в последний раз встретиться со мной. Вика, сделав над собой усилие, разрешила ей. Я был очень рад этому. Я принимал решение коллектива женить меня на Вике и тоже хотел последний раз встретиться со Светой. Теперь, когда встре- ча со Светой была официально всеми утверждена, мы с ней могли открыто в меру выражать свое отношение друг к другу - у меня на затылке был ее филиал, через который мы общались. Я не мог "обернуться назад", чтобы увидеть откуда идут голоса. Не мог уже 2 года. Еще годом раньше мне этого не нужно было делать, как и летом 92-го года. Сейчас же приходи- лось постоянно, чувствуя унижение от неизвестности верить обещаниям, которые давали голоса. Иногда я пытался как бы выйти вовне и окинуть реальным взглядом когда будет возможна эта встреча. Но я не мог этого сделать всем сознанием целиком, так как оно было заперто внутри голо- вы. Прикасания же частями сознания вследствие приложения достаточных усилий к внешнему миру сообщали мне, что реальность на деле иная, чем та, которая внутри у меня. Она чувствовалась холодной и жестокой, что рождало во мне и понимание того, что она отличная от моей и по содер- жанию. Но я не хотел об этом думать. Даже если это было так, все равно я покинуть свой склеп не мог. Все равно мне хоть как-то в нем было лучше жить, чем вне его. Одновременно я чувствовал, что все неизбежно все равно своим ходом идет к разрешению моих проблем и скоро я буду знать точно, что было объективной реальностью, а что субъективной. После больницы прошел только год, а до нее я входил в это состояние 7 лет. А я сейчас желаю выйти из него так скоро. И подспудное чувство общего очищения психики от всего этого тоже говорило о том, что мне нужно довериться естественному ходу жизни и себе. Однако, вскоре к Свете я начал испытывать все более сильные чувства.