едопустимое принудительно удерживается от осознания, человек даже не понимает, что нечто было подавлено. Как будто в нашей памяти хранятся материалы, помеченные специальной надписью: "Внимание! Знать или переживать данные сведения опасно! Всегда держите их подальше от сознания!". Некоторые подавленные факты вначале переживались сознательно. Подавление служит устранению сознательной боли. Впрочем, реакция подавления может происходить практически мгновенно, как защита восприятия, не оставляя в сознании никакой памяти. На первый взгляд, концепция подавления может показаться противоречивой. Как можно знать о чувствах и желаниях человека, если он настаивает, что абсолютно не сознает этих желаний и чувств? Предположим, пациент приходит к психотерапевту. При первых беседах врачу нужно составить мнение об отношении пациента к различным вопросам, которые могут оказаться важными. Психотерапевт спрашивает: "Как Вы ладите с Вашей мамой?". Пациент отвечает: "Прекрасно, я очень ее люблю", но врач замечает, что его лицо бледнеет, кулаки сжимаются и весь он напрягается. Дальнейшие расспросы могут показать, что пациент не осознает своего недовольства, интенсивной эмоциональности своего невербального поведения и считает, что испытывает к своей маме только положительные чувства. Это означает подавление: негативные чувства пациента по отношению к своей матери настолько сильны и неприемлемы, что они полностью блокированы для осознания. В процессе "окультуривания" происходит подавление нашей жизненности, нашей сущности, и этому подвержены многие. В детстве вы никогда бы не прошли мимо, увидев забавную собачку. Будучи взрослым, вы вряд ли почувствуете побуждение взглянуть на нее. Вы слишком важны, вам нужно спешить на работу! Широко распространенное подавление нашего врожденного любопытства, когда человек позволяет себе проявлять интерес только к тому, что считается социально важным, является одним из самых неприятных аспектов "окультуривания". Даже при систематическом самонаблюдении бывает очень трудно докопаться до сведений и чувств, связанных с подавлением. По определению, факты блокируются от сознания благодаря веской, но скрытой причине, и желание познать себя посредством самонаблюдения может оказаться недостаточным для преодоления этого блока. Вы можете время от времени замечать "странные" реакции, косвенные влияния подавления, вроде раздраженного тона нашего пациента, настолько не вяжущегося с его утверждениями о любви к матери; но чтобы раскрыть подавленный материал, может понадобиться помощь опытного психотерапевта или учителя. Отождествление и субличности: Отождествление -- неотъемлемый, жизненно важный аспект психологического функционирования, что часто подчеркивал Гурджиев, говоря о множестве "Я". Допустимость и недопустимость собственных чувств и желаний -- более важный вопрос, чем допустимость и недопустимость еще чьих-то чувств. Когда в вас возникает недопустимое чувство или желание, если вы отождествляетесь с другим аспектом себя, другим "Я", другой субличностью, не имеющей подобных чувств и желаний, тогда вы отдаляете себя от чувства, вы отрекаетесь от него. Это был мимолетный каприз, возможно, легкое помрачение ума, но это был не я; можно больше об этом не думать. Переходы между субличностями могут сформировать таким образом эффективную защиту против того, чтобы полностью переживать или справляться с тем, что в нас неприемлемо. Действительно, оставаясь с допустимым набором субличностей, все время стараясь отождествляться только с ними, мы снижаем вероятность возникновения неприемлемых чувств и желаний. Предположим, у меня есть субличность, которой нравится быть жестокой по отношению к животным, но большое "Я" (в смысле моей сущности или более глубинного "Я"), или мои обычные субличности восстают против этой жестокой субличности и ее чувств. Сосредоточившись на допустимых субличностях, я могу направить все свое внимание и энергию на то, чтобы жестокая субличность никогда не стала активной, даже при появлении "подходящих" обстоятельств. Отождествление -- качество, обретаемое в процессе моделирования мира, автоматического конструирования сознания. Качество "Это я!" первоначально является результатом прямых сенсорных связей: я вижу свою ладонь перед лицом; ладонь соединяется с рукой; рука подчиняется моей воле; если кто-то касается моей руки, я чувствую прикосновение, и так далее. Качество "Это я!" применяется затем и к некоторым умственным процессам, к моделированию, так что когда в нашей памяти всплывает то или иное переживание, оно уже оказывается помечено ярлыком: "Это я! Обращаться с почтением!". Все более и более полное принятие себя таким, каков я есть, появляющееся со временем благодаря самонаблюдению и самовоспоминанию, делает подобное разделение менее необходимым и превращает отождествление в добровольный процесс, в инструмент, которым мы можем пользоваться по желанию, в отличие от автоматического защитного механизма. Интроекция4[4]: Интроекция или, как мог бы выразиться Гурджиев, "внутреннее учитывание", представляет собой примитивный вид отождествления. Объект, концепция или человек представляется частью вас, даже когда он кажется чуждым или отделенным. Будучи частью вас, он обладает особой силой. Предположим, вы оказались в ситуации, когда ваш гость сделал ряд негативных замечаний. Вы начинаете сердиться; вы хотите отплатить за нанесенную обиду и попросить его уйти. Но в вас возникает интроекция, образ, модель вашей матери. Вы ощущаете, что она в каком-то смысле "внутри" вас, и говорит вам, что вы всегда должны быть вежливы с гостями, что воспитанные люди никогда не обижают гостей. Поэтому вы не действуете в соответствии со своими чувствами и остаетесь вежливым, хотя внутренне страдая. Это интроекция. Ваша мать действительно находится внутри вас в виде своей активной модели. Модель человека, интроецированного в вас, может также препятствовать вашим желаниям быть щедрым, заботливым и чутким. В нашем примере, если вы начнете отождествляться с образом своей матери, то установка "быть вежливым с гостями" станет вашим отношением. Вам не будет казаться, что какой-то чужеродный элемент внутри вас оказывает на вас давление; он станет вами. Противоречие, испытываемое при интроекции, дает возможность увидеть этот процесс при помощи самонаблюдения, хотя для того, чтобы осознать функциональные причины, стоящие за интроекцией, потребуются значительные усилия. Разделение (компартментализация)5[5]: При изоляции или диссоциации недопустимые или противоречивые желания и чувства ослабляются, так как вы разделяетесь на несвязанные между собой части. Если чувство "А" пугает вас, так как вы чувствуете "В", тогда чувства "А" и "В" помещаются в отдельные "отсеки" разума, так что вы не можете испытывать их одновременно: поэтому не возникнет никакого конфликта. Не тратя умственную энергию, ассоциируя и связывая их, они останутся разобщенными, диссоциированными. Защитный эффект схож с эффектом отождествления, при котором противоречивые желания или чувства присущи отдельным субличностям и не пересекаются. Однако изоляция не требует энергии мощного качества "Это я!" или ассоциирования изолированных чувств и желаний с субличностями. Изоляция может удерживать вашу интуицию и жизненно важные переживания, необходимые для роста. Я знаю людей, испытавших глубокие духовные переживания, но изолировавших этот положительный толчок, так что в их жизни ничего не изменилось. Защитные механизмы изоляции можно распознать, когда вы замечаете, что кто-то (в том числе и вы) придерживается двух твердых, но противоречивых мнений, обычно в различные моменты или в разном контексте, не чувствуя противоречий или беспокойства относительно подобной непоследовательности. Если вы обратите внимание на эту непоследовательность, человек обычно будет стремиться ускользнуть от разговора, сохраняя изоляцию. Самонаблюдение помогает узнать изолированные аспекты ментального функционирования, но без сознательного усилия по сравниванию и противопоставлению этих наблюдений они сами могут оказаться изолированными, не побуждая вас к тому, чтобы измениться. Здесь может помочь психотерапевт или учитель, способный показать наши противоречивые, изолированные аспекты. Проекция6[6]: Проекция противоположна отождествлению. Когда возникает недопустимое желание или чувство, то в процессе моделирования мира это чувство помечается ярлыком: "Это не я; это чувствует или это хочет кто-то другой". Поскольку защитная проекция обычно происходит по отношению к неприемлемым, "нехорошим" чувствам и желаниям, то другие люди рассматриваются как плохие. Предположим, вас воспитали так, что вы считаете, что раздражение -- это плохо: хорошие люди никогда не раздражаются, они всегда терпеливы и понимающи. Вас не только наказывали в детстве, когда вы были раздражены, но во многих случаях ваши чувства недооценивались: "Ты же на самом деле не сердишься. В любом случае это нехорошо. Ты просто устал". Такая недооценка чувств ребенка весьма распространена. Теперь представим, что в магазине вас обслуживает нерасторопный и бестолковый продавец. На самом деле он просто недавно на этой должности, хотя и старается изо всех сил. Но вы спешите, раздражаясь на задержку и на его ошибки. Но, поскольку это чувство неприемлемо, вы начинаете думать, что продавец сердится и намеренно досаждает вам! Он -- плохой и сердитый, а вы -- невинный, добрый и даже чересчур терпеливый. После того, как произошла эта первичная проекция, она будет в дальнейшем влиять на ваше восприятие/моделирование мира. Вы станете еще бдительней ко всем ошибкам продавца, и это искаженное восприятие будет подтверждать первичную проекцию. Проекция может использоваться также для переноса собственных добродетелей на других, чтобы не разрушать свой, скромный и непритязательный, образ. "Кто-то придет и сделает все, как надо". "Все изменится к лучшему". Когда вы проецируете вовне слишком много собственных добродетелей, вы становитесь восприимчивы к манипуляциям со стороны других людей. Я обнаружил в связи с этим, что самонаблюдение и самовоспоминание по Гурджиеву приводит к любопытному феномену. Вы ясно видите свои "изъяны", благодаря чему уменьшается ваше чувство собственной важности. В то же время вы видите также, что по большей части это чувство важности было воображаемым и, отказываясь от него, вы обретаете подлинную внутреннюю силу. Проекции можно наблюдать, замечая их "привкус", став достаточно быстрым ментально, чтобы замечать мимолетное мгновение -- например, когда вы раздражаетесь до того, как начнете воспринимать другого человека раздраженным. Полезно также проверять проекции, спрашивая других людей о том, что они в действительности чувствуют. Конечно, это не всегда срабатывает, вам не всегда скажут правду, но люди, которым вы доверяете, могут вам помочь. Наблюдайте за собственной склонностью считать, что каждый, не соответствующий вашему восприятию (проекции), лжет! Рационализация7[7]: Рационализация -- защитный механизм, позволяющий реагировать на ситуации, вызывающие недопустимые чувства и желания, но, благодаря использованию правдоподобного и приемлемого логического обоснования, их недопустимость становится менее выраженной. Предположим, в детстве вы страдали от чувства неполноценности и ненавидите это чувство. Вы обнаружили, что давая советы другим людям, забываете о собственном чувстве неполноценности, вы чувствуете свою важность и компетентность. Когда вы встречаете человека, испытывающего проблемы, у вас эмпатически возникает чувство собственной неполноценности, но это чувство немедленно стирается, рационализируется похвальным желанием помочь другому. Теперь вы можете помогать другим и хорошо себя чувствовать: вы считаете, что действуете из наилучших побуждений. Ваше рационалистическое обоснование желания давать другим советы смягчает глубинное, недопустимое чувство собственной неполноценности. Конечно, у нас есть природное сущностное желание помогать другим, так что в данной рационализации присутствует изрядная доля истины. Чем больше истины присутствует в защитной рационализации, тем лучше она функционирует. Предположим, вы внезапно осознали факт, что так любите помогать другим лишь для того, чтобы скрыть собственное чувство неполноценности. "Хорошо, - скажете вы, - больше никаких советов! У меня свои психологические проблемы, так что я неспособен давать достойные советы". Возможно. Но также это может оказаться защитной рационализацией, препятствующей вам заботиться о других людях и сопереживать им. Сублимация8[8]: Психоаналитическая концепция сублимации состоит в том, что инстинктивное желание/энергия, первично направленная на недопустимый объект, сосредотачивается на приемлемом объекте. Человек, считающий что секс греховен в своей основе, может вести целомудренную жизнь, стараясь сублимировать свою сексуальную энергию в напряженной работе. Физически агрессивный человек, сознавая, что непосредственное насилие приведет к неприятностям, может стать незаурядным бизнесменом. Сублимация -- заменитель наслаждения, дающий нечто, удовлетворяющее ваши желания и облегчающий их груз. С одной стороны, она может быть сознательным процессом, при котором вы знаете, что совершаете компромисс, требуемый реальностью. С другой стороны, вы можете не отдавать себе отчет в своих действиях и использовать рационализацию или другие защитные механизмы для поддержки сублимации. Развитие способности распознавать сублимации проистекает из общей способности к самонаблюдению и самовоспоминанию. Эти процессы ведут к растущему осознанию и развитию вашей сущности, и вы начинаете лучше понимать, что вам на самом деле нравится. Регрессия9[9]: Регрессия обычно рассматривается как последний рубеж обороны, применяемый, когда не действуют более "взрослые" защитные механизмы. Человек возвращается к личности и психологическим структурам, бывшим у него в более раннем возрасте, когда жизнь удовлетворяла его в большей степени. Несколько лет назад я разработал полезную технику для наблюдения подобных регрессий. "Мгновенные ответы", прямые словесные отклики на вопросы, при отсутствии времени на их формулировку или обдумывание (цензуру), могут многое открыть, если вы обязались говорить правду. Договоритесь об этом со своим другом или супругой/супругом, и попросите его или ее неожиданно задавать вам вопрос: "Сколько тебе лет?" в моменты, когда вы эмоционально возбуждены. Отвечайте сразу же после вопроса, говорите первое число, которое придет в голову, независимо от того, как вы сами расцените данный ответ. Обычно ответы указывают на удивительно юный возраст. Если оба человека, выполняющие это упражнение, спорят между собой, многие доводы растворяются в смехе после того, как оба начинают понимать, что эмоционально ведут себя как трех-четырехлетние дети. Конечно, этим нужно заниматься в атмосфере взаимного доверия и уважения, иначе другой может победить в споре, заставив вас признать, что вы вели себя несерьезно. Эта техника "мгновенных ответов" может найти самое разнообразное применение в познании себя. К ПРОБУЖДЕНИЮ Сон наяву -- согласованный транс -- непростое состояние. Слишком много наших сущностных чувств, желаний, талантов скрывается и искажается в ходе приспособления к тому, что принято считать нормой. Сон наяву полон неестественности и напряжения. Защитные механизмы -- амортизаторы, буферы, позволяющие адекватно (согласно социальным стандартам) функционировать культуре в целом. Однако плата за это высока, как для отдельных людей, так и для всей культуры. Напряженность, беспокойство, спешка отчуждают нас от нас самих и от других людей. Усиление этого само-отчуждения, искажения нашего восприятия внешней реальности, особенно других людей, и искажения наших собственных чувств, происходящие из-за нашей автоматичности и защитных механизмов, часто приводят к неоправданным поступкам. Если можно пробудиться, так почему же не сделать этого? 10[1] "consensus сonsciousness". 11[2] "supression". 12[3] "repression". 13[4] "introjection". 14[5] "compartmentalization". 15[6] "projection". 16[7] "rationalization". 17[8] "sublimation". 18[9] "regression" ============================================================================= Питер Брук Тайное измерение Уходя корнями в древнюю утерянную традицию, Гурджиевское учение, тем не менее, удивительно современно. Оно с исчерпывающей точностью анализирует человеческие затруднения. Оно показывает, насколько, начиная с самого раннего детства, обусловлены люди, как они действуют согласно глубоко заложенным программам, живя от причины к следствию в непрерывной цепи реакций. Эти реакции, в свою очередь, создают поток ощущений и образов, симулирующих реальность; но они -- всего лишь интерпретация реальности, обреченной скрываться за их постоянным течением. Каждый феномен возникает из поля энергий: каждая мысль, каждое чувство, каждое движение тела -- проявление определенной энергии, но в кривобоком человеческом существе то одна, то другая энергия постоянно разбухает, засасывая другую. Это бесконечное метание между разумом, чувством и телом порождает колеблющиеся серии импульсов, каждый из которых обманчиво утверждает себя как "Я"; одно желание сменяется другим, и посему у человека не может быть ни непрерывного намерения, ни подлинного желания, лишь хаотический набор противоречий, в которых все мы живем, в которых у нашего эго есть иллюзия силы воли и независимости. Гурджиев называл это "ужасом ситуации". Его цель -- не утешение; он заботится только о беспристрастном выражении истины. Если есть смелость слушать, то можно ознакомиться с наукой, весьма далекой от той, что известна нам. Со времен Возрождения наша наука аккуратно отмечала процессы и механизмы Вселенной, от бесконечно больших до бесконечно малых, но была абсолютно неспособна распространить свои уравнения на измерение живого опыта. Наука пренебрегает сознанием; она не может ухватить ни смысл восприятия, ни специфический вкус мышления. У крайне абстрактной, чисто ментальной системы математических символов нет ключа к проникновению в область художественного опыта или духовности. В результате мы имеем две параллельные интерпретации, которые никогда не смогут сойтись: научный язык определений и символический язык восприятия. Мы вынуждены принимать ту или иную сторону, "физики" против "лириков", и при этом мы неизбежно сталкиваемся с древнейшим дуализмом: материя и дух. Для ученого просто невыносима сама идея, что существует "нечто", что невозможно "потрогать", нельзя увидеть и обнаружить никаким инструментом; для него это какое-то "мумбо-юмбо", и можно понять нетерпение, с которым он отшвыривает как метафизику, так и духовность в мусорную корзину предрассудков. Взамен он предлагает внешне убедительную картину Вселенной, где все связано логической последовательностью событий, приведших когда-то к появлению человека. В этом видении космос предстает неистощимой, но тупой динамо-машиной, а все энергии -- слепой бесчувственной силой. В современной науке нигде нельзя встретить идею того, что сознание -- неотъемлемая часть энергии, и что уровень сознания неразрывно связан с частотой вибраций. Глубина Гурджиевского учения в том, что оно объемлет "полное поле", которое столетиями искали как ученые, так и люди искусства. Это дает возможность соотнести каждый феномен с другим согласно измерению, включающему человеческий опыт: это измерение -- воспринимаемо; мы признаем его, мы говорим о нем, хотя оно и остается без определения -- мы называем его "качество". Слово "качество" в наши дни так широко используется, что практически обесценилось -- можно даже сказать, потеряло качество -- но тем не менее всю нашу жизнь мы живем согласно интуитивному ощущению его смысла, определяющему большинство наших отношений и решений. Стало модным не доверять "субъективным оценкам", но все же мы оцениваем людей, реагируем на их присутствие, ощущаем их чувства, восхищаемся их мастерством, осуждаем их действия, будь то стряпня, политика, искусство или любовь -- в терминах неписаных иерархий качества. Ничто не можно быть лучшей иллюстрацией этого, чем любопытный феномен под названием "искусство", которое преобразует саму природу нашего восприятия и открывает нам ощущение чуда и даже благоговения. Определенные частоты вибраций -- цвета, формы, геометрические фигуры, а прежде всего -- пропорции, пробуждают в нас соответствующие частоты, каждая из которых обладает специфическим качеством или "ароматом". Такова, например, пропорция Золотого Сечения, неизменно вызывающая чувство гармонии, или другие геометрические фигуры, психологическое восприятие которых неотделимо от их математического описания. Архитектура всегда стремилась обвенчать чувство с пропорцией, и на интуитивном уровне художник или скульптор неустанно исправляют и совершенствуют свою работу, чтобы открыть путь к подлинному внутреннему чувству. Поэт просеивает свои мысли, обращая внимание на тончайшие намеки звука и ритма, сокрытых за мешаниной слов, наполняющих разум. Так он создает фразу, несущую новую силу, и читатель, в свою очередь, может воспринять собственные усиленные чувства, преображенные энергией впечатлений от стихотворения. В каждом случае единственное отличие -- качество, являющееся результатом не случайного, но уникального процесса. Большую часть искусства можно назвать субъективным, поскольку оно рождается из индивидуального, личного источника. Но есть великие работы, объективность которых позволила им стать универсальными для всего человечества, обращаясь к нему с уровня, находящегося за пределами личного опыта. Что же это за уровень? Чтобы понять это, мы должны исследовать источник наших творческих импульсов. Сегодня мы пытаемся путано объяснить весь художественный и религиозный опыт в терминах психологических и культурных условий. До известного предела это так, но не все наши импульсы являются результатом этих субъективных условий. Подлинное качество обладает объективной реальностью и управляется точными законами: каждый феномен поднимается и падает, уровень за уровнем, согласно естественной шкале ценностей. Очень точно это иллюстрируется в музыке, где переход от одной ноты к другой преобразует ее качество. "Объективная наука", как ее называл Гурджиев, использует музыкальную аналогию, чтобы обрисовать Вселенную, составленную цепью энергий, растянутых от самой низкой до самой высокой октавы: каждая энергия, подымаясь или ниспадая, трансформируется, обретая более плотную или более тонкую природу согласно занимаемому уровню. На каждом специфическом уровне энергия соответствует степени разумности, и сама является сознанием, колеблющимся в широком диапазоне вибраций, определяющих человеческий опыт. Гурджиев говорит не только об энергиях, способных подняться на новые уровни интенсивности; он утверждает также реальность абсолютного уровня чистого качества. Энергии нисходят из этого источника, встречаясь и взаимодействуя с энергиями, известными нам. Смешивание чистого с плотным может изменить смысл наших действий и то влияние, которое они оказывают на мир. Жизнь, которую мы называем "обычной", играется в поле энергий с жестко ограниченными пределами, которые, если употребить музыкальную метафору, подымаются и падают в узком нотном диапазоне. Соответственно, уровень нашего сознания низок, сила мысли ограничена, и эти энергии способны дать нам лишь узкое видение и слабое намерение. Гурджиев показывает, что в любой гамме имеется две определенных точки, в которых эволюционирующее движение останавливается, и этот интервал может быть преодолен только введением новой вибрации строго определенного качества. В противном случае, поскольку ничто во Вселенной не может пребывать в покое, поднявшаяся энергия неизбежно опустится к исходной точке. Это поразительная и радикальная идея: она подразумевает, что все энергии, а следовательно, и все человеческие действия, по собственной инициативе могут подняться лишь до определенной точки, подобно тому, как стрела, пущенная в небо, истощив на излете свой первоначальный импульс, падает обратно на землю. Однако в решающей точке, в которой первая энергия начинает истощаться, может произойти так называемый "шок", являющийся сознательным введением нового импульса, благодаря которому подымающееся движение преодолеет невидимый барьер и сможет продолжить свой восходящий путь. Этот образ позволяет нам понять, почему без этого "шока" жизнь угасает, происходит упадок цивилизаций и империй, вычисления оказываются ложными, а героические революции обращаются против самих себя, предавая собственные великие идеалы. Те же законы показывают, что определенная сила, точно приложенная, может предотвратить это возвращение к нулю, но этот основной принцип редко признается. И мы с горечью и разочарованием виним себя и других. Однако, если в решающий момент действующие энергии могут вступить в контакт с энергиями другого порядка, происходит изменение качества. Оно может привести к интенсивным творческим переживаниям и социальной трансформации, но на этом процесс не заканчивается. Смешиваясь с энергиями, утоньшившимися благодаря интенсивности их вибраций, сознание подымается на более высокий уровень, превосходящий искусство; это, в свою очередь, может привести к духовному пробуждению -- и, в конце концов, к абсолютной чистоте -- ибо сакральное также может быть выражено в терминах энергии, но качество этой энергии измерить невозможно. Во всех эзотерических традициях существует разделение между высшим и низшим уровнями, между духом и телом. Гурджиев рассматривает это разделение в совершенно другом контексте. Он говорит: человек не рождается с готовой душой; человек рождается несовершенным. Душа -- материал, подобный телу, материя суть энергия, и каждое человеческое существо самостоятельно, с помощью сознательных усилий может развить в себе более тонкие субстанции. Но это нелегко, и для этого недостаточно ни благих намерений, ни непреклонной решимости. Трансформация человеческого существа начинается только тогда, когда источники тела, которые Гурджиев называл "центрами" и из которых проистекают движения, мысли и чувства, перестают производить спазматические и переменчивые всплески энергии и начинают гармонично функционировать вместе. Тогда впервые появляется новое качество, которое Гурджиев называл "присутствие"*. По мере повышения интенсивности присутствия, набор наших реакций и желаний, называемый эго, постепенно становится гибким и прозрачным, и в центре нашей автоматической структуры поведения образуется новое пространство, в котором может возникнуть подлинная индивидуальность. Однако без посторонней помощи мы не можем трансформировать себя. Мы стиснуты оковами нашей обусловленности в своей собственной октаве подъема и нисхождения, нам препятствуют те же непреодолимые интервалы. Нам нужна помощь. Необходим учитель -- что ж, есть, на кого обратить внимание. Есть учения, цель которых разрушить господство тела, другие стремятся поднять эмоции до состояния экстаза, третьи опустошают разум. Во многих учениях одного лишь присутствия учителя достаточно, чтобы ученики поднялись к новому внутреннему состоянию. Гурджиевское учение одновременно работает над всеми аспектами Психеи: разумом, чувствами и телом. Оно отвергает пассивность, могущую возникнуть из-за наивного упования на учителя. ******* Гурджиев часто использовал образ актера как метафору полностью развитого человеческого существа. Он говорит о различных ролях, которые мы играем в жизни, выполнении всех требований, предъявляемых меняющимися ситуациями, полном вхождении в них при сохранении внутренней свободы. Именно это и требуется от хорошего актера. Поскольку театр показывает жизненные движения в особо концентрированной и легко распознаваемой форме, он является прекрасной лабораторией, где идеи обретают воплощение и могут быть немедленно проверены. Хороший актер никогда не считает себя частью пьесы, которую он играет. Плохой актер телом и душой отдается своему образу -- настолько, что полностью теряет себя. Часто, уходя со сцены, он убежден в том, что это было лучшее выступление в его жизни, но всем остальным видно, насколько он был преувеличен, напыщен и неискренен. Но он не может осознать этого, так как глух и слеп: между ним и образом, который он воплощает, нет никакой дистанции, он поглощен тем, что Гурджиев называл "отождествлением". С другой стороны, чем лучше актер, тем меньше он отождествляется со своей ролью, и -- кажущийся парадокс -- чем меньше он отождествляется, тем глубже он может войти в образ. Он подобен руке в перчатке, все отдельно и в то же время нераздельно; роль вдохновляет его, но никоим образом не порабощает; внутри он свободен и полностью осознан. Начинающий актер не может достичь такой свободы; он пленник собственной неуклюжести, своих страхов, отсутствия понимания и желания понравиться другим. Он должен заниматься, упражнять себя и, хотя это и не выражается в подобных терминах, но в любой театральной школе, независимо от стиля, каждодневная работа -- это в первую очередь стремление к качеству. Интуитивно качество может видеть любой человек, и раскрывается оно очень простыми практичными словами: "хорошо", "не очень хорошо", "лучше", "плохо". Эти оценки могут относиться к движениям, или к чувству, ритму или ясности мышления, но качество можно распознать всегда, и актер интуитивно стремится к тому, чтобы зритель ему сопереживал. Только тогда роль может создать правдивое впечатление. Правда может быть неопределима, но зритель сразу же распознает ее. Для публики единственным критерием является качество. Во время выступления актер постоянно излучает поток энергии, прямо влияющий на качество внимания зрителей. В кульминационных моментах актеры и зрители едины, исчезает разделение между сценой и зрительным залом, и индивидуальные эго не мешают общему переживанию. В такие светлые моменты наступает особая тишина. Что такое тишина? Как можно ее определить? Ведь тишина бывает разной. В начале выступления наступает шелестящая тишина тысячи людей, сидящих рядом друг с другом, каждый из них частично внимает, частично прислушивается к жужжанию собственных мыслей и забот. Затем мы пересекаем разные уровни тишины, один за другим, по мере того, как затрагиваются наши чувства, чувства, которые мы все больше и больше разделяем с окружающими нас людьми, пока нас всех не объединяет одна общая эмоция. Иногда качество тишины меняется, она продолжает углубляться, пока не достигает драгоценной точки, где можно слышать, как муха пролетит, где тишина полна и пуста одновременно, и в редчайшие моменты публика, как одно существо, входит в пространство несравненной красоты и очарования. Этот опыт точно показывает нам природу подъема и падения энергий, и помогает нам понять, что качество -- реально. Однако искусство, в какой бы то ни было форме, может дать нам только отражения скрытой реальности, мимолетно и частично. Оно никогда не может привести к устойчивому пониманию. Подлинная ценность искусства кроется не в том, что оно являет собой, но в том, что оно предлагает. Оно дает нам возможность открыть в себе новые уровни осознания, восходящие к изначальному полю энергий, в котором все образы -- не более, чем исчезающие тени. Игнорируя тайну качества, мы не можем воспринять нашу живую связь с космосом, и это вынуждает нас рассматривать человеческое существо, как случайность в безразличной Вселенной. Даже если биологи и психологами признают, что человеческие существа обладают "эмоциональной природой", им приходится объяснять ее как болезненную реакцию на бессмысленность. С подобной точки зрения все, что сотворил человек, от шалашей до соборов, от наскальной живописи до великого искусства и, в конце концов, религии, выглядит лишь все более и более усложняющейся защитой от страха хаоса. Духовный опыт никоим образом не отрицает первобытный ужас, но непосредственным переживанием он открывает нам другое измерение. У этого измерения нет имени; оно всеобъемлюще, бесконечно и безвременно, и из источника его абсолютных вибраций в мир времени источаются тончайшие энергии. Так наша возможность переживания окормляется и свыше и снизу появлением двух взаимосвязанных полей, качества которых полностью противоположны; они -- как две тишины в одной: тишина, оживленная сознанием, и тупая свинцовая тишина. Между ними восходит и нисходит гамма нашего существования. Интуитивно мы всегда об этом знаем. Часто это выражается в утешительных словах или завораживающих идеях, но смысл этого знания постигается только на жизненном опыте. Изменение качества не происходит случайно, изменение качества бытия -- результат точного процесса. Именно это знание, которое столь целеустремленно старался донести до нас Гурджиев, способно устранить раскол между наукой и искусством. Оно способно вывести нас из ледяного мира механики и бихевиоризма во Вселенную, где всему есть свое место под солнцем ясного понимания. Это понимание -- не теория; это видение, и видение живое. Оно показывает нам нескончаемое и неизбежное движение повышения и понижения качества. Великая радость -- обрести качество, великое страдание -- потерять его, и два этих переживания становятся движущей силой, постоянно возобновляющей наши поиски. * О "состоянии присутствия" см. также "Вопросы и ответы" Г.И. Гурджиева и "Поиск пробужденного слушания" Дэвида Хайкса в этом сборнике. (Прим. пер.). ============================================================================= Дэвид Хайкс Поиск пробужденного слушания В начале был звук -- или Логос, если предпочитаете... Это замечание Георгия Ивановича Гурджиева, наряду с другими высказываниями о священном пении, приводится в книге сэра Пола Дьюка. Будучи студентом консерватории, он познакомился с Гурджиевым в Москве незадолго до Первой мировой войны. Он описывает практическую демонстрацию, последовавшую за этими словами: Гурджиев положил руку студента себе на грудь и особым образом начал читать нараспев Иисусову молитву, произнося весь текст на одном длинном дыхании, на одной ноте. По словам молодого человека, его руку словно ударило током. Несомненно, что искусство пения -- священная наука, которой Гурджиев владел в совершенстве. Гурджиев говорил, что Логос был "звуком. Первым звуком. Глубочайшим звуком. Можно назвать его мировой тоникой... Суть в том, что когда еще не было языка, не могло быть никаких слов и не могло быть никаких имен в обычном понимании... Поупражняясь, вы сможете производить слышимое эхо этого звука, так как каждая октава повторяет на другом уровне любую другую октаву..."1 Подобно свету, музыкальная энергия представляет собой смешанный спектр чистых частот, которые называются в музыке гармониками или обертонами. Эта изначальная градация определяет структуру каждого музыкального звука. Каждая нота, поется ли она или играется, является смесью этих чистых тонов. Внутри каждой такой фундаментальной ноты, или "1", возникает особая серия других нот, подобно свету, пропущенному через призму. Эти звуки относятся к гармоническим рядам, соответствующим бесконечному ряду целых чисел, начиная с 1. Помимо присутствия в каждом музыкальном звуке, гармонические ряды -- неотъемлемая часть всего творения -- света, тяготения, теплоты и т.д. Все волноподобные энергии приобретают форму гармонических рядов, и материальная Вселенная образована из бесконечных внутренних взаимоотношений этих рядов. Изучение этих, на первый взгляд, простых вибрационных зависимостей может привести, как в музыке, так и в других областях, к плодотворным размышлениям о происхождении и сути вещей. Физик Дэвид Бом даже выдвинул предположение, что творение осуществилось посредством энергий, объединенных взаимосвязями гармонических рядов. С его точки зрения, подобная гармонизация несопоставимых энергий дала возможность объединенной волне "совокупности" на своем пике создать Вселенную2. Таким образом, начало Вселенной, а следовательно, и жизни, не было чистой случайностью, но результатом объединения гармонизирующих сил в бесконечно обширном масштабе. Эхо этого первого момента раздается до сих пор. Не случайно, что такие астрономы и физики, как Доминик Пруст* и Басараб Николеску*, вместо того, чтобы определять эту первичную вибрацию термином "Большой Взрыв", используют понятие "Великий Звук". Возможно, это не только музыка сфер; возможно, музыкальные законы служат проявлению Бытия Непроявленного. В этом смысле музыку можно рассматривать, как гармоническое движение энергии, а музыкальные законы -- помимо их обычного использования на нашей планете -- как несущие волны творения. В музыке, благодаря тому, что Гурджиев называл "законом октав" - посредством которого соотносится и сонастраивается "то, что наверху" и "то, что внизу" - гармонические ряды служат источником мелодии, гармонии и ритма. В начале своей работы с Гармоническим Хором в 1970-х годах музыкально меня вдохновляло древнее священное песнопение тибетских буддийских монахов Гюйто и Гюйме, монгольские певцы хууми и тувинское горловое пение. В современной музыке широко проявлен интерес к гармоникам, или так называемым "не темперированным системам строя", но музыка центральной Азии идет еще дальше. Я чувствовал, что универсальность гармонического звука дает исключительные возможности, выходящие за пределы обычных эстетических вопросов культуры, языка и стиля. Мне казалось, что развитие таких возможностей могло бы привести к новой всеобъемлющей священной музыке, к тому, что Гурджиев называл "объективной музыкой". В своем учении Гурджиев придавал весьма существенное значение использованию музыки. Для него музыка и музыкальные законы -- совершенный символ структуры и функционирования всего творения и внутренней жизни человека. Музыка, созданная Гурджиевым в сотрудничестве со своим учеником, русским композитором Томасом де Гартманном, великолепно олицетворяет учение Гурджиева в связи с тем, что он называл "законами вибраций". У музыки Гурджиева/де Гартманна есть очень специфическое качество, ощущаемое в зависимости от состояния, в котором ее слушать. Несомненно, это музыка определенного времени и места. Но если слушать очень внимательно, то за пределами неизбежной и естественной связи музыки с культурными условиями можно обнаружить гармонические вибрации, относ