друга с собой привез. Сибиряк он, предприниматель на все сто. Познакомься. Она поправила тугую темную косу, поднялись опущенные смущенно ресницы, открывая, блеснувшие, как будто страстью и желанием, глаза, протянула мне руку: — Я Лена. Здравствуйте. — Владимир, — пожимая пухленькую руку, представился ей и я. Пока на кухне Лена готовила всем кофе, мы умылись в ванной и ее двухкомнатную квартиру осмотрели. Квартира мне очень понравилась. Планировка обычная, как у большинства, а вот ухоженность, чистота и уют необычные. Все на своих местах расставлено, ничего лишнего. В спальне бирюзовые обои с цветами, занавески на окне под цвет обоям с рюшечками, ковер и покрывало на широкой постели в тон. И этот цвет, и аккуратность как-то успокаивали, словно прилечь звала постель. Мы сели в кресла в комнате побольше, Владислав включил, похоже дорогой, магнитофон хозяйки, спросил меня: — Ну, как тебе хозяйка? — Хороша. Да только почему она не замужем? — А почему не замужем миллионы других женщин? Ты что не слышал, что нас, мужиков, на всех не хватает? — Слышал, но она не все. Собой хороша и в гнездышко уютное свою квартиру превратить смогла. -- Да, смогла. Зарабатывает неплохо. Парикмахер она классный. Даже не просто парикмахер, она модельер. В конкурсах принимает участие, к ней дамочки, кто побогаче, в очередь записываются и платят хорошо. — Может она гулящая. — И негулящая. Мне Светка рассказывала, еще когда они в школе учились, Ленка с одним двоечником из старшего класса дружила, потом, после школы бросила его, а он долго за ней ухлестывал, дрался с каждым, кто провожать ее пытался. На глазах у Ленки парней со своими дружками жестоко избивал. Даже привлекался за хулиганство. Она его жалела, никогда свидетелем против него не выступала. Всегда говорила, что в полуобморочном состоянии была и ничего не помнит. Потому его только один раз и смогли привлечь за увечья одного сынка высокопоставленного папаши. — Ну, тогда фригидная она, мужики ей не нужны. — Ничего себе, фригидная. Ты что, не заметил, как она на тебя сразу своими глазищами зыркнула. Как удав на кролика. Хоть сразу в кровать готова. — Не преувеличивай. — А ты изъянов не ищи, лучше наслаждайся, пользуйся моментом. Мы ж договорились расслабиться, вот и давай расслабляться. Лена внесла чашки с кофе на красивом подносе. Она переоделась в красиво облегающий тело сарафан и слегка подкрасилась. Выглядела еще лучше прежнего, спросила: — Если Вы поесть хотите, я могу быстренько приготовить. — Нет, — ответил Владислав, — в ресторане поедим. Ты позвони, где тут у вас получше, закажи столик на четверых. Пока мы пили кофе, Лена позвонила в ресторан, заказала столик через какого-то своего, видно знакомого, администратора, потому что она на ты с ним говорила и напутствовала: "Ты уж постарайся в хорошем месте, я с кавалерами очень приятными буду". В ресторан мы прибыли вечером после того, как покатались на машине по городу и окрестностям, осматривая местные достопримечательности. Дверь в ресторан перед нами широким жестом распахнул услужливый швейцар в богатой униформе. Метрдотель проводил нас к столику на противоположной от входа стороне зала. Место действительно было хорошим, на небольшом возвышении, и весь ресторан хорошо виден, и эстрада. Зал с красивой лепкой на стенах и потолке дорогого, по-видимому, ресторана был уже почти заполнен. По всей вероятности, позволить себе здесь отдохнуть могли только материально состоятельные люди. Решили и мы ни в чем себе не отказывать, заказали дорогие закуски, хорошего вина, а я себе — бутылку водки. Когда оркестр заиграл танцевальную музыку, какое-то танго, Владислав сразу же предложил всем идти танцевать, и мы пошли. Мягко покачивалось под моими руками уютное и дородное тело Лены. Уже слегка опьяневшего, меня еще больше пьянили запах ее духов и глаза. Опущенные ресницы время от времени поднимались, и ее глаза ласково смотрели в упор, и казалось, что горят они or нем предстоящей страсти. И, словно устыдившись страсти этого взгляда, ресницы снова опускались. Когда мы вернулись к столику, я уже позабыл все свои мытарства и искания. Было по-хмельному хорошо, и я был благодарен и Владиславу, и Лене, и вообще всему. Значить, жить можно хорошо, если не копаться в жизни, а пользоваться ее благами. Я налил всем вина, себе водки, только хотел всем выпить предложить и тост сказать, да Владислав помешал. Он вообще после танца со своей Светланой каким-то нервозным вернулся. Сразу закурил, пеплом от сигареты в салат попал, никого не дожидаясь вина отхлебнул и молчит, на стуле ерзает. Я только за рюмку хотел взяться, тост произнести, а он затараторил: — Подожди-ка, тут дело одно... Дело получается. Давай выйдем. Поговорить надо, — не дожидаясь моего ответа, он резко встал. — Вы тут, девчонки, посплетничайте пока. Мы на минутку. Мы вышли в просторный холл ресторана. Владислав увлек меня в дальний угол за фонтан и со злостью приглушенным голосом выпалил: — Вот же стерва! Не зря ты... Ух и стерва. — Да кто стерва? Если ты со своей Светкой поругался, так не порти вечер другим. — Не Светка... Ленка нас подставила, вернее тебя, ну и я за одно получу. Тебя не брошу. — Ты толком можешь объяснить, как она меня или нас подставить могла? Кому, зачем? — В танце Светка мне рассказала. Я ведь говорил ей о тебе. Вот ей жалко тебя стало... Как увидела тебя... А в танце мне все рассказала. — Что рассказала? — Ленка, стерва. Похоже мазохистка больная. Извращенная. Ты представляешь, мужики к ней липнут, она с ними кокетничает, потом в ресторан идет. Столик непременно сама заказывает, через знакомого своего, а тот шестерка, тут же этому мафиози сообщает. — Какому мафиози? — Ну, этот, второгодник, с которым она еще в школе дружила. Я говорил тебе, он женихов ее еще в молодости с дружками избивал. А теперь он вроде мафиози местного стал или рэкетом занимается. Ну, в общем, она знает, что как только столик через своего знакомого заказывает, он непременно сообщит этому мафиози. И он прямо в ресторане, а чаще после, в укромном месте со своими бандитами подстерегают, и до полусмерти избивают Ленкиного ухажера. Вся эта экзекуция непременно на глазах у Ленки происходить должна. Кайф она от этого большой получает, а может, и кончает. Светка говорит, в болезнь у нее это превратилось. Она однажды призналась Светке, что даже иногда оргазм от этих сцен испытывает. — А он, этот второгодник бывший, для чего это делает? — Да кто его знает, для чего. Может, любит ее по-прежнему, может, ему тоже какое-то извращенное удовольствие доставляет. Светка говорит: Ленка прикидывается невменяемой, он ее после этой экзекуции домой провожает, остается у нее на ночь. А что они там делают у нее неизвестно. — Так что ж он не женится на ней? — Тебе-то какая разница — чего не женится? Говорю же, вроде болезни это у Ленки. Вроде как юность продолжается. А жениться — один быт останется. А тут кайф она испытывает, а в быту какой кайф? Больная она, Светка говорит. Да нам какая разница, о себе надо думать, как выкрутиться теперь. — Давай уйдем из этого ресторана, раз ты говоришь, что сообщить этому бывшему второгоднику могут. — Поздно. Здесь он уже со своими подручными. За нами наблюдают... Светка говорит, он сначала подойдет к нашему столику, очень вежливо попросит разрешение потанцевать с Ленкой, потанцует, если не откажут, если откажут, спокойно отойдет. Но конец всегда один, подстерегут и будут бить до, полусмерти, вещи, если есть ценные, потом его прихлебатели поснимают. Я часы, "ролекс" свой уже отдал Светке. Если есть у тебя чего такого, давай тоже передам. — Нет у меня ничего ценного. Слушай, а как они милиции не боятся? — Говорю же, так все обставляют... адвокат у него... Мало того, еще могут так все выставить, что, якобы, они женщину от насильника защищали. -- А Лена, значит, молчит, как свидетель? — Молчит, стерва, прикидывается, будто не помнит ничего, будто в шоке была или обмороке. Виноват я перед тобой. Вляпались мы, но я, кажется, придумал... Я придумал. Давай, вытворим чего-нибудь, подеремся, поскандалим между собой, чтоб в милицию забрали нас. Лучше отсидим в медвытрезвителе, штраф заплатим, зато не увечными останемся. — Ну, уж нет. Не буду я им в угоду наказывать сам себя. Давай уйдем вдвоем через черный ход какой-нибудь, потом позвонишь Светке своей, такси ей вызовешь. — Не уйти нам, они уже сидят. Уйдем — вернут. Два раза таким образом получим. Еще и выставят, будто хотели сбежать не расплатившись. — Если выхода нет, тогда давай гулять весело. Хоть на нервах у этих гадов поиграем. Жалко такой вечер испортился, мне хорошо было. — Да как гулять теперь, как? — Пойдем вмажем хорошенько, чтоб плевать на все было, расслабимся, пока есть время. Ты только виду не показывай, не нервничай заранее. — Да я что, за себя нервничаю? Я за тебя боюсь. — Пойдем. Мы пошли к нашему столику. Роскошный большой ресторан блистал великолепием изысканных нарядов дам, их, похоже неподдельными украшениями. Много совсем юных красавиц среди вальяжных мужчин, тоже блистали драгоценностями. Гуляли те, кого называют "новые русские". Но они тоже Россия. Значит, гуляла Россия, как только она может это делать. С размахом и удалью. И размах еще непременно покажет себя, а пока все было с чинным великолепием и роскошью. Когда мы сели за наш столик, я сразу наполнил до краев бокалы и сказал: "Предлагаю выпить за удовлетворение. Пусть каждый из нас здесь сидящих принесет хоть миг удовлетворения другому. За удовлетворение". Мы с Владиславом выпили до дна, женщины по половине. Я пододвинул свой стул вплотную к Лениному стулу, быстро обнял ее, положив руку на полуобнаженную в декольте грудь, и заговорил тихонько ей на ухо. — Ты красивая и уютная, Лена, могла бы быть хорошей женой и матерью. Она, сначала как бы смутившись от моего объятия и лежавшей на ее груди руки, попыталась отстраниться, но не настойчиво и тут же наоборот слегка преклонила ко мне голову. Так началась игра по их или ее правилам. И я подыгрывал в ней, как мог, сам еще не осознавая, зачем это делаю, словно специально в угоду кому-то, каким-то темным силам приближая печальную развязку. И она наступила. От столика, стоящего рядом с эстрадой, поднялся здоровый мужик с бычьей шеей. Он некоторое время, не отрываясь, смотрел в нашу сторону, а как заиграла танцевальная музыка, застегнул пиджак и уверенно направился к столику, за которым сидела наша компания. Пройдя половину пути, он вдруг остановился и стал смотреть, так же не отрываясь, в другую сторону. И многие сидящие в зале стали поворачивать головы. Несколько женщин и мужчин даже привстали со своих мест, словно пораженные чем-то происходящим. Я тоже посмотрел туда, куда все уставились, и обомлел от неожиданности. От входной двери к эстраде шла Анастасия. И ее свободная, даже вызывающе свободная походка и то, как она была одета, не могло не поражать. Одета! Всего-то на ней были ее старенькая чистенькая кофточка, юбка, да мамин платок, но в этот раз они выглядели так, будто самый известный мировой мастер-модельер в порыве вдохновения изобрел специально для нее суперансамбль, затмивший все, до сих пор казавшиеся изысканными, модные наряды женщин. Может, от того так казалось, что ее обычную одежду дополняли необычные украшения или походка, манера держаться? От мочек ушей Анастасии свисали, как клипсы, две маленькие зеленые веточки с пушистыми иголками. Сплетенная в косичку из каких-то трав повязка, как диадема, обхватывала голову, придерживая густую золотистую копну волос. На лбу в повязку был вплетен горящий, как рубин, маленький цветок. И накрашена она была, над ресницами тени зеленые. Юбка на ней та же, что и раньше, но с разрезом почти до бедра. На талии пояс, сделанный из платка, завязанный бантом. Немыслимый ансамбль дополняла необычная супермодная сумка, в которую превратился ее холщовый узелок. Она привязала к концам не очищенной от коры палочки концы ткани, сделала сплетенный из травы ремешок, и получилась хипповая сумка. И во всем этом она еще как-то так свободно и уверенно шла, как супермодели или манекенщице и не придумать. Анастасия дошла до площадки, где начинали танцевать несколько пар какой-то быстрый танец, и вдруг весело, в такт музыке несколько раз покружилась, извиваясь всем телом. При этом ее гибкое тело всеми своими частями изобразило красивые движения, потом она вскинула над головой руки, хлопнула в ладони и засмеялась, зал разразился мужскими аплодисментами. А Анастасия направилась в сторону нашего столика. Два подоспевших официанта что-то спросили у нее, она показала рукой в сторону нашего столика, и один из официантов, схватив резной стул, пошел за ней. Проходя мимо собравшегося подойти к нашему столу Лениного знакомого с бычьей шеей, Анастасия приостановилась, посмотрела ему в лицо и, похоже подмигнув ему, пошла к нам. А я сидел обняв Лену, как онемевший, наблюдая происходящее. Да и все за столом не разговаривали — наблюдали. Анастасия подошла к нашему столу и как ни в чем ни бывало, будто и должна была прийти, поздоровалась: — Здравствуйте, приятного Вам вечера. Здравствуй, Владимир. Разрешите... Вы не будете возражать, если я присяду с Вами ненадолго? — Да, конечно, присаживайся, Анастасия, — заговорил я, очнувшись от неожиданного ее появления, и встал, чтоб уступить ей свое место, но услужливый официант уже подставил ей принесенный стул. Второй официант отодвинул мою тарелку, и поставив перед Анастасией чистую, предложил меню. — Спасибо, — поблагодарила Анастасия, — я пока не голодна. Она запустила в свою хипповую сумку руку, достала оттуда завернутые в большой лист ягоды брусники и клюквы, положила их на тарелку и поставила ее на середину стола, сказала, обращаясь к нам: — Угощайтесь, пожалуйста. — Как же ты оказалась вдруг здесь, Анастасия? Ты что же, по ресторанам ходишь? — спросил я. — В гости я к тебе приехала, Владимир. Почувствовала, что ты здесь, вот и решила зайти. Не сильно помешала? — Совсем не помешала. Только зачем ты нарядилась так необычно, накрасилась? — Я сначала не наряжалась и не красилась, но когда подошла к двери ресторана и войти в нее хотела, меня стоящий у двери человек не пустил. Других впускал, дверь перед ними открывал, кланялся, а мне сказал: "Отойди тетка, не для тебя здесь забегаловка". Я отошла в тень и понаблюдала, почему других пускают. Поняла, они одеты по-другому и держатся внешне не так, как я. Быстро все поняла. Там две веточки от дерева нашла подходящие, их кончиком ногтей расщепила и прикрепила к ушам украшение. Вот смотри, — повернулась Анастасия ко мне боком, показывая свое изобретение, — как, хорошо получилось? — Хорошо. — Я и сумку быстро смастерила, и пояс из платка, и накрасилась соком от листика и лепестка, жалко только, юбку пришлось по шву разорвать... — Не надо было так сильно разрывать, чуть не до бедра. До коленки достаточно было бы. — Хотела, чтоб все как лучше, чтоб пустили. — А помаду ты, где взяла? Губы у тебя в настоящей помаде. — Это уже здесь. Когда человек у входа передо мной дверь распахнул, в холле к зеркалу подошла, чтоб посмотреться. Интересно же. Женщины у зеркала стоят, на меня смотрят. Одна подошла и говорит мне как-то взволнованно: "Ты где это наряд такой урвала? Давай махнемся все па все. Кольцо и побрякушки с себя тоже отдам. Хочешь, зелеными доплачу". Я ей объяснила, что она такой наряд себе сама может быстро смастерить, веточку-клипсу сначала показывала, женщины нас окружили тоже смотрели. Одна все говорила: "Ну надо же, ну надо же". Другая допытываться стала, где журнал взять, в котором такие модели, стиль такой разработан. А еще та, что первая подошла, сказала, что если я здесь путанить буду, то она главная и никаких сутенеров не признает, потому что они свободные и она какую угодно крышу загрызет. — Анка-путанка это была, — сообщила Света, — отчаянная она, ее действительно побаиваются. Она, если кто наезжать станет, такие разборки может устроить, такие интриги, так всех лбами столкнуть, что не возрадуешься. — Отчаянная.., — задумчиво произнесла Анастасия, — а глаза грустные, мне ее жалко стало. Хотелось сделать для нее хоть что-нибудь. Когда она меня понюхала и про духи стала спрашивать, я ей палочку подарила внутри которой эфирное масло от кедра было, научила, как пользоваться, она сразу надушила и подружек своих, а мне помаду подарила, карандашик, чтоб по краям помаду обвести. У меня сначала не так получалось, и мы смеялись, потом она мне помогла и сказала: "Если что, обращаться к ней"... Столик их в зале отдельный предлагала, по я ответила, что пришла только поздороваться со своим.., — Анастасия замялась, потом подумала и сказала: — чтобы поздороваться с тобой, Владимир и с Вами. А может, ты сможешь со мной по городу погулять? Ветерок от моря на набережной дует, там воздух лучше. Или тебе еще хочется здесь побыть, Владимир, с друзьями своими? Я подожду, пока ты все закончишь. Или я... я не сильно помешала? — Да совсем ты не помешала, Анастасия, я очень рад тебя видеть. Просто вначале обалдел от неожиданности твоего появления. — Правда? Так может, мы тогда и пойдем погуляем у моря? Вдвоем или все вместе? Как ты хочешь? — Пойдем, Анастасия. Вдвоем пойдем. Но уйти нам так просто не удалось. К столику приближался знакомый Елены. Он, наверное, тоже долго отходил от неожиданного появления Анастасии. "Надо было раньше, сразу уйти", — подумал я, но теперь было уже поздно. Они приступили к своему извращенному сценарию. И Елена, словно внутренне приготовилась, как-то выпрямилась, глазки свои опустила, волосы стала картинно поправлять. Он подошел к столику, но не к своей Елене, а к Анастасии. Чуть поклонился и произнес, никого не замечая, кроме Анастасии. Елена даже рот раскрыла, когда он предложил Анастасии: — Девушка, разрешите Вас пригласить на танец. Анастасия встала, улыбнулась и ответила: — Спасибо, Вам большое, за приглашение. Присядьте, пожалуйста, на мое место. Вас здесь будет не хватать. А я не настроена сейчас танцевать. Мы только что решили с моим... с моим кавалером пойти погулять на свежем воздухе. Он, повинуясь ее словам и не отрывая от Анастасии взгляда, сел на ее стул. Мы вдвоем пошли к выходу. Я решил отойти подальше от ресторана, немного погулять, как хотела Анастасия, а потом взять такси и уехать на квартиру. Было часов десять вечера. С тенистой аллеи мы спустились на каменистый берег моря. Еще не успели дойти до воды, как я услышал скрип тормозов, повернулся. От остановившегося наверху, у обочины дороги, джипа в нашу сторону шли пятеро здоровых мужиков. Когда они окружили нас, я увидел среди них и второгодника с бычьей шеей, он остановился чуть поодаль от окружившей нас с Анастасией четверки, но начал разговор именно он: — Ты бы, мужик, вернулся в кабак. Дама там без тебя скучает. Я не ответил ему, и он снова заговорил: — Ты глухой, что ли, тебе говорят вернуться надо к даме своей. А ты перепутал даму с другой и ушел. Мы тебе вернуться счас поможем. Ближайший ко мне накачанный мужик сделал шаг в мою сторону, и я решил... Крикнул: "Беги, Анастасия" — и решил первым вмазать ему и биться до последнего, чтоб успела Анастасия убежать. Я первым попытался нанести удар подошедшему ко мне, но он перехватил мою руку, ударил меня в солнечное сплетение, потом по лицу. Я падал на камни. Наверное, ударился бы о них головой, но Анастасия подставила ладонь и самортизировала удар. Голова кружилась, и трудно было дышать. Я лежал и видел, как приближаются к лицу ноги накачанного, обутые в полуботинки с металлической окантовкой. "Ногами сейчас будет действовать", — мелькнула мысль. Приблизившись, он размахнулся ногой, и тут Анастасия сделала то, что в подобной ситуации присуще большинству женщин, она закричала. Но ее крик!.. Он только в первое мгновение был нормальным. Его звук сразу же исчез, а беззвучный ее крик дико резанул по перепонкам. Я видел, как роняют из рук какие-то предметы и хватаются за уши окружившие нас. Трое упали и стали корчиться на коленях. А она ладонями своими зажав мои уши, набирала в легкие воздух и снова кричала. Ее крик, похожий на какой-то ультразвук, заставлял уже всех подошедших к нам корчиться на коленях. Они не понимали, что происходит, откуда исходит этот невыносимо режущий звук. И я сквозь ее ладони ощущал его режущее воздействие, может быть, не так сильно, как другие, но все равно было больно. Потом увидел, как сверху от дороги бежит к нам группа женщин. Анастасия перестала кричать, разжала руки, я сел на камень. Бежавшие к нам женщины были вооружены: кто бутылкой, кто монтировкой от машины, одна бежала с милицейской дубинкой, другая — с массивным подсвечником. Впереди всех Анка-путана, она держала в руках горлышко разбитой бутылки из-под шампанского. От двух "жигуленков", стоящих у джипа, на которых они приехали, медленно шла еще одна толстушка в халате, видно прямо с постели, одеться как следует не успела. Каким-то образом предводительница путан, как по тревоге, собрала всех своих подруг по бизнесу. Отчаянная, взлохмаченная Анка остановилась метрах в пяти от нашей, приходящей в себя, живописно сидящей и лежащей на камнях группе. Стояла только одна Анастасия, к ней и обратилась Анка: — Что-то ты, подруга, много мужиков за собой увела, не надоели тебе они? — С одним я захотела поговорить, — спокойно ответила Анастасия. — А остальные чего ж тогда тут делают? — Подошли зачем-то. Не знаю, чего они хотели? — Ты не знаешь. А я знаю, чего эти гады хотят, — ответила Анка и разразилась бранью в сторону Лениною знакомого. — Сколько ж раз тебе остолопу говорить, чтоб не трогал ты, скотина кровопийная, моих девчонок. — Она не твоя, — глухо ответил бывший второгодник. — Все мои, кто коллеги, понял, переросток. Я тебе и твоим холуям морды поискромсаю, если хоть на одну еще мою подругу позарится твоя морда сутенерская. Запомни это. Не потерплю я ни одного сутенера на своей территории, ни одного гада не потерплю. Тебе мало с предпринимателей кровь пить? Ты еще нами торговать хочешь. — Совсем обнаглела. Она не твоя. Новенькая она. Я с ней только сам пообщаться хотел. А ты, Анка, все границы переходишь. Чего встряла. Чего тебе до нее? — Подруга она моя. Понял. А общения тебе со своей садисткой хватает. — Совсем ты дуреешь, тебе все бабы скоро подружками будут, так что ли? Голос вожака уже не был приглушенно испуганным. И я понял почему. Пока разговаривала с ним Анка, его дружки, пришли в себя, и вставший рядом с вожаком невысокий парень держал в руках пистолет, направляя его на Анку. Второй уже держал под прицелом своего пистолета группу путан, стоящих за Анкой. Группа молодых женщин, вооруженных как попало, стояла под дулами бандитских пистолетов. Разборка явно заканчивалась далеко не в их пользу. Было абсолютно ясно: еще мгновение, и они будут сломлены морально, изувечены физически, не говоря уже о том, что потеряют свою свободу или заработок. Очень захотелось хоть как-то повлиять на ситуацию, не допустить страшного исхода. Я дернул за руку стоящую рядом Анастасию, пристально наблюдавшую за ситуацией, закрыл свои уши руками и быстро сказал: — Кричи, Анастасия. Быстрее кричи. Она опустила мою руку и спросила: — Зачем кричать, Владимир? — Ты что, не видишь, разборка это. Этих женщин сейчас искромсают, искалечат. Они проиграли. Для них всех это финиш. — Не для всех. Дух троих из них еще борется. — Да что толку от духа под пистолетами, они побеждены. — Они не побеждены еще, Владимир. Пока борется их Дух, никто не должен вмешиваться. Постороннее вмешательство может исправить данную ситуацию, но вселит в них неуверенность в себя и множество других ситуаций в этой жизни окажутся не в их пользу. Они станут надеяться на помощь извне. — Да плюнь ты на свою философию хоть сейчас. Говорю же ситуация ясна.., — я замолчал, было ясно, что убедить Анастасию невозможно. И с сожалением подумал: "Эх, мог бы я так кричать...". Увидев готовность своих дружков, ухмыльнулся Ленин ухажер и сутенер и уже с чувством превосходства над ситуацией заговорил: — Говорил же тебе, Анка-путанка, ты совсем оборзела. Но в этот раз наша взяла. А ну, бросайте свои ухваты, телки. Бросайте и раздевайтесь, мы вас сейчас всех по очереди трахать будем. Анка обвела взглядом стоящих и залегших с пистолетами бандитов и ответила со вздохом: — Может, не надо всех, может, одной меня хватит? — Ага, стерва. По-другому заговорила, — под смех дружков своих ответил вожак. — Не хватит нам тебя, мы всех вас тут проучим — теперь на нас будете работать, сучки. — Да откуда же силушки мужской на всех нас у вас возьмется. На одну хотя бы хватило, — рассмеявшись ответила Анка. — Заткнись стерва. Всех перетрахаем. — А я сомневаюсь, думаю, вам и с одной не справиться. — Всех до утра и будем трахать. — Ух, и надоел ты мне, касатик, со своими обещаниями, не верю я в них, в ваше мужское достоинство, не верю. — Сейчас поверишь, сука. Я тебе морду расквашу, — уже разъяренный прохрипел вожак и шагнул к Анке, надевая на руку кастет. Аня сделала шаг назад и крикнула своим: — В сторонку отойдите, девчонки. Группа путан сделала несколько шагов назад, только хмурая толстушка в халате осталась стоять в стороне как вкопанная, а когда верзила еще сделал шаг в сторону Анки, молчаливая толстушка вдруг вяло произнесла: — Ань, а Ань, ну чего ты... Начинать что ли? — Опять тебе не терпится, Машка, — ответила отступающая Анка. — Ну, начинай, коли не терпится. Толстушка спокойно и женственно рванула полы своего халатика, разлетелись пуговицы. Оголилась ее грудь и совсем узенькие плавки, и еще обнажился... Под халатиком толстушки был автомат Калашникова с глушителем и оптическим прицелом ночного видения. Она передернула затвор, прижала приклад автомата к плечу, прижалась к прикладу щекой, уставившись в прицел: — Только ты, Маша, не очередью. Здесь тебе не горячая точка. Ты одиночными. Сама знаешь. Каждая пуля денег стоит, — посоветовала Анка. — Угу, — ответила не отрываясь от прицела, толстушка, — и тут же сделала, наверное, с интервалом в секунду, пять одиночных выстрелов. Но каких! Первая пуля оторвала каблук у вожака, а может, и поранила ногу. Он отскочил в сторону моря, прихрамывая. Четыре другие пули легли рядом с каждым из бандитов. Они тут же стали прятаться за камни, а у кого не было поблизости камня, ничком ложились на землю. — Ань, скажи, пусть к воде ползут. А то рикошет их поизувечит, — проговорила толстушка, не опуская автомат. — Вы слышали, касатики. В воду вам надо. За пульки, рикошетом летящие, Машенька отвечать еще не научилась, — ласково сообщила Анка уже и так ползущим к воде накачанным рэкетирам-бандитам. Через минуту они все, вместе со своим главарем стояли по пояс в морской воде. Аня подошла к Анастасии, и они некоторое время, молча, смотрели друг на друга. Стоят и смотрят, ничего не говорят. Потом Аня тихо и с какой-то грустью сказала: — Ты, подружка, хотела погулять здесь со своим другом. Так погуляй. Вечер прекрасный, тихий и теплый. — Да. Воздух хороший на город дует, — ответила Анастасия и добавила: — ты устала, Аня, может быть, в саду твоем тебе отдохнуть? — Может быть... но девчонок жалко, и злость меня на этих... мужиков раздирает. А ты из деревни приехала? -- Да. — Хорошо в деревне твоей? — Хорошо. Но не всегда спокойно, когда в других местах не всем хорошо, как здесь, сейчас. — Не обращай внимания. Приезжай. А я пошла, работать надо. Вы тут гуляйте спокойно. Аня пошла к машинам, за ней ее компания. Когда проходили мимо сидящей на камне толстушки, на голых коленях которой лежал автомат, Аня сказала: — Ты тут поотдыхай, пока Машенька. Мы потом за тобой машину пришлем. — Меня клиент ждет, я ж прямо от клиента. А он уже оплатил. — Обслужим мы твоего клиента. Скажем, у тебя живот заболел. Шампанское, мол, некачественное было. — Я водку пила. И всего полстакана. — Ну, съела, скажем, чего-нибудь... — Я не ела. Я одной конфеткой закусила, да пирожинками. — Вот-вот пирожные, значит, были не свежими. Ты их сколько съела? — Не помню. — Да не ест она меньше четырех сразу, — сказала одна из девушек. — Правда, Маша? — Может, и правда. Сигарету тогда оставьте. А то скучно тут. Аня положила рядом с толстушкой пачку сигарет, зажигалку, и девушки пошли. — Эй, — раздался из воды голос, — вы что свою эту на камне оставляете? — Оставляем, касатики, оставляем, — ответила Аня, — я ж сразу говорила вам, только одной и достаточно будет. Вы всех просили. А с вами и одной-то скучно оказалось. — Мужики, если про ваши зверства узнают... Если узнают... Да с вами после этого никто ж не ляжет. Не ляжет, даже если сами приплачивать будете. Пять глухих хлопков с ровными короткими интервалами раздались от камня. Пять всплесков возникло в воде по одному около каждого из стоящих, заставив их еще дальше попятиться в море. Аня повернулась. Вы тут, мальчики, только Машеньку не нервируйте. А с кем надо, мы ласковые будем, нежные. Верные, как собачки, будем. С кем надо, поняли? Да с кем бы..., — и вдруг звонким и отчаянным голосом, карабкаясь в гору к дороге, Аня запела: Позарастали стежки-дорожки, Где проходили милого ножки. И в тон ее голосу с интонациями отчаяния и грусти подхватили карабкавшиеся в гору молодые путаны: Позарастали мохом, травою, Видно, гуляет милый с другою. Где ж милый ходит, где пропадает: Бедное сердце плачет, страдает. И уезжали они с песней о стежках-дорожках, уезжали на свою работу. Твои желания Мы вместе с Анастасией добрались до моей квартиры почти к полуночи. Вставляя ключ в замочную скважину, я почувствовал, как сильно устал за этот насыщенный событиями день. Увидев кровать, сказал Анастасии, что сильно хочется спать, сразу пошел принимать душ. Когда вышел, Анастасия сообщила: — Я постелила тебе постель, а сама на балконе лягу. "Наверное, душно ей в квартире панельного дома", — подумал я и пошел посмотреть, как она себе на балконе постель устроила. На полу балкона она постелила ковровую дорожку, на нее — бумагу белую, что хозяева для оклейки стен под обои приготовили. Вместо подушки кофточку свою свернула и маленькую веточку у изголовья положила. — Как же тут выспаться можно, жестко, холодно будет. Ты, Анастасия, хотя бы одеяло возьми. — Не беспокойся, Владимир, здесь хорошо. Воздух свежий, звезды видны. Какое небо звездное сегодня, посмотри! И ветерок дует ласковый, теплый — не замерзну. Ты ложись, Владимир, я рядом чуточку посижу с тобой на краюшке кровати твоей, а уснешь, тоже лягу. Я лег на постеленную Анастасией кровать и думал, что сразу усну от усталости, но не тут то было. Мысль или осознание того, что человек, люди все — просто игрушки в руках каких-то случайностей, словно жгла все внутри, не давала покоя. Потом и раздражение стало нарастать на тех, кто случайности эти выстраивает, и на Анастасию. Потому и на Анастасию, что, как я считал, она тоже вполне может быть причастной к формированию этих случайностей, по крайней мере, в моей жизни. — Тебя что-то беспокоит, Владимир? — тихо спросила Анастасия, и я даже привстал. — И ты еще спрашиваешь? Я поверил тебе... Мне хотелось верить... Особенно в то, что человек, каждый человек жизнь свою сам способен счастливой построить. Особенно про поселения поверил экологические, в которых люди обеспеченными за счет родовой земли будут жить. Детей своих счастливыми воспитают. Школы там будут хорошие для детей. Я поверил тебе, что каждый человек, любимое дитя Бога. "Человек — вершина творения" — ты так говорила? Говорила? — Да, Владимир, я говорила тебе это. — Еще бы не говорила. И как убедительно доказала мне все. Я не просто поверил тебе, я действовать стал, поселение организовывать. Бумаги уже в разные органы пошли. Заявки от людей собирают в Фонде. Проект заказан, планировка садив и вообще насаждений разных. Ладно бы, поверил тебе и все, но я же действовать с радостью стал. Ты знала! Ты знала, что я буду действовать! — Да, Владимир, я знала. Ты же предприниматель. Ты всегда готов к реальным действиям, к воплощению... — Всегда готов? Как просто все. Конечно. Тут провидцем быть не надо. Каждый предприниматель, если поверит во что-то, действовать начнет. И я, как дурак, начал. Я больше не мог лежать, вскочил с постели, подошел к окну и форточку открыл, потому что в комнате или внутри меня жарко стало. — Почему же ты глупыми посчитал свои действия, Владимир? — спокойно спросила Анастасия. И ее спокойствие, притворство, как я тогда посчитал, еще больше разозлили меня. — И ты вот так спокойно говоришь? Спокойно! Будто бы и не знаешь, что человек на самом деле винтик в чьих-то руках. Управляют человеком через разные обстоятельства. С легкостью какие-то силы могут управлять каждым человеком. Захотят в войну полчеловечества ввергнут. Ввергнут и смотрят, откуда-то сверху или сбоку, как убивают люди друг друга. А захотят, религию какую-нибудь подсунут, и опять наблюдают, как люди разных религий за свою веру воюют. Захотят, могут с одним человеком поиграть. Я убедился в этом. Убедился благодаря людям, способным анализировать происходящее, умным людям. — И каким же способом удалось умным людям так убедить тебя, что человек лишь игрушка в руках каких-то сил? — Доклад один прослушал. Там обо мне речь шла. Заинтересовались люди умные происходящим в обществе от книг. Тобой заинтересовались и мной. Проследили они каждый день моего пребывания на Кипре, когда я книжку четвертую писал. Все зафиксировали, а потом проанализировали. И я представь, не в обиде на них за слежку. Я им даже благодарен за то, что глаза наконец-то раскрыли. Показали, как с человеком играются. Случайностей не бывает, их подстраивают, я в этом убедился на собственном опыте. — На каком опыте, разве ты проводил опыты, Владимир? — Не я проводил, со мной проводили. Когда на Кипре был, про рыбу речную сказал — и появилась рыба. Про кедры сказал — и кедры появились. В церковь ночью захотел — и церковь появилась, и двери церковные ночью раскрылись, много еще чего делалось, лишь бы писал, наверное, то, что им надо. Но, главное, внучка богини Афродиты появилась. Я говорил некоторым людям на Кипре, что хочу встретиться с внучкой, потому что достали они меня своей Афродитой. Плакаты везде про ее купальню развешаны, говорят о ней с гонором. В общем, сказал я им, что встречусь с внучкой богини Афродиты. Сказал — а через несколько дней и является девушка с горящими глазами, ну, в общем, так обстоятельства сложились, что все решили, — послала Афродита свою внучку, чудеса через девушку эту творились, и сама она преобразилась. А кто эти обстоятельства так выстраивал одно за другим? Кто? Я ничего не выстраивал. Если бы только одно случайно претворилось, а тут все, а все не случайность, а закономерность. К такому выводу ученые пришли. В правильности такого вывода и я убежден. И ты теперь не сможешь это отрицать. — Но я и не собираюсь отрицать закономерность происходящего, Владимир, — спокойно заметила Анастасия. Все похолодело внутри меня, напала мгновенно какая-то небывалая апатия после последних слов Анастасии. А я надеялся, слабо, но надеялся, что она сможет развеять утвердившееся во мне осознание полной ничтожности человека и всего человечества, но она этого не сделала. Да и как, кто сможет отрицать слишком очевидное? Безучастный ко всему, я стоял у окна в освещаемой лишь луной комнате, смотрел на звезды. Где-то там, может быть, на одной из этих звезд живут правящие нами, играющие с нами. Они живут! А разве можно назвать жизнью наше существование? Послушная чьей-то воле игрушка не может самостоятельно жить, а значит, мы и не живем. Нам многое — "все равно". Снова заговорила тихим и спокойным голосом Анастасия. Но ее голос не вызвал во мне вообще никаких эмоций, он звучал как некий необязательный звук. — Владимир, ты и люди, приславшие тебе аудиокассету с докладом, правильно определили: действительно существуют энергии, способные, варьируя временем, соединять в единую цепь разные события или, как случилось с тобой, выстроить цепь обстоятельств, необходимых для достижения определенной цели. Чистых случайностей не бывает, это ясно уже многим. Случайности, даже самые, казалось бы, невероятные, программируются. Программируется все, происходящее с каждым человеком. И то, что было с тобой на Кипре, стало наглядным примером для исследователей и тебя, естественно, тоже запрограммировано, а потом воплощено в реальность. Скажи мне, пожалуйста, Владимир, не хотел бы ты узнать, где сейчас находится программист непосредственно твоих случайностей? — Какая разница, где он находится. Мне все равно. На Марсе, Луне... Хорошо ему или плохо. — Он находится в этой комнате, Владимир. — Значит, это ты? Если это так, то тоже ничего не меняется. Я даже не удивлен и не зол. Мне все равно. Мы управляемы, в этом трагичная безысходность всех людей. — Я совсем не главный программист твоих случайностей, Владимир. Я только чуточку могу повлиять. — Кто же главный? Нас только двое в комнате. Или есть третий, невидимый программист? — Владимир, этот программист в тебе самом, это твои желания. — Как это? — Только желания, стремления человека могут включить ту или иную программу действий. Таков закон Создателя. Никто и никогда, никакие энергии Вселенские этот закон не могут нарушить. Ибо человек — властелин всех энергий Вселенских! Человек! — Но я ничего на Кипре не включал, Анастасия. Все происходило само, случайно, без меня. — Незначительные, но являющиеся составной частью более существенного, ведущего к выполнению основного, происходили без тебя. Но основным событиям предшествовали твои желания. Разве это не ты пожелал встречи с внучкой богини Афродиты? Ты даже выразил свое желание при свидетелях и неоднократно повторил его. -- Да, выразил... — А если ты это помнишь, то как же можно называть слуг, выполняющих волю господина, властителями, а господина игрушкой в их руках?