то не знаю, как мне в коротком рапорте об этом проекте генералу доложить. -- Вот оно что. Так ты все же решил его продвинуть? Раз к генералу собрался? -- Собрался. Думал, ты проект раскритикуешь и убедишь меня не ходить к генералу. У меня и гора с плеч. А ты вот, похоже, поддерживаешь его? -- Поддерживаю. -- Значит, придется идти, -- как-то радостно подытожил Николай Иванович, словно боялся, что раскритикует его друг содержимое зеленой папки. Начальник колонии подошел к шкафу, достал бутылку коньяка, лимон, две рюмки: -- Давай выпьем, Василий, за удачу. А ты когда к этой зеленой папке так расположился участливо? -- Не сразу. -- И я не сразу. -- Дочь у меня на юридическом в институте учится. Диплом сейчас пишет. Тема ее дипломной работы: "Влияние содержания граждан в местах лишения свободы на искоренение преступных деяний". Она мне почитать дала свою работу. Прочитал, а там у нее написано: "Девяносто процентов граждан, отбывших свой срок в местах лишения свободы, совершают преступные деяния повторно. Основными причинами удручающей статистики правонарушений является следующее: -- воспитание человека, приведшее его к совершению правонарушения; -- сложность адаптации в обществе после пребывания человека в месте лишения свободы; -- формирование преступного мировоззрения во время нахождения человека в преступной среде!". Ты представляешь, что она написала, Николай? Это что же получается, мы с тобой, честно неся свою службу, формируем преступное мировоззрение? -- Мы ничего не формируем. Мы действуем по уставу, закону и инструкциям. Хотя ты знаешь, и у меня какая-то неудовлетворенность присутствует. Гнал ее от себя. Думал, не моего ума это дело. А когда эта зеленая папка появилась... Полгода раздумывал. Теперь решил -- пойду к генералу. Только вот несколько раз садился, чтобы рапорт потолковее составить, да не получается. -- Давай вместе попробуем. Я думаю, тут главное не испугать начальство оригинальностью, необычностью проекта. Надо как-то попроще. -- Согласен, надо проще. А как? Если они просят за каждым заключенным, отработавшим свой срок на вверенном ему гектаре земли, оставить эту землю после освобождения в пожизненное пользование. -- Да. Этот пункт пока невыполним. Нет у нас пока в государстве закона о выделении земли в пожизненное пользование. Я думал об этом пункте. Надо честно им сказать. По окончании срока будет рассматриваться вопрос о закреплении участка земли за освобождающимся в рамках существующего к моменту освобождения земельного законодательства. Думаю, они поймут. Всем ясно: выше закона не прыгнешь. Не мы законы сочиняем. Но о тенденции тоже надо сказать. Все сейчас к тому идет, что будет закон, позволяющий иметь землю. -- Дай-то Бог, -- Николай Иванович снова наполнил рюмки коньяком. -- Давай еще по маленькой за удачу. Чокнулись, и вдруг Николай Иванович поставил свою рюмку на стол и снова заходил по кабинету. -- Ты что опять разволновался? -- спросил его юрист. -- Понимаешь, Василий, не останавливаясь, с тревогой говорил Николай Иванович, -- мы тут с тобой размечтались, как мальчишки, о высоких материях... Размечтались, а забыли, что имеем дело с преступниками. Есть, конечно, среди них и просто оступившиеся. Они, может, и хотят наладить свою жизнь в рамках закона. Но основной контингент -- отморозки. Они совсем о другом помышляют, и здесь какая хитрость у них имеется? -- Я тоже об этом думал, Николай. А давай-ка мы их проверим, а уже потом ты и решишь, идти тебе к генералу с рапортом или нет. -- Как мы их проверим? -- А вот как. Ты скажи, тебе когда эту папку зеленую передали? -- Примерно полгода назад. -- Значит, они больше полгода назад обсуждали этот проект, рисунки делали, чертежи. Потом все красиво в папочку оформили и девяносто заявлений приложили. А давай-ка мы этих, кто заявления написал, неожиданно без предупреждения в актовом зале соберем. Пригласим специалистов, ну, агрономов, овощеводов, и пусть они их проэкзаменуют. Вопросы о том, как, что и когда в почву высаживать надо, зададут, а мы посмотрим, сколько будет желающих ответ дать. Понимаешь, если они все это серьезно, и у них эта идея без подвоха, если это мечта такая у них, то не могли они просто сидеть и ждать полгода ответа на свое предложение. Обязательно изучать должны были агротехнологии. -- Ну ты даешь, Василий. Да чтоб отморозки полгода изучали, как цветочки, огурчики сажать... Не верится. Может, кто из деревни и ответит. А чтоб эти... -- Так я же и говорю, проверим давай, прежде чем решать, идти к генералу или нет. В актовом зале сидело не девяносто заключенных, а двести. К тому времени, как начальник колонии пригласил специалистов в области агротехнологий -- двух преподавателей сельхозинститута и одного из техникума, -- количество желающих поселиться в новой зоне возросло до двухсот человек. Заключенные рассаживались в зале, не предполагая, что им сейчас будет устроен экзамен. Они видели, что за стоящим на сцене столом сидят три человека, но не представляли, кто они. Начальник колонии вышел на сцену и сообщил: -- В связи с тем, что мы предполагаем организовать подсобное хозяйство, нам понадобились люди, знакомые с сельским хозяйством. В общем, я представляю вам преподавателей профильных учебных заведений, они зададут вам вопросы, после чего мы решим, кому можно доверить участок земли... Николай Иванович по очереди представил преподавателей и предложил им задавать вопросы собравшимся. Первым задал свой вопрос сидевший справа пожилой преподаватель сельхозтехникума: -- Кто из вас, уважаемые, сможет доложить мне: в какой срок необходимо высаживать семена помидоров для выращивания рассады? В какой срок высаживать рассаду в грунт? И если вам известно такое выражение, как пикирование, то сообщите, пожалуйста, какие признаки говорят о его необходимости? "Эко загнул, -- подумал Николай Иванович, -- в одном вопросе сразу несколько, на такое, пожалуй, и моя жена, заядлая дачница, по памяти не ответит. Она всегда в книжки заглядывает, прежде чем посадить чего-нибудь. Вот и зал сидит молча, не шелохнется". Молчание в зале расстроило Николая Ивановича. Втайне ему хотелось, чтобы был осуществлен проект, представленный заключенными в зеленой папке. Он так придирчиво и относился к проекту не потому, что отвергал его, а хотелось Николаю Ивановичу заранее устранить все изъяны и недочеты. Молчание зала говорило о несерьезности отношения к проекту самых главных его участников, а это означало невозможность осуществления изложенного в зеленой папке. "Надо же, молчат, неужели нет ни одного деревенского мужика? Хотя и в деревне не мужики, а женщины занимаются грядками". Чтобы как-то разрядить затянувшуюся паузу, Николай Иванович встал из-за стола и строго сказал: -- Вы что, вопроса не поняли? -- Поняли, -- ответил ему сидящий в первом ряду молодой заключенный. -- А если поняли, так отвечайте на вопрос. -- Кому отвечать? Вы же никого к доске не вызвали. -- Как "кому"? Какая доска? Кто знает, как ответить, пусть руку поднимет. В одно мгновение высоко подняли руки все двести заключенных, сидящих в зале. Тут же замерли переговаривающиеся между собой преподаватели-экзаменаторы. Смешанные чувства нахлынули на Николая Ивановича. Здесь была и гордость за своих подопечных, и возвращенная надежда на осуществление проекта, и тревога: сможет ли кто-нибудь из поднявших руку достаточно правильно ответить на вопрос. -- Давай ты отвечай, -- указал он рукой на говорливого молодого заключенного, сидящего в первом ряду. Молодой человек встал. Погладил исколотой татуировкой рукой свою лысую голову и начал без запинки быстро говорить: -- Срок высадки семян помидоров для взращивания рассады не может быть ежегодно одинаковым. Он зависит от сроков наступления устойчивой, без заморозков, погоды. А она, эта погода, разнится год от года. Учитывая необходимость высадки в грунт рассады до цветения растения и зная вегетативный период, мы можем рассчитать срок высадки семечка для взращивания рассады в тепличных условиях или на подоконнике. -- Достаточно, молодой человек, -- прервал выступление заключенного преподаватель техникума. -- Поднимите руки, кто может продолжить? Снова двести рук подняли сидящие в зале. Преподаватель указал на пожилого заключенного, по внешнему виду -- матерого преступника с золотой фиксой во рту. Пожилой заключенный быстро встал и степенно заговорил: -- Почва для них нормальной должна быть, а не какая-то там халабуда. Надо гумуса, переработанного червями, взять или торфяника. Но только в такую торфяную землю нельзя семена сажать. Привыкнут они к торфу быстро, а как потом в огород сажать -- обалдеют, потому, как другая для них она будет. Потому и надобно торфяничек чуток с песочком помешать и разбавить его не меньше, чем наполовину, землей из огорода. И нагреть им гнездышко земельное надо градусов, этак, до двадцати пяти, прежде чем зернышко в землю тыкать... -- Достаточно, -- прервал выступающего преподаватель, -- вы, в принципе, все верно сказали. А продолжит пусть следующий, -- и указал на интеллигентного по виду заключенного в очках из третьего ряда. -- Итак, предыдущий коллега остановился на том, что, прежде чем семя помидора высаживать в приготовленную для него почву, необходимо... Что сделать необходимо? Вставший со своего места заключенный поправил очки и продолжил: -- Перед тем, как семена в подготовленную для них почву высаживать, их необходимо взять в рот и держать в слюне своей под языком не менее девяти минут. Сидящие за столом экзаменаторы и начальник колонии от неожиданности замерли, уставившись на заключенного в очках. Преподаватель института через небольшую паузу переспросил: -- Вы хотели сказать, что перед высадкой в почву семена необходимо замочить в воде? -- Ни в коем случае не в воде, особенно хлорированной или кипяченой, где убиты все жизненные бактерии. Его нужно замочить в собственной слюне, чтобы наполнить информацией о себе. Во рту человека, в его слюне при тридцати шести градусах, которые присущи человеческому телу, семечко через девять минут очнется от спячки и сразу поймет, что ему делать. Для кого плод растить. Если человек какие-то болячки имеет, отклонения, семечко постарается вырастить плод, устраняющий отклонения от нормы. Сидящие за столом преподаватели оживленно переговаривались, потом все трое повернулись к Николаю Ивановичу, и преподаватель техникума спросил: -- Кто проводил занятия с вашими подопечными, из какого учреждения вы приглашали специалистов? Начальник колонии и через несколько дней не мог понять, почему он ляпнул в ответ на этот вопрос: -- Из какого не помню, не я этим занимался, но знаю, что из столичного. Именитый такой профессор приезжал. Сидящие в зале заключенные сразу оценили неправду начальника колонии. Они поняли: он защищает их. Не дает посмеяться над выступающим и беззвучно с благодарностью поддержали его. А молодой заключенный из первого ряда, который первым отвечал на вопросы, добавил: -- А мы думали не профессор он, а академик. И еще он о тайге сибирской много знает, о жизни. -- Да, -- добавил сосед заключенного, -- умный такой мужик, ученый сильно. Из разных концов зала послышались одобрительные возгласы в адрес столичного профессора, которого и в глаза никто не видел. Преподаватель института, сидевший за столом на сцене и молчавший все это время, вдруг заговорил с умным видом: -- Да, коллеги, я как-то мельком просматривал эту теорию, не помню, правда, в каком источнике. Наука сейчас работает в этом направлении. Я думаю, что-то в этом есть интригующее: тридцать шесть градусов... живая человеческая слюна, насыщенная многообразием живых бактерий... что-то в этом есть... -- Да, да. Припоминаю, -- задумчиво и тоже с умным видом произнес преподаватель техникума, сделав вид будто он тоже что-то слышал, -- это одно из новых направлений в овощеводстве. Теоретически, конечно, наука его обосновывает, но на практике надо посмотреть... Сидящие в зале заключенные ответили без запинки на множество вопросов по агротехнике. Не всегда их ответы были стандартными. Но приглашенные экзаменаторы уже не спешили их опротестовывать, а наоборот, слушали с интересом. Когда заместитель начальника колонии пошел провожать преподавателей, Николай Иванович один остался молча сидеть за столом перед притихшим залом. Он перелистывал содержание зеленой папки, а в зале стояла гробовая тишина. Потом начальник колонии поднял голову, обвел взглядом зал и заговорил: -- Вот что я скажу вам, мужики. Не до конца мне замысел ваш ясен... Да. Не до конца... А потому я решил... В общем, я не знаю, что еще получится. Я попробую протолкнуть его у начальства. Притихший зал как по команде вдруг встал и взорвался аплодисментами. Не ожидавший такой реакции Николай Иванович тоже встал. Он смутился отчего-то, ему было приятно и радостно на душе. Но, стараясь не выходить из образа строгого и даже сурового начальника, он произнес: -- Что за шум? Сесть на места, -- сам почувствовал неуместность излишней строгости в данной ситуации и добавил: -- а профессора из столицы все же надо вам пригласить. Начальник Управления исправительных учреждений генерал Посошков принял Николая Ивановича, заговорив с ним сразу конкретно по делу: -- Не только тебе, и другим предстоит расширить свои заведения: кому на пять-- десять, кому на сто пятьдесят единиц. И уже через год приготовьтесь к приему дополнительного контингента. Все докладывают, что сложно это, нереально, и так тюрьмы переполнены. А мне что делать прикажешь? У меня приказ министра: обеспечить прием дополнительно шести тысяч заключенных. Но ты меня обрадовал, Николай Иванович. Значит, говоришь, готов будешь к приему точно в срок. -- Да, готов. Только проект необходимо изменить, я в рапорте изложил. -- Читал-читал. Только не все понятно мне в твоем рапорте. Сельским хозяйством хочешь заняться. Похвально. За каждым заключенным отдельный участок закрепить: а кто тебе мешает, зачем тут мое разрешение? Но то, что ты хочешь на каждом участке камеры отдельные строить, как-то странновато выглядит, нерационально. Строй барак общий или два. С утра под конвоем на работу. И затрат меньше. На отдельные камеры дополнительного финансирования тебе не будет. -- Да я и не прошу финансирования дополнительного. -- А чего просишь? -- Проект одиночек на каждом участке утвердить, общую планировку. -- А деньги где возьмешь на строительство этих одиночек? -- Спонсоры помогут. -- Странные у тебя спонсоры. Да ладно, некогда мне вникать. На твоем проекте пишу "Разобраться и доработать"... но сам им позвоню и скажу, чтоб и разобрались как надо и доработали... без проволочек. У тебя все? -- Есть еще проблема одна. -- Какая? -- Земли-то у меня нет, на которой можно подсобным хозяйством заниматься. -- Так иди к губернатору, проси. -- Был у зама. Рассматривают, но пока только рассматривают. -- Ладно, помогу. Позвоню... Все у тебя? -- Так точно. -- Вот и действуй. Будь здоров. x x x Землю, двести гектаров, учреждение Николая Ивановича получило к осени. На удаленный от населенных пунктов надел до распутицы успели завести колючую проволоку да пятиметровые столбы для ограждений. Николай Иванович понимал, если их осенью не установить, весенние работы на участках начинать будет нельзя. А как их установить, если за два километра до выделенного участка заканчивается даже проселочная грунтовая дорога. Ни технику для бурения ям под столбы, ни рабочую силу к выделенному участку не доставить. О проблеме узнали заключенные. И обратились к начальнику колонии с предложением: копать ямы под столбы вручную, а двухкилометровое бездорожье преодолевать пешим ходом колонной под конвоем. Даже под холодным осенним дождем, накинув на себя самодельные дождевики, склеенные из целлофана, каждый день устремлялась колонна из пятидесяти заключенных к участку выделенной земли. Желающих было больше, но из-за нехватки конвойных на работы водили по пятьдесят человек. Работали будущие хозяева участков с полной самоотдачей. К наступлению морозов были установлены все столбы и построены сторожевые вышки, натянута колючая проволока. На зоне изготовили сруб для КПП и его тоже установили. Осенью был сделан заказ на изготовление домиков -- одиночных камер для проживания заключенных. Стоимость каждого составила 30 тысяч. Денег на их приобретение не оставалось. И заключенные сами, кто как мог, изыскивали средства на их изготовление. У кого-то, конечно, оставались на воле сбережения, кому-то помогли родственники, но были и такие, кому негде было взять такую сумму. Они обращались к начальнику колонии, сообщая о готовности жить в палатках. Но это противоречило инструкции, и им отказывали. Сто восемьдесят домиков завезли на новую зону по зимнику и установили на подготовленные с осени столбики. Сто восемьдесят заключенных ранней весной поселились в этих примитивных домиках с решетками на окнах. Весенним солнечным днем, стоя на сторожевой вышке, начальник колонии наблюдал необычную картину. На огороженной колючей проволокой территории в двести гектаров обозначены сто восемьдесят участков. Обособлены друг от друга они были колышками, ветками, кое-где границы участка очерчивала натянутая проволока. -- Это у зажиточных, -- решил начальник колонии, -- им родственники денег не только на камеру, но и на ограждения подкинули. Между участками -- проходы-улочки, в центре зоны -- ничейная площадка для сборов. На земле кое-где в низинках еще не стаял снег. Но на пригорках уже зеленели первые травинки. Почти на каждом участке чернели одинокие фигурки людей. В теплых тюремных телогрейках, матерчатых шапках-ушанках и грубых кирзовых сапогах они казались одинаковыми и безликими. Что могут сделать эти фигурки на пустой земле? Чего им в камерах не сидится? Начальник колонии поднес к глазам бинокль и стал разглядывать одну из этих безликих фигур. Заключенный Ходаков, врезая лопату в еще не совсем оттаявшую землю, копал ямку. Николай Иванович повел биноклем и насчитал девятнадцать уже выкопанных в мерзлом грунте ямок по периметру участка. На других участках фигурки в темных телогрейках делали то же самое -- копали ямки по периметру своих участков. -- Зачем они столько ямок копают? -- вслух произнес Николай Иванович. -- Так для саженцев и кустарников, которые должны будут зеленую изгородь для каждого участка создавать, -- пояснил часовой. -- Понятно. Но могли бы и подождать недельку-другую, земля бы оттаяла полностью и тогда и копать легче. -- И я им это говорил, да не хотят они ждать. Боятся не успеть. Четыреста метров зеленой изгороди каждому посадить -- нешуточное дело. А когда земля оттает, им грядками заниматься придется. Начальник колонии еще долго наблюдал, с каким желанием и даже азартом работают его подопечные и размышлял: "Явно существует некая космическая связь души человека с душой земли. Есть эта связь -- в гармонии с планетой человек. Нет этой связи -- и нет гармонии. Начинаются извращения, растет преступность. Конечно, книжка эта -- "Анастасия" -- какая-то необычная. Прочитали зеки ее, и вспыхнуло в их душах нечто необъяснимое. Вот и сам: прочел я ее и на жизнь по-другому смотреть стал. Конечно, книжка свою роль сыграла, ее сейчас на всех зонах читают. Но ведь сила книжки как раз в том и заключается, что на связь человека с землей она указывает. Значит, главное -- эта связь, нельзя ее разрывать. И все эти разговоры о высокой морали, духовности -- всего лишь пустая болтовня без этой таинственной, еще до конца непознанной связи!". x x x Осенью все участки новой зоны, как прозвали ее сами заключенные, обрамляли пока еще небольшие саженцы яблонь, груш, рябинки, березки и всевозможные насаждения, которые разноцветной осенней окраской своих листиков создавали приятную глазу картину. Примерно пятнадцать-двадцать соток каждого гектара было засажено лесными саженцами. Уже к первой осени впечатление от созерцания с вышки зоны в двести гектаров резко отличалось в лучшую сторону по сравнению с весенней картиной пустынной черной земли. Ясно было видно: за рядами колючей проволоки возникает необычный зеленый оазис. А все лето с зоны поставлялась в тюремную столовую свежая зелень, потом огурцы, помидоры, свекла. Осенью каждый заключенный сдал с вверенного ему участка земли по пять мешков картошки, несколько десятков засоленных и закатанных в банки огурцов и помидоров. На всю зиму был обеспечен тюремный пищеблок свеклой, морковью, редькой... Необычную картину можно было наблюдать осенью у КПП новой зоны. В отличие от всех тюремных учреждений мира, где на контрольных пунктах осуществляется прием передач заключенным гражданам, в новой зоне осуществлялась выдача передач с зоны. Солдаты выдавали пришедшим родственникам заключенных банки с консервированными овощами. Многие приезжали на машинах и уезжали с богатым урожаем. Те заключенные, у которых не было родственников поблизости, свою часть урожая сдавали через солдат перекупщикам, получая неплохой доход. А к заключенному Ходакову никто не приходил, не было у него родственников. Он -- детдомовец -- и свою часть урожая попросил отвезти в ближайший детский дом. Николай Иванович получил благодарность управления за успешное выполнение приказа. Он -- единственный, кто смог осуществить дополнительный прием ста восьмидесяти заключенных без ухудшения условий содержания остальных. Прошедший год для Николая Ивановича был самым хлопотным за все двадцать лет службы. Помимо обычных забот, ему приходилось "выбивать" то плодовые саженцы для новой зоны, то семена. Но всякий раз он радовался, когда приходил старенький тюремный ЗИЛ, доверху нагруженный маленькими саженцами. x x x Прошло еще пять лет. Солнечным июльским днем в воздухе над новой зоной появился и стал кружить вертолет. Николай Иванович стоял у КПП, смотрел, как облетает вертолет новую зону. Он знал: на борту вертолета находится генерал Посошков и члены комиссии Министерства юстиции. То ли жалобу кто-то написал на начальника колонии, то ли просто слухами земля стала полниться о необычном содержании преступников. Комиссия из высокопоставленных чиновников выходила из вертолета, севшего на площадке у КПП. А Николай Иванович все стоял и думал только об ограждении зоны: "Да, тут мне явное нарушение будет инкриминировано. Ну зачем я разрешил посадить для ограждения зоны эти вьющиеся многолетние цветочки? Обвили они метра на три в высоту всю колючую проволоку, образовали зеленую изгородь, да так, что за цветами разными и проволоки колючей не видно стало. Вид им, видите ли, проволока неэстетичный создавала. И вышки сторожевые своими цветами вьющимися обсадили. До самой будки часового цветочки вьются. Не на зону теперь все походить стало, а на какой-то оазис райский среди полей, бурьяном зарастающих". -- Вот вам и пожалуйста, первое нарушение уже налицо, -- сказал генерал из министерства. -- Это что за ограждение зоны? Да такое ограждение, лианами увитое, любой желающий перелезть сможет, -- сказал генерал, повернувшись к начальнику управления Посошкову, -- это вам любой солдат скажет. Прав я? -- обратился представитель министерства к стоящему у входа в КПП дежурному лейтенанту. -- Разрешите отвечать, товарищ генерал? -- встал по стойке "смирно" дежурный лейтенант. -- Отвечайте, коль спрашивают. Есть здесь нарушение инструкции? -- Никак нет, товарищ генерал. В данном случае вы наблюдаете тактически усовершенствованное ограждение зоны, в которой содержатся преступники. -- Что-что? -- удивился член комиссии министерства, -- какое такое тактическое усовершенствование? Вы что несете?.. Все члены комиссии остановились возле стоящего по стойке "смирно" лейтенанта. "Вот шутник, -- раздосадованный вконец, подумал Николай Иванович, -- вечно этот лейтенант Прохоров со своими шуточками. Хоть бы при комиссии не хохмил. Теперь уж точно не простят мне издевательства. А он стоит себе по стойке "смирно" и даже не краснеет от наглости своей". Лейтенант заговорил чеканя слова: -- Разрешите ответить по вопросу усовершенствования. -- Отвечайте, коли можете, -- приказал генерал из министерства. -- Тактическое усовершенствование, значит, цветочки ваши? -- Так точно, товарищ генерал. Преступник, пожелавший совершить побег и решивший перелезть данное заграждение из колючей проволоки, увитой цветами, может перелезть, но далеко уйти он будет не способен. -- Это почему же? -- удивился генерал. -- Пока он будет преодолевать заграждение, увитое пахучими цветами, так весь запахами их пропитается, что его даже малоопытная собака с легкостью по следу отыщет и приведет обратно. -- Значит, пропитается... -- захохотал генерал, а с ним засмеялись и все члены комиссии, -- а собака, значит, по цветочному запаху... Ну молодец, лейтенант, находчивый. И сколько же ваши собаки таким образом беглецов вернули? -- спросил сквозь смех генерал. -- Ни одного, -- ответил лейтенант и очень серьезно продолжил: -- Преступники, понимая всю бесперспективность преодоления ограждения, за пять лет не сделали ни одной попытки к бегству. Еще больше развеселил членов комиссии своим серьезным видом и заявлением лейтенант. -- Значит, из этой зоны за пять лет не было ни одной попытки побега? -- спросил председатель комиссии у начальника управления. -- Да, ни одного, -- ответил Посошков. Членам комиссии явно понравились остроумные ответы лейтенанта, ему задали следующий вопрос: -- Скажите, лейтенант, если преступники даже не пытаются совершить побег из этой зоны, то для чего же тогда смотровые вышки с вооруженными солдатами? -- Для охраны зоны от внешнего мира, -- ответил лейтенант. -- Что значит охрана от внешнего мира? Кто-то пытается проникнуть в эту зону? -- Так точно, -- сообщил лейтенант. Жены многих заключенных изъявляют желание жить вместе со своими мужьями в их камерах. Некоторые просятся провести в камере лето вместе с детьми. Но строгое соблюдение инструкций содержания заключенных нашим строгим начальником колонии не допускает подобного безобразия. Тогда отдельные несознательные жены пытаются со своими детьми пролезть сквозь зеленую изгородь или осуществить подкоп. Но доблестная охрана зоны не допускает подобных дерзких попыток. Не понимая, в шутку или серьезно говорит лейтенант о попытках проникновения в зону жен и детей заключенных, председатель комиссии спросил у Николая Ивановича: -- Такие случаи действительно имели место? -- Да, -- ответил Николай Иванович, -- было пресечено две попытки. Ко мне поступило девяносто шесть заявлений от жен заключенных с просьбой провести лето вместе с детьми на территории участков их мужей. Но кроме положенных по инструкции свиданий подобного мы разрешить не можем. -- И что же их так влечет в зону, да еще вместе с детьми? -- спросил председатель комиссии и добавил: -- впрочем, давайте, господа, пройдем на территорию и посмотрим. -- Откройте ворота, -- скомандовал Николай Иванович лейтенанту. Деревянные ворота, украшенные резьбой, быстро отворили, члены комиссии вошли на территорию зоны и, сделав всего несколько шагов, вдруг, не сговариваясь, остановились. Зона из вертолетного иллюминатора выглядела красивым зеленым оазисом. Но здесь были не только красивые дорожки из подстриженной травы, не только зеленые разноцветные живые ограждения поразили членов комиссии. Тонкий аромат летних цветов и растений окутал своею благодатью людей, привыкших к запахам своих кабинетов и столичных улиц. Тишину нарушало лишь пенье птиц да жужжание насекомых. Эти звуки не раздражали, а услаждали слух людей. -- Надо бы на территорию участка войти, -- почему-то негромко, словно боясь кого-то потревожить, произнес председатель комиссии. Высокопоставленные чиновники шли по дорожке первого участка к домику-камере. Небольшой деревянный домик помещался в металлической решетке. Но это можно было заметить, лишь подойдя очень близко. Издалека он был похож на зеленый холмик. Увитый разными растениями в окружении цветочных клумб, он гармонично вписывался в окружающее пространство. У входа в домик, спиной к подходящим, стоял человек в белой футболке. Заключенный смазывал металлический засов и энергично дергал его вперед-назад. Засов едва поддавался, и увлеченный работой человек не сразу заметил подошедших. -- Здравствуй, Харламыч, -- окликнул его Николай Иванович, -- принимай гостей, представься. Человек быстро повернулся, увидев подошедших, слегка растерялся, но быстро собрался с мыслями и представился: -- Заключенный Харламыч, осужденный по 102 статье УК РФ на двенадцать лет, отбыл срок наказания в камере шесть лет. В новой зоне нахожусь пять лет. -- И что же вы делали сейчас со своей дверью? -- спросил заключенного председатель комиссии. -- Смазывал наружный засов, гражданин начальник. Совсем туго ходить стал, металл барахляный стали делать, ржавеет быстро. Председатель комиссии подошел к двери, ведущей в камеру, прикрыл ее и попытался задвинуть засов. Не с первой попытки, но ему это удалось. Тогда он повернулся и, многозначительно посмотрев на начальника управления генерала Посошкова, произнес: -- Значит, вы утверждаете, будто все инструкции содержания заключенных соблюдаются. Значит, после окончания работ всех запирают в камерах? Начальник управления молчал. Всем было ясно -- металлический запор проржавел и с трудом закрывался, потому что им попросту давно не пользовались. Заключенный Харламыч понял, что подвел свое начальство. И понеслись мысли в его голове: "Надо было давно этот проклятый засов отрегулировать. Ну как объяснить этим людям, что этот засов вообще не нужен? Никто и не помышляет о том, чтобы покинуть зону, оставить свой участок. Ради чего? Куда идти? Здесь его, Харламыча, родное место, здесь его Родина. Здесь его каждое утро встречают птичьи голоса и ветки посаженных им деревьев машут приветственно ему каждое утро. И козочку он завел -- Никиту, и десяток курей-несушек, и два улья. У других тоже свое, немножко по-другому, но -- свое, ставшее родным хозяйство, территория. И вот подвел он начальника с этим проклятым засовом". Разволновался Харламыч не на шутку, заговорил быстро, взволнованно: -- Падла я последняя с этим засовом, гражданин начальник. И никакого прощения нету мне, если он беду на моих товарищей накличет. Только поймите, дайте последнее слово сказать. Вот... я скажу. Вся жизнь переменилась... Даже не переменилась она, жизнь здесь и началась только. Здесь моя воля. А там, за воротами -- неволя, там -- ад кромешный. Вон на вышках солдаты стоят, как ангелы они для нас. Молимся, чтоб не дали ангелы проникнуть сюда гадости всякой... Срывающийся от волнения голос заключенного Харламыча и смысл сказанного своеобразно подействовали на стоящих перед ним людей. Женщина -- депутат государственной Думы, входящая в состав высокой государственной комиссии, вдруг тоже, слегка волнуясь, выпалила: -- Да что вы к этой несчастной задвижке привязались. Разве не видите, дождик ночью был? Рассохлась она. Председатель комиссии взглянул на металлическую задвижку, на женщину и захохотал: -- Рассохлась? Как же это я раньше не догадался. Дождик ведь был, она и рассохлась, и поржавела... А на вышках, значит, ангелы стоят? -- повернувшись к заключенному Харламычу, переспросил председатель комиссии. -- Ангелы, -- ответил Харламыч. -- Ну и срок когда заканчивается? -- Через одиннадцать месяцев и семь дней. -- Как дальше жить собираетесь? -- Заявление написал, чтоб срок продлили... -- Что? Как это продлили? Почему? -- Потому что нет там воли, на той воле нет порядка. Нет воли без земли. -- А кто вам мешает выйдя на свободу взять землю и создать такое же хозяйство, только на свободе? Обзавестись семьей? -- Эх гражданин начальник, вот и я никак не пойму. Кто же нам в России мешает дать каждому россиянину по гектару земли? Никак не пойму? Россиянам российская земля принадлежит или не россиянам? -- Сейчас, согласно закону, принятому Государственной Думой, землю может купить каждый чело- век, -- сообщила женщина-депутат. -- А если нет у меня таких денег, чтоб купить всего один гектар земли, значит, и Родины у меня нет? Так получается -- нет и не будет? А если Россия -- моя Родина, то у кого я должен покупать ее? Получается, что кто-то захватил всю мою Родину, всю, до единого гектара, и теперь с каждого россиянина выкуп требует. Бандитские штучки какие-то получаются. И не по закону это и не по понятиям. Вот вы, гражданин начальник, -- обратился Харламыч к председателю комиссии, -- генерал, по лампасам вижу. Так, освободите нашу Родину от того, кто захватил ее и выкуп требует. Или и вы тоже будете платить выкуп за свой кусочек Родины? -- Заключенный Харламыч, прекратить разговоры, -- вмешался Николай Иванович. Он увидел, как побагровел шрам на щеке в прошлом боевого генерала, как сжались его кулаки. Шагнул генерал к заключенному, стоят они и смотрят в глаза друг другу. Смотрят и молчат. Потом тихо сказал генерал: -- Покажи хозяйство свое, россиянин, -- и добавил, совсем тихо, словно про себя: -- свой кусочек Родины за колючей проволокой. Харламыч показывал членам комиссии молодой сад с завязями плодов на ветках, угостил их смородиной, малиной. Грядки с помидорами, больше двух соток засеяно было у Харламыча огурцами. Пруд, вырытый лопатой, показал. Рядом с прудом -- аккуратно сложенные бочонки. -- А вот и главное ноу-хау Харламыча, -- пояснил членам комиссии Николай Иванович, указывая на бочонки. -- Сто пятидесятилитровых бочонков огурцов он ежегодно засаливает. Отменная засолка у него получается, непревзойденная. И хранение оригинальное придумал. Бочонок заполнит огурцами с рассолом, законопатит его и в пруд, под воду. Так и хранятся они до весны. Как только закупщики из ресторанов московских приезжают, Харламыч ледок раздолбит и тащит бочонок к КПП, мы продаем по пятьсот рублей за бочонок. Двести пятьдесят Харламычу полагается, а остальное -- на нужды тюремные. -- И сколько же вашему учреждению дохода приносит каждое хозяйство? -- спросил один из членов комиссии. -- В среднем около ста тысяч в год, -- ответил Николай Иванович, -- но половина, как положено по контракту, работающим на участках уходит. -- Сто тысяч? -- удивился член комиссии. -- А всего у вас сто восемьдесят гектаров, значит, от них вы ежегодно чистого дохода получаете девяносто миллионов? -- Да, получаем. -- Значит, и у заключенных по пятьдесят тысяч в год получается? -- Да, так выходит. -- У нас в стране более миллиона граждан в местах лишения свободы содержатся. Вот бы всех на такую оплату перевести. Такой доход стране был бы, да и преступников, судя по всему, значительно бы поубавилось. -- Перевести... всех? -- вступил в разговор другой член комиссии, -- тут вопрос иначе стоит. Как бы эту зону не прикрыли. Нас зачем сюда направили? Разобраться. Ненормальности какие-то получаются -- заключенные в лучших условиях живут, чем свободные люди. А эти заключенные, ведь как ни говори, -- преступники. Да и что вы будете делать, Николай Иванович, когда у этих людей срок освобождения подойдет? Начальник колонии не задумываясь ответил: -- Была бы моя воля, так я после освобождения оставил бы за каждым из них хозяйство. Проволоку убрал и на новое место перенес, новую зону обустраивать стал. При докладе в Министерстве члены комиссии сообщили о том, что ими нарушений инструкций по содержанию заключенных не выявлено. -- А как же сообщения о том, что преступники живут в лучших условиях, чем многие свободные граждане? -- спросил министр. -- Жизнь свободных граждан улучшать надо, -- заметил председатель комиссии, -- землю людям дать надо. Не на словах, а на деле. -- Ну это не в нашей компетенции, -- отмахнулся министр, -- давайте по существу. -- А по существу вот что: необходимо внедрять данный опыт всем вверенным нам учреждениям, -- твердо заявил председатель комиссии. -- Я тоже с этим согласна, -- поддержала председателя женщина-депутат Государственной Думы, и добавила: -- а еще я твердо решила внести в Государственную Думу на рассмотрение законопроект о выделении каждой желающей российской семье в пожизненное пользование гектара земли для обустройства на нем своего родового поместья. x x x Дума приняла закон. В едином порыве миллионы российских семей стали высаживать сады и лесочки на своей родовой земле. И расцветала Россия... В каком году произошло такое? Что? Еще не произошло? Почему? Кто мешает? Кто не дает расцветать России? Закон для депутатов, избранных народом Я понимал: дедушка Анастасии владеет не только небывалыми психоаналитическими способностями, но и конкретной информацией о социальном устройстве разных государств. Но насколько конкретно он может знать о государственных институтах? Ведь он живет в тайге; радио, телефона, телевизора здесь нет. Так откуда к нему может поступать информация, скажем, об органах власти нашего государства? Ниоткуда. Следовательно, конкретной информацией он не владеет. И все же я спросил: -- Вы знаете, что в нашем государстве, в России, существует такой орган, как Государственная Дума? -- Знаю,-- прозвучал ответ. -- А кто и как в ней работает, тоже знаете? -- Да. -- Про каждого депутата знаете? -- Про каждого. -- И какие законы они издают, вам тоже известно? -- Не только какие законы они издают, но и какие издадут -- заранее известно. Ну что ты удивляешься опять, Владимир? Это простейшая задачка для жреца, она и интереса-то не вызывает. -- Да удивляюсь потому, что не понятно, каким образом вы можете знать и о каждом депутате, и о том, какие законы будут изданы государственной Думой в ближайшее время? Это мистика какая-то непостижимая. -- И мистики никакой здесь нет, и задачка примитивнейшая. -- А пояснить вы можете это явление? Ну, такую информированность. -- Могу, конечно, все предельно просто здесь. Смотри. Еще пять тысяч лет назад Совет у фараонов был. В Римской империи -- сенат. Боярская дума -- у царей. Ну что еще сказать? Названья разные, но суть всегда одна. Не от названья ведь закон будет зависеть, а от того, каким воздействиям подвергнут депутат. В каких бытовых условиях он был заключен и на какую перспективу обречен. А все условия для них запрограммированы уж давно. Программу эту зная, просто знать и наперед: и что, и как они решать будут способны. -- При чем же здесь закон и депутатский быт? Как связан может быть он с глобальнейшей программой? К тому же, что вы сами можете знать о быте современного депутата? -- Да очень просто. Конечно, я не буду говорить о том, как спит, что ест и во что одевается один, другой иль третий депутат. Не нужно это мне, да и не интересно. Но я о значимом скажу. Приходят в депутаты люди, как раньше, так, уверен, и сейчас, интриг преодолев немало. Это раз. Когда они стремятся к власти, в зависимость попадают многие к тем, у кого есть над материальным власть. Но и пройдя все испытания, они находятся в тисках. От значимой их инфо