т, что в обиду я себя не дам. Ты тоже мог в этом убедиться. Я кивнул. Теперь мне было ясно, почему Бенедикт решил стать протектором Авалона. Он не мог жить с Дарой в Эмбере. Более того, он не имел права говорить о ее существовании никому из нас, включая меня, - слишком велика была вероятность, что его начнут шантажировать. А следовательно... - Я думаю, Бенедикт, уезжая, запретил тебе появляться в поместье, - сказал я. - Он будет недоволен, что ты не послушалась. - Ты такой же, как он! Я уже не ребенок! - Разве я сказал, что ты ребенок? Но ведь Бенедикт уверен, что ты живешь там, куда он тебя отвез. Верно? Она ничего не ответила, и наша трапеза продолжалась в неловком молчании. Я решил переменить тему разговора. - И все-таки, откуда ты меня знаешь? Она дожевала бутерброд, выпила глоток вина и усмехнулась. - Я видел твой портрет. - Какой портрет? - На гадальной карте. Когда я была маленькой, мы с дедом часто играли в карты. Я знаю всех своих родственников - тебя, Эрика, мужчин со шпагами, женщин в красивых платьях. Поэтом у... - У тебя есть своя колода? - Нет. - Она тяжело вздохнула. - Дед не разрешает мне трогать карты, хотя у него много колод. - Вот как? А где они лежат? Она посмотрела на меня, прищурившись. Черт побери! Неужели я разучился блефовать? - Одну колоду он всегда носит с собой. Где остальные, я не знаю. Зачем тебе? Если ты захочешь увидеть портреты своих братьев и сестер, разве он тебе откажет? - Вряд ли обращусь к нему с такой просьбой, - сказал я. - Ты хоть понимаешь истинное значение карт? - Мне никогда не разрешали долго на них смотреть. Я догадываюсь, что карты нарисовали с определенной целью, но не знаю с какой. Скажи, они действительно имеют особое значение? - Да. - Так я и думала. Дед над ними прямо трясется. А у тебя есть своя колода? - Да. Но я дал ее взаймы. - Понятно. А сейчас она тебе понадобилась для дел зловещих и покрытых мраком тайны. Я пожал плечами. - А сейчас она мне понадобилась для дел обыденных и скучных. - Для каких это? Я покачал головой. - Если Бенедикт не объяснил тебе, как пользоваться картами, не жди, что я открою их секрет. Она надула губы. - Ты его просто боишься. - Я очень уважаю Бенедикта и люблю, как брата. Она засмеялась. - Разве он владеет шпагой лучше, чем ты? Я отвернулся. Должно быть, Дара только что вернулась домой и не слышала последних известий. Все горожане знали, что Бенедикт лишился руки. Но я не стану тем человеком, который первый сообщит ей эту новость. - Понимай, как знаешь, - ответил я. - Кстати, где ты живешь, когда Бенедикт уезжает по делам? - В небольшой деревушке высоко в горах. Дед часто оставляет меня со своими друзьями - семьей Текисов. Ты не знаешь, кто такие Текисы? - Нет. - У этой деревушки нет названия, поэтому я так и называю ее - деревушка. И люди в ней живут какие-то странные. Они как бы... Молятся на нас. Смотрят на меня как на святую и ничего не говорят, даже когда я спрашиваю. Путь до деревушки близкий, но небо там чужое, горы чужие - все чужое! - а вернуться домой невозможно. Я много раз пыталась удрать и терялась в горах. А потом меня находил дед и сразу идти становилось легко и я узнавала знакомые места. Текисы исполняют все его приказания, ловят каждое слово, будто он господь бог. - Для них он бог. - Но ты сказал, что не знаешь Текисов. - Да, но я знаю Бенедикта. - Скажи в чем тут дело? Почему дед никогда и нигде не заблудится, а я вечно не могу найти дороги? Я покачал головой. - Это ты скажи, как тебе удалось вернуться на этот раз. Дара допила вино, протянула мне пустой бокал. Она сидела не шевелясь, склонив голову на правое плечо, нахмурив брови. Ее отсутствующий взгляд был устремлен вдаль. - Сама не знаю, - она машинально поднесла бокал к губам и сделала глоток. Затем взяла в левую руку нож и начала рассеяно вертеть его. - Не пойму, как это получилось. Я была злая. Злая, как черт. Он опять отправил меня в деревушку, как нашкодившую девчонку. Я сказала, что пойду на войну и буду драться с ним бок о бок, но он усадил меня на коня и отвез в горы. Я не знаю, какой дорогой мы ехали, а ведь я родилась и выросла в Авалоне и мне знакомы здесь каждая тропинка, каждый кустик. Я изъездила сотни лиг во всех направлениях, а тут и оглянуться не успела, как оказалась у Текисов. В последний раз я была у них несколько лет назад и сейчас, став старше, поклялась, что вернусь домой самостоятельно. Все так же машинально она стала ковырять землю ножом. - Я дождалась полуночи и попыталась определить направление по звездам. У меня возникло ощущение, что я сплю наяву. Звезды были другими. Я не увидела ни одного знакомого созвездия. Тогда я вернулась в дом. Мне было немного страшно, и я не знала, что делать. Весь следующий день я приставала к Текисам с вопросами, а когда они перестали отвечать, стала расспрашивать деревенских жителей. Это было похоже на дурной сон. Либо они были непроходимо глупы, либо не хотели ничего говорить, либо намеренно меня обманывали. Они просто не понимали, о чем идет речь и куда я хочу попасть. В эту ночь я опять вышла посмотреть на звезды, думая, что ошиблась. Ошибки не было. Дара разгладила землю ножом, начала чертить какие-то линии. Казалось, она не замечает, что делает. - В течение нескольких дней я пыталась найти дорогу домой. Сначала я решила, что вернусь по следам лошадей. Но следы исчезли. Тогда я сделала единственное, что пришло мне в голову: каждое утро уезжала в каком-нибудь направлении, а к полудню возвращалась в деревушку. Я вновь изъездила сотни лиг, но так и не увидела ни одного знакомого места. Это сводило меня с ума. Я стала плохо спать ночами, но мое решение вернуться в Авалон оставалось непреклонным. Дед должен был понять, что только маленькие дети послушно стоят в углу и ждут, когда их простят. Я же вышла из этого возраста. Прошла неделя. Я стала спать еще хуже, меня замучили кошмары. Тебе когда-нибудь снилось, что ты бежишь и никуда не можешь прибежать? Именно такие ощущения я и испытывала, но только снилась мне горящая паутина. Правда, это была не паутина, без паука, и она не горела. Я все ходила и ходила вокруг паутины и внутри нее, но одновременно не двигалась, а стояла на месте. Я понимаю, что говорю глупости, но мне не передать своих ощущений словами. И мне хотелось идти по этой паутине, не останавливаясь. Утром я просыпалась разбитой, как будто всю ночь занималась тяжелым физическим трудом. Кошмары эти снились мне много дней подряд и с каждым разом становились все реальнее. Сегодня я проснулась рано, отчетливо помня свой сон, и неожиданно поняла, что смогу вернуться домой. В какой-то полудреме я оседлала коня и поскакала не останавливаясь и не обращая внимания на дорогу. Я думала только об Авалоне - местность становилась все более знакомой, и неожиданно я оказалась там, где хотела. Деревушка, Текисы, чужие звезды, горы исчезли, как дым. Я бы не смогла сейчас вернуться. Разве это не странно? Ты можешь объяснить, что со мной произошло? Я поднялся, обошел полотенце с остатками завтрака и сел рядом с дарой. - Ты помнишь, как выглядела горящая паутина, которая не была паутиной и не горела? - спросил я. - Примерно помню. - Дай мне нож. Она протянула его рукояткой вперед, и я принялся менять рисунок, который она машинально чертила на земле. Одни линии я стер, другие продолжил и, закончив работу, отложил нож в сторону и посмотрел на девушку. Долгое время она молчала, затем произнесла тихим голосом: - Да, это она. Но откуда ты знаешь? Как ты узнал мой сон? - Все, что ты видела, - ответил я, - заключено в твоих генах. Как и почему - я не знаю. Но твой сон доказывает, что ты - истинная дочь Эмбера. Ты вернулась домой, путешествуя по отражениям. Приснился тебе Великий Лабиринт Эмбера. Пользуясь его силами, те, у кого в жилах течет королевская кровь, получают власть над отражениями. Ты понимаешь, о чем я говорю? - Очень смутно. А по правде говоря, ничего не понимаю. Я слышала, как дед проклинал отражения, но никогда не задумывалась, что он имеет в виду. - Тогда ты не можешь знать, где находится Эмбер. - Да. На этот вопрос дед всегда отвечал уклончиво. Он много рассказывал о великом городе и о нашей семье, но я даже не знаю, в каком направлении идти, чтобы попасть в Эмбер. - В любом, - ответил я. - Это не играет роли. Нужно только... - Да, конечно! - воскликнула она, не дав мне договорить. - Совсем забыла, но Бранд говорил то же самое. Я думала, он шутит. - Бранд! Он здесь? - Очень давно. Бранд часто навещал нас, когда я была маленькой. Помню, я тогда влюбилась в него без памяти и надоедала ему самым бессовестным образом. Он знал множество забавных историй, учил меня разным играм... - Когда ты видела его в последний раз? - Лет восемь-девять назад. - Кроме Бранда, ты знаешь каких-нибудь родственников? - Конечно. Совсем недавно у нас гостили Джулиан и Жерар. Мне стало не по себе. Слишком уж о многом умолчал Бенедикт. Лучше бы он солгал; тогда, по крайней мере, было бы на что злиться. Но на мою беду, Бенедикт был слишком честен. Да, придется мне попотеть, когда я отправлюсь за камушками. Затем надо будет провернуть еще одно дельце... Времени у меня осталось меньше, чем я думал. Проклятье! - А раньше ты была с ними знакома? - Нет. - Она тяжело вздохнула. - Дед запретил мне говорить, что я его правнучка. И отказался объяснить почему. Надоело! - Можешь не сомневаться, у него были на то веские причины. - Понимаю. И все равно обидно, ведь я всю жизнь мечтала познакомиться со своими родственниками. А ты знаешь, почему он не позволил мне сказать правду? - Для Эмбера настали тяжелые времена. Обстановка сейчас неспокойная и вряд ли улучшится в ближайшее время. Если о правнучке Бенедикта ничего не будут знать, ее никто не тронет. Он заботится о тебе, пытается оградить от крупных неприятностей. Девушка презрительно фыркнула. - Я не нуждаюсь в его заботах! Я могу сама о себе позаботиться! - Да, фехтуешь ты неплохо. К несчастью, жизнь - штука сложная и состоит не только из дуэлей по правилам. - Не надо меня учить! Я не маленькая! Но... - Никаких "Но"! На месте Бенедикта я поступил бы точно так же. Помимо тебя, он защищает свои собственные интересы. Удивительно, что он открылся Бранду. Погоди, когда дед узнает, что мы знакомы, он до потолка подпрыгнет от ярости! Она вздрогнула и изумленно на меня посмотрела. - Почему? Ты не причинишь нам вреда. Мы... Родственники... - Откуда ты знаешь, что я думаю, зачем пришел? Какого черта! Может быть, и ты, и твой дед сейчас находитесь в полной моей власти! - Ты... Шутишь... Это ведь шутка, правда? - На знаю. Если б я задумал что-нибудь нехорошее, зачем бы я стал тебя предупреждать? - Да... Конечно. - Сейчас ты услышишь от меня то, что Бенедикт должен был сказать тебе давным-давно. Никогда не доверяй родственникам. Они хуже случайных знакомых. По крайней мере, с первым встречным ты можешь чувствовать себя в относительной безопасности. - Ты говоришь серьезно? - Да. - Но ведь ты - мой родственник. Значит, тебя я тоже должна бояться? Я улыбнулся. - Ну что ты! Я - образец добродетели; человек честный, благородный и очень добрый. Верь мне во всем. - Я верю, - простодушно сказала она, и я засмеялся. - Но я действительно тебе верю! Я знаю, ты не причинишь нам вреда! - Расскажи мне о Джулиане и Жераре. - Я переменил тему разговора, испытывая некоторую неловкость. Впрочем, я всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда люди начинают слишком сильно мне доверять. - Зачем они пришли к Бенедикту? Она пытливо посмотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли, и после непродолжительного молчания сказала: - Ты прав, я слишком много болтаю. Совсем забыла об осторожности. Теперь твоя очередь отвечать на вопросы. - Прекрасно! Скоро тебе ни один родственник не будет страшен! Что ты хочешь узнать? - Где находится деревушка? И Эмбер? Что между ними общего? Почему в Эмбер можно попасть независимо от того, в каком направлении ты идешь? О каких отражениях ты говорил? Я поднялся на ноги, посмотрел на Дару сверху вниз и протянул ей руку. Девушка робко взяла ее, встала и испуганно на меня посмотрела. В эту минуту она выглядела совсем юной. - Куда ты... - Пойдем. - Я подвел ее к тому месту, где спал и повернул лицом к мельничному колесу. Она попыталась что-то сказать, но я остановил ее жестом. Смотри. Смотри и ни о чем не думай. Мы смотрели на шумящую пенящуюся воду, и я привел свои мысли в порядок. Затем взял девушку за локоть и повел в лес. Мы шли среди деревьев, и облака поплыли по небу, а тени удлинились. Птичьи голоса зазвучали громче, от земли парило. Листья поменяли форму, листва стала гуще. Появилось желтое солнце, за поворотом дороги росли виноградные лозы. Птичьи голоса окончательно охрипли. Тропинка, посыпанная галькой, поднималась в гору. Где-то далеко сзади слышался гул, от которого дрожала земля. Мы вышли на открытое место под бирюзовым небом и вспугнули бурую ящерицу, гревшуюся на большом камне. - Куда это мы попали? - спросила Дара. - Никогда не была здесь раньше. Я ничего не ответил - слишком был занят тем, что менял отражения. Мы вновь очутились в лесу, на сей раз тропическом, стоявшем на высоком холме. Повсюду росли гигантские папоротники, птичий гам сменился жужжаньем, шипеньем, тявканьем. Гул усилился, земля дрожала сильнее. Дара схватила меня за руку. Она больше не задавала вопросов и буквально пожирала глазами окружающий пейзаж, стараясь ничего не упустить из виду. Большие желтые цветы кивали головками, роняя капли росы с лепестков. Жара стояла такая, что мы взмокли от пота. Гул перешел в мощный рев, мы вышли из леса и остановились на краю пропасти. Рев превратился в грохот, подобный раскатам грома. Он падал с высоты в тысячу футов - водопад, бивший по реке, как молот по наковальне. Внизу кружили водовороты, вздымались брызги, летела пена. На другом берегу, в полумиле, окутанное туманной дымкой и расцвеченное радугой, похожее на остров, сплюснутый ударом титана, медленно вращалось, сверкая и переливаясь, гигантское мельничное колесо. Огромные птицы с распростертыми крыльями парили высоко в небе, напоминая кресты. Мы стояли довольно долго, глядя на величественную картину, открывшуюся нашему взору. Разговаривать было невозможно, и меня это вполне устраивало. Затем Дара оторвала взгляд от мельничного колеса и вопросительно на меня посмотрела. Я кивнул, повернулся и пошел в сторону леса. Мы довольно быстро вернулись туда, откуда пришли. Возвращались мы той же дорогой, и пока шли Дара не произнесла ни слова. Вероятно, она поняла, что я - виновник происходящих вокруг перемен, и не хотела мне мешать. Заговорила она, когда мы очутились на берегу ручья, напротив маленького мельничного колеса, которое неспешно вращалось. - Значит, между деревушкой и тем местом, где мы были, нет разницы? - Да. И то и другое - отражения. - Эмбер тоже? - Нет. Эмбер отбрасывает отражения, которым нет числа. То место, где мы были, - отражение, деревушка - отражение, и сейчас мы находимся на отражении. Любой мир, который ты можешь себе представить, существует и называется отражением. - ...И ты, и дедушка, и все остальные ходят по этим отражениям и выбирают то, которое понравится? - Да. - И мне удалось убежать из деревушки таким же образом? - Да. Она поняла все, что я сказал, - это у нее на лице было написано. Густые черные брови ее сдвинулись, тонкие ноздри раздулись. - Тогда... И я так могу... Ходить где угодно, делать что захочется! - Это в твоих силах. Она кинулась мне на шею, расцеловала, а затем закружилась, как девчонка, разметав волосы по изящной шее. - Значит, я могу все! - Возможности наши не безграничны, опасности... - Это жизнь! Скажи, как мне научиться управлять отражениями? - Ключ к пониманию - Великий Лабиринт Эмбера, выложенный огненным узором на полу большой комнаты в подземельях дворца. Ты должна выдержать испытание - дойти до центра Лабиринта не останавливаясь и никуда не сворачивая, иначе погибнешь. Только тогда ты получишь власть над отражениями и сможешь сознательно управлять ими. Дара подбежала к полотенцу с остатками завтрака и склонилась над рисунком, который я начертил на земле. - Я должна попасть в Эмбер и пройти Лабиринт! - воскликнула она, когда я подошел и встал рядом с ней. - Безусловно. И рано или поздно Бенедикт тебе в этом поможет. - Сейчас! Немедленно! Почему он никогда ничего мне не говорил? - Потому что ситуация сложная, и ни тебе, ни Бенедикту нельзя показываться в Эмбере. Слишком опасно. Придется подождать. - Это нечестно! - она резко повернулась и посмотрела мне в глаза. - Конечно, нечестно, - согласился я. - Такова жизнь. Я здесь ни при чем. Последняя моя фраза прозвучала не совсем искренне. Неудивительно, если учесть, что в сложившейся ситуации виноват был именно я. - Лучше бы ты ничего мне не говорил, раз уж мне не суждено получить то, чего я хочу. - Ну-ну, не надо так мрачно. Положение в Эмбере нормализуется, причем в ближайшее время. - А как я об этом узнаю? - Тебе скажет Бенедикт. - Как бы не так! Ты, кажется, мог убедиться, что он не считает нужным просвещать меня! - А зачем? Чтобы ты лишний раз поволновалась? Ты только что сказала, что лучше бы я ничего тебе не говорил. Поверь, Бенедикт тебя любит и заботится о твоем благополучии. Придет время, и он займется твоим воспитанием. - А если нет? Ты мне поможешь? - Сделаю все, что в моих силах. - А как мне тебя найти? Я улыбнулся. Я не искал себе выгод, начиная этот разговор. То, что дара решила мне довериться, получилось само собой. И совсем необязательно выкладывать ей все начистоту. Кое-что, правда, объяснить придется, чтобы она была у меня в долгу. Позже Дара может мне пригодиться... - Портреты на картах, - сказал я, - нарисованы отнюдь не из сентиментальных побуждений. С их помощью мы можем общаться друг с другом. Достань из колоды мою карту, сосредоточься, постарайся выкинуть все мысли из головы. Представь себе, что я стою перед тобой, и начинай говорить. Я отвечу. - Когда я играла с картами, дед никогда не разрешал мне смотреть на них подолгу. - Естественно. - А почему они обладают такими свойствами? - Знаешь что, об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз. Но услуга за услугу. Ты не забыла? Я рассказал тебе об Эмбере и отражениях, я ты ответь мне на вопрос о Жераре и Джулиане. - Хорошо, - сказала она. - Однажды утром, пять-шесть месяцев назад, дедушка подрезал деревья в саду - он всегда делает это сам, - а я ему помогала. Он стоял на стремянке, орудуя секатором, и внезапно замер, как бы к чему-то прислушиваясь. Затем я услышала, как он разговаривает - не бормочет себе под нос, а именно разговаривает. Сначала я подумала, что он обратился ко мне с просьбой, а я не расслышала. Я спросила, в чем дело, но он не обратил на меня внимания. Теперь я понимаю, что он беседовал с человеком, который связался с ним по карте, скорее всего Джулианом. Тогда же мне было невдомек, почему дед бросил все дела и сказал, что ему необходимо отлучиться на день-Другой. Он предупредил меня, что в его отсутствие могут приехать Джулиан и Жерар, и что я должна представиться им, как осиротевшая дочь старого преданного слуги Бенедикта, которую он взял на воспитание. Дед уехал, ведя на поводу двух лошадей. Он был вооружен до зубов. - Вернулся он глубокой ночью, вместе с Жераром и Джулианом. Жерар находился в полубредовом состоянии, левая его нога была сломана, левый бок - в синяках и царапинах. Джулиан тоже выглядел изрядно потрепанным. Они гостили у нас примерно месяц - меня поразило, как быстро Жерар выздоровел, - а затем взяли двух лошадей и уехали. Больше я их не видела. - Они не говорили, что с ними случилось? - Сказали мимоходом, что попали в какую-то переделку. Со мной на эту тему не разговаривали. - Где это произошло? Не знаешь? - Не Черной Дороге. Я ясно слышала, как они несколько раз упоминали Черную Дорогу. - Где она находится? - Понятия не имею. - Что о ней говорили? - Ничего особенного. Проклинали на все лады. Я взглянул на остатки нашего завтрака, увидел, что в бутылке осталось вино, наклонился и наполнил бокалы. - За встречу друзей! - сказал я и улыбнулся. - За встречу друзей! - согласилась Дара. Мы выпили. Она принялась упаковывать корзинку, и я стал помогать ей, вспомнив о том, что время не ждет. Мне не терпелось отправиться в путь. - Когда можно с тобой связаться? - спросила Дара. - Долго мне ждать? - Не очень. Дай мне три месяца, и я тебе помогу. - Где ты будешь через три месяца? - Надеюсь, в Эмбере. - А к нам ты надолго приехал? - На несколько дней. Но сегодня мне предстоит отправиться по неотложным делам. Вернусь только завтра. - Жаль, что ты не можешь остаться. - Мне тоже жаль. Я бы с удовольствием остался, в особенности после того, как мы познакомились. Она покраснела и опустила голову, сделав вид, что корзинка упакована недостаточно тщательно. Я снял с куста фехтовальные костюмы. - Домой вернемся вместе? - спросила она. - Нет. Я - на конюшни. Мне надо ехать. - Все равно нам по пути. Моя лошадь привязана за поворотом ручья. - Я кивнул и пошел вслед за ней по тропинке, огибающей берег. - Мне кажется, о нашей встрече никто не должен знать, тем более дед, - сказала она. - Как ты думаешь? - Умница. Журчание и клекот воды в ручейке, впадающем в реку, текущую к морю, затихали, затихали и наконец затихли. Слышался лишь все ослабевающий скрип мельничного колеса. 6 Как правило, принцип "Медленно, но верно" применим на все случаи жизни. Если же какой-нибудь процесс необходимо ускорить, действовать надо с крайней осторожностью. Итак, я ехал медленно, но верно и с крайней осторожностью. Незачем было понапрасну утомлять чемпиона. Резкие смены отражений плохо действуют даже на людей, а животные, которые никогда не лгут сами себе, переносят их очень тяжело и могут взбеситься. Я пересек небольшой деревянный мост через ручей. Мне нужно было добраться до реки, минуя город, а затем уже берегом доехать до моря. Стоял полдень. Деревья покачивали ветвями, навевая прохладу. На моем поясе висела Грейсвандир. Я держал путь на запад и вскоре очутился в холмистой местности. Я не стал управлять отражениями, пока не взобрался на самый высокий холм, с которого как на ладони открывался вид на город, так похожий на мой Авалон. Недоставало лишь нескольких серебряных башен, да река протекала под другим углом. Из труб гостиниц и домов шел дым, легкий ветерок гнал его на север. Люди - верхом, пешие, на телегах, в экипажах - двигались по узким улочкам, заходили в лавки, отели, виллы и выходили из них; стайки птиц опускались, поднимались и щебетали рядом со стреноженными лошадьми; яркие плакаты и знамена полоскались по ветру; жара стояла такая, что воздух дрожал. Шум голосов, звяканье, стуки, скрипы сливались в одно невнятное бормотание, но даже если б я был слепым, запахи подсказали бы мне, что город близко. Я смотрел на него сверху вниз, и чувство тоски овладевало мною при воспоминании о давно позабытом отражении с тем же названием, где можно было обрести покой и где я был счастлив. Впрочем, я прожил долгую жизнь и прекрасно понимал, что переживаниями горю не поможешь, а сожалеть о том, что свершилось, глупо. Те сладостные дни миновали, и дело с концом, а сейчас меня ждал Эмбер. Я дал лошади шпоры и поскакал на юг, твердо зная, что буду сражаться до победного конца. Я никогда не забуду тебя Эмбер. Солнце огненной точкой сверкало над моей головой, свистел ветер. Небо пожелтело, стало похожим на огромную знойную пустыню, раскинувшуюся от горизонта до горизонта. Холмы превратились в невысокие горы; камни, разбросанные в долине, поражали разнообразием форм и расцветок. Разыгралась песчаная буря, и я замотал лицо шейным платком. Чемпион заржал, зафыркал, но продолжал мчаться вперед. Песок, камни, ветер, оранжевое небо, стая облаков, летящая к солнцу... Тени удлинились, ветер стих, тишина... Лишь стук копыт да свист неровного дыханья... Полумрак, солнце столкнулось с облаками... И стены дня тряслись от грома... Как ясно видно вдалеке... Голубая прохлада, воздух, насыщенный электричеством... И снова гром... Занавес дождя справа... Стеклянный занавес... Синие изломы в облаках... Прохлада, уверенная поступь коня и одноцветный мир, как театр... Гром как набат, белые молнии, хлынул ливень... Двести метров... Сто пятьдесят... Хватит! Бурлит, кипит, пенится ливень... Сырой запах земли... Ржание чемпиона... На галопе... Струйки воды текут, тонут в земле... Пятна грязи пускают пузыри... Ручейков становится все больше они плещут... Высокий холм впереди, и чемпион перепрыгивает лужицы и лужи, мышцы его напрягаются и опадают, копыта топчут полотно воды, выбивают искры из камней, мы взбираемся на холм все выше и выше, и плеск волн сзади превращается в рев бурного потока... Все выше и выше, чтобы остановиться и выжать полы плаща... Внизу бушует серое море, и волны бьются о скалу, на которой мы стоим... А теперь в глубь страны, туда, где вечер, где поля засеяны клевером; а сзади - удаляющийся шум прибоя... В погоню за падающими звездами, а небо темнеет на востоке, предвещая ночь и безмолвие... Расчистить небо, чтоб ярче звезды, оставить тонкий ажур облачков. Красноглазые твари несутся, воя, по нашему следу... Отражение... Зеленоглазые... Отражение... Желтоглазые... Исчезли. Лишь черные пики скал в снежных юбках окружают со всех сторон... Замерзший снег, сухой, как пыль, летит в ночи - игрушка ветра... Снег, похожий на порошок, на муку... Вспомнились итальянские Альпы, катание на лыжах... Волны снега бьются о каменные утесы... Белый огонь ночью... Мои ноги, закоченевшие в промокших сапогах... Чемпион испуганно фыркает, осторожно переставляет ноги и мотает головой, словно не верит тому, что видит... За поворотом - другое отражение, покатый склон холма, теплый ветер, тающий снег... Труден, извилист путь к теплу... Тянулась ночь, и шел рассвет, светлели звезды... Там, где час назад бился о скалы снег, лежала равнина с чахлыми кустами. И вороны, пожирающие падаль, с криками протеста взлетали, когда мы проезжали мимо... Чуть помедленнее, и равнина покрылась травой, по которой волнами прокатывался ветерок... Кашель охотящейся пантеры... Спасающаяся бегством тень, похожая на оленью... И вновь ярко светят звезды, а ноги мои немного согрелись... Чемпион захрапел, встал на дыбы и понес, спасаясь от невидимой опасности... Не скоро он успокоился, не скоро перестал дрожать... Сосульки месяца свисали с вершин деревьев... Туман фосфоресцировал, поднимаясь от земли... Мотыльки кружили в белых пятнах света... Земля поднималась и опускалась, словно горы переминались с ноги на ногу... Звезды раздвоились... И две луны, как одна гантель... По равнине и в воздухе мечутся странные тени... Земля потикала и остановилась, как часы, у которых кончился завод... Тихо... Спокойно... Звезды и луна соединились со своими душами... На запад, опушка леса... Туда, где течет река, а дорога ведет вдоль берега к самому мор ю... Стук копыт, меняются отражения... Ночной воздух свеж и прохладен... Сверкают башни на серых стенах... Сладко дышится, все плывет перед глазами... Отражения... Мы словно кентавр, мой конь и я, со взмокшим от пота телом... Мы тяжело дышим, мы задыхаемся... И, как платком, покрыта шея тучей грозовою, и страшен лик, коль мы победно раздуваем ноздри... Глотая землю... Весело смеемся, река близко, слева лес... Скачем среди деревьев... Гладкие стволы, лианы, капли росы... Паутина, озаренная лунным светом, в ней кто-то бьется... Упругий торф... Светящийся мох на поваленных стволах... Поляна... Шепчет высокая трава... Вновь лес... Река совсем близко... Звуки... Звуки... Стеклянное звяканье воды... Ближе, еще ближе, совсем рядом... Небо изогнулось, подтянув брюхо, и деревья... Чистый свежий воздух... Вот она течет, слева от нас... Неспешно, неторопливо, мы приближаемся... Пить... Поплескаться на отмели, и чемпион, опустив голову, пьет, не может оторваться, и пар вырывается из его ноздрей... Глубже и я стою в сапогах по колено в воде... Она капает с волос, течет по спине и рукам... Чемпион поднимает голову и смотрит, как я смеюсь... Вниз по течению, медленному, спокойному... Вдоль берега по дороге прямой, широкой... Лес стал гуще, затем поредел... Спокойно, уверенно, неторопливо... Проблеск зари на востоке... Вниз по склону холма, деревьев почти не видно... Каменистая равнина и вновь ночное небо... Наконец-то запах моря - появился и тут же исчез... Стук копыт, только вперед, предрассветный холодок... И вновь морской соленый запах... Каменистый берег, леса нет и в помине... Крутой, открытый ветрам, мрачный склон, спускаемся... Крутой, обрывистый, отвесный... Мелькают каменные стены... Камни срываются и исчезают в бурном потоке, не слышно всплесков... Углубить ущелье, расширить дорогу... Вниз, вниз... Еще немного... А теперь - окрасить восток бледной зарей, сделать спуск не таким крутым... Чуть добавить запаха соли в воздухе... Глина, песок... Свернуть вниз, занимается день... Спокойнее, мягче, ослабить стремена... Бриз и свет, бриз и свет... За валунами... Натянуть поводья... Передо мной лежал морской берег с дюнами. Юго-восточный ветер вздымал тучи песка, сквозь которые трудно было разглядеть далекие очертания сурового моря. Розовая заря окрасила седые гребни волн, разбивавшихся о скалы. Между мною и дюнами высотой в несколько сот футов на этом злосчастном берегу лежало плоскогорье. Дьявольская ночь закончилась, и оно ожило с рассветом, играя причудливыми тенями на крупном зернистом песке среди булыжников. Да, я попал туда, куда хотел. Я спешился и стал ждать. Солнце поднималось медленно, а мне необходим был жесткий белый свет. Это было то самое место, которое я видел, находясь в ссылке на отражении земля, много десятков лет назад. Правда, здесь не было ни бульдозеров, ни ям, ни чернорабочих, ни тайной полиции оранжевого города. Не было и рентгеновских установок, колючей проволоки, вооруженной охраны. Впрочем, это отражение никогда не знало сэра Эрнста Оппенгеймера, корпорацию бриллиантовых копей Юго-Западной Африки и правительства, которое дало компании разрешение на раскопки. Передо мной расстилалась пустыня Намиб, расположенная примерно в четырехстах милях к северо-западу от Кейптауна, - полоса дюн и скал от двух до двенадцати миль в ширину, протянувшаяся вдоль этого богом забытого места на триста миль. И совсем не как в копях, алмазы валялись здесь прямо под ногами, напоминая птичий помет на песке. Естественно, я прихватил с собой небольшие грабельки и решето. Распаковав седельную сумку, я приготовил завтрак. День обещал быть жарким и пыльным. Работая в дюнах, я думал о Дойле - ювелире из Авалона, маленьком, лысом, с пушистыми бакенбардами. Ювелирный порошок? Зачем мне ювелирный порошок, да в таком количестве, которого хватит армии ювелиров, их внукам и правнукам? Я пожал плечами. Не все ли равно зачем, если я плачу наличными? Да, конечно, но если выяснилось, что порошок можно выгодно использовать в другом деле надо быть дураком... Иными словами, он не может выполнить мой заказ в течение недели? Маленькие пухлые щечки задрожали от сладчайшей улыбки. Недели? О нет! Никогда! Это просто смешно, не может быть и речи... Понятно. Что ж, большое спасибо. Возможно, его конкурент сможет мне помочь, а заодно примет в оплату алмазы, которые я должен получить со дня на день... Алмазы? Я сказал алмазы? Секундочку. Ведь он всегда интересовался именно алмазами... Да, конечно, в настоящий момент у него нет нужного количества, но... Многозначительный жест... Он безусловно поторопился, категорически заявив, что не сможет достать этого полировочного материала. Формула изготовления проста, ингредиенты в изобилии, выход будет найден. Значит, в течение недели. А теперь об алмазах... Когда я покинул лавку Дойла, выход был найден. Многие считают, что порох взрывается. Это, конечно, не так. Порох быстро сгорает, наращивая давление газа, который выбрасывает пулю из патрона после того, как боек ударяет в капсюль. В результате происходит выстрел. С присущим всей нашей семье даром предвиденья я много лет экспериментировал со всевозможными взрывчатыми и горючими веществами. Моему разочарованию, когда я узнал, что порох в Эмбере не воспламеняется, а капсюли не желают взрываться, не было границ. Утешал меня лишь тот факт, что мои родные и близкие при всем желании тоже не могли воспользоваться огнестрельным оружием. Важное открытие я сделал много лет спустя. Как-то раз я сидел в своей комнате во дворце Эмбера и полировал золотой браслет, который купил Дейдре в подарок. Грязную тряпку я бросил в горящий камин. Слава богу, порошка на ней было немного. Я стал обладателем готового детонатора, который при смешении с инертным веществом мог гореть, как порох. Естественно, я ни с кем не поделился столь ценной информацией, справедливо полагая, что она пригодится мне в будущем. К сожалению, вскоре я подрался на дуэли с Эриком и в результате забыл не только о ювелирном порошке, но и о том, как меня зовут. Затем мне пришлось стать союзником Блейза, который готовился к нападению на Эмбер. Думаю Блейз просто не хотел выпускать меня из виду и поэтому согласился объединить наши силы. Предоставь я в его распоряжение оружие, он был бы неуязвим, а мне пришлось бы туго, потому что ему была предана большая часть солдат и офицеров. О, если б только я обрел память месяцем раньше! Я не копался бы сейчас в пыли и грязи, мне не пришлось бы выдерживать унижений и оскорблений, проходить через пытки, заживо гнить в темнице! Я сидел бы сейчас на троне Эмбера! Я сплюнул, потому что засмеялся и песок чуть не попал мне в горло. Какого черта! Я сам виноват во всех "Если". Зачем гадать, что было бы, когда мне есть о чем поразмыслить. Вот так-то, Эрик... Я никогда не забуду тот день, Эрик. Меня сковали цепями и заставили опуститься на колени перед троном. Я короновал сам себя, чтобы поиздеваться над тобой, и был жестоко избит. Затем я швырнул в тебя короной, но ты поймал ее на лету и улыбнулся. Хорошо, что ты ее поймал и она не согнулась от удара. Такая красивая вещь... Серебряный обруч с семью высокими пиками, усыпанный бесценными изумрудами, с двумя большими рубинами по бокам... В день коронации ты был самоуверенным, сытым, довольным. Я помню слова, которые ты прошептал мне на ухо, когда замерло эхо от "Да здравствует король! ", Трижды разнесшееся по залу: "Никогда в жизни не видел ты зрелища, более прекрасного, чем сегодня..." И я помню, как ты громко добавил: "Эй, стража! Я повелеваю выжечь Корвину глаза! Пусть последним его воспоминанием будет праздничное великолепие этого дня! А затем бросьте его в самую далекую темницу, самое глубокое подземелье Эмбера, чтобы память о нем стерлась и имя его было забыто!" "Ты восседаешь на троне Эмбера, Эрик, - сказал я вслух. - Но я не забыт и не забыл, и у меня есть глаза!" Наслаждайся королевской властью, Эрик, подумал я. Стены Эмбера высоки и прочны. Оставайся в них. Окружи себя стальным кольцом шпаг. Подобно страусу спрячь голову под крыло. Но не будет тебе покоя, пока я жив, а я сказал, что я вернусь, Эрик. Я добуду ружья, взломаю все двери, уничтожу твоих защитников. И тогда мы останемся один на один, как в тот день, когда мы дрались на шпагах, а стражники подоспели и спасли тебя от верной гибели. Тогда я ранил тебя, Эрик. Сейчас мне нужна твоя кровь до капли. Я обнаружил еще один крупный алмаз, шестнадцатый по счету, и положил его в кошелек. Глядя на заходящее солнце, я думал о Бенедикте, Джулиане и Жераре. Какие у них могли быть общие интересы? От Джулиана я не ждал ничего хорошего, а Жерара не боялся. Бенедикт наверняка разговаривал именно с ним, когда я ночевал в лагере, и в ту ночь ничего дурного со мной не произошло. Тем не менее альянс трех братьев внушал мне опасения. Если меня кто и ненавидел больше, чем Эрик, так это Джулиан. Узнай он, где я нахожусь, мне грозили бы крупные неприятности, а я не был к ним готов. Бенедикт тоже мог меня выдать, не мучаясь угрызениями совести. Он ведь понимал, что любые мои действия приведут к волнениям в Эмбере. Я не мог сердиться на человека, который считал, что благополучие государства - превыше всего. В отличие от Джулиана, Бенедикт свято следовал своим принципам, и мне было жаль, что я не нашел с ним общего языка. Оставалось надеяться, что битву за Эмбер я выиграю быстро и с минимальными потерями с обеих сторон. Мне не хотелось портить отношения с Бенедиктом, в особенности после того, как я познакомился с Дарой. К тому же он мог вернуться в любую минуту, и я боялся попасть в ловушку. Мне совсем не хотелось очутиться ни в тюрьме, ни в могиле. А значит я не мог позволить себе роскоши как следует отдохнуть. Мне необходимо было спешить. Я завидовал Ганелону, который сейчас наверняка находился в одном из питейных заведений, или в публичном доме, или просто бродил по по зеленым лугам и холмам. Все эти дни мой спутник пил, дрался, кутил с женщинами и чувствовал себя как дома. Впрочем, он действительно попал к себе домой. Может, оставить его в Авалоне? Нет, нельзя. Когда я уйду, Джулиан устроит ему допрос с пристрастием, и Ганелон станет изгоем в своей стране. Он вынужден будет заняться старым ремеслом, и вряд ли ему повезет в третий раз. Я сдержу слово, возьму его с собой в Эмбер - если, конечно, он сам не передумает. А если передумает... Я немного ему завидовал, хотя и понимал, что он будет объявлен вне закона. Мне ведь тоже не хотелось уезжать, и я представил себе, как брожу по окрестностям Авалона, распускаю парус на плывущей по реке лодке, совершаю верховые прогулки с Дарой... Мысли о Даре не давали мне покоя. С ее появлением в моей жизни что-то изменилось, но я никак не мог понять, что именно. Мы, эмбериты, несмотря на ненависть, которую некоторые члены нашей семьи испытывают друг к другу, непрестанно думаем о своих родственниках, всегда готовы выслушать последние новости, касающиеся любого из нас, и обожаем посплетничать, хотя часто дорого за это платим. Иногда мне кажется, что мы походим на компанию болтливых старушек в каком-нибудь санатории, которые только тем и занимаются, что перемывают друг другу косточки. Дара понятия не имела о наших семейных делах, но ведь о себе она тоже ничего не знала. О, со временем эта девушка все поймет и, как только о ее существовании станет известно, получит блестящее воспитание. После того как я рассказал о силах, присущих ей от рожденья, она не успокоится, пока не попадет в Эмбер. Я чувствовал себя змеем-искусителем, заставившим ее отведать запретного плода, но рано или поздно она все равно узнала бы правду, а чем раньше Дара научится остерегаться своих родственников, тем спокойней ей будет жить на свете! Впрочем, не исключено, что ее мать и бабушка тоже ничего о себе не знали... А к чему это привело? Обе умерли насильственной смертью! Неуже