камня затормозилось, казалось, он вот-вот остановится. Но этого не произошло, и тело мое обмякло. Я бы пропустил все, что было дальше, но моя голова склонилась влево, и свет снова ударил мне в глаза. Я отдернул голову и в этот миг увидел, как камень катится. Робот уже высунулся на десять-двенадцать дюймов. Мне померещилось, что камень катится слегка в сторону, и я испугался, что он пролетит мимо. Но он не пролетел мимо. Он со страшной силой ударил робота по левой стороне. Потом они исчезли. Уже теряя сознание, я все-таки услышал, как они грохнулись вниз. Я не знаю, сколько времени пролежал там. Мне казалось, что я сплю и во сне вижу бесчисленные звезды, похожие на ослепительно яркие островки в черном озере, и между ними прохаживаются люди, умиротворенные, безмятежные, мудрые, благородные. Меня это обрадовало, но по противоположным причинам: либо та работа, которую я должен был выполнить, завершена и завершена успешно, либо это произошло вопреки всему сделанному, но благодаря тому, что мне все-таки удалось вовремя вмешаться. В любом случае, это была очаровательная картина, хотя и не вставленная в рамку, и я пожалел, что меня от нее отвлекают. Вероятно, меня привел в чувство свет. Когда я окончательно пришел в себя, то не мог понять, то ли я действительно спал и видел сон, то ли просто смотрел на звезды в мечтательном забытьи. Это уже не имело значения. Я перевернулся на живот и сумел подняться на четвереньки, пряча лицо от света. Потом я медленно подполз к краю. Внизу валялся искореженный робот. Свалившись, он еще откатился футов на тридцать в сторону. Камня я не разглядел. Я опять опустился на живот и стал смотреть вниз. Чувство торжества быстро сменилось грустью, тоской. Разве не был я сам сломанным механизмом? Сохраняя в себе лишь то, что казалось мне существенно важным, я сам формировал себя, отбрасывая лишнее, заводил себя, как механическую игрушку, и бегал, пока не кончался мой срок. Потом опять. Или, вернее, он. Будь оно все проклято! Нет! Я. Мы? Хорошо. Я начинал воспринимать то, что произошло. После последнего слияния все стало бессознательно раскладываться по полочкам само по себе. Извлечение очередной булавки каждый раз приводило к восстановлению той части памяти, что была когда-то отброшена мной за ненадобностью, и вызывало психические потрясения различной силы, но полученный материал в конце концов непременно усваивался, потому что он был моим, он был знакомым, он был родным и близким. Потом появилось чужое связующее звено, сквозь которое стали просачиваться другие частицы моего первоначального "я". Чужое? Уже нет. Нет. На миг я оказался по другую сторону зеркала, разглядывая тот отвратительный багаж, который я приобрел, вытащив булавки и убив Винтона. Ну что же, я не получил, чего хотел, а именно, понимания изначального происхождения этой шайки назойливых, лезущих в чужие дела проныр. Назойливые, лезущие в чужие дела? Конечно, я тоже такой же. Но это они вынудили меня. Они? Мы. Теперь. Занятно. ...Ибо никто из нас не знал, почему мы обречены влачить именно такое существование, каким бы оно ни было, или кто мы такие на самом деле. Я действительно был пропавшим клоном; необходимость этой кражи была обусловлена тогда моим преклонным возрастом и угасавшими силами. Чтобы другие не узнали о моем перемещении, о моей истинной сущности, пришлось пойти на тщательно спланированное самоубийство. До этого я очень долго был рядом с ними, почти с самого начала. Но вот что было еще раньше... Я всегда знал, что я с врагом одной крови, что мы всегда были врагами, потому что мне сразу же не понравилось то, что они затевают, создавая Дом. Впрочем, тогда я был бессилен и выжидал, скрывая свои чувства. Я узнавал о них либо по их действиям, либо, иногда, молчаливо участвуя в их слияниях. Прошло много времени, прежде чем мое неодобрительное отношение к их системе ограничений и тотального контроля достигло такой степени, что я начал обдумывать их устранение. Ведь первоначально предполагалось, что Дом создается только только на время, для связи и консолидации всех отдаленных миров, как обыкновенное убежище для той части человечества, которой удалось пережить погубившую Землю катастрофу, как место, где уцелевшие смогут остановиться и перевести дух. Однако, семья решила превратить его в нечто более постоянное, придерживаясь того убеждения, что повторение случившегося неизбежно, куда бы люди не отправились, если не будет сделано что-нибудь радикальное для изменения самого человека. Я понял это так, что они готовы упрятать человечество в тюрьму, в больницу. Я же считал, что выживание рода человеческого может быть гарантировано простым его рассредоточением, теми разнообразными и бесчисленными возможностями для его развития, которые непременно представятся. Я находился на Земле в ее последние дни, работая со спасательными командами, и я верил, что это несчастный случай, недоразумение, ошибка; война, стихийное бедствие всему виной. И даже если это было не так, случившееся не обязательно должно было повторяться снова и снова. Я хотел, чтобы человек вышел из Дома, чтобы он опять отправился в путь. Таких возможностей, как у семьи, у меня не было. Но обо мне тоже никто не знал. Я решил в полной мере воспользоваться этим, тщательно все продумывая, нанося внезапные удары и не оставляя ничего без внимания. В первый раз я потерпел неудачу, но они так и не узнали, кто я, или что все это значит. Власти оставались вне игры, не зная о существовании семьи и находясь под ее влиянием. Я изучил их методы, превзошел в умении скрывать свое истинное лицо и до известной степени стал таким же безжалостным, какими были они в самом начале. Это было не так сложно. Впрочем, они изменились. И я знал, почему. Эта идея нравственной эволюции, с которой они так носились и которую они пытались осуществлять даже на своем собственном, личном уровне... Она их и погубила. Теперь они оказались слишком слабыми, и я победил... Пиррова победа, в своем роде. Я не знал, откуда я взялся. Мои самые ранние воспоминания относились к тому времени, когда я работал техником в Подвале Крыла 1. И только постепенно, путем наблюдений и телепатии, я узнал о семье и об их великом эксперименте. Я принял решение помешать им и занялся самообразованием. Я понимал, что уничтожая их, я, вероятно, выбрасываю ключ к тайне моего собственного происхождения. Впрочем, я был готов принести эту жертву... Те булавки, что я сумел вытащить, не принесли мне этого знания. Если бы я сразу пошел на свет, то быть может... Что таилось в этом свете? Меня влекло к нему с того самого мига, когда я увидел его в первый раз там, в своей комнате. Если бы я не возился с булавками, то я, может быть, успел бы добраться до его источника. Я бы избежал... Плохо. Я бы избежал схватки, которая была просто необходима для успешного завершения моей работы. Теперь надлежало лишь поддерживать умственное и психическое равновесие, сохранять собственное преимущество в себе самом. Я... Но мне уже не хотелось идти на свет. Теперь он вызывал во мне отвращение. Я... Мы... Да. Мы. Нет. Я. Мы - это Я. Я смотрел на разбитую машину: у нас было много общего. Шло время. Свет струился над моей головой, отбрасывая причудливые тени внизу. Голова кружилась. Ветерок пронес над роботом клочки тумана. В воздухе стремительно пронеслось что-то темное. Что-то невдалеке пискнуло и зажужжало, но тут же стихло. Уголком зрения я видел полную луну, похожую на ледяное колесо. У меня застучали зубы. Пальцы заледенели. Поднимайся! - Я... Сейчас ты должен спуститься вниз и пойти назад. Поднимайся. - Я устал. Поднимайся. Сейчас же. - Не знаю, смогу ли я. Сможешь. Поднимайся. - Не знаю, хочу ли я. Это не имеет значения. Поднимайся. - Почему? Потому что я так сказал. Ну же! - Хорошо! Хорошо! Я медленно приподнялся. Постоял секунду на четвереньках, потом сел. - Лучше? Да. Теперь вставай. Я встал. Страшно кружилась голова, но я понял, что стоять могу. Я не поворачивался к свету, глядя на Крыло, Которого Нет. Ты пойдешь именно туда. Иди. Я опустил голову, несколько раз глубоко вздохнул и пошел. Оказывается, спускаться легче, чем подниматься. Я это сразу же выяснил, оступившись и съехав по склону на спине футов на восемь. Спускайся. Спускайся. - Я что, никогда не отдохну? - спросил я. Но потом нащупал твердую почву под ногами и полез вниз, зажимая рукой рану на боку. Свет остался гораздо выше, и мне было чуть-чуть легче. Спустившись, я прошел мимо робота, даже не взглянув на него. Потом я поднимался, спускался, оступался. Я падал и поднимался, но продолжал идти. Движение помогло мне немного согреться. Через некоторое время я снова увидел темную глыбу своего Крыла. Освещенное окно напомнило мне о Гленде и это, в свою очередь, навело меня на мысли о ее покойном отце. Он был моим другом, и я погубил его. Не тот же самый я. Не тогда. Не теперь. Я пытался относиться к этому именно так и чувствовал, что начинаю привыкать. Это не означало, что я не испытывал угрызений совести, но я уже был не тем, кем был раньше, тогда, или даже несколько дней или часов назад. Может быть, разрушение и воссоздание своего "я" стало для меня не таким изнурительным занятием, как бывало, благодаря тому, что мне так много приходилось этим заниматься. Теперь я понимал, кем я был, до определенного момента. Тем не менее, это было лишь началом познания своего нынешнего "я". Я поддерживал Глинна, я видел в нем надежду на будущее, средство для разрушения Дома. Впрочем, он мне нравился и, когда они расправились с ним, я забрал ребенка. В то время, у меня не было никаких планов насчет нее. Но потом, оценив ее интеллектуальные способности, я позаботился о том, чтобы девочка не только получила отличное образование, но и узнала о надеждах и планах своего отца, вплоть до самых мелких подробностей. Она воспринимала их с энтузиазмом. К тому времени мне уже стало казаться, что она не чья-то еще, а моя собственная дочь, до такой степени я к ней привязался. Поэтому было вполне естественно, что в конце концов я посвятил ее в свои собственные планы и надежды. Не во все. Она отнеслась к ним с полным сочувствием и пониманием, поэтому я обратился к ней за помощью. Как бы мне хотелось теперь, чтобы я обошелся без нее. Она не знала о моих намерениях убить Энджела, или о том, что я хочу заставить Винтона убить меня. Я выиграл... Но если все вышло по-моему, и я выиграл, то почему я иду к Крылу, Которого Нет, а не к развалинам? Потому что... Иди дальше. Должна быть какая-то причина. Я просто не мог вспомнить. В голове моей был такой же туман, как и вокруг меня. Голова ныла, как больной зуб. Не пытайся думать. Просто иди. Гленда. Вот в чем дело. Она ждала меня. Я возвращался к Гленде, чтобы рассказать ей, что все уже кончилось. Поднимайся! Странно. Я не заметил, как упал. Я с трудом поднялся на ноги и почти тут же свалился опять. Уже недалеко. Ты должен идти. Поднимайся. Я этого хотел. Я очень хотел. В душе я стремился к этому... вот только ноги заплетались, не слушались. Это проклятое тело... Я чувствовал, что в моей голове тоже происходят странные вещи. Что же, пусть, лишь бы это помогло мне подняться. Еще попытка, опять падение. Впрочем, такие мелочи не должны меня беспокоить. Чтобы продолжать путь, мне совсем не обязательно было стоять. Мне уже приходилось волочить свои тела и в другом положении. Все зависит от отношения к делу. Целеустремленность, упорство - вот что главное. Может быть, лучше назвать это упрямством? Я полз вперед. Время больше не имело значения. Руки мои окоченели. Вверх по склону. Когда луч света опять ударил в меня, я даже не сразу это заметил. А когда это дошло до меня, мне вдруг померещилось, что я нахожусь на сцене, выступая перед невидимой аудиторией, настолько завороженной моей игрой, что она просто замерла, не издавая ни звука. Перед тем, как мне в последний раз отказались повиноваться руки, я увидел Крыло, я увидел окно... Оно приблизилось, намного приблизилось. Я полз медленно, очень медленно, как полураздавленное насекомое. Было бы глупо не выдержать, ведь осталось совсем немного. Нелепо... Я попытался приоткрыть глаза и приподнять голову. Сколько я пролежал здесь? Плохо. Можно понукать тело, подгонять его, волочить. Но сознание приходит и уходит по свои законам. Это был уход... 11 Я видел все это, пользуясь правом, дарованным мне вечностью. Семья подобрала меня, зарядила и навела на Стайлера. Стайлер взял меня, манипулируя обстоятельствами, подстроил все так, что мне пришлось сыграть роль Отелло в "Гамлете" его постановки, и выпустил меня на волю, чтобы я воспитывал человечество в духе такого пацифизма, который представлялся ему наиболее подходящим. Я мог только догадываться, но казалось весьма вероятным, что на каком-то этапе моих ранних экспериментов с клонированием он получил образцы моих биологических тканей. У него были роботы, все еще оставались роботы, которые могли это для него сделать, и он спроектировал Крыло, Которого Нет. Не так уж и важно, каким образом ему это удалось. Образцами моих тканей он воспользовался для клонирования изначального мистера Блэка, заложил в него такие предпосылки, что он стал чем-то вроде моего "анти-я", и отправил его в Дом с потерей памяти и инстинктом выживания. Он был помещен туда, чтобы помешать мне и уравновесить мои усилия, когда придет время, сработав, как некая социологическая бомба замедленного действия. Пришло время и это случилось. Стена рухнула, наготове была Гленда с формулами Глинна, и я был обезврежен. Мне почти слышался голос Стайлера, говорящий: "...а теперь добавим 8 кубиков основания Блэка в кислоту ди Негри." Я взглянул на цветные огоньки. Потом я протянул руку и стал щелкать переключателями. Справа от меня послышался странный шум, и чья-то рука легла на мою... Шлем мешал мне повернуть голову и посмотреть туда. Тут меня посетило видение из далекого прошлого. Я видел крестьян, вспахивающих небольшое поле, граница которого была отмечена черепом какого-то животного, надетым на низкий шест. - Все в порядке, - сказал я. Рука отодвинулась. - Кто?.. - спросила она, наконец. Что я мог на это ответить? - Имя мне было - Легион, - начал я, запинаясь, - я был целой галереей обличий. Я был Блэк, я был Энджел, я был Лэндж, я был Винтон, я был Кэраб, я был Винкель. И Джордан и Хинкли и старый Лэндж. И еще было множество других, о которых вы никогда не слышали. Я мог бы сказать, что это неважно, но это важно, ибо я - есть я. Полагаю, что я должен выбрать себе лицо. Очень хорошо. Называйте меня просто Анджело. С этого все началось. - Боюсь, что не понимаю. Вы?.. Я снял с головы шлем и повернулся, чтобы посмотреть на нее. - Да, - сказал я. - Со мной, действительно, все в порядке. Спасибо, что вы сделали так, как я просил. Я сам добрался сюда, или вам пришлось меня тащить? - Я вам помогла, - сказала она. - Я видела, как вы упали. - Значит, вы выходили наружу? Она покраснела. - Да. Я надеялась, что у меня будет повод. Не такой, конечно. Но это было восхитительно! Я потер бок. - Я вижу, вы подлатали меня немного. - Вы истекали кровью. - Да, вполне возможно и ничего удивительного. Я поднялся на ноги, постоял немного, прислонившись к креслу, подошел к шкафу и стал шарить там по полке. - Что вы ищете? - Сигареты. Хочу закурить. - Они в другой комнате, где я ждала вас. - Пошли туда. Я не стал опираться на протянутую мне руку. Мы пошли по коридору. - Давно вы меня притащили? - Примерно час с четвертью. Я кивнул. - А что поделывает тот самый свет? - Не знаю. Я не заходила туда после того, как помогла вам войти. Мы вошли в комнату. Она показала мне, где лежат сигареты, сама курить отказалась. Закуривая, я подошел к окну. Далеко в стороне свет растекался по небу мутной рыжевато-коричневой лужей. Я глубоко затянулся, выдохнул дым. - Вам, правда, понравилось там? - спросил я. - Да, а сейчас там так красиво, и солнце уже всходит. - Хорошо. Я хочу пригласить вас туда на прогулку. - Вы не в такой уж хорошей форме. - Тогда тем более кто-то должен быть рядом со мной. Кроме того, мне потребуется секретарь. Она наклонила голову на бок и прищурилась. Я улыбнулся. - Решайтесь. Мы будем идти тихо и спокойно. Прогулка пойдет нам на пользу. Она кивнула и последовала за мной к выходу. Мы вышли и вдохнули прохладный утренний воздух. - Не могу привыкнуть к запахам, - сказала она. - Здесь дышится совсем не так, как в Доме! Потом она спросила: - Куда мы идем? Я показал ей кивком головы. - Вон туда. - К развалинам? Это довольно далеко... - Тихо и спокойно. Без спешки, - сказал я. - Времени у нас сколько угодно. Мы двинулись в ту сторону, и меня раздражала только необходимость часто останавливаться и отдыхать. Еще нам пришлось несколько изменить маршрут, чтобы не проходить мимо оставленного мной тела. Хотя я пытался скрывать боль в боку, она заметила это и стала поддерживать меня под руку. Я уже не возражал. Я рассмеялся. - Помнишь, когда тебе исполнилось семь лет, я подарил тебе коньки? - сказал я. - И уже на следующий день ты поскользнулась и подвернула ногу. Мне показалось, что это был настоящий перелом. Но ты не позволила мне взять тебя на руки. Ты опиралась на мою руку, как я сейчас. Ты сдерживала слезы, но твое личико было мокрым, и ты кусала губу. Падая, ты порвала свое любимое синее платьице. То самое, с желтой вышивкой на груди. Ее пальцы почти до боли сжали мою руку. С востока повеяло легким ветерком. Я похлопал ее по руке. - Все уже хорошо, - сказал я, и она быстро кивнула и я отвернулся. Я скорее почувствовал, чем увидел, что в развалинах вспыхнул свет. Его луч промелькнул мимо нас, вернулся к нам и остановился. Сейчас при дневном свете, он уже не производил того впечатления, что раньше. Мы пробирались среди камней, обходили ямы, воронки, поднимались вверх, спускались вниз, потом опять вверх. - Птичка! - вскрикнула она. - Да. Хорошенькая. Желтая. Это было приятное утро, наполнившее мир нежными тонами, смягчившими суровость этих мест, где разыгрывался мой ночной кошмар. Кучевые облака и прохладный ветерок слева обещали, что скоро начнется дождь, но на востоке продолжала разгораться заря нового дня, и небо там было ясным, безоблачным, и зелени там было больше, чем мне раньше казалось. Мы приблизились, и свет, которым он пользовался во время охоты на меня, наконец скрылся за верхним краем уцелевшей части фасада здания, почерневшей, покрытой трещинами. Дверь туда была распахнута. - Мы войдем внутрь? - спросила она. - Да. Мы вошли в выгоревший вестибюль, стены которого местами обвалились, а крыша рухнула, поэтому сверху беспрепятственно падал дневной свет. Здесь пахло пылью веков. - Что мы будем здесь делать? - спросила она, пока мы пробирались среди мусора в дальний угол комнаты, над которым оставалось что-то вроде навеса. - Через минуту. Я думаю, Что примерно через минуту ты все узнаешь, - сказал я. - Именно поэтому мне нужен был секретарь. Дальний коридор, по которому мне довелось пройти столько лет назад, был наглухо завален. Это, вероятно, было вызвано обрушившейся когда-то с отдаленных гор лавиной. Я отвел ее в относительно чистый закуток, где, под огромными слоями пыли, с трудом угадывались очертания какой-то мебели. Да, я все помнил правильно. Черный аппарат притаился, как тарантул, в своем углублении в стене. Я достал свой носовой платок. Телефон зазвонил, когда я вытирал с него пыль. Гленда вскрикнула. - Вот, - сказал я, делая шаг назад. - Теперь он относительно чистый. Не возьмешь ли ты за меня трубку? Она кивнула, подошла и, волнуясь, заметно нервничая, сняла трубку. - Алло? Она послушала немного, потом прикрыла ее рукой, чтобы не было слышно на другом конце и посмотрела на меня. - Он спрашивает, кто я. - Так и скажи ему, - ответил я. Она сказала, опять послушала и снова обратилась ко мне. - Он спрашивает мистера Анджело ди Негри. - Ты секретарь мистера Негри. Спроси его, что ему надо. Пауза, и... - Он хочет поговорить с вами о ваших делах, - сказала она. - Сейчас я занят, - сказал я, протирая стул. - Скажи ему, что ты можешь немного удовлетворить его любопытство и расскажи про структуру Дома, про расположение его Крыльев, про его внутреннее устройство. Отвечай на любые его вопросы, относящиеся к этой теме. Я очистил стул от накопившейся за века пыли и грязи, сделав это очень тщательно, и уселся. Тут она снова обратилась ко мне. - Он спрашивает, нельзя ли ему поговорить с вами сейчас. Я покачал головой. Я закурил. - Скажи ему, что стена в Крыле 5 рухнула и что люди идут наружу. Скажи ему, что ты возвращаешься туда для осуществления программы помощи участникам неминуемого массового исхода. - Я? - Разве ты этого не хочешь? - Да, но... - Ты знаешь, какое понадобится оборудование? Как его производить и применять? - Думаю, да. - Так скажи ему еще и об этом. Я докурил. Прошло довольно много времени, прежде чем я опять закурил. - Он спрашивает, что, по-вашему, из всего этого следует? - сказала она наконец. - Черт возьми, да почем я знаю? - сказал я. - Я даже не вполне понимаю, чему это научило меня, разве что теперь мне известно, каково быть винтиком в огромной машине. Она быстро переговорила с ним, потом сказала: - Он говорит, что хочет услышать ваш голос. Он просит вас сказать ему что-нибудь. Что угодно. Я встал на ноги и потянулся. - Скажи ему, что долг чести между нами уплачен, - сказал я. - Скажи ему, что, к сожалению, в настоящее время мистер Негри на звонки не отвечает. Потом положи трубку. Она так и сделала, и я снова оперся на ее руку, и она помогла мне выйти из развалин. Солнце уже взошло, но на небе появились тучи. Я подумал, что мы, быть может, еще успеем вернуться до того, как пойдет дождь. А если даже и нет, то какая, черт побери, разница.