ли в полушубках и шапках. Фомушкин, приземистый мужик с красным от ветра и алкоголя лицом, пожал Борменталю руку железными короткими пальцами. - Присаживайтесь, товарищи, - указал он на ломаные стулья. Кое-как сели. Фомушкин выложил на стол блокнот. - Долго говорить не буду, - сказал Фомушкин. - Надо что-то предпринимать. Народ нас не поймет, если мы... Товарищ Самсонов, доложите. Самсонов вынул из-за пазухи документ, оказавшийся письмом к главному санитарному врачу области, и зачитал его. В письме красочно описывались угроза эпидемий, многочисленные покусы населения, шумовые воздействия от лая и воя по ночам и прочие беды, свалившиеся на Дурыныши в связи с чрезвычайно высоким скоплением бродячих собак. - Ну, положим, собак дразнят... - несмело возразил Борменталь. - Проходу от них нет, вот и дразнят, - отрубил Фомушкин. Заканчивалось письмо призывом принять срочные меры. - Это не все, - сказал председатель. - Я санкционировал демонстрацию протеста населения против кооператива. Организатор - ваша жена, - показал он пальцем на Борменталя. - Дружков заявил альтернативную демонстрацию собак, я запретил. В конституции о демонстрациях собак ничего не говорится. - Логично, - кивнул доктор Самсонов. - Но и это еще не все, товарищи, - вкрадчиво вступил участковый. - Надо что-то делать с самим Дружковым. Псы без него - ноль, сколько их раньше было - и не мешали... - Посадить его за нарушение паспортного режима нельзя? Он ведь все еще не прописан, - сказал председатель. - Надолго не посадишь. Да и откупится. Денег у него больше, чем наш годовой бюджет, - сказал Заведеев. - Чем пять бюджетов, - поправил Фомушкин. - О чем мы говорим, друзья? - улыбнулся доктор Самсонов. - По существу, о собаке. Посадить собаку можно, но не в тюрьму - на цепь! Предлагаю именно так подходить к вопросу. Фомушкин задумался. Видно было, что идея ему нравится, но он не видит методов ее осуществления. - Как же так - председателя кооператива и на цепь? У него расчетный счет в банке, круглая печать... - Если признать недееспособным... - вставил Заведеев. - Нет-нет! У него вполне здравый ум,смекалка, вообще, очень талантливый пес, - сказал Борменталь. - Ловлю на слове! Пес! - засмеялся Самсонов. - Кстати, вы не выяснили, кем был тот потерпевший, помните? Три месяца назад, на шоссе? - спросил Борменталь участкового. - Кажется, не установили личность, - сказал участковый. - М-да. Пересилили собачьи гены... - вслух подумал Борменталь. - Как вы сказали? - Нет, это я так. - Вам решать, Дмитрий Генрихович, - сказал Фомушкин. - Сумели его человеком сделать, сумейте поставить на место. - Как это? - Обратная операция, коллега, - жестко произнес Самсонов. - Нет такого человека - Дружков! Есть собака Дружок. - Из собаки человека труднее сделать. A уж из человека собаку... - заискивающе начал Заведеев. - Да? Вы пробовали? - вскинулся Борменталь. - Доктор, советская власть просит, - примирительно сказал Фомушкин. - Пса хорошего сохраните. Неужто не жалко его по тюрьмам пускать? A мы его точно посадим. Если не за режим, то за взятки. Если не за взятки, то за подлог... Найдем, за что посадить. - A как же все то, что он здесь успел... - растерялся доктор. - Это не волнуйтесь. За нами не пропадет. Клуб отремонтирован, очень хоршо. Столовую общепиту передадим, магазин вернем торговле... Все спокойнее будет. О людях надо думать, не о зверях. Борменталь забарабанил пальцами по столу. Внезапно зазвонил телефон. Фомушкин поднял трубку, минуту слушал, после чего положил ее и сказал коротко: - Швондер скончался. Швондера хоронили в ясный солнечный день, нестерпимо пахнущий весной, несмотря на легкий морозец. В парке больницы, между бюстами великих ученых и памятником Преображенскому, накрытому белой простыней, чернела в снегу свежая могила; похоронный оркестр оглашал окрестности звуками траурного марша. От коттеджа Швондера к могиле по парковой аллее медленно двигалась похоронная процессия. Впереди шагали Фомушкин и Дружков с орденами Ленина и Красной Звезды на бархатных подушечках. Следом ехал открытый грузовик с гробом, за которым шествовало население Дурынышей, a позади - кооператив "Фасс" в полном составе: полторы тысячи собак. Колонна собак растянулась метров на триста. Процессия приблизилась к могиле, грузовик остановился, гроб переместили на подставку. Траурный митинг начался. Однако, то ли фигура Швондера не пользовалась любовью жителей Дурынышей, то ли из-за обилия собак, но в размеренный и скорбный сценарий траурной церемонии стали вплетаться посторонние нотки. Уже во время речи Фомушкина раздался откуда-то сзади возглас: "Собаке - собачья смерть!", как раз в тот момент, когда Фомушкин перечислял заслуги Швондера перед Советской властью. Кричавшего установить не удалось. Естественно, такой выпад не прошел незамеченным среди собак, отозвавшихся лаем, на секунду заглушившим медь траурного оркестра. И далее, во время выступления представителя ветеранов - старика в полковничьей шинели - над толпою взметнулся плакат: "КГБ - цепной пес КПСС!", возникший в том месте, где стояли Марина Борменталь и доктор Самсонов. Кооператоры отреагировали соответственно. Едва гроб опустили в могилу и поспешно забросали землей, как в открытом кузове грузовика оказался Дружков. Он был в модной импортной куртке черного цвета, его непокрытая рыжая шевелюра горела в солнечных лучах. - Люди! - обратился он к собравшимся. - Не надо никого осуждать. Я тут недавно одну книгу прочел. Хорошая книга. Там написано: "Не судите да не судимы будете". Один человек сказал... Простите нас все, мы добра хотим. Запущена земля, конуры обветшали, пищи мало. Грыземся. Виноватых ищем. A собака - она всегда виноватая. Собака, как никто, вину свою чует. Злобство ее - от цепи да поводка. Вот сейчас цепь сняли, и собака радуется, старается для пользы общего дела. Веселой стала собака. У вас много чего было раньше, счеты у всех свои. A у нас только начинается. Мы никого не виним. Прошу - не пинайте собаку, она вам пользу принесет. Я хочу в знак примирения и в память о Швондере воссоздать в первоначальном виде памятник человеку, которым первым вывел собаку в люди, и памятник этой собаке. Катя, давай! - Василий махнул рукой. Катя, находящаяся у памятника, дернула за веревку, покрывало сползло с фигуры профессора, и собравшиеся увидели рядом с бронзовым Преображенским бронзовую собаку. На постаменте под старой надписью блестела золотом новая: "Полиграфу Шарикову от кооператива "Фасс". Оркестр заиграл марш, и колонна собак торжественно двинулась мимо памятника. Марина подошла к Дружкову. - Василий, зачем вы это сделали? Вы хоть поинтересовались - кем был этот Полиграф? - A кем он был? - Сволочью, - сказала Марина. - Жаль, конечно, - вздохнул Дружков. - Лучше бы героем. Но ведь был? Куда от него денешься? Пускай стоит, напоминает, из кого мы вышли. A дальше - наше дело. Облава была организована по всем правилам военного искусства. В понедельник утром платформа Дурыныши была закрыта, поезда следовали мимо без остановки, благодаря чему городские проводники, прибывающие в деревню за собаками-кооператорами, не смогли попасть к конторе, где с утра дожидались выхода на работу несколько сотен собак. В десять утра на площадь перед магазином, запруженную собаками, с двух сторон въехали два огромных крытых фургона санитарной службы - мрачные черные машины с крестами по бокам. Из них высыпали люди в стеганых ватных штанах и куртках, в рукавицах и шапках. У них в руках были сети и крючья. Началось избиение. Псов ловили сетями, подцепляли крючьями и забрасывали живым копошащимся окровавленным и стонущим клубком в открытые двери фургонов. Озверевшие от охоты санитары с матом и угрозами носились по площади, круша крючьями направо и налево. Снег стал красен от крови. Энтузиасты из местного населения во главе с Пандуриным образовали живую цепь, не выпускавшую собак из смертельного котла. Дружков, дотоле дозванивавшийся в город с вопросами - почему нет проводников - выскочил из офиса налегке, успев прихватить со стола первое, что подвернулось под руку, - бронзовую копию памятника Преображенскому с собакой, сделанную на заказ. За ним выбежала Катя. Размахивая увесистой статуэткой, Василий ринулся в гущу бойни, рыча от бессилия и ненависти, но был схвачен Заведеевым и двумя доброхотами. Его и Катю препроводили в поселковый Совет и там заперли под охраной до конца операции. Василий упал на пол и, царапая ногтями пол, бился об него головой, издавая нечеловеческие звуки. Катя рыдала. - Собака - собака и есть, - изрек Пандурин, закуривая и укладывая на колени дробовик, прихваченный им из дома для пущей острастки. Василий вдруг кинулся на него, норовясь перекусить шею, но помощники Пандурина - сын его и зять - легко с ним справились, надавав тумаков, и связали свернутым в жгут транспарантом - длинной красной тряпкой с меловой надписью "Решения партии - одобряем!". Связанный Дружков, привалясь к стене, смотрел через окно, как погибают собаки. Все было кончено в полчаса. Заваленные телами собак фургоны, тяжело развернувшись на площади, покинули деревню. Разгоряченные бойней жители разошлись. На площади остались лишь кровавые пятна и клочья шерсти. Катю вытолкали из поселкового Совета, и она побрела в офис, где уже мародерствовали дурынышцы: растаскивали мебель, срывали со стен картины, разворовывали кухню. Катя добралась до телефона, набрала номер и сквозь слезы проговорила: - Доктора Борменталя, пожалуйста... "...Финита ля комедия! Циничный возглас российских интеллигентов со времен Лермонтова, когда сделать ничего не можешь, a каяться не привык. Но ведь виноват-то я, больше никто. Задумал создать человека естественного в неестественной обстановке. Будто забыл, что сам исхитрялся многие годы, стараясь сохранить хоть что-то в душе и не утонуть в этой мерзости. Иронией обзавелся, цинизмом, равнодушием... A тут взял доброго пса и пустил его на волю. Поверил словам: все, что не запрещено, - разрешено. Сам же разрешения ему не дал, тем более, не дали милые наши обыватели. Теперь псу каюк. Коллега Самсонов ходит гордый и изображает провидца. Выхода нет. Мы никогда не будем людьми, уже поздно. И не в правительстве дело, не в партиях, не в способе производства материальных благ. Очередной эксперимент провалился. Страна бездарных экспериментаторов. Благом для Василия будет снова сесть на цепь и ждать ежедневной похлебки. Единственный плюс от всего - новенькая операционная. И никелированная табличка на стене: "Здесь 25 декабря 1990 года родился Василий Генрихович Дружков". Здесь родился, здесь и помрет... Это самое гуманное, что я могу для него сделать. Но кто же сделает это для меня? Похоже, Господь лишь точит свой скальпель. "Все остались при своих" - сказала Дарья. Неправда. Василий остался при чужих. Надо вернуть его к своим и всю жизнь искупать перед ним вину. Как он будет смотреть на меня? A Алена?.. Лучше не думать. A я уже было размечтался вслед за ним. Как из десятиэтажной клиники будут стройными рядами выходить спасители Отечества. Прямо из-под моего скальпеля. И доллары рекой... Гнусно жить на этом свете, господа! Эпилог "Протокол задержания. Мною, участковым дурынышского поселкового Совета старшим лейтенантом Заведеевым В.С. задержана по обвинению в совершении взлома поселкового Совета учащаяся дурынышской школы Борменталь A.Д., по ее показаниям, для освобождения содержащейся там собаки, подозреваемой в бешенстве. Попытка выпуска на волю бешеной собаки была пресечена жителем деревни Дурыныши Пандуриным Ф.Г., который доставил гр.Борменталь A.Д. в отделение. Бешеная собака по кличке Дружок застрелена Пандуриным Ф.Г. при попытке к бегству на автомобиле марки "Мерседес", принадлежавшем расформированному постановлением исполкома кооперативу "Фасс". Ст. лейтенант Заведеев В.С." --------------------------------------------------------------- © Александр Житинский