ся там она- низмом. По наущению Жомки сержант Липтон пытается выследить полковника, но тот для него слишком крепкий орешек - ведь он в совершенстве владеет искусством маскировки и умело путает следы на местности (наш физкультурник тоже пытался застукать нас с Фредом Доули, но мы ему не по зубам). Тогда Жомка кла- дет ночью руку полковника в ведро с теплой водой и шепчет ему на ухо: "Пи-пи, Тедди, писай, мой мальчик, писай!" (прав- да, у Ли Фаня об этом не написано, но так делал один вредный парень у нас в бойскаутском лагере, так что я знаю). Но пол- ковник стойко выдерживает и это испытание. Кроме того, Жомка всячески превозносит свои заслуги перед экспедицией, выстав- ляя себя этаким "благодетелем". Ли Фань своим мастерским пе- ром дает нам ясно понять: этакий Жомка и портупею полковника способен обменять на винно-водочные изделия где-нибудь в гор- ной деревне! К счастью, лишь ничтожное меньшинство солдат поддержива- ет новоявленного "комиссара". Живописуя поведение низов, Ли Фань, как блестящий мастер психологической достоверности, и здесь выдерживает принцип контраста и противопоставление двух лидеров дополняет противопоставлением сержанта Липтона и рядового Ходла. Сержант Липтон - это типичный армейский карьерист. Что- бы устроиться в армии "потеплее", он заискивает перед началь- ством, всячески угождая разным сомнительным личностям типа лейтенанта Слейтера. Липтон до того мил лейтенанту, что тот и находясь во сне дает ложное медицинское заключение - и все затем, чтобы потрафить своему любимцу! Интриган Липтон тоже боится действовать открыто и выставляет себя этаким служакой. Что бы ни случилось, с него взятки гладки, он то и дело по- вторяет: "Приказ командира, полковник приказал..." В общем, это пособник Жомки - недаром он выгораживает его и во всем обвиняет полковника Томсона: "надо было лучше тренироваться!" Липтон и действует в стиле Жомки - подбивает ламу-гипнотизе- ра внушить всем, будто полковник состоим с ним, сержантом Липтоном, в неуставных отношениях. Кстати, не есть ли этот лама переодетый Жомка? Липтон доходит до панибратства с пол- ковником и пренебрежительно величает его "товарищем майора", но полковник Томсон сурово его одергивает. Однако сержант Липтон продолжает мнить себя этаким Робин Гудом, слепо веря в свою незаменимость для экспедиции. Становится ясно -Липтон приучает всех к мысли, будто бы он и есть тот народный сер- жант, о котором так много поется в английских песнях (хотя таких песен вообще не существует). К счастью, британская армия состоит не из одних липто- нов и слейтеров. Ее основа - такие, как Ходл. Правда, понача- лу кажется, будто Ходл тоже попал под дурное влияние Жомки. Но это все временно, пока не настал час решающих испытаний. Именно повар Ходл, хотя у него и шатаются передние зубы, пле- чом к плечу с полковником кидается на азиатского деспота. На- прасно лейтенант Слейтер и сержант Липтон пытаются убедить Ходла, что он должен выставиться в окно и помочиться на голо- ву какому-нибудь зазевавшемуся лейбористу. Ходл понимает, что не спасет этим Англию, и отказывается участвовать в их авантюре. И неслучайно полковник Томсон в наиболее ответст- венный момент отстраняет Липтона от проведения операции и ос- танавливает свой выбор на Ходле. Это - явный символ нерушимо- го боевого братства высшего командного состава и армейских низов, вклиниться в которое зря пытаются всякие липтоны! Правда, гениальный Л.Фань, как суровый реалист, показы- вает, что справедливость еще не во всем торжествует: орден Бани все же минует Ходла и достается выскочке Липтону, хотя заслуги Ходла неизмеримо выше. Тем не менее рядовой Ходл про- должает скромно тянуть армейскую лямку и не претендует на на- грады. И все-таки, хочется верить, что английское правитель- ство в конце концов исправит свою ошибку. Я обязательно буду таким, как Ходл, а потом пойду в ар- мию и взбодрю парочку генералов. май-ноябрь 1994  * Александр Гейман. ДВА ПИСЬМА *  1. ПИСЬМО ГРАФА АРТУА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЮ ФРАНЦИИ Дорогой Луи! Я вижу недоуменную мину на твоем лице. "Как же так",- напряженно размышляешь ты,- "всю жизнь держал меня за додика, и вдруг - "дорогой"? Что это - дежурная вежливость или лице- мерие лукавого царедворца?" Успокойся, Луи - ни то, ни дру- гое. Просто с отдаления в тысячи долгих миль даже твоя уны- лая образина кажется чем-то родным и милым - ведь она напо- минает мне Францию... Надеюсь, Луи, тебя не обижает, что я не титулую тебя по установленному этикету? Видишь ли, годы пути выветрили из моей памяти придворные тонкости, и я, как ни стараюсь, не могу точно вспомнить твое имя,- может быть, ты Генрих, а не Луи? - ну да, пусть будет наудачу - Луи, не помню уж, какой ты там по счету. А почему бы ему не справить- ся у аббата Крюшона? - удивляешься ты. Но как я могу это сде- лать, Луи, если аббат дрыхнет без задних ног через две запер- тых двери от меня и не желает даже откликнуться. Еще бы,- он так устал, когда вез меня от императорского дворца до нашего с ним жилища. Должен признаться, я получил ни с чем не срав- нимое удовольствие, Луи. Приятно, знаешь, прокатиться на ло- шадке или с ветерком в экипаже, но кататься на аббате Крюшо- не!.. сет ун плезир колоссаль, как говорим мы, фрацузы. Да, Луи, ты, наверное, обратил внимание, что я впервые за все письмо употребил французское выражение,- кстати, правильно ли я его написал? Ничего удивительного, если ошибся: не толь- ко твой порядковый номер, Луи, но и весь французский язык почти совершенно забыт мной после того, как я сподобился сча- стья познакомиться с языком некитайским. Ну, а переходить с языка божественной изысканности на вульгарное дикарское наре- чие, именуемое французским,- это такое мучение, такой мове- тон, Луи,- все равно что после сюиты Вивальди слушать твой утренний постельный тромбон. Тебя спасает одно, Луи: ты не сознаешь всей степени убожества, в котором вынужден обращать- ся, иначе бы ты не пережил этого. Аббат Крюшон, например,- тот уже и ржет как-то по-некитайски,- ну, а я - я еще помню отдельные родные слова, такой уж я патриот, Луи, не помню, какой ты там по порядку. Да ты и сам видишь - пишу письмо о делах Некитая, а сам все о Франции да о Франции. Но к делу, к делу,- мне столько надо тебе рассказать политически важно- го! Во-первых, хозяин нашего дома, А Синь, редкая каналья: по-моему, он трахнул нашего аббата, а подстроил так, что все думают на меня. Во-вторых, Луи, ты оказался прав: наш путь в Некитай протекал с невероятными приключениями. Начать с того, что у самых границ Некитая нас ограбили и полностью раздели двое каких-то бродяг,- кстати, наших с тобой соотечественни- ков, Луи, как только они сюда попали. Мало того, что у нас отняли деньги, одежду, продовольствие, письма и подарки для императора, так они еще присвоили себе наши имена и отправи- лись в Некитай под видом нашего посольства. Так что, Луи-ка- кой-ты-там-по-счету, я теперь и сам не разберу, кто тебе пи- шет эту некитайскую весточку: Гастон Мишо, уголовник и ка- торжник, он же граф Артуа, или граф Артуа, он же каторжник Гастон. Помнится, я остался сидеть голым задом на камне, а Крюшон - этот толстяк, кто бы мог подумать! - оказался про- ворней и удрал неизвестно куда. Крышон, где ты? - молчит, но он здесь, Луи, просто устал. А вот где я? Может быть, я уже нагишом добрался до Франции? Напиши мне об этом, Луи, не томи меня неизвестностью, умоляю тебя! А то вдруг этот ка- торжник Гастон приедет в Париж вперед меня и подаст жалобу, будто граф Артуа его раздел, а я так щепетилен в вопросах чести, и кто же я буду после этого, Луи? Одно знаю твердо: я теперь - другой человек. Это во-вторых, а в-третьих, Луи, кататься на аббате Крюшоне, а, ну да, я уже написал, тогда в-четвертых,- тебя, наверно, заинтересует тот факт, что твой Версаль - это сущий свинарник против конюшни некитайского им- ператора. Да и чему удивляться - в полудикой Европе, как вы- яснилось, самые ничтожные понятия об изяществе и вкусе, в этом ты неповинен, Луи, но насчет гигиенических-то удобств, кажется, можно было сообразить, ах, прости, Луи, я снова о Франции - это опять не к месту прорвался мой патриотизм. Да, да, ты прав - пора о деле,- но я сразу вынужден огорчить те- бя, Луи: увы, мне не удалось выполнить поручение мадам Пом- падур. Лучшее средство от королевской импотенции - это конюх Ахмед, а его ни за что не отпустят, сам император, может, еще согласится, но императрица - ни за какие коврижки, так что с этим ничего не получится, представляю, как расстроится мадам Помпадур, кстати, кланяйся ей за меня, не нужна ли ей новая клизма? - пусть напишет: если старая сломалась, я при- шлю,- тут их навалом и недорого. Вот вроде бы все, больше и не знаю, о чем писать, так что пока, Луи, до встречи, ах да,- забыл, насчет второго твоего поручениия - английских козней в Некитае можешь не опасаться. Англия не пройдет! - не будь я граф Артуа! (но кто я, Луи?) - Но на чем основана ваша уверенность, граф? - можешь спросить ты. - А на том, Луи, что я пользуюсь поддержкой весьма влиятельных лиц при неки- тайском дворе. - Каких же именно? - слышу я твой следующий вопрос. - Ну, хотя бы императрицы, я у ней в большом фаворе, вчера, например, заполночь гостил у нее в будуаре. - Но как, граф, вам удалось этого добиться? - вновь не можешь ты удер- жаться от идиотского вопроса. - Ну же, Луи,- не будь так на- ивен - мне-то еще не требуется лекарство от импотенции! - Но ведь у императрицы Ахмед, разве не так? - никак не уй- мешься ты. - Нет, не так,- у императрицы Я и Ахмед, а он не- навидит британцев за их надменный колониализм, так что, Луи, двойной заслон проискам Англии! Будь спок! Кстати, императ- рица тебе кланяется, спрашивает, как твое здоровье,- ничего, если я отвечу: "Спасибо, помаленьку, немного беспокоит от- рыжка"? Императрица советует тебе поменьше увлекаться прыж- ками на батуте, все равно, мол, чемпионом не будешь, - здесь почему-то считают, что твое слабоумие от этого, это просто ха-ха, мы с Крюшоном животики надорвали, когда представили, как твоя неуклюжая туша вверх тормашками дрыгается над бату- том, согласись - это полный прикол, ну-ну, Луи, не дуйся, это же так - маленькая шутка. Ну все, ну, целую, ах да, им- ператор тебе тоже кланяется,- кстати, он советует тебе от всех болезней уринотерапию - это пить свою мочу - пошли его подальше с такими советами, Крюшон пробовал, говорит: га- дость,- а уж если Крюшону не понравилось, значит, гадость, так что не вздумай, да только император корчит из себя кру- того, такой же придурок, как его сынок. Знал бы ты, как он ущипнул меня за ягодицу, когда я вчера покидал покои импера- трицы! - так больно, Луи, до сих пор хромаю. К слову, принц на самом деле от Ахмеда, негр, как и тот,- тебе, конечно, не терпится узнать обо всем поподробней, но я и сам еще не осо- бенно в курсе, как-нибудь потом расспрошу обо всем государы- ню. Вообще-то здесь есть над чем задуматься: такое во всем превосходство над нашей нищей отсталой страной с ее крестьян- ской сиволапостью, я сам видел, как герцогиня Бургундская посадила сморчок на занавеску с фамильным гербом, а портьеру- то раздернули, герцог ходил среди гостей весь зеленый и спрашивал, кто это сделал, она ни за что не призналась, гер- цог до сих пор думает на тебя, а это была его жена, но ты тоже так делаешь, Луи, я видел,- само собой, бескультурье, а я о чем толкую, зато принцы - что твой наследник, что этот - оба додики,- все-таки, это как-то утешает, правда, Луи? - хоть в чем-то сравнялись,- но впрочем, во мне, наверное, опять взыграла моя патриотическая сентиментальность. Ну все, ну, пока, да, совсем забыл - у аббата Крюшона завелась забав- ная привычка: стоит его ночью трахнуть, как утром он сломя голову бежит читать проповедь,- видимо, его это как-то воо- душевляет. Расскажи об этом кардиналу Ришелье или кто там сейчас - пусть он возьмет себе на заметку. Что-то я еще хо- тел тебе написать любопытного,- ага,- вот: кататься, ах, я же это уже писал, ну, тогда все, до встречи, как я по тебе соскучился, милый далекий Луи, дай Бог тебе крепкого здоро- вья, долгих лет жизни, успехов в труде и огромного счастья в личной жизни, которого ты лишен,- извини, я так и не вспом- нил, какой ты по счету. Остаюсь твой покорный слуга, граф Артуа, а куда делась частица "дэ" перед моей фамилией? - почем мне знать, Луи? - может быть, Гастон Мишо ее украл? - кто я, Луи, кто? - вот загадка для Французской Академии. * * * ПИСЬМО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРОЛЯ ФРАНЦИИ ЛЮДОВИКА К ЕГО СИ- ЯТЕЛЬСТВУ ГРАФУ АРТУА Уважаемый граф Артуа! По поручению его величества короля Франции я вниматель- но изучил присланный Вами текст. К сожалению, Вашу работу ед- ва ли можно назвать перспективной, несмотря на ее очевидные достоинства - к ним относятся прежде всего стремление к живо- сти слога (увы, несколько вымученное) и острота поднимаемых Вами вопросов. Лучше всего, если я приведу собственные слова его величества по прочтении Вашего нравоописательного этюда: "Когда император Некитая просил меня прислать ему каких-ни- будь додиков на роль придворных шутов, я знал, что не оши- бусь, отправляя графа Артуа и аббата Крюшона. Но то, что граф и меня будет развлекать своими юморесками из некитайс- кого далека,- это, признаться, приятная неожиданность". Как видите, Ваши зарисовки снискали весьма высокую оценку монар- ха - едва ли начинающий автор может рассчитывать на большее. Теперь несколько слов по поводу некоторых из поднимае- мых Вами вопросов. Так, Вас возмущает распущенность аббата Крюшона,- всецело присоединяюсь к Вашему негодованию: юноше- ский гомосексуализм давно стал бичом наших иезуитских колле- жей, и кардинал Ришелье лично дал слово королю предпринять все меры, чтобы покончить с этим позорным явлением. Вы также порицаете его величество за пренебрежение физкультурными уп- ражнениями, указывая на опасные последствия такого пренебре- жения. Пользуюсь случаем воздать должное Вашим просветитель- ским усилиям. А открыть его величеству глаза на моральный облик дофина (в своем письме Вы характеризуете его как доди- ка) - это поистине акт высокого гражданского мужества. Кроме того, на ближайшем заседании парламента предполагается рас- смотреть вопрос об оснащении Версаля санитарными удобствами, а также иные меры по снижению сиволапости, на которую Вы так рьяно обрушиваетесь. Как Вы сами можете видеть, граф, факты, Вами изложенные, и без того давно изучены Французской Академией и не имеют какого-либо научного значения (разуме- еется, это никоим образом не умаляет Вашего патриотического порыва). К сожалению, публицистический пафос Вашего этнографиче- ского этюда практически перечеркнут целым рядом эпигонских просчетов и ошибок, столь обычных у всех непрофессиональных авторов. Общий художественный уровень Вашего текста невысок, и выпячиваемая Вами актуальность содержания Вас, увы, не спа- сает. Кстати, и в части содержания налицо несколько досадных неточностей. Укажу некоторые из них: 1. Факт насилия над аббатом Крюшоном с последующей клеветой в Ваш адрес весьма огорчителен для Вас и аббата, но не явля- ется политически важным событием, как Вы об этом ошибочно пишите. 2. За всю историю Франции не отмечено ни одного случая пе- рехода ее границ в обнаженном виде кем-либо из графов Артуа, отсюда Ваши кичливые намеки на якобы совершенное Вами герой- ство лишены всякого основания. 3. Клизма мадам Помпадур - это типичный литературный штамп, давно потерявший свою дидактическую силу, ставший неспособ- ным передать Вашу творческую индивидуальность, неповтори- мость нравоучительного голоса. 4. Скаковая лошадь или конный экипаж значительно превосхо- дят в скорости бегущего человека, таким образом, хваленый аббат Крюшон при поездке на нем (тем более, запряженный в те- лежку с седоком) не способен доставить ни с чем не сравнимо- го удовольствия ввиду своей низкой скороходности. Касаясь же избранной Вами художественной формы, не могу не отметить ее глубокую вторичность и непрофессионализм, а также стремление к своеобразию любой ценой - так навязчивы все эти речевые сбои, оговорки, доморощенные неологизмы вро- де "прикол", "додик" и т.п. Для того, чтобы написать по-нас- тоящему хорошее нравоучительное произведение, важно вырвать- ся из заколдованного круга избитых образов и аллегорий, най- ти зримую, запоминающуюся деталь и через нее передать свое нравоучение. У Вас таких образов и деталей практически нет, что и делает Ваши бытоописательные заметки художественно слабыми, вынуждает меня возвратить Вашу рукопись. Так что, увы, серьезный разговор о публикации Ваших текстов в цент- ральном издании пока невозможен. Дальнейших Вам творческих успехов! По поручению его величества короля Франции - знаю, ка- кого, но не скажу - редактор журнала "Парижская мурзилка"* Гастон де Мишо. _______ * детское иллюстрированное приложение к "Париматч" (прим.ред.)