Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Владимир Пузий (АРЕНЕВ), 1999
     Email: puziy@faust.kiev.ua
     WWW: http://www.faust.net.ua/~puziy/
---------------------------------------------------------------

     Данное художественное произведение распространяется в электронной форме
с ведома и согласия  владельца  авторских прав на некоммерческой  основе при
условии  сохранения целостности и  неизменности текста,  включая  сохранение
настоящего  уведомления. Любое коммерческое использование настоящего  текста
без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
     ___________________________________________________________________

     По вопросам коммерческого использования данного произведения
     обращайтесь к владельцу авторских прав по следующему адресу:
     Internet: puziy@faust.kiev.ua Тел. (044)-440-54-95
     ___________________________________________________________________


     Карандаш с полустертой надписью

     (из цикла "Киевские истории")

     Поезд уже  полчаса как укачивает меня  в  своей прокуренной плацкартной
колыбели. Я один, остальные три места пустуют. В боковушке -- тоже никого.
     Начинаю  дремать, но  вот  на  какой-то промежуточной  станции являются
попутчики. Здороваются со мной, распихивают сумки, садятся.
     "Уфф!"
     "Уфф! Жарко сегодня!"
     "Ага!"
     Один -- худой  пожилой почти-старик в видавшем виды коричневом костюме,
с  тертой шляпой. Шляпу он кладет рядом с собой  и  некоторое время глядит в
немытое окно. За окном -- лес, лес, лес...
     Второй  --  мужчина-здоровяк, из  тех, что в  любой компании становятся
неиссякаемым источником энергии. Добродушен,  простоват, но только на первый
взгляд.  Этот,  отдышавшись,  достает  сумку,  раскладывает  на  пластиковом
столике припасы.
     Почти-старик  немного  суетливо  следует  примеру  здоровяка.  Пытаются
пригласить меня -- (взбулькивает бутылочка домашнего,  клацают, соприкасаясь
со столешницей,  неизменные вареные  яйца)  --  я,  понимая,  что  обидятся,
все-таки отказываюсь. Мол, уже поел. "Ну извини..." -- "Да ничего. Приятного
аппетита" -- отворачиваюсь к стенке. Пытаюсь заснуть.
     Попутчики говорят о войне. Все правильно,  война сейчас на втором месте
после жары. "Будет -- не будет?" Здоровяк вспоминает Нострадамуса,  мол, тот
как раз нечто подобное предсказывал. И как раз на август.
     Еще выпивают, жуют, вздыхают.
     --  А  слышали,  -- снова оживляется здоровяк,  -- в России  вроде  как
открыли возможность использовать ядерные бомбы.  Но чтобы результат при этом
был только в определенном месте. "Точечные удары" называется.
     Почти-старик вздрагивает, нервно смеется (напуган):
     -- Ну что вы. Если бы в  Америке или там  в Японии -- я бы еще поверил.
Но в России... Там же (впрочем, как и по всему бывшему Союзу) разгильдяйство
--  у  кого-нибудь непременно  хватит  ума  поставить  на  пульт  управления
валенок. Нет, сомневаюсь.
     -- В чем именно сомневаетесь? Что придумают?
     -- Что  получатся  у  них эти  "точечные удары". Чего-то  напортачат  и
взлетим всей планетой на воздух.
     Хмыкает и поправляет себя:
     -- То есть, не на воздух, а в  космос. Хотя, какая в сущности... Вы вот
лучше скажите, что там Нострадамус -- на самом деле обещал войну?
     Здоровяк кивает, во рту у него утвердительно хрустит огурец: "Обещал".
     Некоторое время молчат.
     Выпивают,  закусывают,  выпивают,   закусывают.  За  окном   проносится
встречный, на несколько секунд заслоняя солнце.
     -- Скажите, -- решается почти-старик, -- вы верите, что одному человеку
дано изменить историю?
     Встречный проехал, в вагоне посветлело.
     Здоровяк недоуменно пожимает плечами:
     --  Так ведь примеров  --  тьма.  Возьмите Христа.  Возьмите  Магомета.
Возьмите, наконец, Гитлера. А почему?..
     --  Я  ведь почему спрашиваю,  --  перебивает его почти-старик. --  Эта
война.  И жара  эта  дурацкая.  Все одно  к  одному,  -- он  вытирает  рукой
вспотевшее лицо, откидывается. -- Все одно к одному.  Но ведь не может быть,
чтобы...  --  вздыхает и наклоняется  к собеседнику:  --  Представьте  себе:
карандаш.  Обыкновенный такой  карандаш,  черный,  с золотистыми  буквами на
одной из граней. Буквы, правда, не все читались, краска стерлась. Можно было
разобрать только  "кар...д...ш вол...ный". И  все. Нашел  я его  на почте --
валялся на столике, рядом с бланками. Я подписку оформлял, сел, значит, взял
сначала  карандаш,  потом  сообразил, что нужно ж  ручкой  заполнять -- ну и
сунул его в  карман. По привычке, мне ж он триста  лет не нужен, что я, вор,
что  ли? Но заметил  только дома.  Выложил  на  тумбочку рядом  с телефоном,
собирался  занести обратно на почту. На буквы внимания  поначалу не обратил.
Приготовил себе ужин (я один живу, вот уже два года будет, как жена умерла),
ужин,  значит,  приготовил  и сел телевизор смотреть.  А  тут --  телефонный
звонок. Оказывается, старинный  приятель  --  и мы с  ним болтаем  несколько
часов  кряду.  А я, знаете, люблю, когда по телефону говорю, всякие узоры на
бумаге выводить. У меня даже  специальные лежат листочки, чтобы было  где. И
вот я разговариваю с  Петрпалычем,  разговариваю, а  сам  малюю  всякие  там
заборы и прочую дребедень. Малюю-малюю, потом ладонью на  минутку прикрыл --
и чувствую: заборы вроде выпуклые стали! Посмотрел -- точно, как объемные.
     Я сначала  списал на теневые  эффекты -- в комнате как раз потемнело, а
потом  мы договорили-таки, попрощались и я включил свет. И вот, представьте,
лежит на листке бумаги самый настоящий заборчик высотой в спичечный коробок,
а длиной -- сантиметров десять. Из досочек, но без  гвоздей -- поэтому когда
я  попробовал его поднять, он и  распался  на  эти досочки.  Вот что  бы  вы
подумали?
     --  То  есть?  --  не   понял  здоровяк.  Кушать  он   давно  перестал,
ополовиненную  бутылку  предусмотрительно отодвинул  подальше  от  соседа  и
смотрел на  него  настороженно:  вот,  мол,  ведь  как  бывает  --  угостишь
человека, а у того крыша и едет не спросясь разрешения.
     -- Ну если бы с вами такое случилось, -- уточнил почти-старик.
     -- Со мной такое не случается, -- со значением произнес здоровяк.
     -- Думаете, напился и голову вам задуриваю? А представьте, что я думал,
когда этот заборчик в руках держал! Я  ж выпить люблю,  но не злоупотребляю.
Один раз  на дне рождения сестриного мужа  наклюкался, проснулся -- ни черта
ни помню. И с тех пор меру знаю и никогда выше планки не перескакиваю. А тут
--  такое.  Я  --  разглядывать  досочки.  Настоящие,  как  будто  китайское
миниатюрное дерево... --  ("Бонсаи",  -- на автомате подсказал здоровяк), --
...распилили.  И  пилили ровно,  по клеточкам  -- прям как  я рисовал, так и
пилили. И тут догадался я на листок бумаге, где заборчик малевал, взглянуть.
Там у меня еще, помнилось, цветок  был. Точно! -- лежит цветок, размером вот
с мой  мизинец,  но  с  лепестками,  шипиками, все  как положено.  Ну,  я не
растерялся, цветок  в  ладонь и --  к  соседям напротив. У  них сын,  Димка,
зверьем  увлекается,  всяких  пташек-букашек в дом  волокет; ну-ка,  говорю,
скажи  мне, что за  растение  такое. Он цапнул  с  полки  словарь, полистал,
сяк-так  цветок мой поразглядывал; смотрю: в глазах искорки зажглись. Можно,
спрашивает, до завтра оставить "экземпляр". А чего  ж нельзя? можно.  Завтра
является ко мне и с порога  заявляет, мол,  нету в  природе такого растения,
вы,  дядь  Сеня, новый вид открыли.  Ну, цветок я у него отобрал, на кой мне
лишние  хлопоты? Тем более, что к тому времени  я уже кое-какие эксперименты
провел и знал, откуда такие цветы на свет появляются.
     Он   замолкает,   мимо   нас   проходят   два   паренька   в  футболках
"Динамо-чемпион" -- покурить в тамбур.
     -- Значит, карандаш, -- то ли здоровяк поверил, то ли решил подыграть.
     -- Он самый! Оказалось, что им ни нарисуешь, все... овеществляется, что
ли... Главное нужно рукой или чем еще накрыть рисунок, всего на мгновение --
а потом поднимаешь, и оно уже... существует.
     -- Да-а, знатная штуковина была бы...
     -- Вы считаете? Я тоже поначалу решил: вот так  да! Повезло неслыханно.
Как думаете, что нарисовал после цветка?
     Здоровяк пожимает плечами: ему жарко  и скучно от  выдумок попутчика, к
тому же он еще  не докушал, но хрустеть огурцом неудобно, приходится терпеть
и слушать.
     -- Вентилятор! -- признается почти-старик. -- У  меня в  комнате всегда
духота,  вот и  решил... давно мечтал,  между прочим! Любовно так  вырисовал
лопасти, корпус, кнопочки "быстрее-медленнее", шнур, вилку. Вентилятор, само
собой, овеществился. Я вилкой в розетку тычу --  не  всовывается. Расстояние
между  штырьками  маленькое. Я  замерял, перерисовал.  Воткнул, включил.  Не
работает.  Думаю:  в механизме какие-то  неполадки. Разбирать  корпус  --  а
корпус, (хоть и наполовину -- пластик, наполовину -- метал) не разбирается!
     Ну, разбил я его в конце концов молотком.  Разбил, сунулся поглядеть, в
чем там дело -- все детали на месте! Ну все, до одной (я ж немного в технике
разбираюсь, знаю, что говорю). И -- на работал, хоть ты тресни!..
     Болельщики-"динамовцы" возвращаются, вынуждая почти-старика в очередной
раз прерваться. Прошли.
     -- Ну ладно, с вентилятором не сложилось -- и бес с ним. Так я, дурень,
слоненка нарисовал...  Вот вы когда-нибудь пытались нарисовать  слоненка? Не
мультяшного, настоящего?
     -- А зачем вам понадобился слоненок?
     Почти-старик краснеет:
     --  Думал внучке подарить. Ну, она как-то книжку прочитала, и с тех пор
это  ее  мечта:  иметь живого слоненка.  И я -- нарисовал. Хобот, уши, глаза
(бивней не стал  -- у слонят, кажется,  нету бивней), ноги, хвостик. Все как
положено. Знаете, что с ним случилось?
     -- Издох ваш  слоненок,  --  угрюмо  произносит здоровяк.  -- Наверняка
издох.
     --  Да, -- почти-старик сокрушенно  вздыхает, --  так оно и было.  Хотя
пару  секунд жил... Как он кричал!.. Как!.. Но я  о другом, знаете. Я  много
еще потом перепробовал всякого  овеществлять, и ничего  у меня не  выходило.
Потому что я с детства не умею рисовать, да, не умею. А...
     -- Простите, при  чем  тут  изменения в истории?  -- устало  спрашивает
здоровяк и тоскливо косится на дверь в тамбур.
     -- Ну, это же так  просто.  Ведь если  б я умел рисовать по-настоящему,
чтобы  нарисованное работало,  я  бы мог,  скажем,  овеществить  сотни  тонн
продуктов, возвести дома, я бы...
     -- Бумаги б не хватило, -- презрительно бросает здоровяк.
     -- Вот, -- произносит почти-старик тихо-тихо, его слова становятся едва
слышны  на фоне перестука колес и разговоров в соседних  плацкартах, --  вот
именно. Но у каждой медали есть  и обратная  сторона.  Представьте,  я когда
услышал про  войну,  сразу и подумал: ведь я мог бы остановить ее... мне так
кажется, по крайней мере.
     -- Как? Нарисовать "мир во всем мире"?
     Почти-старик  качает  головой  и  произносит  всего шесть слов,  но  на
здоровяка они действуют убийственно: он бледнеет и перестает дышать.
     -- Стирательная резинка на другом конце карандаша.
     -- ...
     --  Да-да, стирательная резинка. Я случайно себе ею стол продырявил, --
горько усмехается. --  До сих  пор кто приходит --  удивляется:  как ты  так
сподобился!
     Здоровяку явно не по себе:
     -- Так...
     -- Я сжег его.
     Они  молчат,  я  молчу, катается по пластиковой  столешнице несъеденное
вареное яйцо.
     --  Почему? -- спрашивает наконец здоровяк.  -- Неужели  только потому,
что не умел рисовать?
     Почти-старик качает головой:
     -- Нет, не поэтому.
     Он  цокает  языком   и  начинает  невыносимо  долго  расправлять  мятую
занавеску на окне.
     -- Не поэтому.  У меня  ведь времени было -- вагон. Полно  у меня  было
времени.  Да-а...  Я  научился  рисовать  --  так,  чтобы и  работало,  и...
Понимате, я научился рисовать... Вот почему.
     Мы  все  куда-то едем,  едем. Соседи больше не произносят  ни  слова. Я
просыпаюсь.

Last-modified: Fri, 12 Jan 2001 22:28:04 GMT
Оцените этот текст: