а дверь, как на носилки, и вынесли по лестнице в просторный холл небоскреба. - Надо ему шину наложить, - сказал Федор. - Я тебе счас наложу! - завопил Павло. - Вправляйте кость, идиоты, а то через два часа срастется через жопу - буду до самого дома кандыбать! Шуряк схватился было за сломанную ногу, но тут Павло закричал истерическим криком: "Наркоз, наркоз!" Шуряк дал ему фляжку со спиртом, и Павло выпил все до капли, не отрываясь. "Погоди, пусть примется..." - прошептал он, закрывая глаза. Федор сел на грудь Павло и наступил ему коленями на руки, чтобы тот не дергался, и Шуряк на удивление быстро вправил кость. Павло потерял от боли сознание и уснул под "наркозом". - Не нравится мне это, - задумчиво сказал Шуряк, накладывая на ногу шину - оторванный от кресла подлокотник. - Что именно? - спросил Федор, вытирая пот со лба. - Да то, что барабашки электричеством балуются... Теперь полная безнадега, придется домой ни с чем возвращаться. - Нам бы тоже поспать не мешало перед обратной дорогой. - Да, ты спи, Федор, а я покараулю, потом сменимся. Федор разлегся на мягком кожаном диване под кудрявым деревом в кадке и тут же уснул... Уснув, он очутился за своим рабочим столом: голова его лежала на раскрытой книге "Остров пингвинов", на страницу со вступительной статьей вытекала из приоткрытого рта слюна. В комнате никого больше не было. Он вытер рот и посмотрел на часы - 12:50, до конца обеденного перерыва 40 минут, значит, есть еще время сходить в столовую. В столовой Федор взял компот с пирожком (остальные блюда - суп-харчо, котлеты и биточки - были небезопасны для здоровья) и подсел за столик у окна к заводской честнодавалке Тамарке по прозвищу Томка-Котомка, скучавшей в одиночестве с биточком за щекой. - Привет! - кивнул ей Федор. - Что-то народу сегодня в столовой на удивление мало, не все работают в субботу, что ли? - А ты чего здесь? - спросила Томка вместо приветствия. - А где мне быть? - ответил Федор вопросом на вопрос, надкусывая пирожок. - Где все - в клубе, в актовом зале. - Зачем? - Тебя ж там сейчас на собрании сношают! - Гх, - подавился пирожком Федор. - За что? - Да так, за все хорошее. - А если конкретнее? - Говорят, сбежал ты за кордон, Федя, на сладкую жизнь польстился. - А ты почему не на собрании? - Федор пристально посмотрел в томкино-котомкино беличье личико: может, шутит? - Я только в групповом сексе участвую, Федяня, а там - коллективный, - ответила Томка, всасывая через напомаженные губы жирную макаронину. - Ну ладно, я пошел, - поднялся Федор из-за стола. - Куда? - На собрание, - ответил он весело, как бы в шутку, не до конца поверив Томке. - Они, Федь, тебя и заочно отдрючить могут, так что твое присутствие не обязательно. Пойдем в подвал нашего цеха лучше: там на днях теннисный стол поставили... Пока никого нет, мы с тобой напару в пинг-понг поиграем, - темные томкины глаза влажно заблестели. - Ты пока сетку поищи. - Зачем? - улыбнулась Томка. - Чтоб помягче было, а я пошел. Войдя в актовый зал, Федор хотел устроиться на последнем ряду, но его заметили из президиума и замахали руками, будто бы даже обрадовались: давно вас ждали, проходите, садитесь на первый ряд, сделайте одолжение, вам здесь удобнее будет, да и нам вас лучше видно станет, чтобы посмотреть на вас, какой вы есть, маму вашу... Под шелест взволновавшегося при его появлении зала Федор прошел на пустовавший первый ряд и уселся почти напротив президиума, восседавшего на сцене за столом, накрытом кумачовой скатертью. С трибуны выступал "не по бумажке" - в духе времени - потомственный рабочий аристократ (то бишь, из рабочей аристократии) Дрюкалин-Залупович: -... и вот, эта паршивая овца, заведшаяся в нашем ста... старающемся в поте лица досрочно, с опережением графика, за четыре дня до завершения контрольной даты ликвидировать наметившееся за предыдущие без малого пять лет исторической пятилетки экономии и бережливости отставание в устранении недоперевыполнения грандиозных планов партии и правительства, которые, как известно, являются планами народа, так вот, этот оборотень, оказавшийся на самом деле не безобидной овечкой, а кровожадным хищником, вставившим нож в спину вскормившего его коллектива, этот клещ на теле пролетариата и интеллигентской прослойки в поисках легкой жизни перешел на сторону империалистического Запада. Что же ждет его в этом раю в кавычках? Скажем прямо, товарищи: новый виток гонки вооружений, усиление галлопирующей инфляции, относительная и абсолютная нищета с рекордным коэффициентом квинтильности, ползучая безработица, неподконтрольная преступность, необузданная наркомания, сексуальная вседозволенность и бич XX века в странах капитала - всепожирающий СПИД. Бурщилов обречен! Но должны ли мы проявлять к нему жалость, столь присущую великому советскому народу? Нет! Нет и не будет пощады нашим классовым врагам, предателям нашего сплоченного коллектива, в котором плечом к плечу и рука об руку трудятся рабочие и итээровцы, молодежь и ветераны, наши славные мужчины и дорогие женщины! Я кончил. - Я тоже, - послышался женский голос с галерки. Под аплодисменты вперемешку со смехом Дрюкалин-Залупович сошел с трибуны и вернулся на свое место в президиуме. - Тише, товарищи, мы не на детском утреннике, - ведущий собрания парторг Шумилихин постучал железной открывалкой по бутылке "Боржоми". - Дело серьезное. В распоряжении президиума имеется фотография, на которой Бурщилов запечатлен пьющим водку через соломину - (крик из зала: "Извращенец!") - в компании полуобнаженной гражданки США. - Не видно! - послышалось из зала. - По рядам пустите! - Более того, - продолжал Шумилихин, - выпав из-под присмотра коллектива, Бурщилов спелся с такими же, как и он сам, отпетыми подонками и в настоящее время нарушает пределы запретной зоны, проникнув в нее без соответствующего разрешения местных властей. - Вопрос можно? - раздался голос. - Пожалуйста, - кивнул Шумилихин. - Может, я чего не понимаю, - поднялся в середине зала мужчина в синем рабочем халате, - вы говорите, будто сбежал Бурщилов, что он там пределы нарушает... - Да, - подтвердил Шумилихин. - А он вон на первом ряду сидит в носу ковыряет. Это ж, извините за выражение, абсурд какой-то! - Абсурд, маразм! - послышались отдельные голоса из разных мест зала. - Спокойно, товарищи, никакого абсурда здесь нет, - заявил Шумилихин. - Просто Бурщилов в настоящее время спит в фешенебельном небоскребе на территории запретной... не нашей запретной зоны, а мы все ему снимся. Раздались недоуменные смешки. - Пусть сам скажет! - крикнул кто-то среди всеобщего замешательства. - Ну что ж, Бурщилов, - сказал Шумилихин, избегая смотреть в сторону Федора, - дайте отчет коллективу, как вы встали на путь измены и преступления. Федор взошел на трибуну и приготовился было заявить, что все это недоразумение, что он попал в Хелл-Сити в бессознательном состоянии, да и вообще Хелл-Сити - это не заграница, потому что находится в Аду, а Ад един и неделим и т.д. и т.п... но тут ему вдруг пришло в голову, что в президиуме сидят те же барабашки под человеческой личиной, и пока ты молчишь и не отвечаешь на их словесные выпады, ты в безопасности, но стоит лишь открыть рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание... - Мы вас очень внимательно слушаем, - донесся из президиума ласковый голос старейшего активиста Малофейкина, про которого ходили слухи, будто у него в кармане брюк дырка, и, сидя на собраниях, он занимается онанизмом. "Да, в дурацкое положение я попал, - взволнованно подумал Федор. - Говорить ничего нельзя, а уйти с трибуны, ничего не сказав, не получается - нога не поворачивается... Что делать???" Неожиданно трибуна, на которой стоял Федор, затряслась и закачалась... "Хоть бы она упала! - обрадовался Федор. - Это будет выход!" Федор открыл глаза и увидел перед собой подползшего к дивану Павло, который тряс его за плечо. - Слава тебе, яйца! - облегченно сказал Федор, радуясь, что собрание закончилось... по крайней мере, для него. - Ты что, сдурел? - прошипел Павло, говоривший почему-то шепотом. - Я говорю, Шуряк исчез! - Может, он опять на поиски своей собачки отправился? - предположил Федор. - Да нет, навряд ли, - покачал головой Павло. - Дури в нем, конечно, много, но просто так он бы нас спящих не оставил. - Где же его искать? - Федор посмотрел вверх, будто мог просветить своим взглядом, как рентгеном, сразу все 100 этажей. - Сперва на улице глянь, - посоветовал Павло. Федор вышел из холла на широкую бетонную площадку, облагороженную по краям карликовыми деревцами, и задрал вверх голову, осматривая небоскреб: все было внешне спокойно, если не считать того, что из открытого настежь окна на двенадцатом этаже доносилась ритмичная музыка. Вполне возможно, барабашки... из "музыкального" окна вылетела бутылка из-под вина и, чуть не угодив в отбежавшего Федора, разлетелась по бетону мелкими осколками - одна этикетка осталась: "Мартини россо"... нет, это уже не барабашки! - Ну что? - спросил Павло у вернувшегося Федора. - Да он на двенадцатом этаже винцо попивает! - Вот чмо! - возмутился Павло. - Ты там потверже с ним, будет брыкаться - скажи, что я его к стенке поставлю за то, что друзей бросил! - Обязательно, - пообещал Федор, вспомнив, что Павло тоже пьян. Он поднялся на 12-й этаж. Через приоткрытую дверь квартиры, в которой веселился Шуряк, слышалась зажигательная секс-музыка. Федор собрался войти, но остановился на пороге: ему вдруг показалось, что музыка - сама по себе, а женские экстатические крики - сами по себе. На всякий случай он решил подождать... может, там и не Шуряк вовсе. Наконец, стоны стихли. Федор выждал для верности еще минуту и зашел в квартиру... На широком плюшевом диване вишневого цвета сидел голый Шуряк; в левой его руке была рюмка, а правая рука висела в воздухе, словно он ей обнимал кого-то. - Это Магда, - сказал Шуряк, глупо улыбаясь. - Очень приятно, - растянул Федор губы до ушей, собираясь в следующий момент двинуть Шуряку в челюсть, чтоб протрезвел... Но не успел он произнести эти слова, как на диване рядом с Шуряком нарисовалась прямо из воздуха миниатюрная блондинка в одетой наизнанку шелковой блузке, обхватывающая руками белые колени поджатых ног. Пригнув голову, она выразительно посмотрела на Федора влажными глазами, в которых можно было увидеть одновременно и смущение, и вызов. - Александр, можно вас на пару слов? - сказал Федор, стараясь говорить как можно более вежливо, чтобы ненароком не спровоцировать барабашек на дальнейшие фокусы. - С удовольствием, мон шер, - в тон ему ответил Шуряк, - счас только трусы одену... Шуряк натянул джинсы и проследовал за Федором на кухню. - Ты что, с ума спятил?! - набросился на него Федор. - Это же барабашка. - Ну и что? - улыбнулся Шуряк. - Главное, что все при ней и долго уговаривать не надо. А ты, может, ревнуешь? Могу уступить на пять минут, время пошло! - Мы с Павло тоже пошли, а ты тут хоть всех барабашек перепробуй! Федор хотел выйти с кухни, но Шуряк загородил проход рукой, опершись о торец стены: - Хороший ты мужик, Федя, но есть в тебе говнецо интеллигентское! - Я вот тебе счас переебу промеж глаз - будет тебе говнецо и интеллигентское, и пролетарское! - рассвирепел Федор. - Во, это по-нашему, по-рабоче-крестьянски! - заржал Шуряк, возвращаясь в комнату. - Я мигом, только куртку захвачу! Федор вышел из квартиры и стал дожидаться в коридоре. До него слабо доносился голос Шуряка, который, очевидно, объяснялся со своей новой подругой. Внезапно раздался истеричный женский визг... Федор бросился в квартиру и увидел, что ему навстречу ковыляет Шуряк, волоча за собой правую ногу. Присмотревшись, Федор разобрал в полумраке прихожей, что на ноге у Шуряка висит Магда. - Вцепилась, как крокодил! - пожаловался Шуряк. - Не хочет, чтоб я уходил... тьфу, я стихом заговорил! - А что это с ней? - Просто я ей разъяснил как дважды два, кто она есть на самом деле, ну и сказал, что ловить ей нечего, а она в крик... Влюбилась, наверное! - Может, с собой ее возьмем? - Ну ты, романтик, лучше за ноги ее оттащи! Федор обхватил руками тонкие щиколотки и потянул на себя. - Ой, умора! Ты будто тачку везешь! - захохотал Шуряк. - Да вмажь ты ей штиблетом! - Как же я женщине вмажу?! - Так это ж не женщина вовсе, а так... барабашкино отродье. - Все равно не могу! - решительно заявил Федор. - Тогда тяни сильнее, боишься ей ноги выдернуть, что ли? Или пощекочи под ребрами, может, подействует... а лучше за пятку, за пятку укуси! - издевался над Федором Шуряк. - Ты, советчик! - выпустил ноги Федор. - Ты эту кашу заварил - ты и расхлебывай! - Что, бросить меня хочешь, да? Как последняя гнида! - заволновался Шуряк. - Это ж не человек, от нее всего ожидать можно, вдруг она мою ногу съест, когда еще новая вырастет! - Ты ее лучше успокоить попробуй, - посоветовал Федор, а то она, может, сама руки разжать не в состоянии... - Заклинило, что ли? - Ну да, от потрясения. Шуряк посмотрел на Федора, как на ненормального, но все же последовал его совету: сел на пол, погладил несчастную барабашку по голове и с трудом выдавил из себя: - Ты... это... не реви давай! Может, встретимся еще... Федор вышел, чтобы не мешать. Через две минуты появился довольный Шуряк. - Слушай, Федя, откуда ты так хорошо барабашек женского пола знаешь? - лукаво спросил он. - Просто я хорошо знаю людей женского пола, - выдал Федор наигранный Шуряком ответ. - Ну как она? - Благополучно растворилась, - радостно сообщил Шуряк. Они спустились в холл, посреди которого лежал на ковре и что-то нашептывал себе под нос Павло. - Павлуша, прости в последний раз, честное пионерское, больше не буду! - подошел к нему Шуряк. Павло даже не повернул головы, по-прежнему разговаривая шепотом с кем-то невидимым. - Не нравится мне это... у меня тоже так с Магдой начиналось, - озабоченно сказал Шуряк. - Паша! Павел Егорыч, твою мать! - крикнул он Павло на самое ухо. Павло никак не отреагировал. - Ладно, сейчас что-нибудь придумаем, - Шуряк поискал глазами по сторонам и остановил свой взгляд на небольшом пылесосе на длинной ручке, который, очевидно, был брошен в холле уборщиком. Шуряк поплевал на ладони, схватился обеими руками за металлическую ручку, сделал широкий замах и, как молотом по наковальне, грохнул пылесосом об пол перед самым носом Павло. Павло сильно вздрогнул, застонал от боли в ноге и схватился за пистолет. Шуряка с Федором как ветром сдуло - они бросились к лестнице. "Убью щенков! - заорал им вслед Павло. - Поговорить не дают!" Шуряк взбежал по лестнице на второй этаж и вызвал лифт. - Ты куда? - зашел за ним Федор в тут же подошедшую с первого этажа кабину. - Я сейчас тоже кое с кем поговорю, - сурово сказал Шуряк, нажимая на самую верхнюю кнопку. Они вышли из лифта прямо на крышу и очутились в саду, огороженном по периметру у самого края металлической сеткой в два человеческих роста. Шуряк подошел вплотную к сетке и крикнул в крупные проволочные ячейки: - Эй, барабашки! - Эй-эй-эй - барабашки - эй - рабашки - ашки - башки - бара - баш- ки!!! - отзовалось из-под небесного купола многоголосое эхо. - Что вам от нас нужно? - заорал Шуряк. - Что - что -о-о- нужно - ужно - вам - нас - ас - вас - нам -но-но-о-хо-хо!!! - засмеялось эхо. - Под дурачков работаете, - процедил сквозь зубы Шуряк. - Тогда я с вами по-другому поговорю! Резким движением он выхватил из-под куртки гранату. "С ума сошел!" - Федор бросился на него и, вывернув кисть руки, вытащил из его цепких пальцев надрезанное квадратиками увесистое железное яйцо. "Бросай!!!" - завопил Шуряк, распахивая куртку: на брючном ремне у него сиротливо болталось кольцо с предохранительной чекой. Федору обожгло руку - он корот ко размахнулся и метнул гранату вверх... "Только бы через сетку перелетела!" - успел он подумать за ту долю секунды, пока она достигла апогея своей крутой траектории и зависла в воздухе, казалось, на целую вечность, перед тем как пойти вниз. Наконец, за сеткой мелькнула черная молния, и граната исчезла. "Фу-у-х", - Федор расслабился и тут же снова напрягся, прислушиваясь... - Раз, два, три, четыре, пять... блядь! - досчитал Шуряк до шести. - Не сработала! - Подождем еще пять секунд, - сказал Федор. - Ты пока говорил, по-ма-асковски слова, как сопли, растягивая, уже не пять, а все десять секунд прошло. Пойдем искать - это у меня последняя! - Сдурел ты, Шуряк?! - Федор красноречиво постучал кулаком по лбу. - Она же без кольца - не ты ее, а она тебя найдет! - Не ссы в трусы, - заржал Шуряк. - Кольцо-то от другой гранаты, специально для таких слабонервных, как ты, ношу. Красиво она у тебя из руки выпрыгнула! - Зачем же ты кричал, чтоб я бросал, если она с предохранителем была? - усомнился Федор. - Так я думал, она об асфальт шандарахнется и сработает, все же высотища! В общем, сам себя наколол, - вздохнул Шуряк. Они спустились на первый этаж и, обойдя стороной что-то бормочущего с пистолетом в руке Павло, выбежали на улицу. Гранаты нигде не было видно... - Наверное, в кусты упала, потому и не взорвалась, - кивнул Федор на растущие у самой стены густые кустики и елочки. - Да, давай там шарить, - согласился Шуряк. Минут пять они проползали под кустами, искололи себе лица об елочные иглы, искорябали ветками руки - и все безрезультатно. - Опять своего зверя ищете? - появился радостный Павло, опирающийся на самодельный костыль, выструганный из ствола некогда украшавшего холл дерева. - Если этот зверь тебя укусит, Паша, то два часа железные зубы из ляжки выковыривать будешь, - невесело пошутил Шуряк. - А ты с кем говорил, что такой довольный? - С Любашкой со своей, - ответил Павло, улыбаясь. - С Любашкой, говоришь... - Шуряк над чем-то задумался. - Есть идея! - Не надо, идейный ты наш, - попросил Павло. - Снупи, - сказал Шуряк, не обращая внимания на Павло и забыв про гранату. - Снупи! - закричал он более уверенно и посвистел. - Снупи, Снупи! Из кустов послышался звонкий лай, и к ногам Шуряка, удивившегося не меньше Павло и Федора, подскочила маленькая белая болонка, радостно виляющая мохнатым задом. - Ух ты, моя псинка золотая! - погладил ее Шуряк. - Федор, тащи мешок! - Так ведь это барабашка! - сказал изумленный Федор, не двигаясь с места. - Да хоть сам черт! - развеселился Шуряк. - Главное, чтобы похожа была, а эта - точная копия, сама хозяйка от оригинала не отличит! Неси мешок, говорят! Федор принес мешок, и Шуряк засунул в нее ценный дубликат. - Брось, Шуряк! - серьезно сказал Павло. - Никому еще не удавалось барабашку с острова вывезти, ты же знаешь... - Попытка - не пытка, не правда ли, товарищ Берия? - подмигнул ему Шуряк. - Могут быть неприятности, - почесал Павло в затылке. - А что она нам сделает? В худшем случае растает вонючим дымом. Давайте по коням! - Шуряк, а как же граната? - напомнил Федор. - Да я на десять тысяч дукатов целый чемодан гранат себе купить смогу, - отмахнулся Шуряк, влезая в микроавтобус на водительское сидение. - Рюкзаки забыли! - закричал Павло. - Разуй глаза, мешочная твоя душа, на последнем сидении они лежат, - успокоил его Шуряк, - я их лично туда закинул еще когда выходили. Наконец, все уселись, и Шуряк быстро домчал машину до самого пляжа. Лодка оказалась на месте, Федор подкачал ее, и все было готово к отплытию. - Что-то подозрительно, - задумчиво сказал Павло, когда Шуряк с Федором спускали лодку на воду. - Что, Паша? - спросил Федор. - Больно тихо вокруг, барабулек... или как их там... барабашек совсем не слышно. Чую я что-то неладное... Может, бросим на берегу этого оборотня барбашкинского, пока не поздно? - Да ты, Павлик, потом первый локти кусать будешь, что двадцать тысяч дукатов оставил по острову бегать. Да и чего нам бояться, не потопит же нас наша малышка, в конце концов! - Я не боюсь, но у меня предчувствие, - хмуро посмотрел на шевелящийся мешок Павло. - Давай на нос лезь, Кассандра хромоногая! - распорядился Шуряк. - А ты, Федя, на весла садись. Павло подобрал с земли скулящий мешок и влез с ним, кряхтя, в лодку. - А-а! - злорадно протянул Шуряк. - То кричал "давай выбросим", а теперь сам же первый в охапку схватил, никому не доверяет! - У меня не забалует, - пообещал Павло. Не успели они отплыть от берега, как из мешка послышался невыносимый вой. - Похоже, не хочет с острова уезжать, - заметил Федор. - Слышь, Павло, - весело сказал Шуряк, - проверь, может там уже волк сидит, а то тяпнет тебя через мешок за колбаску! - Типун тебе на язык! - Павло развязал зубами мешок и вынул из него надрывающуюся воем собачонку. - А какого она, Шуряк, полу должна быть? - спросил он зачем-то. - Сучка. - Сейчас проверим... - Ну как, основная примета совпадает? - Слушай, Сашок, а что это у нее из жопы кольцо торчит? - Какое еще кольцо? - насторожился Шуряк. - Да вот! - Павло поднял над головой указательный палец с надетым на него металлическим кольцом. - В воду кидай! - заорал Шуряк во всю глотку. Напуганный его воплем Павло, ничего не понимая, бросил в воду вместо псевдо-собачки кольцо с чекой. В полной тишине послышался слабый всплеск... - Идиот!!! - захохотал Шуряк истерическим смехом. Федор резко развернулся, выхватил из рук недоумевающего Павло лохматый комок и взмахнул им, чтобы выбросить за борт, но не тут-то было: подлый барабашка крепко вцепился собачьими зубами в рукав кожаной куртки и повис на руке Федора, выставив на всеобщее обозрение плешивый розовый живот, страшно раздутый... "Ныряй!" - завопил опомнившийся Шуряк, вскакивая, чтобы прыгнуть за борт, но было слишком поздно... Федора ударила по ушам упругая воздушная волна, и тут же в глаза брызнуло железом... Когда к нему через короткое время вернулось на несколько секунд сознание, он хотел закричать, но вместо крика в груди жалобно булькнула вода. ................................................................ Взрыв услышали на охраняемом мосту, и в тот же день военные водолазы подняли со дна реки три изуродованных осколками тела. После реанимации и извлечения осколков всех троих отправили за нарушение запретной зоны, в которую входила и река, в разные воинские подразделения сроком на пять лет. К тем пяти добавили еще пять в качестве платы за лечение, итого получилось десять. 8. Человек с ружьем и без ружья Федор прослужил в армии девять лет. За эти годы он в совершенстве овладел солдатской наукой, то есть, проще говоря, стал высококвалифицированным убийцей, приняв участие в четырех локальных войнах с Богоискателями, в которых один раз был ранен и два раза убит: он бросился под танк со связкой гранат и закрыл своей грудью амбразуру пулеметного гнезда. Его заслуги перед Адом были высоко оценены: на груди его красовались орден Черного Ангела 2-й степени и медаль "За беспощадность", а на плечах - шитые золотом погоны с четырьмя жемчужными черепами на каждом, а это говорило о том, что он состоит в чине капитана частей особого назначения Легиона воинствующих атеистов. Кроме того, в результате упорных занятий строевой и физической подготовкой само строение и черты лица Федора претерпели существенные изменения: рост его превышал теперь два метра, а плечи настолько раздались вширь, что в дверь нельзя было пройти иначе, как боком; вся кожа была вздута выпирающими буграми мускулов; нижняя челюсть потяжелела и немного выдвинулась вперед; лоб стал более покатым; руки сильно вытянулись, так что при отмашке во время движения строевым шагом почти доставали до колен; и на теле появился густой волосяной покров, очень помогавший при переходах через горы, когда на большой высоте становилось холодно. Его идеальная для вояки внешность служила предметом подражания для подчиненных солдат и вызывала зависть у сослуживцев-офицеров. И всего-то оставалось Федору дослужить последний год, когда произошел один случай, круто изменивший всю его жизнь (если, конечно, пребывание в Аду можно назвать жизнью). Однажды вечером после службы Федор решил посетить публичный дом. Строго говоря, это был совсем не дом, а автобус с разгороженным на пять отсеков салоном. В каждом отсеке - кровать. Этот бордель на колесах прибыл на гастроли в военный городок еще неделю назад, но Федор шел туда в первый раз: раньше было все как-то недосуг. ("Не до сук", - отшучивался он, когда его звали с собой приятели). Автобус стоял в самом центре городка, напротив пивного бара. Его бока напоминали книгу отзывов: сплошные благодарности клиентов за отличное обслуживание (в основном на нецензурном языке), намалеванные аэрозольной краской из баллончиков, а то и просто нацарапанные ключом от квартиры или штабного сейфа. В открытой двери сидел на ступеньке здоровый смуглый парень - шофер, он же кассир, он же вышибала-сутенер. Парень явно скучал, лениво поедая картофельные чипсы из целлофанового пакета. - Почем мясо продаешь? - подошел к нему Федор с дежурной армейской шуткой. - Не работаем, - ответил парень, даже не взглянув на Федора, и запустил руку в пакет с картошкой. Федор подождал, пока парень вынет руку из пакета, затем взял у него этот почти полный пакет, поднял над его чернявой шевелюрой и перевернул. По удивленному лицу парня посыпались, шурша, чипсы. - Почем мясо, я спрашиваю, - терпеливо повторил свой вопрос Федор. Парень в первый раз поднял глаза, оценил размеры Федора, и, хотя и сам был не хилым, решил не связываться с армейским головорезом. - Некому работать, - сказал он, невозмутимо смахивая с макушки горку сушеного картофеля. - Тогда сам работай! - заржал Федор. - У меня СПИД, - соврал на всякий случай парень. - Шучу, - снисходительно сказал Федор. - А где же твои умелицы? - Было пять, четверо сбежали, сказали, не хотим с обезьянами... - Это кто обезьяна?! - у Федора аж челюсть отвисла от возмущения. - Ты у меня сейчас зубы проглотишь! - схватил он парня за лицо длинной волосатой лапой. - Я так не сшитаю... - Что-о??? - взревел Федор. - Я это... про то, шо они говорят, - пролепетал парень сложившимися по-утиному губами. - Ладно, живи пока, - помиловал Федор. - Где пятая? - Тоже когти сорвать хотела, а я запер ее, блядищу... - Отпирай! - Так она тоже заперлась изнутри. - Цирк какой-то! Шапито! - недобро усмехнулся Федор. - Ты что, не знаешь, как дверь открыть?! - ... - парень пожал плечами. - Пойдем, покажу как надо! Эта? - Федор облапил своей широкой ладонью жилистую шею парня и метнул его головой в дверь. Раздался треск, стон и женский визг. Федор оторвал от косяка разбитую дверь и зашел в комнатушку: - Кто тут обезьян не любит? - Брысь, животное! - послышался ответ на русском языке. Не успел Федор рассмотреть испуганную жрицу любви, как в нос ему шибанул резкий запах, от которого слезы брызнули из глаз. Федор тряхнул головой, и тут раздался глухой хлопок, и на его лице зашумело обжигающее пламя. Федор на ощупь сорвал с проститутки пеньюар, чтобы накрыть хоть чем-то огонь, но легкая материя тут же вспыхнула, и он запылал еще больше. Заорав от боли, он вышиб плечом оконное стекло, выпрыгнул наружу и принялся кататься по земле, стараясь сбить пламя. К счастью Федора, в этот момент очнулся парень, которому он разбил об дверь голову, и, сняв с перегородки кабины водителя огнетушитель, залил его пеной. Уже в лазарете Федор узнал, что проститутка плеснула ему в лицо жидкость для снятия лака с ногтей на ацетоновой основе, а затем щелкнула зажигалкой... пока Федора тушили, она, конечно же, скрылась. Через четыре дня черная корка полностью сошла с лица, обнажив под собой молодую розовую кожицу, и все закончилось бы не так уж и плохо, если бы кто-то из сослуживцев Федора не услышал, выходя из пивной напротив, как на него брыськнула строптивая проститутка. Слух об этом происшествии моментально разнесся по всему городку, и стоило Федору появиться в каком-нибудь людном месте, например в офицерской столовой, как в спину ему летело громким шепотом это выразительное русское словечко. Просто проходу не стало, только и слышно отовсюду: "Брысь, брысь, брысь!" Обернешься - у всех такие индифферентные лица, будто их из гипса для Музея героев вылепили. Бросишься отношения выяснять - никто ничего не говорил, никто ничего не слышал, - а только отвернешься: "Брысь, Брысь, Брысь! Брысь!" Короче, оставалось только одно: смыть с себя позор кровью той самой проститутки, положив на середину плаца ее голову, - таков был армейский обычай. Федор навел справки и узнал, что автобус был из Шит-Тауна, пригорода Хелл-Сити, так что оставалось только отправиться туда и разыскать злосчастную проститутку, но командование, как назло, запретило отлучаться из гарнизона ввиду обострения положения на адско-райской границе. И все же честь офицера превыше всего: Федор плюнул на запреты и на взятом напрокат автомобиле поехал в Шит-Таун. В этом захудалом городишке он без особого труда разыскал очаг местной проституции под названием Плаза Фака, который представлял собой небольшую площадь с соответствующими заведениями по периметру. В первом же таком заведении под красным фонарем Федор выяснил, что в Шит-Тауне имеется всего одна русская проститутка по имени Таня, обитающая на соседней улице. Заплатив пять дукатов за информацию, Федор направился по полученному адресу. Улочка была узкой, темной и вонючей. На ней стояло всего два длинных трехэтажных дома с множеством дверей: у каждой квартиры - свой отдельный вход. Федор нашел нужную дверь и позвонил... никто не открывал. В публичном доме Федору сказали, что интересующая его особа работает по вызову, то есть сидит дома и ждет телефонного звонка, чтобы выехать по адресу клиента, так что найти ее можно было только здесь. Оставалось лишь караулить на улице, но Федору это было не с руки: в своей военной форме он и так привлекал слишком много внимания, а тут еще какая-то старуха в розовом лифчике беспрестанно кричала из окна: "Эй, офицерик, заходи, повоюем! Эй, артиллеристик, заходи, ствол надраю! Эй, танкистик, заходи, поутюжишь!" Федор хотел было полоснуть ее лазерным клинком - как раз бы достал, - чтобы много не говорила, но потом передумал, побоявшись случайно вспугнуть главную добычу. Делать было нечего - Федор отправился в магазин за гражданской одеждой. Далеко отходить было нельзя, поэтому он зашел в первую попавшуюся лавочку на углу. Выбор для его гулливерского размера был небогатый, и пришлось взять какие-то дурацкие цветные шорты молодежного фасона и желтую майку с надписью "СЪЕШЬ ЛИМОН". Примерочной в лавочке не оказалось, так что переодеться прямо на месте покупки не удалось. Федор зашел в расположенный по соседству бар, выпил для приличия стакан виски и прошел в туалетную комнату. Запершись в кабинке, он переоблачился в цивильную одежду, аккуратно сложил форму, чтобы не помялась, положил ее в только что освобожденный бумажный пакет с ручками и, выйдя из кабинки, осмотрел себя в зеркале. Перемена была разительной: вместо видного мужчины в офицерском звании он увидел переростка-дегенерата в коротких штанишках. Не сдержавшись, он брезгливо харкнул в свое отражение и вышел из туалета. Возле самой двери стоял лейтенант с двумя рядовыми. - Можно вас на минуту? - вежливо обратился лейтенант к Федору. - Мы - военный патруль. Вы не видели там человека в форме капитана? "Кретины! - быстро подумал Федор. - Однако они меня ищут, значит, сюда уже сообщили, что я самовольно ушел из части, и кто-то меня заложил, - он покосился в сторону бармена: тот усиленно подавал патрулю знаки, мол, это он и есть. - Ладно, с тобой еще сочтемся!" - Высокий такой? - спросил Федор, вставая так, чтобы загородить собой бармена. - Да, - лейтенант вынул из кобуры пистолет. - Только что в окно из сортира вылез! Патруль рванул в одну сторону, а Федор - в другую, на выход. На бегу он выдернул из-за пояса лазерный клинок, свое коронное бесшумное оружие, и махнул раскаленным лучом в сторону бармена, но подлый доносчик юркнул под стойку, только несколько бутылок звякнули срезанными горлышками. Сбив с ног входившую в бар парочку, Федор выбежал на улицу и свернул за угол, но не успел пробежать и тридцати метров, как сзади раздался резкий хлопок, и возле самого уха прожужжала свинцовая пчела. До перекрестка оставалось всего метров двадцать, и Федор прибавил скорости, чтобы поскорее забежать за угол, а там уже встретить преследователей во всеоружии... Опять хлопок - и вторая "пчела" ужалила Федора прямо в затылок. Он споткнулся о невидимый барьер и, взвыв от боли, перевернулся через голову... Распластавшись на тротуаре, он увидел краем глаза подбегающих к нему радостного лейтенанта с пистолетом и двух солдат. Всего каких-нибудь пять метров они не добежали: ноги их отвалились и остались на месте, а сами они полетели вперед с удивленными лицами. "Сука!" - прохрипел позеленевший от страха и злобы лейтенант, подъехав на животе по асфальту к самому носу Федора. Федор разрубил ему череп, чтоб не мучился, заткнул клинок обратно за пояс, прикрыл рукоятку майкой и тяжело поднялся. Вдоль позвоночника стекала теплой струйкой кровь, в глазах было темно... Хорошо еще, что Федор делал специальные упражнения для укрепления головы, часами бившись ею о чугунную болванку, и благодаря этой многолетней тренировке череп его стал практически непробиваемым. Федор осмотрелся и обнаружил, что находится всего в десяти шагах от нужной ему двери. Вся надежда была теперь на то, что женщина, за которой он охотится, окажется дома и не узнает его. Наложив ладонью на лицо кровавый грим, Федор подошел к двери и настойчиво позвонил. Щелкнул замок, и на пороге появилась русая девушка в коротеньком платьице. При виде окровавленного человека она отшатнулась, и Федор ввалился в небольшую комнатушку, почти все пространство которой занимала широченная кровать. - Я лидер вооруженного сопротивления, - с ходу заявил Федор. - Ранен полицией. За мою голову дают десять тысяч дукатов, но вы получите пятьдесят, если доставите меня в горы к своим. - Но меня тогда саму арестуют, - испуганно возразила девушка. - А если вы меня выдадите, то вас казнят подпольщики! Машина есть? - не дал он ей опомниться. - Есть, но совсем разбитая... - Вот ключи, на площади стоит белый авто с красной стрелой на боку, подгонишь ко входу, - дал он указание. Девушка метнулась к выходу на улицу. - Куда?! - закричал Федор. - Черный ход есть? - Есть, через подвал... - Дуй туда! Девушка кивнула и убежала. "Зачем я только ляпнул, что за мою голову награду дают! - распекал себя Федор, морщась от боли в затылке. - Застучит меня - и привет, еще лет 120 добавят, буду до второго пришествия служить. Хотя, навряд ли застучит: проститутки, как правило, неравнодушны к героям... Ладно, заедем в лес, отрежу ей голову, а потом в родную часть с повинной явлюсь, может, скостят десяток годков". - Пошли! - появилась девушка. - Закрой дверь на ключ и возьми пинцет, - распорядился Федор. - Зачем? - Быстрее, потом узнаешь! - простонал он. Девушка заперла парадную дверь, взяла с трюмо несессер, в котором должен был быть пинцет, и затем они вышли через противоположную дверь в длинный и узкий коридор, спустились в темный подвал, прошли по нему в другой конец дома и поднялись на соседнюю улицу. - Куда ехать? - села девушка за руль. - Пока в сторону гор. - А, поняла, - кивнула она. - Тебя как зовут? - Таня. - ("Все правильно", - подумал Федор.) - А тебя? - Федор. Навстречу им пронеслось несколько джипов, грузовик с солдатами и реанимобиль. - Это все за тобой? - удивилась Таня. - Что ты такого натворил? - Убил ихнего генерала, отъявленного палача и садиста, - "скромно" ответил Федор, подумав про себя: "Зачем я так глупо вру? Мог бы и совсем не отвечать". - Ты такой отважный! - восхитилась Таня. - Я бы никогда не решилась. - Тебе и не надо, у каждого своя работа, - ляпнул Федор, не подумав. - Ты русский? - спросила Таня. Федор не ответил: чего говорить, когда и так ясно. - А где ты жил? - В Москве, у "Сокола". - Да-а? Вот здорово, а я у "Аэропорта", почти соседи! Помнишь такую станцию? - Помню, помню, - раздраженно сказал Федор, решив больше не отвечать на глупые вопросы. - Кажется, за нами хвост! - весело сообщила Таня. - У тебя есть пистолет? Федор посмотрел в зеркало: в нем и правда дрожало две темно-зеленых джипа. Выругавшись про себя, Федор выглянул в окно: они уже выехали из Шит-Тауна и неслись теперь на всех парах вдоль невысоких пригородных коттеджей, перед глазами мелькали деревянные столбы. - Видишь вон тот покосившийся столб? - показал пальцем Федор. - Сбавь у него скорость. Он достал свой верный клинок, включил его на полную мощность и коротко рубанул по столбу у основания. Столб стал медленно, но верно падать, сзади послышался визг тормозов, но передний джип так и не успел затормозить и, наскочив на подоспевший столб, высоко подпрыгнул и спикировал носом в землю. Второй джип резко свернул перед самым столбом и врезался в торчащий из земли обрубок. - Класс! - закричала Таня. - А что это у тебя такое? Никогда не видела. - Меч, - усмехнулся Федор. - Меч "Сто голов с плеч"? Федор промолчал. Таня поняла, что сказала что-то не то и приумолкла. Так они и ехали молча, пока гдето через полтора часа не заехали высоко в горы. - Рули туда, - показал Федор на шумящий недалеко от дороги горный ручей. - Что, уже приехали? - Почти. Ридикюль свой захвати! Они вышли из машины в долину, над которой нависали покрытые елями горы. Вершины гор окутывал молочной вуалью легкий туман. - Зайдем за скалы, - кивнул Федор. Таня послушно проследовала за ним. - Готовь ножницы и пинцет. - Зачем? - робко спросила Таня, поеживаясь от холода. - Затем, что пуля у меня в черепушке, доставать будешь. - Я?! - Ну не я же сам! Да ты не бойся, я буду говорить, что делать. Точно следуя указаниям Федора, Таня выстригла у него сзади волосы, вынула пинцетом из затылочной части пулю, промыла рану чистейшей водой из ручья и перевязала голову пестрым бинтом, оторванным от своего и без того короткого платья. - Теперь полегче стало, - сказал Федор, умываясь ледяной водой. - Где же твои партизаны? - спросила Таня, катая на ладони пулю. Федор огляделся по сторонам. Его внимание привлекла зеленая горная лужайка неподалеку. "Торопиться некуда, - подумал он. - Отдохну сначала, а потом уже разберусь с этой глупой девчонкой, никуда она не денется". - Вон там, - показал он на приглянувшуюся лужайку, - мы должны встретиться с проводником. - Может, я здесь подожду, пока мне деньги принесут? - засомневалась Таня. - Одной тебе опасно оставаться - могут горцы напасть, они ведь женщин редко видят, а тут такая красавица... - А партизаны, Федя? - Что партизаны? - Они часто женщин видят? - Партизаны - другое дело, они почти все с семьями, целый горный кишлак. - Тогда пошли. А может, и меня в свой кишлак примете? - У нас там строгие нравы, так что те