тлами со смолой и вернулись на позиции. Все по плану. Но боже, как медленно они приближаются к земле! Казалось, прошла целая вечность, пока один из них занял свое место у входа в ущелье. Передние римляне подошли уже очень близко к залегшему южному отряду. Скоро они его обнаружат... Кассий подбежал к центуриону: - "Запах смолы! Горящей смолы!" "Черт подери, что за ерунда! Задние - приставить шаг!" Раздался какой-то арамейский крик. Римляне задрали головы к верху. "Скалы шатаются... Или это кружится голова?" "Приставить шаг!" И тут глыбы покатились. Некоторые римляне, замерев на месте, смотрели на это страшное зрелище. Другие заметались, сбивая с ног своих товарищей. Гай Грасий понял, что он в ловушке: - "Вперед! Пробиваться к выходу!", - закричал он, прислонившись к скале. Глыбы достигли земли и ущелье наполнилось жуткими воплями. Посыпались камни помельче. Они вылетали из пращей с большой скоростью и падали вниз так быстро, что снизу казались, чем-то вроде длинной летящей дубинки. Попадая в человека, они сбивали его с ног. Один из таких камней поразил и Гая Грассия. Он упал без сознания. В панике легионеры бежали по телам. В том числе, по телу центуриона... Град камней продолжался. Кассий быстро пришел в себя: - "Поднимать щиты! Поднимать щиты! Черепахой двигаться к выходу!". Его уверенный голос навел некоторый порядок. Легионеры образовали колонну. Эффективность падающих камней резко упала. Римляне стали продвигаться к выходу. Заметив это, Ицхак закричал: - "Смолу! Смолу! Арбалетчики - по местам!" Тем самым он перешел ко второй стадии боя раньше, чем было запланировано. Далеко не все успели опорожнить свои пращи. Снизу вновь раздались дикие крики. Кипящая смола, проскальзывая между щитами, проникала под каски легионеров, жгла щеки, текла по телу. Пострадавшие корчились от боли. "Смыкать строй! С поднятыми щитами - вперед к выходу! Мы одолеем их!", - кричал декурион Кассий, пробираясь к заваленному глыбой, южному сужению ущелья. Вдруг сильный удар в спину оглушил его и он упал. На губах появился неприятный привкус песка и щебня. Непрекращающаяся боль под левой лопаткой подсказала ему, что это стрела арбалета. Перед глазами поплыло. Он хотел еще что-то крикнуть, но сил не хватило... Гибель Кассия уничтожила последние следы порядка в центурии. Люди рвались напролом, отталкивая своих товарищей. Но отряд Ашера бен Цуриэля великолепно выдерживал натиск. Ашер скоро погиб, но кроме него узкий проход блокировали еще пять человек. Увидев, что южный выход ущелья завален телами, некоторые легионеры бросились к северному. Но там, за созданным упавшей глыбой естественным препятствием, ждали своей очереди люди Элиава. Напор римлян на этот отряд был значительно слабее. Увидев, что строй римлян нарушен, Ицхак приказал вернуться к пращам. Минут через сорок бой стих. Из ущелья доносились только стоны раненных. В южном отряде в живых остались лишь двое из шестерых. В северном погиб Элиав. Из пращников смерть настигла Иосифа, по кличке "мальчик". Он был здоровенным детиной лет двадцати, на голову выше Ицхака, что было редкостью, с поразительно детским веснушчатым лицом. Стрела римского лучника попала ему в лоб. Ицхак крикнул вниз: - "Молодцы ребята! Оставайтесь на местах. Мы идем к вам." - Они спускались по тем же лестницам, которые ранее послужили северному отряду. Никто не позаботился поднять их наверх. Настроение Ицхака было приподнятым. Он разгромил римлян и это была, пожалуй, самая славная его победа. Да, уничтожить целую центурию - не несколько воинов тут и там - такого старик не помнил. Правда, когда-то совсем юнцом он участвовал в битве Бар-Гиоры при Бейт-Хороне, где был уничтожен целый легион. Но тогда он еще мало что понимал и заслуга была не его. Хотя вспомнить приятно - славное было сражение. Все это промелькнуло в его голове, пока он спускался вниз. Дождавшись всех и построив отряд по парам, что было нелегко - иудеи не привыкли к дисциплине - он направился к северному входу в ущелье. Там они встретили пятерых бойцов запирающего отряда. Поцеловавшись с каждым в обе щеки, он приказал троим пристроиться сзади к колонне, а двоим задержаться и похоронить Элиава. Они шли по ущелью и убивали. Стоял смердящий запах крови и пыли. Раз за разом Ицхак наносил удары мечом по лежащим и полулежащим телам, целясь в горло, считая это наиболее эффективным. А ведь он был образованным человеком - знал греческий язык, читал философов. Когда-то в Риме он говорил с одним раввином. Тот утверждал, что убивая, еврей должен испытывать угрызения совести. На войне это необходимо, но отбирая жизнь у создания сотворенного по образу и подобию, человек играет на руку своему "Йецер Гара" - злому началу. Ицхак помнил эту беседу, но подобных чувств не испытывал. В каждый удар старик вкладывал душу. * * * * * * * Вскоре все было кончено. Захоронили тела четверых бойцов южного отряда. Труп Йосифа "мальчика" не нашли. Направились к Бейтару через горы. Некоторые предлагали идти главной дорогой, по которой ночью шел караван, но старик сказал, что это слишком опасно. Авторитет его был уже непререкаем. Чувствовал он себя прекрасно. - "Я показал им", - ликовал Ицхак, уже не пытаясь разобрать, кому "им" - римлянам или иудеям. - "Услать меня из крепости - как же! Я еще повоюю." - Эйфория разлилась по его старому телу. - "Да, мы еще повоюем!", - воскликнул он про себя. За ним плотным строем шла колонна - девять пар, восемнадцать человек. - "Восемнадцать - счастливое число, но лучше бы их было двадцать четыре." Но он не дал мысли о погибших омрачить свое радостное возбуждение: - "Я победил их сегодня.", - твердил он себе - "И я еще увижу освобождение нашей святой земли! Хай Гашем!" Он вновь почуствовал себя тем мальчиком, которым он был, возвращаясь из Бейт-Хорона - молодым, сильным, счастливым... Но через некоторое время, вместе с накопившейся усталостью, появилось какая-то опустошенность. Воины, шедшие за ним, вели себя так, как и положено людям, сбросившим с плеч тяжелую обузу, освободившимся от смертельной опасности, бешеного многочасогого напряжения. Они болтали, делились впечатлениями, спорили кто больше убил. Все были опьянены победой, кажущейся свободой, наполнявшей их сознание гордостью и воодушевлением. Обсуждали, как они расскажут о сражении товарищам, оставшимся в крепости. Жалели, что их близкие ушли с караваном. Кто-то сказал: "Ничего, когда победим, мы им расскажем!" "Да они и сами услышат о нашем подвиге. Слухи быстро распостраняются по Иудее - хорошие слухи..." * * * * * * * Со временем разговоры стихли. Стемнело, люди устали. Они не спали всю ночь, да и денек выдался нелегкий. Наконец-то в темноте стали вырисовываться грозные очертания крепости. Но отряд, ведомый Ицхаком, шел к ней по несколько замысловатой траектории и иногда казалось, что они даже удаляюся от своей цели. На вопрос об этом, Ицхак, недружелюбно взглянув на дерзкого подчиненного, сказал, что, мол, прийти надо к восточным воротам, так как там их ждет Бар-Кохба. А чтобы обойти крепость, не попавшись на глаза римлянам, нужно идти только так. Не иначе... Но всему приходит конец. Вот уже видны восточные ворота. Но Ицхак объявил привал и когда иудеи, недовольно кряхтя, расположились, сказал, что надо дождаться третьей стражи. Так договорились с Бар-Кохбой. До нее оставался примерно час. Расставили четырех караульных из пращников. Их старик назвал поименно и никаких возражений не принимал. Он лег на землю и заснул как убитый. Без снов. Когда его разбудили, он сразу понял в чем дело, подскачил с несвойственной его возрасту резвостью, поднял всех и дал последний инструктаж. Он указал на вышку римского часогого, лишь вчера установленную у восточных ворот. На огромное дерево, чуть южнее вышки. "Скоро они его снесут .", - подумал он - "Но пока, пусть оно еще нам послужит." "Ползем, прижимаясь к земле, до того дерева.", - сказал он. - "Двигаемся по одному. Тот кому я говорю - ползет, остальные - ни с места. Я поползу последним. Ясно?" - Все утвердительно кивнули. - "Когда все будут там, по одному также ползем до стены - и оттуда вдоль стены к воротам. От дерева никто никуда не двигается, пока я ему не скажу. Ясно?" - Все опять кивнули. Вопросов не было. - "Ну, да поможет нам Б-г!" - - "Амен.", - отозвались бойцы. - "Вперед, Эзра!", - сказал он и тот начал движение. Скоро позади него образовалась еле заметная змейка. Ицхак пытался вглядеться в темноту. Но увидеть римского часового не удавалось. "Глаза уже не те.", - подумал он равнодушно. Пришла его очередь. Достигнув дерева, он, пытаясь не выдать голосом сбившегося дыхания, хлопнул по плечу первого - мол, ползи. Тот подчинился. Второго, третьего... Когда у дерева их осталось лишь четверо, он увидел приоткрывшиеся ворота. Шепотом смачно выругался. - "Эх, ... , не могли подождать." Хлопнул по плечу следующего. Еще одного. Наконец он остался один. Полз Ицхак с трудом. Сильно болела правая рука, натруженная пращей. В горле пересохло. Но он полз. Через высокую густую траву... * * * * * * * Гессию Кору, сторожившему во вторую ночную смену на восточной позиции, было откровенно скучно. Смена выдалась отвратительная - и время плохое и от лагеря далеко - не с кем и слово вымолвить. Вообще, надоела ему эта война жутко - уже полтора года он торчит в Иудее, в то время, как в родной Сицилии его ждет-не-дождется невеста. "Как бы не увели ее за это время... Пишут, удачный урожай в этом году выдался. Жаль, что меня нет. Ну ничего, я вернусь не с пустыми руками." Он ожидал, что война продлится три-четыре месяца, ну полгода - но никак ни полтора. "А тут еще когда их наконец вроде добили, так они спрятались как крысы в своей - так-ее-растак - крепости." Гессий повернулся и злобно взглянул на Бейтар. "Кстати, ничего башенки... Не хуже, чем в замке сенатора Савина. И укрепления мощные. Тсс... - Что это? Ворота открылись или мне почудилось?!", - он пристально смотрел в темноту. Он стал вглядываться в прилегающий к воротам, район. Прошло некоторое время. Снова слева в траве что-то зашевелилось. Но где. Он достал арбалет. - "Может лиса. Нет, вряд ли. Лисе бы они не открыли ворота...". Опять затишье. Вдруг он заметил пятно, медленно двигающееся через траву. В этом месте сорняки как-бы раздвигались. Это несомненно был человек. Гессий направил на него арбалет, прицелился и выстрелил. Ицхак почувствовал боль. Она была настолько адской, что он даже не вскрикнул. Лишь тихий хрип, что-то вроде скрежета, вырвался из его легких. Изо рта и из носа полилась алая кровь и оросила стебли. Кровавая пелена застлала ему глаза. Он уже не видел крепости, но лишь видение, туманное видение давно минувших событий . Это было Тивериадское озеро, поверхность которого была красна, как кровь. Это и была кровь. Он плыл по озеру из последних сил, захлебываясь еврейской кровью. За ним с гиканьем и дикими криками гнались на баркасе легионеры. Да, это когда-то было. В три тысячи восемьсот двадцать седьмом от сотворения мира году в результате предательства римляне ворвались в Тверию. Защитники, спасаясь, уходили по озеру на плотах. Враги преследовали их. Плот, на котором находился Ицхак - молодой парень, ему еще не исполнилось восемнадцати, перевернулся. Он проплыл под водой, с трудом выбрался на берег и спрятался в кустах. На губах был горьковатый привкус крови. Оттуда он видел, как римляне настигли Даниэля, его друга детства, и ударили его веслом по голове. Потом еще раз. Даниэль больше не всплыл. Сейчас ему казалось, что он опять плывет по озеру крови. Изо всех сил... Вот-вот уже берег, но силы кончаются. Передохнуть бы чуть-чуть... Тут он увидел рядом с собой лицо друга. Тот взял его за руку и потянул вниз. Ицхаку стало нечем дышать и свист в легких затих. "Иудея будет свободна!", - прошептал он. М. Элькин, Октябрь - Ноябрь, 1997.