ала, побрела прочь и вскоре исчезла за поворотом. Музыку ледника создавал талантливый композитор. Выстроенные им гармонии были безупречны, чувства вкуса и меры не изменили ему ни разу, и, при этом, музыка его не была суха; напротив, она казалась нежной и очень красивой. Она опутывала мысли, сковывала неугодные для нее движения тела, подчиняла себе разум и заполняла пространство вокруг почти видимой, осязаемой аурой своего совершенства. Май уже ничего не имел против такого колдовства. Оно ему даже нравилось. Где-то на самой грани памяти и сознания он угадывал, чем для него может окончиться любование ледяной гармонией, но ему _хотелось_думать_, что смерть приходит за человеком не так. Хозяин появился перед Маем из ниоткуда. У него были совсем светлые, но не седые волосы, высокий лоб, прищуренные серо-голубые глаза-льдинки, и очень бледная кожа. Длинная белая одежда с оторочкой из шкурок песца делала высокую фигуру еще выше. Колдун пошевелил бесцветными губами, что-то Маю сказав. Май и ответил бы ему, только не мог. Слова нарушили бы музыку, которая давно звучала не вне, а в голове Мая. Музыка стала частью его, он слился с ее совершенными звуками, поэтому не в состоянии был ни слушать, ни говорить. Колдун поводил у него перед лицом ладонью, снова что-то произнес, и гармония взорвалась. Лавина хрусталя и льдинок разлетелась в ушах Мая оглушающим диссонансом, а перед глазами засверкали фиолетовые искры. И тут колдун влепил Маю такую пощечину, что тот едва не упал на скользкий пол. Май сразу понял, что продрог не то, чтобы до костей, а вообще уже ни рук, ни ног у него как бы нет. -- ...я еще в своем уме, чтоб уследить, кто ходит через перевал, -- расслышал Май слова, обращенные к нему. -- Вас называют ч... черным колдуном... в насмешку? -- стуча зубами, поинтересовался Май ни к селу ни к городу у этого бледного типа. Колдун высокомерно вздернул подбородок. -- Я Юрген Юм, законно практикующий маг. Я состою в Старшем Цехе и являюсь Мастером Магии Зеркального Ключа. Называть меня черным колдуном, по меньшей мере, невежливо, молодой человек. Ибо это прозвание -- ругательное. Май с трудом распрямлял застывшие ноги; встать со льдины пока у него не получалось. Все тело сводила судорога, в ушах звенело. Но Май, тем не менее, сказал: -- Прошу простить великодушно, но вашим именем... кажется... пугают детей в долине... Колдун взял его за локоть, решив, что разговор этот затеян с ним не от большого ума, и рывком поставил Мая на ноги. -- Идемте, -- сказал он. -- Вам нужно поблагодарить вашу спутницу. Она освободила вас, уничтожив плоды трех месяцев моей работы. -- Она колдует? -- удивился Май. По краю сознания проскользнула мысль: чтоб честно заработать деньги в Котуре, _эту_ колдунью, кажется, надо убить... -- И очень неплохо, -- отвечал колдун. -- Она разбила пять моих замкОв из семи, хотя могла бы просто уйти, ничего мне здесь не нарушая. Правда, тогда бы я про вас не узнал. Юрген Юм вывел Мая из ледяного лабиринта сначала в полутемный снежный, потом в темный земляной. Он открыл низкую деревянную дверцу, и Май переступил порог деревенского, на вид, дома. Наверное, дом этот по самую крышу был засыпан снегом, потому что за маленьким плохим окошком виднелась только подсвеченная слабым светом муть, а освещением большой комнате служил очаг и две масляные плошки на подставке над развернутой для чтения книгой. Маддалена сидела с ногами на лавке подле стола, завернутая в огромный овчиный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого элексира уже отведала. -- Не бойтесь, не отрава, -- ободрил Мая колдун. -- Его варят внизу в деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах. Стукнув зубами о край кружки, Май одним глотком вылил в себя ее содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало почти сразу. Повернув за плечо, колдун подвел Мая к скамье и усадил рядом с Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести расследование. -- Итак, -- сказал колдун, -- теперь объясните мне, кто вы такие и как вы попали ко мне в ледник? -- Я Маддалена Беган из Обежа, -- скромно сказала Маддалена. Колдун приподнял одну бровь -- имя было ему известно. -- Ипполит Май, -- сказал Май, -- путешественник. Вторая бровь Юргена Юма поползла кверху вслед за первой. Медленно переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в заросший паутиной темный угол. -- Как поживает ваша драгоценная матушка? -- спросил он. -- Она здорова? Надеюсь, у нее все благополучно? Май открыл рот, закрыл, и на несколько секунд прижал пальцы к губам, чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека он сейчас вспомнил... Сколько жил, Май боялся, что кто-нибудь из близких друзей его матери однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно, существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?.. Шанс услышать именно эти слова от колдуна у него сейчас был. И еще какой шанс. Но колдун ничего такого не сказал. -- Не обессудьте, я живу здесь один и гостеприимством никогда не был знаменит... -- проговорил он. -- Я могу вам предложить лишь свой убогий завтрак и постель. Хозяин выставил на стол горшок с вареной рыбой, подсохшие кусочки сыра на треснувшей тарелке, хлеб и воду. Маддалена оживилась, она была голодна. Маю после встречи с оборотнем и блужданий в леднике еда в глотку не шла. Ему казалось, что он не был пьян; деревенское зелье только слегка приглушило его беспокойство. Май стал осматривать жилище: на верстаке в темном углу оборудование для алхимических опытов -- дорогая стеклянная посуда, покрытая паутиной и пылью; внизу толстые фолианты стопками лежат на полу; пол подметен наполовину, веник брошен под окном; на краю стола разлинованая для записи нот бумага, песочное сито, чернильница, отточеные перья... Двадцать пять лет назад колдун был молод, печален, довольно-таки красив, но безденежен, и, кроме того, он не боялся выглядеть смешным -- Май рассудил это потому, что бедолага совершенно не скрывал своих чувств. А быть романтичным и влюбленным, и тем более, признаваться в любви, тогда было не в моде чуть ли не более, чем сейчас. И вот, над ним смеялись. Он этого не замечал и твердил слово "любовь" -- смешное и немодное... В общем, Май решил на эту тему с Мастером Магии Зеркального Ключа не заговаривать. Кто знает, что о тех временах хранит память этого человека: плохое или хорошее? -- Матушка оставила сцену четыре месяца назад, -- счел нужным сообщить Юргену Юму Май. -- Теперь она будет заниматься семьей. Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему все было понятно. Кровать в доме у колдуна оказалась одна, а спальня устроена так, что иначе, нежели вместе, спать не ляжешь. Впрочем, Маддалена устала, была пьяна и засыпала просто стоя. Да и Май тоже. Он мог не спать по трое суток, но не в таких бредовых обстоятельствах, как сегодня. В спальне было темно. Май молча помог ей расшнуровать платье и корсет, стащил с Маддалены туфли, получил по рукам, когда машинально полез за подвязками под рубашку, загнал ее под одеяло к стене, забрался сам и, едва коснувшись голвой подушки, уснул сном праведника. Без сновидений. То есть, потом ему показалось, что все происходило достаточно глупо. Ведь он приехал в Обеж с намерением так или иначе, но колдунью в постель уложить. У него было предчувствие, что это не невозможно. Теперь Май лежал на спине, Маддалена мирно посапывала у его плеча, а он накручивал на пальцы ее тяжелый темно-каштановый локон и размышлял, когда он в последний раз лежал в одной постели с женщиной и ее не тронул. Получалось, что он такого подвига за собой не помнит. Где-то наверху, над спальней, тихо, с долгими перерывами, тренькал клавесин. Юрген Юм записывал только что сочиненную музыку. Колдунья вздохнула. Личико ее было грустным. Мраморная щечка, точеный носик, мягкие, еще припухлые по-детски губы. Май провел пальцем от середины ее лба к виску. Почему он не запомнил, какого цвета у нее глаза? Какая небрежность. Он наклонился, чтоб ее поцеловать. Фальшиво тенькнул клавесин. Колдунья вздохнула, и Мая слегка толкнуло от нее. Не извне, а какое-то внутреннее чувство. Он вернул на подушку теплую прядь волос, вылез из-под одеяла и стал собирать свою одежду. Какие-то деньги, в каком-то Котуре... Будь они прокляты. Будущего не существовало. Не существовало вообще. Завтрашний день мог настать, и мог не настать. Кто обещал, что они доживут до ночи? Почему все верят тому, что будет? Это же неправда. Люди живут _сегодня_. Беда только в том, что Май не привык так жить. Он не мог не быть самим собой. Он всегда был Ипполитом Маем, и больше никем. Может, колдун объяснит ему, что с ним сейчас творится?.. Он не обращал уже внимания, на то, что за маленьким окошком сиял ясный полдень, что комната, в которой они вчера -- или не вчера? -- не то ужинали, не то принимали завтрак, выцвела и изменилась -- камин оказался в другой стене, на полу прибрано, стол состарился и припал на одну ногу, подгрызенную кем-то чудовищно-зубастым, прочая мебель изменила очертания, а невесть откуда взявшаяся лестница вела наверх. Клавесин смолк. Май почти бегом поднялся на второй этаж и вошел в Зеркальный Зал. О том, что это святая святых волшебного дома, мастерская хозяина, он понял с первого взгляда. Здесь Май увидел все, о чем читал в книгах и многое такое, о чем не читал. Чучела диковинных и страшных созданий, огромные древние книги, бутылки с зелеными и бурыми зельями, метелки трав, какие-то странные инструменты, похоже, взятые из арсенала палача, связки сушеных летучих мышей, сонные скользкие жабы в банке, пауки размером с тарелку в своих тенетах, сплетенных из толстой бечевы, и прочие страсти со всех сторон окружили Мая, неосмотрительно переступившего порог. Он, было, испугался, пока вдруг не понял, что на самом деле в комнате ничего этого нет. Там стояли два стула, клавесин, небольшой стеклянный шар в лепестках серебряной подставки на крышке инструмента позади пюпитра, а все стены закрывали огромные, от потолка до пола, зеркала в резных полированых рамах. Некоторые из них потемнели и стали коричнево-желты, другие пошли пятнами, как от кислоты, третьи потрескались и были склеены полосками бумаги, а в зеркале, прикрепленном на месте двери, не отражалось ничего из-за клубящегося внутри молочного тумана. -- А, -- сказал Юрген Юм, бледно улыбнувшись Маю. -- Вот и вы. Май покосился на самое темное зеркало. Нет, из него не выглядывал сушеный крокодил, а наблюдать в нем можно было только то, что у Мая не все в порядке с костюмом -- не больше. -- Прошу прощения, что прерываю ваши занятия, -- выговорил Май, поспешно оправляя одежду, -- но не могли бы вы спуститься вниз? Мне необходимо с вами поговорить... -- Я думаю, в наших общих интересах поговорить здесь, -- сказал колдун. -- Мне это тоже необходимо. Присядьте. Май медленно подошел и присел на край стула перед клавесином. Юрген Юм снял с пюпитра ноты, опустил над клавишами крышку. Рука его коснулась стеклянного шара и за гладкой поверхностью взметнулась снежная карусель. Колдун опять улыбнулся своей странной бесцветной улыбкой, которая двадцать пять лет назад скрывала смущение, а сейчас -- неизвестно что. Он сказал: -- Как вы попали в ледник, я проследил. Осталось выяснить, как вы попали в Ведьмин Холм и что там делали. Из некоторых особенностей мироустройства, -- последовала пауза, особо подчеркнувшая значение последнего слова, -- я догадываюсь, что история ваша не может быть обычной. В Туманной Долине не происходит случайных вещей, и то, что вы мне сейчас расскажете, должно быть интересно, а, может быть, даже важно. Итак?.. Май помялся, не зная, с чего лучше начать. Потом осторожно, выбирая слова, поведал про свою охоту за деньгами, про поездку в Обеж и чем она закончилась. Рассказал про Максимилиана, свадьбу оборотня, дуэль в саду, последние слова Бергнарда Пелерина и ледник. Не упомянул только, зачем ему нужны были деньги. Юрген Юм задумчиво теребил уголки нот в папке. -- Вы думали о том, что счастливым образом избежали смерти? -- спросил колдун. Май кивнул. -- А о том что это происходило с вами трижды за два дня? -- продолжил колдун. Май немного растерялся. Нужно было посчитать. Корчма. Дуэль. Ледник. В самом деле?.. -- А о том, что каждый раз все происходило не само по себе? -- Почему вы так решили? -- спросил Май. -- Потому что меня уже обвинили в убийстве двух путников, шедших через переал. Якобы я их заманил внутрь и заморозил в ледяной пещере, чтобы скрепить свои чары. И, я готов признать, так оно случилось бы, если б девочка не умела бить зеркальные заклятья. Я присматриваю за дорогой через перевал по верху ледника, но никак не изнутри. -- Да? -- сказал Май. -- Странно. -- И вам еще что-то кажется странным? -- пожал плечами колдун. Май кивнул. Странным было все. Начиная от смутившей его мысли о злокозненности намерений Береники. Надо же, в кои это веки на женщину так не подействовало его обаяние, что она трижды пыталась его убить. Чужими руками, чтоб избежать преследований со стороны закона и Цеха, но сути это не меняет. Сукина дочка. Чертов идиот. Надо было смотреть ей в глаза, а он пялился за корсаж. Надо было запоминать прошлое, а он пытался заглядывать в будущее... ...И заканчивая разрушительными способностями Маддалены -- если судить по жалобе Юргена Юма на погибшую работы и тому, что Май собственными глазами видел в саду -- оставшимися без изменений... Рука Юргена Юма вновь коснулась стеклянного шара, и вместо снежной метели Май увидел в нем синюю пленочку моря. Игрушечный кораблик на волнах, вдруг со звуком "пффф" выдохнул с одного из бортов перышко пуха. В крошечном городе на берегу произошли немедленные разрушения. С трудом их можно было связать с этим легким перышком. Не дождавшись ответа, Юм сказал: -- Я должен доказать Цеху, что никого не морозил в леднике до смерти, и мне пока заказано пересекать границу между мирами, поэтому я вас прошу никуда не уходить с перевала. -- Границу? -- рассеяно переспросил Май. -- Тут еще и граница между мирами есть? Колдун смотрел на свою папку. -- Вы оба нужны мне, как свидетели, -- медленно проговорил он.-- И попробуйте только сказать неправду. Мастерский Совет Цеха далеко, а я здесь, рядом. Даже когда меня рядом с вами нет. При этих словах от колдуна на миг повеяло ледяным холодом, а в самом темном зеркале шевельнулся кто-то страшный с безразличными мертвыми глазами. -- В обмен, -- прозвучал с порога голос Маддалены. Тот, в зеркале, мгновенно закрыл голову лохматыми лапами. -- В обмен на что? -- спросил Юрген Юм. -- На рассказ о границе. Колдун усмехнулся. -- У вас нет выбора, чтоб ставить мне условия. -- Вы уверены? -- Маддалена склонила голову на бок. Юрген Юм из воздуха вынул огарок свечи на оловянном блюдечке и поставил на клавесин. -- Зажги, -- предложил он. Маддалена щелкнула пальцами. Ровным счетом ничего не произошло. Она нахмурилась. Потом на лице ее проступило похожее на обиду выражение. Колдун продолжал улыбаться. -- А теперь спустись вниз и попробуй сделать то же самое. -- Он толкнул подсвечник пальцем и отправил его по полированой крышке к Маддалене. -- Я думаю, границу ты найдешь без труда сама. x x x Не то, чтобы Май разбирался в магии. Но он был неглупый человек, и кое-что понять сумел. Основное недоразумение заключалось в том странном месте, где они оказались. Так объяснил Маддалене колдун. Во-первых, Туманной Долины как бы не существвовало, -- во всяком случае, для тех, кто родился и жил вне ее. В Долину можно было вернуться, но очень трудно попасть в первый раз. Во-вторых, на Граагском полуострове помещалась целая цепь горных долин, откуда и пошли родом все колдуны на свете... И, ко всему, Туманная Долина оказалсь знаменита не только и не столько тем, что являлась вещью в себе. Некоторые из знавших тайну ценили ее, а некоторые боялись оттого, что она выявляла в человеке истинные дарования и скрадывала мнимые. Истинный маг оставался магом по обе стороны гор, хотя его возможности распоряжаться собственной Силой претерпевали изменения. А вот когда человек занимался не своим делом -- через день-два пребывания в Долине это уже становилось всем очевидно. Май, у которого с языка готов был сорваться вопрос о себе, драгоценном, услышав такое, примолк надолго. Маддалена ходила вверх-вниз по лестнице и щелкала пальцами пока не пережгла огарок в лужицу воска. Сбой происходил где-то между четвертой и восьмой ступенями. Очевидно, там и пролегала граница. Если колдунья, спускаясь, несла подсвечник в руке, свеча загоралась за четыре ступени до пола. Если оставляла свечу наверху, а сама шла вниз, свеча с задержкой, но загоралась тоже. Однако, в обратную сторону не получалось ничего. Юрген Юм сначала наблюдал за ней через приоткрытую дверь, потом вышел из Зеркального Зала и сел сверху на лестнице. Маю ничего не оставалось, как последовать за ним. Юрген Юм жил здесь потому, что один из мастеров Цеха обязательно должен вести наблюдение за Долиной. Он ткал туман, чтобы не была заметна принадлежность Долины к иному миру для тех, кто не посвящен в тайны Цеха. Он охранял границу, потому что не настало еще время ее разрушить... Последняя подробность очень заинтересовала Маддалену. Она тоже уселась на лестнице, но на нижних ступенях. -- А ее _можно_ разрушить? -- спросила она. -- Существуют маги, способные это сделать? -- Любой из мастеров Цеха может это сделать, -- пожал плечами колдун. -- Для того-то и нужен Цех -- чтобы оградить миры от слияния. -- А я думала, -- елейным голоском проговорила Маддалена, -- Цех для того, чтоб говорить: того нельзя и этого нельзя... Юрген Юм кивнул. -- В какой-то мере, так оно и есть. Когда искусство магии достигло высот, позволяющих разрушить одним заклинанием город или гору, возник Цех и стал говорить: того нельзя, и этого нельзя. Знания и Сила опасны в руках тех, у кого рвение не по разуму. Маддалена хмыкнула. Май понял это так, что разрушить город или гору ей было как ложку облизать. -- Значит, кто-то может разрушить Туманный Пояс, и миры сольются. Значит, вот чего боится Цех, -- проговорила она. -- И чем же это страшно? Что тогда произойдет? -- Никто этого не знает, тем-то и страшно, девочка, -- улыбнулся Юм. -- Цех две с половиной тысячи лет смотрит на Долину, не знает, что с ней делать, и надо ли делать хоть что-нибудь. О том, что последует, если мы вмешается, существует множество предположений и пророчеств, зачастую противоречивых и спорных. Кто-то считает, что миры погубят друг друга и наступит конец всему. Кто-то -- что маги разных миров не смогут черпать Силу из объединенного мира, и магия как искусство исчезнет навсегда. А кто-то -- что она переродится и перестанет существовать в привычном для нас виде. Тогда корабли поплывут по морю без парусов и без помощи колдунов-Погодников, предметы тяжелее воздуха начнут летать без поддержки Истинных Магов, а тепло и свет станут рождатся не от живого огня естественных стихий, а из глубинной энергии природных элементов, которую нам не дано умения разбудить... И, может, так оно будет к лучшему. Просто сейчас -- не время. -- А время настанет? -- осторожно поинтересовалась Маддалена. -- Когда-нибудь слияние миров все равно произойдет. Даже в том случае, если никто не станет рушить Туманные горы и заклинать стихии на перемену влияний -- чтобы огнем, к примеру, гасили воду, а не наоборот. Или чтобы пространство шло, а время стояло. Хотелось бы надеяться, что Цех к тому моменту накопит достаточно опыта и не побоится перемен... Маддалена, подперев кулачком щеку, смотрела на колдуна горящими глазами. Чудесными глазами чайного цвета. Май ее понимал. Здесь были великие тайны, великие цели, великие замыслы, не чета игрушкам, которыми девочка баловалась раньше. Оказывается, жизнь других колдунов заключалась не только в грызне друг с другом. Им было, чем заняться еще. Но дорого бы Май дал, чтоб она смотрела так на него. Должно быть, от перехода всяческих границ у него повредилось что-то в голове, поскольку занимали его сейчас вещи, над которыми он раньше не задумывался. Он, например, вдруг понял, каково было Юргену Юму, когда тот простаивал часами за театральной кулисой или под дверью гримерной, не смея сделать шаг навстречу, и не смея постучать в дверь... можно не ошибаясь предположить -- рогами. Впрочем, глубоко развить эти невеселые мысли Маю не было позволено. В мастерской колдуна что-то зазвенело, Юрген Юм подскочил, вбежал туда и захлопнул за собою дверь. -- Да, -- сказала Маддалена. -- Наверное, в этом мире нет единорогов. -- Почему? -- задал глупый вопрос Май. -- Ну как же... -- она запнулась. -- То, отчего я не могу колдовать там, наверху... Это называется "Заклятие Единорога". Ведь как-то их ловят, этих единорогов, при помощи девственниц... -- Никогда не встречал единорога, -- признался Май. -- Мне казалось, это животное сказочное. -- Но заклятие-то оказалось несказочным. Меня знаете как шарахнуло... Я даже когда сюда попала, не сразу что-то делать смогла. -- Зачем же ты проверяла, сказка единороги или нет? -- спросил Май. Колдунья глянула на него косо и вдруг хихикнула. -- Он был такой забавный... Писал мне стихи. Все в городе меня боялись, а он тайком пересылал мне листочки с кучей клякс и ошибок... Дурак. -- Так значит, ты его не любила? -- удивился Май. -- Помилуй Бог, а за что ж его любить? В чайных глазах Маддалены плясал чертик. Май мысленно попрекнул себя за то, что утром растерялся, как мальчишка. Плевал он на долины и границы. Май повел рукой. -- За что обычно любят. За силу, за смелость, за красоту, за острый ум, за дерзкий взгляд, за веселый нрав, за хорошее наследство, за модную одежду... между прочим, с тебя сейчас свалится платье. Маддалена попробовала посмотреть на свою спину, повернулась на месте, пошарила руками, пытаясь найти ослабшие шнурки. Май был уже внизу. Он отвел ее пальцы и взялся за шнуровку сам. Маддалена судорожно выдохнула воздух -- не оттого, что он затянул слишком сильно, а оттого, что одновременно с тем поцеловал ее в шею. Раздевать ее Май не собирался. Наоборот, он ее одевал. Несколько медленнее, чем это получалось бы у горничной, но лишь потому, что Маддалена сама ему мешала. Едва с шнуровкой было покончено, Май развернул Маддалену лицом к себе, приподнял и посадил на обеденный стол, она обхватила Мая ногами. И тут случилась неприятность. В комнате наклонился пол. Дом заскрипел, сверху посыпалась сухие мелкие опилки, попадала с верстака и разлетелась вдребезги алхимическая посуда. Стол поехал в угол, Маддалена взвизгнула и вцепилась Маю в ворот рубашки так, что затрещала ткань. Дом качнулся обратно и принял прежнее положение. Колдунья тут же начала деятельно высвобождаться. Май вынужден был ее отпустить. Окажись сейчас перед ним виновный, Май съездил бы по морде любого ранга чародею, не задумываясь о последствиях. О том, чтоб продолжить начатое, не могло быть и речи. На ходу одергивая юбки, Маддалена бросилась к лестнице в зеркальную мастерскую. Вбежала на три ступеньки, остановилась и беспомощно оглянулась на Мая. -- А ведь мне туда нельзя, -- сказала она. -- Там соглядатаи Цеха. -- Что это было? -- сглотнув комок в горле спросил Май и оглядел потолок. Он готов был ждать очередного подвоха. -- Кто-то сдвинул гору. Или пробовал Силу. Или проверял, дома ли Мастер. А Мастера нет. -- И зачем это было нужно? Маддалена сложила ладони лодочкой и прижала к губам. Думала она почти минуту. -- Не могу сказать точно, -- произнесла, наконец, она, -- но, мне кажется, границу будут рушить сегодня. Юма надо как-то предупредить. Мне необходим стеклянный шар из его мастерской. Но я не могу идти туда сама. Я не люблю отражаться в магических предметах. У них очень цепкая память. -- Я тоже... не люблю, -- попробовал отказаться Май. Маддалена скорчила капризную гримаску. -- У меня плохие отношения с Цехом. И я не хочу лишаться магической Силы насовсем. Я уже поняла, как много потеряла по собственной глупости. Ты не мог бы... оказать услугу? Май смотрел ей в глаза. А потом она скажет: "Он выполнял все мои просьбы... Дурак." Май кивнул. -- Хорошо, -- сказал он, -- я схожу за шаром. x x x Маддалена установила шар сначала на столе, потом перенесла его на лавку, потом на верстак. Долго оглядывала обстановку вокруг, все-таки покачала головой, и, со словами: -- Нет, не получится, -- отнесла шар на подоконник. Май гадал, что за место она ищет, и каким требованиям оно должно удовлетворять. Наконец Маддалена поманила Мая пальцем. -- Сделаем так, -- объявила она. -- Я спрячусь, а колдовать будешь ты. Май вытаращил глаза. -- Чего? -- сказал он. -- Того. -- Взяв под локоть, колдунья повернула Мая к шару лицом. -- Все просто. Это стеклянный шар. Ты видишь в нем человека, с которым говоришь, но и тот, к кому ты обращаешься, может тебя видеть. Я спрячусь. При этих словах она стала Маю за спину, и он почувствовал ее теплые пальцы у себя в волосах на затылке. -- Не отворачивайся, -- предупредила его колдунья. -- Собери внимание. Ты позовешь Юма. Если Юм один, я выйду и побеседую с ним сама. Если ему устроили дружескую встречу или допрос -- подскажу, что говорить. Понятно? -- Нет, -- сказал Май. -- Что именно -- нет? -- За кого меня примут Цеховые Мастера, когда увидят? -- За ученика Юма. За гостя. Неважно. Нужно спешить. Начнем. Возьми шар в ладони и позови. Май послушался и осторожно тронул гладкое стекло руками. От тонких пальчиков колдуньи, запущенных в его волосы, вдоль спины пробежала горячая волна. Это была тысячная доля ее Силы, не толчок, не давление, -- почти ласка, и все равно у Мая захватило дух. Будто он оказался на краю бездонной пропасти. Он понял сейчас, что Маддалена Беган из Обежа -- это как бы два существа: милая девочка и заключенная в нее Сила. Но какова должна быть воля этой милой девочки, чтобы удерживать в подчинении безграничный и почти что всемогущий океан, он побоялся даже предположить. Сила текла сквозь Мая. Стеклянный шар запотел изнутри. Май кое-как собрал жалкие остатки собственной воли и внимания и мысленно представил себе хозяина шара. Сразу же поверхность стекла прояснилась. Перед Маем повилось окно с видом на крыши большого города, пасмурное небо над этими крышами, голуби на карнизах и водосточных желобах. Под окном статуя епископа указывала позеленевшей от времени рукой направление к морю. Юрген Юм сидел в каморке на чердаке высокого, выше других строений в городе, здания, и, пригорюнясь, смотрел в это самое окно на голову бронзового служителя церкви, по двурогой митре которого прыгала ворона. Май почувствовал себя рядом с Юмом настолько реально, что всего лишь сдержанно кашлянул, чтобы обратить на себя внимание колдуна. Юм вздрогнул и беспокойно оглянулся. -- Кто здесь? -- спросил он. -- Ваши случайные гости, -- ответил Май. Юрген Юм закрыл глаза ладонью и сразу поднял голову -- узнал. -- Я очень прошу вас не покидать перевал, -- быстро сказал он. -- Я временно не могу уйти отсюда, но к ночи соберется Мастерский Совет, и я все улажу. Дела таковы, что неприятности может нажить целый мир, а вовсе не я один... -- Уже, -- сказала из-за спины Мая Маддалена. -- Кто-то только что пробовал подвинуть границу. Колдун прижал другую ладонь к щеке. -- На меня наложен запрет, я не могу вернуться. -- Зовите на помощь Цех, -- потребовала колдунья, выглядывая из-за локтя Мая. -- Как?! -- воскликнул Юм. -- Мои охранные заклятья ты сама и разбила. А я связан с Цехом закладом, и ничего теперь не могу делать по собственной воле. Зовите на помощь вы. У вас есть шар, имя Магистра -- Лотар Кантор, Старших Преемников -- Виллибальд Рориц и Ласло Пеш... -- А мое имя -- Маддалена Беган из Обежа, -- зло сказала колдунья, выходя из создаваемого широкой спиной Мая укрытия, -- и двое из трех подписали бумагу, по которой я должна или потерять Силу, или умереть. Сначала они возьмутся за того, кто рушит границу, а потом за меня. Так? Повисла пауза. -- Возможно, -- признал Юм. -- Однако, Маддалена Беган из Обежа, ты дала мне обещание в обмен за рассказ о границе. Ты знаешь, что такое обещание колдуна? Маддалена сморщила нос. -- Руки, -- сказала она. -- Какие руки? -- не понял Юрген Юм. Она взяла за рукав Мая. -- Руки ты можешь отпустить. Там нет никого. Даже близко нет. Они все бросили и расползлись, как тараканы, по своим углам. Май отнял ладони от стеклянного шара. Странно, но эффект присутствия не потерялся. Угол зрения на панораму в шаре стал немного другим, однако Юм по-прежнему был виден вместе с частью комнаты и окном. Май поспешил отойти в сторонку и стал вытирать вспотевшие ладони краями манжет. Маддалена, уперев руки в бока, расхаживала мимо окна туда и обратно. Юм водил вслед ей головой с закрытыми рукой глазами. -- Итак, -- говорила колдунья, -- что мы имеем? Великие маги караулили-караулили границу и проморгали тайный заговор у себя под носом. Так? -- Ну... -- протянул Юрген Юм. -- Может быть. -- Цеховые старшины знают, что граница брошена почти что без присмотра? -- Могут предполагать. -- Тем не менее, не предполагают, ибо в Грааге никого из них сейчас нет. -- У них множество дел в самых различных местах мира. -- А! -- сказала Маддалена. -- Значит, получается, что это уже никому не надо, кроме меня? У тех, кто колдует в Долине, давным-давно были далеко идущие планы. Вы куда все это время смотрели? -- Ты кто такая, чтоб меня отчитывать? -- возмутился Юрген Юм. -- Я все это время смотрел в Долину! Я, между прочим, пресек пятнадцать весьма подготовленных попыток проникновений и пробоев границы изнутри и снаружи. Я сплел зеркальную сеть, одно из лучших достижений магического искусства на сегодняшний день... -- Не такой-то уж она была и лучшей, раз я ее разбила, как стакан, -- заявила колдунья. -- Нашла, чем хвастать! -- подскочил на лавке Юрген Юм. -- Ты открыла дорогу всем, кто до сих пор скрывался и лелеял безумные мечты о соединении миров, кому, видите ли, свободы в пределах Цеха и границ не хватало! Сейчас они полезу со всех сторон. Опрокидывай их обратно, если ты такая умелая! -- Да? -- фыркнула колдунья. -- Ты, бледный, скажи еще, будто я во всем виновата. Бросай свой дурацкий Цех, иди сюда и сам держи эту границу. Я сторожевой собакай Цеху быть не собираюсь. Я вообще сейчас наверх уйду и Силу потеряю. Цеху назло. Она развернулась и с гордо поднятой головой направилась к лестнице. -- Стой! -- крикнул Юм, выбегая на середину маленькой комнатки. -- Ты не можешь все бросить и уйти! Маддалена повела плечиком. -- Могу, и буду прекрасно себя чувствовать. -- Ты заслужишь прощение Цеха, если поможешь нам! -- Плевала я на ваше прощение. Граница рухнет -- Цех подохнет. -- Маддалена, стой! Заклятие Единорога можно снять! Колдунья была уже на самой границе, на ступеньке, четвертой снизу. Она остановилась. -- Клянись, -- не оборачиваясь, проговорила она. -- Клянись, что ты сделаешь это сам или заставишь другого, кто сможет сделать. -- Клянусь, -- сказал колдун. -- Поверишь мне на слово, или, как Цех, желаешь взять заклад? -- Желаю. -- Бери. Май переводил взгляд с одного колдуна на другого. Минуту ничего не происходило. Оба молчали и не двигались. -- Довольна? -- спросил, наконец, Юрген Юм. -- Теперь понимаешь, в каком я положении? Я даже с шаром контакт поддержать не могу. И я уже не боюсь раздавать заклады. Маддалена милостиво повернула к Юму лицо. -- Надеюсь, что с твоим мнением считаются в Мастерском Совете, черный колдун, -- сказала она. Юм смолчал. -- Ну что ж, -- сказала Маддалена, -- продолжим. Откуда стало известно, что рано или поздно граница падет? -- В Долине живет адепт Искусства Истинного Прозрения. Он предсказал. -- Не мог он сам ускорить процесс? Юрген Юм покачал головой. -- Не могу судить. Вообще-то, Искусство Истинного Прозрения считается чисто теоретической отраслью магии, но его основами я никогда не интересовался, поэтому пределов применения не знаю. -- А кто рушит границу ты знаешь? -- мрачно спросила колдунья. -- В долине трое могут это сделать по отдельности. И множество людей, которые способны на такое, если соберутся вместе. Май знал, куда пойдет разговор дальше. -- Бернгар Пелерин входит в число троих? -- подал голос он. -- Да, -- ответил Юм. -- Он -- Мастер Магии Перемены Мест. Кроме него есть Сэд Сэливан, Мастер Истинного Прозрения и Зау Брун, Мастер Повторения Пути. -- Это Пелерин, -- сказал Май. -- Он исполняет предсказание. -- Откуда знаешь? -- подозрительно прищурившись, спросила Маддалена. -- Я могу быть хорошим предсказателем, когда стою по эту сторону границы, -- пожал плечами Май. -- Я знаю, вот и все. Пользуйся, пока я рядом. -- Так, -- сказала Маддалена, протянув к нему руку с поднятым пальцем. -- Значит, стой по эту сторону границы и молчи. Когда будет надо, мы тебя спросим. Мастер Юм, на каком месте в этом доме вы обычно рисуете пентаграмму? Юм вздохнул. -- Ты на нем стоишь. Мел в шкафчике над камином. -- Мне не нужен мел. Мне нужно мыло и зола. -- К какой школе ты себя относишь? -- спросил колдун. -- К школе, которая полагает за основу правило, что в мире нет ничего такого, чего нельзя было бы разрушить. Я придумала эту школу сама. Есть в Цехе что-нибудь похожее? -- Ничего похожего нет. -- Вот и хорошо. Тем труднее вам со мной придется, если что пойдет не так. Май стоял у стены, пока Маддалена, подоткнув юбки, мылом чертила пентаграмму на досчатом полу, засыпая в стыки досок смешанную с каминной золой соль. Пол и потолок смирно покоились на своих местах, словно специально давая ей возможность закончить подготовку. В нетопленом доме становилось все холоднее. Май мерз. Колдунья вытирала со лба бисеринки пота. Она проверяла соразмерность начертанного, меряя расстояние шнурком с узелками, наносила мылом невидимые глазу письмена, посыпала их золой, проводила ладонью -- проявлялись буковки и штрихи. Потом она расставила по углам пентаграммы предметы: чашку с водой, солонку, кусок мыла, горсточку золы. Но над пятым углом призадумалась. -- У тебя в самом деле хорошо получается предсказывать? -- спросила она Мая. -- Я и сам удивляюсь, насколько хорошо у меня получается, -- подтвердил он. -- А давай-ка включим тебя, -- предложила ему Маддалена. -- Будет интересно получить такую поддержку. Май не хотел бы казаться безрассудным, но за три последних дня он почти перенял у колдунов совершенно необычный для себя образ мыслей и действия. -- Это ускорит мое возвращение в Котур? -- спросил он. -- Несомненно. -- Тогда включай, -- согласился Май и совершил поступок, который, задумайся он над тем, что творит, счел бы лежащим за гранью разумного: сам шагнул в свободный угол пентаграммы. И тогда началось. Он увидел то, что все это время незримо присутствовало вокруг, принизывало воздух и толщи гор, то, что он время от времени улавливал, но для реального восприятия чего простые человеческие чувства слишком грубы и ограниченны. Немножко позванивала музыка из ледника. Чашка с водой была волшебным зеркалом, отражающим небо и направления ветров. Горсть золы оказалась спящим вулканом, диким родственником спокойных гор. Солонка изображала глубинную мощь океана, готовую превратиться в любой момент из заискивающе лижущих берег волн во всесокрушающую водяную стену. А мыло символизировало собой самую суть превращения, несоответствие кажущегося действительному, зыбкость реального и реальность снов, свободно перетекающих друг в друга. Загадкой оставалось только, что же значил сам Май. Неразрывную связь времен, не иначе. В Долине тоже не все было по-прежнему. Туманный Пояс понемногу терял привычный ореол туманности. Горы без белой вуали казались темнее, круче, много опасне и злее. В некоторых местах они были как бы помечены черным и золотым. Май знал откуда-то, что черное -- это следы прежных проломов, остатки зарубцевавшихся попыток бежать в другую реальность или соединить миры. Золотое было клеймом проломов будущих. Май видел Ведьмин Холм. К некоторым золотым пометкам оттуда тянулись нити. Еще Май знал, что Маддалена смотрит на долину его глазами, и уловил ее молчаливое одобрение. Юрген Юм находился где-то поблизости и тоже наблюдал. Он был зависим от колдуньи и потому сильно волновался за исход дела. Колдунья взяла с него залог, частицу его человеческого "Я", какие-то личные качества, воспоминания из сокровенных глубин души, которые вряд ли и доверишь кому. Еще Май видел, что таким же залогом колдун подчинен Цеху. Только цеховой залог выглядел сложнее оттого, что частицы Силы многих магов оказались перемешаны друг с другом, словно спутаны в клубок. Таким образом судьба одного зависела от воли других. И наоборот... "И наоборот." Эту фразу с усмешкой подсказала мыслям Мая колдунья. Он не удивился тому, что понимает ее без слов. Ему казалось, что все в пределах правил. Потом он поймал себя на том, что вновь думает ее мысли, а не свои. "Тебе не страшно?" -- спросил он ее. Она, по своему обыкновению, хмыкнула. "Я начну бояться, когда моя оборона рухнет. Сейчас нельзя. Да и нечего пока. Делай свое дело, ни за кого не беспокойся. Я предупрежу, когда пора будет бояться." Май посмотрел на долину. Нити, связывающие ведьмин Холм с золотыми метками в горах, переливались и дрожали, от них исходил низкий, зудящий, неприятный звук. Тут же явилась чуждая познаниям Мая об устройстве этого мира теория каких-то резонансных явлений, углубляться в которую он просто не стал. -- Не понимаю, что он медлит, -- проговорила Маддалена вслух. -- Я бы на его месте поторапливалась. В любой момент Цех может обнаружить непорядок. -- Я жду ТЕБЯ, -- раздался голос. -- Готова ли ТЫ? -- Он подслушивал! -- вскричал со своего подоконника Юрген Юм. -- Не с самого начала, -- ответил со смешком Бернгар Пелерин. Пространство стремительно полетело навстречу Маю. Он хотел закрыть глаза от неожиданности, но они почему-то оказались уже закрыты. За полстука сердца внизу промелькнули снега, острые ребра скал, белые фермы и идиллические луга с овцами, море деревьев, заросший чертополохом сухой осыпавшийся ров, замковая стена. Потом земля приблизилась. Еще доля мига, и они с Маддаленой стоят среди деревьев в печально знакомом Маю саду, каждый на своем месте -- Май в углу пентаграммы, Маддалена в центре. Знаки, написанные ею мы