лом и золой окрасили в серо-стальной цвет ухоженную садовую травку. В руке Маддалена держала одно из гусиных перьев со стола Юргена Юма. Сам Юм последовать за ними не смог, он вздыхал в далекой граагской каморке и поминутно оглядывался на окно -- не явится ли Мастерский Совет, не пресечет ли творящиеся в Долине безобразия? Но Мастерский Совет не ехал. Май чувствовал его уходящий и возвращающийся тоскливый взгляд в спину, -- непонятно только, в свою или колдуньи: во-первых, Юм не привык полагаться на других, а, во-вторых, боялся, что на парочку вроде Мая с Маддаленой и вовсе положиться нельзя. -- Ты делаешь вызов, Пелерин, или предоставишь это право мне? -- громко сказала вслух колдунья. Пелерин вначале театрально вздохнул, и лишь затем появился шагах в двадцати за низко склонившимися ветвями яблони. Его пентаграмму издалека разглядеть было сложно, но отчего-то казалось, что она не начерчена, а выложена небольшими камешками и песком с садовых дорожек. Встречаться с Пелерином Маю было так же приятно, как найти в пироге запеченого таракана. -- Как будто мы уже бить друг друга собрались, -- с упреком проговорил колдун. -- Давай вначале поговорим. -- О чем нам с тобой разговаривать? -- пожала плечами Маддалена. -- Ты против нас, значит, мы против тебя. -- Как ты все просто разграничила. А ведь на самом-то деле в мире ничтожно мало вещей, между которыми возможно провести четкую границу. Все преображается, перерождается, дополняет друг друга, меняется местами... а ты решила как? Если я плохой, то ты -- хорошая? -- Или наоборот, -- тихо произнесла Маддалена. -- Не заговаривай мне зубы. Или ты делаешь вызов, или в Грааге соберется Мастерский Совет и придушит тебя твоим же залогом. -- Не волнуйся за меня и мой залог. Мастерский Совет еще нужно собрать, что само по себе непросто, а залог я подменил. Я всю жизнь менял вещи местами, и сыграть шутку с Цехом мне не составило труда. Поговорить же я хотел о тебе. Что бы ты хотела получить от жизни, Маддалена Беган из Обежа? -- Мастер, -- сказала колдунья, -- при чем здесь я? Мы о поединке беседуем или просто время убиваем? Бернгар Пелерин покачал головой. С лица его не сходила притворная опечаленность недостатком сообразительности у противницы. -- Похоже, ты нарочно не желаешь меня понимать. Хорошо, я предложу тебе без обиняков: принимай мою сторону. Поверь, я отговариваю тебя от поединка не потому, что боюсь проиграть. Все твои прежние соперники были ничто по сравнению со мной, потому что Цех выпивал их колдовскую Силу. Но мне Цех не помеха. У меня есть посредник, который по собственному желанию подменил мой заклад собой. Ты свободна, и я свободен. Ты не представляешь, как много мы могли бы сделать вместе. Мы уничтожим несправедливое объединение под именем Цех. Мы освободим силу двух миров, и они оба лягут у наших ног. Мы станем богами нового времени. Ну? Решайся! Я дарю тебе половину своего будущего величия, поскольку ты, девочка, заслуживаешь гораздо больше, чем имеешь. Маддалена скромно поводила туфелькой по седой травке у себя под ногами, повертела в пальцах перышко, и ответила на возвышенную речь Пелерина обезоруживающе просто: -- А вот кукиш тебе. Бернгар Пелерин развел руками. -- Ну, я тогда не знаю, с какой стороны к тебе подступиться. Я не предполагал, что у тебя вовсе нет воображения. Ты мне не казалась дурочкой, когда я следил за тобой прежде. Хорошо, давай договоримся по-другому: не хочешь помогать мне -- хотя бы не мешай. Что тебе Цех? Всего лишь помеха. Я эту помеху уничтожу. Не отвлекай меня от задуманного, не заставляй тратить заклинания на тебя. Не забудь, что ты пересекла границу, а, значит, не можешь оставаться при своих. Всякий колдун сильнее у себя дома. Маддалена нахмурилась. -- Не трать зря время, чтобы напугать меня, мастер. -- Почему? Почему ты хочешь быть против? Ты даже не принадлежишь к Цеху, какой смысл тебе защищать цеховые порядки? -- Есть мнение, мастер, будто ты желаешь взять вещь, с которой не знаешь, что будешь делать. А вдруг вещи откажутся меняться местами в объединенном мире и поведут себя не так, как ты привык? -- На "вдруг" доводов не напасешься, моя хорошая. Сначала нужно сделать, а там будет видно, к чему это приведет. -- Это опасно, мастер. -- Жить тоже опасно. От жизни, как говорят люди, умирают. -- Люди говорят так, исходя из наглядного опыта. -- Люди говорят так, люди делают так... Ты же никогда не делала ничего так, как все. Ты всегда поступала наоборот. Я не стыжусь признаться, что учился у тебя. Учился все на свете переворачивать с ног на голову, учился действовать так, как от меня не ждут... -- И доучился до подмены залога и бунта против воспитавшего тебя Цеха? И почему ты считаешь, что в моих интересах тебя поддержать? -- А почему бы нет? Ты молода и ты не страдаешь цеховыми предрассудками. Цех стар и костен, он сам грызет себя изнутри; он не дает дышать, мыслить, чувствовать -- не только тем, кто внес ему залог, но всему миру... Их спасло то, что Май уже обжегся с доверием к Беренике. Пока Пелерин уговаривал Маддалену присоединяться, бродившая поблизости Береника, достав из-за спины светящийся слабым лунным светом коготь-серп, подкралась сзади и приготовилась переступить проведенную Маддаленой колдовскую черту. Заметив это, Май протянул руку и перехватил Беренику за запястье. Жалобно вскрикнув, она выронила лунный коготь и упала на колени. Май подтащил ее к себе и перехватил за локти. У Маддалены, бросившей взгляд в сторону Мая, затрепетали ноздри от гнева. По ее мыслям Май понял, что подменившим залог посредником Береника и являлась, иначе ей невозможно было бы проникнуть в построенную против Пелерина пентаграмму. Собственной Силы у Береники попросту не осталось ни капли, вся она ушла в уплату Цеху. Маддалена укоризненно покачала головой. -- Ты ошибся, мастер, -- сказала она. -- В этот раз ты ошибся намного сильней, чем когда предложил мне союз против Цеха. Ведь ты меня почти уговорил. Что ж, и излишнее вероломство иногда подводит... Пелерин не двинулся с места, но сильно побледнел. -- Я не просил ее... Она... любит меня, не понимает, что творит. Клянусь, Маддалена, она вмешалась без моего разрешения! Я не желал, чтобы она имела к этому отношение, мне нужен союз с тобой. Мы можем соединить миры, мы разделим власть над ними... -- Ты обещал это МНЕ, -- прорычала Береника, вырываясь, и сделала попытку укусить Мая за руку. Май тряхнул ее, чтоб не кусалась, но заставить смолчать себя был не в силах. -- Вы негодяй, Бернгар Пелерин, -- сказал он. -- Вы используете в своих целях не только тех, кто вас ненавидит или кто к вам безразличен. Вы хотите снимать проценты и с любви тоже. Когда человек ослеплен и не желает осознать, на что его толкают, извлекать из этого выгоду низко, Пелерин. Гадко. Подло. Никакое понятие о морали не освещает этот ваш поступок... Лицо Пелерина скривилось, но даже презрительную улыбку он не сумел изобразить, хотя все еще старался держать себя в руках. -- Ах, ох, мораль, -- сквозь зубы процедил он. -- И от кого я слышу о морали? От первого беспутника на свете? Не повторяйте при мне этого слова, сударь, иначе я вам отвечу чем-нибудь плохим. Молчите и не мешайтесь не в свое дело. Ведь я одним пальцем могу вас раздавить. Маддалена разнимать их и не подумала, даже наоборот -- заинтересовалась. Май слегка этому удивился и продолжил: -- Да, попирать законы, нарушать клятвы, подменять заклады преданными вам по глупости людьми -- на это, верю, вы способны. Но это и все, что вы можете, Пелерин. Честью ответить за собственные дела у вас не выйдет. За неимением чести. -- Ты... -- хрипло проговорил Пелерин. -- Да кто ты?.. Муравей. Ничто на весах вечности. Никто в книге человеческих судеб. Жив ты или умер -- для кого это имеет значение? Ты пыль, ты прах, ты существо без имени и без предназначения... Май слушал, что думает на этот счет Маддалена. "Ты мог бы помочь мне сделать эту часть работы? -- спросила она. -- Боюсь тратить на него Силу. Мня еще ждет встреча с Цехом, на знаю, хорошая или плохая..." "А как?" -- спросил Май. "Разозли его." "Он уже зол". "Он не имеет права применить к тебе колдовство. Он станет драться честно назло тебе, если ты обвинишь его в обмане." Гусиное перо в ее руках окуталось радугой превращения. Май постепенно узнавал предмет, в который оно трансформируется. Это была та самая шпага, которой он убил Бартеля Фрея. Май понял, чего от него ждут. Внутри у него похолодело, но останавливаться ему было нельзя. Если выполнять предложенное Маддаленой, то сейчас, сразу. Тогда Май сказал: -- А ты просто трус, Пелерин, кто бы ты ни был и что бы ты о себе не думал. -- Выпусти его ко мне, сестра, -- обратился к Маддалене Пелерин.-- Я докажу ему, в ком из нас больше чести. Маддалена улыбнулась Маю одними губами. -- Я мало ему верю, -- честно сказал Май.-- Это опять какая-нибудь подлость. -- Давай поставим все на этот поединок, -- не отствал Пелерин от колдуньи. -- Чья сторона победит, та и взяла. -- Залог, -- ровным голосом сказала Маддалена. Пелерин указал на Беренику: -- Моя жена тебе залог. И наш будущий ребенок. Маддалена взвесила в уме ценность прибавившегося факта. Положение ее вполне устраивало. Она косо глянула на Мая. "Он будет драться честно. Вряд ли он лжет." И протянула Маю шпагу. Пелерин сломил веточку с дерева и выступил за пределы своей пентаграммы. В руках его вместо яблоневого прутика уже был клинок. Слегка пристукнутая Силой Маддалены Береника тихо охнула и обмякла. Май осторожно уложил ее на траву. Он думал, что это нечестно -- выставлять его, чтоб делать работу для Цеха. Он боялся. Он знал, конечно, что теоретически колдовать против человека, не наделенного Силой, нельзя. Если он ударит чародея кулаком по лицу, он должен ждать ответа тем же самым. Но на практике все зависело от чародея. Если Май правильно кое-что помнил и верно вывел зависимость прозвища "черный колдун" с закладом Юма, который невольно по милости Маддалены подсмотрел, то Юрген Юм был включен в список ненадежных и выслан охранять границу именно за то, что наградил одного из любовников его, Мая, матушки неким колдовским подарком отменно скверных свойств. Принимая из рук Маддалены шпагу, Май попытался взглянуть на Пелерина внутренним зрением, но путаница в голове помешала что-либо ясно рассмотреть. Различить желаемое, действительное и страхи опять стало невозможно. Тут оказались и россыпи денег, и довольная Маддаленина мордашки, и, одновременно, -- леденящий холод вместе с сожигающей жарой, словно прообразы кругов ада. Май сразу вспомнил, что давно не был на исповеди, ему превиделось собственное тело в вечернем сумеречном саду, и далее -- о ужас! -- путешествие в лодке Перевозчика с золотыми ста фларами во рту, а на том берегу темной реки его ждет оборотень, чтоб вернуть долги... Последний раз подобное отсутствие решимости отстаивать собственные достоинство и честь случалось с ним лет семь назад, когда за перевезенную тайком депешу одна торговая республика послала по его следу наемного убийцу, и Май лишь чудом не съел подсыпанный ему в пищу яд... Образумил его голос Маддалены, которая тихо спросила: -- Ты всякий раз так трясешься, когда берешь оружие в руки? Но как же ты тогда стал знаменитым? И Май проглотил свой страх. Он вспомнил, что на него смотрят. Удобней перехватил эфес и шагнул навстречу Пелерину. Боялся Май колдуна, вроде бы, зря. Не таков тот был боец, чтоб его стоило бояться. Но и поединка по совести у них не получилось. В чем оказался противник Мая ловок, так это в отступлении. Пелерин пятился по всему саду -- вокруг яблонь, к пруду, обратно к Маддалене, прочь от нее, а Маю никак не удавалось его не то, чтобы достать, а даже попросту догнать. Через десять минут этой беготни Май начал всерьез кипятиться. Все его усилия пропадали втуне, подлый колдун все время прятался и убегал, убегал, убегал. Май не понимал, что это за тактика. Пока не взглянул, случайно приблизившись, на Маддалену. Судя по ее лицу, непорядок был не только с поведением Пелерина. Май выбрал момент, отскочил от Пелерина сам и посмотрел вдаль, на горы. Туманный Пояс дышал. Над ним переливался воздух, и выглядел охраняющий Долину хребет неестественно, словно мираж в пустыне. На сад дохнуло потусторонним ветром. Закружились в воздухе палые листья, веточки и сухая трава. -- Вернись сюда, -- крикнула Маю Маддалена. -- Он нас надул! Я не могу остановить это без тебя -- ты составная часть моих построений! Бернгар Пелерин засмеялся, поняв, что его фокус оценен по достоинству. Сейчас он заступал Маю дорогу, стоя к Маддалене спиной. -- Не пущу, -- сказал он.-- Я не обманываю тебя, я не обманываю ее, я просто подготовился заранее и гораздо лучше, чем многим хотелось бы думать. Потерпите еще немного, скоро мое дело будет окончено. -- Ты не забыл про свой залог, Пелерин? -- проговорил Май, пытаясь подловить колдуна во время разговора. -- Я отдал твоей девчонке в залог много, очень много, но я взял в обмен тебя. Если она причинит вред Беренике, она поплатится твоей жезнью прямо здесь и сейчас. Этого она делать не станет, можешь мне поверить. -- Тебе я уже вряд ли поверю когда-нибудь, -- отвечал Май. Маддалена, мысли которой Май за пределами пентаграммы не слышал, разыгрывала какую-то пантомиму. Она подобрала с земли оброненный Береникой лунный коготь, настрогала в ладонь мыла с обозначающего превращения куска, и показывала теперь на себя, на Мая, на Пелерина, на мыло, и манила рукой, очевидно, пытаясь показать, что если не выходит подойти одному, надо сделать это вместе с Пелерином, только чтобы он на нее не смотрел. Такая задача показалась Маю проще. Он попробовал потеснить мастера, тот осклабился и повторил: -- Не пущу! Маддалена выбросила мыльную крошку из пентаграммы в их сторону. -- Убью гада, -- сказал Май и сделал не очень честный выпад. Пелерин отпрыгнул, выкрикнув: -- Поздно! Перемену Мест это уже не остановит! Прикинуться, что потерял голову от гнева, Маю было по способностям. Пелерин доверчиво посторонился от сумасшедшего полета стали перед собственным носом, сделал последний необходимый шаг назад, вдруг заскользил, как гусь на льду, взмахнул руками, тщетно стараясь удержать равновесие, и навзничь рухнул в траву. Май моментально перескочил через него и успел оказаться на своем месте рядом с колдуньей прежде, чем Пелерин опомнился и смог бы помешать. -- Выкини отсюда эту... что она разлеглась тут? -- сказала Маю Маддалена, указывая на начавшую шевелиться Беренику. Май без церемоний выкатил подругу Пелерина за магическую черту. Пелерин тем временем остервенело вытирал о траву подошвы сапог: оказалось, что он шагу не может ступить без того, чтоб не поскользнуться и не упасть. Проку от его стараний было немного. Какая-то пакость, учиненная Маддаленой при помощи мыла, пристала к нему намертво. Наконец он догадался снять сапоги и бросился к своей пентаграмме босиком. Май видел (хотя и нельзя было этого глазами видеть из замкового сада), что растворяются и дрожат уже не только контуры гор, но и окраины долины, те самые белые фермы и зеленые пастбища. Видел, что Маддалена сосредоточенно ищет выход, и что ее собственной Силы на откат сотворенного Пелерином не хватает, и время упущено. Видел тихий ужас Юргена Юма, который более не ждал Мастерский Совет, а просто вслух ругался в своей комнатке в Грааге. В довершение всего, в лицо Маю бросило пригоршню теплой пыли. Май даже испугаться не успел. Пропали деревья вокруг. Солнце, плавя воздух и землю, касалось краем непривычно близкого и словно льющегося в раскаленном воздухе горизонта. Текли зыбучие пески, кипящим золотом горело небо, а предзакатная пустыня была настолько красна, что глаза жгло от ее кроваво пылающего света. С горячим ветром летел, обволакивая все вокруг, мельчайший белый песок, напоминающий на ощупь пудру. Окликнув мысленно колдунью, Май разглядел ее спокойное упрямство. Мастер Перемены Мест делал свою работу -- менял одно с другим местами. Маддалена тоже делала, что умела -- рушила чужие магические построения. Пустыня мигнула и исчезла. Вместо бескрайних песков колдунью и Мая окутала синяя снежная мгла, и ветер застонал и завыл в поднебесье, словно идущая по горячему следу свора Дикого Охотника. Опять перемена не напугала, а успела только удивить. Сместились ребра, на которых натянута кожа мира, и вот они снова в саду: Маддалена зябко ежится, а Май брезгливо отряхивает с одежды перемешанную со снежным крошевом посеревшую пустынную пыль. Но прежде, чем они были брошены в третье путешествие -- туда, где смертоносные поляны и отравленное озеро, -- Маддалена сделала то обещанное, чего от нее не ждали ни Бернгар Пелерин, ни Юрген Юм, ни, подавно, профан в колдовских делах Май. Она дернула Юма за ниточку взятого у него заклада. Юм в своей каморке схватился за голову и с воплем повалился на пол. От заклада Маддалене нить повела к его цеховому закладу, и начал распутываться пестрый клубок закладов всех посвященных в Цеховые Мастера магов. Сколько их было -- несколько десятков или несколько сотен -- Май не смог бы сосчитать. Каждый должен был долю своей Силы Цеху, каждый подчинялся залогу, каждый платил за возможность существовать частью своего могущества. И все эти кусочки посыпались на защиту Туманного Пояса, словно стофларовые монеты из прохудившейся рогожи: две-три выдержать ничего не стоило, сотню уже трудно, тысячу -- невозможно. Плавно погасли колебания воздуха; горы выдохнули гулкую пустоту и не вобрали ее в себя снова; золотые ручейки Силы, исходящие от пентаграммы Пелерина, судорожно подергались и зачахли. Сам колдун лежал, придавленный гнетом чего-то невидимого, но ощутимо тяжкого, а рядом ползала на четвереньках еще не совсем пришедшая в себя Береника. Колдовство напоследок полоснуло по глазам невиданным светом и тоже исчезло. Май с Маддаленой провалились в плещущее обрывками несбывшихся заклятий вечернее небо, и вновь оказались в домике на перевале. -- Ай-яй, -- сказала Маддалена. -- Кажется, я перестаралась. Кажется, Цех меня сейчас поймает. И села на пол. Май постоял, оглядываясь. Потолок не двигался, пол не качался, стены не дрожали расплывчатым маревом. Он медленно осознавал, что колдовские напасти благополучно миновали. Хотя, честно признаться, он так и не понял окончательно, сон это был или явь. Мироздание держалось прочно, что твой гвоздь. Еще мгновение он сомневался, стоит ли делать то, что ему хочется. Потом опустился на колени, обнял колдунью и сказал: -- Умница, ты все сделала правильно. Только так и можно было. Вымазанной в золе ладошкой Маддалена отерла сбежавшую с виска капельку пота, положила Маю руки на плечи и чуть покривила краешком рта: -- Спасибо, утешил. x x x С Бернгаром Пелерином и его колдовством было покончено. За окошком сгущались сумерки, и темный нетопленый дом начал оживать. На втором этаже зазвучали вдруг шаги, скрипнула дверь мастерской. С хрустальным звоном отворялись зеркала, впуская в жилище Юма посетителей. Маддалена и Ипполит Май сидели на полу, прижавшись друг к другу. -- ...теперь-то вам очевидно, что всегда необходимо иметь резерв мастеров, чтобы затыкать подобные дыры, -- рассудительно вещал сверху кто-то неповоротливый и грузный, и под его поступью страдальчески скрипели деревянные ступени. -- Вот уж не знаю, мастер Пеш, -- отвечал старческий тонкий голос, -- что лучше: два мастера вразнобой, или один, но всюду не поспевающий. -- Поздравляю вас, барышня, -- вкрадчиво промолвил некто третий, кого не было видно, но при чьих словах ярко вспыхнул в камине огонь. -- Воистину, никогда нельзя знать заранее, где обретешь помощь. Вы спасли репутацию Цеха, и, даже не побоюсь сказать, самый Цех... Маддалена с Маем расцепили руки, и Май помог колдунье подняться. Она стояла, выпрямившись и гордо откинув голову, а навстречу ей спускался из зеркальной комнаты Мастерский Совет. -- Я рада, что сумела вам помочь, господа, -- звонко произнесла она, но Май почувствовал, как ее пальцы железной хваткой впились ему в локоть. Она опять готова была драться, отстаивая свой Дар, хотя шансов теперь у нее не было почти никаких. -- Успокойтесь, госпожа Беган, никто вам не припомнит старого, -- увидев ее настороженность, вновь проговорил человек с лисьими глазами, появившийся третьим. Он обошел большого толстого мага, который спустился наперед всех, и оказался возле Маддалены. -- Мастер Юм поставил нас в известность о данном вам обещании, и Цех согласен исполнить его. Но с единственным условием... Маддалена вытянула шею. -- ...Вы должны внести цеховой заклад и принести присягу. -- То есть, -- как бы не веря собственным ушам, проговорила Маддалена, -- вы меня принимаете в Цех?.. -- Грех было бы такие способности пускать по ветру, -- улыбнулись Маддалене лисьи глаза Магистра, и остальные колдуны важно закивали. -- А сейчас позвольте нам откланяться. Необходимо закончить с отступником. Они цепочкой прошли сквозь комнату и исчезли за входной дверью, направившись в ледник. Май с Маддаленой переглянулись и дружно посмотрели им вслед. Их застолье протянулось далеко за полночь: Май, Юрген Юм, Маддалена и серенький, в серой одежде, ничем не примечательный Мастер Истинного Прозрения Сэд Сэливан, прозванный Нам Тиброй, на которого Май, наслушавшись о его делах, смотрел с неподдельным интересом. На кухне колдуна в горшке поспела затеянная Маддаленой каша, хозяин дома разжился в Грааге свежим сыром, виноградом, жареной индейкой и тремя бутылками хорошего южного вина. Было у них эдакое простецкое застолье, где нет ни особых кушаний, ни изысканных речей. Но Маю нравилось. Как-никак, он тоже был герой. Помог сразить оттупника и был теперь свободен от выполнения каких-то обязательных, свершаемых по велению судьбы, поступков -- словно его из клетки отпустили. -- Я не понимаю, -- пожимала плечами пьяненькая, и оттого слегка ожившая Маддалена, водя по воздуху обглоданной косточкой, -- зачем ему это было надо? Чего ему не хватало в жизни-то? Юм разливал по глиняным плошкам вино. -- Ну, как сказать, -- не сразу отвечал он, -- всякий человек мечтает получить то, чего у него нет. Ты мечтала вступить в Цех, он мечтал освободиться от Цеха, и путей у него к этому было два: либо Цех уничтожить, либо потерять свою Силу. И -- вдруг он лучше нас и лучше тебя знал, что делает?.. Маддалена смотрела в свою плошку с вином. -- Вы об этом уже говорили один раз. Стало быть, я поступила плохо, не встав с ним на один путь? Юрген Юм развел руками и кивнул на Сэливана: -- Ответить на такой вопрос точно может только он. -- Мастер Сэливан?.. -- обратила свой взгляд к Нам Тибре Маддалена. -- Ты поступила плохо, но похвально, -- с готовностью объяснил провидец. -- Ну вот, -- огорчилась Маддалена. -- Теперь я понимаю еще меньше. -- А что будет с замком, мастер Сэливан? -- спросил Май. -- С замком? -- переспросил Нам Тибра. -- А что с ним может быть? Стоит, как стоял. И долго еще простоит. -- Но владелец ведь должен будет поменяться. -- Ах, это... Маркиз Валлентайн сватался к Беренике Фосс еще весной. И то сказать, засиделась девка дома, -- он хитро прищурился на Маддалену. Та с наглым спокойствием выдержала взгляд, и Нам Тибра опять посмотрел на Мая. -- Я думаю, теперь у нее нет доводов против такого замужества, и множество доводов за. -- Но ведь он старый, -- покачала головой Маддалена. -- Не очень-то и старый, -- ревниво влез Юрген Юм.-- Может себе позволить. -- Зато он богаче самого герцога Граагского, -- ответил Сэливан. -- Все так просто? -- разочарованно сказал Май. -- Но что же ваше собственное предсказание, будто наследник родится от величайшего чародея всех времен и народов? -- Он и родится. От человека, едва не уничтожившего Цех. Имя-то у него будет другое, да сплетников за язык не привяжешь. Уж вся Долина давно знает, что и как. -- Нам Тибра снова хитро прищурился. -- Готов поспорить на что угодно, в роли величайшего чародея каждый из вас себя хоть на минуту, но представил. Даже вы, мастер Юм, не удержались от того, чтоб помечтать. -- Не буду я с вами спорить, -- сказал Юм и резонно добавил: -- Помыслы пошлиной не обложишь. -- Вот видите, -- усмехнулся Тибра. -- Видите, как все устроилось. Май улыбнулся. Благодаря ли всеобщим усилиям, или, наоборот, вопреки им, но все действительно стало по местам. Маддалена зевнула, прикрывая рот ладошкой. Поставила один локоть на стол, потом другой. Май еще немного посидел молча, допил свое вино, и увидел, что она спит, уронив на руки голову. -- Я могу каким-либо образом попасть отсюда в Котур? -- спросил Май Юргена Юма. -- Пройдите через зеркало, -- отвечал тот. -- Два шага, и вы дома. -- Я собираюсь не домой, -- сказал Май и подумал: а зачем ему в Котур? Денег-то он так и не заработал... Нам Тибра поднялся из-за стола. -- Приятно было разделить с вами ужин, господа, но, к сожалению, и мне пора... Май тоже встал, а Юрген Юм только косо зыркнул в их сторону и стал составлять в стопку грязные тарелки. -- Но, прежде, чем уйду, -- продолжил Мастер Прозрения, обратившись к Маю, -- вам, сударь, я должен сделать одно предложение. Не думаю, правда, что вы его примете, но, чтобы совесть у меня была спокойна, сказать я должен. Май посмотрел на него с вежливым вниманием. -- Вы могли бы стать достойным преемником делу, которому я посвятил многие годы работы. У вас отличные способности. Мая передернуло от воспоминания о собственных способностях. -- Спасибо на добром слове, -- поспешно ответил он, -- но вы правы насчет моего отказа. -- Что ж, тогда прощайте. Май смиренно наклонил голову, но вдруг опомнился и окликнул Мастера Провидения: -- Скажите, Мастер Сэд, а будущее в самом деле есть? С загадочным видом Нам Тибра прикрыл глаза. -- Как вам сказать, сударь... Может статься, и нету. Мая такой ответ несказанно обрадовал. -- Благослови вас Бог!-- воскликнул он. -- А я-то уж думал, что я помешался. Тибра хихикнул. -- Я и сам-то не в своем уме, милостивый государь. Посудите, разве можно жить все время так, как мы с вами живем, и оставаться в здравом разумении?.. -- И начал таять в воздухе. -- Все, -- глядя на исчезающий сизый дымок в месте, где только что стоял прорицатель, проговорил Май. -- Долиной я сыт по горло. Я не могу здесь оставаться ни минуты. Как пользоваться вашими зеркалами, мастер Юм? -- Шагнуть внутрь с представлением, где вы хотите оказаться. Май кивнул. Он бегло ощупал себя, в надежде обнаружить нечто, что его здесь, не допусти Господи, задержит. Руки, ноги были целы, голова на месте. Существенная пропажа обнаружилась лишь одна. -- Часы, -- сказал он в пространство, потому что Маддалена спала, а Юм понес посуду к рукомойнику на кухню. -- Я потерял часы. Он быстро прошел в спальню. Обшарил смятую кровать, поискал под одеялом, в изголовье под подушками и даже за матрацем у стены. Затем, повинуясь догадке, опустился на четвереньки и наткнулся на слегка помятый, вчетверо сложенный лист плотной бумаги, лежавший рядом с его часами на полу. Он не сразу вспомнил его происхождение, а когда вспомнил, первым побуждением было скомкать и выбросить. Тем не менее, Май листок развернул. Вексель, выписанный на купеческий банк в Котуре, извещал о том, что он, Ипполит Май, должен получить семь тысяч флар золотом в уплату долга лейтенанта Фрея. Подписано поручительство было старой обезьяной маркизом Валлентайном. Мерзавец все-таки получил свой замок. Жаль Беренику. Дрожащей рукой Май сунул вексель за обшлаг рукава, потом передумал и поместил его за пазуху, поближе к сердцу. Бросил в карман часы и торопливо покинул спальню. Юрген Юм ждал его у двери в свою мастерскую со свечой в руке. Май решительно поднялся на второй этаж. -- Я готов, -- сказал он. Они вошли в зеркальную комнату. Май ждал, что ему подскажут, как действовать дальше, но Юм отчего-то колебался. Он поставил на клавесин подсвечник, подобрал папку со своими сочинениями и прижал ее к себе. Взгляд его поблуждал немного по доскам пола у Мая под ногами, и, наконец, он спросил с какой-то робкой надеждой в голосе: -- А ваша матушка... она сейчас замужем... за кем? Май медлил с ответом. По совести бы надо было ответить правду. -- Видите ли, -- произнес он, -- сейчас -- ни за кем. И поэтому положение ее весьма затруднительно. Взгляд Юма вспыхнул, будто ему было семнадцать лет, а не пятьдесят. -- Ах, Боже мой! -- сказал он. -- Но теперь у меня есть деньги. Я с радостью помогу ей, если вы скажете мне, где она находится! -- Ее положение затруднительно не в смысле отсутствия денег, -- пояснил Май и рассказал, в чем дело. Юрген Юм прикусил губу. Повествование о скверном положении матушки его нимало не смутило, как Май на то рассчитывал. Глаза Юма по-прежнему светились. -- А как вы думаете, господин Май, -- произнес он, -- согласится ли она выйти за меня замуж? Я решил оставить Цех. Не хочу больше... колдовства. Юм раскрыл свою папку и подал ее в руки Маю. "Филида и Тирс" было написано на первой странице. "Опера в трех действиях и пяти картинах". -- Я написал эту вещь для нее и еще утром хотел просить вас передать, но я мог бы и сам, если вам нетрудно сообщить мне, где она находится... -- Ничего трудного нет, -- пожал плечами Май. -- Она ждет меня в Гольдоке, в гостинице "Золотой фазан". -- Благодарю вас! Ваша матушка должна гордиться своим сыном! -- воскликнул Юм, выхватил у Мая свои ноты и моментально исчез за зеркалом. Май ошарашенно стоял на середине комнаты. Его стал разбирать смех. Вот ведь. Старый сбесится -- хуже молодого. Ладно. Матушка, конечно, удивится, но, кажется, все семейные дела уладились неожиданно и сами собой. Только как отсюда выбраться без колдуна? Решиться и просто шагнуть в волшебное зеркало? Он подошел к тому из зеркал, в котором скрылся Юм. Закрыл глаза, приготовился... Дверь мастерской скрипнула и приоткрылась. На пороге стояла Маддалена. -- Ты даже не попрощался, -- упрекнула Мая она, быстренько подбежала, обвила его шею руками и подставила губы для поцелуя. Май первым делом поцеловал ее, и только потом слегка от себя отстранил. -- Ты уходишь? -- сказала она. -- Я с тобой. -- А как же Цех -- твои мечты? -- И наплевать на них. Май снял ее руки со своей шеи, крепко взял под руку и повел вон из мастерской, на другую сторону границы. Внизу повернул к себе и придержал для ясности объяснения за плечи. Сказал, глядя прямо в лицо: -- Маддалена Беган из Обежа, подумай хорошенько, чего ты на самом деле хочешь? Большой чистой любви? В постель? Или, все же, стать Мастером Цеха? Она покраснела, смутилась и опустила голову. -- Да, -- призналась она. -- Я сказала сгоряча. -- Вот так-то. -- Май приподнял ее личико за подбородок, наклонился и снова заглянул в глаза. -- Я ухожу один, но мы с тобой обязательно встретимся. Это я тебе обещаю, как Предсказатель. < Тверь 1997 >