ешницы объявился стремительный краснозвездный "МиГ", вспомнил Веня знаменитые воздушные схватки, и на столе один за другим стали возникать бомбардировщики и истребители всех времен и народов. - Что это?! - раздался мамин голос над самым Вениным ухом. Веня вздрогнул и последний самолет растаял вместе с дымкой, так и не воплотившись в реалии. - Самолеты! - радостно объявил Веня, обозревая свою грандиозную эскадрилью. - Вижу, что самолеты, - с нажимом сказала мама. - А у кого, позвольте спросить, ты их взял? И Веня замолк, потому что не получалось ничего сказать-то. Купил? А на какие, позвольте спросить, деньги? Подарили? А позвольте спросить, знаешь ли ты, сколько стоит весь этот подарок? Дали поиграть? А кто, позвольте спросить, именно дал? Мама взяла ближайший самолет и тщательно рассмотрела все его мелкие детальки. - Эти самолеты или упали с неба... - протянула мама, но Веня видел, что она совершенно не верит в такой вариант появления дорогостоящей техники на его столе, - или... Мама не закончила фразу. Веня понимал, что мама запнулась неспроста, что она не может произнести "или украдены", потому что боится, что Веня кивнет своей неразумной головой, взваливая тем самым на мамину несчастную голову ворох ненужных проблем. И Веня не мог сказать, что это его, ПО-НАСТОЯЩЕМУ его самолеты. Потому что самолеты, которые ПО-НАСТОЯЩЕМУ никогда не появляются просто так на столах у мальчиков, решающих задачки по алгебре. - Веня, - мама начала нервно заламывать руки, и Веня по привычке почувствовал себя виноватым. - Веня, можешь мне ничего не рассказывать, но ты немедленно, слышишь, немедленно отнесешь все эти самолеты туда, откуда их взял. Тяжелая сумка оттягивала руку. Веня выволок ее из подъезда, спустился с крыльца и остановился на перепутье. Он уже знал, что бывают задачки без ответа. Сейчас мама задала ему именно такую задачку. На нее просто не существовало решения. Потому что не существовало такого места, откуда Веня взял эти самолеты. Возможно, в природе имелось местечко, где самолеты находились до того, как их вытащила оттуда волшебная палочка. Но Веня не знал, где оно находится и поэтому ему было все равно куда идти: налево или направо. И Веня никуда не пошел. Зато с левой стороны пронесся малыш и вдруг замер, восторженно глядя на самолет, высовывающийся из сумки. - Красивый! - сообщил он Вене. Веня не отреагировал. Беседовать с малышней было ниже его уровня. Но помимо воли все же глянул в сторону сумки. Да, самолет притягивал внимание. Стремительный и изящный. Кто-то из представителей семейства "Фантомов". - А можно... можно мне его подержать? - Можно, - снисходительно разрешил Веня. Малышня, что с нее возьмешь. Малыш осторожно прикоснулся к крылу, а затем вытащил самолет из сумки. Затем мальчик загудел, подражая двигателю, и начал выписывать самолетом мертвые петли. Вене хотелось домой, но не бросать же такое сокровище просто так. - Мне такой не купят, - пожаловался малыш. - Такой наверное миллион стоит или три тысячи сто сорок семь рублей. - Бери, - услышал Веня свой голос. - Насовсем? - удивился малыш. - Насовсем, - кивнул Веня. - За так? - подозрительно спросил малыш. - Угу, - снова кивнул Веня и в свою очередь спросил малыша. - У тебя нет трех тысяч ста сорока семи рублей? - Нет, - испугался малыш. - Значит, за так, - подтвердил Веня свое решение. Малыш держал в руках самолет и не уходил. Он, похоже, не мог поверить наступившему счастью. Веня ободряюще кивнул ему. Малыш сорвался с места и унесся, задрав руку с самолетом к небу и крича на ходу что-то неразборчивое. Из кустов уже высовывалась другая голова, а из сумки торчало крыло "Стеллса", американского самолета-невидимки, сбитого весной в небе Югославии. - Иди сюда, - позвал Веня и, выкладывая самолеты на асфальт, спросил. - Тебе какой больше нравится? До вечера Веня дарил самолеты. И когда с последним экземпляром убежал розовощекий первоклассник, а за ним все остальные, кому уже ничего не досталось, Веня почувствовал себя безудержно счастливым. Он вдруг понял, что если бы у него дома оставались другие модели, его, личные, то он и их вынес бы во двор, чтобы вот так же раздать за просто так. У Вени больше не было самолетов, но он чувствовал, что вечер сегодня очень удачный. Просто на диво замечательный выдался вечер для Вени. Глава 11, в которой Веня убеждается, что удивительные существа встречаются и в реальной жизни Ко второй половине дня Коля успокоился и пришел в норму. Палочки уже не вернутся, так не вешаться же теперь. Все равно Коля оставался волшебником. Пусть послабже, чем накануне, но все же волшебником. А волшебником быть, это вам не баран чихнул. С этими, почти что радостными мыслями Коля забрел в тенистый сквер и уселся на лавочку. Все-таки хорошо, что в далекие-далекие времена люди додумались устроить скверы посреди города, иначе шел бы сейчас Коля мимо бесконечных однообразных подъездов, у которых-то и самой обыкновенной скамейки не сыскать. Практически любой человек, столкнувшись с трудноразрешимыми или вообще непреодолимыми проблемами, хоть один раз в жизни задумается над тем, как хорошо все-таки быть волшебником. А, задумавшись, неизменно замечтается, какой легкой была бы его жизнь, окажись в его руках волшебная палочка. Детские книги пестрят тут и там историями об удивительных событиях, где лодыри и лентяи использовали волшебство во вред себе и людям, а умным мальчикам и девочкам взрослые дяди, тети али даже профессора терпеливо объясняли словом и делом, что самое лучшее волшебство - это то, которое творят человеческие руки и мысль. И, странное дело, умные мальчики и девочки неизменно соглашались и ни капельки не расстраивались, когда волшебство заканчивалось. Может они были не совсем умными? Нет, что-то не сходилось в этих книгах. Лентяи и лодыри радовались, ведь теперь им можно совсем не работать. А Коля? Коля тоже обрадовался. Но разве он лентяй? Нет! Конечно же нет. И не лодырь. Почему же потеря палочек так огорчила Колю, ведь и руки и голова пока оставались при нем? Либо книги были неправильными, либо неправильным оказывался сам Коля. Но как он мог быть неправильным? Ведь он учится и неплохо учится. По русскому языку, скажем, у него четверка. Следовательно, лентяем его не назвать. Но разве отказался бы Коля мгновенно выучить все правила русского языка, чтобы всегда их помнить и правильно применять в любых жизненных ситуациях? Ни за что не отказался бы. А ведь он может! И прямо сейчас! Коля бешено завертел палочки, представляя себя если уж не академиком русского языка, то уж профессором точно. Через полминуты он призадумался, проверяя свои знания. Так, "жи", "ши" пиши с буквой "и". Ну это он с первого класса знает. "Не" с глаголом пишется отдельно. И это правило он и раньше не забывал. А причастия? Что там с причастиями, вернее с причастными оборотами? Их Коля еще не проходил, но знал, что где-то там ставится запятая. А где? Непонятно. Так профессор он по русскому языку или нет? Коля поднапрягся, собрал все мысли и стал думать исключительно о запятых и причастных оборотах. Ничего не выходило. Не появилось в Колиной голове новых знаний. У Коли похолодело внутри. Палочки зерестали работать! Ну конечно, все повернулось как в сказке, где козлик... вернее, ослик... да, точно, ослик нашел волшебный гребешок. Пока ослик ценил и берег удивительную вещичку, та выполняла все его желания. Но потом ослик возгордился, стал воспринимать их как должное, пожелал себе новый гребешок, и гребешок обиделся и исчез, оставив ослика с носом. И ослику еще повезло. Такой гребешок вполне мог оставить ослика и без носа, и без ушей. Может, палочки тоже обиделись на Колю за то, что он не уберег их братьев и сестер. Обиделись, но с запозданием. И сидит сейчас на лавочке не волшебник, а самый обыкновенный школьник, которому еще учиться и учиться. Нет! Коля чуть не завопил. Не приснилось же ему мгновенное перемещение с остановки в центр города. А если приснилось? Может тогда и гнома-то никакого не было?! Колины руки зачесались проверить истинность данного предположения. Сказано - сделано. Палочки повернулись всего один раз, и рядом с Колей, на самом краю бетонного основания лавочки появилась желтая фигурка, отливавшая золотистыми отблесками. Гном ошалело оглядывался по сторонам. Любой недотепа понял с первого же взгляда, что гном не рассчитывал на столь молниеносную перемену обстановки. Гном тоже не претендовал на роль недотепы. Уставив гневный взгляд своих колючих маленьких глаз на Колю, он мгновенно опознал в мальчике источник всех своих бед. - Ты чего? - хоть и пискляво, но грозно спросил Колин подопечный. Коля не знал, что ответить. Гном почувствовал свое превосходство и начал разнос. - А известно ли тебе, от каких дел ты меня оторвал? Да где уж такому. Развертелся палочками-то. А зачем они тебе даны? Молчишь? Не знаешь? Да уж не затем, чтобы в самый ответственный момент перетаскивать бедного несчастного путешественника невесть куда. Эх, Коля, видел бы ты мандарин, который еще минуту назад находился в совершеннейшей близости от меня. Я уже тянулся к нему, тянулся, почти касаясь кончиками пальцев, тянулся... И вот я здесь! А где же, позвольте спросить, сей сказочный фрукт? Где? Остался на прежнем месте без всякого, заметьте, присмотра. И наверняка... да я стопроцентно уверен, что этот фрукт исчезнет в неизвестном направлении до моего возвращения. Но конечно, тебе нет никакого дела. Ты большой, а гном маленький. Что может сделать такая кроха? Так почему бы не поиздеваться над ним в полной мере возможностей своего скудоумия. Я сижу тут в холоде и голоде, но Коле нет никакого дела до страданий гостя другого мира... Бурчание гнома становилось все монотоннее. И тут Коля просиял. Нет, никто не мог назвать его недогадливым! Изящный поворот палочек, и два больших оранжевых шара мгновенно прервали стенания гнома. Тот недоверчиво покосился на Колю, словно проверяя, не продолжаются ли над ним издевательства. А ручонки уже лапали пористые бока, предвкушая сладкое пиршество. Коля благосклонно кивнул и гном занялся делами. Коля тоже занялся делами. Он снова извлек треугольник, надеясь отыскать следущую подсказку. Надпись не замедлила явиться. "Молодец," - гласила она. И через некоторую паузу: "Без свидетелей." После в серебряном дыму проскакивали лишь черточки, словно свои сообщения треугольник кодировал в азбуке Морзе. Но ее Коля выучить еще не успел. "Без свидетелей," - повторил он. Может треугольник намекал на гнома? Не медля, Коля вознамерился отправить и гнома, и два сладких фрукта обратно. Но палочки замерли. С другой стороны от Коли кто-то сидел. Коля сжался, приготовившись к худшему, но тут же от сердца отлегло. Кто бы ни присел на лавочку, гнома он или она увидеть бы не смогли в силу своего взрослого неверия, по крайней мере так утверждал сам гном. Коля осторожно повернул голову и скосил глаза на непрошенного гостя. Так и есть, слева уселась совершенно взрослая тетенька. Ну не совсем, чтобы тетенька, но уж девушка без всякого сомнения. И Коля знал совершенно точно, что думал он о гноме, а не о девушке. Их взоры встретились на мгновение. Коля в торопливом испуге отвел глаза, уставившись на значок, приколотый к бледно-сиреневому джемперу девушки. Там сияла маленькая, чуть изогнутая золотая капелька. Коля уже видел раньше такие значки. Один из них валялся в ящике папиного стола. Ну не совсем такой, но очень похожий. Тоже капелька, только не золотая, а красная. С выдавленными крестом и полумесяцем. Располагал ли этими символами значок незнакомки Коля не мог разглядеть из-за бесконечных переливов. Папа говорил, что такие значки вручают только донорам, то есть людям, сдающим свою кровь в больницы тем, кому ее по каким-то причинам не хватает. Так что значок Колиного удивления не вызвал. Его цвет тоже. Кто знает, может среди доноров проводятся олимпиады, и эта девушка выиграла одну из них. Девушка оказалась хоть и взрослой, но весьма симпатичной. Ее лицо располагало к себе. Коля успокоился. Он любил, когда в автобусе или трамвае на двойное сиденье рядом с ним садилась такая вот девушка. По крайней мере, ей не надо уступать место. А еще Коле нравилось подсматривать за девушками с балкона. Девушки шли веселыми стайками, быстро переговаривались, то и дело подсмеиваясь, и совершенно не подозревали, что за ними кто-то наблюдает. Только Коля очень уж не любил моменты, когда к девушкам на ходу пристраивались парни. Он считал, что девушки хороши сами по себе, без всяческих сопровождающих. Но парни почему-то неизменно портили Коле жизнь, наверное они придерживались противоположного мнения. Девушка, однако, на Колю внимания не обращала. Она смотрела на бетонный краешек, где гном осваивал второй мандарин. Колю пронзил мгновенный ужас. Выходило так, что девушка видела гнома. Но это ведь невозможно!!! В следующий миг Коля снова поймал взгляд девушки. Та поощрительно улыбнулась. На всякий случай Коля придвинулся к гному и заслонил его ногой. Гном не заметил перемещений. Мандарин полностью занимал его внимание. А девушка не отпускала Колин взгляд. - Привет, ершик! - весело подмигнула она. - Почему, ершик? - обиделся Коля. - Взъерошенный уж очень. Но не тигр. До тигра пока далеко. И до дикобраза тоже не дорос. Можешь быть ежиком. В эту минуту все равно кто ты есть такой: ершик или ежик. Выбирай сам. - Я не ершик и не ежик, - торопливо объяснил ничего не понявший Коля. - Моя фамилия Коноплев, а звать - Коля. - Я не пользуюсь именами, - улыбнулась девушка, и улыбка получилась такой теплой и открытой, что Коля невольно улыбнулся в ответ. - У меня, например, совершенно нет имени. - Так не бывает, - наставительно заметил Коля. - Я вот уже давно замечаю, что взрослые постоянно норовят разыграть тех, кого они считают малышами. Думают, мы ничего не соображаем. - Я не из таких, - заверила его девушка. - Но у меня, действительно, нет имени. Ты когда-нибудь слыхал понятие "Красавица! Комсомолка! Спортсменка!"? - А то, - согласился Коля, - слышал, конечно, но где - не помню. Кажется, папа когда-то говорил. Или в фильме каком старом... - Неважно где, - примирительно махнула рукой девушка. - Важно, что когда кто-нибудь, без разницы кто, практически любой человек, произносит эти слова, то он мысленно представляет меня. Поэтому мне и не требуется имя. Во мне воплотились качества всех трех вышеупомянутых особ. Можно сказать, я едина в трех лицах. - Как бог? - удивился Коля. - А ты откуда знаешь? - подозрительно прищурилась девушка. - Кто сейчас про бога не знает, - сказал Коля покровительственным тоном. - Я не знаю, - весело сказала девушка. - Комсомолкам про бога знать не положено. - Не положено, - кивнул Коля. - Мой папа тоже был комсомольцем и в бога не верит. - А ты веришь в бога? Коля пожал плечами. Он никогда не задумывался над такими вопросами. - А в меня веришь? - В вас-то верю. В вас и верить не надо. На скамейке сидите, причем тут вера-то? - Вера - это то, что объединяет меня с богом. - Да ну! - восхитился Коля и тут же его начали грызть сомнения. - Это как? - Есть личности, что верят в меня, даже не увидев ни разу. Шагают в толпе хорошие люди, навстречу им спешат девушки. И верится этим людям, что среди девушек, идущих навстречу, когда-нибудь встречусь и я. И встречусь, может быть, очень скоро. Коле не было дела до посторонних людей, пусть даже верующих и очень хороших. - Почему вы гнома видите? - шепотом перевел он разговор на действительно важную тему. - Знаешь такое выражение "до всего есть дело". Слыхал? Коля кивнул, хотя и обиделся немного. Кто любит, когда указывают на такую вредную черточку характера, как любопытство? Но девушка оказалась не такой вредной. - Оно тоже про меня. И для меня. Поэтому все дела я могу видеть. Даже участвовать в них. Даже если эти дела представляют собой нечто удивительное и для большинства нереальное. А гном, как ты понимаешь, не вписывается в понятия обыденной реальности. Здесь Коля не все понял, но спорить не стал. - Но хочу тебя, Коля, предупредить, - серьезно заметила девушка. - Увидеть гнома могу не только я. Поэтому ему, а, значит, и тебе, угрожает опасность. Ведь не все существа, умеющие видеть необычное, приятные и добрые. Мозги у Коли работали с устрашающей быстротой, но все равно Коля не догонял. Оставалось только прервать разговор и повернуть его на более понятный путь. - А его спрячу, - храбро заявил он. - Тогда никто не увидит. - Пряталками гнома не спасти, - вздохнула девушка. - Многие уже в курсе, что гном прорвался сюда. Многие уже идут по его невидимым следам. Когда ты, Коля, взял ответственность за гнома на себя, то следы оборвались. Но те, кто шел по следу, обязательно найдут гнома, как нашла я. И увидят. - Да как увидят то? - Очень просто, Коля, они смотрят иначе, чем вы, люди. У них другой взгляд на вещи. Сейчас я тебе постараюсь объяснить. Взять, к примеру, прямую линию. Только не говори, что ты не знаешь о ней. - Знаю! - обиделся Коля. - У меня по геометрии твердая четверка. - Тогда все проще. Представь ее. - Представил, - перед Колиными глазами возникла линия, выходящая из туманного ниоткуда и исчезающая в запредельной бесконечности. Словно ниточка. Словно гитарная струна. Словно провод, чернеющий на фоне пасмурного неба. - А теперь пускай на ней появится зубец. Зубец появился. Его острый угол взмыл в сторону и уполз за пределы Колиного восприятия. - Ну не такой большой. Зубец значительно поубавил свои размеры. - А теперь постарайся не смотреть на него. Коля старался, но мысленный взор то и дело возвращался к одинокой вершине и никак не мог от нее отцепиться. - Получается? Коля не ответил. Он собрал всю свою волю, но коварный зубец неизменно стоял перед глазами. Взор скользил по ничем не примечательной прямой и приковывался к тому, что отличалось от нее. - Получается или нет? Коля расстроенно махнул головой. - Вот такие дела, Коля, - печально продолжила объяснения девушка. - Взгляд охотников не замечает прямую, потому что имя ей - обыденность. Но они никогда не пропустят, как не пропустил и ты, все то, что не лежит на этой прямой. Мы можем перевести доказательство в плоскости, но по-моему прямой вполне достаточно. И мне остается задать последний вопрос: так смогут ли они НЕ увидеть твоего гнома среди обыденности окружающего мира? - Увидят, - мрачно согласился Коля. - А когда увидят, то найти его будет проще простого, как тебе проще простого найти на прямой этот единственный пик. - Но почему тогда они еще не нашли? - Потому что кроме твоего гнома существует еще множество вещичек, которые разительно отличаются от обыденности. Гнома пока скрывают деревья невидимого леса, но те, кто занят его поисками, терпеливо прочесывают квадрат за квадратом, а данный лес, смею тебя заверить, вовсе не бесконечен, в отличии от нашей прямой. - А те существа, на кого они похожи? - спросил Коля, рассчитывая подробнее узнать про хозяина. - Ой, Коля, ты даже не представляешь, насколько они все разные. Слыхал, например, о Злом Отражении? - Не-а. - Представь, появляется перед тобой девушка, точно такая же, как я. И говорит похоже. И улыбается так же. Но как только ты расслабляешься, наружу выходит то, что стоит за ней. Ты ведь не можешь увидеть в зеркале то, что находится за твоим отражением. - Ничего там нет, - хмуро произнес Коля, окончательно запутавшийся в надмировых сущностях. - Это тебе только кажется. Ты ведь читал сказки про то, как кто-то проходил за зеркало. - Читал, - согласился Коля. - Алису читал и это... Королевство кривых зеркал. Но там всего лишь сказки. - Да, Коля, сказки. Но их пишут те, кто там побывал. Физически или мысленно. Особой разницы нет. Но Колю уже не заботили сказки. - А как отличить Злое Отражение от вас? Может это и не вы сидите сейчас здесь, а оно. Коля устроился на лавочке поудобнее и приготовился слушать оправдания. - Никак, Коля. Вернее способ один есть... - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Коля, по-деловому надувая щеки. - Я могу больше никогда не встречаться с тобой. Значит, если ты увидишь меня снова, то перед тобой буду не я, а Отражение, которое пришло за гномом. Нельзя сказать, что Колю устроил данный способ, но раз уж он отвечал за гнома, значит пришла пора побеспокоиться о своем подопечном. - И что будет с гномом, когда за ним придут? - А это уже от тебя зависит, Коля, - решительно кивнула девушка, - насколько мне помнится, за гнома отвечаешь именно ты. Все-то она знала. И у Коли засосало под ложечкой от неприятного ощущения собственной ответственности. Вернее, от боязни эту ответственность не оправдать. В эту секунду мелькнули и развернулись во всей красе где-то в глубине Колиного сознания прекрасные, добрые, бесконечно-яркие миры, и Коле захотелось унестись туда, где не придется ни за кого отвечать. А может эта девушка заберет Колю с собой? - Нет, Коля, - холодно возразила девушка. - Ты можешь не верить, но я не из другого мира. Я живу здесь. И никогда не хотела наш мир покидать. Так уж сложилась моя судьба, что позабытой-позаброшенной я не была. Про меня постоянно кто-то помнит. Хоть на маленькую секунду. Но эта секунда превращается в секунду МОЕЙ жизни. Так что если хочешь уйти, то я тебе не попутчица. И мысли-то она читать умела. Как это по научному называется? - Телепатия, - подсказала девушка. - Угу, - невесело согласился Коля и покосился на гнома. Тот закончил свой полдник и заинтересованно озирался по сторонам в поисках чего-нибудь, достойного его гномьего внимания. Самое удивительное: он в упор не замечал девушку. - Ну что, Коля, сумеешь защитить его? - подмигнула Красавица-Комсомолка-Спортсменка. - Не знаю. - А кто знает? И этого Коля тоже не знал, что было заметно без всякой телепатии. - Меня зовут, - забеспокоилась девушка. - Решай, Коля. Ты сейчас на перекрестке судьбы. Коля встревоженно огляделся, ожидая увидеть четыре огненные дороги, сходящиеся в одну точку под Колиными кроссовками. Но вокруг шумели поредевшей листвой деревья все того же сквера. - Решай, как будешь защищать. Справишься в одиночку? Или тебе нужен кто-то еще? - А как это? - Объясняю по-быстрому. Есть три пути. Если перевести на язык понятных тебе слов, то они носят имена... вот ведь, не могу подобрать... ну, скажем, октябрятский, пионерский и комсомольский. Какая самая известная песня у октябрят. Коля напряг мозги, вспоминая старые книги на антресолях. - Пять концов у звездочки, - неуверенно промямлил он. - Вот именно, - согласилась девушка. - Значит, кроме себя, ты можешь привлечь еще четырех защитников. А сколько концов у галстука? - Три, - попробовал угадать Коля. - Отлично, значит кроме тебя еще двое. И самый трудный путь - комсомольский. Там тебе придется действовать в одиночку. Об этом я тебя уже спрашивала. Итак, что ты решил? Коля не искал трудных путей. - Звездочку, - рубанул он рукой воздух, в самый последний момент отказавшись от варианта, где действовали только он сам, да Венька с Ленкой. Но сам Коля не был в себе уверен, а в своих друзьях был уверен и того меньше. - Ищи остальных, - сказала девушка странным бесстрастным тоном и растворилась в воздухе. - А зачем он им нужен, гном-то? - задал Коля глупый вопрос в пустоту. Единственным существом, кто прореагировал на Колины слова, был сам гном. - Гном-то зачем? Эх, Коленька, маловат ты пока. Гном-то, он всем как раз нужен. Колины глаза безмолвно повторили вопрос. - Расскажу, - кивнул гном, - за ужином и расскажу. Давай, тащи меня обратно к Леночке. Может не пропали еще мои мандарины. - Хорошо, - согласился Коля, посадив гнома в ладонь. - только сначала завернем в штаб. - А мандарины-то, - испугался гном. - Мандарины! - Обойдешься, - оборвал Коля ненужные споры. Он все еще чувствовал себя волшебником, а волшебники, как известно, никогда не меняют своих решений. Глава 12, в которой Лена готовится писать сочинение Подперев щеки кулачками, Лена смотрела на совершенно чистый лист совершенно новой тетради. К вечеру там должно появиться сочинение минимум на трех страницах. Название сочинения оказалось банальным. Естественно, "Как я провела лето". Поэтому оно все еще не появилось наяву, чтобы разбавить разлинованное белоснежье тетради. Тема из года в год совершенно не менялась. А вот учительница пришла новая. Милка Суворова сказала по секрету, что Анна Дмитриевна только-только выучилась на психолога, но психологов нынче пруд пруди, вот и отправилась работать в школу. Мало кто мог похвастать, что видел живого психолога, поэтому все ожидали появление новой учительницы с нетерпением. Литераторша, действительно, оказалась молодой и нестрашной. Правда, на психолога не походила. Но психолог на то и психолог, чтобы прятать свои способности от вредных глаз. Закончив перекличку, Анна Дмитриевна бегло рассказала про русские народные сказки и былины. Лена заскучала. Сказки, включенные в программу для пятиклассников, она прочитала еще до школы, а былины изучила в свои первые зимние каникулы. Не по программе, а самостоятельно. Лена никак не думала, что сказки придется разбирать на уроках. Хотя на рисовании им рассказывали про картину Васнецова "Три богатыря". Да и в учебнике по русскому языку то и дело встречались строчки из былин. По крайней мере, о Добрыне Никитиче и змее точно. Надо только постараться вспомнить: какое правило ими проверялось. Лена задумалась, но так и не вспомнила. Мысли поскучнели и вернулись к сочинению, а затем к минувшему школьному дню. Когда Анна Дмитриевна объявила тему, по классу пронесся гул недовольных голосов. - Не нравится? - удивилась Анна Дмитриевна. Класс молчал. Если можно не ввязываться в неприятности, то почему бы не использовать свой шанс на тихую и спокойную жизнь? - Значит, не нравится. - Не-а, - торопливо сказанул кто-то сзади и затерялся среди шепотов и перелистывания страниц нового, еще неисследованного учебника. - Почему не нравится? Разве лето - это плохо? - Лето - хорошо, - сказал круглый отличник Песков, бессменный редактор классной стенгазеты, единственной на всю школу, - но ведь писать надо не об этом. Писать надо о том, с какой пользой ты это лето провел. - Во! - согласился Михалев, у которого по русскому выше тройки никогда не поднималось. - А если я его на улице провел? Если я грядки не вскапывал и там... ну, деревья не сажал еще. Носовой вон повезло, ее в Кипр возили. Носова гордо выпрямилась. Большая часть класса посмотрела на нее с уважением. - На Кипр, - поправила учительница. - Да пускай на Кипр, - не стал спорить Михалев. - Но ей-то сейчас есть о чем писать, а нам нет. - Почему? - спросила Анна Дмитриевна. - Потому что Кипр - это круто, а наш двор - нет, - подсказал Песков. - На Кипре можно хоть все лето на пляже пролежать, уткнувшись носом в песок, а потом написать, что столица Кипра - Никосия. А Никосия - это город контрастов. И сочинение готово. - И ты считаешь, что это будет хорошое сочинение? - А че? - не сдавался Михалев. - Но тебе было бы интересно читать про то, как Носова побывала на Кипре? - Не, - сморщил нос Михалев. - Вот если бы меня туда свозили, а так пусть сама читает. Носова обиженно показала средний палец. Михалев в ответ погрозил всеми пятью, сжатыми в увесистый кулак. Учительница тяжело вздохнула. - Я вижу, вам главное, чтобы три страницы были чем-то заполнены и на них в конце ясно виднелась мораль, что ваше лето пролетело не зря. - Ну, - в запале согласился Михалев. Осторожный Песков промолчал. Класс затаил дыхание. - Ты считаешь, Михалев, что твое лето прошло зря? - Да не, - замотал головой Михалев. - Потянет, хотя и маловато. - А почему оно прошло не зря? - Ну... - загрузился Михалев. - Все равно на три страницы не хватает, - выручила его Боровкина. - Наверное, в предыдущих классах вам забыли объяснить, что объем сочинения не так уж и важен. Или объясняли, да вы слушали невнимательно. Знаете, что такое теорема? - Знаем, - сказал Песков. - Утверждение, которое надо доказывать. - Сочинение - это такая же теорема. Там, где вы пишете "Дано", ставится тема сочинения, а следом своими мыслями вы доказываете выбранную тему. Понятно? Класс послушно кивнул. Только умный Песков криво улыбнулся. - Чего тут доказывать? - сказал Воробьев с третьей парты. - Лето прошло, это всякому понятно. А раз оно прошло, значит как-то я его провел. Вот и все, безо всяких там доказательств. - А оно прошло для тебя интересно? Воробьев задумался. - Нормально прошло. На Кипр, правда, не возили, - и он с вызовом поглядел на Носову. У той дернулась верхняя губа. - Тогда изменим тему домашнего сочинения, - предложила Анна Дмитриевна. - Теперь она будет звучать так: "Почему мое лето прошло интересно." - А если я не считаю, что оно получилось интересным? - хитро спросил Песков и по классу раскатились довольные смешки. - Кто еще считает, что у него лето прошло неинтересно? - строго спросила Анна Дмитриевна. Смешки разом стихли. Дополнительные руки над партами не взвились. Даже Песков заметно посуровел в предвкушении неприятностей. - Тогда для тебя, Песков, задание усложняется. Твоя тема будет такой: "Чего я не сделал, чтобы лето получилось интересным". Понятно? - Угу, - согласился Песков, - только название не слишком литературное. - Поработай и над названием. Или ты считаешь свою голову неподходящей для такого рода работ? - Подойдет, - мирно кивнул Песков и принялся записывать свою личную тему в тетрадь. Народ последовал его примеру, и класс заполнил тот неописуемый звук, который создает бумага тихонько кряхтящая под давлением трех десятков ручек. - Только помните, для меня важны не столько события, сколько чувства. Умело описанное чувство привлекает читателей. И если бы Носова сумела бы выразить свои чувства на достойном уровне, то ее сочинение захотел бы прочитать даже Михалев. Михалев не отреагировал. - И не надо буквальностей, старайтесь мыслить образно, - добавила Анна Дмитриевна. - А то у меня на практике один ученик, характеризуя Евгения Онегина, написал, что тот был ужасно экономной личностью. А в подтверждение привел цитату: "Зато читал Адама Смита и был глубокий эконом." Лена оторвалась от воспоминаний. А как это - мыслить образно? Может за образами что-то скрывается? Может там зашифрована вся тайна произведения? Взволнованная, она соскочила со стула и перебежала к книжной полке, где быстро отыскала "Евгения Онегина" малого формата, подаренного еще бабушке. Она раскрыла наугад и прочла: "Но Ленский, не имев, конечно, Охоты узы брака несть, С Онегиным желал сердечно Знакомство покороче свесть. Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза. Лед и пламень..." - Достаточно, - сказала Лена самой себе и закрыла книгу. Образов перед глазами стояло более чем требовалось. Оставалось понять, что Пушкин спрятал за ними. Льдом он, конечно, назвал Онегина. Ледяной. Холодный. Бесстрастный. В пушкинский год трудно не знать "Евгения Онегина", тем более, что его весной три раза в день читали по первому каналу. Значит, Онегин - лед. Хотя... постойте-постойте, тщательнее надо изучать отечественных классиков, ведь буквально перед этим значилось "Стихи и проза". А уж стихами мог быть только Ленский, зря он что ли стихи писал. Лена заулыбалась, довольная своими дедуктивными способностями. Следовательно, для Пушкина Ленский представал в образе волны, стихов и льда. Тогда, как Онегину отводилась роль камня, прозы и огня. Стоп! Не надо мыслить буквально. Почему Пушкин назвал Ленского льдом? Ну конечно же! Как она раньше не догадалась! Ленский в детстве прочитал множество романов про мореплавателей. Вот вам и волна! И наверняка он собирался предпринять морскую экспедицию сквозь полярные льды. Почему же он оказался в деревне? Не прошел медицинскую комиссию! Точно, ведь его всегда рисовали таким худющим. Поэтому он и уехал из Петербурга, не в силах выносить веяние моря, такого близкого и такого недоступного. Но в душе он чувствовал, что его призвание - быть моряком. Это и помогало ему писать стихи. Если подумать, так любой образ можно разложить по полочкам. Теперь Евгений. Огонь... огонь... огонь... причем тут может быть огонь? А, знаю-знаю. Онегин мечтал стать пожарником! Ну и почему не стал? Что ему помешало? Наверное, происхождение. С благородным происхождением всегда было трудно устроиться на стоящую работу. А не в годы ли его жизни по столице прошла череда пожаров? Может их устраивал сам Евгений? Подожжет, встанет рядом и смотрит, как разгорается пламя. А в душе пылает точно такой же, только невидимый, огонь несбывшихся желаний. Вокруг народ бегает, тушит. Несется, к примеру, настоящий пожарник. Из ведер срываются блестящие блины воды. Онегин смело заступает дорогу. "Дай мне ведро, - просит он горячим шепотом, - дай, чего тебе стоит." Судьба не благоволит "лишнему человеку". "Нельзя, барин, - крестится пожарник, отскочив на безопасное расстояние, - не положено вам." А в воде плещутся багряные сполохи пламени, и Онегин, взглянув на них, не сдается, не может отступить просто так. "Ну дай, - умоляет он. - Клянусь, никто не узнает." Но пожарник непреклонен. Он увертывается от Евгения и в следующие разы опасливо огибает странного барина по широкой дуге. Занимательно пишет Александр Сергеевич. Жаль, Онегина в старших классах проходят, а то есть у Лены почти готовое сочинение с доказательствами. В старших классах учиться интереснее. У них и темы для размышлений более глубокие. У места на первой парте все-таки есть свои преимущества. Пока Анна Дмитриевна разъясняла классу суть сочинения, Лена успела подглядеть строчку в ее записнушке. Та, конечно, лежала вверх ногами, но Лена умела читать в любом положении. "Десятый класс, - гласила надпись. - Как поссорился Герцен-художник с Герценом-публицистом." Вот это тема - то, что надо. А как они могли поссориться? Сейчас разберем. Сначала надо выяснить, кто такой публицист? Не критик ли это? А если нет? Неважно, пусть будет критиком, так интереснее. Значит, жил на свете Герцен и было у него раздвоение личности. Когда художником себя считал, когда публицистом, а в остальное время спал. И вот однажды нарисовал Герцен-художник картину. Смотрит - не налюбуется. И слева-то она хороша, и справа не хуже, а если к дальней стеночке отойти, то и вовсе замечательно выглядит. В ознаменование появления на свет шедевра русской живописи побежал Герцен-художник за друзьями, дабы созвать их на славную пирушку, но на улице переключилось у него в голове что-то, и повернул он назад, возвратившись домой Герценом-публицистом. Смотрит - картина стоит. Свежая. Нераскритикованная. Тут же перо в руку и ну статью писать. Сразу нашел, где недокрашено, где перекошено, где кривовато, а где не отражена актуальность эпохи. Написал и на улицу пошел. В скверике посидеть, голову от умных мыслей проветрить. А когда последняя умная мысль испарилась, снова стал он художником. Домой вернулся. Картина на месте, а что это у нас там на столе лежит? Поклонники написали? Нет, лучше поклонницы! Махом прочитал и разгневался. "Вот ведь, - думает, - гады, вот ведь козлы. Замысла не увидели, величия не поняли. Да им бы только ругаться! А понять? Понять тонкую душу художника! Понять неординарность его мировоззрения!" Тут Лена запнулась, запутавшись в труднопроизносимых словах. Она и простыми бы обошлась, но помнила, что художники и публицисты простыми словами не выражаются. Тем временем Герцен-художник порвал статью и кинул клочки бумаги под стол, а потом побежал снова на улицу за водкой. Лена знала, что творческие натуры все свои неприятности заливают водкой. Особенно художники и публицисты. А домой как раз пришел Герцен-публицист. Где статья? Нету! Куда задевали? Заглянул под стол и завопил в небеса: "Вот она! Горькая доля российского критика. Никаких тебе почестей! Никакого тебе уважения. Не успел написать, а уже нашелся кто-то, поиздевался. Добро бы только помял, да под стол кинул. Нет же, обязательно надо порвать, да еще так порвут, что потом и собрать-то невозможно!" И с горя выпил он водку, которую Герцен-художник для себя припас. Выпил и заснул, а тут как раз Герцен-художник проснулся. Смотрит, писем от поклонников нет, от поклонниц тем более, да еще водку кто-то выпил. Лена перевела дух. Пора останавливаться. Так ведь не до ссоры - до мордобития дойдет. А драки Лена не любила. Она снова взглянула на чистый лист бумаги. И так ей плохо стало от того, что сочинение о прошедшем лете все еще не написалось, что она поспешно отвела свой взор от стола. Умные мысли не приходили. В голове у Лены роились пустячки, которые любой посторонний субъект непременно обозвал бы фантазиями. Да, так бы он и сказал: "Пустые фантазии!" И гневно фыркнув, удалился бы навстречу важным делам. А еще Лене хотелось сказку. Но не русскую народную и не свою про Онегина и Герцена. Ей хотелось такую сказку, которую еще никто никогда не слышал. Она даже не загадывала, чтобы попасть туда. Просто послушать. Но кто тебе расскажет сказку в совершенно пустой квартире? Глава 13, в которой Коля добирается до штаба и встречается с серыми гномами Штаб находился не то чтобы в укромном местечке - скорее, в труднодоступном. Хотя любой взрослый без труда бы влез на эту маленькую площадочку, но какому взрослому придет в голову карабкаться по деревьям средь бела дня. Оставалась, конечно, ночь, а ночью взрослые спят. Не все, разумеется. Но тем, кому ночью взбрело шататься по городу, обследовать деревья и вовсе недосуг. А Коле дорога была открыта. Разумеется, в штаб он попадал не сразу. Сначала следовало забраться на покатую крышу гаража, давным-давно покрашенного зеленой краской. Нога ставилась на цилиндрик петли, тело взмывало вверх, а рука в мгновенном броске ухватывалась за негнущийся лист крыши, выступающий над стенкой. Если пальцы соскальзывали, то Коле приходилось спрыгивать обратно, потому что способностями циркового гимнаста он не обладал и удержаться на кругляшке, где помещался всего-навсего носок кроссовки было невозможно. Но если пальцы цепко держали опору, то вторая нога смело становилась на петельки, скрепленные дужкой черного замка, а первая перебиралась на верхнюю петлю. Теперь оставалось закинуть ногу на крышу, сделать пятисекундный передых, чтобы собраться с духом, совершить еще один рывок, перевернуться с бока на бок и блаженно распластаться на железных листах. Только в дождь эта операция становилась противной. Зато в солнечные дни можно развалиться на крыше и, заложив руки за голову, уставиться в безоблачное небо, чувствуя, как тепло от нагретого солнцем железа пробирается сквозь рубашку. "Так это и есть штаб?" - разочарованно спросите вы. Ну нет, на такую простоту Коля не купился бы. К тому же какой владелец гаража будет счастлив, наблюдая на своей хрупкой недвижимости постороннего сорванца. Какой владелец не выбежит во двор и не попытаетсч надрать уши возмутителю спокойствия, пользуясь малым возрастом и совсем не боевым духом нарушите