жутсся за привычными сстеклами. - А ваши очки? - не утерпел Коля. Не то, чтобы он уж сильно интересовался Темными Стеклами, но молчаливо шагать, когда тревожное волнение и ожидание чего-то страшного рвут тебя на части, совсем невмоготу. - О, Коля, мои очки вовсе не такие простые. Как ты заметил, в них вставлены Темные Стекла. Поэтому очень важно то, с какой стороны ты находишься. Погляди-ка, Коля, на них со своей стороны. Что ты видишь? Не надо, я скажу тебе сам. Ты видишь свое отражение, только искаженное до уродливой степени. В них ты даже хуже, чем есть на самом деле. А люди не любят такие зеркала, где они выглядят хуже, чем сами себя представляют. Они уносят их подальше от себя в маленькие домики и называют места их хранения "Комната Смеха". Мол, вот мы какие, сами над собой умеем смеяться. Пять минут-то чего не посмеяться. Даже десять минут. Но захочется ли тебе, Коля, смотреть в такие зеркала каждую минуту? Все знают, что мир глуп и несовершеннен, но каково осознавать себя таким же глупым и несовершенным. Или еще хуже. Ну а по ту сторону, Коля, все иначе. Там все краски в цене. Стекла повышают контрастность. Я вижу мир таким, какой он есть, глупым и несовершенным. До самых мельчайших подробностей. Но я уже по ту сторону. Не я живу для мира, а мир для меня. Так что в мои Стекла никогда не попадет кирпич, хотя я сам могу выпускать кирпичи по чужим стеклышкам постоянно. Темные Стекла дают особое видение. Ничто в этом мире не ускользнет от тебя, Коля. Все будет как на ладони. Есть правда одно "но"... Коля напрягся. Из речи хозяина неожиданно исчезло раздвоение буквы "С". Коля не знал: стоило ли этому радоваться или напротив, уже пора насторожиться. - Некоторые любят сгущать контрастность. Они без удержу крутят ее ручку и превращают мир в абсолютную тьму, а сами, потеряв возможность разглядеть хоть что-то в получившемся мраке, слепнут. Темные Стекла превращаются в круглые очки слепца без всякого пути назад. Так что во всем надо соблюдать меру. Но мы с тобой, Коля, знаем меру. Коле показалось, что глаз за Темными Стеклами подмигнул, но в следующую секунду Коля понял, что это не глаз подмигнул, а согнулось Колино отражение вслед за настоящим Колей, запнувшимся об кирпич. Вокруг лежали сотни и тысячи бутылочных осколков. Казалось, что сюда привели целый район несчастных людей в цветных очках, чтобы показательно разбить им стекла кирпичом. - Мне кажется, - неохотно заметил Коля, - что куча народа отправилась бы по ту сторону, если бы вы только их позвали. - Умнеешь, Коля, - обрадовался хозяин, да только вот его губы никак не желали складываться в приветливую улыбку. - Подходим к следующей остановке. За нами пошли бы сотни. Да что там сотни. Тысячи, миллионы! Но только, чтобы оказаться по ту сторону Темных Стекол надо понадобиться Темным Стеклам. Как понадобился когда-то я. Меня ведь тоже позвали в путь. Давным-давно, но я помню... - голос помрачнел и обрел какую-то новую силу. - А еще надо оказаться достойным. Скажи-ка, Коля, ведь это так приятно, оказаться достойным чего-то. Люди так желают оказаться достойными. Счастливой судьбы, скажем, или настоящих друзей, или, когда вырастают, великой и вечной любви. Но не пытаются стать достойными, а выстраивают себе сказки. Про космические путешествия к дальним галактикам. Про прекрасных и вечно юных принцесс. Про несметные сокровища. И выстраивая сказки, сами себе роют ямы, так как каждая ими созданная сказка только подчеркивает убогость мира, в котором им довелось жить. Мира бедного, грязного, проданного и перепроданного. В котором не осталось места ни звездолетам, ни принцессам, ни затерянным кладам. А ведь хочется все это отыскать? Ух и хочется! Хозяин замолк и губы его сложились в ломаную линию такого ужасающего вида, что Коля немедленно задал вопрос, чтобы только исчезла эта линия из мира, по которому пока шагал Коля. - А почему вы теперь правильно выговариваете "С"? - Точно? - переспросил хозяин и Коля с радостью увидел, как линия губ размыкается, выпуская новые и новые слова. - Знай же, Коля, если ты воспринимаешь мою речь нормально, значит ты и мир стал воспринимать в истинном свете, без искажений. Поздравляю! Не каждому это удается так быстро. Искренне поздравляю. Теперь смелее, всего один маленький шажок, и ты за Темными Стеклами, ибо нет ничего ценнее, чем видеть мир неискаженным. - Значит, сказки вредны? - Не все. Те, что мешают тебе жить. Ты создаешь сказки. Люди создают сказки. И играют, играют, играют в них всю свою жизнь. А жизнь, Коля-Николай, это не сказка. Далеко не сказка. Но ведь легче одеть очки и выстроить себе миражи. - Миражи... - уныло произнес Коля. То ли ему читали мораль, то ли объясняли что-то важное, которое, как и всякое другое важное, казалось обыкновенной моралью. - А ты, Коля, не строишь миражи. И когда вырастешь, станешь делать верные оценки. А это, Коля-Николай, полезное качество в жизни, в НАСТОЯЩЕЙ жизни. Если ты встанешь за Темные Стекла, то они помогут тебе Коля оценивать. Ты будешь знать, когда люди врут, а когда говорят правду, и когда думают, что говорят правду. Ты проникнешь в потаенные мысли и будешь видеть не только слова, но и чувства вложенные в них и скрытые за ними. Тоска охватывала Колю. Они давно уже выбрались из лабиринта гаражей и шагали по вроде бы знакомой улице. Но мир стал каким-то другим. Буквы на вывесках расплывались и не давали себя прочитать. Люди смотрели на Колю, как на пустое место, и можно было удивляться тому, что никто еще не попробовал пройти сквозь него. Обычные гастрономы и аптеки, в каждой из которых можно купить аскорбинку, отгораживались от Коли стеклянной стеной. Мир оставался где-то сбоку, в стороне от той дороги по которой шагал хозяин, скрытый Темными Стеклами, и вел Колю, которому оставалось до Стекол несколько шагов. Хозяин торжественно обратил свое лицо к Коле: - Ты не боишься миражей. Если бы ты только знал, Коля, сколько миражей выстраивают себе люди и как их боятся. Коля пока еще не понимал, что такое миражи и почему так замечателен тот факт, что Коля не может их строить. Ему хотелось домой. Пусть ругают за аскорбинку, пусть полгода не выпускают из квартиры, пусть заставляют учиться на одни пятерки. Только бы вернуться. Прямо сейчас. Но в данную минуту мир сгущался вокруг Коли. Небо снизилось почти до крыш и выгнулось темной дугой. Дома сплотились и промежутки исчезли, превратив здания в одну длиннющую стену без конца и без края. В две стены, так как с домами на другой стороне улицы творилась та же история. Стены накренились над Колей и состыковались с небом. Мир превращался в длинный темный туннель, уводящий за горизонт, словно в Черную Дыру. Глава 34, в которой Лена дарит замку новую жизнь На этот раз Лена сразу представила перед собой тот зал, в котором хранились потаенные книги. Правая рука вращала палочку, а в левой был зажат гном. Лена взяла его с собой на всякий случай, если ее снова занесет в темные коридоры. Кроме того, гном пригодился бы, если новой встречи с черепом не избежать. Может быть черепа боятся гномов. Лена конечно не чувствовала уверенность в правильности своей догадки, но лучше пускай боятся. Гном ворочался и что-то недовольно бурчал, порывавшись выбраться на свободу. Его шевеления и звуки совершенно не давали Лене сосредоточиться, но когда она открыла глаза, то увидела перед собой начавший забываться зал. Длинный стол с блюдами кухонь всего мира вновь тянулся по середине сумрачного помещения. Окна с витражами по прежнему были закрыты и Лена не могла понять: вечер ли уже или на дворе серый пасмурный день. Свечи сияли своими серебряными язычками. - Леночка, - запросился гном на волю. - Уже все? - Все, все, - примирительно сказала Лена, разжимая пальцы и собираясь поставить гнома на пол. - Нет-нет, - протестовал гном. - Что это там такое длинное, что там такое манящее. Не стол ли там с апельсинами, мандаринами и бананами? - Стол, - согласилась Лена, мучительно вспоминая, в каком именно шкафу осталась книга про Черную Гору с загнутым листком. - Так неси же меня скорее туда! - возвестил гном, поражаясь Лениной недогадливости. Лена безропотно подошла к столу и поставила своего спутника на блестящую от времени доску столешницы. Гном три раза прыгнул, а потом бросился на разведку, сразу же затерявшись в лабиринте блюд, салатниц, соусниц, кувшинов и маленьких бутылочек, похожих на "Спрайт", когда тот продавался еще в стеклянной посуде. Убедившись, что гном скучать не будет, Лена осмотрела стол. Распластанный в ее прошлый визит поросенок отсутствовал. Лена даже не помнила точно, где он лежал, когда она впервые прибыла в замок. Но кушаний нисколько не убавилось. От их изобилия во рту появился целый водопад слюны, но Лена тут же прогнала вредные мыслишки. Времени на еду терять не хотелось. Поесть, пусть и не так хорошо, можно было и дома. Подхватив с блюда персик, налившийся с одной стороны темно-бордовым цветом, Лена поспешила за колонны. Камень, украшавший самую толстую книгу, сразу бросился в глаза. Книга с золотой виньеткой, повествующая об особенностях различных грибов, тоже стояла на месте. Оставалось разыскать здесь самую интересную, самую захватывающую книгу. На скучных уроках Лена разрисовывала тетради Черными Горами. Самая великолепная композиция красовалась на внутренней странице дневника. Для нее Лена использовала не только шариковую ручку, но и оттенила рисунок фиолетовым карандашом. Гора смотрелась ПО-НАСТОЯЩЕМУ объемной. Хотелось даже погладить картину, чтобы ощутить шероховатость камней. А к горе из пустоты протянулся тонюсенький, почти неразличимый мостик. Так, несколько бледных черточек с легкой окантовкой по краям. Лена даже хотела показать рисунок Вене, но так и не сумела преодолеть смущение. Ей все казалось, что Веня непременно раскритикует Ленины способности и от этого картинка снова станет плоской. Поэтому Лена, сидя на задней парте, то и дело открывала дневник, любовалась на свою картину и тут же начинала рисовать в тетради новую композицию. Дома Лене рисовать совершенно не хотелось. Она придумывала начало и финал истории про поход трех гоблинов за эльфийским мечом. Гоблины были не злые и не тупые. В детстве их похитили цыгане и продали эльфам, которые научили приемышей многим запретным искусствам. Платой за знания и служил этот поход, по земле, на которую не могла ступить ни одна эльфийская нога. Там даже воздух представлял сущую отраву для нежного организма эльфов. Прежде чем сочинять дальше, Лена попробовала вызнать у гнома, бывал ли он сам в этой пещере и видел ли легендарный меч. Гном удивленно таращился на Лену, словно не понимая, как ее могут заботить такие пустяки, и переводил разговор на минералы, которые он встречал в разных горах, не обязательно черных. Или на мандарины, которые убывали со стремительной быстротой. Иногда гном соглашался на менее дешевые фрукты. И мальчишки, поставлявшие провиант, радовались неимоверно. Нет, гнома не интересовали Черные Горы. Ни та, про которую Лена придумала историю, ни настоящая, сказание о которой хранилось в Ленином замке. Лена все равно считала замок своим. И дома, и сейчас. Ведь не было никого в этих сумрачных залах, кроме Лены. Про череп девочка старалась не вспоминать. Гном ведь тоже, появившись здесь, не заоглядывался по сторонам, ища хозяев, а сразу начал освоение пищевых плацдармов. В отличии от гнома Лена не стала тратить время на еду. Кто знает, сколько времени оставалось у Лены? Потратит она его на всякие пустяки и упустит реальную возможность проверить свою догадку. Глаза Лены уже отыскали заветный корешок, но руки сжимали персик, от которого Лена уже успела два раза откусить. Ну не выбрасывать же его теперь. Девочка торопливо доела сочную мякоть и вытерла пальцы носовым платком, потому что нет хуже дела, чем хватануть белые страницы книги липкими руками, навечно оставив о себе память грязными отпечатками. Затем ее взор заметался по сторонам, потому что кончики большого и указательного пальцев продолжали сжимать острые углы обсосанной косточки. Бросить косточку на пол или зашвырнуть на шкаф казалось кощунством. А секунды убегали и убегали . Тогда Лена завернула косточку в платок и спрятала в карман, с глаз подальше. Теперь можно заняться книгой. Лена осторожно взяла ее в руки и уселась на пол. Книга была толстой и чтение предстояло долгое. Раньше Лена хотела на время забрать книгу с собой, но потом подумала, что это пахнет самым настоящим воровством. Даже если она угодила в замковую библиотеку, то никто ей не выписывал читательский билет. Лена задумчиво провела пальцем по темно-зеленой обложке, пересыпанной потускневшими и почти стершимися золотыми искорками. Сейчас она узнает, насколько настоящая история интереснее, чем сложившаяся у Лены. Отсутствующий уголок загнутой страницы отчетливо проступал на ровной поверхности спрессовавшихся листов. Лена осторожно подцепила трещинку ноготком и раскрыла книгу, чтобы перечитать запавший в душу фрагмент. Но что это! Страница оказалась совершенно пустой. Ни единого слова, ни единой буковки. Лена судорожно принялась листать страницы. Везде ее встречали идеально чистые листы. Книга подвела Лену. Обманула. Не дождалась, чтобы показать свою историю, от которой остался маленький обрывок, прочно засевший у Лены в голове. Девочка увеличила скорость. Теперь она не перелистывала за уголки, а просто прижала весь пласт листов большим пальцем и выпускала из него одну страницу за другой. На короткий миг с очередной страницы мелькнул текст. Или Лене показалось? Она перехватила книгу и раскрыла примерно на середине, сразу же угадав. "Венька - предатель!" - поясняла книга, утратившая захватывающую историю про Черную Гору и легендарный меч. - Что пишет пресса? - поинтересовался гном, подскочивший сзади. Лена резко захлопнула книгу, не желая раскрывать гному тайну. - Ничего особенного, - сказала девочка и, вскочив, втиснула книгу на место. Сразу же в ее руках оказалась книга с золотой виньеткой. Но все описания грибов с крошечными иллюстрациями напрочь исчезли. Снова и снова пустые листы. И как насмешка, надпись на развороте центрального блока "Венька - предатель." Гному было не видно и он нетерпеливо подпрыгивал, слезно умоляя показать. Лена испуганно поставила книгу обратно. Теперь она боялась книг, потому что все они сговорились. Все они водили дружбу с тем загадочным субъектом, чьи глаза прятались за темными стеклами. Записнушка с обложкой из кожи, лежащая в Ленином кармане, вещала его волю. - Леночка, - верещал гном внизу. - Я тоже хочу посмотреть книжечку. Дай мне ее. Там картинки занимательные, да? Он споткнулся и затих, растирая ушибленное колено. Наступила тишина. Тишина спустилась с сумрачным высот потолка. Тишина просочилась извне, сквозь щели закрытых окон. Тишина выползала из темных закоулков шкафов. Что-то неправильно было на этот раз в замке. Лена не знала, в чем дело. Но срочно требовалось что-то сделать. Срочно. Она бросилась к окну. Звука шагов не слышалось, словно она бежала по мягкому ковру. Лена задергала створки, но те, не издав ни скрежета, ни скрипа, остались на месте, как приклееные. Лена в три прыжка подскочила к столу, хватанула первую попавшуюся вазочку (в ней оказалось вишневое варенье) и с размаху шмякнула об пол. Ни единого звука. Вазочка подпрыгнула, перевернулась и покатилась по полу, замерев в десятке шагов от Лены. Варенье не вытекло из прозрачной чаши, а осталось неподвижным словно застывшая пластмасса. Лена отчаянно ткнула пальцем в гуся, лежащего на блестящем металлическом блюде, а затем в яблоки, которые окружали зажаренную птицу. И гусь, и яблоки казались холодными окаменевшими статуэтками. Что-то было не так. Звуки умерли, как умерли и истории во всех без исключения книгах. Как умирали огоньки свечей, превратившиеся из лепестков серебряных цветов в крохотных едва различимых светлячков. Витражи на окнах более не казались разноцветными. Срочно требовался звук, хотя бы один. Но такой, чтобы он казался естественным в этом странном замке, который не пропускал в свои владения многие-многие вещи. - Радио! - воскликнула Лена. Гном повернул голову к ней, а затем завертелся по сторонам, разыскивая уже привычную для него говорящую коробочку. Нет, радио не подходило. Если в замке не бывает ни стиральных машин, ни холодильников, то откуда, скажите вы мне, здесь возьмется самое обыкновенное радио. Нет и еще раз нет. Радио в этот зал категорически вход воспрещен. Но что еще могло послужить источником звука? Источником естественным и необходимым. Сознание Лены заметалось в переплетениях картин, где коридоры замка плавно переходили в комнату Лениной квартиры, а длинный стол тянулся через всю кухню и только тогда уж оказывался в зале, где стояла сейчас Лена. Откуда еще могут доноситься звуки, которые рождаются без всякого вмешательства Лены? Дятел! Вот бы его сюда! Но палочка, по крайней мере одна, не могла вызвать из ниоткуда живую птицу. Звонкие удары крепкого клюва продолжали жить где-то между двумя мирами. Они стали ритмичными, более мягкими и наконец трансформировались в тиканье будильника. - Часы! - крикнула Лена гному и тот вопросительно вскинул голову. - Здесь есть часы? - спросила его Лена. - Часы... - протянул гном, - по-моему нет тут никаких часов. Он продолжал дуться на Лену за то, что она не позволила ему заглянуть в книжку, но Лена сейчас находилась не в том настроении, чтобы замечать гномьи обиды. В замке не хватало часов. Без них время словно остановилось. В любом замке долны быть часы. Быть и бить, отмечая минуты, дни, годы, столетия и эпохи. И Лена поняла, что она должна их нарисовать в уме и воплотить в жизнь. - Лена, - гном повис на брючине ее джинс. - Леночка, что ты задумала?! - Часы, - ликующе поделилась с ним Лена. - Сейчас здесь будут часы. Не будильник, нет. Настоящие башенные часы. - Не надо, Леночка, - тревожно заверещал гном. - Оставь все так, как есть. Не наш ведь замок! Нельзя тут ничего менять! Ты даже не представляешь, к каким последствиям это может привести. Но Лену уже нельзя было остановить. - Пускай, - прошептала она. - Я их сделаю. Они будут не в этом зале, а над ним, на следующем этаже. И тогда... Тогда замок точно станет моим. - Леночка, ос-та-но-вись! - вопил гном, пробуя забраться повыше, но палочка уже крутилась пальцами правой руки. Панорама поплыла перед глазами Лены, словно впереди надулся гигантский мыльный пузырь. В глубине родилась тревога. Лена не знала, сможет ли единственная палочка осилить настоящие башенные часы. Но она желала их появления всей душой, всем сердцем. И тут она услышала тиканье. Приглушенное, но отчетливое. Часы уже появились и начали отмерять секунды. Именно начали. Они словно запустили время, заснувшее здесь в смертельной дреме. И замок снова стал живым. Из под Лениных туфелек вылетали смачные удары шагов. Варенье из опрокинутой вазочки растекалось на полу бесформенным пятном. Но это нисколько не заботило Лену. Теперь все шло как надо. И может быть... Может быть замок все-таки стал ее собственностью. Теперь оставалось проверить книги. Лена подскочила к ближайшему шкафу и, не глядя, выдернули первую попавшуюся книгу. Лена даже не заметила ни цвет обложки, ни названия. Пальцы торопливо пролистнули несколько испещренных буковками страниц. От волнения надписи расплывались и Лена не могла прочитать ни слова. Поэтому она листала и листала, стремясь отыскать хоть что-то понятное и знакомое. Она остановилась только когда наткнулась на картинку. Там была такая красотулечка, что хоть вырезай и на стенку вешай. Девушка стояла, искоса поглядывая на Лену, возле домика, увитого до самой крыши зеленым плющом или чем-то на него похожим. Портрет был от пояса и выше, поэтому девушка получилась довольно отчетливо и Лена могла разглядеть каждую складочку ее прелестного платья. За девушкой раскинулся холм, поросший зеленой травой. И Лена пристально начала изучать каждый завиток травы, надеясь отыскать скрытую овечку или целое стадо. Раньше в детских журналах часто печатались картинки с надписями "Отыщи снегурочку" или "Найди, где прячется белоснежка и семь гномов". Здесь же под картинкой надпись сообщала: "Путь на север через Лесной Холм." Никаких тебе "найди" или "отыщи". Лена не поверила и прошлась по холму еще раз. Но овечка так и не обнаружилась. Может она здесь и не планировалась, а может Лена смотрела не слишком внимательно. Девочка обиделась и пролистнула страницу, напоследок скользнув взглядом по ясному небу цвета морской волны, на которм уже зажглась лучистая ярко-зеленая звезда. Гном уже успокоился, перестал настороженно прислушиваться к тиканью и ждать ужасных опасностей. Он уже скакал вокруг девочки с настойчивыми воплями. - Покажи, - требовал он. - Общественность имеет право знать! В этой книге пока не встретилось ничего такого, чего знать гномам не полагалось. Поэтому Лена уселась на пол и положила книгу перед собой так, чтобы и гному было видно. А тут и вторая картинка появилась. Прежде всего Лену привлекла величественная крепость, сложенная из розовых камней. Башни заслоняли почти всю верхнюю часть рисунка. В просветах между ними мягко светилось восходное небо. Художник рисовал крепость тщательно. Объемным выглядели каждое окошко, каждая черепичка. Прямо взгляд невозможно оторвать от такой крепости. И только потом Лена перевела взгляд чуть правее, где была нарисована кудрявенькая девушка. Девичье лицо выглядело настороженным и немного расстроенным, словно она обиделась на то, что Лена так обделила ее своим вниманием. Девушка напоминала фотомодельку. Только модели не ходят в пышных средневековых платьях. - Принцесса! - восторженно прошептал гном. Леной он так никогда не восхищался. - Много ты понимаешь, - фыркнула девочка и поскорее перелистнула страницу. - Понимаю! - разозлился гном. - В принцессах-то я разбираюсь. Я их специально изучал. По предсказаниям я, когда вырасту большой, должен жениться на принцессе. Глянь-ка, еще одна. Рука Лены замерла. Гном не ошибся: первый план следующей картины занимала девушка. Картину пронизывало закатное настроение. Лена не разглядела панорамы пылающего горизонта, поскольку девушка требовала пристального внимания и даже не сама девушка, сколько блестящая лента, протянувшаяся над глазами и обхватившая волосы за исключением некоторого числа непослушных прядей. Лена задумалась, можно ли такую ленту назвать банданой. - Красивая, - вздохнул гном. - От такой бы я точно не отказался. - Он бы не отказался, - передразнила гнома Лена. - Больно ты ей нужен. - Нужен! - возмутился гном. - Да я такому огромному количеству народа нужен. Ты и представить не сможешь. - А ей не нужен, - сказала Лена, словно строгая учительница и перевернула страницу. - Постой-постой, - завопил гном. Но Лена листала книгу все дальше. Гном убедился, что против силы не попрешь и даже отвернулся от Лены. Лене стало его немножечко жаль. - Смотри, - сказала она. - Я еще одну принцессу разыскала. Но гном, наказывая Лену, не желал смотреть на принцесс. Ну и зря, очередная принцесса Лене показалась очень даже симпатичной. Лена вздохнула, вот бы стать такой, когда вырастет. А лицо не так уж и отличалось от Лениного. По крайней мере так казалось с первого взгляда. Но уж такого платья Лене и не снилось. Оно было сделано из голубого атласа или шелка. Нежные кружева скрывали тонкую шею принцессы. С плеч спускались симпатичные складочки, а на груди был вышит темно-синий вензель. Ну можно ли себя чувствовать принцессой без такого вот платья?! И волосы были хороши. Блестящие. Голубые. Но не как у идиотки Мальвины, которую без особого труда можно было спутать с барашком, а длинные и гладкие. Чтобы не расстроиться еще больше, Лена стала листать дальше. - Вот еще принцесса, - сказала она гному, обнаружив следующую картинку. - А я и не принцесса, - сказала девушка, улыбнувшись. Стиль картинки сильно отличался от прежних. Художник соткал портрет из серебряных линий. А потом картинка взяла и ожила. Гном сразу же заинтересовался происходящими событиями и даже ухватился за уголок страницы. - Ого, - воскликнул он. - Гляди, Лена, что тут написано. "Та, что укажет гному дорогу." Ты и в самом деле покажешь мне дорогу? - Почему бы и нет, - улыбнулось симпатичное личико, заставив перетекать серебряные черточки с места на место. - Дождись меня и дорога тебе обеспечена. - Когда? - ахнул гном. - Скоро-скоро, - пообещала девушка. - Ближайшая ночь, которую я буду знаменовать, называется ночью Путешествий и Путешественников. Или Путешественников и Путешествий. Здесь от перестановки слагаемых сумма не меняется. Так вот, гномик... - Я не гномик, - обиделся гном. - Ну хорошо, - заманчиво подмигнула девушка. - Так вот, эта ночь тебе очень подходит. Запомни. Как только появится мой портрет, сосчитай число локонов на моем лице. Соедини число с точкой начала времени и получишь время прихода ночи. Только запомни - на портрете я буду другой. Совершенно другой. - Запомню, - пообещал гном. - А теперь, Лена, - обратилась серебряная красавица к девочке. - Не могла бы ты в срочном порядке закрыть книгу и поставить на место. - Зачем? - Мне было бы неприятно очутиться на полу после того, как ты выронишь книгу из рук. - Выроню? Почему выроню? - От испуга, Леночка, от испуга. Так что ставь на место и поторапливайся. Лена обиделась и с размаху захлопнула книгу. - Осторожнее, - заволновался гном. - Знаешь, кто это был? Сама Предзнаменовательница! - Ну и что, - сухо сказала Лена, ставя книгу на место. - Чего это я должна так сильно напугаться, что уроню книгу на пол? Гном не успел ответить. Замок содрогнулся. И еще раз. И еще. Кто-то громадный направлялся к залу. Кто-то громадный был очень недоволен тем, что Лена запустила время. Кто-то громадный собирался разделаться с нарушительницей и разделаться немедленно. - Палочка! - запищал гном. - Вращай палочку! Лена подхватила золотую искорку и завращала палочку в бешеном темпе. Уже очутившись на диване в своей квартире, она с грустью подумала, что история про Черную Гору так и осталась непрочитанной. Когда ее рука разжалась, то на ладони не оказалось палочки. Не оказалось ее и на ковре, и под диваном. Лишь у кресла валялся обломок самой обыкновенной пластмассовой линейки. И почему-то Лене почудилось, что на сей раз она сумела проникнуть в замок без всякой палочки. Глава 35, в которой Колины и Пашкины пути пересекаются Пашка шел по улице, пялясь по сторонам, и разве что не свистел от полного счастья. В кармане лежала пачка "Кэмела", пальцы рук впитывали сотни капелек с боков запотевшей банки пива, в голове властвовало ощущение полной свободы. Жить стоило. Тем более, стоило жить, потому что в кармане валялось четыре волшебные палочки, позволявшие всяческим полезным вещичкам исчезать из разных недоступных мест и становиться Пашкиной собственностью. Пять минут назад Пашка сделал себе пачку баксов и теперь правый карман брюк оттягивала приятная тяжесть. Не менее приятная тяжесть холодила живот. Новенький кожаный ремень с выдавленным на железяке "Lee" прижимал к животу пневматическую пушку. Пашка не удосужился прочитать название фирмы, изготовившей чудо техники. Его больше заботило, чтобы данная вещичка могла палить и пульками, и металлическими шариками. Шарики - дело нужное. Месяц назад Пашка видел как большой парень таким вот шариком пробил черепушку здоровенной собаченции, рывшейся в мусорной куче. Теперь и Пашка мог пострелять вволю. В собак он палить не стал бы, хотя.... Пашка вдруг ярко представил, как огромная овчарка набрасывается на него, клацая клыками и брызгая слюной. Одним точным движением выхватывается пистолет и разит наповал. И вот собака уже лежит мордой в грязи, а слюна окрашивается розовым. Если владелец взбеленится, можно и ему по ходикам шмальнуть. Нечего собак распускать. Вот только собаки, как чувствовали, что сегодня на Пашку нападать не стоило. И поэтому пушка продолжала лежать под свитером. Ведь не по голубям же стрелять. Но Пашка опробует пистоль. В ближайшие выходные они с Владяном уедут за город и там настреляются. Владян тоже наверняка захочет такой же... Здорово, что он позабыл про палочки, и теперь их единоличным хозяином был Пашка. А может стоило сразу заказать Калашникова? Но из автомата Пашке пока стрелять не доводилось, а вот из пневматики и газового... Мысли об оружии, созданном при помощи волшебства, замерли и улетучились, потому что Пашкин взгляд вперился в Кольку, через которого Пашке эти волшебные палочки и достались. Часть из них Колька украл и теперь можно было тряхануть его и забрать их снова себе. Колька еще сява, ему палочки иметь не положено. Тут Пашка взглянул правее и выше. С одного взгляда он понял: палочки забрать будет проблематично. Рядом с Колей вышагивал худой верзила в плаще и темных очках, хотя лето закончилось почти полмесяца назад. Сначала Пашка подумал, что верзила просто движется параллельным курсом. Но на Пашкину ошибку явно указывала рука, лежащая на Колькином плече. Пашка хотел пройти мимо, но внезапно ему стало не по себе. Вид у Коляна был неважнецкий. Глаза закатились. Губы покрылись белым налетом. Руки болтались, как у Буратино. А не торчал ли Коля, пока его куда-то настойчиво вели? И Пашка притормозил. Кольку он не любил. Слюнявые люди на свете жить не должны. Слюнявые люди только стонут и больше от них никакого проку. Тем более Колька подло украл часть Пашкиных палочек, подло использовал их против Пашки и подло убежал. Тем не менее, что-то не нравилось Пашке в том как Колю безропотно уводили в неизвестном направлении. Пашка развернулся и побрел, сверля спину черноочкового изучающим взглядом. Верзила запнулся, замедлил ход, запнулся еще раз, а потом четко, как танцор диско, развернулся. - В чем дело? - прозвучал вопрос. Пашка нагло уставился в бледное лицо, полускрытое черными стеклами. На вопросы лохов отвечать необязательно. Пускай лохи разговаривают сами с собой. Лохи только и умеют, что болтать. Настоящие дела делают не лохи, а пацаны. - Так в чем же дело, Павел Афанассьевич? - губы верзилы сложились в перевернутую улыбку. Пашке стало не по себе от такой гримассы. Но он не стал, как лохи, раззявив рот, булькать: "А как вы узнали мое имя?" Верзила владел информацией и с этим следовало считаться. Это Пашка уже понимал. Вот ведь как бывает на белом свете, добавь к лоховскому вопросу искорку знания, и ты уже не знаешь что на него ответить, потому что без ответной искорки любой ответ прозвучит в лоховской манере. - Нам можно идти, Павел Афанасьевич? - поинтересовался верзила. В голосе его сквозило неприкрытое издевательство. Если бы Пашка мог дотянуться, то непременно врезал бы по этим проклятым стеклам. Только дотянешься тут, как же. И отвечать-то надо. Скажешь "да", так спрашивается - зачем задерживал. Скажешь "нет", так ведь за базар придется отвечать. И Пашка ухватился за спасительное: - А закурить есть? - Разумеетсся, Павел Афанассьевич, - длинные пальцы извлекли из Пашкиного кармана "Кэмел" и вручили Пашке сигарету, затем захлопнули пачку и убрали ее опять же в Пашкин карман. Вот вроде и все, можно удаляться восвояси, как забитый лось. Но нахальство не позволяло Пашке сдвинуться с места Нахальство, оставшееся со вчерашнего вечера. Вчера они компахой сидели на полуразрушенной трамвайной остановке и горланили кто во что горазд. А когда подошел трамвай, Филипок, заметивший лиловую блузу кондуктора, заорал, что есть мощи: "Ка-а-андуктор не спешит..." Кондукторша за стеклом вздрогнула и недобро покосилась на компаху. "Ка-а-андуктор па-а-анимает, - восторженно взвыла компаха, - что с девушкою я прощаюсь навсегда." Остальные пассажиры смотрели в окна рассеянно и куда-то мимо, стараясь не встречаться с компахой взглядами. А компаха искала взгляды. Искала настойчиво и вызывающе, но никто не рискнул встретить их уверенные глаза. Только прохожий замедлил свой шаг и стал бурчать: "Чего разорались. Не маленькие..." Но компаха не настроена была слушать нравоучения. "Иди, дядя, - мягко посоветовал настырному прохожему Щеглов с рябым неприветливым лицом. - Иди отседа." И дядя пошел. А что он мог сделать компахе? Скорее компаха могла сделать с дядей что-нибудь такое, что ему совершенно не понравилось бы. И дядя оказался понятливым, совсем как кондуктор из песни. Пашка не претендовал на славу самого голосистого певца, но ему и не требовалось орать громче всех. Ему вполне было достаточно этого неописуемого чувства абсолютной свободы, когда можно делать все, что придет в голову, и никто, ну совершенно никто, не посмеет ничего вякнуть в ответ. Кусочек этого чувства грел Пашку и сейчас и не давал отступить, хотя теперь перед ним высилась фигура поопаснее, чем просто случайный прохожий. Но даже такой верзила... Что он может сделать с Пашкой. Обругать? Так и Пашка его обругает не хуже. Стукнуть? Пусть сначала поймает, а там еще поглядим, кто кому настучит по харе. Пинаться-то Пашка тоже умеет неплохо. Единственное, что продолжало его смущать, верзила знал Пашкино имя-отчество и при этом оставался темной лошадкой для самого Пашки. Оставалось соблюдать дистанцию и продолжать проверочку незнакомца. Того, видимо, тоже что-то смущало в Пашке. Он поставил Колю, глядящего вдаль пустыми глазами, себе за спину, а сам нагнулся над Пашкой. Тот чуть не отпрыгнул назад, как самый последний лох. Но верзила не собирался лапать Пашку. Он покосился на нетронутую сигарету и ехидно заметил: - Нет, Павел Афанассьевич, не ссигареты васс интерессуют. По крайней мере ссейчасс. Но не беда. Два хороших человека вссегда ссумеют договоритьсся, не правда ли? Что вы сскажете нассчет палочек? Пашка снова промолчал. Не орать же как малолетка: "Палочек? Каких палочек? Не знаю я никаких палочек!" Соврешь, тут-то тебя и прижмут к стенке, тут-то и свернут башку, ведь серьезные люди не базарят попусту. Серьезные люди должны иметь привычку отвечать за каждое слово. Пусть уж лучше верзила отвечает и за себя, и за Пашку. - Молчим, Павел Афанассьевич? Может прибавить вам палочек, да и дело сс концом. Лишние-то палочки вам не помешают! А нам сс Колей они уж ни к чему. На сей раз длинные пальцы полезли в карман Коляну. А тот, дурак, даже не сопротивлялся. Попробовал бы кто-то полезть в карман Пашке. Пашка даже улыбнулся насмешливо от такой картины, но улыбочку тут же сдуло. Сразу же, как только Пашка вспомнил, что минуту назад эти пальчики беспрепятственно отметились и в его кармане. Ладонь незнакомца замерла вблизи Пашкиного лица. А на ней спокойнехонько лежали четыре... Нет! Целых пять палочек! И верзила ничуть не возражал против того, что Пашка вот прямо сейчас заберет их и уйдет своей дорогой. Но Пашка не торопился хватануть палочки. Его покупали. А пять палочек стоили дорого. Очень дорого. Возможно, намного дороже, чем невмешательство в Колькины дела. И если цена изначально оказывалась выше, то когда-нибудь Пашку перехватит такой же вот верзила и заставит расплачиваться. Может даже с процентами. По виду верзилы можно предположить, что Пашкин счетчик станет щелкать ежедневно. Зачем же самостоятельно становиться шариком в лохотроне. Может Колян тоже задолжал и его уже сейчас повели на разборки. Чертовы палочки. Этак ведь и его, Пашку, в один прекрасный день выдернут из привычной жизни и уведут невесть куда к невесть кому. А такому верзиле Пашкина компаха нипочем. За ним стоит куда более крутая крыша. И Пашка не купился, но и не отступил. Теперь за Коляна стоило заступиться из чувства солидарности. - Не-а, - замотал головой Пашка, - свои есть. Чужого не надо. Кроить палочки не стоило. Судя по всему, верзила знал о Пашкиной четверке. Незнакомец удивился и убрал руку. - Сстранная вы личноссть, Павел Афанассьевич, - сказал он своим беспристрастным голоском. - И ума-то не ссказать что много. И ссиленки еще не те. И наглоссть-то невеликая. А на ногах сстоите твердо. В ссказки, в миражи вссякие не верите. И не уведешь-то васс. И очки даже не наденешь. В чем причина, не ззнаете? Коротким выражением Пашка пояснил, что ни миражи, ни сказки его нисколечки не волнуют. И что настырному мужику неплохо бы отпустить Колю. - А, иззвините, Павел Афанассьевич, - издевался верзила, - ессли не отпущу, то что мне гроззит. Вы наверняка ссуровы в ссвоем гневе. Вон ссловечки-то какие просскакивают. И ничего не мог сделать Пашка. Как тот вчерашний прохожий. Но сдаваться он не любил, проигрывать тем более. Вот и тянул время, не желая признавать свое поражение. - И ззачем он вам? - делано удивлялся верзила, сунув палочки в карман Колиной куртки и мощным рывком поставив Колю перед Пашкой. - Вы же враги? Школу ссвою родную чуть не раззнесли общими уссилиями. Пашка не отвечал. Отвечать на явные издевательства, значит себя не уважать, а врезать по ноге, обутой в блестящую лаковую туфлю пока рановато. Да и не хотелось ему отвечать. Совсем близко от его лица темнели Колины глаза. Зрачки исчезли. Их наполнял мутный колышущийся туман. Не это ли цена за палочки? Тогда к черту такое волшебство. Наварить миллион баксов, да закинуть палочки в реку, чтобы уж никому, да навсегда. - Ну что же вы, Павел Афанассьевич, - веселился верзила, чувствуя свое превосходство. - Палочки не желаем, тогда может... Фраза оборвалась. Пашка вдруг понял: что-то изменилось. Что-то невероятно важное для этого верзилы. - Темные Стекла! - глухо воскликнул похититель. - В ззамке кто-то другой. Другой кто-то в ззамке. Последнее предложение прозвучало почти жалостливо. Внезапно верзила отцепился от Колиного плеча, завертелся юлой и унесся прочь, словно небольшой черный вихрь. Пашка стоял и оторопело смотрел на опустевшее место. Он понимал, что ему дико повезло. И внутри что-то радостно раскручивалось, совсем как ковровая дорожка на летном поле в честь прибытия самого важного генерала. Коля начал приходить в себя. Пашка догадался об этом по глазам. Туман за блестящими оболочками рассеивался. Из тумана постепенно проявлялись черные расширенные зрачки, затопившие почти всю серую радужку. Одна из палочек заманчиво торчала из кармана. Не составляло особого труда подойти и выхватить. И не только ее, а все пять. Тогда Пашка стал бы обладателем целых девяти палочек. С девятью-то можно развернуться во всю мощь. Но по каким-то неясным причинам Пашка засмущался. Может быть завтра. Может быть часа через два он подойдет к Наркоте и стребует свою долю за чудесное спасение. Но только не сейчас, когда в Колькиных глазах танцуют клочки противного тумана. Пашка хлопнул Наркоту по плечу. Тот вздрогнул, мотнул головой и уставился на Пашку, видимо начиная что-то припоминать. На ногах он стоял неплохо, значит до дома докостыляет. Пашка был в этом твердо уверен и поэтому повернулся спиной к манящим соблазнам и рванул ускоренным шагом в первый попавшийся двор. Он уже не видел, что Коля развернулся и смотрел ему вслед удивленным взглядом. Тоннель исчез. Коля не мог точно отсчитать миг, когда небо унеслось ввысь, а дуги стен снова превратились