о весь путь свой одолел. Ни капли не боялся, напротив... отважен был и смел. Но эта ложь рождает еще страшнее страх. Ведь если рассекретят, потерпит Веня крах. И Веня наш боится не только злую ночь. А ложь своею мощью уж гонит Веню прочь. И сила, сила страха все выше вознесет... все то, что мальчик Веня никак не разберет." Справа тянулся бесконечный забор. Слева обнаружился очередной проем. Но там за маленьким столиком сидел все тот же Буратино и пил из высокого кубка что-то бордовое. Капли струились по розоватому стеклу и падали на столешницу медленно, тяжело, но совершенно беззвучно. Вот допьет Буратино, повернет голову и поймает затравленный Венин взгляд. А как поймает, уж не отпустит. Но даже если бы проем оказался совершенно пустым, не стал бы в него нырять Веня. Никоим образом нельзя было допустить, чтобы Буратино появился в третий раз. Потому что тогда он возникнет рядом с Веней и положит ему на плечо деревянную беспощадную руку. О том, что будет дальше, Веня старался не думать. Он проговаривал самые страшные клятвы, обязуясь больше не зыркать по сторонам. Надо смотреть на киоск - вперед, вперед и еще раз вперед. Киоск выплывал из багровых сумерек. Мощный. Надежный. Его боковые стекла скрывались под железными пластинами, предвещая скорое закрытие, но центральная часть поблескивала выставленными на витрине бутылками. А окошко продавца еще приветливо открывало желтый квадратик створки. Видел Веня это окошко и тянулся к нему всей душой. Потому что его наполняла мягкая сумеречная тень без всяких красновато-кровавых проблесков и лучей. Вампир не отставал, но, несмотря на весь свой испуг, Веня заметил, что он устал. И в самом деле поскачи-ка по совершенно вертикальным стенам, да по шаткому забору, сбитому из неровных занозистых досок. Вампир ждал, что Веня остановится и передохнет. И ждал Веню красноватый туман, клубящийся вокруг. Но силы кровавого тумана таяли с каждым Вениным шагом. Туман уже не мог спрятать киоск в своем клубящемся дыму, а вампир стал спотыкаться, прихрамывать. И вдруг лопнула его голова, словно непомерно раздутый красный шар, к которому шаловливый малыш поднес острую булавку. Лопнул, как мыльный пузырь. А перед Веней, перед самым его лицом очутилось окошко, за которым кто-то вздыхал и шумно отхлебывал из невидимой бутылки. - Хлеба, - прошептал Веня, как бродяга-пустынник, добравшийся до оазиса, как голодающий Поволжья, дождавшийся продуктового обоза, и протянул в окошко два рубля, нагретые дрожащими руками. - Половинку батона. Бутылка булькнула и ее донышко приземлилось на что-то металлическое с тихим звяканьем. - Нету, - послышался недовольный женский голос. - Только кирпич. Будешь кирпич брать? - Буду, - согласился Веня, поглядывая на часы. Часы показывали четырнадцать минут десятого. Без всяких там финтифлюшек и закорючек. - А он черствый, - голос стал более участливым. - Как бы тебя дома не наругали. - Давайте черствый, - отважно принял решение Веня. - Не будут ругать. - Ну смотри, - невнятно донеслось из тени. Монетки исчезли, и вместо них появилась вкусно пахнущая половина буханки. Рядом звякнули два десятикопеечных кругляшка. Веня забрал хлеб торжественно. Так принимают кубок за победу в десятикилометровом забеге на первенство района. Или даже города. Торжественно и в то же время бережно-бережно. Чтобы донести до полки, на которой награда замрет и упокоится на долгие годы, навевая приятные воспоминания и придавая уверенность в те минуты, когда по разным причинам вдруг захочется разреветься. К киоску подобрались два малыша. На курточке ближнего голубыми нитками красиво вышили "MAGIC". Букву "А" в надписи заменяла белая звездочка. Малыши восторженно смотрели на небольшие пакетики, где у пышноволосых женщин из узких бюстгалтеров призывно вываливались потрясающего размера груди. - Это что? - спросил дальний малыш. - Резинки, - пояснил его товарищ. - Мне Вован говорил. - Какие резинки? - не понял дальний. - Ну тетки резиновые. Покупаешь пакет, распечатываешь и надуваешь. - За двенадцать рублей?! Целую тетку?! За двенадцать рублей резиновых теток не бывает. - Много ты понимаешь, дурак. Про это даже в книжках пишут. Вокруг Вени снова развернулся привычный, до замирания сердца знакомый мир. Мальчик повернулся к киоску спиной. Вечер смыл багровые разливы. Дома светились разноцветными прямоугольниками окон. Вдоль них протянулась вереница фонарей, одновременно вспыхнувших шарами мягкого фиолетового света. Из проема между домами вывернула низенькая женщина, тащившая на поводке черную лохматую собачонку. Собачка неистово тянулась к каждому дереву, мягко шелестевшему уже заметно поредевшей листвой. Женщина нетерпеливо подергивала поводок, оттаскивая собачку и одновременно выговаривая ей нечто неразборчивое резким, нервным голосом. Веня победил. Он не получил никакого кубка. Зато вампир больше не будет ждать его, провожая молчаливым конвоем по пустынным улицам. Теперь уже никогда. Глава 39, в которой перед Колей разворачивается несколько вариантов будущего Она появилась к вечеру. Коля стоял и смотрел, как на фоне темной стены линия за линией вырисовывается огромная голова со взбитыми волосами и симпатичным личиком. Конечно, принцессы из ярких корейских ручек были несравненно лучше, но получившийся портрет тоже впечатлял. Коля даже не ожидал, что она появится сегодня. Он просто вошел в подъезд, моргнул глазами несколько раз, чтобы они поскорее привыкли к сумрачному свету, пробивавшемуся с площадки второго этажа, скользнул взглядом по стене и замер. Там танцевали, сплетаясь и разбегаясь, серебристые линии. Постепенно они складывались в тот самый, предсказанный принцессами рисунок. В душе у Коли потеплело. Ведь он мог проскочить и пропустить ее появление. А так уже не оставалось никаких сомнений. Это была она. Предзнаменовательница. Значит, сегодняшняя ночь и была ночью Путешествий. Ночью, когда гном должен был отправиться в путь. Ночью, когда Коля мог последовать за ним. Та самая ночь, когда всей пятерке следовало собраться и ждать нового знака, чтобы дорога для гнома получилась безопасной. Но первый этап уже позади. Предзнаменовательница явилась. И Коля стоял, завороженным взглядом глядя, как серебристые линии дернулись в последний раз и замерли законченным портретом. Левый глаз наполнился волшебным сиянием. Серебряным, но не злым. Правый глаз закрывали три длинные витиеватые пряди. Следовательно, звездный час начнется, когда маленькая стрелка на циферблатах подберется к трем. Приблизительно. Тяжелая рука цепким захватом опустилась на Колино плечо. Внутри что-то оборвалось и начало падать, падать, падать куда-то в глубины. Далеко-далеко. Темные Стекла выцепили Колю. Темные Стекла сейчас уведут его за собой и некому будет сообщить гному, что его время пришло. - Это хто тут морду пририсовал?! Голос раздался словно из другого мира, настолько Колина душа успела сверзиться в пропасть. Осторожно подняв глаза, Коля увидел соседа по подъезду, обитателя квартиры на первом этаже, дядю Сережу. Это его рука пригибала Колино плечо, накладывая на мальчика груз немерянной вины. И по-своему прав был дядя Сережа. И по-своему боролся он за лучшую жизнь, где светит солнце, зарплату выплачивают вовремя, а баловливые мальчишки не черкаются на стенах дяди Сережиного подъезда. Теперь дядя Сережа был счастлив и доволен. Вот здесь, своими собственными руками, он поймал правонарушителя, размалевавшего общественную стену. Не знал дядя Сережа про Предзнаменовательницу. Не слыхал, что бывают ночи Путешествий и Путешественников. Не верил в глупые детские сказки. Зато он видел, что стена, которую он красил темно-зеленым цветом на свои собственные деньги купленной эмалью, снова испохаблена малолетними уголовниками, один из которых нагло пялился на дяди Сережины ботинки, не успев скрыться с места преступления. А еще дядя Сережа умел предвидеть будущее. И не только свое. Он уже представлял картину, как пойманный соседский мальчишка усердно трет стену под бдительным надзором самого дяди Сережи. И тогда добрый дядя Сережа не будет сообщать родителям пацана о недопустимом поведении их отпрыска. Возможно, не будет. Эх, ведь раньше следили за каждым дитем и семья, и школа, и государство, а теперь остался один дядя Сережа и не поспеть ему за всеми. Не угнаться. Но, разумеется, кое-что полезное в нашу трудную жизнь он привнести способен. Он еще не все сделал для страны, что мог. И поэтому дядя Сережа развернул Колю к своей квартире и начал подталкивать вперед. Он уже прикидывал в уме, какую старую рубаху можно пустить на тряпки и куда можно пристроить на время землицу из ведра, приготовленную для огурцов. Добрый человек дядя Сережа, и не жаль ему пожертвовать свои собственные вещи и свое собственное время для общественного блага и светлого будущего. Коля тоже умел предвидеть будущее. И даже не одно. Несмотря на свой невеликий рост и возраст, он понимал, что дяди Сережино будущее его никоим образом не устраивает. Он не сможет взять в руки тряпку и провести по прекрасному личику Предзнаменовательницы. В будущем дяди Сережи есть место для подвигов и великих дел, но нет места ни для гномов, ни для гномьей дороги. И будет где-то сверкать Черная Луна, поглотив мир, не попавший в будущее доброго дяди Сережи. Нет, не злой мальчик был Коля. И он даже не прочь был бы вымыть подъезд от самого чердака и до крыльца. Весь пол и все стены. Но не сейчас. Потому что светлое будущее дяди Сережи Коле не подходило. Но рассказывать про Колино будущее дяде Сереже было бессмысленно. Коля даже не мог вымолвить ни слова, утонув в испуге перед могущественным соседом. И ведь заставит он Колю взять тряпку и оттирать от стены то, что никоим образом не являлось реалиями для дяди Сережи. Оттирать "морду", наблюдая как исчезает со стены последняя черточка серебра и закрывается дорога для гнома. И может быть даже для Коли. А что мог сделать Коля? Только идти по ступенькам вверх и горевать бесслезно и беззвучно, потому что и в будущем дяди Сережи, и в настоящем, и даже в прошлом уже значилось непреложными фактами история, как хулиган Коля исчеркал всю стену. А прошлое, как известно, сомнению не подлежит. Дядя Сережа заулыбался. Пожалуй, он пожертвует на общественное дело серую рубаху. Под локтями она не только продралась, но и истончилась до неремонтопригодной степени, а вот тряпка из нее получится знатная. Дядя Сережа открывал дверь, находясь мыслями в будущем. Дверь заедало и приходилось ее тянуть обеими руками. Тяжесть исчезла с Колиного плеча. И Коля вдруг понял, что будущее еще не наступило. Что гномья дорога еще проляжет сквозь тьму и остановит восход Черной Луны. Что для этого надо сделать только маленький незаметный шаг назад, а потом стремительный рывок. И Коля его сделал. Так вырываются герои из темной вражеской западни, так ускользает в глубины гиперпространства отважный звездолет от шквального огня злобных инопланетян, так стремительно штурмуют бойцы широкую реку Днепр в старых военных фильмах. Так несся Коля, перепрыгнув через все шесть ступенек пролета и вылетев из подъездного коридора навстречу свободе. Дверь открылась. Довольно ухнув, дядя Сережа водрузил руку-победительницу на плечо сорванца, но встретил пустоту. Не наступило светлое будущее для дяди Сережи. Разлетелось оно на осколочки, на мелкие несоставимые фрагменты. Потоптался дядя Сережа по темной площадке, глянул разок-другой на серебристую морду и побрел тихонько на третий этаж жаловаться Колиным родителям на неразумного сына, страну, правительство и президента. Он не спешил. Разговор предстоял долгий. И с каждой ступенькой, преодоленной дядей Сережей на пути к третьему этажу, все яснее вырисовывались параллели между появлением на стене отвратительной морды и исчезновением многомиллиардных иностранных кредитов, выданных Международным Валютным Фондом прежнему правительству. Коля подпрыгнул и позвонил. "Тихо в лесу, только не спит барсук..." - зазвонили колокольчики музыкальной шкатулки, заменявшей в Вениной квартире обычный звонок. Через полминуты дверь немного приоткрылась. Проем заслонила высоченная фигура Вениного отца. Он смотрел на Колю сверху вниз хмуро и недружелюбно. Очевидно в его варианте будущего не предполагалось не только гномьей дороги, но даже и Колиного визита. "Ну?" - выражал весь его облик. - А Веня дома? - робко спросил Коля. - Дома, - согласился Венин отец. - Заходи. Проем стал пошире и Коля скользнул в образовавшуюся щель. Венин отец внимательным взором окинул подъезд и, не найдя более ничего интересного, звучно крикнул в глубину квартиры: - Сына, к тебе. Из комнаты выбрался Веня. Тоже хмурый. Тоже недовольный. Но, увидев Колю сразу же просветлел и заулыбался. Венин отец двинулся в комнату. Подошвы тапок сочно шлепали по коричневому линолиуму. - Сегодня, - прошептал Коля. - Сегодня, - Веня сник. - Я не знаю. Меня не отпустят... - Надо сбежать, - шикнул на него Коля. - Сбежать? - удивился Веня. Такая мысль никак не укладывалась в его голове. - Надо, - жарко зашептал Коля и, опасаясь, что Веня завозражает и откажется, загрохотал по лестнице вниз. - Мне надо еще Ленке сообщить, - закричал он этажом ниже. - И остальным тоже. Веня, который только что отыскал причину, по которой он никак не мог покинуть квартиру, набрал побольше воздуха в грудь для ответного ора. Внизу пушечным выстрелом хлопнула дверь. Воздух потихоньку просочился сквозь ноздри, а причина так и осталась неизвестной ни Коле, ни остальным жителям подъезда. Веня тихонько закрыл дверь и побрел к своим самолетам, чтобы наконец-то разложить все вкладыши от жвачек в надлежащем порядке. У Лены звонок почему-то не работал. Кнопочка нажималась, а звонок вместо верещания выдавал сиплый писк. Однако, на седьмой раз дверь открылась. На пороге стояла Ленкина мама. - А, Коля, - обрадовалась она, - давай, - мотнула она головой, приглашая Колю вовнутрь, - давай, давай, не стесняйся. - Можно Лену позвать, - тихо предложил Коля. Он боялся, что скоростная Ленка моментально выдумает сто тысяч отговорок, чтобы не отдавать Коле гнома. - Можно, - кивнула Ленкина мама, ласково мигнула глазами и ухватила Колю за плечо. Рука была теплой и неопасной. Ноги Коли послушались и шагнули в коридор, а затем, расставшись с кроссовками, и в саму комнату. Лена лежала на животе, подперев руками лицо и весело болтая ногами. Перед ней валялась раскрытая книга с испанскими сказками. Легенда про великана интересовала ее больше, чем явление Коли. Она даже не посмотрела в его сторону. Коля потоптался на месте. Никакой реакции. Коля подошел к дивану и сел так, чтобы Ленкины ноги не лягнули его невзначай. Ленка вздернула голову и развернулась. - Спит, - пояснила она, подбородком указывая на комод, в одном из ящиков, которого ночевал гном в своей уютной коробочке. - Сегодня, - степенно произнес Коля. Гному предстояло ДЕЛО. И, значит, надо было вести себя ПО-НАСТОЯЩЕМУ. - Ночь путешествий и путешественников! - восхитилась Ленка и заскакала по комнате. Она не видела, что ДЕЛО уже начиналось. - Ночь Путешествий и Путешественников, - поправил Ленку Коля, придав словам нужные оттенки. - Классно! - Ленка остановилась и, предупредительно стукнув по комоду, выхватила из ящика коробку. На кухне Ленкина мама звякала ложечкой, размешивая сахар в чае, а в комнате Лена и Коля будили гнома, потряхивая коробочку из стороны в сторону. - Чего еще, - недовольно бурчал он, отчаянно растирая глаза. - Вот только заснул... И, конечно же, в этот самый момент... - Не ной, - по-взрослому прервал его Коля. - Я видел Предзнаменовательницу. - Тебе показалось, - возмутился гном и полез обратно в белые хлопья ваты. Золотая фигурка вот-вот могла окончательно затеряться в белом переплетении. - Нет, - Коля вытряхнул гнома из коробочки, а саму ее закинул на шкаф, как заправский баскетболист. - Сам будешь доставать, - пригрозил гном, проследив полет коробка. - Ну, что там у тебя с Предзнаменовательницей? - Нарисовалась, - уверенно кивнул Коля. - Три пряди. Значит, сегодня ночью в три часа. Гном поглядел на Колю странным взглядом. В нем чувствовались растерянность и страх, отрешенность и даже обреченность. И сквозила тоска. Словно все бы на свете отдал гном, только бы исчез со стены портрет Предзнаменовательницы с тремя прядями на правом глазу, а самого гнома отпустили бы обратно спать и видеть спокойные и безмятежные сны. - Я выберусь в два, - зашептала Лена так тихо, что ее голос почти полностью заглушило позвякивание ложки о стекло. Гном посмотрел на Колю по-особому. Пронзительно и печально, словно Коля не оправдал каких-то его гномьих надежд. Затем он уставился себе под ноги в просторных золотых сапожках. Коле стало неуютно. - Ладно, - махнул он рукой. - Я где-то к трем. Вдруг мои раньше не заснут. Я побег. Мне еще Пашке и Димону сообщить. Пускай нас пятеро будет. Так надежнее. Лена кивнула. Через минуту Коля уже несся по пустеющему двору, забывая непонятный гномьий взгляд, стараясь его забыть, пряча в глубину даже мысли о гноме, за которого он отвечает и которому предстоит уйти. Напряжение немедленных действий охватило Колю так сильно, что он, запыхавшись от взлета на пятый этаж, не стал тянуться к звонку, а что есть силы забарабанил в дверь. Дело это было трудное, потому что дверь обтягивал дермантин с созвездиями блестящих гвоздиков, а Колины удары тонули в спрятанной внутри вате. Дверь открыл Димкин отец. Он вопросительно качнул головой. - Здравствуйте, - поздоровался Коля, испугавшись предстояшего разноса. Ну что стоило дотянуться до звонка? Вон она, кнопочка. И совсем невысоко. И в полном порядке. Не бывало еще такого случая, чтобы в Димкиной квартире не работал звонок. - Вечер добрый, - снова кивнул Димкин отец и улыбнулся. Чуть-чуть. - А Дима дома, - Коля даже не спросил. Он и подумать не мог об отрицательном ответе. - Конечно, - согласился с ним Димкин отец и снова кивнул. Наверное, в школе его не успели отучить от этой дурной привычки. Кто чавкает, кто постоянно кивает головой, а кто отстукивает ритм модных песенок по перекладине Колькиного стула. И ничего-то с этим не поделаешь. Свои недостатки есть у каждого. Не бывает человека без недостатков, ведь не робот же он в конце концов. И даже у гномов бывают недостатки. Кто знает, может быть какой-нибудь ученый додумается до робота с недостатками. И кто знает, может этим самым ученым будет не кто иной, а Коля. Димкин отец отошел с дороги. Но непонятно было, то ли он пропускает Колю, то ли рассматривает издали, решая, а достоин ли Коля переступить порог квартиры. Тем более, что раньше здесь Коли не наблюдалось. Но не на то наступала ночь Путешествий и Путешественников, чтобы Коля топтался на пороге. И поэтому он шагнул вперед. Ненамного. Так, чтобы если что, то сразу же шагнуть назад. Димкин отец кивнул в очередной раз, видимо, удостоверившись в благонравных намерениях вихрастого паренька. И Коля радостно затопал в коридор. Дальше он не рискнул пройти. Хотя сообщать Димке о ночной встрече в присутствии отца было совершенно невозможно. Димкин отец не торопился звать сына. Он осматривал Колю, словно строгий врач из детской поликлиники. - Это не ты забрал у Димы алую ручку? - внезапно спросил он. - Нет, - замотал головой Коля. - Я даже рисовать-то не умею. - Для того, чтобы забрать ручку, не обязательно уметь рисовать, - заметил Димкин отец. Коля сжался. Он уже представил, как рука Димкиного отца цапает его за плечо и неотвратимо выводит во двор, где с тряпкой и тазиком мыльной воды ждет Колькино появление дядя Сережа. Но Димкин отец только кивнул. Оставив руку лежать на перекладине полки с привинченными крючками для одежды. Вина не успела догнать Колю. Она где-то отстала по дороге и заплутала в темных закоулках, еще надеясь отыскать свой улов, но постепенно растворяясь в подступавшей ночи. В коридоре объявился Димка. Маленький и серьезный. - Не этот? - строго спросил его отец. - Не, - сказал Димка, уставившись на Колю. Он был догадливый и сейчас ждал только наводящего вопроса или одного-единственного слова. - Три, - пояснил Коля. Димка ничего не ответил, а только кивнул. Коля так и не понял, уяснил Димка или нет, что ему предстоит в три часа объявиться в Колином подъезде. Но разъяснять под пристальным взором Димкиного отца не хотелось. Да и некогда. И Коля с облегчением выскользнул на лестничную площадку. Пашка открыл дверь сам. Коля тревожно вслушался в квартирные звуки, но ничего подозрительного не долетало. Шелестело радио на стенке. Кипел чайник. Тикали часы на холодильнике. Пашкина мать работала продавщицей и возвращалась домой поздно. - Сегодня, -сказал Коля, не решаясь переступить порог. - Ночью. - Хорошо, - Пашка качнул головой направо. - А отпустят? - заволновался Коля. - А буду спрашивать? - невозмутимо отозвался Пашка. Коля и сам не собирался отпрашиваться и промолчал. Пашка тоже не изъявлял желания раскручивать разговор. Он по натуре был немногословным. Сказал - сделал. И по новой. А Колю захватила одна совершенно невероятнейшая мыслишка. Прямо сейчас он стоял с самим Пашкой. С тем самым Пашкой, который не забвал сбрасывать его с хороших мест у окна в экскурсионном автобусе. С Пашкой, от которого он получал чуть ли не каждый день. С Пашкой, которому был обязан решать контрольные. Да, да, с Пашкой. И ни чуточки... Ну вот ни капельки его не боялся. Интересно, из каждого ли кровожадника можно сделать человека? - Ну, мне пора, - заявил он Пашке. Пашка не возражал. И Коля солидной взрослой походкой проследовал через сумрачные дворы к своему подъезду. Оставалось надеяться, что дядя Сережа не прятался с засадой в приподъездных кустах, поджидая Колю, чтобы вручить ему тряпку для скорейшей помывки стены. Но дядя Сережа пил на кухне чай и слушал по радио о событиях, происходящих на территории бывшей Югославии. Он уже почти забыл и про морду, и про Колин побег. Все это сейчас казалось мелочами. Но завтра он обязательно дождется Колиного отца и ткнет в сыновьи художества. И может проказливый пацан будет тогда отмывать стенку под двойным надзором, а дядя Сережа вдоволь обсудит, надо ли нам снабжать топливом районы Крайнего Севера. На секунду Коля остановился и вгляделся в серебристые штрихи портрета Предзнаменовательницы. Пробьет полночь и локоны начнут укорачиваться. Один за другим. А когда исчезнет последний, то гном вступит на дорогу. А может и Коля уйдет вслед за ним. Ненадолго. Не навсегда. Только на одну ночь. А ночь уже наплывала, уже распростерлась над городом холодными черными крыльями осеннего неба. Для миллиардов людей она оставалась совершенно обычной ночью, наполненной снами, делами и происшествиями. И только пятеро всматривались в нее строгими взглядами. Взглядами ожидания. Они чувствовали ее отзвуки. Они знали, какие секреты прячутся в небесных складках, изукрашенных лоскутками облаков и мерцающими искорками звезд. Глава 40, которая показывает нам трудный выбор Вени Веня осторожно-осторожно пробирался через большую комнату, где спали родители. Пол поскрипывал и каждый звук отдавался тихим ужасом у Вени внутри. Крысомуммии безвучно шмыгали из кухни в Венину спальню и обратно. Но Веня уже ни капельки их не боялся. Привык. А вот выбраться в одиночку из дома казалось совершенно немыслимым делом. Даже вечером нельзя было выйти на улицу или к Коле, предварительно не отпросясь. А тут получалось настоящее преступление. В голове, смешиваясь с безотчетным страхом, проносились картины, когда отец поутру зайдет в Венину комнату и никого там не найдет, кроме бабушки, спокойно спящей в углу. И эта страшная картина ни за что не хотела покидать Венину голову. А о том, что случится по возвращении Вени, он даже думать не хотел. Пальцы легли на собачку замка и миллиметр за миллиметром принялись отодвигать ее вправо. Замок чуть лязгнул и Веня сжался. Тишина. Только крысомуммии столпились вокруг Вени и пялились то на дверь, то на Веню, как просящаяся на улицу кошка. Теперь пальцы сжались вокруг ручки и осторожно потянули ее на себя. Крысомуммии в нетерпении затопали. Если бы на их месте были умильные комнатные собачонки, похожие на откормленных лисичек, то Веня улыбнулся. Но крысомуммии с красными индикаторами глаз и злобным оскалом улыбки не вызывали. Веня их не интересовал, им требовалось выйти. И как можно скорее. Веня не раздумывал над тем, почему бы крысомуммиям не убраться восвояси тем неведомым путем, которым они когда-то проникли в квартиру. Веня тянул на себя круглую рукоятку, украшенную выдавленным переплетением листиков какого-то небывалого растения. Дверь, поскребывая по полу нижним валиком обивки, поползла внутрь квартиры. К счастью дермантин, укутавший поролоновый валик, поистрепался и не звонко царапал по линолиуму, как после новоселья, а лишь тихо шуршал. По линолиуму косой дорожкой протянулся луч света от тусклой лампочки, бессменно дежурившей на этаже до окончания своего срока службы. Веня перевел дух и убедился, что щель достаточно широка, чтобы просочиться в подъезд. Крысомуммии со скоростью пулеметных выстрелов начали выскакивать из квартиры, не толпясь, а четко соблюдая очередь. Не прошло и минуты, а перед приоткрытой дверью стоял только Веня, пока не решившиеся на последний шаг. Правой ногой он терпеливо шарил в непроглядных просторах обувной полки, разыскивая свои кроссовки. Левой рукой он пробовал снять свою куртку завешенную маминым пальто. Правой было бы сподручнее, но она так и сжимала дверную ручку. Неудобства радовали Веню. Неудобства позволяли затягивать время и отдалять момент, после которого вернуться будет невозможно. Секунды таяли, а Веня так и оставался в коридоре, готовясь к неприятному побегу из дома. Но кроссовки вывалились из-за папиных сапогов, задетые далеко просунутой ногой, а ленточка вешалки оборвалась от непрестанного подергивания, и куртка сама собой выскользнула из вороха верхней одежды и оказалась у Вени в руках. И не оставалось больше никаких причин, по которым Веня мог задержаться еще на одну минутку. А там, кто знает, может все совершилось бы само собой, без всяческого Вениного участия. Пальцы правой руки оторвались от ручки и подхватили кроссовки. Обувался Веня уже в коридоре, где из-за всех плотно прикрытых дверей наплывала мертвая тишина. И только одна дверь раззявилась темной щелью, а Веня смотрел на нее несчастным взглядом. Он совершенно не знал, что теперь делать. Своего ключа Вене не полагалось, так как дверь почти всегда открывала бабушка, а в тех редких случаях, когда она выбиралась в магазин или поликлиннику, Веня ждал ее на скамеечке или убегал в штаб. Но сейчас-то звонить было совершенно недопустимо. Сейчас-то Вене полагалось видеть сны в своей постели. Уже то, что Веня стоял на лестничной площадке, являлось непростительным проступком, о котором не должен был знать никто. Не бывает ни гномов, ни гномьих путей, один из которых должен открыться сегодня. Не бывает принцесс из корейских ручек. Не бывает хозяев Темных Стекол. Не бывает крысомуммий, чуть ли не сотня которых только что выскочила в тусклую прохладную тишину подъезда. Не бывает на белом свете ничего такого, что послужило бы для Вени веским оправданием, когда утром он нажмет кнопку звонка, чтобы его пустили обратно. И поэтому Вене до невозможности не хотелось захлапывать дверь, отрезая себе обратный путь. Но и оставлять дверь открытой тоже казалось совершенно невозможным. А вдруг в Венино отсутствие в квартиру залезут грабители. Веня знал множество историй про грабителей, бесшумно вскрывающих двери по ночам. А тут им даже стараться не надо будет. Толкнул дверь, и уже в квартире. И Вене попадет еще больше. И за побег, и за грабителей. И Веня тихонько начал прикрывать дверь, с каждым мигом наполняясь все большим отчаянием. Вот сейчас замок чуть слышно щелкнет... И все! И никто не спасет Веню, и никто ему не поможет. Нет!!! Веня отшатнулся от двери. Он не будет ее закрывать. Может грабители не заметят, что дверь только прикрыта. Веня отошел от двери подальше, почти до лестничного пролета. Отсюда было незаметно, что дверь не захлопнута. Может и в самом деле оставить все так, как есть? Нет, это не выход. У грабителей глаза смотрят совершенно иначе, чем у обычных людей. Им только раз глянуть, и любой из них сразу догадается: вот она, открытая дверь! Веня понуро шагнул обратно. Он не может оставить дверь открытой. И он не может остаться в подъездном коридоре, когда щелкнет замок. Но тогда выходило, что он предаст Колю еще один раз. И не только Колю. И гнома предаст. И Ленку с Димкой. И даже драчливого Пашку. Но если он оставит дверь открытой, то предаст папу и маму. Прямо в руки грабителей. И бабушку предаст. Вот они спят, ни о чем не подозревая, а в комнату уже просачиваются высокие темные силуэты с длинными, пока еще не вытащенными ножами. Почему в жизни все получается без красочных подвигов? Почему получается так, что неизменно требуется кого-то предавать? Мороз продрал Веню. Он почувствовал на себе тяжелый взгляд хозяина Темных Стекол. Мощная фигура высилась за Вениной спиной, вызванная шустрыми крысомуммиями. А лестницу заполонили смутные ряды войска, состоящего сплошь из грабителей. Первые парочки уже высовывались из-за серого плаща, ехидно усмехаясь. А губы хозяина уже дрогнули, чтобы извергнуть слова выбора. Или Веня возвращается в свою квартиру и сидит там до утра. Или Веню пропускают во двор, но в щель немедленно хлынут черные грабители, чтобы уволочь в неведомые просторы все вещи, а може даже и родителей с бабушкой. И придет Веня в пустую квартиру поутру. Но можно ли жить без мамы, без папы и без бабушки? Все мы когда-нибудь уйдем, но ведь не сейчас и даже не скоро, а лишь потом, в далекие-далекие времена. Холодея от ужаса, Веня развернулся, чтобы встретить жесткий взгляд за Темными Стеклами и юркнуть спиной вперед в квартиру, а затем немедленно захлопнуть замок, оставив злобных, неправильных существ снаружи. Никого. Пустая площадка и лестница. Пыльное окно с бликами света от матового плафона, освещавшего этаж пониже. Веня остановился возле двери. А может грабители не придут? Ну может... Ну пусть не придут. Пускай сегодняшней ночью они будут шариться в другом районе. Тогда ничего не случится ни с мамой, ни с папой, ни с бабушкой. Тогда он сможет выскользнуть из ловушки и бежать к Кольке в подъезд, где все уже наверняка собрались и клянут Веню разными неприглядными выражениями. Им хорошо, у них есть ключи от квартиры. Ничего, когда Веня вырастет, то сделает себе свой собственный ключ, а может быть даже два. Но теперь-то, теперь что ему делать? Веня осторожно шагнул вперед, затем еще и еще. Нога опустилась на первую ступеньку. Веня затравленно оглянулся. Дверь выглядела совершенно закрытой. Только не для грабителей. Но теперь уже ничего не поделаешь. И Веня осторожно побрел вниз. На цыпочках. Чтобы производить как можно меньше шума. Пролет за пролетом оставались позади. Никто не реагировал на легкое цоканье носков Вениных кроссовок. За дверями притаились укутанные тишиной тайны. Они предназначались не Вене. Веня просто проходил мимо. Возможно эти тайны знали грабители. Возможно, они привлекут их сюда, как только Веня выберется из подъезда. Ну и пускай. Пускай они забираются в эти квартиры за любыми тайнами. Пускай они только не доберутся до Вениного этажа. Ненадолго. Всего на несколько часов. А потом Веня вернется и закроет за собой дверь. Веня даже посидит на полу перед дверью, вслушиваясь в тишину, чтобы предотвратить приход грабителей. Ведь каждому известно, что грабители приходят только если в квартире никого нет. Или когда все спят. А Веня не будет спать. Всю оставщуюся ночь. И много-много ночей потом, если так надо. Не будет спать до того самого момента, когда в большой комнате задребезжит будильник, и времени останется только для того, чтобы черным котом проскользнуть по полу в свою комнату и зарыться под покрывало. Веня мысленно согласился и на эту, и на многие другие жертвы, лишь бы грабителей не занесло в его отсутствие сквозь щель, неприметную для взгляда обычного человека. Вытянув обе руки вперед, Веня открыл внутреннюю дверь, отделявшую подъезд от маленькой шлюзовой камеры и рванул во двор. Дверь за его спиной оглушительно состыковалась с косяком. Веня даже присел от страха. Канонада, разлетевшаяся на десятки отголосков, прокатилась по спящему подъезду. И Веня рванул, что есть силы. Он уже представлял, как распахиваются двери и на площадки выглядывают недовольные жильцы. Он уже представлял, как проснувшаяся мама зажигает в Вениной комнате свет и немедленно будит папу. Он уже представлял, как папа одевается и следует за Веней, безошибочно определив его маршрут. Он бежал все быстрее и быстрее, стремясь оторваться от гнетущих страхов, но на полпути в него врезалась мысль, заставившая сбросить скорость и остановиться. "А что если в Колькином подъезде никого не будет?!" - пронеслось у него в голове. Глава 41, в которой повествуется о том, что же произошло в подъезде Дверь заскрипела и открылась. В темном силуэте, возникшем на пороге, угадывался Веня. Все разом вскинули голову и посмотрели на вошедшего. Даже гном, который беспокойно бродил по Лениной ноге и то волновался, то сокрушался. - Побыстрее не мог, - накинулся он на Веню. - Тут такие дела... Такие... А ты... Да может теперь ничего и не получится. Веня зло посмотрел на гнома. Может, у гнома и не было ключа от квартиры. Так ведь ему и ключ-то не нужен! - Не волнуйся, - прошептала Лена, легонько стукнув гнома по голове. - Еще есть время. - Время, время, - пробурчал гном, - а чего он опаздывает. И вообще... По голове бить нельзя. Можно на всю жизнь дураком стать. - А долгая она, гномья жизнь? - спросил Пашка, покусывая нижнюю губу. - По разному, - милостиво объяснил гном. - Мне еще лет триста-четыреста осталось. Гномьих лет. Они человеческих раз в десять длиннее. Или в сто. - Вот и не скачи, - уставился на него Пашка. - Слышь, а то нарвешься. Будешь тогда все свои тысячи оставшиеся мучаться. Или в сто раз больше. Гном ничего не сказал. Он демонстративно отвернулся от Пашки и хотел снова приняться за Веню, но тот уже втиснулся в самый угол между Колькой и стеной, скрывшись от бдительного взора гнома. А кричать в пустоту гном не любил. Он на секунду присел, но тут же вскочил и снова принялся нервно расхаживать по теплой джинсовой ткани. Наступила тишина. Лена взглянула на портрет Предзнаменовательницы. Честно говоря, она представляла ее иной. Похожей... Ну на эльфийку что-ли. Узколицую, остроухую и певучую. Портрет, сотканный из серебристых нитей, выглядел совершенно иначе. Но Лене он понравился. Особенно глаз, сверкавший бисерным светлячком. Волнистые волосы тоже были хороши. Когда Лена вырастет, у нее тоже будут такие волосы. И никто не заставит ее ходить в парикмахерскую и отстригать такую красотищу. Левый глаз сейчас закрывал только один локон. Он незаметно уменьшался. Лена никак не могла подглядеть момент, когда он становился на чуть-чуть короче. Когда Лена с гномом пробралась в подъезд, то второй локон только-только начал убывать. А теперь он исчез. Навсегда. Лена повела плечами. Было немного зябко. Рядом нахохлился Димка и размышлял о чем-то своем. Пашку, сидевшего на полу и привалившегося к маленькой дверце, тьма скрывала полностью. Если бы не постоянное его ворочанье, то было бы неизвестно там он еще или уже исчез. А сейчас было неизвестно, сидит ли там Пашка или его место заняло что-то чужое и опасное. Душа у Лены напевала чуть слышную мелодию без слов. А все-таки здорово оказаться здесь ночью. Идти по двору, где над твоей головой колышутся ветки деревьев, а в разрывы листвы мигают крохотные звездочки. Лена даже останавливалась по пути, чтобы пристальнее рассмотреть небо, на котором сверкали тысячи холодных искорок, каждая из которых вблизи могла оказаться раз в сто больше солнца. Но Лену они устраивали именно такими, переливающимися от красного до зеленого, захватывая на мгновения синий и желтый. Словно лампочки гирлянды. И только одна большая звезда приткнулась ровным бледным пятнышком. Мама говорила, что это планета. Только планеты не мерцают. Вот здорово, мама спит, а Лена гуляет по совершенно пустым улицам. Такого с ней еще не случалось никогда. А впереди еще гномья дорога, по которой Лениного гостя можно будет немного проводить. И здесь, в подъезде, вполне уютно. Сумрачный свет едва пробивался с верхних этажей. Входная дверь плотно приврылась и отгораживала теперь от сквозняка. Прокладка труб, на одной из которых сидела Лена, была мягкой и удобной. Ночь прятала свои тайны от Лены. Но одна из них - портрет Предзнаменовательницы - сияла на стене прямо перед ней. Последний свисающий на лицо локон Предзнаменовательницы растворился, выпустив на всеобщее обозрение второй глаз. Он оказался вовсе не серебристым, а фиолетовым. Тусклым, в отличие от мягкого света остальных черточек портрета. Печальным. Угнетающим. Тишина в подъезде посуровела и начала давить. Ведь звездный час наступил, а ничего не происходило. Ну просто ничегошеньки. Первым не выдержал Пашка. Он выбрался из своей тьмы, потянулся с хрустом и подошел к портрету, засмотревшись на новоявленный глаз, столь разительно отличающийся от общего стиля. - Какого... - начал он, но взглянув на Лену, смутился, скомкал фразу и начал по-новому. - Я хотел сказать, что уже почти полчетвертого, а я не сплю. - Все мы не спим, - пробурчал Веня. Коля молча ковырял носком ботинка трещину в цементном полу. Димка согнулся и сопел во тьме. Он то как раз успел уснуть. - Ну, - Пашка присел перед Ленкиными коленями и уставился на гнома. - Давай, показывай, где тут твоя дорога. Скоро народ на работу попрется. Тогда уж точняк ниче не выйдет. - А что я, - завозмущался гном. - Как что, так сразу я. Ночь-то на дворе не гномья. Вот была бы гномья ночь, я бы вам такого наворотил. А сейчас ночь Путешествий и Путешественников. А я разве путешественник? Гномы, они по натуре не путешественники. Они - работяги. Вот. - Что-то ты не похож на работягу, - скривился Пашка. - Сидишь, да стонешь. И мы из-за тебя не спим. - А я вас звал? - обиделся гном. - Звал, что ли? Сами приперлись меня провожать. Валите отсюда, вот что я вам скажу. Да. Так и скажу. Валите! Сам уйду. Никто мне не нужен. Я сказал! - Ага, - скривился Пашка еще больше, но Лена не дала ему продолжить. - Все, - девочка сцепила пальцы и выставила их перед гномом защитным редутом. - Хватит. Нам еще только разбудить весь подъезд не доставало. - Да пускай, - мотнул головой Пашка. - Хоть и разбудим. До утра все равно хрен кто высунется. Так что мы, ништяк, в безопаске. - Думать надо, - протянул Колька. - Чего-то мы еще не сделали. - У тебя башка большая, вот и думай, - Пашка уселся на место. - Ночь заканчивается. Через двадцать пять минут уже утро. - А разве утро не в пять наступает? - удивился Веня. - Дурак, - Пашка постучал по голове. - Историю учил? "Двадцать второго июня, в четыре часа утра, без объявления войны..." Веня надулся от обиды. К